Что есть Опора трона? Разветвленная структура, стремящаяся охватить своим надзором и влиянием все закутки, имеющие даже малейшее отношение к поддержанию королевской власти. Многочисленная? Хотелось бы верить, только здравый смысл упорно убеждает меня в обратном, и любому сомневающемуся я могу задать всего лишь один вопрос: где взять столько народа?
Разумеется, часть военачальников, высшей аристократии и прочих влиятельных людей входит в Опору по определению. Правда, они не занимаются какими-либо активными действиями, а скорее пребывают в ленивом ожидании приказа, кторый однажды может раздаться с престола Западного Шема. Возможно, время от времени все они собираются на тайные советы, где обмениваются свежими сплетнями и слухами, перемывают косточки недругам и делят денежные и властные полномочия, но все это больше служит пусканию пыли в глаза заинтересованных наблюдателей, чем получению действительной пользы для государства, а настоящей работой занимаются совсем другие персоны, о которых зачастую известно только их прямому начальству.
Откуда же они берутся, эти верные псы короля? Отовсюду. Выслуживаются в армии, лебезят при дворе, по глупости или случайно попадают в сети, раскинутые вербовщиками. Талантливые и не слишком, но упорные и упрямые в том, что касается стремления выйти победителем из любого сражения. А теперь спрошу снова: много ли таковых на свете? Ответ окажется неутешителен. Потому и существует та же Академия, а может быть, и многие другие заведения, обучающие и натаскивающие молодняк, просеянный через тонкое сито. Но все равно людей не хватает, ибо тех, кто обращает на себя внимание еще при обучении, стараются заполучить не одни лишь королевские службы, а тех, кто и на экзамене оказался сереньким середнячком, будут придирчиво рассматривать со всех сторон и в половине случаев удостоят отказом. Почему? Потому что всем хочется лучшего, разумеется. Но если лучшее уже разобрано, приходится работать с тем, что осталось.
Многоступенчатый отбор – старая, как мир, практика, с годами либо совершенствующаяся, либо впадающая в маразм. В том же Южном Шеме, чтобы попасть в окружение правителя, иногда необходимо потратить целую жизнь, начиная едва ли не с самых пеленок, и то не успеть достичь желаемого, на смертном одре утешая себя лишь той мыслью, что твой наследник начнет путь на ступенечку выше, чем начинал ты сам. Впрочем, Юг всегда был благоговейным хранителем традиций, а Север и Запад легко расставались с тем или иным ответвлением ритуала, если оно казалось слишком сложным и мало действенным.
Как можно стать камнем Опоры? Заслужить или выслужиться, третьего не дано, купля-продажа в вопросы веры и верности не допускается. Причина очень проста: торгаш всегда остается торгашом и, купив единожды, не сможет себя сдержать, если возникнет возможность очередной сделки. Ну а поскольку заслуга – вещь редкая и случайная, основной дорогой в Опору является именно выслуга. Этой дорогой отправилась и Роллена.
Если рассудить трезво, девушка поступила совершенно правильно, хотя располагала возможностью обойти все начальные препоны и сразу прыгнуть на высокую ступеньку. Сверху ведь больнее падать, не правда ли? Если же двигаться потихоньку, с одной стороны, есть шанс добраться до места назначения, а с другой – решение прекратить борьбу можно принять в любой момент и при этом чувствовать себя победителем, а не проигравшим, поскольку самостоятельно оценил собственные силы. Конечно, на столь длинном пути ожидается количественно больше трудностей, зато к ним можно постепенно привыкнуть, а привычка иной раз оказывается весьма хорошим помощником, позволяющим не тратить душевные силы зря. Например, помогает бесстрастно принимать королевскую печать, а не дуться, считая всех вокруг насмешниками, как это делала Роллена на протяжении почти всего нашего пути к Межлучевому проходу. Правда, под конец она все же предпочла отодвинуть обиду подальше, тем более время первого боя неумолимо приближалось.
Дом из розового камня оказался именно таким, только сам камень успел выгореть и запылиться, поэтому цвет стен отдавал желтизной, как стариковская кожа. На стук дверного кольца из узкой калитки выглянул привратник, не менее древний, чем владения, которые он охранял, и с усталой угрозой в голосе спросил:
– По какому делу пришли?
Интересная форма вопроса. Либо здешние обитатели занимаются исключительно делами, презирая саму возможность развлечения, либо позволяют тревожить свой покой только по веской причине. Какой вариант правильнее? Надеюсь, скоро узнаем, нужно только… Войти. Хм. Рассказывать на всю улицу, что нас прислала Опора? А что предъявим в доказательство? Диковинный браслет на руке Роллены? Кстати, о браслете. Он должен каким-то образом отрабатывать свое громкое название, но старик-посыльный и словом не обмолвился на сей счет. Словом… А что, если…
Попробовать никогда не поздно. Открытый контур не только служит для постепенного рассеивания Силы, связанной заклинанием, но, кроме того, предназначен для создания колебаний в соответствии с внешними условиями, собственно, поэтому вся боевая магия основывается именно на подобных структурах с незатянутыми Оконечными узлами. Бронзовый, или из чего он там сделан, орел обязан вести себя в соответствии с обстоятельствами, к примеру, чем-то подтвердить прозвучавшее слово или слова. Весь вопрос – какие. Сложная задачка с множеством возможных решений. Очередная подстава с целью избавить Роллену от ее сумасбродной мечты? Гнусно играете, господа камни. Тонко, изящно, но гнусно. Но не забывайте, этим вы бросаете вызов не одной только юной девушке. Есть еще я. Соображаю туговато, но на полпути останавливаться не люблю, да и не всегда удается остановиться.
Реакция на слово. Слово – звук. Источник звука должен быть как можно ближе к заклинанию. Что ж, примем командование на себя:
– Подними правое запястье на уровень рта.
– Зачем? – шепчет в ответ Роллена, не успевшая удивиться переходу на «ты».
– Нужно. А теперь произнеси громко и четко… Ну, скажем, «именем короля»!
Она фыркнула, справедливо усомнившись в моих умственных способностях, но логика и случайная догадка, усевшиеся на соседних чашах весов, остановили стрелку указателя. Девушка подняла правую руку, и кружевной манжет сам собой отвернулся вниз, обнажая тонкое запястье с массивным браслетом в форме птицы.
– Именем короля!
Хорошо, что я стоял за спиной Роллены, иначе не смог бы сполна насладиться искренним ужасом на лице привратника, когда магия малой королевской печати пришла в движение.
Вспышка ослепляющего света. Кусочки мозаики, составляющие замысловатый узор, на мгновение становятся зеркальными, ловят в свои сети солнечные лучи, потом снова темнеют и встопорщиваются сотнями крошечных перышек, орел раскрывает крылья и грозно клекочет, слово в слово повторяя то, что сказала девушка:
– Именем короля!
