Страница:
— До конца войны осталось недолго, сержант. Когда мы выезжали сюда, как раз передали, что уже сдалась Югославия.
— Господин капитан, вы должны были сразу же сказать нам об этом, это подняло бы наш дух!
— А неужели вы до такой степени приуныли?
— Никак нет, но мы все хотели бы оказаться сейчас в Греции...
— Но там ведь нет ничего, кроме крепких напитков, жареного мяса и весьма странных танцев. Вам наверняка не понравилось бы.
— Я имею в виду — чтобы сражаться там, господин капитан.
— Ах, вот почему!..
Ворманн заметил, что его чувство юмора в последнее время все сильнее окрашивается мрачным едким сарказмом. Черта, надо сказать, незавидная для немецкого офицера, а тем более — для немца, который так и не стал нацистом. Но это было его единственной защитой от полного разочарования в жизни и своей собственной военной карьере. Сержант же Остер еще слишком мало прослужил вместе с ним и пока многого не понимал. Но со временем, конечно, и он догадается обо всем...
— Боюсь, что пока вы туда доберетесь, все сражения уже закончатся. Я, например, ожидаю победы прямо на этой неделе.
— И все равно мы считаем, что там послужили бы фюреру гораздо лучше, чем в этих горах.
— Не забывайте, что именно по воле вашего фюрера мы сюда и попали. — Он с удовольствием отметил, что Остер пропустил слово «вашего».
— Но зачем, господин капитан? Какова наша цель? Ворманн повторил заученный текст:
— Командование сухопутных войск рассматривает перевал Дину как важный рубеж обороны на возможном направлении удара из русских степей в сторону нефтяного комплекса в Плоешти. Если отношения между рейхом и Россией ухудшатся, то русские могут внезапно атаковать эти заводы. А без производимого там горючего мобильность вермахта будет значительно снижена.
Остер слушал очень внимательно, хотя слышал все это уже много раз и сам пересказывал примерно то же самое солдатам. Но Ворманн знал, что сержант так и не поверил ему до конца. Однако он не обвинял его. Любой мало-мальски толковый солдат начал бы на его месте задавать вопросы. А Остер служил в армии уже достаточно долго, чтобы понять, насколько все это странно — отправить закаленного в боях офицера во главе двух взводов без второго офицера в глухое горное место, да еще к союзникам. С этой работой справился бы и самый завалящий лейтенант.
— Но ведь у русских хватает и своей нефти. К тому же у нас с ними подписан договор...
— Ну конечно! Как я про это забыл! Договор... Сейчас ведь никто не нарушает договоров...
— Не хотите же вы сказать, что Сталин способен предать фюрера?
Ворманн еле сдержался, чтобы не ответить ему: «Если, конечно, ваш фюрер не предаст его первым». Но Остер все равно ничего не понял бы. Как и многие его сверстники, он уже с детства привык отождествлять интересы немецкого народа с волей Адольфа Гитлера. И со временем стал просто одержим нацистской идеей. Гитлер буквально околдовал его. Ворманн же был слишком стар для такой безрассудной страсти. В прошлом месяце ему исполнился сорок один год. Он хорошо помнил, как Гитлер пробился из пивных баров в канцлерство, а потом почти в боги. Но он никогда не любил его.
Конечно, следовало признать, что Гитлер объединил нацию и открыл ей путь к потерянному самоуважению. И за это ни один верный немец не станет винить его. Но Ворманн никогда не доверял этому австрийцу, окружившему себя южанами — баварцами. Ни один уроженец Пруссии не стал бы всерьез иметь дело с этими горластыми выскочками. В них всегда было что-то мерзкое. И то, что Ворманн видел у Познани, наглядно доказывало всю эту мерзость.
— Пусть люди выходят и вытягиваются в цепь, — сказал он, игнорируя последний вопрос Остера. В любом случае, он звучал риторически. — Проверьте настил, выдержит ли он машины, а я осмотрю пока внутренность замка.
Пройдя по мосту, он с удивлением обнаружил, что дерево под ногами вполне еще крепкое. Потом обвел взглядом скалы, образующие стены глубокого рва. До воды на его дне было далеко — футов шестьдесят, не меньше. Лучше сперва разгрузить машины, оставить в них только водителей и пустить по одной.
Огромные деревянные ворота крепости были настежь открыты, как и большинство ставней в окнах башни и стен. Будто перед их приездом замок проветривали. Ворманн прошел через ворота на вымощенный булыжником двор. Здесь было прохладно и тихо. Только сейчас он заметил, что в замке есть задняя секция, врезанная прямо в скалу. С дороги ее не было видно.
Он не спеша осмотрелся. Над головой нависала угрюмая громада уходящей в небо башни, со всех сторон окружали высокие стены. Ворманну показалось, что он находится в объятиях огромного спящего зверя, пробудить которого никто до сих пор не решался.
И тут он увидел кресты. Изнутри стены крепости были сплошь усеяны ими — сотнями, нет, тысячами крестов! Все они были одинакового размера и одной и той же необычной формы: вертикальная планка около десяти дюймов длиной, горизонтальная — восемь дюймов. Но самым странным было то, что горизонтальная перекладина находилась почти на самом верху вертикальной и с каждой стороны имела на концах по отростку, устремленному вверх. Если продвинуть ее чуть-чуть выше, то из креста получилась бы буква "Т" с перевернутой крышей.
Эти странные символы озадачили Ворманна и породили в его душе какое-то смутное беспокойство. Было что-то гнетущее и тревожное в их уродливых тупых очертаниях. Он приблизился к одному из крестов и погладил его блестящую полированную поверхность. Вертикальная планка оказалась из меди, горизонтальная — никелевая, а сам крест был полностью утоплен в шершавую поверхность гранитной плиты.
Ворманн вновь огляделся. Что-то еще волновало его. Чего-то здесь не хватало. И вдруг он понял чего — птиц. Нигде не было голубей. Во всех замках Германии их полным-полно круглый год — они гнездятся в самых немыслимых закоулках и трещинах, на всех чердаках. Здесь же не было ни единой птицы — ни на стенах, ни у окон, ни в башне.
Внезапно сзади раздался шум, и Ворманн резко обернулся, одновременно расстегивая кобуру и привычным жестом выхватывая пистолет. Румынское государство могло быть и союзником рейха, но Ворманн прекрасно сознавал, что в такой глухомани вполне могут найтись и совсем иные группировки. Например, национальная крестьянская партия, которая яростно выступала против союза с Германией, сейчас была уже фактически уничтожена, но остатки подпольных групп кое-где еще действовали. Так что какие-нибудь партизаны могли прятаться и здесь, в горах, горя желанием убить несколько немцев.
