Страница:
Гедеон Спилет, прислонившись к мачте, зарисовывал в записную книжку развёртывавшуюся перед его глазами панораму.
Сайрус Смит молча смотрел на берег.
— Итак, мистер Смит, — обратился к нему Пенкроф, — что вы можете сказать о нашем «Благополучном»?
— Как будто неплохое судёнышко, Пенкроф, — ответил инженер.
— Так. А как вы полагаете, может ли оно предпринять небольшое путешествие?
— Какое путешествие?
— Ну, хотя бы на остров Табор.
— Друг мой, я считаю, что в случае действительной нужды можно было бы, не задумываясь, довериться «Благополучному», даже если предстояло бы совершить более длинный переход. Но, несмотря на это, я буду очень огорчён, если узнаю, что вы решили предпринять поездку к острову Табор, в которой нет никакой нужды.
— Надо же нам познакомиться со своими соседями, — возразил Пенкроф, упорствовавший в своём желании. — Остров Табор — наш сосед, да ещё вдобавок единственный, вежливость требует, чтобы мы хоть однажды навестили его!
— Чёрт побери, — рассмеялся Гедеон Спилет, — Пенкроф становится блюстителем приличий!
— Ничего подобного, — возразил моряк.
Ему не хотелось огорчать Сайруса Смита, но ещё меньше хотелось отказываться от этой поездки.
— Подумайте, Пенкроф, — настаивал инженер. — Ведь вы не можете один отправиться в плаванье.
— Мне достаточно будет одного спутника.
— Допускаю, — согласился инженер. — Значит, вы рискуете лишить колонию острова Линкольна двух из пяти её членов.
— Из шести, — возразил моряк. — Вы забываете Юпа!
— Из семи, — поправил его Наб. — Топ стоит человека.
— Да и риска-то никакого нет, мистер Смит!
— Возможно, — сказал инженер. — Но всё-таки подвергаться опасности без всякой нужды — нелепо.
Упрямый моряк ничего не ответил и прекратил разговор, решив про себя возобновить его при первом удобном случае. Он не знал ещё, что непредвиденное обстоятельство придёт к нему на помощь и превратит в человеколюбивое дело то, что до сих пор было только ничем не оправданным капризом.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Они подошли уже к самому берегу, как вдруг Герберт, стоявший на носу, крикнул:
— Держи к ветру, Пенкроф, держи к ветру!
— Что там такое? — спросил моряк. — Риф?
— Нет… погоди… Я что-то плохо вижу… Держи ещё круче к ветру! Так держать!..
С этими словами Герберт быстро перегнулся через борт, погрузил руку в воду и, выпрямившись, сказал:
— Бутылка!
Сайрус Смит взял бутылку из его рук, выбил из неё пробку и вытащил листок бумаги, на котором было написано:
— Нет, Пенкроф, — ответил инженер. — Вы поедете туда!
— Завтра же?
— Хоть завтра!
Инженер не выпускал из рук клочка бумаги, вынутого из бутылки. Ещё раз рассмотрев его, он сказал:
— Этот документ, друзья мои, самый текст его говорит прежде всего о том, что потерпевший крушение — человек, сведущий в мореплавании: он совершенно точно указывает координаты острова Табор. Во-вторых, ясно, что он англичанин или американец, ибо записка написана по-английски.
— Это логично, — заметил Гедеон Спилет. — Теперь мы получаем ключ к разгадке тайны ящика, выброшенного на берег. Очевидно, терпевший бедствие у острова Линкольна корабль дотащился до острова Табор и там погиб. Что касается спасшегося при крушении человека, то он должен благодарить судьбу, что Пенкрофу пришла в голову мысль именно сегодня устроить пробную поездку на шлюпе. Выйди мы на день позже — и бутылка могла бы разбиться о скалы!
— Действительно, — воскликнул Герберт, — какое счастливое совпадение, что бутылку прибило к берегу острова Линкольна именно сегодня!
— А вам это совпадение не кажется странным, Пенкроф? — спросил Сайрус Смит.
— Не странным, а удачным, — ответил моряк. — Впрочем, разве вы со мной не согласны, мистер Смит? Должна же была попасть куда-нибудь эта бутылка! Почему бы ей не приплыть сюда?
— Быть может, вы правы, Пенкроф, — задумчиво начал инженер, — но…
— Но, — перебил его Герберт, — ведь ничто не указывает, что эта бутылка пробыла долго в воде. Не правда ли?
— Правда, — отозвался Гедеон Спилет. — Больше того, мне кажется, что записка совсем недавно написана. Как ваше мнение, Сайрус?
— На этот вопрос трудно ответить. Впрочем, мы это скоро узнаем…
Пенкроф не оставался бездеятельным во время этого разговора. Он повернул на другой галс, и «Благополучный» под всеми парусами понёсся к мысу Когтя. Дорогой все колонисты думали о потерпевшем крушение. Не опоздает ли их помощь?
Обогнув мыс Когтя, «Благополучный» около четырёх часов стал на якорь у устья реки Благодарности.
В тот же вечер был составлен план новой экспедиции. Решено было, что в ней, кроме Пенкрофа, примет участие только Герберт, уже знакомый с управлением парусным судном. Выехав назавтра, 11 октября, они могли достигнуть острова Табор 13 октября, так как при попутном ветре шлюп должен был пройти сто пятьдесят миль самое большее в сорок восемь часов. Один день они должны были провести на острове. Положив два-три дня на обратный путь, возвращения «Благополучного» можно было ждать 17—18 октября.
Погода была хорошая, барометр медленно, но неуклонно подымался, ветер дул всё время в одном направлении, — казалось, всё складывалось благополучно для смелых людей, спешивших на помощь несчастному, потерпевшему крушение.
Гедеон Спилет, не забывший ещё своего звания газетного корреспондента, запротестовал против решения оставить его на острове. Он заявил, что скорее пустится вплавь к острову Табор, чем пропустит такое интересное событие. Поэтому и его включили в состав экспедиции.
В тот же вечер колонисты перенесли на борт «Благополучного» постели, оружие, порох и пули, восьмидневный запас провизии и, наконец, компас. Назавтра в пять часов утра друзья попрощались, и Пенкроф, подняв паруса, взял курс прямо на остров Табор.
«Благополучный» отплыл уже на четверть мили от берега, когда команда его заметила на плоскогорье Дальнего вида две человеческие фигуры, машущие руками. То были Сайрус Смит и Наб.
