Страница:
Теперь ехали не спеша. Можно сказать, ползи. Игорёк в недоумении обернулся – где там Серый. Но никакого Серого не увидел. Тот как сквозь землю провалился. Зато небо, с утра безоблачное, стало быстро затягивать серой мутью.
– Готовься, Игорёк, сейчас нас уничтожат, – сообщил Володя. – Будут мстить за своих. Око за око.
Игорёк покрутил головой, недоумевая, откуда явятся мстители. А потом перед глазами сверкнуло яростным огнём, и он куда-то полетел.
Он лежал, уткнувшись лицом в песок. Перевернулся на спину и увидел мутное небо: ветер, ещё недавно дувший лёгким зефиром, обрёл силу и поднял тучи пыли.
Раздался голос Володи:
– Можешь вставать. Первый этап операции успешно завершён. Противник вычеркнул нас из списков живых.
Они выбрались на трассу. На месте джипа зияла внушительная воронка. Повсюду были разбросаны куски обгоревшего, искорёженного металла. Штаны на Игорьке на этот раз каким-то чудом уцелели, наверно, были пропитаны водонепроницаемым и термозащитным составом. Володя же выглядел как огурчик, словно только что появился на месте события, из любопытства.
– Сейчас Серёга подойдёт, и двинем на точку. Здесь недалеко, не больше пятнадцати километров.
– Это песчаная буря? – спросил Игорёк, вспоминая последние телерепортажи из Ирака.
– Согласно прогнозу. Всё просчитано, по-другому не работаем.
– Что это было? Шарахнуло так…
– Две ракеты класса «воздух-земля». Выпущены с борта истребителя F-17 израильских ВВС.
– А-а… – только и сказал Игорёк. – Серёгу ты, значит, спрятал.
– Соображаешь.
– Ты, значит, тоже бессмертный?
– Нет, просто неуязвимый.
– А Серёга?
– Серёге повезло меньше. Серёгу нам беречь надо.
– А-а, – снова сказал Игорёк.
– Тебя ветер не беспокоит?
– Да нет, вроде, – пожал плечами Игорёк.
– Хорошо.
Они сели с подветренной стороны обочины и стали ждать. Наконец послышался знакомый голос. Серый громко матерился, поминая всех империалистов мира и проклятую песчаную пыль.
– Иди сюда, – окликнул его Володя.
– Дует – зашибись, – сказал Серый, усаживаясь рядом. Лицо его было закутано какой-то тряпкой, видны были только глаза.
– Это ещё не буря. В бурю не походишь. Ветер – то, что нам надо. Спутники ослепли, а мы пройдём. До ночи надо добраться.
– Морды замотайте, – посоветовал Серый.
– Мне плевать. А у Игорька нет тряпки.
– Держи мою майку, – Серый снял майку и потом надел куртку уже на голое тело.
– Пить хочется, – пожаловался Игорёк.
– Держи, – Серый отстегнул флягу. – Смотри, всё не выпей.
Когда Игорёк напился и повязал майку, они двинулись в глубь пустыни, на северо-восток. В направлении деревушки Аль-Фаиды.
Дорога заняла не менее пяти часов. Наконец, под ногами возник суглинок, идти стало легче, они пересекли зону сплошных песков. Чем дальше, тем больше попадалось растительности.
Игорёк еле волочил ноги. Горелые кроссовки полны были песка.
По правую руку возникли силуэты строений: полукруглые формы, словно дома, состоят из одних выпуклостей. Вокруг этих строений рос кустарник, его тощие ветви мотало на ветру. Других признаков присутствия человека не было.
Игорёк решил, что им как раз туда, но Володя вёл дальше.
В наступающих сумерках – впрочем, из-за туч пыли сказать, закат ли уже или нет, было трудно – они добрались до озерца, ещё не успевшего пересохнуть после зимы.
На берегу стояли шатры, скорее напоминавшие армейские палатки. Диверсантов окликнули. Из клубов пыли возник старик со штуцером, здоровенной тяжёлой винтовкой начала двадцатого века. Володя выступил вперёд и сказал что-то, из чего Игорёк понял только «салам». Старик кивнул и показал на большой шатёр о шести кольях, стоявший в центре кочевья.
Приказав спутникам подождать, Володя скрылся в этом шатре. Через некоторое время они вышли вместе с шейхом, мужчиной средних лет, в халате, белых штанах, полным, бородатым. Володя что-то говорил шейху, а тот довольно смеялся. За поясом у него небрежно был заткнут давешний кинжал. Володя мотнул головой, мол, давайте за нами. Шейх здороваться не стал, лишь глянул вскользь и повёл Володю к одному из шатров.
Там горела электрическая лампочка, видимо, в кочевье имелся дизельный генератор. Шатёр оказался гаражом: в нём помещался американский армейский джип «Хаммер» с пулемётом на раме. На сиденьях лежали комплекты американской же формы, рядом с машиной на вытертом ковре стояли ящики с оружием, боеприпасами и провиантом. Тут же громоздились ящики с подписью: «Danger! TNT».
Володя открыл бардачок, достал оттуда пакет с документами.
– Так. Сержант Бредли, получите удостоверение, – сообщил он Серому. – Так, сержант Гоулушко, ваши документы. И мои, командира отдельной разведывательной группы, капитана Ричарда Джей Лонгфеллоу. Переодеваемся, грузимся и – второй этап операции.
Шейх, казалось, не собирался уходить. Он с интересом наблюдал за перевоплощением диверсантов в американских джи-ай: человек присутствовал на представлении, редком в его краях. Он поглаживал рукоять кинжала и был чрезвычайно доволен.
В оружейных ящиках оказались три винтовки М-16, пистолет – тяжёлая офицерская «Беретта-9Ф», гранаты, бинокль, прибор ночного видения и даже «стингер».
В джип дополнительно загрузили три канистры бензина и провиант: американские бутыли с питьевой водой, американские консервы и упаковки сухпайков, столь нелюбимых американскими же пехотинцами. Даже упаковка туалетной бумаги имелась. Солидно подошли к делу неведомые благодетели.
Взрывчатку Володя брать не стал, презентовал шейху.
Установили на «Хаммере» тент. Володя сел за руль, включил зажигание. Мотор работал как часы.
Шейх, поняв, что представление близится к завершению, высунулся из шатра и отдал кому-то распоряжение. Полог взметнулся вверх, захлопал на ветру. Несколько арабов споро снимали шатер с кольев.
– Ну, алла-акбар, – подытожил Серый, запрыгивая на сиденье рядом с Володей.
Игорёк как всегда разместился сзади. Рядом лежал какой-то прибор в полиэтиленовой упаковке.
– Это твоё, клавишник, – кивнул Володя.
