Кэмпфер промолчал. Ему и безо всяких исследований было ясно, что солдаты уже мертвыми вошли в его комнату. Он понял это еще в тот момент, когда фонарь осветил их жуткие лица.
   Ворманн встал и подошел к двери.
   — Все. Я сообщаю своим, что с рассветом мы уезжаем.
   — Нет! — Слово само сорвалось с языка и прозвучало гораздо громче, чем майору хотелось бы.
   — А ты что, собираешься здесь оставаться? — на ходу спросил Ворманн. Лицо его было очень усталым.
   — Я должен выполнить свою миссию.
   Капитан остановился и с плохо скрываемым раздражением повернулся к Кэмпферу.
   — Но ты не можешь этого сделать! Ты проиграешь! Неужели тебе самому еще не ясно?
   — Пока мне ясно только, что надо выбрать другую тактику.
   — Да какая, к чертям, тактика! Нужно быть полным идиотом, чтобы после всего случившегося остаться здесь хоть на сутки!
   «А я и не горю желанием оставаться, — подумал Кэмпфер. — Мне не меньше других охота убраться отсюда...» И при любых иных обстоятельствах он сам первый отдал бы приказ покинуть это место, но сейчас поступить так не мог. Он должен решить эту проблему раз и навсегда, прежде чем уедет отсюда. Ведь если он провалит это задание, чего так ждут десятки его коллег, которые спят и видят себя на комендантском месте в Плоешти, то конкуренты тут же отвоюют у него это заветное назначение. Поэтому надо любой ценой добиться здесь успеха. Если нет, то он так и останется в задних рядах, навсегда прикованный к какой-нибудь эсэсовской конторе. А другие в это время будут править миром.
   Но для этого ему нужна была помощь Ворманна. Он должен заручиться его поддержкой хотя бы на несколько дней, пока решение не будет найдено. А потом он отдаст капитана под суд за самовольное освобождение арестованных.
   — Так что ты об этом думаешь, Клаус? — вкрадчиво спросил эсэсовец.
   — О чем? — не понял Ворманн. Он говорил коротко и резко.
   — Об убийствах. Кто... или что все это делает?
   Ворманн снова сел, лицо его приняло озабоченный вид.
   — Не знаю... И, кажется, не хочу больше знать. У меня в подвале собралось уже восемь трупов, и мы должны позаботиться о том, чтобы их число не увеличивалось.
   — Но послушай, Клаус. Ты ведь находишься здесь уже целую неделю!.. Должны же у тебя быть хоть какие-то соображения. — «Продолжай говорить, — сказал сам себе Кэмпфер. — Чем дольше ты будешь говорить, тем дольше сможешь не возвращаться в свою жуткую спальню...»
   Ворманн пожал плечами.
   — Солдаты, например, считают, что это вампир.
   О, Господи! Вампир!.. Только такого бредового разговора ему сейчас и не хватает! Тем не менее майор постарался, чтобы на лице его сохранялось спокойное и дружелюбное выражение.
   — И ты с этим согласен?
   — На прошлой неделе... Да какое там! — еще три дня назад — я бы ответил «нет». А теперь я и сам уже не уверен. Я вообще больше ни в чем не уверен... Но даже если это и вампир, то совсем не такой, о которых мы читали в книжках. Или видели в кино. Однако я твердо знаю, что убийца не может быть человеком.
   Кэмпфер попытался припомнить, что ему известно о вампирах. Может быть, эта тварь, которая убивает солдат, действительно пьет их кровь? Кто знает... Их шеи были сильно повреждены, и много крови растеклось по одежде, так что потребуется целая медицинская лаборатория, чтобы выяснить, вся ли кровь осталась на месте. Когда-то в детстве ему удалось посмотреть старый, еще немой, фильм «Носферату», а потом американский вариант «Дракулы» с немецкими субтитрами. Но это было очень давно, и тогда мысль о вампирах показалась ему просто смешной, какой, впрочем, она и должна казаться. Но теперь... Не может быть, чтобы по замку бродил столетний славянин с крючковатым носом и в старинной графской одежде. И тем не менее, в подвале лежат восемь трупов... Однако Кэмпфер, как ни старался, не мог представить себе немецких солдат, вооруженных кувалдами и осиновыми колами.