Пенкроф, журналист и Герберт послали прощальный привет своим друзьям.
Всё утро «Благополучный» не терял из виду острова Линкольна. С этого расстояния остров казался зелёной корзинкой с торчащей из неё белой верхушкой горы Франклина. Около трёх часов пополудни остров исчез за горизонтом.
«Благополучный» вёл себя превосходно. Он легко брал волну и развивал достаточную скорость.
Подняв все паруса, Пенкроф вёл судно по компасу прямо к острову.
Через определённые промежутки времени Герберт сменял моряка у руля. Юноша так уверенно вёл судно, что Пенкроф даже при желании не мог бы ни к чему придраться.
Гедеон Спилет развлекал разговорами своих спутников и помогал ставить или убирать паруса. Капитан Пенкроф не мог нахвалиться своим экипажем; он обещал выдать им в награду «по чарке водки».
Перед заходом солнца на небе ненадолго показался серп луны. Ночь наступила тёмная, но звёздная, обещающая хорошую погоду.
Пенкроф из осторожности убавил парусность: внезапно мог налететь шквал, и встретить его под всеми парусами было бы опасно. Эта осторожность казалась излишней в такую спокойную ночь, но Пенкроф был предусмотрительным капитаном, и нельзя было не одобрить его распоряжения.
Журналист спокойно проспал всю ночь. Пенкроф же и Герберт сменялись у руля каждые два часа. Моряк полагался на юношу как на самого себя, и Герберт действительно заслуживал этого доверия.
Ночь прошла спокойно, так же как и следующий день, 12 октября.
«Благополучный» ни на линию не отклонился от курса, и если его не снесло в сторону течением, то он должен был находиться уже невдалеке от острова Табор.
Океан был совершенно пустынен. Редко-редко над ним пролетала какая-то большая птица, альбатрос или фрегат. По-видимому, это были единственные живые существа, посещавшие часть Тихого океана между островом Табор и островом Линкольна.
— А ведь сейчас самый разгар китобойной кампании, — заметил Герберт. — Мне кажется, трудно представить себе более пустынное море.
— Оно не так пустынно, как это тебе кажется, — возразил Пенкроф.
— Что ты хочешь сказать?
— А нас-то ты за людей не считаешь? — рассмеялся моряк. — Что ж, по-твоему, мы дельфины, что ли?
К вечеру, по расчёту моряка, «Благополучный» прошёл около ста двадцати миль, делая в среднем по три с половиной мили в час. Ветер был слабый и, видимо, собирался совсем упасть. Однако капитан Пенкроф надеялся, что на следующее утро остров Табор появится на горизонте, если только шлюп не снесло с курса.
Команда судна не сомкнула глаз в эту ночь с 12 на 13 октября. Глубокое волнение овладело колонистами. Сколько неожиданностей ждало их! Были ли они действительно вблизи острова Табор? Жив ли ещё потерпевший крушение? Кто он? Согласится ли он переменить одно место заключения на другое? Все эти вопросы, ответ на которые можно было получить только завтра, не давали им покоя.
При первых проблесках зари они стали пристально вглядываться в горизонт на западе.
— Земля! — вскричал вдруг Пенкроф около шести часов утра.
Едва видимый на горизонте берег острова Табор находился милях в пятнадцати. Пенкроф направил шлюп прямо к земле. Восходящее солнце осветило теперь несколько горных вершин на острове.
— По-видимому, этот островок значительно меньше нашего острова Линкольна, — заметил Герберт.
В одиннадцать часов утра «Благополучный» находился всего в двух милях от острова. Пенкроф в поисках подходящего для причала места убрал почти все паруса и вёл шлюп вперёд с большой осторожностью.
Теперь перед ними предстал весь островок. Он был покрыт такой же растительностью, как и остров Линкольна. Но, как это ни странно, ни один дымок не указывал на пребывание на нём человека, ни одного сигнала не было на побережье. А между тем записка не оставляла никаких сомнений в том, что на острове нашёл приют потерпевший крушение. Он, несомненно, должен был видеть их приближение.
Не могло быть также сомнений в том, что это был именно остров Табор — других островов в этой части Тихого океана не было.
Между тем «Благополучный», направляемый умелой рукой Пенкрофа, вошёл в извилистый и узкий проход между рифами.
Около полудня киль его зашуршал о песчаное дно.
Всё время, пока длилось причаливание, Гедеон Спилет, не отнимая подзорной трубы от глаз, осматривал берег.
Судёнышко было поставлено на якорь, чтобы отлив не унёс его в море, и Пенкроф с двумя товарищами, зарядив на всякий случай ружья, вышли на берег и направились к видневшемуся поблизости невысокому холму, чтобы с его вершины осмотреть местность.
Исследователи шли по лужайке, тянувшейся до самого подножия холма. Стайки голубей и морских ласточек вырывались у них из-под ног. Из лесу, опушка которого близко подходила к берегу моря, доносился шорох кустарников и шум от бега каких-то пугливых зверьков. Но ничто не указывало на присутствие человека.
Пенкроф, Герберт и Гедеон Спилет взобрались на холм и стали осматривать островок. Береговая линия его с редкими бухтами и мысами тянулась примерно на шесть миль и представляла удлинённый овал.
Море кругом, сколько видел глаз, было пустынно. Ни земли, ни паруса…
В отличие от острова Линкольна, бесплодного и дикого в одной своей части, но богатого и плодоносного во всех остальных частях, этот островок одинаково густо весь порос зеленью. Наискосок, пересекая овал островка, по неширокому лугу катил свои воды быстрый ручеёк, впадавший в океан.
— Да, остров невелик, — сказал Герберт.
— Нам бы на нём было тесно, — добавил Пенкроф.
— Вдобавок, кажется, он необитаем… — сказал журналист.
— Действительно, — подтвердил Герберт, — не видно никаких признаков человека.
— Давайте отправимся на поиски! — предложил Пенкроф.
Моряк и его товарищи вернулись на берег к месту стоянки «Благополучного». Они решили сначала обойти пешком всё побережье островка, прежде чем рискнуть забраться в глубь его.
Идти берегом было легко, только местами дорогу преграждали скалы, но их нетрудно было обойти.
Колонисты направились сначала к югу, спугивая по пути многочисленные стаи водяных птиц и стада тюленей, бросавшихся в воду, как только они приближались.