Игорьку хотелось жрать, и думать он мог лишь о еде. Он не стал спрашивать, что это за клавишный инструмент такой, а полез за сухпаем. Повертел в руках пластиковое блюдце с лаконичной надписью по-английски: «Меню номер 17». Что делать с «Меню номер 17», он не знал.
– Дай-ка сюда, – сказал Серый.
Взял пакет, что-то с ним сделал и сунул обратно Игорьку:
– На. Смотри не обожгись.
– А Володя будет? – спросил Игорёк, принимая раскрытый сухпай.
– Потом, – отозвался Володя.
В «Меню номер 17» входило картофельное пюре с цыплёнком и черносливом. На десерт – яблочный джем, маленькая упаковка галет и жевательная резинка.
Джип наматывал в темноте километры всё той же Сирийской пустыни, в свете фар клубилась лишь красноватая пыль. Володя уверенно вёл в заранее выбранном направлении. Американскую рацию настроили на израильский информационный канал для репатриантов и слушали ночные сводки новостей.
Сообщалось, что в четверг практически взят аэропорт имени Саддама Хусейна, курды приблизились к Мосулу, сжалось кольцо вокруг Басры. Со ссылкой на российские источники рассказывалось об упорных боях на подступах к Багдаду, о потерях союзников; о сбитом «дружественным огнём» истребителе-штурмовике F/A-18 «Хорнет» близ Кербелы. Глава Росавиакосмоса сообщил, что на войну в Ираке работает более шестидесяти американских военных спутников.
Серый дремал. Обстановка располагала к беседе.
Сплюнув скрипящую на зубах пыль, Игорёк спросил:
– Володя, слушай, ты знал, что нас будут бомбить?
– Само собой. Если бы мы шли сирийским коридором, тогда просчитать что-либо было бы трудно. Что нам приготовили: бомбу под сиденье, группу захвата на явке? Иордания была моим личным запасным вариантом, и в Москве о ней речь не шла. То, что Фархад заложит, это я знал, что Камаль не заложит – тоже знал. Единственный способ нас достать – перехватить на трассе. Это понятно. Как перехватить? Группой захвата. В случае неудачи – авиаудар. Чистая работа. Чтобы уйти от спут-ника, требовался хамсин. Операцию я планировал под него. Ничего непонятного.
– А откуда ты знал, когда самолёты появятся?
– Можно рассчитать, плюс-минус четверть часа. Они дождались возвращения вертолётов, решение уже было готово, но требовались детали. Небылицам про нашу неуязвимость, конечно, не поверили. В итоге имеем полтора часа на приказ о запуске двигателей. Подлётное время – двадцать минут. Вот и считай, не меньше двух часов. Они ещё быстро управились. Теперь группы русских «гоблинов», благодаря усилиям израильского Генштаба, не существует. Есть группа глубокой разведки армии США. Буря скоро утихнет, пыль повисит день-другой и уляжется. А мы будем уже у стен Вавилона.
– Где?
– У стен Вавилона. Задачи операции сообщу на месте.
– Володя, а что, в Комитете все такие неуязвимые? Там что, нет нормальных?
– Нормальные сейчас деньги зарабатывают. Потому что сейчас самое нормальное дело – зарабатывать деньги.
– Ты, значит, не за деньги?
Завозился Серый. Зевнув, произнёс:
– Настоящий солдат воюет не ради родины или денег, а ради крови. Ты вон какой сделался прыткий, когда кровью запахло. Рванул, что твой танк. Меня, конечно, замочили б, но не успели: вы их, к такой-то матери, смяли. Я тоже хорошо в них приложился из пукалки, – Серый снова зевнул. – Эх, война – мать родна. Знаешь, клавишник, чем пахнет война? Война пахнет кожей. Не горелой, а доспехом. Я ведь в прошлой жизни до центуриона дослужился. Германскую войну прошёл, Британскую. В Британии и вышел на пенсию. Вете-раны легиона селились вместе, пограничным городом. Вот там нас эти ублюдки и вырезали. Умирать не страшно. Я все свои пять жизней помню. Всегда был воином. Но лучше всего у римлян. Я-то сам из галлов был. А когда гибнешь в бою, ещё сорок дней воюешь, всё никак не успокоишься. Ну, не то чтобы воюешь, так, носишься над полем битвы. Хорошо, если противник разбит, тогда балдеешь. Если наоборот – шаришься по их лагерю, воображаешь, как бы ты им глотки рвал. Легион – это же сам дух войны. Ты в нём, как дитё в колыбели. Идёшь в атаку – словно машина охрененная прёт. И ты как часть… как бы тебе понятней… А, да что там. Ты часть такой силищи! Здесь такого не бывает. Только когда рота разведки идёт в рукопашную, тогда… Да нет, даже у «гоблинов» не то.
– Разве ты не спецназовец?
– Был когда-то в «весёлых ребятах», – равнодушно сказал Серый, – в диверсионной группе. Теперь – вольный стрелок. В кого нравится, в того и стреляю.
– Пять жизней – это ведь пять смертей? – Игорёк повернул разговор к интересующей его теме. – А что там, после смерти?
– Не помню. Как сорок дней пройдёт, так выруба-ешься. Может, память кто выключал, не знаю. Главное, знать, зачем ты родился. Я в этой жизни уже с семи лет знал, кем был раньше и кем стану. С семи лет в армию готовился. Я однажды целым генералом был. У протоегиптян. С атлантами воевали. Вот те, суки, крепкие были, хрен их чем достанешь. Ничего, главное знать, где их флот. Спалил корабли – всё, задёргались, вали, руби. У них же, сук, такие самострелы были. Любой доспех насквозь били. А в рукопашной они никакие. С ними главное – до тела добраться, сблизиться. И стальные кольчуги им не помогали.
– У них кольчуги были? – спросил Игорёк.
– А то что же? Дротики в них метать бесполезно. Стрелы тоже. А вот из пращи, камушком по башке, это можно.
Игорёк слушал трёп Серого и думал о том, что помнить собственные жизни – верх извращения. Помнить свои страхи, муки помнить, как умирал, или убивали тебя, как потом обратно к живым рвался. Это что за человеком надо быть, чтобы получать от подобных воспоминаний удовольствие?
– А как же Родина? – спросил Игорёк, надеясь неожиданным вопросом прервать поток воспоминаний Серого.
– Какая именно? – улыбнулся тот.
– Как же патриотизм? Воевать из-за крови, по-моему, это болезнь. Ещё можно понять, когда ради добычи, или за Родину.
– А ты из-за чего сам? – спросил в ответ Серёга. – Философ.
– Ну-у…
– Вот когда будешь помнить, чем на хлеб зарабатывал в прошлой жизни – тогда и философствуй. Двадцать тысяч лет – это срок. Война – единственное, что не прерывается. Она в любое время. Война – настоящее занятие людей. Ты или воюешь, или жертва. Остальное – чепуха, кто теперь тех атлантов помнит, египтян, римлян или древних кхмеров? На Земле одна только война, понял? В Апокалипсисе что написано? Всё идёт к Армагеддону, последней битве.