А потом все успокаивается, фигурка возвращается в прежние размеры и браслетом вновь засыпает на запястье. Великолепное представление не остается неоцененным: страж распахивает перед нами ворота и сопровождает к тому, кто желал дать задание камням Опоры. Вернее, к той.
Она сидела в саду, расположившись в огромном плетеном кресле под сенью розовых кустов и закутавшись от низового ветерка в ворох шелковых покрывал. Женщина, о которой простолюдин сказал бы «старая», а придворный уклончиво заметил «в летах». Шесть десятков или даже немного больше лет оставили следы на не особенно красивом, но породистом лице, их не могли скрыть ни пудра, ни притирания. И следы эти, по всей видимости, не просто не радовали свою хозяйку, а несказанно огорчали, потому что шея, наверняка не менее морщинистая, чем лицо, была также тщательно спрятана под витками кружевного шарфа. Волосы, уложенные в нарочито сложную прическу, слишком темны, чтобы можно было считать их цвет естественным, ресницы тщательно выкрашены сажей, но только еще больше привлекают внимание к скукоженным уголкам глаз. Молодящаяся старуха, вот кто ждал нас в цветущем саду, окруженная тишиной и покоем, напоминающим предсмертный. Но, судя по взволнованному состоянию Роллены, возраст женщины ничуть не умалял ее заслуг и не отнимал значимости положения в обществе.
Девушка присела в низком реверансе, с заметной робостью приветствуя заявительницу:
– Доброго дня, доу Аннелис.
– Доброго после того, как перепугали мою доблестную стражу? – проворчала женщина. – Куда уж добрее… Можете обращаться ко мне без придворных церемоний, для вас я просто маркиза.
– Как пожелаете, – покорно согласилась Роллена.
– Признаться, я ожидала кого-то более… – Старуха окинула меня внимательным взглядом и, явно оставшись недовольной, проглотила закономерное, но, несомненно, обидное для нас сравнение. – Потому что дело, о котором я заявила в Опору, чрезвычайно важное. Защита крови.
Если мне не изменяет память, таковым грифом награждаются проблемы, связанные с наследованием титулов и состояния, причем не мелкопоместных дворянчиков, а высшей знати государства. Что ж, эта женщина вправе была рассчитывать на повышенное внимание, а получила… То, что получила. Наверное, она кому-то насолила не меньше Роллены, если удар нанесен сразу по двум целям: аристократку унижают общением с недостойными людьми, а девушку вгоняют в краску, поскольку Королевский маг не может похвастаться знатным происхождением, и, хотя обладает при дворе большим влиянием, его сестра все равно остается сестрой безродного выскочки, получившего доступ к казне, но не в высшее общество. Жестоко. Я все больше и больше презираю и… восхищаюсь Опорой. Но если девочка справится со своими застарелыми страхами, ее никто не сможет остановить, и вот тогда всех уцелевших сильных мира сего ждет увлекательнейшее зрелище передела власти. Именно зрелище, потому что от участия они к тому времени будут надежно устранены.
– Мы готовы слушать, маркиза.
Старуха вздохнула, вполголоса коротко посетовав на судьбу, приносящую ей одни лишь неприятности, но все же снизошла до рассказа о своих печалях.
– Я уже немолода, как видите, но и мой родной брат младше меня всего лишь на несколько лет. Да-да, его тоже называют стариком, за глаза, разумеется, ибо кто рискнет открыто указать герцогу Магайону на его возраст?
Дядюшка Хак – ее братец? Что-то не припомню во время поминальной тризны ни одного слова о старшей сестричке. Давняя вражда? Детская ссора? Впрочем, если девушку выдали замуж за скромно титулованного дворянина, причин недолюбливать того, кому достались все семейные блага, более чем достаточно.
После насмешливой паузы маркиза продолжила:
– И при встрече со мной многие, хотя я всего лишь маркиза Эгарт, понижают голос и прикрывают рты ладонями… Но речь не о годах, а о том, что года могут сделать с людьми. Не так давно мой брат потерял сына. Заметьте, я могла бы сказать, что умер мой племянник, но Кьез не навещал меня ни разу после того, как ему исполнилось двенадцать, так что судьба сквитала нас, и гораздо раньше, чем хотелось и надеялось многим. Терять детей очень тяжело, об этом любят посудачить все и каждый, но нельзя забывать, что помимо родительских обязанностей есть обязательства, данные престолу, и среди них одно из почетных мест занимает сохранение чистоты крови.
Довольно спорная потребность, если учесть, что дворяне подразумевают под «чистотой» исключительно супружеские союзы благородных семей. Но если немного расширить предложенные рамки и допустить, что чистая кровь также кровь здоровая, лишенная дурной наследственной памяти и прочих неприятностей, повод для подобной борьбы становится намного разумнее. Алый сироп, текущий в жилах живого существа, с рождения и до смерти является свидетелем всех происходящих с плотью событий, свидетелем внимательным и чутким, время от времени подающим весьма громкий голос. Правда, никогда не угадаешь, на каком витке поколений в скромной девице вдруг проснется родственная память о блудливой прабабке, а здоровый, как бык, мужчина вдруг сляжет от стародавней болезни, пару веков назад выкосившей половину рода.
– Герцогу грозит опасность?
– Опасность грозит всему двору, если мой братец не образумится!
– Что с ним произошло? – Пока Роллена не могла подобрать нужную манеру поведения, за расспросы с ее молчаливого согласия взялся я.
Маркиза смерила меня презрительным взглядом:
– Вы крайне недогадливы, юноша. Если речь идет о защите крови, в случае мужчины это может означать только…
– Неугодная его окружению женщина?
Чопорно поджатые губы послужили доказательством того, что мой укол достиг цели, но старшая сестра дядюшки Хака обладала отменной выдержкой и ни на малую долю не повысила тон:
– После похорон Кьеза он шатался по всему Шему в поисках утешения, как я теперь понимаю. И нашел. Неизвестную никому деревенщину, с которой носится, как с драгоценнейшим сокровищем мира. Любезную ему настолько, что готов назвать ее герцогиней.
– Он не имеет на это права?
– Имеет, – сухо признала маркиза. – Но это будет совершеннейшей глупостью и, что намного страшнее, преступлением против престола!
– Лишь в случае рождения ребенка, не так ли?
– Ребенок… – Старуха скривилась. – Он станет непоправимым несчастьем.
– А ваш брат еще полностью в силах… э-э-э, в мужских силах?
Мне красноречиво ответили коротким горьким молчанием, а потом пояснили:
– Он моложе меня. Ненамного, но все еще достаточно, чтобы обрюхатить молодуху. Но он, как вы понимаете, не единственный мужчина в своих владениях, и невыносимо думать о том, что герцогство может достаться невесть чьему отродью, прервав благородный род Магайон.
– И что должна сделать Опора? Отговорить герцога?
Маркиза наклонилась вперед, опираясь о подлокотники:
– Опора всегда знает, что делать. Надо лишь засвидетельствовать падение моего брата, а с этим справитесь и вы.