— Эти животные не в первый раз видят человека, — заметил журналист. — Они боятся людей, следовательно, знакомы с ними.
Через час разведчики дошли до крайней южной точки овала, оканчивавшегося острым мысом, и повернули к северу. Западный берег острова, которым они сейчас шли, ничем не отличался от восточного: это была такая же широкая песчаная полоса, окаймлённая лесом.
На всём побережье острова — они обошли его за четыре часа кругом — не было никаких следов человека.
Остров Табор, по-видимому, был необитаем. Ведь записка в бутылке могла быть написана много месяцев и даже лет тому назад, и потерпевший крушение мог либо возвратиться на родину, либо умереть от лишений.
Строя всевозможные предположения, Гедеон Спилет, Пенкроф и Герберт на скорую руку пообедали на «Благополучном», чтобы до наступления ночи успеть исследовать остров. Около пяти часов вечера они углубились под зелёные своды леса.
Они встретили в лесу разбегавшихся при их приближении животных, главным образом коз и свиней, несомненно европейского происхождения. Очевидно, какое-то китобойное судно завезло сюда несколько пар этих животных, и они быстро размножились тут, Герберт решил на обратном пути захватить с собой по паре коз и свиней для разведения.
Таким образом, не было сомнений в том, что когда-то люди посещали этот остров. Это стало ещё более очевидным, когда путники наткнулись на просеки, прорубленные в лесу, на деревья, явно срубленные топором. Но эти деревья, уже полусгнившие, могли быть срублены много лет назад. Зарубки поросли мхом, и густая трава выросла на проложенных когда-то в лесу тропинках.
— Ясно, — сказал журналист, — что люди не только высаживались на этот остров, но и жили на нём некоторое время. Остаётся узнать, кто здесь был. Сколько человек высадилось? Сколько осталось в живых?
— В записке говорится только об одном потерпевшем крушение, — заметил Герберт.
— Если он всё ещё находится на острове, — сказал Пенкроф, — не может быть, чтобы мы его не нашли.
Исследователи шли по тропинке, пересекающей остров по диагонали. Тропинка неожиданно вывела к ручью, впадавшему в океан.
Не только следы топора и домашние животные выдавали пребывание человека на острове, — то же говорили и некоторые растения: Герберт очень обрадовался, увидев ростки картофеля, моркови, капусты, репы, цикория. Все эти овощи одичали — видно было, что их посадили довольно давно.
Конечно, юный натуралист решил собрать семена, чтобы развести эти овощи на острове Линкольна.
— Вот это хорошо, — сказал моряк. — То-то Наб будет рад!.. Если мы даже не найдём потерпевшего крушение, мы всё-таки не без пользы съездили сюда.
— Правильно, — согласился Гедеон Спилет. — Однако, судя по виду этих растений, можно опасаться, что остров уже с давних пор снова стал необитаем.
— Конечно, — подтвердил Герберт, — обитатель острова, кем бы он ни был, не стал бы так запускать такие драгоценные культуры.
— Вероятно, этот потерпевший крушение был подобран кораблём и вернулся домой, — заметил Пенкроф.
— Значит, по-твоему, записка была написана давно?
— Понятно.
— И бутылка приплыла к острову Линкольна после долгих блужданий по океану?
— Почему бы нет? Но уже смеркается, и нам пора прекратить поиски.
— Вернёмся на борт, а завтра начнём их сызнова, — предложил журналист.
Совет был хорош, и колонисты готовились уже последовать ему, как вдруг Герберт воскликнул:
— Дом!
Колонисты поспешили к показавшейся вдали хижине. Несмотря на тусклый свет сумерек, видно было, что она построена из досок и обтянута просмолённой парусиной.
Дверь была не заперта и открылась от толчка Пенкрофа.
Хижина была пуста.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Колонисты увидели тогда неубранную постель с сырыми, пожелтевшими от времени простынями. Видимо, постелью давно уже не пользовались. В углу очага лежали два покрытых ржавчиной котелка и опрокинутая кастрюля. У стены стоял шкаф, в котором висели заплесневевшие одежды моряка. На столе стоял потемневший оловянный обеденный прибор. В углу валялись инструменты и орудия, два охотничьих ружья, из которых одно сломанное. На полке колонисты нашли почти нетронутый бочонок с порохом, бочонок с пулями и несколько коробок пистонов. Всё это было покрыто густым слоем пыли, скопившейся, видимо, за много лет.
— Никого нет, — сказал журналист.
— Да, — подтвердил Пенкроф.
— В этой комнате уже много лет не живут, — добавил Герберт.
— Знаете, мистер Спилет, — предложил моряк, — чем возвращаться на борт «Благополучного», проведём эту ночь здесь!
— Вы правы, Пенкроф, — согласился журналист. — Надеюсь, что владелец комнаты, если он вернётся, не обидится, что мы без спроса расположились тут.
— Увы, он не вернётся, — сказал моряк, грустно покачав головой.
— Вы думаете, что он уехал с острова?
— Если бы он уезжал, он взял бы с собой инструменты и оружие, — ответил Пенкроф. — Вы знаете, как потерпевшие крушение дорожат этими вещами. Нет, нет, — убеждённо добавил моряк, — он не уехал с острова! Если предположить, что он сам смастерил лодку и на ней пустился в плавание, тогда уж подавно он не оставил бы здесь все эти вещи. Нет, он и сейчас на острове.
— Живой? — спросил Герберт.
— Живой или мёртвый… Но если он умер и не похоронил сам себя, то где-нибудь должны же лежать его останки.
Запас дров в хижине позволил всю ночь поддерживать огонь в очаге. Закрыв дверь, Гедеон Спилет, Пенкроф и Герберт уселись на скамейку. Они мало говорили, но много думали. В том расположении духа, в каком они были сейчас, их бы не удивило, если бы вдруг открылась дверь и в хижину вошёл человек. Но дверь не отворилась, и человек не вошёл.
Так прошла вся ночь.
Наутро исследователи первым долгом ещё раз осмотрели хижину. Она была построена в очень уютном месте, на пологом склоне, под великолепными камедными деревьями. Перед окнами была прорублена широкая просека до самого берега моря. Маленькая лужайка, обнесённая уже повалившейся изгородью, вела к берегу ручья, впадавшего в океан невдалеке от хижины.
