Верн Жюль Габриэль. Таинственный остров (перевод Игнатия Петрова)

   — Но?.. — спросил Пенкроф.
   — Но зато я скажу тебе, что в Индии этот бамбук идёт в пищу вместо спаржи!
   — Спаржа в тридцать футов высотой? — воскликнул моряк. — И она вкусная?
   — На редкость! — заявил Герберт. — Только в пищу употребляют не тридцатифутовые деревья, а молодые побеги бамбука.
   — Отлично, мой мальчик, отлично! — одобрил Пенкроф.
   — Добавлю ещё, что сердцевина молодых побегов, политая уксусом, считается изысканным блюдом…
   — Совсем хорошо, Герберт!
   — …и что, наконец, сок бамбука представляет очень приятный на вкус напиток.
   — И это всё? — спросил моряк.
   — Всё.
   — А курить его нельзя?
   — К сожалению, нет, мой бедный Пенкроф.
   Герберту и моряку недолго пришлось искать подходящее для ночлега место. Прибрежные скалы были подточены сильным ежедневным прибоем и выветрены резкими юго-западными ветрами — в них было множество пещер, в которых можно было укрыться на ночь от непогоды. Но в ту минуту, когда разведчики собрались зайти в одну из пещер, оттуда донеслось яростное рычание.
   — Назад! — крикнул Пенкроф. — У нас ружья заряжены только мелкой дробью, а зверю, который способен так рычать, дробь причинит не больше вреда, чем крупинки соли.
   С этими словами моряк оттащил Герберта назад под прикрытие скалы — и вовремя, ибо тотчас же вслед за этим из пещеры показалось великолепное животное.
   Это был ягуар, такой же крупный, как и его азиатские родичи, то есть футов в пять длиной от лба до кончика хвоста. Его рыжая шкура была испещрена круглыми чёрными пятнами, а брюхо было грязно-белого цвета.
   Герберт сразу узнал этого свирепого хищника — соперника тигра.
   Ягуар шагнул вперёд. Судя по его взъерошенной шерсти и налитым кровью сверкающим глазам, можно было предположить, что он уже не раз сталкивался с людьми.
   В этот момент из-за скал показался Гедеон Спилет. Герберт, думая, что журналист не заметил ягуара, хотел броситься навстречу к нему, чтобы предупредить об опасности. Но тот сделал юноше знак не шевелиться и спокойно продолжал приближаться. Спилету не раз случалось охотиться на тигра. Подойдя на десять шагов к животному, он вскинул карабин к плечу и остановился. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
   Ягуар съёжился в комок и в следующую секунду сделал прыжок в сторону охотника. Но в это самое мгновение журналист спустил курок, и ягуар, получив пулю между глаз, упал мёртвым.
   Герберт и Пенкроф подбежали к нему. Наб и Сайрус Смит, находившиеся на некотором расстоянии, также кинулись на звук выстрела и замерли от удивления при виде великолепного животного, распростёртого на земле.
   — Ах, мистер Спилет! — воскликнул Герберт. — Если бы вы знали, как я восхищаюсь вами и как я вам завидую!
   — Ты и сам бы мог сделать это не хуже, — ответил журналист.
   — Я?.. С таким хладнокровием?!.
   — А ты думай при этом, что ягуар — то заяц, и ты убьёшь его, нисколько не волнуясь.
   — Вот видишь, Герберт, — подхватил Пенкроф, — то может быть проще этого!
   — А теперь, друзья мои, — сказал Гедеон Спилет, — так как ягуар освободил пещеру, мы преспокойно и с полным комфортом можем расположиться в ней на ночь.
   — А если там жили и другие ягуары? — спросил Пенкроф.
   — На всякий случай зажжём костёр у входа в пещеру, — ответил журналист. — Тогда мы будем спокойны, что ни один хищник не осмелится переступите её порога.
   — Что ж, пожалуйте в ягуарову гостиницу, — сказал моряк, и первый вошёл в пещеру, таща за собой труп ягуара.
   Заняв пещеру, колонисты первым долгом натаскали в неё запас валежника. Наб в это время снимал шкуру со зверя.
   Сайрус Смит, в свою очередь заметив бамбуковую рощу, срезал несколько стволов и положил их в заготовленную кучу дров.
   Затем все уселись на песок пещеры, усеянный костями, и, на случай неожиданного нападения зарядив пулями ружья, приступили к ужину.
