Почему? Кто-то дал такую команду на самом верху? А давал ли её? Может, это была инициатива самой академика Т.Б. Дмитриевой? Теперь уже, конечно, не спросишь, да и пока она была жива (и при власти) спрашивать было бесполезно. Хотя нас и связывали многолетние деловые отношения, но их никогда нельзя было назвать «тёплыми». И это несмотря на то, что Главный государственный центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации всегда делал для ГНЦ имени В.П. Сербского очень непростую и обязательную работу (военные эксперты проводили военно-врачебные экспертизы на предмет годности к военной службе лиц, совершивших преступления, сам ГНЦ не имел такого права), отношение к специалистам из Министерства обороны было всегда более чем прохладным. А после экспертиз по делу полковника Буданова началась настоящая «зима», но это – совсем другая история…
…К тому моменту, когда эксперты (не психиатры, а судебно-медицинские эксперты) 111 Центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации были приглашены для участия в судебном заседании по делу полковника Буданова, в ходе судебного следствия наметилась некая стагнация. С одной стороны, все экспертизы, о которых заявляли участники процесса, были проведены, с другой – оставалось много откровенно «тёмных» мест. Самое главное, с чем не могли разобраться судьи, – какое из заключений экспертов-психиатров положить в основу судебного решения?
Как мы уже говорили, после рассмотренного нами выше акта стационарной комплексной судебно-психологической экспертизы от 30.08.2000 г., выполненной в Новочеркасской областной психоневрологической больнице, было проведено ещё несколько психиатрических экспертиз.
Особого внимания заслуживает повторная стационарная комплексная психолого-психиатрическая экспертиза (Акт № 1111/4 от 24 сентября 2001 года), выполненная совместно экспертами ГНЦ судебной и социальной психиатрии имени В.П. Сербского и Центральной судебно-медицинской лабораторией Министерства обороны Российской Федерации (впоследствии переименованной в 111 Центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз). Состав объединённой комиссии, которая выполняла экспертизу, был весьма авторитетным. Достаточно сказать, что она состояла из шести человек (пяти психиатров и одного психолога, двое в комиссии были профессорами, докторами медицинских наук, один – кандидатом психологических наук). Вопросы, поставленные перед комиссией экспертов, во многом перекликались с вопросами Новочеркасской экспертизы. Однако в ней появились и новые, связанные с восприятием Будановым Эльзы Кунгаевой как дочери «снайперши», которая угрожала ему физической расправой.
После длительных наблюдений за пациентом и проведения ряда психологических тестов комиссия пришла к следующему заключению (из-за перегруженности заключения специальными медицинскими терминами и большого объёма текста приводятся только основные моменты результатов работы комиссии): Буданов хроническим психическим расстройством (типа эндогенных, то есть обусловленных внутренними факторами, заболеваний) ранее не страдал и не страдает таковыми в настоящее время. Иными словами – психически здоров. И тут же пишет следующее: «У него имеется состояние неустойчивой компенсации органического поражения головного мозга травматического генеза с психопатизацией личности, сочетающееся с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР)».
Таким образом, с одной стороны – психически здоров, с другой – нездоров, так как имеется это самое пресловутое «органическое поражение головного мозга». Чем же комиссия, в составе которой нет ни невролога, ни нейрохирурга, доказывает наличие данной патологии у Буданова? Оказывается вот чем: «Об органическом поражении головного мозга… свидетельствуют данные анамнеза [то есть, собственный рассказ обследуемого лица. – Авт.] о перенесённых ранее Будановым черепно-мозговых травмах, в том числе, с потерей сознания, контузиях головного мозга с появлением и усилением в последующем церебрастенической симптоматики в виде постоянных головных болей, головокружений, непереносимости жары, духоты, атмосферных колебаний, повышенной утомляемости, вегето-сосудистых расстройств…»
Когда мне уже в ходе судебно-медицинской экспертизы довелось прочитать эту часть заключения, я сначала просто не поверил своим глазам. Серьёзная комиссия из серьёзных людей рассуждает о травматических изменениях со стороны головного мозга (в том числе, ушибах!), которые, с одной стороны, получены относительно недавно, с другой – их объективные проявления сохраняются практически на всю жизнь. И такой грозный диагноз выставлен только на основе анамнеза? Так не бывает! Но, как известно, сколько не говори «сахар, сахар», во рту слаще от этого не станет. Каких-либо инструментальных и лабораторных исследований для объективного подтверждения этой экспертной версии в ГНЦ имени В.П. Сербского Буданову не делали.
