Осторожно, пытаясь не вызвать подозрений, я обсудил проблему с чиновником по перевозке.
   Выяснилось, что два раза в неделю из Витсандей на острова отправляется летающая лодка, на одной из них можно перевезти вещи, которые выгрузят прямо в море, у острова. Предполагалось, что владелец острова имеет и корабль. Я надеялся его купить, но сначала его нужно было найти и договориться о приемлемой цене. Оплатив транспортные услуги и подписав страховку, я выслушал заверения, что смогу получить свои ящики в любое время после четверга. Если, конечно, не изменится погода или старая летающая лодка не развалится прямо в воздухе.
* * *
   Купив билет на самолет, вылетающий на следующий день, я зашел в отель Леннона выпить.
   Июль – время туристов в Брисбейне. Солнце переходит из созвездия Козерога в созвездие Рака, кончается сезон дождей. В воздухе появляется свежесть, сулящая сухопутным акулам, содержателям баров, владельцам гостиниц и квартир немалые барыши.
   Богатые туристы из Мельбурна и Сиднея едут на север. Еженедельные издания рассылают шпионов за сенсациями. Фотографы берут напрокат манекены и целыми днями торчат на улице. В это время трудно снять комнату, хотя за деньги, за большие деньги, можно получить все. Острова переполняются туристами. В газетах появляются цветные картинки и специальные вкладки с изображением тихоокеанской Ривьеры.
   Практичные бизнесмены в тропических костюмах с изысканными манерами медленно пьют в баре у Леннона, сорят деньгами за удовольствие находиться среди песчаных пляжей, где вас дурачат на каждом шагу.
   Они относились ко мне по-дружески как к любому другому южанину, но все равно я был для них чужаком.
   Взяв кружку пива, я вышел в комнату для отдыха и стал наблюдать за причалом: здесь и там сновали толпы туристов, демонстрируя купальные костюмы.
   Они были свободны и благополучны, но ни у кого из них не было своего собственного острова. Никто из них не мечтал найти сундуки с золотом среди коралловых рифов. Но за их плечами не сидели чертики-искусители, толкавшие на пустынные морские дороги, ведущие к безлюдному берегу под холодным лунным светом. Ничто не принуждало их опускаться глубоко под воду, чтобы составить компанию цветным чудовищам в морских лесах. Я завидовал. Зависть – самый опасный порок, не считая чувства жалости.
   Допив пиво, я собрался уходить и тут заметил ее. Официант в шелковой рубашке с красным поясом усаживал даму за столик под пальмами с таким обхождением, которое приберегается для знакомых и самых почетных гостей. Он был молод, а она красива и слишком осторожна, чтобы показать другим, что ее красота покрылась трещинами морщинок.
   Отодвигая стул, он нагнулся к ней слишком низко. Она улыбнулась через плечо и заученным жестом сделала заказ. Когда она подняла руку, я услышал бренчание браслета и заметил тусклый золотой блеск моей испанской монеты.
   Это была подружка Мэнни Маникса – модель с проницательным взглядом и вялыми губами. Она видела, как я проиграл деньги, напился до чертиков и меня вышибли на улицу. Мое сердце сжалось в комок: если она здесь, значит, где-то поблизости и Мэнни Маникс – стервятник, стерегущий свою добычу. "Она одна, – успокаивал я себя, – она больше не принадлежала Мэнни. С ней рассчитались, как это делали с другими, и она отправилась на золотое побережье, чтобы вложить свой капитал в нового мужчину с многообещающим счетом в банке".
   Официант принес бокал, она сразу расплатилась. Хороший знак. Девушки ее типа предпочитают, чтобы за них платили другие. Опять вспыхнули монеты, когда она подняла бокал и изящно, как отлично вышколенная аристократка поднесла его к губам.