   Перед отходом ко сну они зажгли у входа в пещеру костёр. В ту же секунду раздались звуки взрывов. Это горящий бамбук взрывался с шумом пушечной пальбы. Уже один этот шум должен был удержать хищников на почтительном расстоянии от пещеры.
   Честь изобретения этого шумового эффекта принадлежала не Сайрусу Смиту. Татары с древнейших времён применяли этот способ, чтобы, отпугивать опасных хищников Центральной Азии.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Предложение вернуться назад вдоль южного берега. — Очертания берега. — Поиски следов предполагаемого крушения. — Остатки воздушного шара. — Находка естественного порта. — В полночь на берегу реки Благодарности. — Плывущая по течению пирога.

   Сайрус Смит и его товарищи спали спокойно, как младенцы, в пещере, любезно предоставленной им ягуаром.
   С восходом солнца колонисты были уже на берегу, на самом краю мыса, и снова пытливо всматривались в широко раскрытый перед ними горизонт. Инженер опять удостоверился, что ни простым глазом, ни в подзорную трубу нигде нельзя обнаружить ни паруса, ни остова разбитого бурей судна.
   Таким же пустынным казалось и побережье, по крайней мере та часть его, которая была доступна обозрению. Тем не менее следовало вблизи осмотреть южный берег острова, — быть может, там в какой-нибудь извилине берега находятся люди.
   Когда произвести эту разведку? Не посвятить ли ей этот день, 2 ноября?
   Это не входило в первоначальные планы колонистов. Оставляя пирогу на привязи у истоков реки Благодарности, они предполагали вернуться за ней и спуститься к Гранитному дворцу вниз по течению. План был составлен в расчёте на то, что следы крушения скорее всего будут обнаружены именно на западном берегу острова. Но после того, как было установлено, что на этом побережье нет ничего подозрительного, необходимо было произвести разведку на южном берегу.
   Гедеон Спилет первый предложил продолжать разведку, чтобы до конца выяснить вопрос. Он спросил у Сайруса Смита, на каком расстоянии от мыса Рептилии находится мыс Когтя.
   — Примерно в тридцати милях, если следовать за всеми изгибами берега, — ответил инженер.
   — Тридцать миль! — воскликнул Гедеон Спилет. — Это целый день ходьбы! И всё-таки мне кажется, что нам следует вернуться в Гранитный дворец вдоль южного берега.
   — Но ведь от мыса Когтя до Гранитного дворца ещё добрых десять миль, — возразил Герберт.
   — Ладно, будем считать сорок миль, — согласился журналист. — И всё-таки необходимо пойти именно этим путём! Мы устанем, но зато узнаем это побережье; кроме того, не будет нужды снова предпринимать такое дальнее путешествие!
   — Это верно. Но как быть с пирогой? — спросил Пенкроф.
   — Пирога простояла сутки без охраны у истоков реки Благодарности, — ответил Гедеон Спилет, — простоит и ещё двое суток. У нас ещё не было основания жаловаться на то, что остров кишит ворами.
   — А всё-таки, — возразил моряк, — когда я вспоминаю случай с черепахой, я начинаю сомневаться.
   — Черепаха, черепаха… Разве вам не известно, что её перевернул прилив?
   — Кто знает?.. — прошептал инженер.
   — Но… — начал Наб.
   Набу что-то хотелось сказать. Он открыл рот, чтобы говорить, но молчал.
   — Что ты хотел сказать, Наб? — спросил его инженер.
   — Если мы будем возвращаться южным берегом, то за мысом Когтя нам преградит путь…
   — Река Благодарности, — подхватил Герберт, — и у нас не будет ни моста, ни лодки, чтобы перебраться на другой берег.
   — Это пустяки, — возразил моряк. — Срубим несколько деревьев и переправимся через реку.
   — А всё-таки, — сказал Гедеон Спилет, — если мы захотим поддерживать связь с лесами Дальнего Запада, нам придётся перекинуть мост через реку.
   — Мост? — воскликнул Пенкроф. — Но ведь мистер Смит — инженер. Он нам построит мост, если мы его попросим об этом… Что же касается сегодняшней переправы через реку, за неё я беру ответственность на себя и ручаюсь, что ни одна нитка на вас не промокнет. У нас есть ещё запас провизии на целый день. Итак, предлагаю отправляться в путь!
   Предложение журналиста, так энергично поддержанное моряком, было единогласно принято — каждому хотелось поскорее покончить с сомнениями насчёт крушения. Но нужно было выступать в путь немедленно, потому что переход в сорок миль был трудным и нечего было мечтать добраться до Гранитного дворца до наступления ночи.