Справедливости ради следует сказать, что далее в тексте экспертного заключения появляется фраза о том, что на электроэнцефалограмме, выполненной с применением современных компьютерных методик, обнаружены некие «выраженные патологические изменения, а также патологические изменения на глазном дне, рентгенограммах костей черепа… с умеренно выраженной органической неврологической микросимптоматикой», что было расценено как проявление травматической энцефалопатии. Подобные формулировки всегда настораживают, ибо рассчитаны, как правило, на дилетантов.
Далее приведу часть текста в его первозданном виде: «Как следует из материалов уголовного дела и данных настоящего комплексного клинико-психологического обследования, в период времени, относящийся к совершению инкриминируемого ему деяния в превышении должностных полномочий, <…> у Буданова на фоне астенизирующего хронического внутреннего напряжения, снижения порога аффективного реагирования, связанных с пролонгированно действующей мощной боевой психогенией, в ответ на грубое поведение и слова Б. развилось усугубление состояния декомпенсации (непсихотического уровня), что сопровождалось резко повышенной возбудимостью, гневливостью, импульсивными агрессивными и брутальными действиями вследствие ограничения возможностей адекватной оценки ситуации, снижения интеллектуально-волевого самоконтроля и ослабления прогноза возможных последствий своих действий. Указанная декомпенсация психического состояния ограничивала способность Буданова Ю.Д. в период совершения инкриминируемого ему деяния по ст. 286 ч. 3 пп. «а», «в» УК РФ в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (что соответствует смыслу ст. 22 УК РФ)».
Пора открыть «тайну» данной статьи Уголовного Кодекса Российской Федерации и сказать, почему вокруг неё шли такие экспертные «баталии». Статья называется «Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости» и гласит: «1. Вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности. 2. Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении наказания и может служить основанием для назначения принудительных мер медицинского характера». Таким образом, признание состояния Буданова соответствующим смыслу ст. 22 давало ему весьма серьёзный шанс избежать уголовной ответственности и ограничить его наказание принудительными мерами медицинского характера.
Однако данная комиссия «удивила» всех ещё больше, когда перешла к рассмотрению ситуации, непосредственно связанной с убийством Кунгаевой. Здесь опять нельзя обойтись без цитирования текста данного заключения: «…В период времени, относящийся к совершению инкриминируемого ему деяния в момент удушения Кунгаевой Э.В. (ст. 105 ч. 2 п. «в» УК РФ) у Буданова Ю.Д. на фоне хронического стрессового воздействия вследствие военных действий, постоянного нервного напряжения с ожиданием внезапных нападений боевиков и снайперов, гибели товарищей, с учётом его высокой тревожности, выраженной напряжённости, склонности к образованию сверхценных идей и искажённой оценки ситуации последних дней, в ответ на действия Кунгаевой Э.В. (грубая брань, стремление овладеть пистолетом, угрозы «намотать на автомат кишки дочери») развилось временное болезненное расстройство психической деятельности в форме острой психогенной декомпенсации психотического уровня на почве органического поражения головного мозга травматического генеза с психопатизацией личности и клиническими проявлениями посттравматического стрессового расстройства. Указанное временное болезненное расстройство психической деятельности характеризовалось сумеречным расстройством сознания, возникшим на высоте аффективного возбуждения, выражавшимся взрывом злобы, ярости, психомоторным возбуждением с импульсивностью, стереотипными автоматизированными агрессивными действиями, а также нарушением восприятия реальной обстановки с последующей трансформацией психического расстройства в менее грубые психопатологические феномены (растерянность, признаки дезорганизации мышления и поведения), а в дальнейшем – возникновение чувства опустошённости, чуждости своих действий, с астенизацией и амнезией произошедшего. Поэтому Буданова, как находившегося в период совершения инкриминируемого ему деяния (по ст. 105 ч. 2 п. «в» УК РФ) в состоянии временного болезненного расстройства психической деятельности, лишавшего его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, в отношении указанного инкриминируемого ему деяния следует считать НЕВМЕНЯЕМЫМ».