   Мне вдруг пришла в голову глупая идея, которая как лекарство восстановила мою уверенность и подняла настроение. Погасив сигарету, я направился в тихий уголок под пальмами. Она заметила меня, но и глазом не моргнула.
   Скорчив печальную улыбку, я спросил:
   – Вы меня не помните?
   – Помню.
   Ее голос изменился так же мало, как лицо. По-прежнему мрачный, бесцветный, неприятный.
   – Можно присесть?
   – Пожалуйста.
   – Спасибо! – я сел.
   Она допила и пододвинула мне бокал. Это было явным вызовом.
   – Если хочешь, может заказать мне еще один.
   – Намекаешь, что я на мели?
   – Ерунда, Мэнни сказал, что у тебя есть деньги.
   Снова холодные маленькие кольца сжали мое сердце, но я выдавил улыбку и безразлично ответил:
   – Не сомневайся.
   – Ты ему очень не понравился, командир.
   – Взаимно.
   Она выпустила мне в лицо дым и лаконично закончила:
   – Итак, нас трое.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Он тоже мне не нравится.
   – Я думал он с тобой.
   – Нет. У него другие интересы: на этот раз брюнетка. Выразив свои соболезнования, уже хотел сказать, что того, кто обращается подобным образом с женщинами вряд ли можно назвать мужчиной, как она обрезала мою обличительную речь неприличным жестом.
   – Хватит, командир. Я тебе не нравлюсь, ты мне тоже, обойдемся без красивых фраз. Знаешь, что Мэнни подарил мне твою монету?
   Она вытянула руку, монета вызывающе звякнула у меня под носом.
   – Да. Он говорил, что отдаст ее тебе.
   Впервые за все время она улыбнулась, облизала губы маленьким острым язычком. Ее глаза зажглись злобным удивлением.
   – Хочешь ее вернуть?
   – Да.
   – Сколько дашь?
   – Тридцать фунтов. Столько мне заплатил Мэнни.
   – Добавь двадцатку, командир, и можешь забирать ее со всем остальным дерьмом.
   Я достал бумажник отсчитал десять пятифунтовых банкнот, молча положил на стол. Щелкнув замком, она сняла браслет и бросила его мне, взяла деньга и запихнула в сумочку.
   – Спасибо, – сказала она бесцветным голосом. – А то у меня осталась всего пятерка. Теперь можешь поставить выпивку.
   Вынув бумажку в десять шиллингов и аккуратно положив ее под пепельницу, я встал:
   – Извини, я уезжаю. Тебе лучше заняться туристами. Они отдыхают, а я работаю.
   Это прозвучало очень дешево. Да, так оно и было. Сам Мэнни Маникс вряд ли мог придумать что-нибудь более оскорбительное. Надо было извиниться за бестактность.
   – Прости, мне не нужно было этого говорить.
   Она пожала плечами, достала пудру.
   – Я привыкла. Минутку, командир...
   – Да?
   – Ты переплатил за браслет. Хочу сказать тебе одну вещь, чтобы быть квитой.
   – Слушаю...
   – Мэнни говорил, что у тебя есть что-то, что ему очень нужно.
   – Вот так он и живет – в желании захапать чужое добро.
   – На этот раз он поклялся, что оно будет его.
   – Сначала пусть найдет меня, а это займет очень много времени. А когда найдет... – Я повернулся, чтобы уйти, но она заставила меня окаменеть.
   – Когда это случится, командир, он убьет тебя.

Глава 5

   На высоте трехсот метров самолет выровнялся. Справа, через иллюминатор, я увидел его тень на зеленом ковре сельских полей, похожую на большую птицу.
   На востоке было море, рифы и острова цвета нефрита. На западе далеко за горизонт уходили коричневые, будто поджаренные пастбища. Под нами – прибрежная полоса с буйной растительностью, болота, где собирались ибисы и устраивали удивительные птичьи танцы на грязном низком берегу.