   — Мне кажется, здесь надо плясать «от печки», — сказал майор, чувствуя, что мысли заходят в тупик. — Пора обратиться к источнику.
   — А где это?
   — Не «где», а «кто». Я хочу выйти на владельца этого замка. Ведь крепость выстроили с какой-то целью и поддерживают в постоянном порядке. А для этого должна быть причина.
   — Александру и его сыновья не знают владельца.
   — Или говорят, что не знают.
   — А зачем им лгать?
   — Сейчас все лгут. Кто-то им должен платить.
   — Деньги присылают владельцу гостиницы, а он передает их Александру.
   — Значит, допросим владельца гостиницы.
   — Заодно можно попросить его и перевести слова на стене.
   Кэмпфер удивленно поднял брови:
   — Какие слова? На какой стене?
   — Там, внизу, где убили твоих солдат. Там что-то написано на стене их кровью.
   — По-румынски?!
   Ворманн пожал плечами.
   — Не знаю. Я даже буквы не смог разобрать, не то что целые слова.
   Майор как ужаленный вскочил со стула. Наконец что-то есть!..
   — Я хочу немедленно заняться трактирщиком!
* * *
   Владельца гостиницы звали Юлью.
   Это был полный мужчина лет шестидесяти с лысиной на макушке и густыми закрученными усами. Его толстые щеки, не видевшие бритвы по меньшей мере неделю, тряслись от холода, пока он в одной ночной рубашке стоял в коридоре замка возле двери, за которой недавно томились арестованные крестьяне.
   «Совсем как в старые добрые времена», — думал Кэмпфер, рассматривая его из глубины затемненной Комнаты. Он снова начинал приходить в боевое расположение духа. Испуганный и растерянный вид румына заставил майора вспомнить былые годы, когда он работал в Мюнхене. По утрам они поднимали с постелей лавочников-евреев, избивали их на глазах всей семьи и с удовольствием наблюдали, как те трепещут от ужаса и холода в густом предрассветном тумане.
   Но владелец гостиницы не был евреем.
   Впрочем, это не имело большого значения. Еврей, цыган, масон, румынский трактирщик — какая разница! Для Кэмпфера сейчас важно было другое — признание подследственного в убийствах и те эмоции, которые вызывает в нем сама процедура допроса. Ведь если человек чувствует, что ему полагается место в этом мире, его необходимо срочно разуверить в этом. Задержанный должен знать, что, когда майор рядом, ни о какой безопасности не может быть и речи.
   Сперва он мучил старика направленным светом, пока ему самому это не надоело. Потом Юлью привели на то место, где погибли эсэсовцы. Из гостиницы принесли все тетради и книги, которые хоть чем-то походили на журналы регистрации, и свалили все это в огромную кучу в углу бывшей камеры. Взгляд румына то спотыкался о надпись на стене, то опускался к полу, то шарил по лицам четырех солдат, поднявших его среди ночи, потом снова упирался в засохшую кровь на полу. Кэмпферу трудно было смотреть на эти кровавые следы. Каждый раз он вспоминал изувеченные шеи двоих солдат, стоявших перед его кроватью.
   Когда майор начал чувствовать, что пальцы у него деревенеют несмотря на толстые кожаные перчатки, он вышел наконец из своего темного угла и предстал перед Юлью. При виде эсэсовского офицера старик с ужасом попятился и чуть не споткнулся о гору журналов.
   — Кто владеет замком? — безо всяких предисловий непринужденно спросил Кэмпфер тихим вкрадчивым голосом.
   — Я не знаю, господин офицер.