– И на чьей стороне собираешься? – спросил вдруг Володя.
Серый не ответил.
– Такие вещи надо знать, Серый, – произнёс Володя.
– Да это всё сказки! – удивился Игорёк. – Какой ещё Армагеддон? Голливуд, голливудские сказки для подростков.
Игорьку стало смешно, как могут два незаурядных человека всерьёз говорить о подобных глупостях. Вон, Серый, кажется, обиделся. Игорёк ещё не видел Серёгу обиженным. Что его могло так пронять? Вот служба Абсолюта – серьёзная фишка. А какой-то там пророк, да и был ли он на самом деле? Может, это немецкие монахи времён Ренессанса сочинили в своих мрачных монастырях?
– А чего нас в Израиле не арестовали? – сменил тему Игорёк.
– Команды не поступило. Операция, повторяю, очень серьёзная. За нами стоит Кремль, там готовы идти на международный скандал. Туристов арестовывать не за что. В Америке же на наш счет есть два мнения.
– Это-то откуда известно?
– От верблюда. Одни полагают, что нас следует перехватить только на последнем этапе операции. Другие считают: чем раньше нас хлопнуть – тем лучше. Эти и принимают решения. Но в случае с Израилем верх взяла партия «голубей». Появился козырь в виде возможных международных осложнений, благодаря чему им удалось довести нас до Иордании. Дальше «ястребы» терпеть не могли и дали приказ союзникам. Решено было взять хотя бы одного живым. Поэтому направили спецназ.
– А шпионы на что?
– Шпионы всю Москву изрыли. Без толку. Мой секрет даже руководство Комитета не знает. О том, что он существует, в курсе двое: президент и частично его советник по витальным проблемам, то есть, жизненно важным проблемам.
– А вот если бы я в ту больницу не попал?
– Позавчера ты мог попасть мимо чего угодно, только не мимо спецстационара.
– А, понятно. То-то я не могу врубиться, зачем он такой чудак, – прокомментировал Серый и умолк. – Никакой ты не братишка, Игорёк.
– Какой я вам, на хрен, Игорёк! – бросил в сердцах Игорёк.
– Какой есть, – недобро отозвался Серый. – Не солдат ты.
– Ну и что, что не солдат? Зато твою задницу спас.
– В штаны наложил, вот и спас. Я такого, знаешь сколько, насмотрелся: ударит страх в голову – и понесло на танки. Такие в первом бою отсеиваются.
Игорёк не стал отвечать. Одна мыслишка крепко грела душу: хоть и не солдат, зато шиш убьёшь, а Серому, как той гадюке, надо на брюхе ползать, всего остерегаться.
Володя остановил машину.
– Всё, мы в Ираке. Теперь можно поберечь мотор. Будем спать.
– Яволь, – ответил Серый и перегнулся поискать на заднем сиденье чего бы пожевать.
Игорёк отодвинулся подальше в угол. Ему стало одиноко и тоскливо. Разговоры о серьёзности операции внушали недобрые предчувствия. Жутко захотелось убежать куда глаза глядят. Игорёк вздохнул, устраиваясь поудобнее.
Проснулся он под утро. Выбрался из «Хаммера». Уже занимался рассвет, ветер стих, в воздухе висела рыжая пыль, словно хмурая туча, скрывавшая солнце. Игорёк опустился на корточки, пощупал землю, а затем лёг на неё, раскинув руки, уткнувшись лицом в каменистый глинозём, чтобы напитаться реальностью, самой твердой из всех реальностей – реальностью земли. Он потёрся небритой щекой о холодной камень. Потом поднялся, вздохнул полной грудью и прокричал: «Я – живой!»
Хлопнула дверца и Серый хмуро спросил:
– Ну и хули, что живой?
Володя, не выходя из машины, окинул их взглядом и приказал:
– Убрать тент.
В этот день они так и не увидели солнца. Над землёй висело бесконечное серое облако пыли, потерявшей рыжий цвет в прямых солнечных лучах. «Хаммер», переваливаясь на неровностях, двигался на восток. Вдали возникали небольшие поселения в две-три глинобитных хижины, с пасущимися верблюдами и овцами. Животные щипали весеннюю иракскую траву.
Рация у лжеамериканцев работала на приём. Серый переключал несколько задействованных армией США каналов, следил за текущими событиями. По всем подразделениям проходили команды на остановку движения. Город Кербела, о котором двумя днями ранее говорилось, как о месте ожесточённых боёв, упоминался в контексте заправки топливом и пополнения боекомплекта. Ни дать ни взять, тыловая база. Поступил даже приказ не отве-чать на выстрелы противника, из опасения поразить своих «дружественным огнём» в силу невозможности корректировки из космоса.
Серый не удержался, прокомментировал:
– Во, чурки, блин. Не могут без космоса и шага сделать. Вояки, блин. Иракцы чего сопли жуют?
– Торгуются, – ответил Володя. – Советские спе-цы их инструктировали: развернуть фронт и лупить из всех калибров на всю глубину обороны противника; нащупать место, откуда не отвечают огнём, и бросить пару-тройку дивизий в прорыв. Если сплошного фронта нет – долбать огнём и окружать, что обнаружишь. С американцами такая война не проходит: все каналы связи и ПВО Саддама действуют через американские спутники. Перекрыли американцы им частоты – и воюй как хочешь. Поэтому торгуются, как подороже сдать Багдад.
– Да уж, – только и сказал Серый.
После обеда, словно радиопостановку, слушали драматическую историю. Неподалёку, в том же самом квадрате джи-ти, где они находились, разбился самолёт-разведчик RC-71. На выручку экипажа был брошен вертолёт, и тот сбили, предположительно, федаины. Слово «федаин» произносилось с подчёркнутой серьёзностью и даже с некими торжественными нотками. От одного из пилотов вертолёта шёл сигнал, запрашивали помощь.
– А что, можем поучаствовать, – подал мысль Володя.
– Натурально. У пилота имя хорошее – Вирджиния. Я – за, – поддержал Серёга.
– А нас не вычислят? – с опаской спросил Игорёк.
– Спокуха, салага. Плавали – знаем, – успокоил Серый.
Володя повернул руль, и джип покатил на северо-восток, в направлении высоты 12-61.
– Ну-ка, чего это они федаинов боятся? – Серый развернул карту. – Всё ясно. Сейчас по правую руку будет озеро, по идее, ещё не пересохло. На левом берегу форт, на правом – руины. А по левую руку от нас, в пяти километрах от места катастрофы – насосная станция. Ясен пень, раз места людные, значит, гнездо федаинов.