   Здесь находились поля с сахарным тростником, ананасовые плантации, рощи папайи и манговых деревьев, сочные пастбища для молочных коров. Здесь работали высокие, немногословные люди севера – резчики тростника, скотники и пастухи с ленивой походкой выросших в седле мужчин. Печальные, потерянные потомки старой расы перемежались новой, разбавленной кровью китайцев, японцев и жителей островов Гильберта и Спайса.
   Здесь дома на сваях. После жаркого душного дня их охлаждает ветерок. Пышные цветы обвивают столбы веранд и оцинкованные крыши.
   Я, Ренн Ландигэн, летящий между голубым раем и зеленой землей, испытываю странное спокойствие, как будто у меня обрезали пуповину и я появился на свет в новом, свободном мире. Здесь нет опасности, боли утрат, желаний и не обременяют воспоминания.
   Бауэн – маленький прибрежный городок, где неистовая растительность быстро излечивает шрамы циклонов и неожиданных штормов. От Бауэна я должен был повернуть назад, на юг, и проехать восемьдесят километров. С первого взгляда это казалось настоящей глупостью. Можно было прилететь прямо на место, а не трястись утомительные три часа по старой железной дороге. Но это меня абсолютно не устраивало.
   Мой городок был меньше Бауэна, и любой незнакомец с самолета – турист или бизнесмен становились предметом вежливого, но живого интереса. Каждый шаг такого человека обсуждался мужской половиной в баре, а женской перед витриной магазина.
   Если вы сошли с поезда пыльный, помятый и раздраженный, вас примут таким, каким вы хотите казаться – инспектором, комиссионером, рыбаком или клерком с сахарного завода. Если к тому же вы мало говорите, не швыряетесь деньгами и немного разбираетесь в местных условиях, они оставят вас в покое, потому что жара не располагает к долгой памяти.
   К сожалению, мое знание местного колорита оставляло желать лучшего, но я надеялся, что все пробелы восполнит Джони.
   Джони Акимото был сыном японского ныряльщика и женщины с островов Гильберта. Кровь матери оказалась сильнее, если бы не смуглый цвет лица, чуть выпирающие скулы и слегка раскосые глаза, он бы сошел за чистокровного островитянина. С тех пор как стали спаивать местных жителей, чтобы, обманным путем заставить их работать на уборке сахарного тростника, такое смешение рас можно обнаружить по всему побережью Квинсленда.
   Джони был ныряльщиком, плавал с искателями жемчуга, доставая раковины. Наступила война, пропала работа, Джони подрабатывал где мог. Он был экономом у американца, официантом в туристическом кемпинге, помощником механика на траулере, водителем грузовика у местного подрядчика. Его знала и любила вся округа.
   Когда во время циклона нашу лодку выбросило на берег, Джони заштопал паруса, починил обшивку, покрасил корпус и прочитал нам с Джанет несколько умных лекций о погоде на море в сезон дождей.
   Именно он помог мне проследить курс галеонов из Акапулько. Когда у меня зародилась дикая мечта о "Доне Люсии", он одобрительно кивнул и сказал, что в один прекрасный день мы вместе опустимся под воду у острова в виде полумесяца. Умный спокойный парень Джони Акимото. Добрый, преданный товарищ. Одинокий, потерянный человек среди дружелюбных жителей побережья.
   Думая о Джони после взлета самолета, я задремал, и мне приснился Мэнни Маникс с девицей, продающей мне монету. Сон нарушила стюардесса, попросив пристегнуть привязные ремни. Самолет делал резкий вираж над голубой полоской воды. Я закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел раздутый ветровой конус и теснящиеся крыши. Мы приземлились.
   Мы долго парились в пыльном зале ожидания, пока разгружали наш багаж. Наступил жаркий полдень, морской ветерок появится только через час. Я разговорился с коротконогим и толстым человеком в костюме из альпаки. Он рассказал, что когда-то был директором банка, а теперь едет к жене и дочери на роскошный остров, недалеко от Бауэна. Он выложил кучу денег, но ему не нравится это предприятие. От жары у него высыпают прыщи, а от холода начинается бронхит. Я слушал не очень внимательно, разомлев от жары.