   В шесть часов утра маленький отряд уже шёл вдоль южного берега. В предвидении неприятных встреч с двуногими и четвероногими животными ружья были заряжены пулями, и Топу, открывавшему шествие, было приказано «искать» на опушке леса.
   От оконечности мыса, образующей завиток хвоста Змеиного полуострова, на протяжении почти пяти миль путь шёл по окружности. Этот участок был быстро пройден колонистами, причём, несмотря на самые тщательные поиски, не удалось обнаружить никаких признаков крушения: ни следов лагеря, ни пепла костра, ни отпечатка человеческой ноги.
   В том месте, где изгиб берега образовал бухту Вашингтона, перед колонистами открывался вид на всю южную часть острова. Мыс Когтя виднелся в двадцати пяти милях к югу, полускрытый утренним туманом, и вследствие какого-то странного миража казался как бы висящим в воздухе между небом и океаном. От того места, где находились колонисты, и до центра огромной бухты берег состоял из широкого пляжа с плотно слежавшейся и гладкой песчаной поверхностью. Дальше побережье было сильно изрезано: выступавшие в море острые и низкие косы сменялись угрюмыми чёрными скалами. Этот хаос заканчивался только у самого мыса Когтя.
   Таковы были очертания берега. Колонисты, остановившиеся на несколько минут для отдыха, с любопытством разглядывали эту неизвестную им часть острова.
   — Судно, выброшенное на такой берег, — сказал Пенкроф, — неминуемо погибло бы. Это очень опасное место: песчаные мели у берегов и рифы поодаль…
   — Но всё-таки от крушения остались бы хоть какие-нибудь следы, — заметил журналист.
   — Куски обшивки могли бы застрять на скалах, но не на отмелях, — ответил моряк.
   — Почему так?
   — Да потому, что эти мели много опасней скал. Они засасывают всё, что на них попадает. Достаточно несколько дней, чтобы они без следа поглотили целиком корпус многотонного корабля.
   — Значит, Пенкроф, по вашему мнению, не было бы ничего удивительного в том, что эти пески не сохранили никаких следов потерпевшего крушение корабля?
   — Ничего удивительного. Однако и в этом случае ветер должен был бы занести далеко на берег, за пределы досягаемости волн, лёгкие части такелажа. Они-то и явились бы следами крушения.
   — Что ж, давайте продолжать поиски, — сказал инженер.
   В час пополудни колонисты находились уже в центре бухты Вашингтона. С утра они прошли около двадцати миль. Здесь был сделан привал на завтрак.
   От этого места берег извивался, пересекаясь выемками и нагромождениями скал, сползавших в воду. В данную минуту эти скалы были покрыты высокой водой прилива, но при отливе они обнажались. Океанские волны, разбиваясь об их выступающие из воды верхушки, набегали на берег пенистыми гребнями. До мыса Когтя береговая линия шла узенькой полоской, сжатой между скалами и опушкой леса.
   Дорога становилась труднопроходимой из-за многочисленных обвалов, преграждавших её.
   После получасового отдыха маленький отряд снова тронулся в путь, исследуя каждую выемку берега и каждый прибрежный риф всякий раз, когда они чем-нибудь привлекали внимание. Но колонисты неизменно разочаровывались, убеждаясь в том, что предполагаемый обломок корабля был простым камнем или водорослями. Попутно они установили, что этот берег изобилует съедобными ракушками. Впрочем, эти пищевые резервы могли быть использованы только после того, как будет построен мост через реку Благодарности.
   Таким образом, и здесь ожидания колонистов не оправдались: южный берег так же, как и западный, не хранил никаких следов крушения.
   Около трёх часов пополудни Сайрус Смит и его спутники подошли к маленькой закрытой бухте, представлявшей собой естественный порт, совершенно не видимый со стороны моря.
   Узкий пролив, соединявший бухту с открытым морем, извивался среди скал.
   В глубине бухты землетрясение пробило брешь в скалах, и сквозь эту брешь шёл отлогий подъём на плоскогорье. Бухта эта, отстоящая милях в десяти от мыса Когтя, по прямой находилась не больше чем в четырёх милях расстояния от плоскогорья Дальнего вида.
   Гедеон Спилет предложил сделать здесь привал. Предложение журналиста было встречено всеобщим одобрением, так как все проголодались от ходьбы и, несмотря на то что час обеда ещё не наступил, с удовольствием бы перекусили. Решено было вместо обеда съесть остатки провизии и затем уже до самого Гранитного дворца не делать привалов.