Звук приближался. Это были шаги, но шаги твердые и уверенные — кто-то смело шел прямо к нему. Этот звук доносился с задней части двора, и вскоре Ворманн увидел мужчину лет тридцати в безрукавке из овечьей шкуры. Он, казалось, не замечал Ворманна. В руках у мужчины был мастерок с цементом, которым он принялся замазывать небольшую трещину в стене, встав на корточки и повернувшись к капитану спиной.
— Эй, ты что там делаешь? — рявкнул Ворманн. Он рассчитывал, что замок будет пустым.
Каменщик от неожиданности выронил инструмент, вскочил и с гневным видом обернулся на зов, но когда он увидел военную форму и до него дошло, что к нему обратились на немецком языке, негодование на его широком лице уступило место растерянности и испугу. Он пробормотал что-то невнятное, вероятно, по-румынски. Ворманн с раздражением подумал, что ему придется либо искать переводчика, либо самому учить этот язык, если они задержатся здесь хоть на сколько-нибудь приличный срок.
— Говори по-немецки! Что ты тут делаешь?
Мужчина боязливо и нерешительно покачал головой. Потом поднял вверх указательный палец, будто просил немного обождать, и прокричал какое-то слово, похожее на «папа».
Сверху послышался шум, и вскоре в одном из окон башни показалась голова пожилого мужчины в овечьей шапке. Ворманн не опускал оружие, выжидая, пока незнакомцы быстро переговорят о чем-то между собой. Потом старший из них крикнул сверху:
— Я сейчас спущусь, господин.
Ворманн кивнул и успокоился. Потом снова подошел к кресту и внимательно осмотрел его. Никель и медь... Но выглядели они, почти как золото и серебро.
— На стенах замка шестнадцать тысяч восемьсот семь таких крестов, — раздался сзади скрипучий голос. Человек говорил с сильным акцентом, медленно подбирая слова.
Ворманн обернулся.
— Вы их считали? — Мужчине было на вид лет пятьдесят. Лицом он сильно походил на молодого каменщика, к тому же оба были одеты в одинаковые домотканые рубахи и грубые шерстяные штаны, только у старшего была шапка. — Или просто придумали это число для туристов?
— Меня зовут Александру, — степенно ответил он и слегка приосанился. — Я работаю здесь с сыновьями. И мы никого сюда не пускаем.
— Теперь все будет по-другому. Мне сказали, что в замке никого нет.
— Так и есть, ночевать мы уходим домой. Мы живем здесь, в деревне.
— А где владелец?
Александру пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Кто он?
— Не знаю. — Он снова пожал плечами.
— Тогда кто же вам платит? — все это начинало действовать Ворманну на нервы. Может быть, этот человек ничего больше и не умеет, как только пожимать плечами и говорить «не знаю».
— Хозяин гостиницы. Кто-то приносит ему деньги два раза в год, проверяет замок, делает для себя заметки, а потом уезжает. А хозяин гостиницы платит нам каждый месяц.
— А кто вам говорит, что надо делать? — Ворманн уже приготовился услышать очередное «не знаю», но его не последовало.
— Никто. — Александру стоял, гордо выпрямив спину, и говорил спокойно и с достоинством. — Мы все делаем сами. Наша задача — следить за тем, чтобы замок всегда выглядел, как новый. А больше нам ничего и не надо знать. Где мы видим работу, там ее и делаем. Мой отец всю жизнь проработал здесь, его отец тоже, и так далее... А после меня будут работать мои сыновья.
— И вы тратите все свое время на поддержание порядка в замке? Я не верю в это.
— Он больше, чем кажется на первый взгляд. В стенах, которые вас окружают, тоже есть комнаты. И в подвале их очень много, и в задней части, которая уходит в гору. Так что работа всегда найдется.
Ворманн обвел взглядом мрачные стены, наполовину погруженные в тень, потом двор, тоже темный, несмотря на светлое время суток. Кто выстроил этот замок? И кто платит за то, чтобы его поддерживали в идеальном порядке? Он не мог понять, кто и зачем. Еще раз оглядев строение, он вдруг подумал, что если бы ему довелось строить эту крепость, то он разместил бы ее на другой стороне перевала, где гораздо больше тепла и солнца. А при таком расположении замка, как сейчас, сумерки в нем наступали неоправданно рано.
— Очень хорошо, — ответил он Александру. — Можете продолжать свою работу после того, как мы обоснуемся здесь. Только не забывайте каждый раз показываться часовым, когда будете приходить и уходить, и ваши сыновья тоже.
Но старик лишь отрицательно покачал головой.
— В чем дело? — нахмурился Ворманн.
— Вы не можете здесь оставаться.
— Почему?
— Это запрещено.
— А кто запретил?
Александру снова пожал плечами.
— Так было всегда. Мы следим за порядком в замке и за тем, чтобы здесь не было посторонних.
— И конечно же, вы с этим всегда отлично справлялись... — Хладнокровие старого румына начинало забавлять его.
— Нет. Не всегда. Бывало, что путники оставались здесь несмотря на наши предупреждения. Мы ничего не могли поделать — нам ведь не платят за то, чтобы мы силой выдворяли их. Но больше одной ночи тут никто не задерживался. А некоторые — и того меньше.
Ворманн улыбнулся. Он ожидал услышать это. Пустой замок, да еще в такой местности, обязательно должен иметь свое привидение. Должна же у людей быть пища для пересудов!..
— А что их пугает? Стоны и вздохи? Или, может быть, звон цепей?
— Нет... Здесь нет призраков, господин.
— Тогда, наверное, здесь происходят убийства. Жуткие убийства!.. А может, самоубийства?.. — Ворманн развлекался. — У нас в Германии тоже полно таких замков, и каждый имеет свою ужасную историю.
Александру покачал головой.
— Нет, здесь никто не умирал. По крайней мере, я об этом не слышал.
— Тогда в чем же дело? Почему никто не выдерживает здесь больше одной ночи?
— Им снятся сны. Страшные сны. И всегда одно и то же... Из того, что я слышал сам, — людям кажется, будто их заперли в крошечной комнате без окон, дверей и без света... В полной темноте... И холодно. Очень холодно... И есть рядом с вами в этой темноте что-то такое... что еще холоднее, чем сама эта темнота... И «оно» очень голодное.