Сама хижина была сделана из досок, причём легко было заметить, что доски эти были сняты с обшивки или палубы какого-то корабля. Отсюда можно было сделать вывод, что судно потерпело крушение у острова и что из состава его команды спасся, по меньшей мере, один человек, который и соорудил из, обломков корабля эту хижину.
Это предположение превратилось в уверенность, когда Гедеон Спилет обнаружил на одной из досок заднего фасада хижины полустёртую надпись:
— Да это и неважно, Пенкроф.
— Правда, — согласился моряк, — и если кто-нибудь из его экипажа выжил, мы узнаем, какой национальности был корабль. Однако, прежде чем продолжать поиски, не мешало бы взглянуть на «Благополучного».
Пенкроф почему-то забеспокоился о своём шлюпе.
«Что, если на острове есть люди и они завладели судном?» — подумал он.
Но тут же он пожал плечами, настолько неправдоподобным показалось ему это предположение.
Однако как бы там ни было, но моряк не прочь был позавтракать на борту судна. Расстояние до него было небольшое — едва одна миля.
Колонисты пошли быстрым шагом к своему судну, попутно шаря глазами в зарослях. Козы и свиньи сотнями бежали от них.
Спустя двадцать минут Пенкроф и его спутники увидели перед собой «Благополучного»; шлюп стоял на якоре на старом месте.
Пенкроф облегчённо вздохнул. Этот шлюп был его детищем, а отцы вправе беспокоиться о своих детях даже тогда, когда это не вызывается обстоятельствами.
Колонисты взошли на борт и приготовили себе очень плотный завтрак, в расчёте на поздний обед. Окончив завтрак, они возобновили поиски.
Наиболее вероятным было предположение, что от кораблекрушения уцелел только один человек и что он уже умер. Неудивительно поэтому, что Пенкроф и его товарищи искали скорее останки мертвеца, чем следы живого человека. Но все их поиски были напрасны. Пришлось прийти к заключению, что если обитатель острова умер, то труп его был съеден хищными животными, не оставившими от него даже костей.
— Мы тронемся в обратный путь завтра на заре, — сказал Пенкроф своим товарищам, когда они часа в два пополудни прилегли на несколько минут в тени дерева, чтобы отдохнуть.
— Мне кажется, что мы без всяких угрызений совести можем увезти с собой оружие и инструменты из хижины, — заявил Герберт.
— Я тоже так думаю, — сказал Гедеон Спилет, — они пригодятся нам в Гранитном дворце. Если я не ошибаюсь, в хижине имеется изрядный запас пороха и пуль.
— Кстати, не забыть бы захватить две-три пары свиней, — добавил Пенкроф. — У нас на острове Линкольна домашних свиней ведь не водится.
— Надо взять также и семена огородных растений, — заметил Герберт. — Тогда у нас будут все овощи Старого и Нового Света. Может быть, стоит остаться лишний день на острове Табор, чтобы забрать с собой всё, что нам может пригодиться?
— Нет, — ответил моряк, — я хочу сняться с якоря завтра на рассвете. Ветер как будто собирается задуть с запада, тогда мы и обратно поплывём с попутным ветром.
— В таком случае не будем терять времени даром, — сказал Герберт, поднимаясь с земли.
— Правильно, Герберт, — ответил Пенкроф, — ты займись сбором семян, а в это время мистер Спилет и я поохотимся на свиней. Думаю, что и без Топа мы сможем поймать пару-другую.
Герберт тотчас же направился к огороду, в то время как журналист и, моряк углубились в лес.
Им попадалось множество свиней, но животные убегали, как только они показывались, и не позволяли приблизиться к себе. Однако после получасового преследования охотники поймали пару свиней, забившихся в густой кустарник.
В это время они услышали отчаянные крики, доносившиеся откуда-то из недалека. К этим крикам вскоре присоединилось рычание, в котором не было ничего человеческого.
Гедеон Спилет и Пенкроф бросили верёвки, которыми приготовились вязать свиней, и прислушались. Животные воспользовались этим, чтобы убежать.
— Как будто голос Герберта? — сказал журналист.
— Бежим! — ответил Пенкроф.
И оба со всех ног кинулись на голоса. Они хорошо сделали, что поспешили: за поворотом тропинки перед ними открылась полянка, и они увидели, что Герберт лежит, поваленный на землю каким-то зверем, очевидно гигантской обезьяной, собиравшейся прикончить его.
Кинуться на чудовище, в свою очередь повалить его на землю и освободить Герберта — всё это было делом мига для Пенкрофа и Гедеона Спилета. Моряк был настоящим геркулесом, журналист был также крепким мужчиной. Освободив Герберта, они живо связали его противника, так что тот не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Ты не ранен, Герберт? — спросил Пенкроф.
— Нет, нет!
— Если бы эта обезьяна ранила тебя… — начал с угрозой моряк.
— Но это не обезьяна! — возразил Герберт.
При этих словах моряк и журналист посмотрели на своего пленника, лежавшего на земле. Это был человек. Но какой страшный! Дикарь в полном смысле этого слова!
Взъерошенные волосы, огромная борода, почти закрывавшая грудь, вместо одежды — набедренная повязка, какой-то рваный лоскут, дикие блуждающие глаза, огромные ручищи, затвердевшие, словно роговые, ступни босых ног, — таков был облик этого несчастного существа, потерявшего право называться человеком.
— Уверен ли ты, Герберт, что это человек? — спросил моряк.
— Увы, в этом нельзя сомневаться!
— Значит, это и есть потерпевший крушение? — спросил журналист.
Сайрус Смит молча смотрел на берег.
— Итак, мистер Смит, — обратился к нему Пенкроф, — что вы можете сказать о нашем «Благополучном»?
— Как будто неплохое судёнышко, Пенкроф, — ответил инженер.
— Так. А как вы полагаете, может ли оно предпринять небольшое путешествие?
— Какое путешествие?
— Ну, хотя бы на остров Табор.
— Друг мой, я считаю, что в случае действительной нужды можно было бы, не задумываясь, довериться «Благополучному», даже если предстояло бы совершить более длинный переход. Но, несмотря на это, я буду очень огорчён, если узнаю, что вы решили предпринять поездку к острову Табор, в которой нет никакой нужды.