Через полчаса по сигналу радиомаяка вышли на догорающие обломки вертолёта.
– Хотелось бы знать, – глубокомысленно изрёк Серый, – откуда здесь на хрен федаины? Им что, делать не хрен – в открытой степи болтаться?
– Очевидно, вертолёт они от самого Багдада преследовали, – пошутил Володя без тени улыбки.
– Фильтры следует ставить, дорогие мои, согласно инструкции по эксплуатации боевой техники в условиях повышенного запыления, – объяснил Серый причину катастрофы.
«Наверное, – подумал Игорёк, – коллеги решили развлечься».
Навстречу джипу бежал, размахивая руками, человек. Невзирая на расстояние и бесформенный пилотный комбез, Игорёк распознал существо женского пола. Когда вертолётчица приблизилась, Игорёк разглядел типично ирландскую морду. Нос – шнобелем, бесцветная челка. По щекам размазана кровь, глаза зарёваны. «Да, то ещё приключение», – решил Игорёк.
Вертолётчица перешла на шаг, Игорёк услышал, как она всхлипывает. «Ты смотри…» – равнодушно подумал он.
Володя подошёл к ней и вместо сочувственных жестов и слов молча пожал руку.
– Во, артист, – шепнул Серёга. – Натурально, капитан Ю-Эс-Ами. Уважает, типа, её, не как женщину, а как патриота, мать их, Штатов. Эх, братишка, и зачем я не Бен-Ладен? Ты как, баб уважаешь?
– Да какая она баба? Ирландская кляча.
– Запомни, клавишник, чем баба страшнее, тем лучше заводится.
– Можно подумать ты её трахнуть собрался.
– Э нет. Я на войне. По мне – пустить ей пулю в голову.
– Сержант Бредли, воду и медпакет, – скомандовал Володя на английском.
Серый отозвался на том же языке и полез в задник джипа искать медпакет.
Ничего серьёзного со штурманом Вирджинией не стряслось: у неё был разбит нос, и она измазала кровью вперемежку со слезами всё лицо. Зато трещала без умолку. О том, как внезапно вертолёт начал терять высоту, и какой ужасный удар был, и что она не помнит, как выбралась из кабины, а потом всё загорелось, и вертолёт сгорел за считанные минуты. Выходило, что первый пилот то ли погиб сразу, то ли потерял сознание, во всяком случае, вытащить его Вирджиния и не пыталась. Также неясной оставалась судьба двух бойцов в десантном отсеке; похоже, они сгорели. Пилот Вирджиния то и дело поминала федаинов, плакалась, как она каждую минуту с ужасом ждала, что они появятся и возьмут её в плен, как взяли в плен рядовую Джессику Линч.
За рулём теперь находился Серый, Вирджинию усадили рядом с ним, Володя перебрался к Игорьку на заднее сиденье, раскрыл портативный компьютер, тот самый, что был предложен Игорьку в качестве боевого средства «клавишника». И пока лейтенант болтала, связался по цифровому каналу с центральным боевым процессором. Сообщил персональный код своего подразделения, передал информацию, что в квадрате джи-ти обнаружен вертолёт с таким-то бортовым номером, спасена лейтенант такая-то, остальные члены экипажа погибли. Указал радиус зоны действия группы, чтобы командование определилось с пунктом встречи с группой спасения.
Вскоре поступил ответ: «В квадрате кэй-си, в районе высоты 10-31 вас будет ждать «Чинук». Держитесь подальше от руин».
Игорёк прочитал на экране эту вводную и подумал: отчего не подождать вертолёта прямо здесь? Но, видимо, командование тоже боялось федаинов, и ему, командованию, казалось разумнее пожертвовать в случае нападения фанатиков разведгруппой, чем ещё одним вертолётом.
Он не удивился гораздо более замечательному факту: откуда у русских диверсантов секретные шифры и коды, каким образом их подразделение оказалось включено в состав экспедиционного корпуса?
Дело в том, что теперь у американцев вся армия находится в компьютере. Каждому солдату, каждой боевой единице и подразделению соответствует виртуальный компьютерный двойник. Он имеет личный код, приписку к части и место дислокации. Двойник получает довольствие, вооружение, на него выделяются соответствующие ассигнования. Он занимает место в пространстве и выполняет конкретную боевую задачу. Очевидно, кто-то из русских военных программистов, внедрённых в структуры Пентагона, создал в недрах виртуальной ю-эс-ами новое подразделение со всеми необходимыми атрибутами. Военный компьютер, ориентированный на решение задач боевого управления войсками, не отслеживает «внутреннее» армейское хозяйство на предмет подразделений-призраков. Хотя русских в эти секретные структуры не берут, наверное, завербовали какого-то стопроцентного американца, проигравшегося в казино Лас-Вегаса.
Вирджиния, несколько успокоившись, вдруг призналась, что она «харизматик», то есть принадлежит к «харизматической церкви», естественно, протестантского толка. Игорёк видел, что Серый так и хочет подпустить какую-нибудь шпильку, но, наверное, опасается вставить невольное русское словцо.
Болтовней штурмана заинтересовался Володя.
– Вы на общие обеды собираетесь, гимны поёте?
– Обязательно.
– Ясно. В армию вы пошли, чтобы бороться со злом.
Вирджиния, будто только этого и ждала, пустилась в пространные объяснения про мировое зло и способы борьбы с ним. Человек не должен запрещать себе бороться со злом. Он должен видеть своё призвание. Если ты призван победить зло, то должен побеждать. Американская армия – это воинство сил добра.
– Итак, вы во всём придерживаетесь порядков первых христиан? – уточнил Володя. – Но ведь это необыкновенно скучно. Только и делать, что продавать свои имения, каждый день сидеть в храме и преломлять хлеб, то есть обедать.
– И хвалить Бога!
– Это я тоже имел в виду. Скучный набор событий. Стоит ли ради этих удовольствий рисковать жизнью?
– Ради победы добра – да! – гордо ответила потомок ирландских пилигримов.
– Вы ведь из ирландской семьи? – спросил Володя.
– Мама ирландка.
– Ирландцы обычно ревностные католики. А вероисповедание в семье передаётся по материнской линии – не так ли?
– Не лезьте не в своё дело, капитан! – неожиданно грубо оборвала Володю американка.
«Да, комплексы. Конфликт с матерью, ревность из-за отца…» – меланхолично думал Игорёк.
Володя между тем продолжал «допрос»:
– Войну объявил как раз католик Буш, как вы на это смотрите?
– Президент выражает волю всей нации, а значит – волю Господа.
– И своё спасение от рук мусульманских фанатиков вы приписываете, разумеется, той же самой руке?
– Послушайте, капитан Лонгфеллоу, мне кажется, что вы не любите Господа! Зачем же вы здесь, на этой битве? Ради денег?