   Он ужасно говорил по-немецки, но все же это было лучше, чем искать переводчика. Кэмпфер ударил его по щеке перчаткой. Он еще не чувствовал злобы; просто это была обычная методика допроса.
   — Кто владеет замком? — так же спокойно повторил он.
   — Не знаю!
   Майор снова ударил его.
   — КТО?!
   На этот раз Юлью заплакал, на губах показалась кровь. Это было хорошим знаком — такой долго не выдержит.
   — Я, правда, не знаю! — взмолился он.
   — Кто дает тебе деньги, чтобы платить людям, работающим здесь?
   — Курьер.
   — От кого?
   — Не знаю. Он не говорит. Наверное, из банка. Он приезжает сюда два раза в год.
   — Значит, ты подписываешь ордер или чек для оплаты. От кого эти чеки?
   — Я подписываю письмо. Там наверху написано, что оно из швейцарского Средиземноморского Банка. В Цюрихе.
   — Какими деньгами он рассчитывается?
   — Золотом. Золотыми монетами по двадцать левов. Я плачу Александру, а он уже раздает сыновьям. Так было всегда.
   Кэмпфер наблюдал, как Юлью вытирает глаза и постепенно успокаивается. Наконец-то в его цепочке появилось первое звено! Теперь он свяжется с внешней разведкой СС, и они выяснят, кто направляет из Цюриха курьера с деньгами для владельца гостиницы в Трансильванских Альпах. Потом СД выйдет на владельца счета, а там уж — и на хозяина замка.
   А что потом?..
   Этого Кэмпфер еще не знал, но пока события должны развиваться именно так. Он повернулся и уставился на слова, выведенные на стене. Кровь Флика и Вольца, которой они были написаны, уже засохла и теперь стала буро-коричневой. Некоторые буквы были написаны или неаккуратно, или он просто никогда таких раньше не видел. Другие еще можно было узнать. Но в целом слова оставались непонятными. И все же в них должен был заключаться какой-нибудь смысл:
   ТОЖИК ОСТАВИТЕ НАШ ДОМ
   Кэмпфер кивком указал на стену.
   — Что здесь написано?
   — Я не знаю, господин офицер! — Юлью весь сжался, чтобы не видеть сверкающей голубизны глаз майора. — Прошу вас... Я правда не знаю!
   По выражению лица Юлью и по его голосу Кэмпфер понял, что тот действительно ничего не знает. Но это не имело большого значения. Все равно румына надо как следует потрепать, сломать, довести до предела, чтобы он, хромая, вернулся к своим товарищам и рассказал им о страшном и беспощадном обращении, которое он испытал на себе, имея дело с офицером в черной форме. И тогда они поймут, что пока не поздно им надо дружно и сообща изо всех сил стараться помочь СС.
   — Врешь! — заорал он и сильно ударил Юлью кулаком в лицо. — Здесь написано по-румынски! Я хочу знать, что именно!
   — Это только похоже, что по-румынски, господин офицер, — застонал старик, приседая от страха и боли. — Но это не так. Я не знаю, что тут написано!
   Это вполне соответствовало тому, что Кэмпфер и сам успел уже выяснить с помощью карманного разговорника. Он старательно изучал Румынию и румынский язык с того дня, как узнал, что сможет участвовать в проекте Плоешти. И к настоящему времени довольно неплохо понимал диалект дако, надеясь в ближайшем будущем вполне сносно на нем объясняться. Майор не хотел, чтобы румыны, с которыми ему предстоит работать, могли обмениваться при нем фразами, смысл которых оставался бы для него непонятным.
   Но в стране было еще три основных диалекта, сильно отличавшихся друг от друга. Слова же, написанные на стене, казалось, не принадлежали ни к одному из них. Старый Юлью — а он, вероятно, единственный грамотный человек во всей деревне — и то не смог их прочесть. И теперь ему придется горько пожалеть об этом.
   Кэмпфер отвернулся от румына и четверки своих солдат. Он ни к кому конкретно не обращался, но слова его были сразу же поняты:
   — Научите его искусству перевода.