Ворманн почувствовал, что от таких рассказов по спине у него пробежал холодок. Он хотел спросить Александру, а не провел ли он сам хоть одну ночь в этом замке, но, взглянув в глаза старика, сразу же понял все сам. Да, Александру проводил в замке ночь. Но только однажды.
— Подождем, пока мои солдаты перейдут мост, — сказал Ворманн, ежась от холода. — А потом вы покажете мне весь замок.
Александру стоял, растерянно переминаясь с ноги на ногу.
— Мой долг, господин капитан, — с тревогой в голосе продолжал он, — сообщить вам, что в замке не должно быть никаких жильцов.
Ворманн улыбнулся, но в его улыбке не было снисхождения. Он хорошо знал, что такое долг, и уважал чувства старика.
— Я понял ваше предупреждение. Но теперь вы имеете дело с немецкой армией, а это сила, которой вы не можете сопротивляться. Поэтому считайте, что вы выполнили свой долг до конца.
Сказав это, Ворманн повернулся и зашагал к воротам.
До сих пор он так и не увидел ни одной птицы. Снятся ли птицам сны? Может быть, они тоже находят здесь пристанище всего на одну ночь, чтобы потом никогда не вернуться обратно?..
Пока сержант Остер отдавал приказы, Ворманн вместе с Александру отправился осматривать замок. Его продолжали удивлять кресты, расположенные на одинаковом расстоянии по всем стенам коридоров и комнат. Они, казалось, были повсюду: во дворе, в башне, в подвале, в задней секции, уходящей в скалу. Все комнаты были без мебели, многие из них оказались на удивление маленькими.
— Здесь всего сорок девять помещений, включая башню, — сообщил Александру.
— Странное число, вы не находите? Почему бы не округлить его до пятидесяти?
Александру снова пожал плечами.
— Кто его знает...
Ворманн заскрежетал зубами: «Если он пожмет плечами еще хоть один раз!..»
Они прошли по верхней галерее широкой крепостной стены, окаймляющей вытянутый пятиугольник двора, вершину которого венчала башня, а основанием служил гранитный монолит отвесной скалы. Ворманн заметил, что и на внутренней части высокого парапета с бойницами тоже поблескивают металлические кресты. «Почему же на внешней стороне стен нет крестов?» — подумал он и, не найдя ответа, спросил об этом Александру.
— Там их и правда нет. Только внутри. И посмотрите на эти плиты. Как точно они подогнаны друг к другу! Ведь между ними нет ни капли раствора. И все стены в замке построены именно так. Но этот секрет уже утерян...
Ворманну было наплевать на конструкцию стен. Он указал себе под ноги.
— Вы говорите, что там, под нами, тоже есть комнаты?
— Да, они расположены в два яруса в каждой стене и имеют маленькие окошки на внешнюю сторону и двери в коридор, ведущий ко двору.
— Прекрасно. Там у нас и будут казармы. Ну, а теперь — в башню.
Круглая сторожевая башня заставы тоже оказалась весьма необычной архитектуры. Здесь было пять этажей, на каждом — по две комнаты, которые занимали почти все пространство, оставляя лишь небольшой проход на следующий этаж. Узкая каменная лестница без перил круто взвивалась по северной стороне, упираясь в люк, ведущий на крышу.
Тяжело дыша после подъема, Ворманн облокотился о широкий зубец парапета на крыше башни и опытным глазом окинул открывшуюся панораму перевала. Отсюда он сразу же приметил места, где лучше всего будет поставить противотанковые ружья и пулеметы. Ворманн не очень-то верил в потрепанное оружие тридцать восьмого года выпуска, которым его снабдили, но еще меньше он верил в то, что ему придется всерьез применять его здесь. Как, впрочем, и минометы. Однако разместить их все-таки не мешало.
— Отсюда все как на ладони, — пробормотал он себе под нос.
Неожиданно заговорил Александру:
— Но только не весной, во время тумана. Весной весь перевал покрывает густой туман.
Ворманн запомнил это. Значит, часовым на постах придется не только ломать глаза день и ночь, но и внимательно прислушиваться ко всему.
— А куда подевались птицы? — наконец спросил он. Ему очень не нравилось, что он до сих пор так и не увидел на перевале никого из пернатых.
— Я никогда не видел здесь птиц, — ответил Александру. — Ни одной.
— И вам это не кажется странным?
— Замок вообще очень странный, господин капитан, со всеми его крестами и тому подобным... Но я уже лет с десяти перестал любопытствовать о таких вещах.
— А кто его построил? — спросил Ворманн и отвернулся, чтобы не видеть, как старик пожимает плечами.
— Спросите пятерых, и вы получите пять разных ответов. Одни говорят, будто какой-то опальный боярин из Валахии, другие — что предводитель взбунтовавшихся турок, а некоторые считают, что и сам папа римский. Но кто скажет наверняка? За пять столетий правда спряталась, а сказки разрослись.
— Вы и в самом деле считаете, что он такой старый? — спросил Ворманн, последний раз окидывая взглядом перевал. «Правда может спрятаться и за несколько лет...» — едко заметил он про себя, поворачиваясь к скользкой стоптанной лестнице.
Едва они спустились во двор, как Александру сразу же устремился на звук топора, доносившийся из задней секции замка. Ворманн поспешил вслед за ним. Увидев, что солдаты расковыривают чем-то стены, старик, схватившись за сердце, бросился назад к капитану.
— Господин! Господин! Они вставляют гвозди между камнями! — кричал он на бегу, в ужасе заламывая руки. — Остановите их! Они испортят кладку!
— Чепуха! Это всего лишь несколько гвоздей. Мы привезли с собой генераторы и должны провести здесь свет. Немецкая армия не собирается жить при свечах.
Но, пройдя немного вперед, они увидели сидящего на корточках молодого солдата, который, ловко орудуя штыком, пытался выломать из стены крест. Александру не на шутку разволновался.
— А этот? — громким шепотом спросил он. — Он тоже лампочки прибивает?
Ворманн быстро и незаметно подошел сзади к увлекшемуся солдату. Заметив, что тот почти уже выломал крест, капитан неожиданно задрожал и весь покрылся холодным потом. Во рту сразу же пересохло, а на дно живота опустился тяжелый холодный ком.
— Кто дал вам это задание? — ледяным тоном спросил он, с трудом выговаривая слова.