Кровное дело, как и кровавое, всегда норовит извозить в грязи всех участников, а также тех, кто случайно окажется рядом. Понимаю, почему Роллене никак не могли найти напарника: никто не пожелал копаться в исподнем, пусть и герцогском, поскольку такие дела ничем не отличаются от палки, больно бьющей с любого конца, за какой ни возьмешься. Но мы уже взялись, и теперь главное – не отпускать раньше времени.
– Ваше вино, госпожа.
На столик перед маркизой поставили поднос с высоким бокалом, наполненным темно-золотой жидкостью, а слуга, очень молодой, изящно стройный и миловидный, почтительно подождал, пока хозяйка осушит поданную посуду и, возвращая, коснется его руки наигранно случайным жестом.
Мой рассеянный взгляд, проводивший юношу, не смог остаться незамеченным, и, хотя разумнее было бы благопристойно промолчать, старая женщина по имени Аннелис высокомерно улыбнулась:
– Постель и титул не обязательно должны прилагаться друг к другу.
– Один приводит в свой дом любовницу, другая тешит себя молодыми слугами… Разве между ними есть разница? Они же совершенно одинаковы!
Таковы были первые слова, возмущенно выдохнутые Ролленой, когда наши спины и ворота дома Эгарт отдалились друг от друга на несколько сотен шагов. И я не мог не согласиться со своей спутницей:
– Конечно, одинаковы.
– Но…
Кажется, сестра Королевского мага сейчас находится в том замечательном промежутке времени, который обычно называют моментом истины. Что ж, это должно было произойти, теперь осталось только проверить, верные ли выводы сделаны.
– Какой тогда ей смысл обвинять своего брата? Ведь она в своей спальне занимается тем же, что и он!
Я улыбнулся.
Очень правильно думаешь, девочка. В самом деле, ни один представитель сей благородной семейки не имеет права нравственно ставить себя выше родственника, если судить сложившиеся обстоятельства простецким человеческим судом. Но если взять суд государственный…
– А ты слышала, что сказала маркиза напоследок?
Девушка подумала и кивнула:
– Да. Про титул и постель.
– Не согласна со справедливостью этого утверждения?
Васильковые глаза взглянули на меня с мучительным непониманием:
– Согласна, только… Все равно это мерзко.
– Вражда между родственниками грязна и внутри, и снаружи.
– Я не о вражде! Какое право эта старуха имеет обвинять, если сама…
– Право первого, конечно.
Роллена удивленно нахмурилась и переспросила:
– Первого?
– Если в сражении участвуют две стороны, обладающие равными силами, то преимущество будет принадлежать той, которая первой начнет боевые действия.
– Даже если она действует со злым умыслом, а не во имя справедливости?
– В любом из возможных случаев.
– Но…
Девушка задумчиво опустила взгляд, рассматривая камни мостовой, по которой мы шли к дому герцога Магайон.
Вспомнила свои собственные поступки? Молодец. Не скажу, что хотел разбередить раны в твоей душе, но, пожалуй, тебе будет полезно услышать то, что я скажу.
– Не нужно стыдиться желания выиграть.
– С чего ты взял, что я… – Последнее слово она испуганно проглотила.
– Бери пример с маркизы: она ни минуты не сомневается в праведности своих деяний.
– Почему-то не хочется следовать такому примеру.
– Ты хочешь успешно выполнить порученное Опорой задание?
Роллена кивнула, но голову не подняла.
– Тогда действуй без колебаний.
– Что же тогда следует делать? Прийти к герцогу и обвинить его? – Голос девушки на мгновение зазвенел ехидством.
– Э нет, обвинять нам не поручали. Никого. Слышала, что сказала старуха? Мы должны засвидетельствовать, только и всего.
– А что значит засвидетельствовать? Герцог может вообще отказаться говорить с нами. Или согласиться на разговор, а потом заявить, что мы все выдумали. Или…
А ведь верно. Заявление маркизы не легло на бумагу и не было подписано всеми заинтересованными сторонами. Теперь мы точно так же придем к дядюшке Хаку, послушаем, поболтаем, если нас не выставят сразу же после первого оброненного слова, но что дальше? Нас будут допрашивать с пристрастием, дабы восстановить ход дела и получить доказательства истинности событий, которым мы стали свидетелями? Но откуда уверенность, что мы не словчимся и не соврем? Пресветлая Владычица, неужели во всем происходящем снова возникает то, чему я не могу найти объяснений? Только не это! Я больше не хочу испытывать страх.
– Думаю, на сей счет нужно волноваться не нам, а Опоре. Если там посчитали, что мы справимся с заданием, значит, приняли меры, чтобы установить истину.
– У меня от твоих слов мурашки по коже, – призналась Роллена.
– Знаешь, у меня тоже. Но на боязнь у нас сейчас нет времени, потому что…
Мы уже пришли на улицу Проигранной Зари.
Наследное владение рода Магайон летом выглядело лишь чуть привлекательнее, чем зимой, и только благодаря усилиям густо-зеленых плетей дикого винограда, причудливыми узорами вольготно расползшегося по каменным стенам. Главный вход слева и справа обрамляли два узких черных полотнища, висящие, судя по всему, еще с похорон, потому что изрядно поседели от пыли и солнечных лучей, не всегда бывающих ласковыми. Герцог по-прежнему носит траур? Как-то скорбь не вяжется с появлением любовницы, грозящей стать законной женой. Он должен был бы распорядиться убрать напоминания о горе, а вместо того словно махнул рукой на мир вокруг себя. Неужели его страсть так сильна, что не позволяет уделять внимание ничему иному? Но тогда в нашем свидетельстве нет никакого прока, ведь человек, облеченный могуществом и властью, все равно поступит по-своему… Ну, Борг, попадись ты мне, услышишь много нового о себе!
Здешний привратник тоже принадлежал к ветеранам, но держался бодрее и много суровее, чем тот, что охранял покой маркизы Эгарт. Правда, явление королевского орла подействовало не менее эффективно: нас пропустили без продолжения расспросов. Но на сем сходство между нашими визитами в дома двух близких родственников и закончилось, потому что явления герцога мы прождали не менее четверти часа, дыша холодной пылью в зале с занавешенными густой кисеей окнами.
Дядюшка Хак пришел побеседовать один, без слуг и охранников, наверное, догадываясь, о чем пойдет речь, и благоразумно не желая выносить лишний сор из родных стен. Длинная домашняя мантия, окантованная черными лентами, печать грусти на стареющем лице, пальцы, свободные от колец… Хм, странно. Обычно аристократы обожают увешивать себя драгоценностями и уж тем более ни на миг не расстаются со знаками своего положения и личной печаткой. В прошлую нашу встречу герцог сверкал перстнями не тусклее, чем первая придворная красавица, что же заставило его изменить привычкам? Ага, суставы выглядят немного увеличенными. Дядюшку Хака мучают отеки? Тогда понятно, почему он не рискует сдавливать пальцы металлическими оковами. Только не рановато ли? Он ведь еще не настолько стар, даже любовницу завел… Кстати о любовнице. Мы же пришли сюда не праздно проводить время?
