Светка испытала новый шок… А Леха, в душе посмеиваясь над ошарашенной Трубецкой, вышел вслед за Кренделем из класса.
В коридоре он продолжил свои басни.
На яхте была мама и два охранника. Когда появился Лехин отец, возникла кутерьма, драка… Отец дал одному в челюсть. Второй на него пистолет наставил и выстрелил, но мимо. А отец выхватил пистолет у первого охранника, которому в челюсть дал, и выстрелил в ответ.
— Понимаешь? — остановился в этом месте Корольков. — Необходимая самооборона!
— Убил?
— Наповал, — решительно подтвердил Леха и перевел дух.
Дикая получилась история, ничего не скажешь. А Мишка слушал так, словно ему Чейза вслух читали.
— А потом?
— Отец и мама смылись на том же матрасе. Но крутой мужик отца выследил и… И, знаешь, что сказал? Ты на меня работать будешь, сказал, и тогда с этим убийством все шито-крыто будет. Никаких ментов, никаких следствий. Мне, мол, это — раз плюнуть! И, сказал, твою подругу, значит, мою маму, оставлю в покое, и даже тренеру долг прощу. Во как сказал! — Леха победно посмотрел на Кренделя, очень довольный тем, что доврал историю до конца. — ТЫ, сказал мужик отцу, БУДЕШЬ ВМЕСТО ЕГО ДОЛГА.
Леха сделал еще одну паузу и закончил на пониженных оборотах:
— Вот так оно все и началось… И стал отец на этого мужика работать.
Крендель задумался. Когда Леха замолк — встрепенулся и полез в карман.
— Да-а-а, круто… Пошли, Корольков, покурим.
— А ты что куришь? — неприязненно просил Леха и вспомнил пачку с черепом. — «Блэк дэт»?
— Ну, — ответил Крендель. — А ты?
— Я ничего не курю, — отрезал Леха. — Как и мой папаня. Потому что это на меткость влияет.
Отлично, клиент готов, ликовал Корольков, теперь важно было не переиграть, а особенно не лезть к Кренделю в друзья.
Мишка растерянно посмотрел на сигареты и сунул их в карман.
— А твоя мать? Выступала на этой, как ее, олимпиаде?
— После всего, что произошло?.. — Леха отрицательно крутанул головой. — Они с отцом поженились.
— А кого твой отец… убирал?
— А, — Леха махнул рукой. — Среди мафии свои разборки. Клиентами отца были те, по кому и так вышка плакала.
Дело шло к началу урока, народ постепенно прибывал. У каждого, кто замечал мирно сидящих на подоконнике и даже о чем-то беседующих Кренделя и Леху, реакция была примерно такая: круглые глаза и легкий паралич.
Дальше начинались варианты. Например, Трушкин, после того как совладал с собой и скрылся за дверью класса, вновь выглянул через секунду, уже в очках, и ободряюще подмигнул Лехе. Удивление Анжел-ки Жмойдяк железным усилием воли было сведено до минимума — рыжеволосая лишь выше задрала нос и проплыла мимо Лехи и Кренделя. Ничего-ничего, думал Леха, сейчас Анжелка сядет к своей подруге Трубецкой, и начнется…
Почти вслед за Жмойдяк по коридору походкой кузнечика провихлял Блэкмор — Дроздовский. Этот, пожалуй, удивился больше всех. С глазами, похожими на два восклицательных знака, он направился к подоконнику.
— Мишка, блин, — взволнованным голосом произнес Блэкмор. — Ты чего с этим маменькиным…
— Цыц, — прервал его Крендель. — Тут Леха о таких делах расска…
Так, молниеносно подумал Леха, так. Сейчас или никогда.
— Тихо, Крендель, — перебил Кренделя Леха. — Ни слова дальше!
Мишка послушно заткнулся. А Корольков спрыгнул с подоконника и выпрямился Во весь свой рост перед Дроздовским. Для того, чтобы заглянуть Блэкмору в глаза, Лехе пришлось слегка задрать голову.
И все же взгляд Королькова был суров. Этот взгляд был таким, словно Леха смотрел на Блэкмора сверху вниз, как на букашку…
Тут Блэкмор услышал фразу, которая потрясла его до глубины души.
— Крендель, — мягко произнес Леха, не отводя взгляда от Дроздовского. — Слушай, Крендель, отошли-ка ты этого придурка. У меня к тебе еще пара слов.
Дроздовский почувствовал, как земля уходит из-под его ног.
А Мишка, к огромному изумлению Дроздовского, остался сидеть на подоконнике, и более того, он усмехнулся. А потом сказал:
— Вали, Блэкмор. Вали отсюда. Догнал? Нам с Лехой есть о чем побазарить.
Долго еще стояли в ушах Дроздовского голоса маменькиного сынка и сумасшедшего Кренделя (в том, что у Мйшки поехала крыша, Блэкмор не сомневался нисколько). Уже начался урок, уже давно Мишка сидел рядом и даже что-то ему, Дроздовскому, гнал насчет дуры-физички — но он не очень-то слушал. И даже, против обыкновения, мало хихикал.
…Когда Блэкмор зашел в класс, Леха сказал:
— Один момент. О том, что слышал, — никому.
— Мм, хорошо, — кивнул Крендель.
— И своему крутому папаше, — с нажимом произнёс Леха, — ни слова. — Корольков снисходительно усмехнулся. — За него боюсь, за папашу твоего, понял? И за тебя, потому как я, дурак, тебе ТАКОГО понарассказывал…
— Понял, — решительно кивнул Мишка. — Могила…
— Хоть твой папаша и бандюг пасет, он против моего — никто, — вконец обнаглел Леха. — Никто, понял?
— Хорошо, хорошо… — засуетился Мишка. На его лбу пролегла морщина, которой Леха раньше никогда не замечал. — Заметано. Я тебе обещал, Корольков, я буду молчать. Дурак ты, что сразу не сказал, из какой ты семьи, я бы к тебе тогда не лез.
Леха с трудом сдержал ликование. Полный успех.
Но чтобы этот успех закрепить, нужно было всего чуть-чуть…
— Как ты сказал? — прищурил глаза Корольков. — Кто из нас дурак? Я или ты?
В тот день все учителя, которые вели уроки в 8-м «Б», пребывали в полной растерянности. Они видели сплошь задумчивые лица и затуманенные глаза; весь класс, казалось, витал в облаках. Что это было? Эпидемия? Массовый психоз? Во всяком случае, что-то очень и очень серьезное, потому что даже на самые простые вопросы невпопад отвечают не только такие безнадежные субъекты, как Крендель и Дроздовский, но светлые головы — Жмойдяк и Трубецкая…
Крендель спелся с новичком. Леха Корольков перестал быть заклятым врагом главаря местных хулиганов.
Этого учителя не знали, но именно эта новость не давала покоя всему 8-му «Б».
Трушкин косился на невозмутимый профиль соседа и страшно обижался на Лехино гробовое молчание. Потом не выдержал, толкнул локтем:
— Ну, чего там?