— Надо же нам познакомиться со своими соседями, — возразил Пенкроф, упорствовавший в своём желании. — Остров Табор — наш сосед, да ещё вдобавок единственный, вежливость требует, чтобы мы хоть однажды навестили его!
— Чёрт побери, — рассмеялся Гедеон Спилет, — Пенкроф становится блюстителем приличий!
— Ничего подобного, — возразил моряк.
Ему не хотелось огорчать Сайруса Смита, но ещё меньше хотелось отказываться от этой поездки.
— Подумайте, Пенкроф, — настаивал инженер. — Ведь вы не можете один отправиться в плаванье.
— Мне достаточно будет одного спутника.
— Допускаю, — согласился инженер. — Значит, вы рискуете лишить колонию острова Линкольна двух из пяти её членов.
— Из шести, — возразил моряк. — Вы забываете Юпа!
— Из семи, — поправил его Наб. — Топ стоит человека.
— Да и риска-то никакого нет, мистер Смит!
— Возможно, — сказал инженер. — Но всё-таки подвергаться опасности без всякой нужды — нелепо.
Упрямый моряк ничего не ответил и прекратил разговор, решив про себя возобновить его при первом удобном случае. Он не знал ещё, что непредвиденное обстоятельство придёт к нему на помощь и превратит в человеколюбивое дело то, что до сих пор было только ничем не оправданным капризом.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Отъезд решён. — Предложения. — Сборы. — Первая ночь. — Вторая ночь. — Остров Табор. — Поиски на берегу. — Поиски в лесу. — Животные. — Растения. — Дом.
«Благополучный», пройдя несколько миль вдоль берега, взял курс к порту Шара. Колонисты хотели проверить, судоходен ли узкий проход между скалами и отмелью, так как они предполагали сделать порт Шара местом постоянной стоянки шлюпа.Они подошли уже к самому берегу, как вдруг Герберт, стоявший на носу, крикнул:
— Держи к ветру, Пенкроф, держи к ветру!
— Что там такое? — спросил моряк. — Риф?
— Нет… погоди… Я что-то плохо вижу… Держи ещё круче к ветру! Так держать!..
С этими словами Герберт быстро перегнулся через борт, погрузил руку в воду и, выпрямившись, сказал:
— Бутылка!
Сайрус Смит взял бутылку из его рук, выбил из неё пробку и вытащил листок бумаги, на котором было написано:
«Потерпел крушение… Остров Табор. 153° 0' западной долготы, 37° 11' южной широты».— Человек, потерпевший крушение! — воскликнул Пенкроф. — И это в двух сотнях миль от нас! Ах, мистер Смит, теперь, надеюсь, вы не будете возражать против поездки на остров Табор?
— Нет, Пенкроф, — ответил инженер. — Вы поедете туда!
— Завтра же?
— Хоть завтра!
Инженер не выпускал из рук клочка бумаги, вынутого из бутылки. Ещё раз рассмотрев его, он сказал:
— Этот документ, друзья мои, самый текст его говорит прежде всего о том, что потерпевший крушение — человек, сведущий в мореплавании: он совершенно точно указывает координаты острова Табор. Во-вторых, ясно, что он англичанин или американец, ибо записка написана по-английски.
— Это логично, — заметил Гедеон Спилет. — Теперь мы получаем ключ к разгадке тайны ящика, выброшенного на берег. Очевидно, терпевший бедствие у острова Линкольна корабль дотащился до острова Табор и там погиб. Что касается спасшегося при крушении человека, то он должен благодарить судьбу, что Пенкрофу пришла в голову мысль именно сегодня устроить пробную поездку на шлюпе. Выйди мы на день позже — и бутылка могла бы разбиться о скалы!
— Действительно, — воскликнул Герберт, — какое счастливое совпадение, что бутылку прибило к берегу острова Линкольна именно сегодня!
— А вам это совпадение не кажется странным, Пенкроф? — спросил Сайрус Смит.
— Не странным, а удачным, — ответил моряк. — Впрочем, разве вы со мной не согласны, мистер Смит? Должна же была попасть куда-нибудь эта бутылка! Почему бы ей не приплыть сюда?
— Быть может, вы правы, Пенкроф, — задумчиво начал инженер, — но…
— Но, — перебил его Герберт, — ведь ничто не указывает, что эта бутылка пробыла долго в воде. Не правда ли?
— Правда, — отозвался Гедеон Спилет. — Больше того, мне кажется, что записка совсем недавно написана. Как ваше мнение, Сайрус?
— На этот вопрос трудно ответить. Впрочем, мы это скоро узнаем…
Пенкроф не оставался бездеятельным во время этого разговора. Он повернул на другой галс, и «Благополучный» под всеми парусами понёсся к мысу Когтя. Дорогой все колонисты думали о потерпевшем крушение. Не опоздает ли их помощь?
Обогнув мыс Когтя, «Благополучный» около четырёх часов стал на якорь у устья реки Благодарности.
В тот же вечер был составлен план новой экспедиции. Решено было, что в ней, кроме Пенкрофа, примет участие только Герберт, уже знакомый с управлением парусным судном. Выехав назавтра, 11 октября, они могли достигнуть острова Табор 13 октября, так как при попутном ветре шлюп должен был пройти сто пятьдесят миль самое большее в сорок восемь часов. Один день они должны были провести на острове. Положив два-три дня на обратный путь, возвращения «Благополучного» можно было ждать 17—18 октября.
Погода была хорошая, барометр медленно, но неуклонно подымался, ветер дул всё время в одном направлении, — казалось, всё складывалось благополучно для смелых людей, спешивших на помощь несчастному, потерпевшему крушение.
Гедеон Спилет, не забывший ещё своего звания газетного корреспондента, запротестовал против решения оставить его на острове. Он заявил, что скорее пустится вплавь к острову Табор, чем пропустит такое интересное событие. Поэтому и его включили в состав экспедиции.
В тот же вечер колонисты перенесли на борт «Благополучного» постели, оружие, порох и пули, восьмидневный запас провизии и, наконец, компас. Назавтра в пять часов утра друзья попрощались, и Пенкроф, подняв паруса, взял курс прямо на остров Табор.
«Благополучный» отплыл уже на четверть мили от берега, когда команда его заметила на плоскогорье Дальнего вида две человеческие фигуры, машущие руками. То были Сайрус Смит и Наб.
Пенкроф, журналист и Герберт послали прощальный привет своим друзьям.