– Доброго… – Роллена не успела закончить приветствие: герцог запахнул полы мантии, сел в единственное кресло и сухо спросил:
– С чем пожаловали?
Девушка опять не удержалась и поклонилась, хотя уже с намного большим достоинством, чем в прошлый раз.
– Дело защиты крови, доу.
– Позвольте угадаю! Моя престарелая сестренка никак не угомонится? Можете передать ей мои наилучшие пожелания поскорее сдохнуть. Бесится оттого, что ее больше не приглашают ко двору, и поэтому решила напоследок напакостить всем, до кого доберется?
– Доу, заявление маркизы было рассмотрено Опорой трона и принято к расследованию. Мы пришли сюда, чтобы засвидетельствовать…
– Засвидетельствовать мое падение? – Герцог зло расхохотался и тут же мгновенно избавился от малейших следов улыбки на лице и во взгляде. – И кто призван быть свидетелем? Простолюдин, желающий выслужиться, и девица, даже не умеющая выговаривать слово «честь»?
Роллена покраснела. Благодарение богам, что в сумерках зала краска, залившая лицо девушки, смотрелась не столь ярко, как при дневном свете, но суть произошедшего от отсутствия солнечных лучей не изменилась. Дядюшка Хак намеренно оскорбил мою спутницу.
Действовал подобным образом с целью поскорее избавиться от нашего присутствия? Посмотрел и справедливо решил, что ни девушка, ни я не сможем оказать сопротивления? Расчеты, может быть, произведены верно, однако не учтено одно важное условие задачи. Мое неприятное удивление.
Не могу сказать, что хорошо знаю герцога, но все наши встречи убеждали в том, что Магайон – человек чести, пусть временами излишне суровый и взбалмошный. А теперь получается, что братец, если и ушел от сестры, то не дальше соседнего угла комнаты? Не могу поверить. Герцог выглядит и ведет себя так, будто постоянно чувствует угрозу, и это очень странно. Кто может представлять опасность для столь влиятельного дворянина? Думаю, даже король не решится напрямую велеть дядюшке Хаку распрощаться с мыслями о женитьбе. Нет, что-то здесь не так. Мужчина, сидящий напротив нас и напряженно ожидающий развития событий, а не наслаждающийся зрелищем униженной женщины, готов сражаться и оборонять… Но что именно? Неужели свою любовь? Неужели неизвестная девица настолько его покорила? Я хочу на нее посмотреть. И поскорее!
– Нет ничего дурного в том, чтобы честной службой зарабатывать уважение. Но бить противника не своим, а услужливо подставленным руками блудливых лицемеров оружием постыдно. И не для того, кто принимает, а для того, кто наносит удар.
Дядюшка Хак меньше всего был готов получить ответ, а уж отпор и подавно.
– И что означает сия витиеватая отповедь? Что я…
– Вы поете с чужого голоса, герцог. И мне искренне жаль, что у вас не достало собственного таланта что-то сочинить.
Он побледнел, подаваясь вперед:
– Ты обвиняешь меня во лжи?
– Не вас, а тех, кого вы слушаете или слышите. И, право слово, в некоторых случаях лучше оказаться туговатым на ухо, нежели иметь тонкий слух!
Наверное, я немного перегнул палку, объявляя Магайона чужим подпевалой, но, с другой стороны, лучшего способа ответить равным оскорблением не было. Любую женщину можно обидеть, назвав шлюхой, это известно всем. Но когда дело касается мужчин, почему-то ищутся потаенные поводы, создаются сложнейшие конструкции, либо беседа переходит к сравнению качественных и количественных характеристик плоти в отрыве от духа, а между тем нет ничего проще, чем оскорбить мужчину, не прилагая сил и не скатываясь до площадной брани. Нужно всего лишь сказать ему: эй, парень, а ведь у тебя нет своего мнения, ты всего лишь кому-то подпеваешь. Получается одновременно упрек в неосведомленности, в подчиненности кому-либо, а значит, слабости и признание собеседника ничтожным противником. Действует безотказно.
Герцог тяжело оперся о подлокотники кресла, очень медленно поднялся на ноги и еще медленнее приблизился ко мне. Остановился, когда между нашими носами осталось не более дюйма пространства, и тихо, но внятно проскрипел:
– Если ты хотел меня разозлить, тебе это удалось.
– Я преследовал несколько иную цель, но удовлетворюсь и этой.
– А я – нет.
Он смотрел мне прямо в глаза, не мигая и не двигая ни единым мускулом лица, казалось, даже произносимые слова звучат не изо рта, а откуда-то со стороны, только влажное дыхание, касающееся моей кожи, уверяло: герцог все еще жив.
– И что же может удовлетворить вас?
– То, что принято между благородными людьми.
Опять хочет указать мне на мое низкое положение? Пожалуйста. Только если я соглашусь с предложенной ролью, его обида останется неотомщенной, а расстраивать старого человека… По меньшей мере, невежливо.
– Я могу принять ваш вызов, не сомневайтесь.
Герцог сузил глаза, попробовав взглянуть на меня по-новому. Видимо, сообразил наконец-то, что все камни Опоры обладают офицерскими чинами, а офицер все равно что дворянин, по крайней мере в деле защиты собственной чести.
– И примешь?
– С безграничным удовольствием.
– Не думай, что меня так уж легко победить. Я не настолько стар.
– Ваше намерение жениться это только подтверждает.
Он то ли фыркнул, то ли рыкнул, но, как известно, дуэль назначается лишь по первому оскорблению, а все последующие, так сказать, милый маленький довесок, не более.
– Когда и где?
– Где – выбирать вам, меня устроит любое место, а вот когда… Дайте подумать. Не раньше, чем я выполню порученное мне задание. Служба не позволит.
– Оружие?
– Обычное дуэльное, полагаю. Шпага.
– Дага?
– Зачем? Мы же не собираемся наносить друг другу увечья? Мы просто собираемся убить друг друга, верно?
Взгляд Магайона ответил полнейшим согласием.
– Я извещу вас о месте, когда… Весь этот фарс завершится.
– И чтобы поскорее закончить дело и приступить к развлечениям, не могли бы вы познакомить нас со своей избранницей?
Герцог вновь посмотрел на меня, как на злейшего врага, но, поскольку разум подсказывал, что моя просьба не только уместна, а и подтверждена данным мне приказанием от вышестоящих лиц, дядюшке Хаку не оставалось ничего иного, как крикнуть в сторону двери:
– Эй, кто-нибудь! Позовите вашу будущую госпожу!
Она не была писаной красавицей, и, самое главное, она не была молода. Женщина лет тридцати пяти, не менее, с правильными чертами лица, но уже становящейся тяжеловесной фигурой, судя по пышной груди и раздавшимся бедрам, не избегшая тягот рождения ребенка. Милая, но не более того. Удивительный выбор для герцога, ничего не скажешь.