Солдат испуганно вздрогнул, вскочил и выронил из рук винтовку. Увидев над собой свирепое лицо командира, он болезненно сморщился и втянул голову в плечи.
— Отвечать! — жутким голосом взревел Ворманн.
— Никто, господин капитан. — Солдат, бледный как полотно, вытянулся по стойке «смирно».
— Какой вы получили приказ?
— Развесить лампы.
— И что вы можете сказать в свое оправдание?
— Ничего, господин капитан.
— Я хочу знать, о чем вы думали, когда действовали как настоящий вандал, а не как солдат немецкой армии. Отвечать!
— О золоте, господин капитан, — покорно признался солдат. Это звучало глупо, он и сам понимал. — Я слышал, будто замок выстроен папой римским, чтобы хранить здесь сокровища. А эти кресты, господин капитан... Они как будто сделаны из золота и серебра. И я просто...
— Вы не выполнили отданный вам приказ, рядовой.
Как ваша фамилия?
— Лютц, господин капитан.
— Значит, так, рядовой Лютц: я вижу, для вас этот день слишком насыщен событиями. Вы не только узнали, что кресты сделаны из меди и никеля, а не из золота и серебра, но также заработали себе право бессменного ночного дежурства на всю неделю. Доложите о полученном взыскании сержанту Остеру, когда закончите с лампами.
Лютц поднял винтовку и, повесив голову, поплелся во двор. Когда Ворманн повернулся к Александру, тот был бледен как смерть и заметно дрожал.
— Эти кресты нельзя трогать! — прошептал перепуганный румын. — Никогда!
— Почему?..
— Потому что так было всегда. В замке ничего нельзя изменять. Потому мы и работаем здесь. И поэтому вам не нужно тут оставаться!
— Хорошая сегодня погода, — ответил Ворманн таким тоном, что стало ясно: разговор окончен. Он сочувствовал старику, но тем не менее должен был выполнять свой собственный долг.
Когда он повернулся и зашагал прочь, вслед ему все еще неслись слова Александру:
— Пожалуйста, господин капитан! Скажите им, чтобы не трогали кресты! Пусть только не трогают кресты!
Как раз это Ворманн решил непременно сделать. И даже не ради Александру. Он и сам не мог понять, почему его охватил такой страх, когда он увидел, как Лютц пытается выломать из стены крест. И это было не просто неприятное ощущение, а настоящий удушливый, леденящий кровь ужас, сжавший все его внутренности. Но он не мог найти ему объяснения.
Время: 03.20
Было уже за полночь, когда Ворманн лег на жесткий походный матрас, расстеленный прямо на полу его комнаты. Он выбрал себе третий этаж башни, чтобы иметь круговой обзор поверх окаймляющих двор стен и в то же время тратить не слишком много сил на подъем. Первая комната служила кабинетом, а маленькая каморка позади нее отводилась под частное помещение. Два передних окна с толстыми деревянными ставнями, представляющие собой узкие прямоугольные отверстия без стекол, выходили на перевал и позволяли видеть все, что творится в деревне. А из задних окон он мог осматривать внутренний двор.
Сейчас все ставни были открыты. Ворманн выключил свет и задержался у передних окон. Вал окутывал легкий туман. Но как только солнце зашло, холодный воздух стал опускаться с горных вершин, смешиваясь с влажным теплом ущелья, и в результате в седловине перевала заструилась извилистая белая река из густого тумана. Луны не было, зато звезды высыпали в таком количестве, как это бывает только в горах. Он мог долго смотреть на них, пытаясь понять сумасшедшую картину Ван Гога «Звездная ночь». Тишину нарушал только рокот дизельных генераторов, временно установленных в дальнем углу двора. В остальном царил полный покой. Ворманн долго стоял у окна и отошел, лишь когда понял, что начинает дремать.
Но едва он лег на матрас, как сон куда-то сразу же улетучился. Мысли побежали во всех направлениях: сегодня холодно, но все-таки не настолько, чтобы зажигать камин... Да и дров пока нет... И летом, наверное, здесь будет не слишком жарко... Хотя с водой проблем нет — в подвале нашли цистерны, наполняемые прямо из подземного источника... Вот только вечные хлопоты с санитарией... И сколько еще придется здесь проторчать?.. Может быть, дать завтра солдатам отоспаться после трудного дня?.. А может, попросить Александру и его сыновей изготовить для них что-нибудь вроде коек, чтобы не спать на голых камнях?.. Особенно, если придется пробыть здесь до осени или зимы... Если война затянется...
Война... Сейчас она где-то немыслимо далеко, словно и нет ее вовсе. А если и есть. то где-нибудь на другой планете или во сне... Мысль о том, чтобы уйти в отставку, вновь вернулась к нему. Днем он не думал об атом, но теперь, в этой тихой густой темноте, когда он остался наедине с собой, эта мысль незаметно выползла из каких-то бездонных глубин, осторожно коснулась его сознания и заставила задуматься.
Сейчас об этом нечего и мечтать — пока страна ведет войну, а он сидит в этой горной пустыне по прихоти берлинских командиров-политиканов. Он знал, что у них на уме: вступай в партию, или мы не пустим тебя на фронт; вступай в партию, или изведем тебя поручениями вроде этого — будешь сторожевым псом в каких-нибудь богом забытых Трансильванских Альпах. Вступай в партию или подавай в отставку...
Может, после войны он и правда уйдет в отставку? Все-таки весной этого года исполнилось двадцать пять лет, как он в армии. А при нынешнем положении дел четверть века — порядочный срок. Как было бы хорошо каждый день проводить дома с Хельгой, заниматься с мальчиками, оттачивать свои способности в рисовании...
И все же... армия так долго была его домом, что он не мог уже так вот запросто заставить себя порвать с этим прошлым. К тому же в глубине души Ворманн верил, что немецкая армия переживет нацистов. А если быть честным до конца, то и желал этого всем своим сердцем. Только бы он сам смог продержаться...
Ворманн открыл глаза и уставился в темноту. Хотя противоположная стена сейчас пряталась в густой тени, он почти что видел кресты, вставленные в толщу плит. Он давно уже не был религиозен, но их присутствие все равно действовало успокаивающе.
И сразу же вспомнился инцидент в коридоре. Как он ни пытался, ему так и не удалось до конца стряхнуть с себя весь тот ужас, что охватил его при виде солдата — как же его фамилия? Кажется, Лютц... — который штыком пытался выдолбить крест из стены.
— Господин капитан, вы должны были сразу же сказать нам об этом, это подняло бы наш дух!