Дальше, как говорится, ехать некуда!
Такого вердикта от уважаемой сборной комиссии не ожидал никто. Получалась следующая картина (постараюсь разъяснить её понятным языком для людей, не имеющих медицинского образования и не знакомых с судебно-психиатрическими нюансами): Буданов – человек, страдающий органическим поражением головного мозга, происхождение этого поражения – травма.
Этот момент явился отправной точкой нашего критического анализа данной ситуации уже непосредственно в окружном суде Северо-Кавказского военного округа.
Прежде всего необходимо было установить, действительно ли Буданов получал столь тяжёлые черепно-мозговые травмы, которые, по мнению экспертных психиатрических комиссий, привели к столь странному болезненному изменению его психики? По этой причине в ходе проведения судебно-медицинской экспертизы состояния здоровья Буданова мы (комиссия судебно-медицинских экспертов, в состав которой уже не входили психиатры) столкнулись с явными противоречиями. Это касается самого Буданова и нескольких свидетелей (среди которых, кстати, был и потерпевший Б.). В уголовном деле имелись два медицинских документа: медицинская книжка Буданова с двумя записями, датированными 15 октября и 17 ноября 1999 года о полученных контузиях, и справка от 4 апреля 2000 года, подписанная начальником медицинской службы войсковой части 13 206, о том, что в ходе боевых действий в Чеченской Республике Буданов получил две контузии: первую 15 октября 1999 года при блокировании села Кирова, вторую – 17 ноября 1999 года при блокировании села Самашки. Сам Буданов сообщал о четырёх черепно-мозговых травмах, а также о том, что у него в голове осталось шесть осколков. В то же время в медицинских характеристиках Буданова и его наградном листе упоминания о подобных повреждениях отсутствовали.
Изучив представленные документы в рамках комиссионной судебно-медицинской экспертизы № 9 от 12 мая 2003 года, не удалось подтвердить травматическую причину возникновения у Буданова указанного в медицинских документах патологического состояния. Стала понятна необходимость проведения дополнительного углублённого клинико-инструментального обследования, по результатам которой была назначена дополнительная судебно-медицинская экспертиза. По заключению № 10 от 4 июня 2003 года комиссии судебно-медицинских экспертов, она пришла к выводу, что у Буданова травматическое происхождение патологических изменений со стороны его нервной системы ИСКЛЮЧАЕТСЯ. Это нанесло ощутимый удар по тем судебно-психиатрическим экспертизам, результаты которых выводили Буданова на состояние невменяемости, основываясь на посттравматическом поражении головного мозга. Базисный для психиатров диагноз «органическое расстройство личности в связи с травмой головного мозга» разваливался на глазах.
С этого момента достаточно прочная линия защиты Ю.Д. Буданова превратилась в совокупность разрозненных «отрезков», в которых сторона обвинения формировала на объективной основе всё более и более широкие «бреши».
Психологические компоненты уголовного дела в отношении Ю.Д. Буданова
…К тому моменту, когда эксперты (не психиатры, а судебно-медицинские эксперты) 111 Центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации были приглашены для участия в судебном заседании по делу полковника Буданова, в ходе судебного следствия наметилась некая стагнация. С одной стороны, все экспертизы, о которых заявляли участники процесса, были проведены, с другой – оставалось много откровенно «тёмных» мест. Самое главное, с чем не могли разобраться судьи, – какое из заключений экспертов-психиатров положить в основу судебного решения?