Всё утро «Благополучный» не терял из виду острова Линкольна. С этого расстояния остров казался зелёной корзинкой с торчащей из неё белой верхушкой горы Франклина. Около трёх часов пополудни остров исчез за горизонтом.
«Благополучный» вёл себя превосходно. Он легко брал волну и развивал достаточную скорость.
Подняв все паруса, Пенкроф вёл судно по компасу прямо к острову.
Через определённые промежутки времени Герберт сменял моряка у руля. Юноша так уверенно вёл судно, что Пенкроф даже при желании не мог бы ни к чему придраться.
Гедеон Спилет развлекал разговорами своих спутников и помогал ставить или убирать паруса. Капитан Пенкроф не мог нахвалиться своим экипажем; он обещал выдать им в награду «по чарке водки».
Перед заходом солнца на небе ненадолго показался серп луны. Ночь наступила тёмная, но звёздная, обещающая хорошую погоду.
Пенкроф из осторожности убавил парусность: внезапно мог налететь шквал, и встретить его под всеми парусами было бы опасно. Эта осторожность казалась излишней в такую спокойную ночь, но Пенкроф был предусмотрительным капитаном, и нельзя было не одобрить его распоряжения.
Журналист спокойно проспал всю ночь. Пенкроф же и Герберт сменялись у руля каждые два часа. Моряк полагался на юношу как на самого себя, и Герберт действительно заслуживал этого доверия.
Ночь прошла спокойно, так же как и следующий день, 12 октября.
«Благополучный» ни на линию не отклонился от курса, и если его не снесло в сторону течением, то он должен был находиться уже невдалеке от острова Табор.
Океан был совершенно пустынен. Редко-редко над ним пролетала какая-то большая птица, альбатрос или фрегат. По-видимому, это были единственные живые существа, посещавшие часть Тихого океана между островом Табор и островом Линкольна.
— А ведь сейчас самый разгар китобойной кампании, — заметил Герберт. — Мне кажется, трудно представить себе более пустынное море.
— Оно не так пустынно, как это тебе кажется, — возразил Пенкроф.
— Что ты хочешь сказать?
— А нас-то ты за людей не считаешь? — рассмеялся моряк. — Что ж, по-твоему, мы дельфины, что ли?
К вечеру, по расчёту моряка, «Благополучный» прошёл около ста двадцати миль, делая в среднем по три с половиной мили в час. Ветер был слабый и, видимо, собирался совсем упасть. Однако капитан Пенкроф надеялся, что на следующее утро остров Табор появится на горизонте, если только шлюп не снесло с курса.
Команда судна не сомкнула глаз в эту ночь с 12 на 13 октября. Глубокое волнение овладело колонистами. Сколько неожиданностей ждало их! Были ли они действительно вблизи острова Табор? Жив ли ещё потерпевший крушение? Кто он? Согласится ли он переменить одно место заключения на другое? Все эти вопросы, ответ на которые можно было получить только завтра, не давали им покоя.
При первых проблесках зари они стали пристально вглядываться в горизонт на западе.
— Земля! — вскричал вдруг Пенкроф около шести часов утра.
Едва видимый на горизонте берег острова Табор находился милях в пятнадцати. Пенкроф направил шлюп прямо к земле. Восходящее солнце осветило теперь несколько горных вершин на острове.
— По-видимому, этот островок значительно меньше нашего острова Линкольна, — заметил Герберт.
В одиннадцать часов утра «Благополучный» находился всего в двух милях от острова. Пенкроф в поисках подходящего для причала места убрал почти все паруса и вёл шлюп вперёд с большой осторожностью.
Теперь перед ними предстал весь островок. Он был покрыт такой же растительностью, как и остров Линкольна. Но, как это ни странно, ни один дымок не указывал на пребывание на нём человека, ни одного сигнала не было на побережье. А между тем записка не оставляла никаких сомнений в том, что на острове нашёл приют потерпевший крушение. Он, несомненно, должен был видеть их приближение.
Не могло быть также сомнений в том, что это был именно остров Табор — других островов в этой части Тихого океана не было.
Между тем «Благополучный», направляемый умелой рукой Пенкрофа, вошёл в извилистый и узкий проход между рифами.
Около полудня киль его зашуршал о песчаное дно.
Всё время, пока длилось причаливание, Гедеон Спилет, не отнимая подзорной трубы от глаз, осматривал берег.
Судёнышко было поставлено на якорь, чтобы отлив не унёс его в море, и Пенкроф с двумя товарищами, зарядив на всякий случай ружья, вышли на берег и направились к видневшемуся поблизости невысокому холму, чтобы с его вершины осмотреть местность.
Исследователи шли по лужайке, тянувшейся до самого подножия холма. Стайки голубей и морских ласточек вырывались у них из-под ног. Из лесу, опушка которого близко подходила к берегу моря, доносился шорох кустарников и шум от бега каких-то пугливых зверьков. Но ничто не указывало на присутствие человека.
Пенкроф, Герберт и Гедеон Спилет взобрались на холм и стали осматривать островок. Береговая линия его с редкими бухтами и мысами тянулась примерно на шесть миль и представляла удлинённый овал.
Море кругом, сколько видел глаз, было пустынно. Ни земли, ни паруса…
В отличие от острова Линкольна, бесплодного и дикого в одной своей части, но богатого и плодоносного во всех остальных частях, этот островок одинаково густо весь порос зеленью. Наискосок, пересекая овал островка, по неширокому лугу катил свои воды быстрый ручеёк, впадавший в океан.
— Да, остров невелик, — сказал Герберт.
— Нам бы на нём было тесно, — добавил Пенкроф.
— Вдобавок, кажется, он необитаем… — сказал журналист.
— Действительно, — подтвердил Герберт, — не видно никаких признаков человека.
— Давайте отправимся на поиски! — предложил Пенкроф.
Моряк и его товарищи вернулись на берег к месту стоянки «Благополучного». Они решили сначала обойти пешком всё побережье островка, прежде чем рискнуть забраться в глубь его.
Идти берегом было легко, только местами дорогу преграждали скалы, но их нетрудно было обойти.
Колонисты направились сначала к югу, спугивая по пути многочисленные стаи водяных птиц и стада тюленей, бросавшихся в воду, как только они приближались.
— Эти животные не в первый раз видят человека, — заметил журналист. — Они боятся людей, следовательно, знакомы с ними.
Через час разведчики дошли до крайней южной точки овала, оканчивавшегося острым мысом, и повернули к северу. Западный берег острова, которым они сейчас шли, ничем не отличался от восточного: это была такая же широкая песчаная полоса, окаймлённая лесом.
На всём побережье острова — они обошли его за четыре часа кругом — не было никаких следов человека.
Остров Табор, по-видимому, был необитаем. Ведь записка в бутылке могла быть написана много месяцев и даже лет тому назад, и потерпевший крушение мог либо возвратиться на родину, либо умереть от лишений.
Строя всевозможные предположения, Гедеон Спилет, Пенкроф и Герберт на скорую руку пообедали на «Благополучном», чтобы до наступления ночи успеть исследовать остров. Около пяти часов вечера они углубились под зелёные своды леса.
Они встретили в лесу разбегавшихся при их приближении животных, главным образом коз и свиней, несомненно европейского происхождения. Очевидно, какое-то китобойное судно завезло сюда несколько пар этих животных, и они быстро размножились тут, Герберт решил на обратном пути захватить с собой по паре коз и свиней для разведения.
Таким образом, не было сомнений в том, что когда-то люди посещали этот остров. Это стало ещё более очевидным, когда путники наткнулись на просеки, прорубленные в лесу, на деревья, явно срубленные топором. Но эти деревья, уже полусгнившие, могли быть срублены много лет назад. Зарубки поросли мхом, и густая трава выросла на проложенных когда-то в лесу тропинках.
— Ясно, — сказал журналист, — что люди не только высаживались на этот остров, но и жили на нём некоторое время. Остаётся узнать, кто здесь был. Сколько человек высадилось? Сколько осталось в живых?
— В записке говорится только об одном потерпевшем крушение, — заметил Герберт.
— Если он всё ещё находится на острове, — сказал Пенкроф, — не может быть, чтобы мы его не нашли.
Исследователи шли по тропинке, пересекающей остров по диагонали. Тропинка неожиданно вывела к ручью, впадавшему в океан.
Не только следы топора и домашние животные выдавали пребывание человека на острове, — то же говорили и некоторые растения: Герберт очень обрадовался, увидев ростки картофеля, моркови, капусты, репы, цикория. Все эти овощи одичали — видно было, что их посадили довольно давно.
Конечно, юный натуралист решил собрать семена, чтобы развести эти овощи на острове Линкольна.
— Вот это хорошо, — сказал моряк. — То-то Наб будет рад!.. Если мы даже не найдём потерпевшего крушение, мы всё-таки не без пользы съездили сюда.
— Правильно, — согласился Гедеон Спилет. — Однако, судя по виду этих растений, можно опасаться, что остров уже с давних пор снова стал необитаем.
— Конечно, — подтвердил Герберт, — обитатель острова, кем бы он ни был, не стал бы так запускать такие драгоценные культуры.
— Вероятно, этот потерпевший крушение был подобран кораблём и вернулся домой, — заметил Пенкроф.
— Значит, по-твоему, записка была написана давно?
— Понятно.
— И бутылка приплыла к острову Линкольна после долгих блужданий по океану?
— Почему бы нет? Но уже смеркается, и нам пора прекратить поиски.
— Вернёмся на борт, а завтра начнём их сызнова, — предложил журналист.
Совет был хорош, и колонисты готовились уже последовать ему, как вдруг Герберт воскликнул:
— Дом!
Колонисты поспешили к показавшейся вдали хижине. Несмотря на тусклый свет сумерек, видно было, что она построена из досок и обтянута просмолённой парусиной.
Дверь была не заперта и открылась от толчка Пенкрофа.
Хижина была пуста.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Опись имущества. — Ночь. — Несколько букв. — Продолжение поисков. — Растения и животные. — Герберт в опасности. — На борту «Благополучного». — Отплытие. — Погода портится. — Инстинкт моряка. — Затерянные в океане. — Спасительный свет.
Гедеон Спилет, Пенкроф и Герберт молча стояли в полутёмной хижине. Пенкроф громко крикнул. Ответа не было. Тогда моряк высек огонь и зажёг веточку. Огонёк осветил ненадолго внутренность хижины, производившей впечатление нежилой. В глубине её был грубый очаг, засыпанный давно остывшей золой, поверх которой лежала связка сухих дров. Пенкроф поднёс к ней веточку, и вскоре хижина осветилась ярким отблеском огня.Колонисты увидели тогда неубранную постель с сырыми, пожелтевшими от времени простынями. Видимо, постелью давно уже не пользовались. В углу очага лежали два покрытых ржавчиной котелка и опрокинутая кастрюля. У стены стоял шкаф, в котором висели заплесневевшие одежды моряка. На столе стоял потемневший оловянный обеденный прибор. В углу валялись инструменты и орудия, два охотничьих ружья, из которых одно сломанное. На полке колонисты нашли почти нетронутый бочонок с порохом, бочонок с пулями и несколько коробок пистонов. Всё это было покрыто густым слоем пыли, скопившейся, видимо, за много лет.
— Никого нет, — сказал журналист.
— Да, — подтвердил Пенкроф.
— В этой комнате уже много лет не живут, — добавил Герберт.
— Знаете, мистер Спилет, — предложил моряк, — чем возвращаться на борт «Благополучного», проведём эту ночь здесь!
— Вы правы, Пенкроф, — согласился журналист. — Надеюсь, что владелец комнаты, если он вернётся, не обидится, что мы без спроса расположились тут.
— Увы, он не вернётся, — сказал моряк, грустно покачав головой.
— Вы думаете, что он уехал с острова?
— Если бы он уезжал, он взял бы с собой инструменты и оружие, — ответил Пенкроф. — Вы знаете, как потерпевшие крушение дорожат этими вещами. Нет, нет, — убеждённо добавил моряк, — он не уехал с острова! Если предположить, что он сам смастерил лодку и на ней пустился в плавание, тогда уж подавно он не оставил бы здесь все эти вещи. Нет, он и сейчас на острове.
— Живой? — спросил Герберт.
— Живой или мёртвый… Но если он умер и не похоронил сам себя, то где-нибудь должны же лежать его останки.
Запас дров в хижине позволил всю ночь поддерживать огонь в очаге. Закрыв дверь, Гедеон Спилет, Пенкроф и Герберт уселись на скамейку. Они мало говорили, но много думали. В том расположении духа, в каком они были сейчас, их бы не удивило, если бы вдруг открылась дверь и в хижину вошёл человек. Но дверь не отворилась, и человек не вошёл.
Так прошла вся ночь.
Наутро исследователи первым долгом ещё раз осмотрели хижину. Она была построена в очень уютном месте, на пологом склоне, под великолепными камедными деревьями. Перед окнами была прорублена широкая просека до самого берега моря. Маленькая лужайка, обнесённая уже повалившейся изгородью, вела к берегу ручья, впадавшего в океан невдалеке от хижины.
Сама хижина была сделана из досок, причём легко было заметить, что доски эти были сняты с обшивки или палубы какого-то корабля. Отсюда можно было сделать вывод, что судно потерпело крушение у острова и что из состава его команды спасся, по меньшей мере, один человек, который и соорудил из, обломков корабля эту хижину.
Это предположение превратилось в уверенность, когда Гедеон Спилет обнаружил на одной из досок заднего фасада хижины полустёртую надпись:
«БР ТАН Я».— «Британия»!— прочёл моряк, когда Гедеон Спилет показал ему эти буквы. — Это название очень многих судов. Трудно определить по нему, был ли этот корабль американский или английский.
— Да это и неважно, Пенкроф.
— Правда, — согласился моряк, — и если кто-нибудь из его экипажа выжил, мы узнаем, какой национальности был корабль. Однако, прежде чем продолжать поиски, не мешало бы взглянуть на «Благополучного».
Пенкроф почему-то забеспокоился о своём шлюпе.
«Что, если на острове есть люди и они завладели судном?» — подумал он.
Но тут же он пожал плечами, настолько неправдоподобным показалось ему это предположение.
Однако как бы там ни было, но моряк не прочь был позавтракать на борту судна. Расстояние до него было небольшое — едва одна миля.
Колонисты пошли быстрым шагом к своему судну, попутно шаря глазами в зарослях. Козы и свиньи сотнями бежали от них.
Спустя двадцать минут Пенкроф и его спутники увидели перед собой «Благополучного»; шлюп стоял на якоре на старом месте.
Пенкроф облегчённо вздохнул. Этот шлюп был его детищем, а отцы вправе беспокоиться о своих детях даже тогда, когда это не вызывается обстоятельствами.
Колонисты взошли на борт и приготовили себе очень плотный завтрак, в расчёте на поздний обед. Окончив завтрак, они возобновили поиски.
Наиболее вероятным было предположение, что от кораблекрушения уцелел только один человек и что он уже умер. Неудивительно поэтому, что Пенкроф и его товарищи искали скорее останки мертвеца, чем следы живого человека. Но все их поиски были напрасны. Пришлось прийти к заключению, что если обитатель острова умер, то труп его был съеден хищными животными, не оставившими от него даже костей.
— Мы тронемся в обратный путь завтра на заре, — сказал Пенкроф своим товарищам, когда они часа в два пополудни прилегли на несколько минут в тени дерева, чтобы отдохнуть.
— Мне кажется, что мы без всяких угрызений совести можем увезти с собой оружие и инструменты из хижины, — заявил Герберт.
— Я тоже так думаю, — сказал Гедеон Спилет, — они пригодятся нам в Гранитном дворце. Если я не ошибаюсь, в хижине имеется изрядный запас пороха и пуль.
— Кстати, не забыть бы захватить две-три пары свиней, — добавил Пенкроф. — У нас на острове Линкольна домашних свиней ведь не водится.
— Надо взять также и семена огородных растений, — заметил Герберт. — Тогда у нас будут все овощи Старого и Нового Света. Может быть, стоит остаться лишний день на острове Табор, чтобы забрать с собой всё, что нам может пригодиться?
— Нет, — ответил моряк, — я хочу сняться с якоря завтра на рассвете. Ветер как будто собирается задуть с запада, тогда мы и обратно поплывём с попутным ветром.
— В таком случае не будем терять времени даром, — сказал Герберт, поднимаясь с земли.
— Правильно, Герберт, — ответил Пенкроф, — ты займись сбором семян, а в это время мистер Спилет и я поохотимся на свиней. Думаю, что и без Топа мы сможем поймать пару-другую.
Герберт тотчас же направился к огороду, в то время как журналист и, моряк углубились в лес.
Им попадалось множество свиней, но животные убегали, как только они показывались, и не позволяли приблизиться к себе. Однако после получасового преследования охотники поймали пару свиней, забившихся в густой кустарник.
В это время они услышали отчаянные крики, доносившиеся откуда-то из недалека. К этим крикам вскоре присоединилось рычание, в котором не было ничего человеческого.
Гедеон Спилет и Пенкроф бросили верёвки, которыми приготовились вязать свиней, и прислушались. Животные воспользовались этим, чтобы убежать.
— Как будто голос Герберта? — сказал журналист.
— Бежим! — ответил Пенкроф.
И оба со всех ног кинулись на голоса. Они хорошо сделали, что поспешили: за поворотом тропинки перед ними открылась полянка, и они увидели, что Герберт лежит, поваленный на землю каким-то зверем, очевидно гигантской обезьяной, собиравшейся прикончить его.
Кинуться на чудовище, в свою очередь повалить его на землю и освободить Герберта — всё это было делом мига для Пенкрофа и Гедеона Спилета. Моряк был настоящим геркулесом, журналист был также крепким мужчиной. Освободив Герберта, они живо связали его противника, так что тот не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Ты не ранен, Герберт? — спросил Пенкроф.
— Нет, нет!
— Если бы эта обезьяна ранила тебя… — начал с угрозой моряк.
— Но это не обезьяна! — возразил Герберт.
При этих словах моряк и журналист посмотрели на своего пленника, лежавшего на земле. Это был человек. Но какой страшный! Дикарь в полном смысле этого слова!
Взъерошенные волосы, огромная борода, почти закрывавшая грудь, вместо одежды — набедренная повязка, какой-то рваный лоскут, дикие блуждающие глаза, огромные ручищи, затвердевшие, словно роговые, ступни босых ног, — таков был облик этого несчастного существа, потерявшего право называться человеком.
— Уверен ли ты, Герберт, что это человек? — спросил моряк.
— Увы, в этом нельзя сомневаться!
— Значит, это и есть потерпевший крушение? — спросил журналист.