— А неужели вы до такой степени приуныли?
— Никак нет, но мы все хотели бы оказаться сейчас в Греции...
— Но там ведь нет ничего, кроме крепких напитков, жареного мяса и весьма странных танцев. Вам наверняка не понравилось бы.
— Я имею в виду — чтобы сражаться там, господин капитан.
— Ах, вот почему!..
Ворманн заметил, что его чувство юмора в последнее время все сильнее окрашивается мрачным едким сарказмом. Черта, надо сказать, незавидная для немецкого офицера, а тем более — для немца, который так и не стал нацистом. Но это было его единственной защитой от полного разочарования в жизни и своей собственной военной карьере. Сержант же Остер еще слишком мало прослужил вместе с ним и пока многого не понимал. Но со временем, конечно, и он догадается обо всем...
— Боюсь, что пока вы туда доберетесь, все сражения уже закончатся. Я, например, ожидаю победы прямо на этой неделе.
— И все равно мы считаем, что там послужили бы фюреру гораздо лучше, чем в этих горах.
— Не забывайте, что именно по воле вашего фюрера мы сюда и попали. — Он с удовольствием отметил, что Остер пропустил слово «вашего».
— Но зачем, господин капитан? Какова наша цель? Ворманн повторил заученный текст:
— Командование сухопутных войск рассматривает перевал Дину как важный рубеж обороны на возможном направлении удара из русских степей в сторону нефтяного комплекса в Плоешти. Если отношения между рейхом и Россией ухудшатся, то русские могут внезапно атаковать эти заводы. А без производимого там горючего мобильность вермахта будет значительно снижена.
Остер слушал очень внимательно, хотя слышал все это уже много раз и сам пересказывал примерно то же самое солдатам. Но Ворманн знал, что сержант так и не поверил ему до конца. Однако он не обвинял его. Любой мало-мальски толковый солдат начал бы на его месте задавать вопросы. А Остер служил в армии уже достаточно долго, чтобы понять, насколько все это странно — отправить закаленного в боях офицера во главе двух взводов без второго офицера в глухое горное место, да еще к союзникам. С этой работой справился бы и самый завалящий лейтенант.
— Но ведь у русских хватает и своей нефти. К тому же у нас с ними подписан договор...
— Ну конечно! Как я про это забыл! Договор... Сейчас ведь никто не нарушает договоров...
— Не хотите же вы сказать, что Сталин способен предать фюрера?
Ворманн еле сдержался, чтобы не ответить ему: «Если, конечно, ваш фюрер не предаст его первым». Но Остер все равно ничего не понял бы. Как и многие его сверстники, он уже с детства привык отождествлять интересы немецкого народа с волей Адольфа Гитлера. И со временем стал просто одержим нацистской идеей. Гитлер буквально околдовал его. Ворманн же был слишком стар для такой безрассудной страсти. В прошлом месяце ему исполнился сорок один год. Он хорошо помнил, как Гитлер пробился из пивных баров в канцлерство, а потом почти в боги. Но он никогда не любил его.
Конечно, следовало признать, что Гитлер объединил нацию и открыл ей путь к потерянному самоуважению. И за это ни один верный немец не станет винить его. Но Ворманн никогда не доверял этому австрийцу, окружившему себя южанами — баварцами. Ни один уроженец Пруссии не стал бы всерьез иметь дело с этими горластыми выскочками. В них всегда было что-то мерзкое. И то, что Ворманн видел у Познани, наглядно доказывало всю эту мерзость.
— Пусть люди выходят и вытягиваются в цепь, — сказал он, игнорируя последний вопрос Остера. В любом случае, он звучал риторически. — Проверьте настил, выдержит ли он машины, а я осмотрю пока внутренность замка.
Пройдя по мосту, он с удивлением обнаружил, что дерево под ногами вполне еще крепкое. Потом обвел взглядом скалы, образующие стены глубокого рва. До воды на его дне было далеко — футов шестьдесят, не меньше. Лучше сперва разгрузить машины, оставить в них только водителей и пустить по одной.
Огромные деревянные ворота крепости были настежь открыты, как и большинство ставней в окнах башни и стен. Будто перед их приездом замок проветривали. Ворманн прошел через ворота на вымощенный булыжником двор. Здесь было прохладно и тихо. Только сейчас он заметил, что в замке есть задняя секция, врезанная прямо в скалу. С дороги ее не было видно.
Он не спеша осмотрелся. Над головой нависала угрюмая громада уходящей в небо башни, со всех сторон окружали высокие стены. Ворманну показалось, что он находится в объятиях огромного спящего зверя, пробудить которого никто до сих пор не решался.
И тут он увидел кресты. Изнутри стены крепости были сплошь усеяны ими — сотнями, нет, тысячами крестов! Все они были одинакового размера и одной и той же необычной формы: вертикальная планка около десяти дюймов длиной, горизонтальная — восемь дюймов. Но самым странным было то, что горизонтальная перекладина находилась почти на самом верху вертикальной и с каждой стороны имела на концах по отростку, устремленному вверх. Если продвинуть ее чуть-чуть выше, то из креста получилась бы буква "Т" с перевернутой крышей.
Эти странные символы озадачили Ворманна и породили в его душе какое-то смутное беспокойство. Было что-то гнетущее и тревожное в их уродливых тупых очертаниях. Он приблизился к одному из крестов и погладил его блестящую полированную поверхность. Вертикальная планка оказалась из меди, горизонтальная — никелевая, а сам крест был полностью утоплен в шершавую поверхность гранитной плиты.
Ворманн вновь огляделся. Что-то еще волновало его. Чего-то здесь не хватало. И вдруг он понял чего — птиц. Нигде не было голубей. Во всех замках Германии их полным-полно круглый год — они гнездятся в самых немыслимых закоулках и трещинах, на всех чердаках. Здесь же не было ни единой птицы — ни на стенах, ни у окон, ни в башне.
Внезапно сзади раздался шум, и Ворманн резко обернулся, одновременно расстегивая кобуру и привычным жестом выхватывая пистолет. Румынское государство могло быть и союзником рейха, но Ворманн прекрасно сознавал, что в такой глухомани вполне могут найтись и совсем иные группировки. Например, национальная крестьянская партия, которая яростно выступала против союза с Германией, сейчас была уже фактически уничтожена, но остатки подпольных групп кое-где еще действовали. Так что какие-нибудь партизаны могли прятаться и здесь, в горах, горя желанием убить несколько немцев.