Как мы уже говорили, после рассмотренного нами выше акта стационарной комплексной судебно-психологической экспертизы от 30.08.2000 г., выполненной в Новочеркасской областной психоневрологической больнице, было проведено ещё несколько психиатрических экспертиз.
Особого внимания заслуживает повторная стационарная комплексная психолого-психиатрическая экспертиза (Акт № 1111/4 от 24 сентября 2001 года), выполненная совместно экспертами ГНЦ судебной и социальной психиатрии имени В.П. Сербского и Центральной судебно-медицинской лабораторией Министерства обороны Российской Федерации (впоследствии переименованной в 111 Центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз). Состав объединённой комиссии, которая выполняла экспертизу, был весьма авторитетным. Достаточно сказать, что она состояла из шести человек (пяти психиатров и одного психолога, двое в комиссии были профессорами, докторами медицинских наук, один – кандидатом психологических наук). Вопросы, поставленные перед комиссией экспертов, во многом перекликались с вопросами Новочеркасской экспертизы. Однако в ней появились и новые, связанные с восприятием Будановым Эльзы Кунгаевой как дочери «снайперши», которая угрожала ему физической расправой.
После длительных наблюдений за пациентом и проведения ряда психологических тестов комиссия пришла к следующему заключению (из-за перегруженности заключения специальными медицинскими терминами и большого объёма текста приводятся только основные моменты результатов работы комиссии): Буданов хроническим психическим расстройством (типа эндогенных, то есть обусловленных внутренними факторами, заболеваний) ранее не страдал и не страдает таковыми в настоящее время. Иными словами – психически здоров. И тут же пишет следующее: «У него имеется состояние неустойчивой компенсации органического поражения головного мозга травматического генеза с психопатизацией личности, сочетающееся с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР)».
Таким образом, с одной стороны – психически здоров, с другой – нездоров, так как имеется это самое пресловутое «органическое поражение головного мозга». Чем же комиссия, в составе которой нет ни невролога, ни нейрохирурга, доказывает наличие данной патологии у Буданова? Оказывается вот чем: «Об органическом поражении головного мозга… свидетельствуют данные анамнеза [то есть, собственный рассказ обследуемого лица. – Авт.] о перенесённых ранее Будановым черепно-мозговых травмах, в том числе, с потерей сознания, контузиях головного мозга с появлением и усилением в последующем церебрастенической симптоматики в виде постоянных головных болей, головокружений, непереносимости жары, духоты, атмосферных колебаний, повышенной утомляемости, вегето-сосудистых расстройств…»
Когда мне уже в ходе судебно-медицинской экспертизы довелось прочитать эту часть заключения, я сначала просто не поверил своим глазам. Серьёзная комиссия из серьёзных людей рассуждает о травматических изменениях со стороны головного мозга (в том числе, ушибах!), которые, с одной стороны, получены относительно недавно, с другой – их объективные проявления сохраняются практически на всю жизнь. И такой грозный диагноз выставлен только на основе анамнеза? Так не бывает! Но, как известно, сколько не говори «сахар, сахар», во рту слаще от этого не станет. Каких-либо инструментальных и лабораторных исследований для объективного подтверждения этой экспертной версии в ГНЦ имени В.П. Сербского Буданову не делали.
Справедливости ради следует сказать, что далее в тексте экспертного заключения появляется фраза о том, что на электроэнцефалограмме, выполненной с применением современных компьютерных методик, обнаружены некие «выраженные патологические изменения, а также патологические изменения на глазном дне, рентгенограммах костей черепа… с умеренно выраженной органической неврологической микросимптоматикой», что было расценено как проявление травматической энцефалопатии. Подобные формулировки всегда настораживают, ибо рассчитаны, как правило, на дилетантов.