   – Мистер Ренн Ландигэн? – Рядом со мной оказался служащий аэропорта.
   – Да.
   – Вам телеграмма. Пришла за минуту до посадки самолета.
   Он передал светло-желтый конверт с красной каймой и надписью: "Срочно". Разрезав конверт, я развернул записку. Адрес отправителя – Брисбейн. Время отправки – половина первого. Телеграмма была короткой и дружеской, как рукопожатие.
   "Удачной рыбалки командир Точка До встречи Точка и подпись – Мэнни Маникс".
   Толстый директор банка с любопытством смотрел на меня, он хотел продолжить разговор, но я отвернулся, оставив его с открытым ртом. Неожиданно мне стало так пусто и одиноко, будто я только что потерял Джанет. Захотелось поговорить с Джони Акимото.
   Путешествие на поезде – медленная пытка. Я взмок, покрылся пылью, меня измучили мухи и чуть не довели до помешательства два маленьких мальчика, которые без конца ныли, выпрашивая леденцы и газированную воду. Все попытки их матери добиться мира и тишины оказались тщетными.
   Мы останавливались у каждого разъезда, кондуктор обменивался новостями со стрелочниками. Простояли на обгонном пути три четверти часа, пропуская направляющийся на север поезд. Зеленая сельская местность, которая с самолета казалась такой желанной и красивой, находилась в объятиях нищеты. Это соответствовало моему настроению. Мирные северяне были серой болтливой массой, их дети – чудовищами, транспорт – примитивным ужасом, приветствие – бесцеремонным вторжением в уединение. Они всучивали газеты, навязывали фрукты и лимонад. От всего этого становилось тошно. К тому времени, когда мы приехали, меня записали в грубияны и хамы. Вспоминая прошлое, я абсолютно с ними согласен.
   Телеграмма Мэнни потрясла меня до глубины души. Первая слепая вспышка ярости уступила место страху. Его обещание убить меня было просто хвастовством перед красивой женщиной, но страх остался – страх потерять то, чем я еще не владел. Мэнни обладал сильной властью – властью денег, с помощью которых он мог подкупить человека в одном месте и получить информацию в другом, планировать свою игру, наводить справки, нейтрализовать мои действия хитрыми, быстрыми и эффективными ходами.
   Я вспомнил о трех ящиках с оборудованием в аэропорту Брисбейна: он мог сделать так, чтобы они отправились в противоположную сторону.
   Мэнни мог купить чартерный рейс и подождать меня в гостинице.
   Но он не купил, я был единственным постояльцем и мог заказать лучшую комнату с железной кроватью, большой противомоскитной сеткой, треснутым кувшином и тазиком для мытья. Можно свободно пользоваться единственной ванной, прогуливаться до уборной во дворе, пить в одиночестве в комнате для коммивояжеров, завтракать в пустом ресторане, принять приглашение страдающего одышкой хозяина или присоединиться к работягам и рыбакам в баре, слушая их похабные анекдоты. Но я ничего не хотел, мне был нужен душ, выпивка и встреча с Джони Акимото.
   Мы встретились на том же месте, где увиделись в первый раз, в маленькой обитой горбылем лачуге, перед которой растирались песчаные дюны.
   Джони сидел на пустом ящике и привязывал на леску крючки. В курчавых волосах красовался цветок мальвы, единственную одежду составляли джинсовые шорты. Услышав шаги, он поднял голову. Его лицо расплылось в сверкающей улыбке, выражавшей радость и удивление. Он встал, протянул руку.
   – Ренбосс!
   – Точно, Джони, Ренбосс.