Серый не удержался и присвистнул: чтобы от американки услышать упрёк в жажде наживы, презрительные слова о деньгах – просто цирк какой-то.
– Готовься, Игорёк, сейчас нас уничтожат, – сообщил Володя. – Будут мстить за своих. Око за око.
Игорёк покрутил головой, недоумевая, откуда явятся мстители. А потом перед глазами сверкнуло яростным огнём, и он куда-то полетел.
Он лежал, уткнувшись лицом в песок. Перевернулся на спину и увидел мутное небо: ветер, ещё недавно дувший лёгким зефиром, обрёл силу и поднял тучи пыли.
Раздался голос Володи:
– Можешь вставать. Первый этап операции успешно завершён. Противник вычеркнул нас из списков живых.
Они выбрались на трассу. На месте джипа зияла внушительная воронка. Повсюду были разбросаны куски обгоревшего, искорёженного металла. Штаны на Игорьке на этот раз каким-то чудом уцелели, наверно, были пропитаны водонепроницаемым и термозащитным составом. Володя же выглядел как огурчик, словно только что появился на месте события, из любопытства.
– Сейчас Серёга подойдёт, и двинем на точку. Здесь недалеко, не больше пятнадцати километров.
– Это песчаная буря? – спросил Игорёк, вспоминая последние телерепортажи из Ирака.
– Согласно прогнозу. Всё просчитано, по-другому не работаем.
– Что это было? Шарахнуло так…
– Две ракеты класса «воздух-земля». Выпущены с борта истребителя F-17 израильских ВВС.
– А-а… – только и сказал Игорёк. – Серёгу ты, значит, спрятал.
– Соображаешь.
– Ты, значит, тоже бессмертный?
– Нет, просто неуязвимый.
– А Серёга?
– Серёге повезло меньше. Серёгу нам беречь надо.
– А-а, – снова сказал Игорёк.
– Тебя ветер не беспокоит?
– Да нет, вроде, – пожал плечами Игорёк.
– Хорошо.
Они сели с подветренной стороны обочины и стали ждать. Наконец послышался знакомый голос. Серый громко матерился, поминая всех империалистов мира и проклятую песчаную пыль.
– Иди сюда, – окликнул его Володя.
– Дует – зашибись, – сказал Серый, усаживаясь рядом. Лицо его было закутано какой-то тряпкой, видны были только глаза.
– Это ещё не буря. В бурю не походишь. Ветер – то, что нам надо. Спутники ослепли, а мы пройдём. До ночи надо добраться.
– Морды замотайте, – посоветовал Серый.
– Мне плевать. А у Игорька нет тряпки.
– Держи мою майку, – Серый снял майку и потом надел куртку уже на голое тело.
– Пить хочется, – пожаловался Игорёк.
– Держи, – Серый отстегнул флягу. – Смотри, всё не выпей.
Когда Игорёк напился и повязал майку, они двинулись в глубь пустыни, на северо-восток. В направлении деревушки Аль-Фаиды.
Дорога заняла не менее пяти часов. Наконец, под ногами возник суглинок, идти стало легче, они пересекли зону сплошных песков. Чем дальше, тем больше попадалось растительности.
Игорёк еле волочил ноги. Горелые кроссовки полны были песка.
По правую руку возникли силуэты строений: полукруглые формы, словно дома, состоят из одних выпуклостей. Вокруг этих строений рос кустарник, его тощие ветви мотало на ветру. Других признаков присутствия человека не было.
Игорёк решил, что им как раз туда, но Володя вёл дальше.
В наступающих сумерках – впрочем, из-за туч пыли сказать, закат ли уже или нет, было трудно – они добрались до озерца, ещё не успевшего пересохнуть после зимы.
На берегу стояли шатры, скорее напоминавшие армейские палатки. Диверсантов окликнули. Из клубов пыли возник старик со штуцером, здоровенной тяжёлой винтовкой начала двадцатого века. Володя выступил вперёд и сказал что-то, из чего Игорёк понял только «салам». Старик кивнул и показал на большой шатёр о шести кольях, стоявший в центре кочевья.
Приказав спутникам подождать, Володя скрылся в этом шатре. Через некоторое время они вышли вместе с шейхом, мужчиной средних лет, в халате, белых штанах, полным, бородатым. Володя что-то говорил шейху, а тот довольно смеялся. За поясом у него небрежно был заткнут давешний кинжал. Володя мотнул головой, мол, давайте за нами. Шейх здороваться не стал, лишь глянул вскользь и повёл Володю к одному из шатров.
Там горела электрическая лампочка, видимо, в кочевье имелся дизельный генератор. Шатёр оказался гаражом: в нём помещался американский армейский джип «Хаммер» с пулемётом на раме. На сиденьях лежали комплекты американской же формы, рядом с машиной на вытертом ковре стояли ящики с оружием, боеприпасами и провиантом. Тут же громоздились ящики с подписью: «Danger! TNT».
Володя открыл бардачок, достал оттуда пакет с документами.
– Так. Сержант Бредли, получите удостоверение, – сообщил он Серому. – Так, сержант Гоулушко, ваши документы. И мои, командира отдельной разведывательной группы, капитана Ричарда Джей Лонгфеллоу. Переодеваемся, грузимся и – второй этап операции.
Шейх, казалось, не собирался уходить. Он с интересом наблюдал за перевоплощением диверсантов в американских джи-ай: человек присутствовал на представлении, редком в его краях. Он поглаживал рукоять кинжала и был чрезвычайно доволен.
В оружейных ящиках оказались три винтовки М-16, пистолет – тяжёлая офицерская «Беретта-9Ф», гранаты, бинокль, прибор ночного видения и даже «стингер».
В джип дополнительно загрузили три канистры бензина и провиант: американские бутыли с питьевой водой, американские консервы и упаковки сухпайков, столь нелюбимых американскими же пехотинцами. Даже упаковка туалетной бумаги имелась. Солидно подошли к делу неведомые благодетели.
Взрывчатку Володя брать не стал, презентовал шейху.
Установили на «Хаммере» тент. Володя сел за руль, включил зажигание. Мотор работал как часы.
Шейх, поняв, что представление близится к завершению, высунулся из шатра и отдал кому-то распоряжение. Полог взметнулся вверх, захлопал на ветру. Несколько арабов споро снимали шатер с кольев.
– Ну, алла-акбар, – подытожил Серый, запрыгивая на сиденье рядом с Володей.
Игорёк как всегда разместился сзади. Рядом лежал какой-то прибор в полиэтиленовой упаковке.
– Это твоё, клавишник, – кивнул Володя.
Игорьку хотелось жрать, и думать он мог лишь о еде. Он не стал спрашивать, что это за клавишный инструмент такой, а полез за сухпаем. Повертел в руках пластиковое блюдце с лаконичной надписью по-английски: «Меню номер 17». Что делать с «Меню номер 17», он не знал.