   Спустя несколько минут, усевшись в тени деревьев, колонисты с жадностью набросились на кушанья, вытащенные Набом из походной сумки.
   Площадка возвышалась на пятьдесят-шестьдесят футов над уровнем моря, так что с неё открывался вид даже на далёкую бухту Союза. Но ни островок Спасения, ни Гранитный дворец, скрытые завесою густых деревьев, не были видны. Не приходится и говорить, что первым долгом колонисты осмотрели весь горизонт в подзорную трубу. Но горизонт был совершенно чист. Точно так же не оказалось никаких следов крушения и на оставшемся ещё не исследованным участке берега от этой площадки до мыса Когтя.
   — Видимо, мы ничего и не найдём, — сказал Гедеон Спилет. — Надо с этим примириться. Утешением нам будет служить сознание, что никто не станет оспаривать у нас право на владение островом Линкольна.
   — Ну, а дробинка? — спросил Герберт. — Ведь она не приснилась нам всем, надеюсь!
   — Нет, чёрт побери! — воскликнул Пенкроф, вспоминая о сломанном зубе.
   — Какое же заключение прикажете сделать? — настаивал журналист.
   — Вот какое, — остановил спор инженер, — три месяца тому назад, охотой или неволей, но к острову причалил корабль…
   — Как, Сайрус, неужели вы допускаете, что корабль засосало песком и при этом не осталось ни малейшего следа? — вскричал журналист.
   — Нет, дорогой Спилет, я этого не думаю. Но если не внушает сомнения положение, что какой-то человек был на острове три месяца тому назад, то не менее бесспорно и то, что в данное время его на острове больше нет.
   — Следовательно, — вмешался Герберт, — если я правильно понял вас, вы полагаете, что корабль отплыл?
   — Конечно.
   — И мы потеряли случай вернуться на родину? — спросил Наб.
   — Да, боюсь, что безвозвратно.
   — Ну-с, если это безвозвратно, так идём в Гранитный дворец, — предложил Пенкроф, уже заскучавший по дому.
   Но не успел он подняться с земли, как послышался лай Топа, и собака выбежала из леса, держа в пасти лоскут запачканной грязью ткани.
   Наб вырвал у собаки этот лоскут.
   Топ продолжал лаять и, то бросаясь в лес, то возвращаясь обратно, как бы просил своих хозяев следовать за ним.
   — О, кажется, Топ нашёл разгадку истории с моей дробинкой! — воскликнул Пенкроф.
   — Там потерпевший крушение! — воскликнул Герберт.
   — Может быть, он ранен, — добавил Наб.
   — Или умер, — ответил журналист.
   Колонисты бросились вслед за собакой в лес. На всякий случай взвели курки своих ружей.
   Им пришлось зайти довольно далеко в чащу, но, к своему искреннему огорчению, они нигде не нашли отпечатков ног. Кусты и лианы были невредимы, и, чтобы следовать за Топом, нужно было прокладывать себе путь топором. Трудно было допустить, что здесь когда-либо проходил человек.
   Однако Топ бежал вперёд уверенно и смело, не сбиваясь с пути. Видно было, что он хорошо знал, куда и зачем ведёт за собой людей.
   Пробежав минут семь-восемь, Топ внезапно остановился. Колонисты вышли вслед за ним на полянку, окаймлённую высокими деревьями. Но сколько они ни смотрели, ни в траве, ни под деревьями ничего необычного не было.
   — Что это с Топом? — спросил Сайрус Смит.
   Собака громко лаяла, прыгая у подножия гигантской сосны.
   Вдруг Пенкроф расхохотался.
   — Вот так штука! — воскликнул он. — Это я понимаю!
   — Что, что?.. — спросил инженер.
   — Мы искали следы крушения на море и на суше…
   — Ну и что же?
   — А они в воздухе!
   И моряк указал своим товарищам на огромный кусок белой ткани, висевший на верхушке сосны.
   — Но это же не корабль! — воскликнул, не подумав, журналист.
   — Прошу извинения, — насмешливо возразил моряк.
   — Как? Это…
   — Это бренные останки нашего воздушного корабля!
   Пенкроф не ошибался. Действительно, на сосне висела оболочка воздушного шара.
   Испустив громкое «ура», моряк добавил:
   — Сколько чудесной ткани! Подумайте, какое множество тут рубашек и носовых платков! Скажите, мистер Спилет, где ещё на свете вы найдёте остров, на котором рубашки растут на деревьях?