   Через секунду мучительной тишины раздался сдавленный крик и тяжелый звук падающего тела. Ему не надо было оборачиваться, чтобы представить себе всю картину. Один из солдат, очевидно, сильно ткнул старика прикладом в живот, и тот упал на колени. И теперь они будут сапогами искать самые чувствительные места его тела. А их они знали прекрасно.
   — Хватит! — внезапно прозвучал чей-то голос, и Кэмпфер тут же узнал его: Ворманн!..
   Взбешенный таким наглым вмешательством, майор резко повернулся к нему с гримасой ярости на лице. Это уже прямое неподчинение! Вызов! Но едва открыв рот, чтобы поставить капитана на место, он заметил, что тот держит палец на спусковом крючке пистолета. Конечно, он не осмелится выстрелить. И все же...
   Солдаты смотрели на своего командира, не зная, как поступить. Кэмпферу очень хотелось приказать им продолжить, но он был не в силах заставить себя говорить. Тяжелый взгляд Ворманна и непредсказуемость его поведения разом остудили весь пыл майора.
   — Этот румын отказался с нами сотрудничать, — попытался объяснить он.
   — И поэтому вы считаете, что избить его до беспамятства, если не до смерти, — самый верный способ получить то, что вам нужно? Как умно!.. — Ворманн подошел к Юлью, мягко оттолкнув солдат, будто те были неодушевленными предметами. Он внимательно оглядел владельца гостиницы, потом пристально посмотрел на каждого из солдат.
   — Так вот каким образом немецкие воины борются за славу Отечества!.. Я думаю, ваши матери и отцы стали бы очень гордиться вами, если бы увидели, как вы избиваете вчетвером безоружного старика. Какая отвага!.. Почему бы вам не пригласить их посмотреть? А может быть, вы и их уже успели избить, когда последний раз были дома?
   — Хочу предупредить вас, капитан, — начал Кэмпфер, но Ворманн уже отвернулся, переключив все внимание на владельца гостиницы.
   — Так что вы нам можете сообщить о замке, чего мы еще не знаем?
   — Ничего, — всхлипывая, ответил с пола Юлью.
   — Какие-нибудь слухи, легенды, страшные истории?..
   — Я прожил здесь всю жизнь, но ничего такого не слышал.
   — А никаких смертей в замке раньше не было? Никогда?
   — Никогда.
   Тут Кэмпфер увидел, что в глазах старика засветилась надежда, будто он вдруг придумал, как выбраться отсюда живым.
   — Постойте, я, кажется, знаю, кто сможет вам помочь. Мне бы только заглянуть в мои записи... — Он указал на кучу сваленных книг.
   Ворманн кивнул. Юлью подполз на коленях к пыльному вороху и выбрал оттуда одну потрепанную грязную тетрадь в матерчатом переплете. Быстро просмотрев десяток страниц, он вскоре отыскал нужную запись.
   — Вот! За последние десять лет он трижды приезжал сюда, и каждый раз вместе со своей дочерью. Это большой человек в бухарестском университете. Он специалист как раз по истории наших мест. Но каждый раз ему было все хуже — он сильно болен.
   Кэмпфер заинтересовался:
   — А когда он был здесь последний раз?
   — Пять лет назад. — Юлью вздрогнул и подался в сторону от майора, услышав звук его голоса.
   — Что значит «сильно болен»? — спросил Ворманн.
   — Последний раз он почти не ходил. Только с помощью двух костылей.
   Ворманн взял в руки засаленную тетрадь.
   — И кто он такой?
   — Профессор Теодор Куза.
   — Будем надеяться, что он еще жив, — вздохнул капитан, передавая книгу Кэмпферу. — Я думаю, в Бухаресте есть ваши люди, которые быстро установят, где он находится. Нам лучше не терять сейчас времени.