Далее приведу часть текста в его первозданном виде: «Как следует из материалов уголовного дела и данных настоящего комплексного клинико-психологического обследования, в период времени, относящийся к совершению инкриминируемого ему деяния в превышении должностных полномочий, <…> у Буданова на фоне астенизирующего хронического внутреннего напряжения, снижения порога аффективного реагирования, связанных с пролонгированно действующей мощной боевой психогенией, в ответ на грубое поведение и слова Б. развилось усугубление состояния декомпенсации (непсихотического уровня), что сопровождалось резко повышенной возбудимостью, гневливостью, импульсивными агрессивными и брутальными действиями вследствие ограничения возможностей адекватной оценки ситуации, снижения интеллектуально-волевого самоконтроля и ослабления прогноза возможных последствий своих действий. Указанная декомпенсация психического состояния ограничивала способность Буданова Ю.Д. в период совершения инкриминируемого ему деяния по ст. 286 ч. 3 пп. «а», «в» УК РФ в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (что соответствует смыслу ст. 22 УК РФ)».
Пора открыть «тайну» данной статьи Уголовного Кодекса Российской Федерации и сказать, почему вокруг неё шли такие экспертные «баталии». Статья называется «Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости» и гласит: «1. Вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности. 2. Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении наказания и может служить основанием для назначения принудительных мер медицинского характера». Таким образом, признание состояния Буданова соответствующим смыслу ст. 22 давало ему весьма серьёзный шанс избежать уголовной ответственности и ограничить его наказание принудительными мерами медицинского характера.
Однако данная комиссия «удивила» всех ещё больше, когда перешла к рассмотрению ситуации, непосредственно связанной с убийством Кунгаевой. Здесь опять нельзя обойтись без цитирования текста данного заключения: «…В период времени, относящийся к совершению инкриминируемого ему деяния в момент удушения Кунгаевой Э.В. (ст. 105 ч. 2 п. «в» УК РФ) у Буданова Ю.Д. на фоне хронического стрессового воздействия вследствие военных действий, постоянного нервного напряжения с ожиданием внезапных нападений боевиков и снайперов, гибели товарищей, с учётом его высокой тревожности, выраженной напряжённости, склонности к образованию сверхценных идей и искажённой оценки ситуации последних дней, в ответ на действия Кунгаевой Э.В. (грубая брань, стремление овладеть пистолетом, угрозы «намотать на автомат кишки дочери») развилось временное болезненное расстройство психической деятельности в форме острой психогенной декомпенсации психотического уровня на почве органического поражения головного мозга травматического генеза с психопатизацией личности и клиническими проявлениями посттравматического стрессового расстройства. Указанное временное болезненное расстройство психической деятельности характеризовалось сумеречным расстройством сознания, возникшим на высоте аффективного возбуждения, выражавшимся взрывом злобы, ярости, психомоторным возбуждением с импульсивностью, стереотипными автоматизированными агрессивными действиями, а также нарушением восприятия реальной обстановки с последующей трансформацией психического расстройства в менее грубые психопатологические феномены (растерянность, признаки дезорганизации мышления и поведения), а в дальнейшем – возникновение чувства опустошённости, чуждости своих действий, с астенизацией и амнезией произошедшего. Поэтому Буданова, как находившегося в период совершения инкриминируемого ему деяния (по ст. 105 ч. 2 п. «в» УК РФ) в состоянии временного болезненного расстройства психической деятельности, лишавшего его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, в отношении указанного инкриминируемого ему деяния следует считать НЕВМЕНЯЕМЫМ».
Дальше, как говорится, ехать некуда!
Такого вердикта от уважаемой сборной комиссии не ожидал никто. Получалась следующая картина (постараюсь разъяснить её понятным языком для людей, не имеющих медицинского образования и не знакомых с судебно-психиатрическими нюансами): Буданов – человек, страдающий органическим поражением головного мозга, происхождение этого поражения – травма.
Этот момент явился отправной точкой нашего критического анализа данной ситуации уже непосредственно в окружном суде Северо-Кавказского военного округа.