   Для колонистов было счастьем, что аэростат, взвившись в последний раз в воздух, упал обратно на остров. Они могли сохранить оболочку в её теперешнем виде, чтобы попытаться покинуть остров воздушным путём, либо использовать эти сотни квадратных футов превосходной ткани для разных хозяйственных нужд, предварительно отмыв оболочку от лака, которым она была покрыта. Вполне понятно, что восторг Пенкрофа разделили и все остальные колонисты.
   Оболочку нужно было снять с дерева, за которое она зацепилась, чтобы спрятать её в более надёжное место. Это была нелёгкая работа. Наб, Герберт и Пенкроф, взобравшиеся на сосну, должны были проявить чудеса ловкости, чтобы высвободить огромный аэростат.
   Работа отняла свыше двух часов, и в результате её колонисты получили не только самую оболочку с вентилем, пружинами и медной отделкой, но также и сетку, то есть большое количество верёвок и канатов, кольцо и якорь.
   Оболочка оказалась в очень хорошем состоянии и повреждена была только в одном месте.
   Это было богатство, в буквальном смысле слова свалившееся с неба.
   — Правда, мистер Смит, — сказал моряк, — если мы когда-нибудь и решимся покинуть остров, то мы сделаем это не на шаре? С этими махинами никогда ничего нельзя знать заранее: эти воздушные корабли идут не туда, куда хочешь. Мы-то это хорошо знаем! Поверьте мне, куда лучше построить хорошее судёнышко, этак тонн на двадцать, и бы разрешите мне вырезать из этой оболочки бизань и фок. Остаток же мы употребим на одежду.
   — Посмотрим, Пенкроф, посмотрим, — ответил инженер.
   — А пока что надо найти, куда бы спрятать всё это добро, — сказал Наб.
   Действительно, нечего было и думать тащить в Гранитный дворец такой тяжёлый груз ткани и канатов. В ожидании же, пока колонисты смогут привезти тележку для перевозки его, следовало как-нибудь обезопасить это сокровище от капризов первого же урагана.
   Ценой больших усилий колонистам удалось оттащить находку к берегу и спрятать её в пещеру, куда не могли проникнуть ни ветер, ни дождь, ни волны.
   — Нам нужен был шкаф, — сказал Пенкроф, — и шкаф нашёлся. Но так как он не запирается на ключ, следует скрыть входное отверстие в пещеру — не от двуногих, а от четвероногих воров.
   К шести часам пополудни всё было приведено в порядок, и можно было продолжать путь. Маленькой бухте было дано название «порт Шара». По дороге к мысу Когтя Пенкроф разговаривал с инженером о различных работах, которые предстояло осуществить в ближайшее время. Прежде всего надо было перебросить мост через реку Благодарности, чтобы облегчить сообщение с южным берегом острова. После этого можно было бы погрузить оболочку шара на тележку, так как пирога не выдержала бы такой тяжести. Далее нужно было построить палубное судно, которое Пенкроф оснастит как шлюп и на котором можно будет предпринять путешествие вокруг острова, — и так далее, и так далее…
   Ночь уже наступила, когда колонисты подошли к мысу Находки, к тому месту, где они нашли выброшенный на песок ящик. Этот участок уже был исследован ими и не хранил никаких следов крушения. Следовательно, не оставалось ничего другого, как согласиться с заключением Сайруса Смита о том, что корабль уже покинул остров.
   От мыса Находки до Гранитного дворца было не больше четырёх миль. Колонисты быстро прошли это расстояние и около полуночи подошли к первому изгибу реки Благодарности.
   Ширина реки в этом месте составляла около восьмидесяти футов, и пересечь её вплавь было бы нелегко. Но, как известно, Пенкроф взял на себя обязательство переправить колонистов на другой берег.
   Все были утомлены до последнего предела длинным переходом и вознёй с воздушным шаром. Всем не терпелось поскорее добраться до Гранитного дворца, чтобы поужинать и лечь спать. Если бы мост через реку был уже построен, через четверть часа путники были бы уже дома.
   Но моста ещё не было. А ночь была непроглядно чёрной.
   Пенкроф готовился выполнить данное им остальным колонистам обещание. Для этого он решил срубить два дерева, из которых намеревался соорудить некое подобие плота.
   Сайрус Смит и Гедеон Спилет в ожидании, пока их помощь понадобится моряку, уселись на берегу реки. Герберт, чтобы не заснуть, прогуливался по берегу.
   Вдруг юноша подбежал к инженеру и, указывая на реку, воскликнул:
   — Глядите, что это там плывёт по течению?