   — Я никогда не теряю времени, — надменно ответил Кэмпфер, пытаясь вновь держаться на высоте после недавней стычки из-за румына. Уж этого он Ворманну ни за что не простит!.. — Если вы выйдете во двор, то увидите, что мои люди уже начали разбирать кладку стен. И я надеюсь, что ваши солдаты без промедления v ним присоединятся. Пока мы будем запрашивать СД насчет банка и искать в Бухаресте профессора Кузу, наши бойцы разберут по камню все это сооружение. Потому что если мы не получим нужной информации от профессора или из Цюриха, то лучше всего будет уничтожить в крепости все места, где только можно спрятаться.
   Ворманн равнодушно пожал плечами.
   — Все лучше, чем спокойно сидеть и ждать, пока тебя убьют. Я прикажу своему сержанту согласовать с вами план работ и уточнить детали.
   Он повернулся, помог Юлью встать и подтолкнул его к выходу со словами:
   — Я буду идти за вами и прослежу, чтобы часовые вас выпустили.
   Но владелец гостиницы почему-то замешкался и, наклонившись к капитану, что-то тихо сказал ему на ухо. Ворманн расхохотался.
   Кэмпфер почувствовал, как краска бросилась к его лицу. Они наверняка говорят о нем, унижают его! Тут он не мог ошибиться.
   — Что вас так рассмешило, капитан? — рявкнул эсэсовец.
   — Этот профессор Куза, — ответил Ворманн, все еще улыбаясь, — тот самый человек, который, кажется, знает, как нам с вами остаться в живых... — он еврей!
   Новый взрыв смеха потряс помещение, когда капитан выходил в коридор.

Глава одиннадцатая

   Бухарест.
   Вторник, 29 апреля.
   Время: 10.20
   Грубый нетерпеливый стук в дверь, казалось, сорвет ее с петель.
   — Открывайте!
   Несколько секунд Магда не могла произнести ни слова, а потом дрожащим голосом все же спросила:
   — Кто там? — Хотя это и так уже было ясно.
   — Немедленно открыть!
   Девушка в мешковатом свитере, длинной юбке и с распущенными волосами остановилась у двери. Она растерянно посмотрела на отца — тот сидел за столом в своей старой инвалидной коляске.
   — Лучше впусти их, — сказал он со спокойствием, которое стоило ему больших усилий — она видела это. Выражение его лица не изменилось, но в глазах стоял страх.
   Магда повернулась к двери. Одним движением руки она отодвинула засов и распахнула дверь, тут же отпрянув в сторону, словно дверь могла укусить ее. И хорошо, что она так сделала, потому что как только дверь отворилась, в нее ввалились два дюжих солдата Железной Гвардии при полном параде и с винтовками наготове.
   — Здесь живет Куза, — сказал один из них. Это был вопрос, но прозвучал он как утверждение, чтобы никто из присутствующих не посмел возразить.
   — Да, — ответила Магда, отступая назад, к отцу. — Что вы хотите?
   — Нам нужен Теодор Куза. Где он? — Солдат внимательно осмотрел Магду.
   — Это я, — ответил профессор.
   Магда стояла рядом и, как бы пытаясь защитить его, положила руку на спинку кресла-каталки. Ее била нервная дрожь. Они с ужасом ждали этого дня и втайне надеялись, что он никогда не наступит. Но сейчас было очень похоже, что их собираются увезти в какой-нибудь лагерь для переселенцев, где отец не выдержит и одной ночи. Они давно уже чувствовали, что антисемитский дух начинает превращаться в реальный кошмар и здесь, как это совсем недавно случилось в Германии.
   Солдаты снова посмотрели на профессора. Тот, который стоял позади и, вероятно, был здесь старшим, теперь выступил вперед и достал из кармана какую-то бумагу. Он заглянул в нее, потом снова уставился на профессора.
   — Вы не можете быть Кузой. Ему пятьдесят шесть. А вы уже слишком старый.
   — И тем не менее, это я.
   Солдаты с недоверием посмотрели и на Магду.
   — Это так? Это тот самый профессор Теодор Куза, который раньше работал в бухарестском университете?
   Магда была напугана до смерти, у нее перехватывало дыхание, и она не могла говорить, поэтому только кивнула.
   Солдаты топтались на месте, очевидно, не зная, как им поступить.
   — Чего вы от меня хотите? — с видимым спокойствием спросил профессор.
   — Мы должны отвезти вас на вокзал и сопровождать до Кымпины, где вас встретят представители Третьего Рейха. Оттуда...
   — Немцы? Но зачем?..
   — Вопросов не задавать! Оттуда...
   — Значит, они сами ничего не знают, — услышала Магда тихий голос отца.
   — ...вы будете доставлены на перевал Дину. Профессор был удивлен не меньше, чем его дочь, но постарался не подать виду.
   — Я бы рад вам помочь, господа, — сказал он, растирая пальцы в неизменных перчатках, — потому что мало есть в мире таких восхитительных мест, как перевал Дину. Но как вы можете видеть, я сейчас слишком слаб для этого.
   Солдаты стояли в нерешительности, с сомнением глядя на старика в кресле. Магда чувствовала их замешательство. Отец был похож на живой скелет с тонкой, натянутой и высохшей, как у мертвеца, кожей; его лысеющий череп окаймляли редкие пряди седых волос, а пальцы были уродливо скрючены, что бросалось в глаза даже через перчатки; руки и шея стали настолько худыми, что, казалось, на костях нет и намека на мышцы. Он выглядел невероятно хрупким, слабым и больным. На вид ему смело можно было дать лет восемьдесят. А в бумагах значилось найти и доставить мужчину пятидесяти шести лет.
   — И все-таки вам придется поехать, — отрезал старший.
   — Но он не может! — воскликнула Магда. — Он не вынесет такого пути!
   Солдаты переглянулись. Их мысли нетрудно было прочесть: им приказали разыскать профессора Кузу и как можно быстрее доставить его на перевал Дину. И, очевидно, живого. А человек, который сидел перед ними, едва ли сможет добраться и до вокзала.
   — Если за мной будет все время ухаживать моя дочь, — вдруг послышался твердый голос отца, — то, скорее всего, я смогу поехать.
   — Нет, папа! Тебе нельзя! — «О Боже! Зачем он это сказал?..»
   — Послушай, Магда... Этим людям все равно надо меня забрать. И чтобы я выжил, ты должна будешь поехать со мной. — Он внимательно посмотрел на нее. В глазах его была решимость и приказ. — Ты должна это сделать.
   — Да, папа. — Она не могла еще понять, что он задумал, но чувствовала, что ей надо повиноваться. Все-таки, это ее отец. Ему виднее...
   Он еще раз со значением посмотрел на нее.
   — Ты понимаешь, дорогая моя, куда мы направляемся?
   Он явно пытался ей что-то сказать, как-то направить ход ее мыслей. И тут она вспомнила свой недельной давности сон и то, что чемодан с вещами так и стоит у нее под кроватью.
   — На север!..
* * *
   Оба конвоира расположились в вагоне через проход и тихо беседовали, время от времени раздевая взглядами Магду. Профессор сидел возле окна, сложив руки на коленях. Поверх матерчатых перчаток он надел еще кожаные. За окном проносились грязные пригороды Бухареста. Впереди лежал долгий путь в пятьдесят три мили: тридцать пять миль на поезде до Плоешти, потом еще восемнадцать — до Кымпины. А дальше дорога станет еще труднее. Магда молилась, чтобы отец выдержал этот путь.
   — Ты знаешь, почему я заставил их взять и тебя тоже? — как всегда очень спокойно спросил он.
   — Нет, папа. Я вообще не понимаю, зачем мы им там понадобились. Ты вполне мог бы избежать этого путешествия. Они позвали бы своих начальников, и те сразу же убедились бы, что никуда ты ехать не можешь.
   — Это им все равно. Я, конечно, не вполне здоровый человек, но и не такой уж ходячий труп, каким кажусь с первого взгляда.
   — Не говори так!
   — Брось, Магда. Я давно уже перестал себя обманывать. Когда врачи говорили, что у меня просто ревматический артрит, я уже знал, что это не так. И оказался прав: моя болезнь значительно хуже. Но я примирился с ней. Надежды нет, и времени осталось очень мало. Поэтому надо использовать его с толком.
   — Все равно нельзя было позволять им взять и увезти тебя в горы!
   — А почему бы и нет? Я всегда любил перевал Дину. В этом месте даже умирать будет приятнее, чем в любом другом. А меня они все равно забрали бы. Раз им сказано привезти кого-то, то они обязательно привезут, пусть даже в гробу. Но ты все-таки понимаешь, почему я потребовал взять и тебя?
   Магда задумалась. Отец был «от бога» преподавателем и любил поиграть в Сократа — он задавал один вопрос за другим, и таким образом подводил собеседника к нужному выводу. Магде это часто казалось скучным, и она старалась побыстрее найти верный ответ. Но сейчас была не та ситуация, когда можно тратить время на такие загадки. Да и нервное напряжение не давало ей как следует сосредоточиться.
   — Чтобы у тебя была нянька, — огрызнулась она. — Зачем же еще! — И тут же пожалела о своих словах.
   Но отец, казалось, их даже не заметил. Он слишком хотел дать ей что-то понять и был так сильно поглощен этим, что обидеться просто не успел.
   — Да, — сказал он, понижая голос. — Я хочу, чтобы именно так они и подумали. Но на самом деле в горах у тебя будет шанс сбежать из этой страны! Ты приедешь со мной на перевал, а потом при первой же возможности убежишь и спрячешься где-нибудь в долине.
   — Нет, папа! Даже не думай об этом.
   — Послушай меня! — Он зашептал ей прямо в ухо. — Такого случая может больше и не представиться. Мы ведь часто бывали в Альпах. Ты хорошо знаешь эти места. А уже наступает лето, и ты сможешь довольно долго скрываться там, а позже уйдешь на юг.
   — Но куда?
   — Не знаю; все равно куда! Просто надо убираться из этой страны. И вообще из Европы! Поезжай в Америку, в Турцию, в Азию!.. Куда угодно, только уезжай!
   — Да уж, представляю себе: женщина путешествует одна в военное время... — Магда старалась говорить без иронии; ей не хотелось, чтобы голос звучал насмешливо. Просто отец слишком напуган и не отдает отчета в своих словах. — И ты серьезно считаешь, что мне удастся далеко уйти?
   — Но ты должна попробовать! — У него затряслись губы.
   — Папа, что с тобой?
   Он долго не отвечал и смотрел в окно, а когда снова заговорил, его было еле слышно.
   — С нами все кончено... Они собираются стереть нас с лица земли.
   — Кого?
   — Нас — евреев! В Европе для нас нет больше места. Так, может быть, где-то в других краях...
   — Да не будь ты таким...
   — Но это же правда! Только что капитулировала Греция... Ты понимаешь, что с тех пор, как полтора года назад они напали на Польшу, у них не было ни одного поражения? Никто не смог противостоять им дольше шести недель! И ничто их не остановит... А тот маньяк, который ими руководит, явно задался целью извести нас по всей земле. Ты слышала о том, что творится в Польше? — скоро так будет везде! Конец румынских евреев не за горами; он немного задержался только из-за того, что предатель Антонеску и Железная Гвардия никак не перегрызут друг другу горло. Но, похоже, за последнее время они как-то уладили свои разногласия, так что ждать осталось самую малость.
   — Нет, папа, ты не прав, — завертела головой Магда. Ее пугали такие слова. — Румынский народ не допустит этого.
   Отец повернулся к ней с болезненной гримасой на лице. Глаза его нервно сверкали.