– Дай-ка сюда, – сказал Серый.
Взял пакет, что-то с ним сделал и сунул обратно Игорьку:
– На. Смотри не обожгись.
– А Володя будет? – спросил Игорёк, принимая раскрытый сухпай.
– Потом, – отозвался Володя.
В «Меню номер 17» входило картофельное пюре с цыплёнком и черносливом. На десерт – яблочный джем, маленькая упаковка галет и жевательная резинка.
Джип наматывал в темноте километры всё той же Сирийской пустыни, в свете фар клубилась лишь красноватая пыль. Володя уверенно вёл в заранее выбранном направлении. Американскую рацию настроили на израильский информационный канал для репатриантов и слушали ночные сводки новостей.
Сообщалось, что в четверг практически взят аэропорт имени Саддама Хусейна, курды приблизились к Мосулу, сжалось кольцо вокруг Басры. Со ссылкой на российские источники рассказывалось об упорных боях на подступах к Багдаду, о потерях союзников; о сбитом «дружественным огнём» истребителе-штурмовике F/A-18 «Хорнет» близ Кербелы. Глава Росавиакосмоса сообщил, что на войну в Ираке работает более шестидесяти американских военных спутников.
Серый дремал. Обстановка располагала к беседе.
Сплюнув скрипящую на зубах пыль, Игорёк спросил:
– Володя, слушай, ты знал, что нас будут бомбить?
– Само собой. Если бы мы шли сирийским коридором, тогда просчитать что-либо было бы трудно. Что нам приготовили: бомбу под сиденье, группу захвата на явке? Иордания была моим личным запасным вариантом, и в Москве о ней речь не шла. То, что Фархад заложит, это я знал, что Камаль не заложит – тоже знал. Единственный способ нас достать – перехватить на трассе. Это понятно. Как перехватить? Группой захвата. В случае неудачи – авиаудар. Чистая работа. Чтобы уйти от спут-ника, требовался хамсин. Операцию я планировал под него. Ничего непонятного.
– А откуда ты знал, когда самолёты появятся?
– Можно рассчитать, плюс-минус четверть часа. Они дождались возвращения вертолётов, решение уже было готово, но требовались детали. Небылицам про нашу неуязвимость, конечно, не поверили. В итоге имеем полтора часа на приказ о запуске двигателей. Подлётное время – двадцать минут. Вот и считай, не меньше двух часов. Они ещё быстро управились. Теперь группы русских «гоблинов», благодаря усилиям израильского Генштаба, не существует. Есть группа глубокой разведки армии США. Буря скоро утихнет, пыль повисит день-другой и уляжется. А мы будем уже у стен Вавилона.
– Где?
– У стен Вавилона. Задачи операции сообщу на месте.
– Володя, а что, в Комитете все такие неуязвимые? Там что, нет нормальных?
– Нормальные сейчас деньги зарабатывают. Потому что сейчас самое нормальное дело – зарабатывать деньги.
– Ты, значит, не за деньги?
Завозился Серый. Зевнув, произнёс:
– Настоящий солдат воюет не ради родины или денег, а ради крови. Ты вон какой сделался прыткий, когда кровью запахло. Рванул, что твой танк. Меня, конечно, замочили б, но не успели: вы их, к такой-то матери, смяли. Я тоже хорошо в них приложился из пукалки, – Серый снова зевнул. – Эх, война – мать родна. Знаешь, клавишник, чем пахнет война? Война пахнет кожей. Не горелой, а доспехом. Я ведь в прошлой жизни до центуриона дослужился. Германскую войну прошёл, Британскую. В Британии и вышел на пенсию. Вете-раны легиона селились вместе, пограничным городом. Вот там нас эти ублюдки и вырезали. Умирать не страшно. Я все свои пять жизней помню. Всегда был воином. Но лучше всего у римлян. Я-то сам из галлов был. А когда гибнешь в бою, ещё сорок дней воюешь, всё никак не успокоишься. Ну, не то чтобы воюешь, так, носишься над полем битвы. Хорошо, если противник разбит, тогда балдеешь. Если наоборот – шаришься по их лагерю, воображаешь, как бы ты им глотки рвал. Легион – это же сам дух войны. Ты в нём, как дитё в колыбели. Идёшь в атаку – словно машина охрененная прёт. И ты как часть… как бы тебе понятней… А, да что там. Ты часть такой силищи! Здесь такого не бывает. Только когда рота разведки идёт в рукопашную, тогда… Да нет, даже у «гоблинов» не то.
– Разве ты не спецназовец?
– Был когда-то в «весёлых ребятах», – равнодушно сказал Серый, – в диверсионной группе. Теперь – вольный стрелок. В кого нравится, в того и стреляю.
– Пять жизней – это ведь пять смертей? – Игорёк повернул разговор к интересующей его теме. – А что там, после смерти?
– Не помню. Как сорок дней пройдёт, так выруба-ешься. Может, память кто выключал, не знаю. Главное, знать, зачем ты родился. Я в этой жизни уже с семи лет знал, кем был раньше и кем стану. С семи лет в армию готовился. Я однажды целым генералом был. У протоегиптян. С атлантами воевали. Вот те, суки, крепкие были, хрен их чем достанешь. Ничего, главное знать, где их флот. Спалил корабли – всё, задёргались, вали, руби. У них же, сук, такие самострелы были. Любой доспех насквозь били. А в рукопашной они никакие. С ними главное – до тела добраться, сблизиться. И стальные кольчуги им не помогали.
– У них кольчуги были? – спросил Игорёк.
– А то что же? Дротики в них метать бесполезно. Стрелы тоже. А вот из пращи, камушком по башке, это можно.
Игорёк слушал трёп Серого и думал о том, что помнить собственные жизни – верх извращения. Помнить свои страхи, муки помнить, как умирал, или убивали тебя, как потом обратно к живым рвался. Это что за человеком надо быть, чтобы получать от подобных воспоминаний удовольствие?
– А как же Родина? – спросил Игорёк, надеясь неожиданным вопросом прервать поток воспоминаний Серого.
– Какая именно? – улыбнулся тот.
– Как же патриотизм? Воевать из-за крови, по-моему, это болезнь. Ещё можно понять, когда ради добычи, или за Родину.
– А ты из-за чего сам? – спросил в ответ Серёга. – Философ.
– Ну-у…
– Вот когда будешь помнить, чем на хлеб зарабатывал в прошлой жизни – тогда и философствуй. Двадцать тысяч лет – это срок. Война – единственное, что не прерывается. Она в любое время. Война – настоящее занятие людей. Ты или воюешь, или жертва. Остальное – чепуха, кто теперь тех атлантов помнит, египтян, римлян или древних кхмеров? На Земле одна только война, понял? В Апокалипсисе что написано? Всё идёт к Армагеддону, последней битве.
– И на чьей стороне собираешься? – спросил вдруг Володя.
Серый не ответил.
– Такие вещи надо знать, Серый, – произнёс Володя.
– Да это всё сказки! – удивился Игорёк. – Какой ещё Армагеддон? Голливуд, голливудские сказки для подростков.
Игорьку стало смешно, как могут два незаурядных человека всерьёз говорить о подобных глупостях. Вон, Серый, кажется, обиделся. Игорёк ещё не видел Серёгу обиженным. Что его могло так пронять? Вот служба Абсолюта – серьёзная фишка. А какой-то там пророк, да и был ли он на самом деле? Может, это немецкие монахи времён Ренессанса сочинили в своих мрачных монастырях?
– А чего нас в Израиле не арестовали? – сменил тему Игорёк.
– Команды не поступило. Операция, повторяю, очень серьёзная. За нами стоит Кремль, там готовы идти на международный скандал. Туристов арестовывать не за что. В Америке же на наш счет есть два мнения.
– Это-то откуда известно?
– От верблюда. Одни полагают, что нас следует перехватить только на последнем этапе операции. Другие считают: чем раньше нас хлопнуть – тем лучше. Эти и принимают решения. Но в случае с Израилем верх взяла партия «голубей». Появился козырь в виде возможных международных осложнений, благодаря чему им удалось довести нас до Иордании. Дальше «ястребы» терпеть не могли и дали приказ союзникам. Решено было взять хотя бы одного живым. Поэтому направили спецназ.
– А шпионы на что?
– Шпионы всю Москву изрыли. Без толку. Мой секрет даже руководство Комитета не знает. О том, что он существует, в курсе двое: президент и частично его советник по витальным проблемам, то есть, жизненно важным проблемам.
– А вот если бы я в ту больницу не попал?
– Позавчера ты мог попасть мимо чего угодно, только не мимо спецстационара.
– А, понятно. То-то я не могу врубиться, зачем он такой чудак, – прокомментировал Серый и умолк. – Никакой ты не братишка, Игорёк.
– Какой я вам, на хрен, Игорёк! – бросил в сердцах Игорёк.
– Какой есть, – недобро отозвался Серый. – Не солдат ты.
– Ну и что, что не солдат? Зато твою задницу спас.
– В штаны наложил, вот и спас. Я такого, знаешь сколько, насмотрелся: ударит страх в голову – и понесло на танки. Такие в первом бою отсеиваются.
Игорёк не стал отвечать. Одна мыслишка крепко грела душу: хоть и не солдат, зато шиш убьёшь, а Серому, как той гадюке, надо на брюхе ползать, всего остерегаться.
Володя остановил машину.
– Всё, мы в Ираке. Теперь можно поберечь мотор. Будем спать.
– Яволь, – ответил Серый и перегнулся поискать на заднем сиденье чего бы пожевать.
Игорёк отодвинулся подальше в угол. Ему стало одиноко и тоскливо. Разговоры о серьёзности операции внушали недобрые предчувствия. Жутко захотелось убежать куда глаза глядят. Игорёк вздохнул, устраиваясь поудобнее.
Проснулся он под утро. Выбрался из «Хаммера». Уже занимался рассвет, ветер стих, в воздухе висела рыжая пыль, словно хмурая туча, скрывавшая солнце. Игорёк опустился на корточки, пощупал землю, а затем лёг на неё, раскинув руки, уткнувшись лицом в каменистый глинозём, чтобы напитаться реальностью, самой твердой из всех реальностей – реальностью земли. Он потёрся небритой щекой о холодной камень. Потом поднялся, вздохнул полной грудью и прокричал: «Я – живой!»
Хлопнула дверца и Серый хмуро спросил:
– Ну и хули, что живой?
Володя, не выходя из машины, окинул их взглядом и приказал:
– Убрать тент.
В этот день они так и не увидели солнца. Над землёй висело бесконечное серое облако пыли, потерявшей рыжий цвет в прямых солнечных лучах. «Хаммер», переваливаясь на неровностях, двигался на восток. Вдали возникали небольшие поселения в две-три глинобитных хижины, с пасущимися верблюдами и овцами. Животные щипали весеннюю иракскую траву.
Рация у лжеамериканцев работала на приём. Серый переключал несколько задействованных армией США каналов, следил за текущими событиями. По всем подразделениям проходили команды на остановку движения. Город Кербела, о котором двумя днями ранее говорилось, как о месте ожесточённых боёв, упоминался в контексте заправки топливом и пополнения боекомплекта. Ни дать ни взять, тыловая база. Поступил даже приказ не отве-чать на выстрелы противника, из опасения поразить своих «дружественным огнём» в силу невозможности корректировки из космоса.
Серый не удержался, прокомментировал:
– Во, чурки, блин. Не могут без космоса и шага сделать. Вояки, блин. Иракцы чего сопли жуют?
– Торгуются, – ответил Володя. – Советские спе-цы их инструктировали: развернуть фронт и лупить из всех калибров на всю глубину обороны противника; нащупать место, откуда не отвечают огнём, и бросить пару-тройку дивизий в прорыв. Если сплошного фронта нет – долбать огнём и окружать, что обнаружишь. С американцами такая война не проходит: все каналы связи и ПВО Саддама действуют через американские спутники. Перекрыли американцы им частоты – и воюй как хочешь. Поэтому торгуются, как подороже сдать Багдад.
– Да уж, – только и сказал Серый.
После обеда, словно радиопостановку, слушали драматическую историю. Неподалёку, в том же самом квадрате джи-ти, где они находились, разбился самолёт-разведчик RC-71. На выручку экипажа был брошен вертолёт, и тот сбили, предположительно, федаины. Слово «федаин» произносилось с подчёркнутой серьёзностью и даже с некими торжественными нотками. От одного из пилотов вертолёта шёл сигнал, запрашивали помощь.
– А что, можем поучаствовать, – подал мысль Володя.
– Натурально. У пилота имя хорошее – Вирджиния. Я – за, – поддержал Серёга.
– А нас не вычислят? – с опаской спросил Игорёк.
– Спокуха, салага. Плавали – знаем, – успокоил Серый.
Володя повернул руль, и джип покатил на северо-восток, в направлении высоты 12-61.
– Ну-ка, чего это они федаинов боятся? – Серый развернул карту. – Всё ясно. Сейчас по правую руку будет озеро, по идее, ещё не пересохло. На левом берегу форт, на правом – руины. А по левую руку от нас, в пяти километрах от места катастрофы – насосная станция. Ясен пень, раз места людные, значит, гнездо федаинов.
Через полчаса по сигналу радиомаяка вышли на догорающие обломки вертолёта.
– Хотелось бы знать, – глубокомысленно изрёк Серый, – откуда здесь на хрен федаины? Им что, делать не хрен – в открытой степи болтаться?
– Очевидно, вертолёт они от самого Багдада преследовали, – пошутил Володя без тени улыбки.
– Фильтры следует ставить, дорогие мои, согласно инструкции по эксплуатации боевой техники в условиях повышенного запыления, – объяснил Серый причину катастрофы.
«Наверное, – подумал Игорёк, – коллеги решили развлечься».
Навстречу джипу бежал, размахивая руками, человек. Невзирая на расстояние и бесформенный пилотный комбез, Игорёк распознал существо женского пола. Когда вертолётчица приблизилась, Игорёк разглядел типично ирландскую морду. Нос – шнобелем, бесцветная челка. По щекам размазана кровь, глаза зарёваны. «Да, то ещё приключение», – решил Игорёк.
Вертолётчица перешла на шаг, Игорёк услышал, как она всхлипывает. «Ты смотри…» – равнодушно подумал он.
Володя подошёл к ней и вместо сочувственных жестов и слов молча пожал руку.
– Во, артист, – шепнул Серёга. – Натурально, капитан Ю-Эс-Ами. Уважает, типа, её, не как женщину, а как патриота, мать их, Штатов. Эх, братишка, и зачем я не Бен-Ладен? Ты как, баб уважаешь?
– Да какая она баба? Ирландская кляча.
– Запомни, клавишник, чем баба страшнее, тем лучше заводится.
– Можно подумать ты её трахнуть собрался.
– Э нет. Я на войне. По мне – пустить ей пулю в голову.
– Сержант Бредли, воду и медпакет, – скомандовал Володя на английском.
Серый отозвался на том же языке и полез в задник джипа искать медпакет.
Ничего серьёзного со штурманом Вирджинией не стряслось: у неё был разбит нос, и она измазала кровью вперемежку со слезами всё лицо. Зато трещала без умолку. О том, как внезапно вертолёт начал терять высоту, и какой ужасный удар был, и что она не помнит, как выбралась из кабины, а потом всё загорелось, и вертолёт сгорел за считанные минуты. Выходило, что первый пилот то ли погиб сразу, то ли потерял сознание, во всяком случае, вытащить его Вирджиния и не пыталась. Также неясной оставалась судьба двух бойцов в десантном отсеке; похоже, они сгорели. Пилот Вирджиния то и дело поминала федаинов, плакалась, как она каждую минуту с ужасом ждала, что они появятся и возьмут её в плен, как взяли в плен рядовую Джессику Линч.
За рулём теперь находился Серый, Вирджинию усадили рядом с ним, Володя перебрался к Игорьку на заднее сиденье, раскрыл портативный компьютер, тот самый, что был предложен Игорьку в качестве боевого средства «клавишника». И пока лейтенант болтала, связался по цифровому каналу с центральным боевым процессором. Сообщил персональный код своего подразделения, передал информацию, что в квадрате джи-ти обнаружен вертолёт с таким-то бортовым номером, спасена лейтенант такая-то, остальные члены экипажа погибли. Указал радиус зоны действия группы, чтобы командование определилось с пунктом встречи с группой спасения.
Вскоре поступил ответ: «В квадрате кэй-си, в районе высоты 10-31 вас будет ждать «Чинук». Держитесь подальше от руин».
Игорёк прочитал на экране эту вводную и подумал: отчего не подождать вертолёта прямо здесь? Но, видимо, командование тоже боялось федаинов, и ему, командованию, казалось разумнее пожертвовать в случае нападения фанатиков разведгруппой, чем ещё одним вертолётом.
Он не удивился гораздо более замечательному факту: откуда у русских диверсантов секретные шифры и коды, каким образом их подразделение оказалось включено в состав экспедиционного корпуса?
Дело в том, что теперь у американцев вся армия находится в компьютере. Каждому солдату, каждой боевой единице и подразделению соответствует виртуальный компьютерный двойник. Он имеет личный код, приписку к части и место дислокации. Двойник получает довольствие, вооружение, на него выделяются соответствующие ассигнования. Он занимает место в пространстве и выполняет конкретную боевую задачу. Очевидно, кто-то из русских военных программистов, внедрённых в структуры Пентагона, создал в недрах виртуальной ю-эс-ами новое подразделение со всеми необходимыми атрибутами. Военный компьютер, ориентированный на решение задач боевого управления войсками, не отслеживает «внутреннее» армейское хозяйство на предмет подразделений-призраков. Хотя русских в эти секретные структуры не берут, наверное, завербовали какого-то стопроцентного американца, проигравшегося в казино Лас-Вегаса.
Вирджиния, несколько успокоившись, вдруг призналась, что она «харизматик», то есть принадлежит к «харизматической церкви», естественно, протестантского толка. Игорёк видел, что Серый так и хочет подпустить какую-нибудь шпильку, но, наверное, опасается вставить невольное русское словцо.
Болтовней штурмана заинтересовался Володя.
– Вы на общие обеды собираетесь, гимны поёте?
– Обязательно.
– Ясно. В армию вы пошли, чтобы бороться со злом.
Вирджиния, будто только этого и ждала, пустилась в пространные объяснения про мировое зло и способы борьбы с ним. Человек не должен запрещать себе бороться со злом. Он должен видеть своё призвание. Если ты призван победить зло, то должен побеждать. Американская армия – это воинство сил добра.
– Итак, вы во всём придерживаетесь порядков первых христиан? – уточнил Володя. – Но ведь это необыкновенно скучно. Только и делать, что продавать свои имения, каждый день сидеть в храме и преломлять хлеб, то есть обедать.
– И хвалить Бога!
– Это я тоже имел в виду. Скучный набор событий. Стоит ли ради этих удовольствий рисковать жизнью?
– Ради победы добра – да! – гордо ответила потомок ирландских пилигримов.
– Вы ведь из ирландской семьи? – спросил Володя.
– Мама ирландка.
– Ирландцы обычно ревностные католики. А вероисповедание в семье передаётся по материнской линии – не так ли?
– Не лезьте не в своё дело, капитан! – неожиданно грубо оборвала Володю американка.
«Да, комплексы. Конфликт с матерью, ревность из-за отца…» – меланхолично думал Игорёк.
Володя между тем продолжал «допрос»:
– Войну объявил как раз католик Буш, как вы на это смотрите?
– Президент выражает волю всей нации, а значит – волю Господа.
– И своё спасение от рук мусульманских фанатиков вы приписываете, разумеется, той же самой руке?
– Послушайте, капитан Лонгфеллоу, мне кажется, что вы не любите Господа! Зачем же вы здесь, на этой битве? Ради денег?
Серый не удержался и присвистнул: чтобы от американки услышать упрёк в жажде наживы, презрительные слова о деньгах – просто цирк какой-то.