Прежде всего необходимо было установить, действительно ли Буданов получал столь тяжёлые черепно-мозговые травмы, которые, по мнению экспертных психиатрических комиссий, привели к столь странному болезненному изменению его психики? По этой причине в ходе проведения судебно-медицинской экспертизы состояния здоровья Буданова мы (комиссия судебно-медицинских экспертов, в состав которой уже не входили психиатры) столкнулись с явными противоречиями. Это касается самого Буданова и нескольких свидетелей (среди которых, кстати, был и потерпевший Б.). В уголовном деле имелись два медицинских документа: медицинская книжка Буданова с двумя записями, датированными 15 октября и 17 ноября 1999 года о полученных контузиях, и справка от 4 апреля 2000 года, подписанная начальником медицинской службы войсковой части 13 206, о том, что в ходе боевых действий в Чеченской Республике Буданов получил две контузии: первую 15 октября 1999 года при блокировании села Кирова, вторую – 17 ноября 1999 года при блокировании села Самашки. Сам Буданов сообщал о четырёх черепно-мозговых травмах, а также о том, что у него в голове осталось шесть осколков. В то же время в медицинских характеристиках Буданова и его наградном листе упоминания о подобных повреждениях отсутствовали.
Изучив представленные документы в рамках комиссионной судебно-медицинской экспертизы № 9 от 12 мая 2003 года, не удалось подтвердить травматическую причину возникновения у Буданова указанного в медицинских документах патологического состояния. Стала понятна необходимость проведения дополнительного углублённого клинико-инструментального обследования, по результатам которой была назначена дополнительная судебно-медицинская экспертиза. По заключению № 10 от 4 июня 2003 года комиссии судебно-медицинских экспертов, она пришла к выводу, что у Буданова травматическое происхождение патологических изменений со стороны его нервной системы ИСКЛЮЧАЕТСЯ. Это нанесло ощутимый удар по тем судебно-психиатрическим экспертизам, результаты которых выводили Буданова на состояние невменяемости, основываясь на посттравматическом поражении головного мозга. Базисный для психиатров диагноз «органическое расстройство личности в связи с травмой головного мозга» разваливался на глазах.
С этого момента достаточно прочная линия защиты Ю.Д. Буданова превратилась в совокупность разрозненных «отрезков», в которых сторона обвинения формировала на объективной основе всё более и более широкие «бреши».
Психологические компоненты уголовного дела в отношении Ю.Д. Буданова
В силу сложившихся обстоятельств мне пришлось принимать участие в качестве эксперта во многих судебно-медицинских и криминалистических экспертизах, носивших социально-значимый или политический оттенок. Однако дело Буданова в данном ряду стоит на особом месте именно по тому, насколько мощной в его рассмотрении была психологическая составляющая. Причём она касалась как самого существа экспертиз, так и ситуации вокруг них.
Прежде всего, надо вспомнить, что 23-26 октября 2002 года в Москве произошла террористическая акция, в ходе которой вооружённым боевикам во главе с Мовсаром Бараевым удалось захватить в заложники 916 человек – зрителей мюзикла «Норд-Ост» в здании Дома культуры ОАО «Московский подшипник». Целью это варварской акции было нарушение общественной безопасности, устрашение российского населения, прежде всего жителей столицы, и оказания силового давления на органы власти Российской Федерации и понуждения их к выводу Российских войск с территории Чечни. Несмотря на то, что все боевики были уничтожены, а их цель не была достигнута, по разным данным во время штурма погибло несколько десятков заложников.
Прежде всего, надо вспомнить, что 23-26 октября 2002 года в Москве произошла террористическая акция, в ходе которой вооружённым боевикам во главе с Мовсаром Бараевым удалось захватить в заложники 916 человек – зрителей мюзикла «Норд-Ост» в здании Дома культуры ОАО «Московский подшипник». Целью это варварской акции было нарушение общественной безопасности, устрашение российского населения, прежде всего жителей столицы, и оказания силового давления на органы власти Российской Федерации и понуждения их к выводу Российских войск с территории Чечни. Несмотря на то, что все боевики были уничтожены, а их цель не была достигнута, по разным данным во время штурма погибло несколько десятков заложников.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента