— А что скажет Питер?
— А ты ему тоже пока не говори. Пусть сначала окажется его капитаном. Там увидим, что из этого выйдет.
Джерри третий раз дернул бороду.
— Впервые участвую в заговоре против капитана, — сказал он наконец. — А он не открутит нам головы?
— Ну, безголовая дочь его, может быть, и устроила бы, но посуди сам, зачем ему безголовый штурман?
— Звучит не слишком обнадеживающе, — уныло сказал Джерри. — Ты-то, значит, рискуешь только головой, а я — еще и местом штурмана впридачу.
— Ну, Джерри, тебе-то он по старой дружбе еще и не то простит. А вот мне каково? Меня — представляешь? — он вос-пи-ты-ва-ет!
— Человек, который взялся воспитывать такую дочь, как ты, попадет прямо в рай хоть с целой сотней побочных детей на шее, — проворчал Джерри. — Ну, ладно. Где мне его искать? И, кстати, он такой же непутевый, как ты?
— Хуже в тыщу раз, — весело сказала Бесс. — А искать его не надо, сам придет. Я позабочусь.
— Бедняга, — проворчал Джереми Питт, забыв уточнить, кого он имеет в виду.
Попращавшись с Джереми, Бесс выбралась на палубу. Папенька с дядей Оглом все еще обнюхивали мушкеты в оружейной, и Бесс, поджидая их, присела на бухту новенького каната. Неподалеку группа молодых матросов оживленно обсуждала какие-то сплетни. Похоже, в связи с появлением на корабле таинственного Хозяина, здесь с новой силой вспыхнули слухи о грядущей судьбе «Дельфина». Насколько поняла Бесс, общественное мнение склонялось к вольным операциям в модных ныне водах Индийского океана.
— Если уж мы будем плавать у Мадагаскара, то хорошо бы переименовать наш бриг… как нибудь эдак, на местный манер.
— Да? Ты хочешь сказать, что умеешь говорить по мальгашски?
— Ну, я-то нет, но я встретил парня, который знает, как по ихнему будет «птица». Чем не имя для корабля?
— «Птица»? Неплохо. И как это будет звучать?
— «Воо-роо-на» note 30.
— Ну да. И поплывем мы на нем в лагуну Маданга. Там как раз есть остров Каркар!note 31 Из оружейной показался явно недовольный Блад, и матросов смело с палубы.
— Мне еще нужно обсудить кое-что с Джереми, — сказал он. — Видишь ли, если мне придется уходить… в свободное море… я уже не смогу появиться на Ямайке. Я обещал Джереми, что тогда высажу его на Канарах… чтоб хоть он смог вернуться к своим. И тогда ты поедешь с ним. И не спорь! Разумеется, это все в крайнем случае. Мы еще обсудим подробности. Да. А мушкеты и правда дрянь. Ну, я ему…
Наилучшим выходом из создавшегося положения было бы найти приличное место в каком-нибудь знатном и богатом доме. Однако Диего прекрасно понимал, что без рекомендательных писем это совершенно невозможно. Другой путь, и самый обычный, по которому мог бы пойти кабальеро, — это завербоваться в солдаты. Причем здесь не было бы помехи даже в том, что он находился в чужой стране. Иностранные наемники были делом обычным во все времена, и не считалось зазорным, если они сражались даже и против соотечественников. Диего, однако, почему-то не улыбалась мысль сражаться где-то на испанской земле с испанскими же солдатами — затем, чтобы испанскую корону надел не один, а другой чужак. Дурацкая щепетильность сильно сужала круг поисков. Можно было попробовать завербоваться в какой-нибудь полк, квартирующий в Лондоне. Однако Диего быстро уяснил, что, по большей части, все это — гвардейские полки, где отнюдь не жаждут приютить испанского юнца неизвестного происхождения и без гроша в кармане. Оставался флот, но недаром же ходила поговорка — «лучше болтаться в петле, чем служить на флоте». К тому же флот стоял у причалов — лезть в зимнее штормящее море не хотел никто. Дело осложнялось тем, что даже и найденный заработок — случись вдруг такое чудо — еще не решил бы всех проблем. Если бы не война, можно было бы попросту отработать проезд в Испанию; но — увы! Ни с Испанией, ни с Францией, как тонко отметил недавно некий губернатор, официального сообщения не было. Возможно, мрачно думал Диего, такой прожженый авантюрист, как губернатор Блад, легко нашел бы обходные пути; ему же ситуация казалась неразрешимой. Как проклятый, ходил он по кругу между причалами и казармами, и скудная его наличность явно должна была кончиться раньше, чем эти хождения.
Воскресным утром Диего зашел в церковь. Ведь матушка никогда не пренебрегала этим долгом, думал он, а он — когда он в последний раз был в церкви? Еще в Картахене… не считая служб на галеоне, который все же не церковь… И не отсюда ли все его проблемы? Матушка когда-то говорила, что думать в церкви — значит, просить совета у Бога, а ему, видит Бог, нужен совет. К счастью, протестантские еретики не посмели закрыть все католические храмы. Диего выслушал мессу, но совета не получил. Возможно, потому, что сам не вполне понимал, какого совета он просит, а может, он просто не сумел задать вопрос — ему вообще не удавалось сосредоточиться.
Грустный и стиснутый толпой, Диего направился вместе со всеми к выходу. У самых дверей его кто-то толкнул, и тотчас же позади закричали: «Держи вора!» Диего поспешно прижал рукой карман с жемчужиной и рванулся вперед, стремясь поскорее покинуть толпу. Новый крик: «Держи вора!» раздадся уже где-то рядом.
— У меня украли часы! — истерично вскрикнула дама в нарядной накидке. шедшая вплотную к нему. Диего обернулся.
В это время толпа миновала выход, и стало несколько просторнее.
— Да вот же он, вот!
— Держи вора!
Диего понял, что говорят о нем, только когда чьи-то пальцы вцепились в его рукав. Он отчаянно дернулся.
— Держи вора!
— Держи!
Теперь кричали со всех сторон. Диего ужом проскользнул между двумя кинувшимися наперерез джентльменами, счастливо избежал подножки дюжего кучера, ударил головой в грудь тощего приказчика и понесся прочь. Значительная часть толпы кинулась за ним. К преследователям присоединялись зеваки и прохожие. Диего летел так, как никогда в жизни.
«Видит Бог! Я не боюсь… почти. Я не боюсь смерти, но… Что они со мной сделают прежде, чем поймут свою ошибку? А ты уверен, что они поймут? Захотят? Ньюгейт! Виселица! Он решит, что…» Диего удалось несколько опередить преследователей. Ему очень хотелось сбавить шаг — долго бежать с такой скоростью было немыслимо — но ужасный крик: «Держи вора!» не отставал. Улица впереди разделялась, и Диего на секунду замешкался.
— Не беги туда, сцапают! — раздался вдруг рядом спокойный и даже веселый голос, и Диего почувствовал, как цепкие пальцы ухватили его за рукав. Он обнаружил, что его увлекают в узкую щель между домами. Через несколько секунд они были на соседней улице. Спаситель Диего свернул, затем — опять свернул, и после этого пошел хотя и быстро, но совершенно спокойно. Тут только Диего смог разглядеть его как следует.
Спаситель рост имел невысокий, сложение — хлипкое, глаза — ехидные, нос — картошкой, а рот — ухмыляющийся.
— И что же ты слямзил? — вопросил он.
— Что?!
— Да ты, никак, по-английски не кумекаешь! Ну, спер… стянул… украл!
— Я, собственно, ничего… — растерянно сказал Диего.
— Ну, ты и дурень! Зачем же тогда бежал? В Англии, брат, без суда не вешают. Раз при тебе товара не нашли, то и кражу не докажут. Сперва, правда, избили бы, ну, это хоть и неприятно, да не смертельно… как правило. А ты, я вижу, голоден? Такой взгляд ни с чем не спутаешь. Пойдем, я тебя кое-куда отведу. А что-й то у тебя ремешок висит? Обрезан, никак?
Диего схватился за бок — и обмер. Его еще достаточно новый кошелек с последними монетами бесследно исчез. К счастью, пальцы ощутили привычный бугорок, и Диего перевел дух — до жемчужины вор не добрался.
— Да ты, парень, не хнычь, — подбодрил его незнакомец. — Монеты — дело наживное. А вот мы и пришли.
Домик, куда попал Диего, был таким же чистеньким и аккуратным, как и его хозяйка — совсем уже старая женщина с добрым морщинистым лицом. Беленькие занавесочки, салфетки, неоконченное вязание на кресле — все это создавало непередаваемый уют. Пока Диего отогревался и оглядывался, а чайник — закипал, старушка увела его нового знакомца в другую комнату и прикрыла за собой дверь. Если бы Диего слышал начавшийся за дверью разговор!
— Ну и зачем ты привел сюда этого дурачка, Гейтс?
— А вот послушайте, — отвечал Гейтс, весьма довольный собой. — Есть тут одно местечко, где лежат не на месте несколько тюков хорошего фламандского кружева. Ну, я и решил за ними сходить; да только надо послать вперед кого поплоше — вдруг там сторож будет. Этот лопух подойдет как нельзя лучше. А попадется, так тоже не жалко, раз он не знает никого из наших.
— Ты, Гейтс, и сам дурачок. С чего ты взял, что он согласится? Да и не лучше ли сообщить обо всем чиновнику таможни? Ты выторговал бы для себя фунтов пятьдесят, а то и семьдесят, и это было бы куда спокойнее, чем пытаться потом продать такой опасный товарnote 32.
— Ну, матушка, зачем же довольствоваться полусотней там, где можно заработать по крайней мере триста? Знаете, папаше моему цыганка нагадала, что кто-то в его роду станет богат — так почему бы не я? А этому птенчику я такую историю распишу, он и не поймет ничего, вот увидите!
— И почему это, Гейтс, тебя до сих пор не сцапали? — задумчиво произнесла та, кого Гейтс называл «матушкой».
— Удача! Удача покровительствует смелым — так я слыхал.
— Гордыня! — презрительно молвила «матушка». — Гордыня и глупость! Много вашего брата я перевидала; кое-кто кончил свои дни в Ньюгейте или на плантациях в Виргинии; кое-кто — остепенился и живет припеваючи, но таких мало. А знаешь ли, Гейтс, почему Господь одних наказал, а других пощадил? Гордыня! Будь скромен, разумен и осмотрителен — и Господь оставит тебе возможность раскаяться и зажить честной жизнью. Ну, ладно, — ворчливо заключила старуха, — ты тут посиди пока, а я гляну, годится ли этот цыпленок для дела.
И она, перейдя в соседнюю комнату, принялась потчевать Диего печеньем собственного приготовления, цепко вглядываясь в его лицо и расспрашивая о пустяках.
Входная дверь отворилась, и еще из-за порога послышался оживленный мелодичный голос.
— Вы, матушка, сейчас посмеетесь — какую нелепую ошибку я совершила! — говорила хорошо и даже с некоторой изысканностью одетая дама лет сорока, аристократически отчетливо выговаривая слова. — Такой был красивый кошелек! Я…
Она впорхнула в комнату, в одной руке покачивая пару золотых часов на цепочках, другой же — неся слегка на отлете, словно дохлую мышь, кошелек на длинном ремешке.
— Молли! — предостерегающе воскликнула «матушка». Но было поздно. Диего, узнавший свой кошелек, вскочил стремительно, словно им выстрелили из катапульты.
— Воровка! И это — воровской притон! Вы… вы украли это у меня!
— Где вам удалось подобрать это дитя? — удивленно промолвила дама, разглядывая Диего со снисходительным любопытством. — Мальчик, будь уверен, если бы я знала, что звенит в твоем кошельке, ни за что бы к нему не притронулась! Возьми — мне не нужны эти фартинги! — и она бросила Диего кошелек воистину королевским жестом.
От отвращения Диего вздрогнул.
— От такой, как вы, я не приму даже свою собственность! — вскричал он, ударяя по летящему кошельку сжатым кулаком. Монеты покатились по полу. Дама взвизгнула. Из соседней комнаты выскочил Гейтс.
— Успокойтесь, молодой джентльмен, успокойтесь! Пожалуй, вам лучше уйти, — заботливо говорила старушка, подталкивая ошеломленного Диего к выходу. — Я желаю вам только добра!
Дверь за Диего закрылась.
— Так это вы, миссис Моллиnote 33, стырили кошелек у этого чучела? — веселясь, спросил Гейтс. — А лохмотья с нищих вы еще не заимствуете?
— Как вы вульгарны, Гейтс! — проговорила миссис Молли, поправляя локон и в то же время бросая обеспокоенный взгляд на дверь.
— Нет-нет, он не пойдет за констеблем, этот испанец, — уверенно сказала «матушка». — А если и пойдет — пусть-ка попробует объяснить, откуда у него за обшлагом взялся носовой платок с меткой почтенной миссис Молли Флендерс?