Звук приближался. Это были шаги, но шаги твердые и уверенные — кто-то смело шел прямо к нему. Этот звук доносился с задней части двора, и вскоре Ворманн увидел мужчину лет тридцати в безрукавке из овечьей шкуры. Он, казалось, не замечал Ворманна. В руках у мужчины был мастерок с цементом, которым он принялся замазывать небольшую трещину в стене, встав на корточки и повернувшись к капитану спиной.
— Эй, ты что там делаешь? — рявкнул Ворманн. Он рассчитывал, что замок будет пустым.
Каменщик от неожиданности выронил инструмент, вскочил и с гневным видом обернулся на зов, но когда он увидел военную форму и до него дошло, что к нему обратились на немецком языке, негодование на его широком лице уступило место растерянности и испугу. Он пробормотал что-то невнятное, вероятно, по-румынски. Ворманн с раздражением подумал, что ему придется либо искать переводчика, либо самому учить этот язык, если они задержатся здесь хоть на сколько-нибудь приличный срок.
— Говори по-немецки! Что ты тут делаешь?
Мужчина боязливо и нерешительно покачал головой. Потом поднял вверх указательный палец, будто просил немного обождать, и прокричал какое-то слово, похожее на «папа».
Сверху послышался шум, и вскоре в одном из окон башни показалась голова пожилого мужчины в овечьей шапке. Ворманн не опускал оружие, выжидая, пока незнакомцы быстро переговорят о чем-то между собой. Потом старший из них крикнул сверху:
— Я сейчас спущусь, господин.
Ворманн кивнул и успокоился. Потом снова подошел к кресту и внимательно осмотрел его. Никель и медь... Но выглядели они, почти как золото и серебро.
— На стенах замка шестнадцать тысяч восемьсот семь таких крестов, — раздался сзади скрипучий голос. Человек говорил с сильным акцентом, медленно подбирая слова.
Ворманн обернулся.
— Вы их считали? — Мужчине было на вид лет пятьдесят. Лицом он сильно походил на молодого каменщика, к тому же оба были одеты в одинаковые домотканые рубахи и грубые шерстяные штаны, только у старшего была шапка. — Или просто придумали это число для туристов?
— Меня зовут Александру, — степенно ответил он и слегка приосанился. — Я работаю здесь с сыновьями. И мы никого сюда не пускаем.
— Теперь все будет по-другому. Мне сказали, что в замке никого нет.
— Так и есть, ночевать мы уходим домой. Мы живем здесь, в деревне.
— А где владелец?
Александру пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Кто он?
— Не знаю. — Он снова пожал плечами.
— Тогда кто же вам платит? — все это начинало действовать Ворманну на нервы. Может быть, этот человек ничего больше и не умеет, как только пожимать плечами и говорить «не знаю».
— Хозяин гостиницы. Кто-то приносит ему деньги два раза в год, проверяет замок, делает для себя заметки, а потом уезжает. А хозяин гостиницы платит нам каждый месяц.
— А кто вам говорит, что надо делать? — Ворманн уже приготовился услышать очередное «не знаю», но его не последовало.
— Никто. — Александру стоял, гордо выпрямив спину, и говорил спокойно и с достоинством. — Мы все делаем сами. Наша задача — следить за тем, чтобы замок всегда выглядел, как новый. А больше нам ничего и не надо знать. Где мы видим работу, там ее и делаем. Мой отец всю жизнь проработал здесь, его отец тоже, и так далее... А после меня будут работать мои сыновья.
— И вы тратите все свое время на поддержание порядка в замке? Я не верю в это.
— Он больше, чем кажется на первый взгляд. В стенах, которые вас окружают, тоже есть комнаты. И в подвале их очень много, и в задней части, которая уходит в гору. Так что работа всегда найдется.
Ворманн обвел взглядом мрачные стены, наполовину погруженные в тень, потом двор, тоже темный, несмотря на светлое время суток. Кто выстроил этот замок? И кто платит за то, чтобы его поддерживали в идеальном порядке? Он не мог понять, кто и зачем. Еще раз оглядев строение, он вдруг подумал, что если бы ему довелось строить эту крепость, то он разместил бы ее на другой стороне перевала, где гораздо больше тепла и солнца. А при таком расположении замка, как сейчас, сумерки в нем наступали неоправданно рано.
— Очень хорошо, — ответил он Александру. — Можете продолжать свою работу после того, как мы обоснуемся здесь. Только не забывайте каждый раз показываться часовым, когда будете приходить и уходить, и ваши сыновья тоже.
Но старик лишь отрицательно покачал головой.
— В чем дело? — нахмурился Ворманн.
— Вы не можете здесь оставаться.
— Почему?
— Это запрещено.
— А кто запретил?
Александру снова пожал плечами.
— Так было всегда. Мы следим за порядком в замке и за тем, чтобы здесь не было посторонних.
— И конечно же, вы с этим всегда отлично справлялись... — Хладнокровие старого румына начинало забавлять его.
— Нет. Не всегда. Бывало, что путники оставались здесь несмотря на наши предупреждения. Мы ничего не могли поделать — нам ведь не платят за то, чтобы мы силой выдворяли их. Но больше одной ночи тут никто не задерживался. А некоторые — и того меньше.
Ворманн улыбнулся. Он ожидал услышать это. Пустой замок, да еще в такой местности, обязательно должен иметь свое привидение. Должна же у людей быть пища для пересудов!..
— А что их пугает? Стоны и вздохи? Или, может быть, звон цепей?
— Нет... Здесь нет призраков, господин.
— Тогда, наверное, здесь происходят убийства. Жуткие убийства!.. А может, самоубийства?.. — Ворманн развлекался. — У нас в Германии тоже полно таких замков, и каждый имеет свою ужасную историю.
Александру покачал головой.
— Нет, здесь никто не умирал. По крайней мере, я об этом не слышал.
— Тогда в чем же дело? Почему никто не выдерживает здесь больше одной ночи?
— Им снятся сны. Страшные сны. И всегда одно и то же... Из того, что я слышал сам, — людям кажется, будто их заперли в крошечной комнате без окон, дверей и без света... В полной темноте... И холодно. Очень холодно... И есть рядом с вами в этой темноте что-то такое... что еще холоднее, чем сама эта темнота... И «оно» очень голодное.
Ворманн почувствовал, что от таких рассказов по спине у него пробежал холодок. Он хотел спросить Александру, а не провел ли он сам хоть одну ночь в этом замке, но, взглянув в глаза старика, сразу же понял все сам. Да, Александру проводил в замке ночь. Но только однажды.
— Подождем, пока мои солдаты перейдут мост, — сказал Ворманн, ежась от холода. — А потом вы покажете мне весь замок.
Александру стоял, растерянно переминаясь с ноги на ногу.
— Мой долг, господин капитан, — с тревогой в голосе продолжал он, — сообщить вам, что в замке не должно быть никаких жильцов.
Ворманн улыбнулся, но в его улыбке не было снисхождения. Он хорошо знал, что такое долг, и уважал чувства старика.
— Я понял ваше предупреждение. Но теперь вы имеете дело с немецкой армией, а это сила, которой вы не можете сопротивляться. Поэтому считайте, что вы выполнили свой долг до конца.
Сказав это, Ворманн повернулся и зашагал к воротам.
До сих пор он так и не увидел ни одной птицы. Снятся ли птицам сны? Может быть, они тоже находят здесь пристанище всего на одну ночь, чтобы потом никогда не вернуться обратно?..
* * *
Командирская машина и три грузовика прошли по мосту без происшествий и были поставлены во дворе. Солдаты двигались вслед за ними пешком, неся на себе разную утварь. Сперва они перетащили личные вещи, а потом, в несколько заходов, всю провизию, генераторы и противотанковое оружие.Пока сержант Остер отдавал приказы, Ворманн вместе с Александру отправился осматривать замок. Его продолжали удивлять кресты, расположенные на одинаковом расстоянии по всем стенам коридоров и комнат. Они, казалось, были повсюду: во дворе, в башне, в подвале, в задней секции, уходящей в скалу. Все комнаты были без мебели, многие из них оказались на удивление маленькими.
— Здесь всего сорок девять помещений, включая башню, — сообщил Александру.
— Странное число, вы не находите? Почему бы не округлить его до пятидесяти?
Александру снова пожал плечами.
— Кто его знает...
Ворманн заскрежетал зубами: «Если он пожмет плечами еще хоть один раз!..»
Они прошли по верхней галерее широкой крепостной стены, окаймляющей вытянутый пятиугольник двора, вершину которого венчала башня, а основанием служил гранитный монолит отвесной скалы. Ворманн заметил, что и на внутренней части высокого парапета с бойницами тоже поблескивают металлические кресты. «Почему же на внешней стороне стен нет крестов?» — подумал он и, не найдя ответа, спросил об этом Александру.
— Там их и правда нет. Только внутри. И посмотрите на эти плиты. Как точно они подогнаны друг к другу! Ведь между ними нет ни капли раствора. И все стены в замке построены именно так. Но этот секрет уже утерян...
Ворманну было наплевать на конструкцию стен. Он указал себе под ноги.
— Вы говорите, что там, под нами, тоже есть комнаты?
— Да, они расположены в два яруса в каждой стене и имеют маленькие окошки на внешнюю сторону и двери в коридор, ведущий ко двору.
— Прекрасно. Там у нас и будут казармы. Ну, а теперь — в башню.
Круглая сторожевая башня заставы тоже оказалась весьма необычной архитектуры. Здесь было пять этажей, на каждом — по две комнаты, которые занимали почти все пространство, оставляя лишь небольшой проход на следующий этаж. Узкая каменная лестница без перил круто взвивалась по северной стороне, упираясь в люк, ведущий на крышу.
Тяжело дыша после подъема, Ворманн облокотился о широкий зубец парапета на крыше башни и опытным глазом окинул открывшуюся панораму перевала. Отсюда он сразу же приметил места, где лучше всего будет поставить противотанковые ружья и пулеметы. Ворманн не очень-то верил в потрепанное оружие тридцать восьмого года выпуска, которым его снабдили, но еще меньше он верил в то, что ему придется всерьез применять его здесь. Как, впрочем, и минометы. Однако разместить их все-таки не мешало.
— Отсюда все как на ладони, — пробормотал он себе под нос.
Неожиданно заговорил Александру:
— Но только не весной, во время тумана. Весной весь перевал покрывает густой туман.
Ворманн запомнил это. Значит, часовым на постах придется не только ломать глаза день и ночь, но и внимательно прислушиваться ко всему.
— А куда подевались птицы? — наконец спросил он. Ему очень не нравилось, что он до сих пор так и не увидел на перевале никого из пернатых.
— Я никогда не видел здесь птиц, — ответил Александру. — Ни одной.
— И вам это не кажется странным?
— Замок вообще очень странный, господин капитан, со всеми его крестами и тому подобным... Но я уже лет с десяти перестал любопытствовать о таких вещах.
— А кто его построил? — спросил Ворманн и отвернулся, чтобы не видеть, как старик пожимает плечами.
— Спросите пятерых, и вы получите пять разных ответов. Одни говорят, будто какой-то опальный боярин из Валахии, другие — что предводитель взбунтовавшихся турок, а некоторые считают, что и сам папа римский. Но кто скажет наверняка? За пять столетий правда спряталась, а сказки разрослись.
— Вы и в самом деле считаете, что он такой старый? — спросил Ворманн, последний раз окидывая взглядом перевал. «Правда может спрятаться и за несколько лет...» — едко заметил он про себя, поворачиваясь к скользкой стоптанной лестнице.
Едва они спустились во двор, как Александру сразу же устремился на звук топора, доносившийся из задней секции замка. Ворманн поспешил вслед за ним. Увидев, что солдаты расковыривают чем-то стены, старик, схватившись за сердце, бросился назад к капитану.
— Господин! Господин! Они вставляют гвозди между камнями! — кричал он на бегу, в ужасе заламывая руки. — Остановите их! Они испортят кладку!
— Чепуха! Это всего лишь несколько гвоздей. Мы привезли с собой генераторы и должны провести здесь свет. Немецкая армия не собирается жить при свечах.
Но, пройдя немного вперед, они увидели сидящего на корточках молодого солдата, который, ловко орудуя штыком, пытался выломать из стены крест. Александру не на шутку разволновался.
— А этот? — громким шепотом спросил он. — Он тоже лампочки прибивает?
Ворманн быстро и незаметно подошел сзади к увлекшемуся солдату. Заметив, что тот почти уже выломал крест, капитан неожиданно задрожал и весь покрылся холодным потом. Во рту сразу же пересохло, а на дно живота опустился тяжелый холодный ком.
— Кто дал вам это задание? — ледяным тоном спросил он, с трудом выговаривая слова.
Солдат испуганно вздрогнул, вскочил и выронил из рук винтовку. Увидев над собой свирепое лицо командира, он болезненно сморщился и втянул голову в плечи.
— Отвечать! — жутким голосом взревел Ворманн.
— Никто, господин капитан. — Солдат, бледный как полотно, вытянулся по стойке «смирно».
— Какой вы получили приказ?
— Развесить лампы.
— И что вы можете сказать в свое оправдание?
— Ничего, господин капитан.
— Я хочу знать, о чем вы думали, когда действовали как настоящий вандал, а не как солдат немецкой армии. Отвечать!
— О золоте, господин капитан, — покорно признался солдат. Это звучало глупо, он и сам понимал. — Я слышал, будто замок выстроен папой римским, чтобы хранить здесь сокровища. А эти кресты, господин капитан... Они как будто сделаны из золота и серебра. И я просто...
— Вы не выполнили отданный вам приказ, рядовой.
Как ваша фамилия?
— Лютц, господин капитан.
— Значит, так, рядовой Лютц: я вижу, для вас этот день слишком насыщен событиями. Вы не только узнали, что кресты сделаны из меди и никеля, а не из золота и серебра, но также заработали себе право бессменного ночного дежурства на всю неделю. Доложите о полученном взыскании сержанту Остеру, когда закончите с лампами.
Лютц поднял винтовку и, повесив голову, поплелся во двор. Когда Ворманн повернулся к Александру, тот был бледен как смерть и заметно дрожал.
— Эти кресты нельзя трогать! — прошептал перепуганный румын. — Никогда!
— Почему?..
— Потому что так было всегда. В замке ничего нельзя изменять. Потому мы и работаем здесь. И поэтому вам не нужно тут оставаться!
— Хорошая сегодня погода, — ответил Ворманн таким тоном, что стало ясно: разговор окончен. Он сочувствовал старику, но тем не менее должен был выполнять свой собственный долг.
Когда он повернулся и зашагал прочь, вслед ему все еще неслись слова Александру:
— Пожалуйста, господин капитан! Скажите им, чтобы не трогали кресты! Пусть только не трогают кресты!
Как раз это Ворманн решил непременно сделать. И даже не ради Александру. Он и сам не мог понять, почему его охватил такой страх, когда он увидел, как Лютц пытается выломать из стены крест. И это было не просто неприятное ощущение, а настоящий удушливый, леденящий кровь ужас, сжавший все его внутренности. Но он не мог найти ему объяснения.
* * *
Среда, 23 апреля.Время: 03.20
Было уже за полночь, когда Ворманн лег на жесткий походный матрас, расстеленный прямо на полу его комнаты. Он выбрал себе третий этаж башни, чтобы иметь круговой обзор поверх окаймляющих двор стен и в то же время тратить не слишком много сил на подъем. Первая комната служила кабинетом, а маленькая каморка позади нее отводилась под частное помещение. Два передних окна с толстыми деревянными ставнями, представляющие собой узкие прямоугольные отверстия без стекол, выходили на перевал и позволяли видеть все, что творится в деревне. А из задних окон он мог осматривать внутренний двор.
Сейчас все ставни были открыты. Ворманн выключил свет и задержался у передних окон. Вал окутывал легкий туман. Но как только солнце зашло, холодный воздух стал опускаться с горных вершин, смешиваясь с влажным теплом ущелья, и в результате в седловине перевала заструилась извилистая белая река из густого тумана. Луны не было, зато звезды высыпали в таком количестве, как это бывает только в горах. Он мог долго смотреть на них, пытаясь понять сумасшедшую картину Ван Гога «Звездная ночь». Тишину нарушал только рокот дизельных генераторов, временно установленных в дальнем углу двора. В остальном царил полный покой. Ворманн долго стоял у окна и отошел, лишь когда понял, что начинает дремать.
Но едва он лег на матрас, как сон куда-то сразу же улетучился. Мысли побежали во всех направлениях: сегодня холодно, но все-таки не настолько, чтобы зажигать камин... Да и дров пока нет... И летом, наверное, здесь будет не слишком жарко... Хотя с водой проблем нет — в подвале нашли цистерны, наполняемые прямо из подземного источника... Вот только вечные хлопоты с санитарией... И сколько еще придется здесь проторчать?.. Может быть, дать завтра солдатам отоспаться после трудного дня?.. А может, попросить Александру и его сыновей изготовить для них что-нибудь вроде коек, чтобы не спать на голых камнях?.. Особенно, если придется пробыть здесь до осени или зимы... Если война затянется...
Война... Сейчас она где-то немыслимо далеко, словно и нет ее вовсе. А если и есть. то где-нибудь на другой планете или во сне... Мысль о том, чтобы уйти в отставку, вновь вернулась к нему. Днем он не думал об атом, но теперь, в этой тихой густой темноте, когда он остался наедине с собой, эта мысль незаметно выползла из каких-то бездонных глубин, осторожно коснулась его сознания и заставила задуматься.
Сейчас об этом нечего и мечтать — пока страна ведет войну, а он сидит в этой горной пустыне по прихоти берлинских командиров-политиканов. Он знал, что у них на уме: вступай в партию, или мы не пустим тебя на фронт; вступай в партию, или изведем тебя поручениями вроде этого — будешь сторожевым псом в каких-нибудь богом забытых Трансильванских Альпах. Вступай в партию или подавай в отставку...
Может, после войны он и правда уйдет в отставку? Все-таки весной этого года исполнилось двадцать пять лет, как он в армии. А при нынешнем положении дел четверть века — порядочный срок. Как было бы хорошо каждый день проводить дома с Хельгой, заниматься с мальчиками, оттачивать свои способности в рисовании...
И все же... армия так долго была его домом, что он не мог уже так вот запросто заставить себя порвать с этим прошлым. К тому же в глубине души Ворманн верил, что немецкая армия переживет нацистов. А если быть честным до конца, то и желал этого всем своим сердцем. Только бы он сам смог продержаться...
Ворманн открыл глаза и уставился в темноту. Хотя противоположная стена сейчас пряталась в густой тени, он почти что видел кресты, вставленные в толщу плит. Он давно уже не был религиозен, но их присутствие все равно действовало успокаивающе.
И сразу же вспомнился инцидент в коридоре. Как он ни пытался, ему так и не удалось до конца стряхнуть с себя весь тот ужас, что охватил его при виде солдата — как же его фамилия? Кажется, Лютц... — который штыком пытался выдолбить крест из стены.