Разумеется, часть военачальников, высшей аристократии и прочих влиятельных людей входит в Опору по определению. Правда, они не занимаются какими-либо активными действиями, а скорее пребывают в ленивом ожидании приказа, кторый однажды может раздаться с престола Западного Шема. Возможно, время от времени все они собираются на тайные советы, где обмениваются свежими сплетнями и слухами, перемывают косточки недругам и делят денежные и властные полномочия, но все это больше служит пусканию пыли в глаза заинтересованных наблюдателей, чем получению действительной пользы для государства, а настоящей работой занимаются совсем другие персоны, о которых зачастую известно только их прямому начальству.
Откуда же они берутся, эти верные псы короля? Отовсюду. Выслуживаются в армии, лебезят при дворе, по глупости или случайно попадают в сети, раскинутые вербовщиками. Талантливые и не слишком, но упорные и упрямые в том, что касается стремления выйти победителем из любого сражения. А теперь спрошу снова: много ли таковых на свете? Ответ окажется неутешителен. Потому и существует та же Академия, а может быть, и многие другие заведения, обучающие и натаскивающие молодняк, просеянный через тонкое сито. Но все равно людей не хватает, ибо тех, кто обращает на себя внимание еще при обучении, стараются заполучить не одни лишь королевские службы, а тех, кто и на экзамене оказался сереньким середнячком, будут придирчиво рассматривать со всех сторон и в половине случаев удостоят отказом. Почему? Потому что всем хочется лучшего, разумеется. Но если лучшее уже разобрано, приходится работать с тем, что осталось.
Многоступенчатый отбор – старая, как мир, практика, с годами либо совершенствующаяся, либо впадающая в маразм. В том же Южном Шеме, чтобы попасть в окружение правителя, иногда необходимо потратить целую жизнь, начиная едва ли не с самых пеленок, и то не успеть достичь желаемого, на смертном одре утешая себя лишь той мыслью, что твой наследник начнет путь на ступенечку выше, чем начинал ты сам. Впрочем, Юг всегда был благоговейным хранителем традиций, а Север и Запад легко расставались с тем или иным ответвлением ритуала, если оно казалось слишком сложным и мало действенным.
Как можно стать камнем Опоры? Заслужить или выслужиться, третьего не дано, купля-продажа в вопросы веры и верности не допускается. Причина очень проста: торгаш всегда остается торгашом и, купив единожды, не сможет себя сдержать, если возникнет возможность очередной сделки. Ну а поскольку заслуга – вещь редкая и случайная, основной дорогой в Опору является именно выслуга. Этой дорогой отправилась и Роллена.
Если рассудить трезво, девушка поступила совершенно правильно, хотя располагала возможностью обойти все начальные препоны и сразу прыгнуть на высокую ступеньку. Сверху ведь больнее падать, не правда ли? Если же двигаться потихоньку, с одной стороны, есть шанс добраться до места назначения, а с другой – решение прекратить борьбу можно принять в любой момент и при этом чувствовать себя победителем, а не проигравшим, поскольку самостоятельно оценил собственные силы. Конечно, на столь длинном пути ожидается количественно больше трудностей, зато к ним можно постепенно привыкнуть, а привычка иной раз оказывается весьма хорошим помощником, позволяющим не тратить душевные силы зря. Например, помогает бесстрастно принимать королевскую печать, а не дуться, считая всех вокруг насмешниками, как это делала Роллена на протяжении почти всего нашего пути к Межлучевому проходу. Правда, под конец она все же предпочла отодвинуть обиду подальше, тем более время первого боя неумолимо приближалось.
Дом из розового камня оказался именно таким, только сам камень успел выгореть и запылиться, поэтому цвет стен отдавал желтизной, как стариковская кожа. На стук дверного кольца из узкой калитки выглянул привратник, не менее древний, чем владения, которые он охранял, и с усталой угрозой в голосе спросил:
– По какому делу пришли?
Интересная форма вопроса. Либо здешние обитатели занимаются исключительно делами, презирая саму возможность развлечения, либо позволяют тревожить свой покой только по веской причине. Какой вариант правильнее? Надеюсь, скоро узнаем, нужно только… Войти. Хм. Рассказывать на всю улицу, что нас прислала Опора? А что предъявим в доказательство? Диковинный браслет на руке Роллены? Кстати, о браслете. Он должен каким-то образом отрабатывать свое громкое название, но старик-посыльный и словом не обмолвился на сей счет. Словом… А что, если…
Попробовать никогда не поздно. Открытый контур не только служит для постепенного рассеивания Силы, связанной заклинанием, но, кроме того, предназначен для создания колебаний в соответствии с внешними условиями, собственно, поэтому вся боевая магия основывается именно на подобных структурах с незатянутыми Оконечными узлами. Бронзовый, или из чего он там сделан, орел обязан вести себя в соответствии с обстоятельствами, к примеру, чем-то подтвердить прозвучавшее слово или слова. Весь вопрос – какие. Сложная задачка с множеством возможных решений. Очередная подстава с целью избавить Роллену от ее сумасбродной мечты? Гнусно играете, господа камни. Тонко, изящно, но гнусно. Но не забывайте, этим вы бросаете вызов не одной только юной девушке. Есть еще я. Соображаю туговато, но на полпути останавливаться не люблю, да и не всегда удается остановиться.
Реакция на слово. Слово – звук. Источник звука должен быть как можно ближе к заклинанию. Что ж, примем командование на себя:
– Подними правое запястье на уровень рта.
– Зачем? – шепчет в ответ Роллена, не успевшая удивиться переходу на «ты».
– Нужно. А теперь произнеси громко и четко… Ну, скажем, «именем короля»!
Она фыркнула, справедливо усомнившись в моих умственных способностях, но логика и случайная догадка, усевшиеся на соседних чашах весов, остановили стрелку указателя. Девушка подняла правую руку, и кружевной манжет сам собой отвернулся вниз, обнажая тонкое запястье с массивным браслетом в форме птицы.
– Именем короля!
Хорошо, что я стоял за спиной Роллены, иначе не смог бы сполна насладиться искренним ужасом на лице привратника, когда магия малой королевской печати пришла в движение.
Вспышка ослепляющего света. Кусочки мозаики, составляющие замысловатый узор, на мгновение становятся зеркальными, ловят в свои сети солнечные лучи, потом снова темнеют и встопорщиваются сотнями крошечных перышек, орел раскрывает крылья и грозно клекочет, слово в слово повторяя то, что сказала девушка:
– Именем короля!
А потом все успокаивается, фигурка возвращается в прежние размеры и браслетом вновь засыпает на запястье. Великолепное представление не остается неоцененным: страж распахивает перед нами ворота и сопровождает к тому, кто желал дать задание камням Опоры. Вернее, к той.
Она сидела в саду, расположившись в огромном плетеном кресле под сенью розовых кустов и закутавшись от низового ветерка в ворох шелковых покрывал. Женщина, о которой простолюдин сказал бы «старая», а придворный уклончиво заметил «в летах». Шесть десятков или даже немного больше лет оставили следы на не особенно красивом, но породистом лице, их не могли скрыть ни пудра, ни притирания. И следы эти, по всей видимости, не просто не радовали свою хозяйку, а несказанно огорчали, потому что шея, наверняка не менее морщинистая, чем лицо, была также тщательно спрятана под витками кружевного шарфа. Волосы, уложенные в нарочито сложную прическу, слишком темны, чтобы можно было считать их цвет естественным, ресницы тщательно выкрашены сажей, но только еще больше привлекают внимание к скукоженным уголкам глаз. Молодящаяся старуха, вот кто ждал нас в цветущем саду, окруженная тишиной и покоем, напоминающим предсмертный. Но, судя по взволнованному состоянию Роллены, возраст женщины ничуть не умалял ее заслуг и не отнимал значимости положения в обществе.
Девушка присела в низком реверансе, с заметной робостью приветствуя заявительницу:
– Доброго дня, доу Аннелис.
– Доброго после того, как перепугали мою доблестную стражу? – проворчала женщина. – Куда уж добрее… Можете обращаться ко мне без придворных церемоний, для вас я просто маркиза.
– Как пожелаете, – покорно согласилась Роллена.
– Признаться, я ожидала кого-то более… – Старуха окинула меня внимательным взглядом и, явно оставшись недовольной, проглотила закономерное, но, несомненно, обидное для нас сравнение. – Потому что дело, о котором я заявила в Опору, чрезвычайно важное. Защита крови.
Если мне не изменяет память, таковым грифом награждаются проблемы, связанные с наследованием титулов и состояния, причем не мелкопоместных дворянчиков, а высшей знати государства. Что ж, эта женщина вправе была рассчитывать на повышенное внимание, а получила… То, что получила. Наверное, она кому-то насолила не меньше Роллены, если удар нанесен сразу по двум целям: аристократку унижают общением с недостойными людьми, а девушку вгоняют в краску, поскольку Королевский маг не может похвастаться знатным происхождением, и, хотя обладает при дворе большим влиянием, его сестра все равно остается сестрой безродного выскочки, получившего доступ к казне, но не в высшее общество. Жестоко. Я все больше и больше презираю и… восхищаюсь Опорой. Но если девочка справится со своими застарелыми страхами, ее никто не сможет остановить, и вот тогда всех уцелевших сильных мира сего ждет увлекательнейшее зрелище передела власти. Именно зрелище, потому что от участия они к тому времени будут надежно устранены.
– Мы готовы слушать, маркиза.
Старуха вздохнула, вполголоса коротко посетовав на судьбу, приносящую ей одни лишь неприятности, но все же снизошла до рассказа о своих печалях.
– Я уже немолода, как видите, но и мой родной брат младше меня всего лишь на несколько лет. Да-да, его тоже называют стариком, за глаза, разумеется, ибо кто рискнет открыто указать герцогу Магайону на его возраст?
Дядюшка Хак – ее братец? Что-то не припомню во время поминальной тризны ни одного слова о старшей сестричке. Давняя вражда? Детская ссора? Впрочем, если девушку выдали замуж за скромно титулованного дворянина, причин недолюбливать того, кому достались все семейные блага, более чем достаточно.
После насмешливой паузы маркиза продолжила:
– И при встрече со мной многие, хотя я всего лишь маркиза Эгарт, понижают голос и прикрывают рты ладонями… Но речь не о годах, а о том, что года могут сделать с людьми. Не так давно мой брат потерял сына. Заметьте, я могла бы сказать, что умер мой племянник, но Кьез не навещал меня ни разу после того, как ему исполнилось двенадцать, так что судьба сквитала нас, и гораздо раньше, чем хотелось и надеялось многим. Терять детей очень тяжело, об этом любят посудачить все и каждый, но нельзя забывать, что помимо родительских обязанностей есть обязательства, данные престолу, и среди них одно из почетных мест занимает сохранение чистоты крови.
Довольно спорная потребность, если учесть, что дворяне подразумевают под «чистотой» исключительно супружеские союзы благородных семей. Но если немного расширить предложенные рамки и допустить, что чистая кровь также кровь здоровая, лишенная дурной наследственной памяти и прочих неприятностей, повод для подобной борьбы становится намного разумнее. Алый сироп, текущий в жилах живого существа, с рождения и до смерти является свидетелем всех происходящих с плотью событий, свидетелем внимательным и чутким, время от времени подающим весьма громкий голос. Правда, никогда не угадаешь, на каком витке поколений в скромной девице вдруг проснется родственная память о блудливой прабабке, а здоровый, как бык, мужчина вдруг сляжет от стародавней болезни, пару веков назад выкосившей половину рода.
– Герцогу грозит опасность?
– Опасность грозит всему двору, если мой братец не образумится!
– Что с ним произошло? – Пока Роллена не могла подобрать нужную манеру поведения, за расспросы с ее молчаливого согласия взялся я.
Маркиза смерила меня презрительным взглядом:
– Вы крайне недогадливы, юноша. Если речь идет о защите крови, в случае мужчины это может означать только…
– Неугодная его окружению женщина?
Чопорно поджатые губы послужили доказательством того, что мой укол достиг цели, но старшая сестра дядюшки Хака обладала отменной выдержкой и ни на малую долю не повысила тон:
– После похорон Кьеза он шатался по всему Шему в поисках утешения, как я теперь понимаю. И нашел. Неизвестную никому деревенщину, с которой носится, как с драгоценнейшим сокровищем мира. Любезную ему настолько, что готов назвать ее герцогиней.
– Он не имеет на это права?
– Имеет, – сухо признала маркиза. – Но это будет совершеннейшей глупостью и, что намного страшнее, преступлением против престола!
– Лишь в случае рождения ребенка, не так ли?
– Ребенок… – Старуха скривилась. – Он станет непоправимым несчастьем.
– А ваш брат еще полностью в силах… э-э-э, в мужских силах?
Мне красноречиво ответили коротким горьким молчанием, а потом пояснили:
– Он моложе меня. Ненамного, но все еще достаточно, чтобы обрюхатить молодуху. Но он, как вы понимаете, не единственный мужчина в своих владениях, и невыносимо думать о том, что герцогство может достаться невесть чьему отродью, прервав благородный род Магайон.
– И что должна сделать Опора? Отговорить герцога?
Маркиза наклонилась вперед, опираясь о подлокотники:
– Опора всегда знает, что делать. Надо лишь засвидетельствовать падение моего брата, а с этим справитесь и вы.
Кровное дело, как и кровавое, всегда норовит извозить в грязи всех участников, а также тех, кто случайно окажется рядом. Понимаю, почему Роллене никак не могли найти напарника: никто не пожелал копаться в исподнем, пусть и герцогском, поскольку такие дела ничем не отличаются от палки, больно бьющей с любого конца, за какой ни возьмешься. Но мы уже взялись, и теперь главное – не отпускать раньше времени.
– Ваше вино, госпожа.
На столик перед маркизой поставили поднос с высоким бокалом, наполненным темно-золотой жидкостью, а слуга, очень молодой, изящно стройный и миловидный, почтительно подождал, пока хозяйка осушит поданную посуду и, возвращая, коснется его руки наигранно случайным жестом.
Мой рассеянный взгляд, проводивший юношу, не смог остаться незамеченным, и, хотя разумнее было бы благопристойно промолчать, старая женщина по имени Аннелис высокомерно улыбнулась:
– Постель и титул не обязательно должны прилагаться друг к другу.
– Один приводит в свой дом любовницу, другая тешит себя молодыми слугами… Разве между ними есть разница? Они же совершенно одинаковы!
Таковы были первые слова, возмущенно выдохнутые Ролленой, когда наши спины и ворота дома Эгарт отдалились друг от друга на несколько сотен шагов. И я не мог не согласиться со своей спутницей:
– Конечно, одинаковы.
– Но…
Кажется, сестра Королевского мага сейчас находится в том замечательном промежутке времени, который обычно называют моментом истины. Что ж, это должно было произойти, теперь осталось только проверить, верные ли выводы сделаны.
– Какой тогда ей смысл обвинять своего брата? Ведь она в своей спальне занимается тем же, что и он!
Я улыбнулся.
Очень правильно думаешь, девочка. В самом деле, ни один представитель сей благородной семейки не имеет права нравственно ставить себя выше родственника, если судить сложившиеся обстоятельства простецким человеческим судом. Но если взять суд государственный…
– А ты слышала, что сказала маркиза напоследок?
Девушка подумала и кивнула:
– Да. Про титул и постель.
– Не согласна со справедливостью этого утверждения?
Васильковые глаза взглянули на меня с мучительным непониманием:
– Согласна, только… Все равно это мерзко.
– Вражда между родственниками грязна и внутри, и снаружи.
– Я не о вражде! Какое право эта старуха имеет обвинять, если сама…
– Право первого, конечно.
Роллена удивленно нахмурилась и переспросила:
– Первого?
– Если в сражении участвуют две стороны, обладающие равными силами, то преимущество будет принадлежать той, которая первой начнет боевые действия.
– Даже если она действует со злым умыслом, а не во имя справедливости?
– В любом из возможных случаев.
– Но…
Девушка задумчиво опустила взгляд, рассматривая камни мостовой, по которой мы шли к дому герцога Магайон.
Вспомнила свои собственные поступки? Молодец. Не скажу, что хотел разбередить раны в твоей душе, но, пожалуй, тебе будет полезно услышать то, что я скажу.
– Не нужно стыдиться желания выиграть.
– С чего ты взял, что я… – Последнее слово она испуганно проглотила.
– Бери пример с маркизы: она ни минуты не сомневается в праведности своих деяний.
– Почему-то не хочется следовать такому примеру.
– Ты хочешь успешно выполнить порученное Опорой задание?
Роллена кивнула, но голову не подняла.
– Тогда действуй без колебаний.
– Что же тогда следует делать? Прийти к герцогу и обвинить его? – Голос девушки на мгновение зазвенел ехидством.
– Э нет, обвинять нам не поручали. Никого. Слышала, что сказала старуха? Мы должны засвидетельствовать, только и всего.
– А что значит засвидетельствовать? Герцог может вообще отказаться говорить с нами. Или согласиться на разговор, а потом заявить, что мы все выдумали. Или…
А ведь верно. Заявление маркизы не легло на бумагу и не было подписано всеми заинтересованными сторонами. Теперь мы точно так же придем к дядюшке Хаку, послушаем, поболтаем, если нас не выставят сразу же после первого оброненного слова, но что дальше? Нас будут допрашивать с пристрастием, дабы восстановить ход дела и получить доказательства истинности событий, которым мы стали свидетелями? Но откуда уверенность, что мы не словчимся и не соврем? Пресветлая Владычица, неужели во всем происходящем снова возникает то, чему я не могу найти объяснений? Только не это! Я больше не хочу испытывать страх.
– Думаю, на сей счет нужно волноваться не нам, а Опоре. Если там посчитали, что мы справимся с заданием, значит, приняли меры, чтобы установить истину.
– У меня от твоих слов мурашки по коже, – призналась Роллена.
– Знаешь, у меня тоже. Но на боязнь у нас сейчас нет времени, потому что…
Мы уже пришли на улицу Проигранной Зари.
Наследное владение рода Магайон летом выглядело лишь чуть привлекательнее, чем зимой, и только благодаря усилиям густо-зеленых плетей дикого винограда, причудливыми узорами вольготно расползшегося по каменным стенам. Главный вход слева и справа обрамляли два узких черных полотнища, висящие, судя по всему, еще с похорон, потому что изрядно поседели от пыли и солнечных лучей, не всегда бывающих ласковыми. Герцог по-прежнему носит траур? Как-то скорбь не вяжется с появлением любовницы, грозящей стать законной женой. Он должен был бы распорядиться убрать напоминания о горе, а вместо того словно махнул рукой на мир вокруг себя. Неужели его страсть так сильна, что не позволяет уделять внимание ничему иному? Но тогда в нашем свидетельстве нет никакого прока, ведь человек, облеченный могуществом и властью, все равно поступит по-своему… Ну, Борг, попадись ты мне, услышишь много нового о себе!
Здешний привратник тоже принадлежал к ветеранам, но держался бодрее и много суровее, чем тот, что охранял покой маркизы Эгарт. Правда, явление королевского орла подействовало не менее эффективно: нас пропустили без продолжения расспросов. Но на сем сходство между нашими визитами в дома двух близких родственников и закончилось, потому что явления герцога мы прождали не менее четверти часа, дыша холодной пылью в зале с занавешенными густой кисеей окнами.
Дядюшка Хак пришел побеседовать один, без слуг и охранников, наверное, догадываясь, о чем пойдет речь, и благоразумно не желая выносить лишний сор из родных стен. Длинная домашняя мантия, окантованная черными лентами, печать грусти на стареющем лице, пальцы, свободные от колец… Хм, странно. Обычно аристократы обожают увешивать себя драгоценностями и уж тем более ни на миг не расстаются со знаками своего положения и личной печаткой. В прошлую нашу встречу герцог сверкал перстнями не тусклее, чем первая придворная красавица, что же заставило его изменить привычкам? Ага, суставы выглядят немного увеличенными. Дядюшку Хака мучают отеки? Тогда понятно, почему он не рискует сдавливать пальцы металлическими оковами. Только не рановато ли? Он ведь еще не настолько стар, даже любовницу завел… Кстати о любовнице. Мы же пришли сюда не праздно проводить время?