   Старая кличка их прошлого. Я чуть было не расплакался. Джони пожал мою руку, похлопал по плечу и усадил на другой пустой ящик, который вытащил из темноты в небольшой круг света.
   – Как вы здесь оказались, Ренбосс? Надолго в наши края? Как дела, здоровье? Выглядите усталым, это дорога, правда?
   Вопросы падали как снег на голову. Джони задавал их на том аккуратном английском, который выучил у миссионеров. Он постоянно заглядывал мне в лицо, пытаясь как заботливая мать узнать всю правду о своем мальчике.
   – Я приехал, Джони, чтобы повидать тебя.
   – Меня? Очень хорошо Ренбосс! Я часто вспоминал вас... и миссис.
   – Миссис умерла.
   – Когда? – Его спокойные глаза были полны жалости.
   – Давным-давно.
   – И у вас нет другой женщины?
   – Нет.
   – Вы вернулись, чтобы увидеть Джони Акимото. Это хорошо, Ренбосс. У меня есть лодка, хорошая лодка. Пойдем посмотрим? Будете ловить рыбу? Сплаваем на остров Серзли или на Морсби?
   – Сплаваем Джони, конечно... Только не туда, а на мой остров...
   – Ваш остров?! – Он на секунду задумался и радостно улыбнулся. – Да, помню. Остров с сокровищами, верно? Говорите, он ваш?
   – Я снял его в аренду. Мы будем искать "Донну Люсию". Ты поедешь вместе со мной?
   Джони замолчал, изучая линии и складки на ладонях. Потом выудил из кармана две сигареты и протянул одну мне. Мы прикурили, сделали несколько затяжек, прислушиваясь к плеску волн и шуму пронизывающего ветра.
   Джони тихо сказал:
   – Для этого, Ренбосс, вы должны достать лодку.
   – У меня есть деньги, я могу ее купить.
   – Вам нужен водолаз и оборудование.
   – Мы сами будем нырять, Джони.
   – А вы когда-нибудь пробовали, Ренбосс?
   – Немного, одно-два погружения...
   – Тогда вам надо многому научиться, прежде чем вы станете настоящим водолазом.
   – Научи меня, Джони. К тому же у меня есть программа. Ее написал тот, кто делает акваланги. Он сказал, что я могу потренироваться и работать на глубине тридцати пяти метров.
   – Тридцать пять метров! – Джони был удивлен. – Слишком глубоко, Ренбосс... Слишком глубоко для ныряльщика.
   – Это можно сделать, Джони.
   Джони покачал головой:
   – Что-то новенькое. Мне это не нравится.
   – Ты поедешь со мной? Поможешь купить лодку, припасы и...
   – Обойдемся без лодки, – тихо сказал Джони. – Возьми мою. Это довольно старенький люгер, но я его подлатал, и он готов плыть куда угодно. Двигатель новый, делает восемь – десять узлов.
   – Хорошо, тогда я арендую лодку. Будешь получать зарплату. Мы поедем на остров и будем работать вместе. Так?
   Джони сдержанно кивнул.
   – Так, Ренбосс. Попробуйте купить лодку на побережье, вам продадут плохую по умеренной цене, а за хорошую запросят бешеные деньги. Это острова, Ренбосс. Если человек не следит за своей лодкой, ее сжирают торедо, тогда он пытается продать ее тому, кто ничего о них не знает... Ясно?
   Я слышал о торедо – маленьких моллюсках, обитающих в южных широтах и пожирающих деревянные переборки лодок, так же как белые муравьи превращают перекрытия домов в труху. Выход один: обить днище по ватерлинии медной обшивкой или покрасить его бронзовой краской. Тогда у лодки появится покрытие, которое будет противостоять торедо. Лодочники на побережье Квинсленда – те же торговцы лошадьми из Керри, среди них найдется не один потомок из легендарной семьи пройдох.
   Кроме того, у Джони был люгер – тихоходное, неуклюжее судно, которое во многом зависело от погоды. Тем не менее он годился для плавания в открытом море, был надежен как швейцарский банк и довольно удобен. Если мы поднимем сундуки с "Донны Люсии", наша находка будет считаться кладом – то есть собственностью Короны и мое вознаграждение будет целиком зависеть от ее милости. Но люгер Джони, его знания островов, помогут нам сняться с якоря и отправиться на север, пока мы не найдем какого-нибудь перекупщика-китайца или другого торговца. В Китайском проливе и на Селебских островах это самый популярный вид деятельности, а за золото вы можете назначать любую цену в любой валюте. Я не стал рассказывать Джони о своей идее, он мог не одобрить ее. Кроме того, впереди у нас было много времени.
   Джони молча курил, взвешивая очередной вопрос. Его лицо было в тени, глаза внимательно наблюдали за мной.
   – Вы чего-то боитесь, Ренбосс?
   – Да, но это длинная история.
   – Если мы будем работать вместе, я хочу ее знать.
   Я рассказал ему о Мэнни Маниксе и девушке из отеля Леннона, о телеграмме, о всесильной власти денег Мэнни.
   Джони пускал кольца дыма, наблюдая, как их подхватывает ветер.
   – Нам нужно поскорее уехать, – подытожил я свой рассказ.
   – Сначала необходимо запастись продуктами.
   – Когда ты сможешь это сделать?
   – Завтра. Еда и аптечка. В воде может произойти любая случайность.
   – Сегодня вечером составлю список. В городе есть аптекарь?
   – Есть, – кивнул Джони. – Вы займетесь лекарствами, я – продовольствием. Иначе люди начнут задавать вопросы.
   – Когда мы сможем отплыть?
   – Послезавтра, на рассвете.
   – А раньше?
   – Нет, – твердо сказал Джони. – Ничего хорошего из спешки не выйдет. Нужно подготовить лодку, забрать снаряжение. Проплыть по судоходному проходу к острову можно только днем. Глупо рисковать лодкой просто так.
   – А что, если Мэнни появится здесь завтра?
   – Что ему здесь делать?
   – Все очень просто, Джони. Единственное, чего не знает Мэнни, это пункт назначения. Он слышал об острове, но не знает, где он находится.
   – Перестаньте обманывать себя, Ренбосс, – серьезно сказал Джони. – Хватит питать иллюзии. Вы купили остров, верно? Точно так же, как я эту лачугу и кусок земли.
   – Я арендовал его.
   – Одно и то же. Вы заполнили бумаги и зарегистрировали их в Брисбейне. Любой, кто заплатит два фунта шесть шиллингов, может узнать точный адрес. Ясно?
   Это было так очевидно, просто, окончательно и бесповоротно. Я же историк, могу проследить угасание империй, падение героев, но совершенно не способен учесть элементарные буквы закона.
   Мэнни мог ждать сложа руки, а потом приехать и убить. И все за два фунта шесть шиллингов.
   Я расхохотался и истерично хохотал до тех пор, пока по моему лицу не покатились слезы. Птицы в кустах за домом стали испуганно чирикать. Джони Акимото наблюдал за мной с тихим беспокойством. Смех перешел в кашель, и я попросил еще одну сигарету. Он достал, чиркнул спичкой.
   – Теперь лучше, Ренбосс?
   – Все в порядке, Джони.
   – Отлично. Завтра куплю продовольствие, за вами – аптечка. Встретимся в три у меня, погрузимся и все подготовим к отплытию. Переночуем и с первыми лучами солнца поднимем якорь.
   Я достал бумажник, отсчитал пятьдесят фунтов.
   – Достаточно?
   – Более чем, Ренбосс.
   – Остальные деньги в банке. Рассчитаемся завтра или позже, когда тебе будет удобно.
   – Когда закончим, Ренбосс. – Джони улыбнулся редкой ослепительной улыбкой, похлопал меня по плечу.
   – А если у нас ничего не получится?
   – Тогда отправимся на север, на острова Серзди, в Новую Гвинею. Может быть, найдем какое-нибудь дело? Возвращайтесь в гостиницу, Ренбосс, спать. Утро вечера мудренее.
   – Спокойной ночи, Джони.
   – Спокойной ночи, Ренбосс.
   Я вернулся в отель. Надо мной сияло звездное небо. Заглянул в бар и выпил с работягами. Не помню, как оказался в постели. Абсолютная пустота. Палящие лучи солнца разбудили меня в десять утра.

Глава 6

   Я с трудом вылез из-под одеяла, проковылял в ванную, чтобы согнать сон и смыть запах пота и виски. Медленно оделся, отбросил мысль о позднем завтраке, упаковал вещи и заплатил по счету. Бесплатной выпивке за счет гостиницы предпочел чай. Оставил сумку у бармена до вечера и спустился к низкому деревянному зданию – единственному банку в городе.
   Управляющий – высокий, румяный мужчина в свежей льняной рубашке и накрахмаленных шортах, обрадовался мне как миллионеру, когда я достал кредитное письмо и пригласил в контору выпить чашечку кофе. Я попросил положить мое письмо в сейф и, если через три месяца я не вернусь, выплатить всю сумму Джони Акимото. Его энтузиазм значительно охладел, он бросил на меня косой взгляд и, достав регистрационный журнал, начал задавать вопросы:
   – На это есть какая-нибудь причина, мистер Ландигэн?
   – В данный момент не могу указать ни одной, но лучше быть готовым к любым неожиданностям, правда?
   – Так-то оно так, но какие неожиданности, мистер Ландигэн?
   – Разве не бывает несчастных случаев?
   – Бывают, но... он понял, что переходит все границы, осекся и выдавил искусственную профессиональную улыбку. – Конечно, банк выполнит все, что вы пожелаете. Только подпишите бумаги. Вот и все.
   Чтобы не вызвать кривотолков, я решил рассказать ему полуправду.
   – Я арендовал островок на побережье для изучения подводной жизни на глубине пятнадцати – тридцати метров. Я натуралист и работаю с аквалангом, это связано с определенным риском. Джони Акимото дал мне напрокат лодку. Буду платить ему каждую неделю. Если со мной что-нибудь случится, хочу, чтобы он имел что-то помимо зарплаты.
   Управляющий облегченно вздохнул. Он не понимал причуды, и я не был тем лунатиком, за которого он меня принял вначале.
   Подали чай. Завязался разговор. Некоторое время я вежливо поддерживал его, потому что хотел задать один вопрос.
   – Между прочим, что вы знаете о морских правах?
   – Морских правах?.. – Его брови поползли вверх.
   – Да. Какие права имеет арендатор острова на окружающее водное пространство?
   Он на секунду задумался, не часто слышишь такой вопрос.
   – Насколько я знаю, по закону арендатор имеет право на мелководье. Другими словами – до окружающего остров рифа. Вас, конечно, могут привлечь за нарушение, но это дорогостоящее и муторное мероприятие. В любом случае вряд ли возникнет такая ситуация, правда?
   – Совершенно верно, просто хотелось знать свои права.
   – Не знаю, не могу с уверенностью сказать, но, – он пренебрежительно развел руками, – вдоль рифа много островов, еще больше воды. Ваш находится вдали от туристических маршрутов. Если вы дадите понять, что любите одиночество, не думаю, что вам станут надоедать.
   Не рассказывать же ему о Мэнни Маниксе! Поэтому, сделав бессмысленное замечание о студентах, я оборвал разговор. Он дал подписать бумаги, мы пожали друг другу руки, и я снова оказался на улице. Чуть ниже, на другой стороне, находился магазинчик с золотой надписью на витрине, старомодным стеклянным кувшином за пыльными окнами.