   Пенкроф прервал свою работу и, всмотревшись в движущийся тёмный предмет на поверхности воды, сказал:
   — Это лодка!
   Присмотревшись, все действительно, к своему величайшему удивлению, увидели какую-то лодку, плывшую по течению.
   — Эй, на лодке! — крикнул моряк по профессиональной привычке, не подумав о том, что, может быть, лучше было бы не выдавать своего присутствия.
   Ответа не было. Лодка продолжала плыть по течению. Она была уже всего в десятке шагов от колонистов, когда моряк воскликнул:
   — Да это ж наша пирога! Она сорвалась с привязи и плывёт по течению, надо прямо сказать — как нельзя более своевременно!
   — Наша пирога?.. — прошептал инженер.
   Пенкроф был прав. Это действительно была пирога колонистов, сорвавшаяся с привязи. Тихонько покачиваясь, она спускалась вниз по течению реки Благодарности. Нужно было тотчас же перехватить её, иначе она могла уплыть в море. Наб и Пенкроф стали ловить лодку длинными ветвями, наспех срубленными с деревьев.
   Вскоре моряку удалось зацепить пирогу и подтащить её к берегу. Инженер первым вскочил в неё, схватил причальный канат и, осмотрев его, убедился, что он разорвался от трения о скалу.
   — Знаете, — тихо сказал он журналисту, — это стечение обстоятельств иначе как…
   — Странным, — подхватил тот, — не назовёшь!
   Но странное или нет — стечение обстоятельств было счастливым для колонистов. Герберт, Пенкроф, Наб и журналист в свою очередь сели в пирогу. Трое первых не сомневались в том, что причальный канат перетёрся сам. Но и они не могли не удивляться тому, что пирога подплыла к берегу как раз в то время, когда колонисты находились там. Приплыви она четвертью часа раньше — никто её не перехватил бы, и она безвозвратно пропала бы в море.
   Сделав несколько взмахов вёслами, колонисты переплыли реку и причалили к берегу у самого подножия Гранитного дворца. Вытащив лодку на песок, они пошли к лестнице.
   Но вдруг Топ яростно залаял, а Наб, ощупью искавший в темноте первые ступеньки верёвочной лестницы, вскрикнул. Лестницы не было.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Пенкроф кричит. — Ночь, проведённая в Камине. — Стрела Герберта. — Предложение Сайруса Смита. — Неожиданный выход. — Что произошло в Гранитном дворце. — Как колонисты нашли слугу.

   Сайрус Смит молча остановился. Его спутники обшарили всю стену, предполагая, что ветер отнёс в сторону лестницу, каким-нибудь образом оторвавшуюся от привязи. Но лестница не находилась. Проверить же, не забросил ли её сильный порыв ветра на верхнюю площадку, в этой кромешной тьме было невозможно.
   — Если это шутка, — сурово сказал Пенкроф, — то она неудачна и несвоевременна. Возвратиться домой и не найти лестницы, чтобы подняться в свои комнаты!.. Такая шутка не может понравиться уставшим людям.
   Наб заахал и застонал.
   — Ведь ветра-то не было! — заметил Герберт.
   — Мне начинает казаться, что на острове Линкольна происходят странные вещи! — воскликнул Пенкроф.
   — Что же тут странного, Пенкроф? — возразил журналист. — Нет ничего проще. Кто-то забрался в дом во время нашего отсутствия, удобно расположился в нём и втянул лестницу.
   — Но кто же это? — возмущённо спросил моряк.
   — Тот самый охотник, который ранил дробинкой пекари, — ответил Гедеон Спилет. — Он логически должен существовать, иначе это последнее приключение было бы совершенно необъяснимым.
   — Если там кто-то прячется, — с раздражением сказал Пенкроф, — я окликну его. Надеюсь, что он ответит мне.
   И громовым голосом моряк рявкнул такое «эй», что задрожали скалы. Колонисты насторожились. Им послышалась какая-то заглушённая возня в Гранитном дворце. Но никто не ответил на оклик Пенкрофа.
   Тот снова закричал:
   — Эй, кто там?
   Снова никакого ответа.
   В этом происшествии было что-то такое, что удивило бы даже самых флегматичных людей. Колонисты же были людьми, кровно заинтересованными в происходящем. В их положении каждое самое незначительное событие могло привести к серьёзным последствиям, и уж, конечно, за все семь месяцев их пребывания на острове с ними не случалось ничего такого, что могло бы сравниться с этим происшествием.