— Ти-и-ихо, — прошипел в ответ Корольков. — Отстань, потом расскажу.
Ах, вот как? Трушкин надул губы и весь ушел в себя.
Леха до самого конца уроков думал о том, какую еще лапшу ему предстоит вешать на уши Кренделю.
Крендель, страшно гордый, размышлял о том, что настоящая тайна может быть доверена только настоящему мужчине — например, ему. Ведь не доверился же Леха, например, Блэкмору? А если Корольков подрастет и тоже станет киллером? От такой перспективы и обалдеть можно. Иметь киллера в числе верных дружков…
Дроздовский к концу четвертого урока твердо решил собрать всю тусовку и поставить перед Кренделем пару серьезных вопросов. Пусть Мишка при всех попробует объяснить, с какой стати он наезжает на старых, проверенных друзей и заводит себе новых — среди недавних врагов. Пусть растолкует, как это он, Крендель, вместе с маменькиным сынком обзывает старых корешей «придурками»…
Анжела Жмойдяк украдкой поглядывала на Леху Королькова и думала, что она, оказывается, этого человека совсем не знает.
А Светка Трубецкая ломала голову над тем, кому еще рассказать о неожиданной дружбе двух недавних врагов, но ничего не могла придумать, потому что все и так уже знали.
Крендель оказался настоящим занудой. Об этом Леха раньше и не подозревал.
Мишка возник рядом с Корольковым после первого же урока.
— Слышь… Слышь, Леха… А не скажешь, как того крутого, первого, звали?
— Кого, крутого?
— Того, самого первого, на которого твой папаша в Адлере согла…
— А зачем тебе?
— А может, знаю? — прошептал Крендель и воровато оглянулся. — Я многих знаю, у меня ж отец… Ну, ты ж понимаешь…
Корольков на секунду задумался.
— Ленька его звали, Ленька Австрийчик. — Фамилия была придумана по аналогии с Япончиком. — У него, Австрийчика, счет валютный офигенный был в Вене, в Австрии, потому так и окрестили.
Услышанное Мишка переваривал на протяжении второго и третьего уроков, а потом снова подошел к Лехе и спросил:
— А где он сейчас?
— Да кто?
— Австрийчик!
— За границей давно-, — уверенно ответил Леха. — Отец с ним начинал — а сейчас у Отца другие заказчики. — Корольков вздохнул и добавил (для того, чтобы этот придуманный отец казался не таким уж чудовищем): — Мой папуля предпочитает брать заказы у тех… кто вроде Робин Гуда.
Крендель исчез; Леха вновь увидел его после четвертого последнего в этот день, урока.
— Домой идешь?
— Ну да а куда же еще?
— Пошли.
Леха оглянулся. Странно, но Трушкина уже не было. Славка умчался домой, как реактивный самолет…
Пришлось выйти из школы вместе с Кренделем — сенсация дня продолжалась.
С высоты школьного крыльца Леха увидел Славкину спину, маячившую далеко впереди.
Не стал ждать…
— Леха, а —Леха, — отвлёк Крендель. — А кто такой Робин…
— Гуд?
— Гуд.
Дура-а-ак, почитай хотя бы «Айвенго»…
— Мафиози один, американский, — на полном серьезе ответил Корольков. — В тридцатые годы жил, во время сухого закона. Страшно справедливый был. Нападал только на плохих.
— Хм, — произнес Крендель. — А разве такие, справедливые, бывают?
— Полно, — авторитетно заявил Леха. Они как раз проходили мимо трансформаторной подстанции.
Следующие несколько минут поразительно напомнили Королькову первое сентября, когда он возвращался из школы вместе со Славкой Трушкиным: вновь из-за подстанции появилась этакая развеселая компания голливудских киноактеров, вновь на рожах Черепа, Спида, Блэкмора и Цыпы сверкали радостные, но одновременно и жутковатые улыбки…
Только Лехиным спутником на сей раз был не Славка Трушкин, а Мишка Крендель.
Леха обернулся и с подозрением посмотрел на Кренделя. Что, если Мишка сегодня его разыграл, и все крендельское легковерие и даже занудство было не иначе, как спектакль? Леха так и слышал веселое хихиканье, например, Блэкмора: «Все, сливай воду, Моченый, приехали. Как мы с Кренделем тебя, а?»
«Киногерои» медленно приближались. Дроздовский вышел на первый план и обратился… не к Лехе, а к Кренделю:
— Пошли. Важный базар есть.
— Что? — Мишка был удивлен.
А уж какое изумление пронзило Леху — что-то вроде электрического разряда. Корольков едва не завопил: «Эй, послушайте! А как же я?» Но он вовремя опомнился (как-никак, он теперь не маменькин сынок, а киллерский) и лишь окликнул Кренделя:
— Мишка! Слышь, Мишка! Тот бегом вернулся:
— Что?
— Предупреждаю, — Леха сузил глаза и зловеще прошептал: — Об Адлере — хоть одно слово… Хоть кому. Хоть Блэкмору, хоть Черепу… ты труп, и тот, кто узнает, — тоже труп!
— Могила, — также прошептал потрясенный Крендель и на слегка подкашивающихся ногах отправился выяснять отношения со своей тусовкой.
Четверо дружков (среди них — Мишка Крендель) привалились спинами к кирпичной стене трансформаторной подстанции.
Они сидели на асфальтовой отмостке и курили: Мишка — свой «Блэк дэт», Череп, Спид и Цыпа — скрученные в трубки листья мать-и-мачехи.
Царило молчание.
Хмурый Блэкмор сидел в траве напротив четверки и в упор смотрел на Мишку.
— Так что, Крендель? Ты что-то молчишь долго.
— А какое твое собачье дело, Блэкмор? — спокойно поинтересовался Мишка.
Крендель с трудом сдерживался, чтобы не вмазать Дроздовскому. Ишь ты, допрос ему устроил, придурок.
— Тут дело не во мне, — чуть испуганно произнес Блэкмор. — А в тебе. Я-то сразу не поверил, что у него папаша киллер.
— Не поверил? — взвился Мишка. — Хорошо! Пошли к Королькову, блин! Пошли!
Мишка был зол. Знали бы они… Но он ничего не сказал им ни об Адлере, ни о Леньке Австрийчике, ни о Робин Гуде. Но у всего есть пределы, и если эти придурки ему, Кренделю, не верят, то пусть катятся к Королькову, а тот пусть им что хочет, то и доказывает.
Это раньше, когда Корольковы жили в хрущевке, могли с полным правом назвать свою квартиру тихой. В старом доме и стены были толстыми, кирпичными, и обитал там по соседству смирный народец, сплошь одни пенсионеры.
В новой же квартире постоянно присутствовала чужая жизнь, правда, в несколько приглушенном виде. То соседи снизу ругались и посуду били, то этажом выше кто-то в три часа ночи вопил в унисон с магнитофоном: «Казино, казино, казино…» Известное дело: дом — современный, панельный, звукоизоляции почти никакой.
Леха сидел на кухне, обедал. За стеной была лестница, откуда Корольковы постоянно слышали топот, скрип лифта, хлопанье дверей…
Давно привык Леха к такому фейерверку звуков и не сразу заметил, что на лестнице кто-то закричал.