– Доброго… – Роллена не успела закончить приветствие: герцог запахнул полы мантии, сел в единственное кресло и сухо спросил:
– С чем пожаловали?
Девушка опять не удержалась и поклонилась, хотя уже с намного большим достоинством, чем в прошлый раз.
– Дело защиты крови, доу.
– Позвольте угадаю! Моя престарелая сестренка никак не угомонится? Можете передать ей мои наилучшие пожелания поскорее сдохнуть. Бесится оттого, что ее больше не приглашают ко двору, и поэтому решила напоследок напакостить всем, до кого доберется?
– Доу, заявление маркизы было рассмотрено Опорой трона и принято к расследованию. Мы пришли сюда, чтобы засвидетельствовать…
– Засвидетельствовать мое падение? – Герцог зло расхохотался и тут же мгновенно избавился от малейших следов улыбки на лице и во взгляде. – И кто призван быть свидетелем? Простолюдин, желающий выслужиться, и девица, даже не умеющая выговаривать слово «честь»?
Роллена покраснела. Благодарение богам, что в сумерках зала краска, залившая лицо девушки, смотрелась не столь ярко, как при дневном свете, но суть произошедшего от отсутствия солнечных лучей не изменилась. Дядюшка Хак намеренно оскорбил мою спутницу.
Действовал подобным образом с целью поскорее избавиться от нашего присутствия? Посмотрел и справедливо решил, что ни девушка, ни я не сможем оказать сопротивления? Расчеты, может быть, произведены верно, однако не учтено одно важное условие задачи. Мое неприятное удивление.
Не могу сказать, что хорошо знаю герцога, но все наши встречи убеждали в том, что Магайон – человек чести, пусть временами излишне суровый и взбалмошный. А теперь получается, что братец, если и ушел от сестры, то не дальше соседнего угла комнаты? Не могу поверить. Герцог выглядит и ведет себя так, будто постоянно чувствует угрозу, и это очень странно. Кто может представлять опасность для столь влиятельного дворянина? Думаю, даже король не решится напрямую велеть дядюшке Хаку распрощаться с мыслями о женитьбе. Нет, что-то здесь не так. Мужчина, сидящий напротив нас и напряженно ожидающий развития событий, а не наслаждающийся зрелищем униженной женщины, готов сражаться и оборонять… Но что именно? Неужели свою любовь? Неужели неизвестная девица настолько его покорила? Я хочу на нее посмотреть. И поскорее!
– Нет ничего дурного в том, чтобы честной службой зарабатывать уважение. Но бить противника не своим, а услужливо подставленным руками блудливых лицемеров оружием постыдно. И не для того, кто принимает, а для того, кто наносит удар.
Дядюшка Хак меньше всего был готов получить ответ, а уж отпор и подавно.
– И что означает сия витиеватая отповедь? Что я…
– Вы поете с чужого голоса, герцог. И мне искренне жаль, что у вас не достало собственного таланта что-то сочинить.
Он побледнел, подаваясь вперед:
– Ты обвиняешь меня во лжи?
– Не вас, а тех, кого вы слушаете или слышите. И, право слово, в некоторых случаях лучше оказаться туговатым на ухо, нежели иметь тонкий слух!
Наверное, я немного перегнул палку, объявляя Магайона чужим подпевалой, но, с другой стороны, лучшего способа ответить равным оскорблением не было. Любую женщину можно обидеть, назвав шлюхой, это известно всем. Но когда дело касается мужчин, почему-то ищутся потаенные поводы, создаются сложнейшие конструкции, либо беседа переходит к сравнению качественных и количественных характеристик плоти в отрыве от духа, а между тем нет ничего проще, чем оскорбить мужчину, не прилагая сил и не скатываясь до площадной брани. Нужно всего лишь сказать ему: эй, парень, а ведь у тебя нет своего мнения, ты всего лишь кому-то подпеваешь. Получается одновременно упрек в неосведомленности, в подчиненности кому-либо, а значит, слабости и признание собеседника ничтожным противником. Действует безотказно.
Герцог тяжело оперся о подлокотники кресла, очень медленно поднялся на ноги и еще медленнее приблизился ко мне. Остановился, когда между нашими носами осталось не более дюйма пространства, и тихо, но внятно проскрипел:
– Если ты хотел меня разозлить, тебе это удалось.
– Я преследовал несколько иную цель, но удовлетворюсь и этой.
– А я – нет.
Он смотрел мне прямо в глаза, не мигая и не двигая ни единым мускулом лица, казалось, даже произносимые слова звучат не изо рта, а откуда-то со стороны, только влажное дыхание, касающееся моей кожи, уверяло: герцог все еще жив.
– И что же может удовлетворить вас?
– То, что принято между благородными людьми.
Опять хочет указать мне на мое низкое положение? Пожалуйста. Только если я соглашусь с предложенной ролью, его обида останется неотомщенной, а расстраивать старого человека… По меньшей мере, невежливо.
– Я могу принять ваш вызов, не сомневайтесь.
Герцог сузил глаза, попробовав взглянуть на меня по-новому. Видимо, сообразил наконец-то, что все камни Опоры обладают офицерскими чинами, а офицер все равно что дворянин, по крайней мере в деле защиты собственной чести.
– И примешь?
– С безграничным удовольствием.
– Не думай, что меня так уж легко победить. Я не настолько стар.
– Ваше намерение жениться это только подтверждает.
Он то ли фыркнул, то ли рыкнул, но, как известно, дуэль назначается лишь по первому оскорблению, а все последующие, так сказать, милый маленький довесок, не более.
– Когда и где?
– Где – выбирать вам, меня устроит любое место, а вот когда… Дайте подумать. Не раньше, чем я выполню порученное мне задание. Служба не позволит.
– Оружие?
– Обычное дуэльное, полагаю. Шпага.
– Дага?
– Зачем? Мы же не собираемся наносить друг другу увечья? Мы просто собираемся убить друг друга, верно?
Взгляд Магайона ответил полнейшим согласием.
– Я извещу вас о месте, когда… Весь этот фарс завершится.
– И чтобы поскорее закончить дело и приступить к развлечениям, не могли бы вы познакомить нас со своей избранницей?
Герцог вновь посмотрел на меня, как на злейшего врага, но, поскольку разум подсказывал, что моя просьба не только уместна, а и подтверждена данным мне приказанием от вышестоящих лиц, дядюшке Хаку не оставалось ничего иного, как крикнуть в сторону двери:
– Эй, кто-нибудь! Позовите вашу будущую госпожу!
Она не была писаной красавицей, и, самое главное, она не была молода. Женщина лет тридцати пяти, не менее, с правильными чертами лица, но уже становящейся тяжеловесной фигурой, судя по пышной груди и раздавшимся бедрам, не избегшая тягот рождения ребенка. Милая, но не более того. Удивительный выбор для герцога, ничего не скажешь.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента