Страница:
XXVI. Секреты Маркуса Шутца
В нескольких метрах от нас – три женщины. Они разговаривают с рассеянным видом и, похоже, выжидают, когда на них обратят внимание. Я собираю все свое нахальство и приглашаю одну на танец.
Клянусь вам, первый раз в жизни я без тени смущения танцую с женщиной, все одеяние которой состоит из обширного венка красивых цветов. К счастью, Санди Лав и мои старые подружки Берил и Мона кой-чему меня научили. И все же это не совсем то. Грудью я ощущаю напор двух круглых упругих шаров, а мои ноги приходят в соприкосновение с гладкой и свежей плотью партнерши… Я придвигаю ее чуть ближе к себе; теперь мне хочется, чтобы пластинка, если это пластинка, не останавливалась слишком рано или же остановилась немедленно.
Майк тоже танцует. Третья женщина удаляется, даже не глядя на нас.
Я подскакиваю два раза подряд, так как замечаю две совершенно идентичные фигуры. Впрочем, наш визит в клинику Сан-Пинто уже просветил меня на этот счет. Кстати, где Джеф Девэй? Что с ним сталось? Столько всего приключилось с тех пор, как я вернулся в Лос-Анджелес, что я совершенно забыл, что он дол жен был нас сопровождать.
Я в нерешительности. Нужно ли заговорить с этой женщиной?.. Но она начинает первой.
– Из какой вы серии? – бросает она мне – На вид из серии 8.
– Совершенно верно, – говорю я, довольный этой подсказкой. – А вы?
– Только лишь О, – говорит она со стыдом. – Я и не думала даже, что доктор позволит вам прийти. Ведь это праздник О.
– Я все устроил, – отвечаю я – Знаете, в одной и той же серии все так похожи друг на друга… Не хватает шарма.
– Да, – говорит она. – Доктор тщетно пытается создать разные лица – всегда есть что-то общее… Я очень рада, что разговариваю с 8.
Она изъявляет мне свое удовольствие, и я вынужден ответить тем же.
– Доктор придет позже. Уже скоро. Вы хотите, чтобы мы сразу же пошли на луг?
– Хм, – говорю я, слегка смутившись.
Чем там занимаются на лугу? Я представляю весьма смутно.
– Сегодня мы имеем право, – говорит она. – Это не опасный день.
Я начинаю понимать, о чем идет речь.
– Может, лучше поболтаем? – предлагаю я.
– О!.. – восклицает она. – Болтать… Что ж, забавная идея… Но это не очень-то интересно… Мне гораздо больше хочется заняться любовью с кем-нибудь из серии 8.
Трудно отказаться… К тому же я не могу сказать, что это мне не нравится. Помимо своей воли я уже начал доказывать обратное. Господи Иисусе! Что за день!
В танце она увлекает меня к деревьям, и в их тени мы наконец размыкаем объятия. Она хватает меня за руку и тащит за собой. Где Майк? Плевать мне, где он.
Мы катимся по густой пахучей траве. Девица до крайности возбуждена.
– Скорее, – вздыхает она. – Скорее. Умоляю вас…
Черт, если и дальше дело пойдет в таком темпе, это уже не смешно. Я начинаю входить во вкус предварительной игры и даю ей понять это. К тому же это какой-никакой, а отдых.
После трех физкультурных упражнений я вынужден заткнуть ей рот рукой, чтобы она не вопила так громко. Она извивается, словно угорь, разрезанный на три части. Слишком уж она совершенна. Ищешь неправильные черты, аномалии. Ни единого дефекта внешности. И в то же время – поразительное упорство.
– Ну давайте. Сменим место… Трава – это приятно, но растянуться на красивой шкуре… это так расслабляет. Я слишком трезва. Мне хотелось бы потерять голову.
– Чему же вас учили? – спрашиваю я.
– Подчиняться командам. – говорит она сдавленным голосом.
Пожалуй, я должен сказать ей, чего мне надо. Но я не решаюсь. И потом у меня слишком богатое воображение.
– Предоставьте мне действовать, – шепчу я ей на ухо. – Так будет удобнее.
Дело в том, что есть еще некоторые тонкости, которых мне не хватило наглости освоить с Санди Лав, Верил и Моной. Впрочем, это вас совершенно не касается.
На этот раз силы покидают меня через полчаса. Отсутствие тренировок или переизбыток их – все вместе. Она между тем совершенно инертна. Наконец ее сердце начинает стучать. Всегда так… Я встаю, покачиваясь из стороны в сторону.
Я просто-напросто бросаю ее валяться здесь Что за страна!
Я возвращаюсь на бал. И нос к носу сталкиваюсь с Майком.
– Где ваши цветы? – спрашиваю я.
– А ваши? – отвечает он. – Кто это укусил вас за ключицу?
– Это секрет, Майк. Что вы разузнали?
– Эти самки такие пылкие, просто ужас, – бормочет Майк.
– Разве это плохо? – говорю я. – Но что касается сведений для Энди, то этого маловато. Майк!.. Смотрите!.. Какой-то старикан!
Среди танцующих только что появился мужчина.
Высокий, с серебристыми волосами. Он в белых брюках и белой шелковой рубашке. Он идет прямо на нас.
– Что вы здесь делаете? – спрашивает он. – Сегодня не ваш день.
Он всматривается в меня и слегка улыбается.
– А! Это наш дорогой господин Рок Бэйли… Рад вас видеть… Я принял вас за, хм, за одного из своих подопечных.
– Серия 8, – уточняю я. Его улыбка становится шире.
– Серия 8, так точно.
– Майк Бокански, – говорю я, указывая на Майка.
Майк кланяется.
– Я – Маркус Шутц, – представляется человек. – Ну что же, господин Бэйли… Я очень рад, что случай привел вас ко мне… Вы уже ознакомились с моими владениями в Сан-Пинто, насколько мне известно… Здесь – гораздо приятнее… Чувствуешь себя более спокойно.
– И потом, можно ликвидировать людей, которые страдают дефектом внешности, – заявляет Майк.
Он поднимает тонкую руку в знак протеста.
– Они сами кончают с собой… Здесь это считается пороком. Я воспитываю у них особое отношение… Они так устроены, что сама мысль об уродстве для них ужасна. В тот же день, когда они замечают в себе какое-нибудь несовершенство, они сами себя ликвидируют. Так как, несмотря на это, они очень красивы, мы несколько дней сохраняем тела. Мои садовники тщательным образом раскладывают их у входа во владения.
– Как продвигаются ваши опыты? – интересуюсь я.
– Боже мой. Меня немного беспокоили в последнее время. Должен признаться, у меня были большие неприятности с моими секретарями, братьями Петросянами… Я заметил, что они организовали маленький бизнес у меня за спиной. Ничего серьезного – операционные фотографии… Дело шло довольно бойко, но это привлекло ко мне внимание, и я попросил их прекратить…
– Для этого вы нашли хороший способ, – говорит Майк.
– В моей команде отличные стрелки, – отвечает Маркус Шутц. – Скажите-ка мне, Бэйли… Как-то вечером я пригласил вас к себе. Почему вы отказали молодой леди, которую я вам предложил? Вы ведь любите женщин, не так ли? Заметьте, лично у меня несколько другие вкусы… Но я откровенно не понял причину вашего отвращения.
– Я неплохо помню двух ваших санитаров, – говорю я – Я тут случайно одного из них встретил, но если мне когда-нибудь придется наложить руку на второго…
– Это отличный малый, – говорит Шутц. – Не стоит относиться к этому предвзято. Вы быстро все забудете. Пойдемте, выпьем что-нибудь.
Совершенно ошеломленные, мы с Майком переглядываемся.
– Не удивляйтесь, – говорит Маркус Шутц. – У всех, кто видит меня в первый раз, точно такая же реакция. Я не произвожу впечатление того, кем являюсь. Ответьте мне, – добавляет он, поворачиваясь ко мне. – Вы согласны погостить у меня несколько дней? Мне очень хочется познакомить вас с восхитительной барышней Вы будете не столь… упрямы, как в первый раз, я надеюсь – и если господин Бокански согласится. Мне кажется, он как раз желаемого габарита… Я мог бы подыскать кого-нибудь и для него.
– Вы что, за хряка меня принимаете? – говорит Майк довольно грубо.
– Ну-ну, – извиняется Шутц. – Не нужно таких слов… Я люблю красивые создания и стараюсь производить их как можно больше. Но я хочу разнообразия, которого могу добиться лишь частой сменой базовых воспроизводящих… Я говорю вам откровенно… Надеюсь, мы всегда будем откровенны, все трое… Похоже, ваш друг прямолинеен, – продолжает он, обращаясь ко мне. – Он использует малоупотребительные слова, но это тоже своего рода откровенность. Такое приятно слышать.
Мы поднимаемся на крыльцо белого камня и проходим в огромную восхитительную виллу.
– У меня много людей, о которых нужно заботиться, – говорит Шутц, – так что мне пришлось купить целый остров. У меня есть серия, которая работает в полях, у меня есть люди для всего… Когда создашь первого, продолжать уже не трудно.
– Кто натолкнул вас на мысль создавать живых людей? – спрашивает Майк.
– Люди слишком уродливы, – говорит Шутц. – Вы заметили, что по улицам ходит огромное количество некрасивых людей? Так вот, я обожаю гулять по улицам, но прихожу в ужас от этого уродства. Поэтому я построил свою улицу и создал восхитительных прохожих… Я заработал очень много денег, когда лечил миллиардерам язвы желудка. Но с меня хватит. Мне этого вполне достаточно. У меня свой девиз: уничтожим всех уродов… Забавно, не правда ли?
– Это возвышенно! – отвечаю я.
– Естественно, здесь некоторое преувеличение, – говорит он. – Их ведь не уничтожают в прямом смысле.
Мы подходим к большому, покрытому скатертью столу, на котором поблескивают стаканы, бутылки, лед и всякое другое, что заставляет нас неотвратимо думать о выпивке. Проходящие мимо парочки не обращают на нас ни малейшего внимания.
– Я делаю для людей много всяких пустяков, – продолжает Шутц. – Разумеется, я не ограничиваюсь выращиванием детей в колбах – это мелочи. Я воспитываю их тело и ум, а затем выпускаю их на природу. Или же делаю своими помощниками. У меня есть серьезные успехи. Например, звезда Лина Дарделл… Это мое произведение. Именно поэтому нигде нельзя прочесть ее биографию. Десять лет назад она была еще в колбе. Ускоренное старение, это проще простого. Временная акселерация в необходимом ритме, ускоренное окисление, и все пошло само собой! Важный момент – это селекция… Потому что, несмотря ни на что, еще очень много брака… шестьдесят процентов примерно…
– И много у вас подопечных, ставших знаменитостями? – спрашивает Майк.
Шутц смотрит на него.
– Дорогой мой Бокански, если бы вы в этом сомневались, вас бы здесь не было.
– Вы ошибаетесь, – уверяет Майк. – Ничего из того, что вы рассказали, я не знаю…
– Полноте… полноте. – иронизирует Шутц. – Представьте себе, я в курсе.
Он поворачивается ко мне.
– Вот уже пять матчей команда Гарварда проигрывает Йелю, – говорит он.
– Футбол? – спрашиваю я.
– Да. Пять матчей подряд. Это уже кое-что. И почему?
– Потому что Гарвард слабее.
– Нет, – объясняет Шутц. – Потому что команда Йеля сильнее. Команда Гарварда – лучшая в Америке, но команда Йеля вышла из моей лаборатории.
Он ухмыляется.
– Только это еще нужно доказать, что и является причиной визита Майка Бокански и Энди Сигмена ко мне в Сан-Пинто. Сколько вы получили от Гарварда, чтобы все перетряхнуть в моем доме? – продолжает он, обращаясь к Майку.
– Нисколько, – отвечает Майк. – Клянусь честью.
– У вас нет чести, – говорит Шутц, – И это вас ни к чему не обязывает.
– Я здесь совсем по другому поводу, – говорит Бокански. – Речь идет не о спорте. Вы это прекрасно знаете.
– А, – говорит Шутц – Если вы говорите загадками, я вас больше не слушаю. Пойдемте, посмотрим моих внучек, мы и так потеряли много времени. Если вы уделите мне всего лишь час, я вас оставлю в покое.
– Послушайте, – возражаю я. – Я в буквальном смысле разваливаюсь на части. Всего лишь двадцать четыре часа назад я был абсолютным девственником, и, уверяю вас, я жалею об этом времени С восьми утра я не могу остановиться.
– О, – говорит Шутц, – одним разом больше, одним меньше… Пошли…
Мы проходим анфиладу огромных светлых комнат; большие окна выходят на море, существование которого смутно представляешь себе ночью. Утро еще только-только занимается. Наконец перед нами лестница, ведущая вниз.
– Опять под землю? – говорю я.
– Там очень хорошо, – отвечает Шутц. – Постоянная температура, отличная звукоизоляция, безопасность…
Мы углубляемся в земное чрево – надо сказать, весьма аккуратное, с надраенными трубами. Доктор идет впереди, Майк за ним, я завершаю процессию.
– Вернемся к нашему разговору, – говорит Майк. – Меня интересует: кто такой Поттар?
Шутц не отвечает и продолжает идти как ни в чем не бывало.
– Вы слышали о Поттаре? – настаивает Майк. – Рок, вы знаете Поттара?
– Ну да, так же, как и все, – отвечаю я. – Я читал его статьи. Но ни разу не видел.
– Никто не знает, кто такой Поттар, – продолжает Майк задумчиво, словно размышляет вслух. – Но за Поттаром двадцать миллионов американцев, и они готовы повиноваться ему, как только он подает знак. А Каплан?
– Я знаю, кто такой Каплан, – говорю я. – Это он недавно вел кампанию против Кингерли.
– Каплан появился в политическом мире четыре года назад, – продолжает Майк. – И он развалил все проекты Кингерли, человека, который уже двадцать лет компрометирует себя. Мы ничего не знаем о Каплане… Но если сравнить теории Каплана и Поттара… удивительная вещь.
– Я не особенно интересуюсь политикой, – замечает Шутц.
Мы продолжаем идти по бесконечным коридорам. На полу – толстая розовая ковровая дорожка, хромированные бра освещают проход.
– Каплан и Поттар нравятся толпе, – продолжает Майк. – Они красивы, умны, очаровательны… но они играют в опасную игру. Они угрожают безопасности Соединенных Штатов.
– Возможно, вы правы, – говорит Шутц. – Но повторяю вам: меня это мало интересует. Прежде всего, я эстет.
– Каплан и Поттар – ваши произведения, – заключает Майк холодно.
Молчание Шутц останавливается, и леденящий взгляд его серых глаз устремляется на Майка.
– Послушайте, Бокански, – говорит он. – Избавьте меня от ваших шуток. Поговорим о чем-нибудь другом. Очень вас прошу…
– Ладно, – говорит Майк. – Не буду настаивать. Но не ждите, что я поверю, будто вас интересует только физический облик людей. Я прекрасно знаю, что трое из пяти опасных для нынешнего правительства политиков воспитаны и ориентированы вами… Впрочем, мои поздравления – ваша система безупречна.
Шутц заливается смехом.
– Послушайте, Бокански. Я было уже совсем рассердился, но вы говорите об этом так серьезно, что я вас прощаю. Я, Маркус Шутц, иду на подрыв всех сфер общества, чтобы наложить лапу на рычаги управления!? И потом, дорогой мой, вы, верно, шутите. Да я на своем острове все равно что некоронованный король, я предаюсь своим опытам в полной безопасности.
– Не будем больше об этом, – говорит Майк. – Где ваши девочки?
– А! – соглашается Шутц. – Так-то оно лучше. Мы уже пришли.
Он пропускает нас в просторную комнату, в центре которой находится письменный стол. Он подходит к нему, выдвигает наполненный карточками ящик и начинает их перебирать.
– Так, – говорит он. – Залы 309 и 310. Я позову их, и через час вы свободны… Свободны в том плане, естественно, что можете убраться отсюда, так как я, конечно, люблю юмор, но до тех пор, пока он не переходит некоторые границы.
– Клянусь, у нас нет намерения расположиться здесь надолго, – отвечаю я. – Если бы вы с такой настойчивостью не просили нас остаться, мы бы уже вернулись назад.
– Вам, должно быть, и самим смешно, – продолжает Шутц. – Забраться в В-29, высадиться на остров на парашютах, раздеться догола и захватить дом бедного старичка, который выращивает человеческие растения так же, как другие разводят орхидеи, – воистину, это не приумножит вашей славы…
– Признаю, это идиотский поступок, – кивает Майк.
У меня создается впечатление, что Майк чувствует себя сраженным на месте.
– Как бы то ни было, – продолжает Шутц, – идите за мной. Я вас проведу.
Он снимает телефонную трубку.
– Пошлите К-13 и К-17 в залы 309 и 310, – говорит он.
Он поворачивается к нам.
– Обе они строго идентичны. Если вы предпочитаете остаться вчетвером – естественно, у вас могут быть на этот счет свои взгляды – эти комнаты смежные.
– Спасибо, – говорит Майк. – Мы воспользуемся вашим разрешением.
Шутц рассеянно кладет трубку на место.
– Ну пошли.
Мы следуем за ним. У комнаты 309 он останавливается, и Майк входит внутрь. Я переступаю порог следующей.
– До скорого! – кричит нам Шутц, удаляясь. Охрана его коридоров весьма серьезна. С тех пор как мы спустились вниз – ни одной живой души.
В комнате меня ожидает чертовски красивая барышня, огненно рыжая.
– Привет, – говорит она. – Вы, по крайней мере, из серии 8?
– Я вольный стрелок, – заявляю я. – Работаю только на себя.
Кажется, она слегка удивлена.
– А как вы здесь очутились?
– Всякое случается, – говорю я. – Если бы в жизни не было тайн, она была бы не такой забавной.
Я направляюсь к смежной комнате и вхожу без стука.
Майк сидит на кровати. Перед ним – точная копия моей подруги.
– Ну как, Майк, – говорю я. – Вы уже ощущаете последствия?
– Мне начинает надоедать, – отвечает он. – Во-первых, я этого ужасно боюсь, и потом – одного раза в неделю мне вполне достаточно. Что, если мы оставим их объясняться наедине?
– Прекрасная мысль, – говорю я. Я возвращаюсь в другую комнату.
– Пошли, Салли, – говорю я. – Мы сейчас будем играть.
– С удовольствием.
Она на ходу прижимается ко мне и начинает обычную возню. Я остаюсь безучастным.
– Я вам не нравлюсь? – спрашивает она.
– Да нет же, лапочка, – отвечаю я. – Но я – гомосексуалист.
– Что это значит?
– Это значит, что я люблю только себе подобных. Так вот, если вас это не очень шокирует, вы порезвитесь немного с Мэри.
– Почему вы нас так называете? – спрашивает она.
– Не люблю номера, – отвечаю я.
Она смотрит на меня с беспокойством, но все же идет. Завидев ее, Майк издает возглас удивления.
– Не может быть, – говорит он. – Чертовщина какая-то. Не могут они быть похожими до такой степени.
– Почему же? – протестует Мэри. – Мы близняшки из одной серии. Вы же прекрасно знаете.
– Это возмутительно, – говорит Майк. – Жениться на такой вот и все время думать, что она вам изменяет.
– Но нас двое, – возмущается Салли. – Двое, вы понимаете?
– По крайней мере, вы знаете, чем могут заняться две хорошенькие девушки наедине?
– Это строжайше запрещено, – говорит Мэри.
– Скажу вам вот что, – заявляет Майк. – Я не могу с вами спать, потому что мне запрещают это врачи. Я очень слаб здоровьем и все время должен отдыхать.
– Вы вовсе не хотите отдыхать. Это весьма заметно.
– Не обольщайтесь, – говорит Майк. – Это всего лишь рефлекс, вроде трупного окоченения. Так что это ровным счетом ничего не значит. Подойдите сюда, вот вы.
Он хватает Салли.
– Я хочу, – говорит он, – как-нибудь пометить вас для различия.
Он сажает ее себе на колени, и она прилагает максимум усилий, чтобы это к чему-нибудь привело, но он довольствуется тем, что сильно кусает ее в левое плечо. Она кричит и вырывается Он засасывает кожу и отпускает ее. Получился весьма живописный синяк.
– Таким образом, мы вас больше не спутаем. Теперь, Мэри, ложитесь-ка на кровать.
Он хватает ее и заставляет лечь. Тяжело дыша, она уступает. Он берет за руку Салли, разворачивает и кладет сверху.
Они отстраняются друг от друга, розовые от смущения.
– Но. – мы никогда этого не делали, – смущенно говорит Салли.
– Многие люди прекрасно этим занимаются, – заверяет Майк. – Обнимитесь. Это очень приятно, вы увидите.
Он садится на корточки и притягивает их друг к другу.
Мэри начинает уступать и уже готова поцеловать Салли. Вскоре с помощью Майка они приходят в полную активность. Время от времени Майк с размаху шлепает их по задницам.
– Давайте, давайте, дорогие мои, – приговаривает он. – Это никому не причинит вреда, и вдобавок у вас не будет детей.
Надо заметить, довольно приятно смотреть, как две хорошенькие девушки занимаются любовью. Для меня это зрелище в новинку, но я очень быстро к нему привыкаю. Волосы Мэри обвивают атласную кожу Саллиных ляжек… Салли первой размыкает объятия и откидывается, кудахтая от удовольствия… У второй на этот счет другое мнение.
– Давай дальше, уродина. Я разве останавливаюсь?-
– Ну, малышка, не расстраивайся, – говорит Майк, – В конце концов, мой доктор, должно быть, не совсем прав.
Он ложится на кровать и, обняв Мэри, притягивает ее к себе. Она извивается и прижимается спиной к животу Майка. Тот действует с поразительной точностью.
Черт побери… а как же я. Я, кажется, слегка переборщил. Отворачиваюсь и ухожу в другую комнату. Развлекайтесь, дети мои. Я же немного подремлю. Я вытягиваюсь на кровати и закрываю глаза.
Пять секунд. Я сплю…
Клянусь вам, первый раз в жизни я без тени смущения танцую с женщиной, все одеяние которой состоит из обширного венка красивых цветов. К счастью, Санди Лав и мои старые подружки Берил и Мона кой-чему меня научили. И все же это не совсем то. Грудью я ощущаю напор двух круглых упругих шаров, а мои ноги приходят в соприкосновение с гладкой и свежей плотью партнерши… Я придвигаю ее чуть ближе к себе; теперь мне хочется, чтобы пластинка, если это пластинка, не останавливалась слишком рано или же остановилась немедленно.
Майк тоже танцует. Третья женщина удаляется, даже не глядя на нас.
Я подскакиваю два раза подряд, так как замечаю две совершенно идентичные фигуры. Впрочем, наш визит в клинику Сан-Пинто уже просветил меня на этот счет. Кстати, где Джеф Девэй? Что с ним сталось? Столько всего приключилось с тех пор, как я вернулся в Лос-Анджелес, что я совершенно забыл, что он дол жен был нас сопровождать.
Я в нерешительности. Нужно ли заговорить с этой женщиной?.. Но она начинает первой.
– Из какой вы серии? – бросает она мне – На вид из серии 8.
– Совершенно верно, – говорю я, довольный этой подсказкой. – А вы?
– Только лишь О, – говорит она со стыдом. – Я и не думала даже, что доктор позволит вам прийти. Ведь это праздник О.
– Я все устроил, – отвечаю я – Знаете, в одной и той же серии все так похожи друг на друга… Не хватает шарма.
– Да, – говорит она. – Доктор тщетно пытается создать разные лица – всегда есть что-то общее… Я очень рада, что разговариваю с 8.
Она изъявляет мне свое удовольствие, и я вынужден ответить тем же.
– Доктор придет позже. Уже скоро. Вы хотите, чтобы мы сразу же пошли на луг?
– Хм, – говорю я, слегка смутившись.
Чем там занимаются на лугу? Я представляю весьма смутно.
– Сегодня мы имеем право, – говорит она. – Это не опасный день.
Я начинаю понимать, о чем идет речь.
– Может, лучше поболтаем? – предлагаю я.
– О!.. – восклицает она. – Болтать… Что ж, забавная идея… Но это не очень-то интересно… Мне гораздо больше хочется заняться любовью с кем-нибудь из серии 8.
Трудно отказаться… К тому же я не могу сказать, что это мне не нравится. Помимо своей воли я уже начал доказывать обратное. Господи Иисусе! Что за день!
В танце она увлекает меня к деревьям, и в их тени мы наконец размыкаем объятия. Она хватает меня за руку и тащит за собой. Где Майк? Плевать мне, где он.
Мы катимся по густой пахучей траве. Девица до крайности возбуждена.
– Скорее, – вздыхает она. – Скорее. Умоляю вас…
Черт, если и дальше дело пойдет в таком темпе, это уже не смешно. Я начинаю входить во вкус предварительной игры и даю ей понять это. К тому же это какой-никакой, а отдых.
После трех физкультурных упражнений я вынужден заткнуть ей рот рукой, чтобы она не вопила так громко. Она извивается, словно угорь, разрезанный на три части. Слишком уж она совершенна. Ищешь неправильные черты, аномалии. Ни единого дефекта внешности. И в то же время – поразительное упорство.
– Ну давайте. Сменим место… Трава – это приятно, но растянуться на красивой шкуре… это так расслабляет. Я слишком трезва. Мне хотелось бы потерять голову.
– Чему же вас учили? – спрашиваю я.
– Подчиняться командам. – говорит она сдавленным голосом.
Пожалуй, я должен сказать ей, чего мне надо. Но я не решаюсь. И потом у меня слишком богатое воображение.
– Предоставьте мне действовать, – шепчу я ей на ухо. – Так будет удобнее.
Дело в том, что есть еще некоторые тонкости, которых мне не хватило наглости освоить с Санди Лав, Верил и Моной. Впрочем, это вас совершенно не касается.
На этот раз силы покидают меня через полчаса. Отсутствие тренировок или переизбыток их – все вместе. Она между тем совершенно инертна. Наконец ее сердце начинает стучать. Всегда так… Я встаю, покачиваясь из стороны в сторону.
Я просто-напросто бросаю ее валяться здесь Что за страна!
Я возвращаюсь на бал. И нос к носу сталкиваюсь с Майком.
– Где ваши цветы? – спрашиваю я.
– А ваши? – отвечает он. – Кто это укусил вас за ключицу?
– Это секрет, Майк. Что вы разузнали?
– Эти самки такие пылкие, просто ужас, – бормочет Майк.
– Разве это плохо? – говорю я. – Но что касается сведений для Энди, то этого маловато. Майк!.. Смотрите!.. Какой-то старикан!
Среди танцующих только что появился мужчина.
Высокий, с серебристыми волосами. Он в белых брюках и белой шелковой рубашке. Он идет прямо на нас.
– Что вы здесь делаете? – спрашивает он. – Сегодня не ваш день.
Он всматривается в меня и слегка улыбается.
– А! Это наш дорогой господин Рок Бэйли… Рад вас видеть… Я принял вас за, хм, за одного из своих подопечных.
– Серия 8, – уточняю я. Его улыбка становится шире.
– Серия 8, так точно.
– Майк Бокански, – говорю я, указывая на Майка.
Майк кланяется.
– Я – Маркус Шутц, – представляется человек. – Ну что же, господин Бэйли… Я очень рад, что случай привел вас ко мне… Вы уже ознакомились с моими владениями в Сан-Пинто, насколько мне известно… Здесь – гораздо приятнее… Чувствуешь себя более спокойно.
– И потом, можно ликвидировать людей, которые страдают дефектом внешности, – заявляет Майк.
Он поднимает тонкую руку в знак протеста.
– Они сами кончают с собой… Здесь это считается пороком. Я воспитываю у них особое отношение… Они так устроены, что сама мысль об уродстве для них ужасна. В тот же день, когда они замечают в себе какое-нибудь несовершенство, они сами себя ликвидируют. Так как, несмотря на это, они очень красивы, мы несколько дней сохраняем тела. Мои садовники тщательным образом раскладывают их у входа во владения.
– Как продвигаются ваши опыты? – интересуюсь я.
– Боже мой. Меня немного беспокоили в последнее время. Должен признаться, у меня были большие неприятности с моими секретарями, братьями Петросянами… Я заметил, что они организовали маленький бизнес у меня за спиной. Ничего серьезного – операционные фотографии… Дело шло довольно бойко, но это привлекло ко мне внимание, и я попросил их прекратить…
– Для этого вы нашли хороший способ, – говорит Майк.
– В моей команде отличные стрелки, – отвечает Маркус Шутц. – Скажите-ка мне, Бэйли… Как-то вечером я пригласил вас к себе. Почему вы отказали молодой леди, которую я вам предложил? Вы ведь любите женщин, не так ли? Заметьте, лично у меня несколько другие вкусы… Но я откровенно не понял причину вашего отвращения.
– Я неплохо помню двух ваших санитаров, – говорю я – Я тут случайно одного из них встретил, но если мне когда-нибудь придется наложить руку на второго…
– Это отличный малый, – говорит Шутц. – Не стоит относиться к этому предвзято. Вы быстро все забудете. Пойдемте, выпьем что-нибудь.
Совершенно ошеломленные, мы с Майком переглядываемся.
– Не удивляйтесь, – говорит Маркус Шутц. – У всех, кто видит меня в первый раз, точно такая же реакция. Я не произвожу впечатление того, кем являюсь. Ответьте мне, – добавляет он, поворачиваясь ко мне. – Вы согласны погостить у меня несколько дней? Мне очень хочется познакомить вас с восхитительной барышней Вы будете не столь… упрямы, как в первый раз, я надеюсь – и если господин Бокански согласится. Мне кажется, он как раз желаемого габарита… Я мог бы подыскать кого-нибудь и для него.
– Вы что, за хряка меня принимаете? – говорит Майк довольно грубо.
– Ну-ну, – извиняется Шутц. – Не нужно таких слов… Я люблю красивые создания и стараюсь производить их как можно больше. Но я хочу разнообразия, которого могу добиться лишь частой сменой базовых воспроизводящих… Я говорю вам откровенно… Надеюсь, мы всегда будем откровенны, все трое… Похоже, ваш друг прямолинеен, – продолжает он, обращаясь ко мне. – Он использует малоупотребительные слова, но это тоже своего рода откровенность. Такое приятно слышать.
Мы поднимаемся на крыльцо белого камня и проходим в огромную восхитительную виллу.
– У меня много людей, о которых нужно заботиться, – говорит Шутц, – так что мне пришлось купить целый остров. У меня есть серия, которая работает в полях, у меня есть люди для всего… Когда создашь первого, продолжать уже не трудно.
– Кто натолкнул вас на мысль создавать живых людей? – спрашивает Майк.
– Люди слишком уродливы, – говорит Шутц. – Вы заметили, что по улицам ходит огромное количество некрасивых людей? Так вот, я обожаю гулять по улицам, но прихожу в ужас от этого уродства. Поэтому я построил свою улицу и создал восхитительных прохожих… Я заработал очень много денег, когда лечил миллиардерам язвы желудка. Но с меня хватит. Мне этого вполне достаточно. У меня свой девиз: уничтожим всех уродов… Забавно, не правда ли?
– Это возвышенно! – отвечаю я.
– Естественно, здесь некоторое преувеличение, – говорит он. – Их ведь не уничтожают в прямом смысле.
Мы подходим к большому, покрытому скатертью столу, на котором поблескивают стаканы, бутылки, лед и всякое другое, что заставляет нас неотвратимо думать о выпивке. Проходящие мимо парочки не обращают на нас ни малейшего внимания.
– Я делаю для людей много всяких пустяков, – продолжает Шутц. – Разумеется, я не ограничиваюсь выращиванием детей в колбах – это мелочи. Я воспитываю их тело и ум, а затем выпускаю их на природу. Или же делаю своими помощниками. У меня есть серьезные успехи. Например, звезда Лина Дарделл… Это мое произведение. Именно поэтому нигде нельзя прочесть ее биографию. Десять лет назад она была еще в колбе. Ускоренное старение, это проще простого. Временная акселерация в необходимом ритме, ускоренное окисление, и все пошло само собой! Важный момент – это селекция… Потому что, несмотря ни на что, еще очень много брака… шестьдесят процентов примерно…
– И много у вас подопечных, ставших знаменитостями? – спрашивает Майк.
Шутц смотрит на него.
– Дорогой мой Бокански, если бы вы в этом сомневались, вас бы здесь не было.
– Вы ошибаетесь, – уверяет Майк. – Ничего из того, что вы рассказали, я не знаю…
– Полноте… полноте. – иронизирует Шутц. – Представьте себе, я в курсе.
Он поворачивается ко мне.
– Вот уже пять матчей команда Гарварда проигрывает Йелю, – говорит он.
– Футбол? – спрашиваю я.
– Да. Пять матчей подряд. Это уже кое-что. И почему?
– Потому что Гарвард слабее.
– Нет, – объясняет Шутц. – Потому что команда Йеля сильнее. Команда Гарварда – лучшая в Америке, но команда Йеля вышла из моей лаборатории.
Он ухмыляется.
– Только это еще нужно доказать, что и является причиной визита Майка Бокански и Энди Сигмена ко мне в Сан-Пинто. Сколько вы получили от Гарварда, чтобы все перетряхнуть в моем доме? – продолжает он, обращаясь к Майку.
– Нисколько, – отвечает Майк. – Клянусь честью.
– У вас нет чести, – говорит Шутц, – И это вас ни к чему не обязывает.
– Я здесь совсем по другому поводу, – говорит Бокански. – Речь идет не о спорте. Вы это прекрасно знаете.
– А, – говорит Шутц – Если вы говорите загадками, я вас больше не слушаю. Пойдемте, посмотрим моих внучек, мы и так потеряли много времени. Если вы уделите мне всего лишь час, я вас оставлю в покое.
– Послушайте, – возражаю я. – Я в буквальном смысле разваливаюсь на части. Всего лишь двадцать четыре часа назад я был абсолютным девственником, и, уверяю вас, я жалею об этом времени С восьми утра я не могу остановиться.
– О, – говорит Шутц, – одним разом больше, одним меньше… Пошли…
Мы проходим анфиладу огромных светлых комнат; большие окна выходят на море, существование которого смутно представляешь себе ночью. Утро еще только-только занимается. Наконец перед нами лестница, ведущая вниз.
– Опять под землю? – говорю я.
– Там очень хорошо, – отвечает Шутц. – Постоянная температура, отличная звукоизоляция, безопасность…
Мы углубляемся в земное чрево – надо сказать, весьма аккуратное, с надраенными трубами. Доктор идет впереди, Майк за ним, я завершаю процессию.
– Вернемся к нашему разговору, – говорит Майк. – Меня интересует: кто такой Поттар?
Шутц не отвечает и продолжает идти как ни в чем не бывало.
– Вы слышали о Поттаре? – настаивает Майк. – Рок, вы знаете Поттара?
– Ну да, так же, как и все, – отвечаю я. – Я читал его статьи. Но ни разу не видел.
– Никто не знает, кто такой Поттар, – продолжает Майк задумчиво, словно размышляет вслух. – Но за Поттаром двадцать миллионов американцев, и они готовы повиноваться ему, как только он подает знак. А Каплан?
– Я знаю, кто такой Каплан, – говорю я. – Это он недавно вел кампанию против Кингерли.
– Каплан появился в политическом мире четыре года назад, – продолжает Майк. – И он развалил все проекты Кингерли, человека, который уже двадцать лет компрометирует себя. Мы ничего не знаем о Каплане… Но если сравнить теории Каплана и Поттара… удивительная вещь.
– Я не особенно интересуюсь политикой, – замечает Шутц.
Мы продолжаем идти по бесконечным коридорам. На полу – толстая розовая ковровая дорожка, хромированные бра освещают проход.
– Каплан и Поттар нравятся толпе, – продолжает Майк. – Они красивы, умны, очаровательны… но они играют в опасную игру. Они угрожают безопасности Соединенных Штатов.
– Возможно, вы правы, – говорит Шутц. – Но повторяю вам: меня это мало интересует. Прежде всего, я эстет.
– Каплан и Поттар – ваши произведения, – заключает Майк холодно.
Молчание Шутц останавливается, и леденящий взгляд его серых глаз устремляется на Майка.
– Послушайте, Бокански, – говорит он. – Избавьте меня от ваших шуток. Поговорим о чем-нибудь другом. Очень вас прошу…
– Ладно, – говорит Майк. – Не буду настаивать. Но не ждите, что я поверю, будто вас интересует только физический облик людей. Я прекрасно знаю, что трое из пяти опасных для нынешнего правительства политиков воспитаны и ориентированы вами… Впрочем, мои поздравления – ваша система безупречна.
Шутц заливается смехом.
– Послушайте, Бокански. Я было уже совсем рассердился, но вы говорите об этом так серьезно, что я вас прощаю. Я, Маркус Шутц, иду на подрыв всех сфер общества, чтобы наложить лапу на рычаги управления!? И потом, дорогой мой, вы, верно, шутите. Да я на своем острове все равно что некоронованный король, я предаюсь своим опытам в полной безопасности.
– Не будем больше об этом, – говорит Майк. – Где ваши девочки?
– А! – соглашается Шутц. – Так-то оно лучше. Мы уже пришли.
Он пропускает нас в просторную комнату, в центре которой находится письменный стол. Он подходит к нему, выдвигает наполненный карточками ящик и начинает их перебирать.
– Так, – говорит он. – Залы 309 и 310. Я позову их, и через час вы свободны… Свободны в том плане, естественно, что можете убраться отсюда, так как я, конечно, люблю юмор, но до тех пор, пока он не переходит некоторые границы.
– Клянусь, у нас нет намерения расположиться здесь надолго, – отвечаю я. – Если бы вы с такой настойчивостью не просили нас остаться, мы бы уже вернулись назад.
– Вам, должно быть, и самим смешно, – продолжает Шутц. – Забраться в В-29, высадиться на остров на парашютах, раздеться догола и захватить дом бедного старичка, который выращивает человеческие растения так же, как другие разводят орхидеи, – воистину, это не приумножит вашей славы…
– Признаю, это идиотский поступок, – кивает Майк.
У меня создается впечатление, что Майк чувствует себя сраженным на месте.
– Как бы то ни было, – продолжает Шутц, – идите за мной. Я вас проведу.
Он снимает телефонную трубку.
– Пошлите К-13 и К-17 в залы 309 и 310, – говорит он.
Он поворачивается к нам.
– Обе они строго идентичны. Если вы предпочитаете остаться вчетвером – естественно, у вас могут быть на этот счет свои взгляды – эти комнаты смежные.
– Спасибо, – говорит Майк. – Мы воспользуемся вашим разрешением.
Шутц рассеянно кладет трубку на место.
– Ну пошли.
Мы следуем за ним. У комнаты 309 он останавливается, и Майк входит внутрь. Я переступаю порог следующей.
– До скорого! – кричит нам Шутц, удаляясь. Охрана его коридоров весьма серьезна. С тех пор как мы спустились вниз – ни одной живой души.
В комнате меня ожидает чертовски красивая барышня, огненно рыжая.
– Привет, – говорит она. – Вы, по крайней мере, из серии 8?
– Я вольный стрелок, – заявляю я. – Работаю только на себя.
Кажется, она слегка удивлена.
– А как вы здесь очутились?
– Всякое случается, – говорю я. – Если бы в жизни не было тайн, она была бы не такой забавной.
Я направляюсь к смежной комнате и вхожу без стука.
Майк сидит на кровати. Перед ним – точная копия моей подруги.
– Ну как, Майк, – говорю я. – Вы уже ощущаете последствия?
– Мне начинает надоедать, – отвечает он. – Во-первых, я этого ужасно боюсь, и потом – одного раза в неделю мне вполне достаточно. Что, если мы оставим их объясняться наедине?
– Прекрасная мысль, – говорю я. Я возвращаюсь в другую комнату.
– Пошли, Салли, – говорю я. – Мы сейчас будем играть.
– С удовольствием.
Она на ходу прижимается ко мне и начинает обычную возню. Я остаюсь безучастным.
– Я вам не нравлюсь? – спрашивает она.
– Да нет же, лапочка, – отвечаю я. – Но я – гомосексуалист.
– Что это значит?
– Это значит, что я люблю только себе подобных. Так вот, если вас это не очень шокирует, вы порезвитесь немного с Мэри.
– Почему вы нас так называете? – спрашивает она.
– Не люблю номера, – отвечаю я.
Она смотрит на меня с беспокойством, но все же идет. Завидев ее, Майк издает возглас удивления.
– Не может быть, – говорит он. – Чертовщина какая-то. Не могут они быть похожими до такой степени.
– Почему же? – протестует Мэри. – Мы близняшки из одной серии. Вы же прекрасно знаете.
– Это возмутительно, – говорит Майк. – Жениться на такой вот и все время думать, что она вам изменяет.
– Но нас двое, – возмущается Салли. – Двое, вы понимаете?
– По крайней мере, вы знаете, чем могут заняться две хорошенькие девушки наедине?
– Это строжайше запрещено, – говорит Мэри.
– Скажу вам вот что, – заявляет Майк. – Я не могу с вами спать, потому что мне запрещают это врачи. Я очень слаб здоровьем и все время должен отдыхать.
– Вы вовсе не хотите отдыхать. Это весьма заметно.
– Не обольщайтесь, – говорит Майк. – Это всего лишь рефлекс, вроде трупного окоченения. Так что это ровным счетом ничего не значит. Подойдите сюда, вот вы.
Он хватает Салли.
– Я хочу, – говорит он, – как-нибудь пометить вас для различия.
Он сажает ее себе на колени, и она прилагает максимум усилий, чтобы это к чему-нибудь привело, но он довольствуется тем, что сильно кусает ее в левое плечо. Она кричит и вырывается Он засасывает кожу и отпускает ее. Получился весьма живописный синяк.
– Таким образом, мы вас больше не спутаем. Теперь, Мэри, ложитесь-ка на кровать.
Он хватает ее и заставляет лечь. Тяжело дыша, она уступает. Он берет за руку Салли, разворачивает и кладет сверху.
Они отстраняются друг от друга, розовые от смущения.
– Но. – мы никогда этого не делали, – смущенно говорит Салли.
– Многие люди прекрасно этим занимаются, – заверяет Майк. – Обнимитесь. Это очень приятно, вы увидите.
Он садится на корточки и притягивает их друг к другу.
Мэри начинает уступать и уже готова поцеловать Салли. Вскоре с помощью Майка они приходят в полную активность. Время от времени Майк с размаху шлепает их по задницам.
– Давайте, давайте, дорогие мои, – приговаривает он. – Это никому не причинит вреда, и вдобавок у вас не будет детей.
Надо заметить, довольно приятно смотреть, как две хорошенькие девушки занимаются любовью. Для меня это зрелище в новинку, но я очень быстро к нему привыкаю. Волосы Мэри обвивают атласную кожу Саллиных ляжек… Салли первой размыкает объятия и откидывается, кудахтая от удовольствия… У второй на этот счет другое мнение.
– Давай дальше, уродина. Я разве останавливаюсь?-
– Ну, малышка, не расстраивайся, – говорит Майк, – В конце концов, мой доктор, должно быть, не совсем прав.
Он ложится на кровать и, обняв Мэри, притягивает ее к себе. Она извивается и прижимается спиной к животу Майка. Тот действует с поразительной точностью.
Черт побери… а как же я. Я, кажется, слегка переборщил. Отворачиваюсь и ухожу в другую комнату. Развлекайтесь, дети мои. Я же немного подремлю. Я вытягиваюсь на кровати и закрываю глаза.
Пять секунд. Я сплю…
XXVII. Немного философии
Я пробуждаюсь от мощного удара кулаком Открываю глаза. Рядом со мной, тяжело дыша, стоит Майк. Он весь в поту.
– Рок, – говорит он, – помогите мне. Мне с ними не управиться. Давайте поколотим их как следует, иначе они нас в покое не оставят.
– Дорогой Майк, – я еще толком не проснулся, – это ведь ваша вина.
– Ну помогите же мне, Рок, – просит он.
– Вы вполне можете справиться без меня, – отвечаю я. – Все, что вы говорите – россказни старого импотента, скрытое самобичевание.
– Рок, клянусь вам, когда я прибыл на этот остров, я был девственником. Я читал книги и знал теорию, но никогда не прикасался К женщине.
– Ну и что! И вам не стыдно! – говорю я.
Я с трудом удерживаю смех, глядя на его расстроенную физиономию.
– Стыдно, – говорит Майк. – Но меня интересует физическая культура.
– Мальчик мой, – говорю я. – Это не единственное, что есть в нашей жизни.
Я встаю. Майк распахивает дверь в соседнюю комнату, и две фурии тут же набрасываются на него.
Я хватаю одну из них за то место, которое мне попадает под руку, кладу себе на колено и обрушиваю на ее задницу целую серию затрещин, прямо как в Священной Истории. Потом приподымаю ее и вмазываю кулаком в глаз. Это Салли… Я узнаю отметину на плече. Она все еще дрыгается. Я отвожу ее в свою комнату и запираю на ключ. Возвращаюсь и застаю Майка сидящим верхом на Мэри. Та лежит животом вниз на кровати и не подает признаков жизни.
– Страшно не люблю бить женщин, – признаки я. – Но можно ли назвать их женщинами?
– Нет, – соглашается Майк. – По-моему, пора сваливать.
– Так вот прямо и вернемся? А что же мы расскажем Энди?
– Ничего, – говорит Майк. – Все и так известно. Сигмен располагает полными сведениями о деятельности Шутца, и этого хватит, чтобы написать целый тон вроде Вебстера.
Я сажусь рядом с ним на ноги Мэри. Они теплые Мэри в это время, видимо, решает, что наш разговор слишком затянулся – она начинает шевелиться и пытается скинуть нас на пол.
– Спокойно! – Майк звонко шлепает ее по заднице.
– О-ля-ля, – стонет она. – У меня такое чувство, будто по мне каток проехал.
– У меня тоже, – парирует Майк. – Так что заткни пасть.
Он продолжает.
– Вы отдаете себе отчет, сколько людей придется уничтожить, Роки? Это ужасно.
– Но если они уроды, – говорю я. – Зато как прекрасно будет потом.
– Но они нужны, уроды, – отвечает он. – Боже мой, что же мы будем без них делать? Вы не отдаете себе отчета, еще раз вам говорю. Кто будет ходить в кино, если все будут прекрасны, как Аполлон?
– Ну так будем смотреть на уродов, – говорю я. – Оставим несколько десятков – этого вполне достаточно.
– Вы понимаете, что в таком случае нужно будет стать уродом, чтобы иметь успех у женщин, – продолжает Майк отчаянным голосом. – Кривобокие будут торжествовать, а нам до конца дней придется развлекаться в одиночку. Прекрасно, а? Вы ведь именно так сказали?
– Да, – соглашаюсь я. – Это чертовски убедительный аргумент, тем более что он ad hominem. Очевидно, что при теперешнем положении мы имеем успех у женщин. Ну и что нам с этого? Мы остаемся девственниками до двадцати лет и больше…
– Получается, что из-за таких мудаков, как мы, общество должно погибнуть, даже если оно состоит из еще больших мудаков.
– Замечательная профессия – сыщик, – говорю я, потягиваясь Должно быть, уже часов шесть утра, и я ощущаю зверский голод. – А что, Шутц действительно сделал то, о чем вы говорили? Эта история с Поттаром и Капланом? Чего же он добивается?
– Он хочет стать президентом Соединенных Штатов, – говорит Майк.
– Но ведь каждый американский гражданин может стать президентом, – удивляюсь я. – В книгах так написано. Так почему бы и не он? По крайней мере, нашими сенаторами будут красивые парни.
– Вы, – возмущается Майк, – занимаете позицию наших врагов. Припомните-ка таблички «Дефект внешности» и веселенькие истории на улицах Лос-Анджелеса, девиц, которых он похитил…
– Ну и черт с ними, – говорю я. – Банда гнусных извращенок. Если все они такие, как Мэри Джексон – собрать их да преподнести ему в подарок.
– А операции… Вы не забыли об операциях, Рок?
– Но ведь он утверждает, что это его секретари воспользовались ситуацией, разве нет? Это ведь братья Петросян, не так ли?
– Это недопустимо, – говорит Майк. – Нельзя позволить кому бы то ни было повелевать человеческой природой таким вот образом.
– А вы предпочитаете, чтобы этим занималась банда развращенных политиканов? – говорю я. – Да, действительно, они хотят уничтожить всех уродов.
– Рок, – говорит он, – помогите мне. Мне с ними не управиться. Давайте поколотим их как следует, иначе они нас в покое не оставят.
– Дорогой Майк, – я еще толком не проснулся, – это ведь ваша вина.
– Ну помогите же мне, Рок, – просит он.
– Вы вполне можете справиться без меня, – отвечаю я. – Все, что вы говорите – россказни старого импотента, скрытое самобичевание.
– Рок, клянусь вам, когда я прибыл на этот остров, я был девственником. Я читал книги и знал теорию, но никогда не прикасался К женщине.
– Ну и что! И вам не стыдно! – говорю я.
Я с трудом удерживаю смех, глядя на его расстроенную физиономию.
– Стыдно, – говорит Майк. – Но меня интересует физическая культура.
– Мальчик мой, – говорю я. – Это не единственное, что есть в нашей жизни.
Я встаю. Майк распахивает дверь в соседнюю комнату, и две фурии тут же набрасываются на него.
Я хватаю одну из них за то место, которое мне попадает под руку, кладу себе на колено и обрушиваю на ее задницу целую серию затрещин, прямо как в Священной Истории. Потом приподымаю ее и вмазываю кулаком в глаз. Это Салли… Я узнаю отметину на плече. Она все еще дрыгается. Я отвожу ее в свою комнату и запираю на ключ. Возвращаюсь и застаю Майка сидящим верхом на Мэри. Та лежит животом вниз на кровати и не подает признаков жизни.
– Страшно не люблю бить женщин, – признаки я. – Но можно ли назвать их женщинами?
– Нет, – соглашается Майк. – По-моему, пора сваливать.
– Так вот прямо и вернемся? А что же мы расскажем Энди?
– Ничего, – говорит Майк. – Все и так известно. Сигмен располагает полными сведениями о деятельности Шутца, и этого хватит, чтобы написать целый тон вроде Вебстера.
Я сажусь рядом с ним на ноги Мэри. Они теплые Мэри в это время, видимо, решает, что наш разговор слишком затянулся – она начинает шевелиться и пытается скинуть нас на пол.
– Спокойно! – Майк звонко шлепает ее по заднице.
– О-ля-ля, – стонет она. – У меня такое чувство, будто по мне каток проехал.
– У меня тоже, – парирует Майк. – Так что заткни пасть.
Он продолжает.
– Вы отдаете себе отчет, сколько людей придется уничтожить, Роки? Это ужасно.
– Но если они уроды, – говорю я. – Зато как прекрасно будет потом.
– Но они нужны, уроды, – отвечает он. – Боже мой, что же мы будем без них делать? Вы не отдаете себе отчета, еще раз вам говорю. Кто будет ходить в кино, если все будут прекрасны, как Аполлон?
– Ну так будем смотреть на уродов, – говорю я. – Оставим несколько десятков – этого вполне достаточно.
– Вы понимаете, что в таком случае нужно будет стать уродом, чтобы иметь успех у женщин, – продолжает Майк отчаянным голосом. – Кривобокие будут торжествовать, а нам до конца дней придется развлекаться в одиночку. Прекрасно, а? Вы ведь именно так сказали?
– Да, – соглашаюсь я. – Это чертовски убедительный аргумент, тем более что он ad hominem. Очевидно, что при теперешнем положении мы имеем успех у женщин. Ну и что нам с этого? Мы остаемся девственниками до двадцати лет и больше…
– Получается, что из-за таких мудаков, как мы, общество должно погибнуть, даже если оно состоит из еще больших мудаков.
– Замечательная профессия – сыщик, – говорю я, потягиваясь Должно быть, уже часов шесть утра, и я ощущаю зверский голод. – А что, Шутц действительно сделал то, о чем вы говорили? Эта история с Поттаром и Капланом? Чего же он добивается?
– Он хочет стать президентом Соединенных Штатов, – говорит Майк.
– Но ведь каждый американский гражданин может стать президентом, – удивляюсь я. – В книгах так написано. Так почему бы и не он? По крайней мере, нашими сенаторами будут красивые парни.
– Вы, – возмущается Майк, – занимаете позицию наших врагов. Припомните-ка таблички «Дефект внешности» и веселенькие истории на улицах Лос-Анджелеса, девиц, которых он похитил…
– Ну и черт с ними, – говорю я. – Банда гнусных извращенок. Если все они такие, как Мэри Джексон – собрать их да преподнести ему в подарок.
– А операции… Вы не забыли об операциях, Рок?
– Но ведь он утверждает, что это его секретари воспользовались ситуацией, разве нет? Это ведь братья Петросян, не так ли?
– Это недопустимо, – говорит Майк. – Нельзя позволить кому бы то ни было повелевать человеческой природой таким вот образом.
– А вы предпочитаете, чтобы этим занималась банда развращенных политиканов? – говорю я. – Да, действительно, они хотят уничтожить всех уродов.