Крик повторился — ложка выпала из Ле-хиной руки. Это был Славкин голос.
Трушкин — кричит?
Леха выбежал в предбанник, оттуда — на лестничную клетку.
— Пусти, гад! — вопил Трушкин. — Не знаю! Пусти-и!
Ответом было хорошо знакомое ржание.
Тусовка Кренделя!
Леха нажал на собачку в замке, чтобы дверь не захлопнулась, и бросился вверх по лестнице. Что там происходит?
— Ты что гонишь? — донесся голос Кренделя. — Как это ты не знаешь, где Моченый живет?
Одолев два пролета в пять прыжков, Леха увидел тусовку Кренделя и Славку. До них оставался еще один пролет.
Трушкина охапкой сжимал Череп, пытаясь подтащить его к мусоропроводу. Отломанная крышка мусоропроводного люка валялась на полу.
— А ты опусти его в люк, Череп, — весело предложил Крендель.
— Стойте! — не помня себя заорал Корольков. — Там же восемь этажей!
Крендельская компания обернулась. Под ногами у Спида стояло синее пластмассовое ведро — наверное, Славкино, мусорное. Спид вдруг врезал ногой по ведру, и оно запрыгало по ступенькам вниз, к Лехе.
А Корольков в этот момент бросился наверх. Ведро попало ему под ногу, Леха споткнулся и упал обеими коленками на край ступеньки.
— Легок на помине, — прищурился Крендель.
Вокруг — на стенах, на заплеванном потолке и даже на лице Кренделя — для Лехи засверкали алмазы. Он съехал на пару ступеней вниз и, согнувшись пополам, упал прямо на лестницу.
— А ты Череп, не смотри, занимайся заморышем, — тихо посоветовал Мишка.
Здоровяк очнулся, послушно потащил Трушкина к крышке мусоропроводного люка.
— Мама! — жалобно воскликнул Славка.
— И-и-и, — кричал внизу Леха. — Га-ды-ы…
Крендель перевел дух и кивнул Черепу. Тот послушно отпустил Трушкина:
— Живи, дохлячок.
— П-п-при… Б-б-бли… — Славка отчаянно заикался.
— Ага, сам пришел, — прошептал Мишка, с удовольствием наблюдая, как Леха пытается подняться на ноги. О Трушкине он уже позабыл. — За…шибись.
Слов Кренделя никто не услышал, потому что из трубы мусоропровода в этот момент донесся шуршащий звук, что-то бумкнуло — парой этажей выше выбросили мусор.
Леха стоял на ногах. Едва — но стоял. Боль понемногу отпускала.
— Ну, блин… — начал Леха и осекся. Крендель смотрел на него с настоящей, как показалось Лехе, искренней улыбкой. Так улыбаются олимпийские чемпионы и продавцы в «Макдональдсе».
— Леха, привет! — сказал Крендель. — Вот, хорошо, что мы тебя встретили!
— Пятнадцать минут назад расстались, — угрюмо ответил Корольков, В голове решительно не укладывалось: то Крендель один, то — другой… Какой же он на самом деле?
— К тебе как раз хотели завернуть, — радостно рассказывал Крендель. Он кивнул в сторону Славки: — Только… этот вот помешал.
Трушкина передернуло. Вот же мразь, подумал Славка, хамелеон, это кто кому еще помешал, ведь он, Славка, пошел мусор выносить — а тут, откуда ни возьмись, эти гады…
— Хорошо, — спокойно ответил Леха, — пошли.
Славка распахнул на него изумленный взгляд.
Тусовка Кренделя стала спускаться вниз. Спид обернулся и, подцепив кроссовкой ведро, метнул в Славку:
— Держи, заморыш недобитый… Трушкин поймал мусорное ведро, как вратарь. Почему Леха улыбается этой мрази? Что у них общего?
— А ты куда? — рявкнул Блэкмор, заметив, что Славка шагнул было вслед. — А ну, вали отсюда, дохляк, двигай ногами, пока…
— Леха, — сказал Трушкин. Корольков обернулся.
— Леха, — повторил Трушкин упавшим голосом.
Корольков ему ничего не ответил, лишь сморщил нос. Славка сглотнул, развернулся и — побежал по ступенькам вверх.
Вслед понеслись свист и улюлюканье:
— Дохля-а-ак… Вали-и-и…
Долго еще в Славкиных ушах стояло это «вали-и-и…», долго Трушкин не мог забыть гримасу на Лехином лице. Неужели для того Корольков назвался сыном киллера, чтобы быть в этой банде на равных?
На своем этаже Леха круто развернулся. Пятеро металлистов стояли перед ним. Они напоминали хоровую группу, вдруг посреди песни забывшую слова.
— Ну? — осведомился Корольков деловито. — Что у вас ко мне?
Крендель нашелся первым:
— Кое-кому сдается, что ты заливаешь насчет отца.
У Королькова сердце ушло в пятки. Потемневшими, настороженными глазами посмотрел Леха на крендельских приятелей — и остался в недоумении, потому что те были вполне спокойны. Лишь время от времени пошмыгивали носами.
Вот только сам Крендель… Он смотрел на Леху, как Мюллер на Штирлица.
— Не понимаю, — произнес Леха. — Ведь я тебе все рассказал.
— А им? — Мишка кивнул на спутников. — Они не верят.
— Кто не верит?
— А вот Блэкмор, — сказал Мишка.
— А ты ему расскажи, — разозлился Корольков. — Только без фамилий.
А пошли они все, думал Леха, пускай знают. Мишка вроде как поверил, неужели другие не поверят?
— О чем это рассказать? — с подозрением переспросил Блэкмор и, поморщившись, как от зубной боли, перевел взгляд с Лехи на Кренделя. — А?
— Сейчас услышишь, — бросил Мишка. Посчитав разговор законченным, Леха толкнул дверь предбанника и закрыл ее за собой. Себе он мог признаться, что сделал это с огромным облегчением.
Ничего себе, ведь они только что так мучили Славку, подумал Корольков. Ну и монстры.
А с первого взгляда — обычные школьники.
Пройдя на кухню, он прислонился лбом к холодному стеклу. Стукнула дверь, тусовка Кренделя вышла из подъезда. Блэкмор, кажется, о чем-то спорил с Мишкой, потом они даже схватились за грудки, но быстро расцепились.
Блэкмор внезапно задрал голову — его взгляд пополз от окну к окну, словно лазерный луч.
Леха моментально отпрянул.
Вот же, что-то нервишки пошаливают, а что там гласит основная заповедь сына киллера? Не бойся?
Он сегодня же пойдет в «Кальций» и возьмет в прокате кучу боевиков. Пора набирать еще большую крутость!
А Славка — дурак, подумал Корольков. Метр с кепкой — и вдобавок полный идиот. Ему ли, Трушкину, строить из себя агента 007 на допросе? Спросили — ну и назвал бы номер Лехиной квартиры. Подумаешь! Вон как просто Леха всех отбрил, просто загляденье.
…Он натянул джинсы, чтобы отправиться за кассетами. Тут раздался телефонный звонок.
Звонил Крендель. (И откуда только номер узнал?)
— Я все рассказал им.
— Прекрасно, — сказал Леха. — Что дальше?
— Вот еще что, Корольков. Ты должен показать нам своего папашу.
— Я же тебе говорил, он не нуждается в рекламе…
— А нам плевать, — оборвал Мишка. — Братва желает, да и я… Эй, Моче… Эй, Корольков? Заснул?
Леха не заснул, он думал — и думал так, что кровь стучала в висках. Дружки Кренделя, оказывается, не такие уж и простачки? Требуют дальнейших доказательств? Вот, гады… Но ситуация знакомая, аппетит приходит во время еды.
— Хорошо, Крендель, — сказал Леха. — Только с условием. Тебе одному, без твоей этой братвы… Понятно?
Крендель был согласен.
— Сегодня у нас что, пятница? — Леха напряженно наморщил лоб. — Хорошо, покажу. На днях или раньше. Телефон есть? Давай номер. Позвоню, предупрежу.
Леха записал номер и положил трубку.
Ф-фух, вот еще забота привалила.
Ну, ничего, он покажет, он обязательно покажет, только пока не знает, как…
Просто удивительно, как Крендель до сих пор не видел отца Королькова, тогда бы плакали все Лехины рассказы…
Глава XI
В коридоре он продолжил свои басни.
На яхте была мама и два охранника. Когда появился Лехин отец, возникла кутерьма, драка… Отец дал одному в челюсть. Второй на него пистолет наставил и выстрелил, но мимо. А отец выхватил пистолет у первого охранника, которому в челюсть дал, и выстрелил в ответ.
— Понимаешь? — остановился в этом месте Корольков. — Необходимая самооборона!
— Убил?
— Наповал, — решительно подтвердил Леха и перевел дух.
Дикая получилась история, ничего не скажешь. А Мишка слушал так, словно ему Чейза вслух читали.
— А потом?
— Отец и мама смылись на том же матрасе. Но крутой мужик отца выследил и… И, знаешь, что сказал? Ты на меня работать будешь, сказал, и тогда с этим убийством все шито-крыто будет. Никаких ментов, никаких следствий. Мне, мол, это — раз плюнуть! И, сказал, твою подругу, значит, мою маму, оставлю в покое, и даже тренеру долг прощу. Во как сказал! — Леха победно посмотрел на Кренделя, очень довольный тем, что доврал историю до конца. — ТЫ, сказал мужик отцу, БУДЕШЬ ВМЕСТО ЕГО ДОЛГА.
Леха сделал еще одну паузу и закончил на пониженных оборотах:
— Вот так оно все и началось… И стал отец на этого мужика работать.
Крендель задумался. Когда Леха замолк — встрепенулся и полез в карман.
— Да-а-а, круто… Пошли, Корольков, покурим.
— А ты что куришь? — неприязненно просил Леха и вспомнил пачку с черепом. — «Блэк дэт»?
— Ну, — ответил Крендель. — А ты?
— Я ничего не курю, — отрезал Леха. — Как и мой папаня. Потому что это на меткость влияет.
Отлично, клиент готов, ликовал Корольков, теперь важно было не переиграть, а особенно не лезть к Кренделю в друзья.
Мишка растерянно посмотрел на сигареты и сунул их в карман.
— А твоя мать? Выступала на этой, как ее, олимпиаде?
— После всего, что произошло?.. — Леха отрицательно крутанул головой. — Они с отцом поженились.
— А кого твой отец… убирал?
— А, — Леха махнул рукой. — Среди мафии свои разборки. Клиентами отца были те, по кому и так вышка плакала.
Дело шло к началу урока, народ постепенно прибывал. У каждого, кто замечал мирно сидящих на подоконнике и даже о чем-то беседующих Кренделя и Леху, реакция была примерно такая: круглые глаза и легкий паралич.
Дальше начинались варианты. Например, Трушкин, после того как совладал с собой и скрылся за дверью класса, вновь выглянул через секунду, уже в очках, и ободряюще подмигнул Лехе. Удивление Анжел-ки Жмойдяк железным усилием воли было сведено до минимума — рыжеволосая лишь выше задрала нос и проплыла мимо Лехи и Кренделя. Ничего-ничего, думал Леха, сейчас Анжелка сядет к своей подруге Трубецкой, и начнется…
Почти вслед за Жмойдяк по коридору походкой кузнечика провихлял Блэкмор — Дроздовский. Этот, пожалуй, удивился больше всех. С глазами, похожими на два восклицательных знака, он направился к подоконнику.
— Мишка, блин, — взволнованным голосом произнес Блэкмор. — Ты чего с этим маменькиным…
— Цыц, — прервал его Крендель. — Тут Леха о таких делах расска…
Так, молниеносно подумал Леха, так. Сейчас или никогда.
— Тихо, Крендель, — перебил Кренделя Леха. — Ни слова дальше!
Мишка послушно заткнулся. А Корольков спрыгнул с подоконника и выпрямился Во весь свой рост перед Дроздовским. Для того, чтобы заглянуть Блэкмору в глаза, Лехе пришлось слегка задрать голову.
И все же взгляд Королькова был суров. Этот взгляд был таким, словно Леха смотрел на Блэкмора сверху вниз, как на букашку…
Тут Блэкмор услышал фразу, которая потрясла его до глубины души.
— Крендель, — мягко произнес Леха, не отводя взгляда от Дроздовского. — Слушай, Крендель, отошли-ка ты этого придурка. У меня к тебе еще пара слов.
Дроздовский почувствовал, как земля уходит из-под его ног.
А Мишка, к огромному изумлению Дроздовского, остался сидеть на подоконнике, и более того, он усмехнулся. А потом сказал:
— Вали, Блэкмор. Вали отсюда. Догнал? Нам с Лехой есть о чем побазарить.
Долго еще стояли в ушах Дроздовского голоса маменькиного сынка и сумасшедшего Кренделя (в том, что у Мйшки поехала крыша, Блэкмор не сомневался нисколько). Уже начался урок, уже давно Мишка сидел рядом и даже что-то ему, Дроздовскому, гнал насчет дуры-физички — но он не очень-то слушал. И даже, против обыкновения, мало хихикал.
…Когда Блэкмор зашел в класс, Леха сказал:
— Один момент. О том, что слышал, — никому.
— Мм, хорошо, — кивнул Крендель.
— И своему крутому папаше, — с нажимом произнёс Леха, — ни слова. — Корольков снисходительно усмехнулся. — За него боюсь, за папашу твоего, понял? И за тебя, потому как я, дурак, тебе ТАКОГО понарассказывал…
— Понял, — решительно кивнул Мишка. — Могила…
— Хоть твой папаша и бандюг пасет, он против моего — никто, — вконец обнаглел Леха. — Никто, понял?
— Хорошо, хорошо… — засуетился Мишка. На его лбу пролегла морщина, которой Леха раньше никогда не замечал. — Заметано. Я тебе обещал, Корольков, я буду молчать. Дурак ты, что сразу не сказал, из какой ты семьи, я бы к тебе тогда не лез.
Леха с трудом сдержал ликование. Полный успех.
Но чтобы этот успех закрепить, нужно было всего чуть-чуть…
— Как ты сказал? — прищурил глаза Корольков. — Кто из нас дурак? Я или ты?
В тот день все учителя, которые вели уроки в 8-м «Б», пребывали в полной растерянности. Они видели сплошь задумчивые лица и затуманенные глаза; весь класс, казалось, витал в облаках. Что это было? Эпидемия? Массовый психоз? Во всяком случае, что-то очень и очень серьезное, потому что даже на самые простые вопросы невпопад отвечают не только такие безнадежные субъекты, как Крендель и Дроздовский, но светлые головы — Жмойдяк и Трубецкая…
Крендель спелся с новичком. Леха Корольков перестал быть заклятым врагом главаря местных хулиганов.
Этого учителя не знали, но именно эта новость не давала покоя всему 8-му «Б».
Трушкин косился на невозмутимый профиль соседа и страшно обижался на Лехино гробовое молчание. Потом не выдержал, толкнул локтем:
— Ну, чего там?
— Ти-и-ихо, — прошипел в ответ Корольков. — Отстань, потом расскажу.
Ах, вот как? Трушкин надул губы и весь ушел в себя.
Леха до самого конца уроков думал о том, какую еще лапшу ему предстоит вешать на уши Кренделю.
Крендель, страшно гордый, размышлял о том, что настоящая тайна может быть доверена только настоящему мужчине — например, ему. Ведь не доверился же Леха, например, Блэкмору? А если Корольков подрастет и тоже станет киллером? От такой перспективы и обалдеть можно. Иметь киллера в числе верных дружков…
Дроздовский к концу четвертого урока твердо решил собрать всю тусовку и поставить перед Кренделем пару серьезных вопросов. Пусть Мишка при всех попробует объяснить, с какой стати он наезжает на старых, проверенных друзей и заводит себе новых — среди недавних врагов. Пусть растолкует, как это он, Крендель, вместе с маменькиным сынком обзывает старых корешей «придурками»…
Анжела Жмойдяк украдкой поглядывала на Леху Королькова и думала, что она, оказывается, этого человека совсем не знает.
А Светка Трубецкая ломала голову над тем, кому еще рассказать о неожиданной дружбе двух недавних врагов, но ничего не могла придумать, потому что все и так уже знали.
Крендель оказался настоящим занудой. Об этом Леха раньше и не подозревал.
Мишка возник рядом с Корольковым после первого же урока.
— Слышь… Слышь, Леха… А не скажешь, как того крутого, первого, звали?
— Кого, крутого?
— Того, самого первого, на которого твой папаша в Адлере согла…
— А зачем тебе?
— А может, знаю? — прошептал Крендель и воровато оглянулся. — Я многих знаю, у меня ж отец… Ну, ты ж понимаешь…
Корольков на секунду задумался.
— Ленька его звали, Ленька Австрийчик. — Фамилия была придумана по аналогии с Япончиком. — У него, Австрийчика, счет валютный офигенный был в Вене, в Австрии, потому так и окрестили.
Услышанное Мишка переваривал на протяжении второго и третьего уроков, а потом снова подошел к Лехе и спросил:
— А где он сейчас?
— Да кто?
— Австрийчик!
— За границей давно-, — уверенно ответил Леха. — Отец с ним начинал — а сейчас у Отца другие заказчики. — Корольков вздохнул и добавил (для того, чтобы этот придуманный отец казался не таким уж чудовищем): — Мой папуля предпочитает брать заказы у тех… кто вроде Робин Гуда.
Крендель исчез; Леха вновь увидел его после четвертого последнего в этот день, урока.
— Домой идешь?
— Ну да а куда же еще?
— Пошли.
Леха оглянулся. Странно, но Трушкина уже не было. Славка умчался домой, как реактивный самолет…
Пришлось выйти из школы вместе с Кренделем — сенсация дня продолжалась.
С высоты школьного крыльца Леха увидел Славкину спину, маячившую далеко впереди.
Не стал ждать…
— Леха, а —Леха, — отвлёк Крендель. — А кто такой Робин…
— Гуд?
— Гуд.
Дура-а-ак, почитай хотя бы «Айвенго»…
— Мафиози один, американский, — на полном серьезе ответил Корольков. — В тридцатые годы жил, во время сухого закона. Страшно справедливый был. Нападал только на плохих.
— Хм, — произнес Крендель. — А разве такие, справедливые, бывают?
— Полно, — авторитетно заявил Леха. Они как раз проходили мимо трансформаторной подстанции.
Следующие несколько минут поразительно напомнили Королькову первое сентября, когда он возвращался из школы вместе со Славкой Трушкиным: вновь из-за подстанции появилась этакая развеселая компания голливудских киноактеров, вновь на рожах Черепа, Спида, Блэкмора и Цыпы сверкали радостные, но одновременно и жутковатые улыбки…
Только Лехиным спутником на сей раз был не Славка Трушкин, а Мишка Крендель.
Леха обернулся и с подозрением посмотрел на Кренделя. Что, если Мишка сегодня его разыграл, и все крендельское легковерие и даже занудство было не иначе, как спектакль? Леха так и слышал веселое хихиканье, например, Блэкмора: «Все, сливай воду, Моченый, приехали. Как мы с Кренделем тебя, а?»
«Киногерои» медленно приближались. Дроздовский вышел на первый план и обратился… не к Лехе, а к Кренделю:
— Пошли. Важный базар есть.
— Что? — Мишка был удивлен.
А уж какое изумление пронзило Леху — что-то вроде электрического разряда. Корольков едва не завопил: «Эй, послушайте! А как же я?» Но он вовремя опомнился (как-никак, он теперь не маменькин сынок, а киллерский) и лишь окликнул Кренделя:
— Мишка! Слышь, Мишка! Тот бегом вернулся:
— Что?
— Предупреждаю, — Леха сузил глаза и зловеще прошептал: — Об Адлере — хоть одно слово… Хоть кому. Хоть Блэкмору, хоть Черепу… ты труп, и тот, кто узнает, — тоже труп!
— Могила, — также прошептал потрясенный Крендель и на слегка подкашивающихся ногах отправился выяснять отношения со своей тусовкой.
Четверо дружков (среди них — Мишка Крендель) привалились спинами к кирпичной стене трансформаторной подстанции.
Они сидели на асфальтовой отмостке и курили: Мишка — свой «Блэк дэт», Череп, Спид и Цыпа — скрученные в трубки листья мать-и-мачехи.
Царило молчание.
Хмурый Блэкмор сидел в траве напротив четверки и в упор смотрел на Мишку.
— Так что, Крендель? Ты что-то молчишь долго.
— А какое твое собачье дело, Блэкмор? — спокойно поинтересовался Мишка.
Крендель с трудом сдерживался, чтобы не вмазать Дроздовскому. Ишь ты, допрос ему устроил, придурок.
— Тут дело не во мне, — чуть испуганно произнес Блэкмор. — А в тебе. Я-то сразу не поверил, что у него папаша киллер.
— Не поверил? — взвился Мишка. — Хорошо! Пошли к Королькову, блин! Пошли!
Мишка был зол. Знали бы они… Но он ничего не сказал им ни об Адлере, ни о Леньке Австрийчике, ни о Робин Гуде. Но у всего есть пределы, и если эти придурки ему, Кренделю, не верят, то пусть катятся к Королькову, а тот пусть им что хочет, то и доказывает.
Это раньше, когда Корольковы жили в хрущевке, могли с полным правом назвать свою квартиру тихой. В старом доме и стены были толстыми, кирпичными, и обитал там по соседству смирный народец, сплошь одни пенсионеры.
В новой же квартире постоянно присутствовала чужая жизнь, правда, в несколько приглушенном виде. То соседи снизу ругались и посуду били, то этажом выше кто-то в три часа ночи вопил в унисон с магнитофоном: «Казино, казино, казино…» Известное дело: дом — современный, панельный, звукоизоляции почти никакой.
Леха сидел на кухне, обедал. За стеной была лестница, откуда Корольковы постоянно слышали топот, скрип лифта, хлопанье дверей…
Давно привык Леха к такому фейерверку звуков и не сразу заметил, что на лестнице кто-то закричал.
Крик повторился — ложка выпала из Ле-хиной руки. Это был Славкин голос.
Трушкин — кричит?
Леха выбежал в предбанник, оттуда — на лестничную клетку.
— Пусти, гад! — вопил Трушкин. — Не знаю! Пусти-и!
Ответом было хорошо знакомое ржание.
Тусовка Кренделя!
Леха нажал на собачку в замке, чтобы дверь не захлопнулась, и бросился вверх по лестнице. Что там происходит?
— Ты что гонишь? — донесся голос Кренделя. — Как это ты не знаешь, где Моченый живет?
Одолев два пролета в пять прыжков, Леха увидел тусовку Кренделя и Славку. До них оставался еще один пролет.
Трушкина охапкой сжимал Череп, пытаясь подтащить его к мусоропроводу. Отломанная крышка мусоропроводного люка валялась на полу.
— А ты опусти его в люк, Череп, — весело предложил Крендель.
— Стойте! — не помня себя заорал Корольков. — Там же восемь этажей!
Крендельская компания обернулась. Под ногами у Спида стояло синее пластмассовое ведро — наверное, Славкино, мусорное. Спид вдруг врезал ногой по ведру, и оно запрыгало по ступенькам вниз, к Лехе.
А Корольков в этот момент бросился наверх. Ведро попало ему под ногу, Леха споткнулся и упал обеими коленками на край ступеньки.
— Легок на помине, — прищурился Крендель.
Вокруг — на стенах, на заплеванном потолке и даже на лице Кренделя — для Лехи засверкали алмазы. Он съехал на пару ступеней вниз и, согнувшись пополам, упал прямо на лестницу.
— А ты Череп, не смотри, занимайся заморышем, — тихо посоветовал Мишка.
Здоровяк очнулся, послушно потащил Трушкина к крышке мусоропроводного люка.
— Мама! — жалобно воскликнул Славка.
— И-и-и, — кричал внизу Леха. — Га-ды-ы…
Крендель перевел дух и кивнул Черепу. Тот послушно отпустил Трушкина:
— Живи, дохлячок.
— П-п-при… Б-б-бли… — Славка отчаянно заикался.
— Ага, сам пришел, — прошептал Мишка, с удовольствием наблюдая, как Леха пытается подняться на ноги. О Трушкине он уже позабыл. — За…шибись.
Слов Кренделя никто не услышал, потому что из трубы мусоропровода в этот момент донесся шуршащий звук, что-то бумкнуло — парой этажей выше выбросили мусор.
Леха стоял на ногах. Едва — но стоял. Боль понемногу отпускала.
— Ну, блин… — начал Леха и осекся. Крендель смотрел на него с настоящей, как показалось Лехе, искренней улыбкой. Так улыбаются олимпийские чемпионы и продавцы в «Макдональдсе».
— Леха, привет! — сказал Крендель. — Вот, хорошо, что мы тебя встретили!
— Пятнадцать минут назад расстались, — угрюмо ответил Корольков, В голове решительно не укладывалось: то Крендель один, то — другой… Какой же он на самом деле?
— К тебе как раз хотели завернуть, — радостно рассказывал Крендель. Он кивнул в сторону Славки: — Только… этот вот помешал.
Трушкина передернуло. Вот же мразь, подумал Славка, хамелеон, это кто кому еще помешал, ведь он, Славка, пошел мусор выносить — а тут, откуда ни возьмись, эти гады…
— Хорошо, — спокойно ответил Леха, — пошли.
Славка распахнул на него изумленный взгляд.
Тусовка Кренделя стала спускаться вниз. Спид обернулся и, подцепив кроссовкой ведро, метнул в Славку:
— Держи, заморыш недобитый… Трушкин поймал мусорное ведро, как вратарь. Почему Леха улыбается этой мрази? Что у них общего?
— А ты куда? — рявкнул Блэкмор, заметив, что Славка шагнул было вслед. — А ну, вали отсюда, дохляк, двигай ногами, пока…
— Леха, — сказал Трушкин. Корольков обернулся.
— Леха, — повторил Трушкин упавшим голосом.
Корольков ему ничего не ответил, лишь сморщил нос. Славка сглотнул, развернулся и — побежал по ступенькам вверх.
Вслед понеслись свист и улюлюканье:
— Дохля-а-ак… Вали-и-и…
Долго еще в Славкиных ушах стояло это «вали-и-и…», долго Трушкин не мог забыть гримасу на Лехином лице. Неужели для того Корольков назвался сыном киллера, чтобы быть в этой банде на равных?
На своем этаже Леха круто развернулся. Пятеро металлистов стояли перед ним. Они напоминали хоровую группу, вдруг посреди песни забывшую слова.
— Ну? — осведомился Корольков деловито. — Что у вас ко мне?
Крендель нашелся первым:
— Кое-кому сдается, что ты заливаешь насчет отца.
У Королькова сердце ушло в пятки. Потемневшими, настороженными глазами посмотрел Леха на крендельских приятелей — и остался в недоумении, потому что те были вполне спокойны. Лишь время от времени пошмыгивали носами.
Вот только сам Крендель… Он смотрел на Леху, как Мюллер на Штирлица.
— Не понимаю, — произнес Леха. — Ведь я тебе все рассказал.
— А им? — Мишка кивнул на спутников. — Они не верят.
— Кто не верит?
— А вот Блэкмор, — сказал Мишка.
— А ты ему расскажи, — разозлился Корольков. — Только без фамилий.
А пошли они все, думал Леха, пускай знают. Мишка вроде как поверил, неужели другие не поверят?
— О чем это рассказать? — с подозрением переспросил Блэкмор и, поморщившись, как от зубной боли, перевел взгляд с Лехи на Кренделя. — А?
— Сейчас услышишь, — бросил Мишка. Посчитав разговор законченным, Леха толкнул дверь предбанника и закрыл ее за собой. Себе он мог признаться, что сделал это с огромным облегчением.
Ничего себе, ведь они только что так мучили Славку, подумал Корольков. Ну и монстры.
А с первого взгляда — обычные школьники.
Пройдя на кухню, он прислонился лбом к холодному стеклу. Стукнула дверь, тусовка Кренделя вышла из подъезда. Блэкмор, кажется, о чем-то спорил с Мишкой, потом они даже схватились за грудки, но быстро расцепились.
Блэкмор внезапно задрал голову — его взгляд пополз от окну к окну, словно лазерный луч.
Леха моментально отпрянул.
Вот же, что-то нервишки пошаливают, а что там гласит основная заповедь сына киллера? Не бойся?
Он сегодня же пойдет в «Кальций» и возьмет в прокате кучу боевиков. Пора набирать еще большую крутость!
А Славка — дурак, подумал Корольков. Метр с кепкой — и вдобавок полный идиот. Ему ли, Трушкину, строить из себя агента 007 на допросе? Спросили — ну и назвал бы номер Лехиной квартиры. Подумаешь! Вон как просто Леха всех отбрил, просто загляденье.
…Он натянул джинсы, чтобы отправиться за кассетами. Тут раздался телефонный звонок.
Звонил Крендель. (И откуда только номер узнал?)
— Я все рассказал им.
— Прекрасно, — сказал Леха. — Что дальше?
— Вот еще что, Корольков. Ты должен показать нам своего папашу.
— Я же тебе говорил, он не нуждается в рекламе…
— А нам плевать, — оборвал Мишка. — Братва желает, да и я… Эй, Моче… Эй, Корольков? Заснул?
Леха не заснул, он думал — и думал так, что кровь стучала в висках. Дружки Кренделя, оказывается, не такие уж и простачки? Требуют дальнейших доказательств? Вот, гады… Но ситуация знакомая, аппетит приходит во время еды.
— Хорошо, Крендель, — сказал Леха. — Только с условием. Тебе одному, без твоей этой братвы… Понятно?
Крендель был согласен.
— Сегодня у нас что, пятница? — Леха напряженно наморщил лоб. — Хорошо, покажу. На днях или раньше. Телефон есть? Давай номер. Позвоню, предупрежу.
Леха записал номер и положил трубку.
Ф-фух, вот еще забота привалила.
Ну, ничего, он покажет, он обязательно покажет, только пока не знает, как…
Просто удивительно, как Крендель до сих пор не видел отца Королькова, тогда бы плакали все Лехины рассказы…
Глава XI
КАК СДЕЛАТЬ ИЗ ОТЦА КРУТОГО
Настало время поговорить о Лехином отце.
Лехин отец был доцент. И этим все сказано. Научный работник.
Представьте научного работника в потертом костюме еще советского, доперестроечного покроя, в очках, с портфелем, лысоватого и очень вежливого.
И вы попадете в десятку! Лехин отец, которого звали Ростислав Петрович, был именно таким — за одним, правда, малым исключением.
Он ходил на работу не с портфелем, а с «дипломатом», полученным в подарок после выступления на научной конференции в Ташкенте шесть лет тому назад.
У Королькова-старшего были свои привычки. Например, каждое утро на кухне происходил один и тот же ритуал.
Позевывая, появлялся отец, давал Лехе подзатыльник и тут же спрашивал:
— Как дела, герой? — и нудно добавлял: — Смотри у меня, Алексей, учись. Поменьше троек хватай… Ты мне пятерки давай, пятерки! Выучишься — станешь человеком, как я.
Человеком, как он! Леха изо всех сил надеялся избежать такой участи. Отец был доцентом одного из технических вузов и последние пять лет по капле вымучивал из себя докторскую диссертацию.
Ради этого учиться? Учиться надо ради другого. Ради того, например, чтобы стать президентом банка. Тогда запросто можно будет купить себе роскошный компьютер…
Лехин отец давненько мечтал о собственном персональном компьютере и копил для этого деньги.
Но до приобретения собственного компьютера было еще далеко, и Ростислав Петрович день и ночь пропадал на работе, озадачивая там одну из институтских персоналок. Кроме диссертации, его мало что интересовало. Мама давала ему бутербродные «ссобой-ки», а Леха видел отца только утром, перед школой. На работу Корольков-старший отправлялся, когда занятия в школе уже начинались — вот почему Крендель его не встречал.
Леха набрал Славкин номер. Хотел посоветоваться.
— Алло?
— Славка, привет, слушай…
— Не могу, — оборвал Трушкин.
— Чего не можешь? — удивился Леха. — Слушать не можешь? Что с тобой?
— Корольков, ты теперь крутой, сражайся один.
Вот те раз, Трушкин-то обиделся!
— Славка, ты брось. Знаешь, что они мне сказали?
Молчание в трубке.
— Хотят, чтобы я им отца предъявил. Сопение в трубке. Уже лучше, это— явный признак жизни.
Тут Славка спокойно так произнес:
— Хотят — предъявляй, — и положил трубку.
Леха с досадой выругался. Ну и ладно, без тебя обойдемся, подумаешь. А ведь не задумывается, что уходит в кусты в самый ответственный момент! Ладно, Леха и сам не лыком шит, продержится. Появился у него в голове один план, вернее, замечательное продолжение плана, составленного при участии Трушкина.
Корольков решил, что сам доведет дело до конца!
Замысел держался на двух, казалось бы, никак не связанных между собой вещах.
Первое — сегодня была пятница. Второе — отец давно готовился к покупке компьютера.
…Наступил вечер.
В положенное время Леха широко зевнул, показывая матери, как сильно желает спать, и отправился в свою комнату. Там он действительно разделся и лег в постель — но тут же вскочил, схватил подушку и убрал ее из-под головы.
Так. Пожалуй, этого хватит. Леха лег на кулаки, зная, что теперь, без подушки, не заснет.
Это-то ему и было нужно.
Он лежал в темноте и представлял свою будущую беседу с отцом.
Послушает ли его отец? Леха вспомнил свой тринадцатый день рождения. Когда он вернулся домой с разбитыми губами, мать долго выпроваживала отца во двор. ИДИ, говорила она, И ОТВАДЬ ОТ СЫНА ЭТИХ БЕСПРИЗОРНИКОВ.
Отец не пошел, из^за чего у него с матерью вышла крупная ссора.
Или еще. Это уже было совсем недавно, а точнее, ровно неделю назад, в прошлую пятницу.
Леха зашел к отцу на работу. Было что-то около девяти вечера, и отец на кафедре находился один. Леха занял свободный компьютер и погрузился в игры. Они посидели до десяти, а затем отец свернул работу, и они с Лехой отправились домой.
Ехать пришлось из центра города — но никаких приключений, вплоть до самого подъезда, не произошло. Зато в подъезде…
Там не было света — кроме того, что падал из раскрытой кабины лифта.
В лифте что-то было. Вернее, кто-то. Леха заметил: из кабины торчат ноги. Тут же послышался озабоченный шепот отца: «Придется милицию вызывать». «Не стоит милицию», — быстро откликнулся Леха.
Корольковы, старший и младший, поднялись к лифту и остановились.
Наполовину в кабине, наполовину на лестничной клетке лежал, пьяный вдрызг, местная знаменитость — Андрюха с двенадцатого этажа. Отец осторожно ступил на пол кабины и потормошил пьяного за плечо: «Товарищ, а товарищ?» Андрюха вдруг, как в фильме ужасов, распахнул глаза, что-то проревел и махнул рукой.
Он сбил с отца очки.
Корольков ждал, что отец вспылит, но тот лишь подобрал разбитые стекла, горестно вздохнул и отступил на лестничную клетку: «Ладно, пойдем пешком, сынок». «Слушай, он же тебе вмазал, — ответил Леха. — Ты это так оставишь?» Королькову-младшему уже представлялось, как они с отцом выволакивают обнаглевшего Андрюху из кабины за ноги, приводят в чувство… Но отец посмотрел на сына испуганно (отлично запомнилось его вспотевшее серо-зеленое лицо, освещенное жуткими люминесцентными лучами) и воскликнул: «Сейчас же домой! Сию секунду!» Они поднялись пешком на седьмой этаж. Андрюха вслед ревел: «Мой лифт, пошли все в…»
Лехин отец был доцент. И этим все сказано. Научный работник.
Представьте научного работника в потертом костюме еще советского, доперестроечного покроя, в очках, с портфелем, лысоватого и очень вежливого.
И вы попадете в десятку! Лехин отец, которого звали Ростислав Петрович, был именно таким — за одним, правда, малым исключением.
Он ходил на работу не с портфелем, а с «дипломатом», полученным в подарок после выступления на научной конференции в Ташкенте шесть лет тому назад.
У Королькова-старшего были свои привычки. Например, каждое утро на кухне происходил один и тот же ритуал.
Позевывая, появлялся отец, давал Лехе подзатыльник и тут же спрашивал:
— Как дела, герой? — и нудно добавлял: — Смотри у меня, Алексей, учись. Поменьше троек хватай… Ты мне пятерки давай, пятерки! Выучишься — станешь человеком, как я.
Человеком, как он! Леха изо всех сил надеялся избежать такой участи. Отец был доцентом одного из технических вузов и последние пять лет по капле вымучивал из себя докторскую диссертацию.
Ради этого учиться? Учиться надо ради другого. Ради того, например, чтобы стать президентом банка. Тогда запросто можно будет купить себе роскошный компьютер…
Лехин отец давненько мечтал о собственном персональном компьютере и копил для этого деньги.
Но до приобретения собственного компьютера было еще далеко, и Ростислав Петрович день и ночь пропадал на работе, озадачивая там одну из институтских персоналок. Кроме диссертации, его мало что интересовало. Мама давала ему бутербродные «ссобой-ки», а Леха видел отца только утром, перед школой. На работу Корольков-старший отправлялся, когда занятия в школе уже начинались — вот почему Крендель его не встречал.
Леха набрал Славкин номер. Хотел посоветоваться.
— Алло?
— Славка, привет, слушай…
— Не могу, — оборвал Трушкин.
— Чего не можешь? — удивился Леха. — Слушать не можешь? Что с тобой?
— Корольков, ты теперь крутой, сражайся один.
Вот те раз, Трушкин-то обиделся!
— Славка, ты брось. Знаешь, что они мне сказали?
Молчание в трубке.
— Хотят, чтобы я им отца предъявил. Сопение в трубке. Уже лучше, это— явный признак жизни.
Тут Славка спокойно так произнес:
— Хотят — предъявляй, — и положил трубку.
Леха с досадой выругался. Ну и ладно, без тебя обойдемся, подумаешь. А ведь не задумывается, что уходит в кусты в самый ответственный момент! Ладно, Леха и сам не лыком шит, продержится. Появился у него в голове один план, вернее, замечательное продолжение плана, составленного при участии Трушкина.
Корольков решил, что сам доведет дело до конца!
Замысел держался на двух, казалось бы, никак не связанных между собой вещах.
Первое — сегодня была пятница. Второе — отец давно готовился к покупке компьютера.
…Наступил вечер.
В положенное время Леха широко зевнул, показывая матери, как сильно желает спать, и отправился в свою комнату. Там он действительно разделся и лег в постель — но тут же вскочил, схватил подушку и убрал ее из-под головы.
Так. Пожалуй, этого хватит. Леха лег на кулаки, зная, что теперь, без подушки, не заснет.
Это-то ему и было нужно.
Он лежал в темноте и представлял свою будущую беседу с отцом.
Послушает ли его отец? Леха вспомнил свой тринадцатый день рождения. Когда он вернулся домой с разбитыми губами, мать долго выпроваживала отца во двор. ИДИ, говорила она, И ОТВАДЬ ОТ СЫНА ЭТИХ БЕСПРИЗОРНИКОВ.
Отец не пошел, из^за чего у него с матерью вышла крупная ссора.
Или еще. Это уже было совсем недавно, а точнее, ровно неделю назад, в прошлую пятницу.
Леха зашел к отцу на работу. Было что-то около девяти вечера, и отец на кафедре находился один. Леха занял свободный компьютер и погрузился в игры. Они посидели до десяти, а затем отец свернул работу, и они с Лехой отправились домой.
Ехать пришлось из центра города — но никаких приключений, вплоть до самого подъезда, не произошло. Зато в подъезде…
Там не было света — кроме того, что падал из раскрытой кабины лифта.
В лифте что-то было. Вернее, кто-то. Леха заметил: из кабины торчат ноги. Тут же послышался озабоченный шепот отца: «Придется милицию вызывать». «Не стоит милицию», — быстро откликнулся Леха.
Корольковы, старший и младший, поднялись к лифту и остановились.
Наполовину в кабине, наполовину на лестничной клетке лежал, пьяный вдрызг, местная знаменитость — Андрюха с двенадцатого этажа. Отец осторожно ступил на пол кабины и потормошил пьяного за плечо: «Товарищ, а товарищ?» Андрюха вдруг, как в фильме ужасов, распахнул глаза, что-то проревел и махнул рукой.
Он сбил с отца очки.
Корольков ждал, что отец вспылит, но тот лишь подобрал разбитые стекла, горестно вздохнул и отступил на лестничную клетку: «Ладно, пойдем пешком, сынок». «Слушай, он же тебе вмазал, — ответил Леха. — Ты это так оставишь?» Королькову-младшему уже представлялось, как они с отцом выволакивают обнаглевшего Андрюху из кабины за ноги, приводят в чувство… Но отец посмотрел на сына испуганно (отлично запомнилось его вспотевшее серо-зеленое лицо, освещенное жуткими люминесцентными лучами) и воскликнул: «Сейчас же домой! Сию секунду!» Они поднялись пешком на седьмой этаж. Андрюха вслед ревел: «Мой лифт, пошли все в…»