Миссис Молли, ахнув, схватилась за карман. Взгляд, который она послала старушке, был полон восхищения…
Вечером этого дня Диего прибрел на берег Темзы и долго смотрел на воду с мостков. Вода была омерзительно холодной на вид, к тому же он заметил в ней дохлого кота. Диего передернуло, и он удалился. ‚жась в промозглой сырости, парень брел, не зная куда и не разбирая дороги. Сапоги давно и безнадежно промокли, в горле саднило. Мысли привычно вернулись к губернатору Ямайки. Нет, он все-таки правильно сделал: эту ситуацию так и следовало решать — одним ударом… Гордиев узел… Диего усмехнулся: тоже мне, Александр Великий… А ведь он, надо быть честным с собой, чуть было не поддался соблазну — наконец-то иметь отца. Видно, это потому, что он — не настоящий испанец, — зло подумал Диего. — Полукровка. Бастард. Раньше он никогда так не думал о себе. На сердце было привычно тяжело — ну, это потому, что пришлось расстаться с сестрой. Честь дороже, — зло подумал он. Честь. У бастарда. И денег ни песо… то есть ни пенса…
Ну, ничего. Еще не все потеряно — осталась жемчужина. Сорок-пятьдесят гиней — сумма, достаточная, чтобы добраться до Испании и протянуть несколько месяцев. И, дьявол все побери, поступить наконец в университет. И думать обо всем забыть… «Забирай свою жемчужину, сын, и впредь не…» Диего сунул руку в карман — и похолодел. Жемчужины не было, зато в кармане обнаружилась не замеченная ранее дыра. Поспешно сдернув перчатку, Диего продрался сквозь дыру. Слава Создателю! За подкладкой пальцы ухватили знакомый замшевый мешочек, а в нем — нечто твердое и округлое. Рядом было еще что-то… монета… Диего вытащил руку: шиллинг. Он рассмеялся: как мало нужно для радости! Теперь операцию с жемчужиной можно было отложить — по крайней мере, на день, а то и на два… сегодня купить хлеба и сыра, завтра протянуть как-нибудь… нет, сегодня протянуть, а завтра купить хлеба. Без сыра, зато побольше. И за комнату заплатить — а то еще окажешься в тюрьме. А может, там кормят? Ну да, а потом продадут в рабство на плантации… в Новый Свет… к папеньке, на Ямайку. Диего фыркнул. А жемчужина пойдет на уплату судебных издержек. Ну уж, нет. Правильно все-таки, что он ушел. Он был прав, прав, прав. Теперь он свободен.
«Тебе этого делать не следует. По ряду причин,» — ясно сказал внутри голос дона Иларио. Диего выругался сквозь зубы. В конце концов, дон Иларио имел в виду другое.
«В остальном же — я не имею права давать тебе советы,»— с издевкой сказал голос. Это, как понимал теперь Диего, и был явный совет — помнить, что решение может быть не единственным.
«Но я уже решил, — ответил Диего настырному голосу. — А ты помолчи… особенно если не можешь советовать… вовремя.» Голос обиделся и умолк. Диего побрел дальше. Пожалуй, есть сегодня и впрямь не стоит… добраться бы до комнаты. Его, кажется, лихорадило.
Подняв глаза, он вдруг увидел вдалеке на набережной высокую, закрытую плащом фигуру, легко раздвигавшую толпу. Что-то в ней заставило Диего ускорить шаг… затем — побежать. Цепляясь за одежду прохожих ножнами шпаги и полами тяжелого плаща, Диего пробирался вперед так быстро, как мог. Когда расстояние между ними сократилось почти на треть, фигура остановилась у ожидавшей у причала шлюпки, и, перебросившись парой слов с гребцами, спрыгнула вниз. Весла опустились. Шлюпка удалялась, и лица человека, сидевшего теперь на корме, Диего так и не успел увидеть.
Он прислонился к стене. Голова кружилась, и сердце стучало от быстрой ходьбы. Проглянувшее солнце едва заметно грело лицо. Диего проводил глазами шлюпку, скользнул взглядом по лесу мачт и перевел взор на грязное маленькое окно. Прямо за окном высокий рыжий детина прихлебывал эль — горячий, наверное. Это было не такое приличное питейное заведение, куда в плохую погоду заходят порой и женщины среднего достатка и где, под присмотром хозяйки в чистом переднике, шустрые мальчишки разносят посетителям эль в начищенных серебряных кубках. Стол здесь, как догадывался Диего, был давно не скоблен, а кубок должен был быть оловянным, мятым и царапанным, как будто его не раз швыряли в голову собеседника… впрочем, почему «как будто»? Подобные заведения похожи, как родные братья. Даже посетители в них, кажется, одни и те же. Вот в углу, например, наверняка сидит полубезумная старуха, заунывно напевая песенку про бедную крошку Дженни из Ньюгейта. Если ей бросить мелкую монетку, она расскажет вам историю своей жизни… и будет говорить, не замечая, что вы уже ушли. Диего оторвался от стены, еще раз ощупал в кармане шиллинг, вздохнул — и побрел прочь.
Рыжий детина отставил свой эль, вышел на улицу и, старательно пошатываясь, двинулся в том же направлении. Диего его не замечал.
Когда Диего добрался наконец до своей комнаты, его желудок был пуст, как мир до начала Творения. В ушах стоял звон, и он абсолютно не удивился, обнаружив, что у него начались галлюцинации. Галлюцинация сидела на единственной табуретке посреди комнаты, грызла сочное яблоко и морщила нос.
— Сестричка, откуда ты? — осторожно спросил Диего, присаживаясь на край койки. Галлюцинация не исчезла.
— Ну и ап-партаменты ты себе выбрал, братец!
Нет, такое могла сказать только живая Бесс. Но тогда…
— Как ты здесь оказалась?!
— Диего, не петушись. Тебе же еще в севильской тюрьме объясняли — чего хочет женщина, того хочет Бог! Ну а я захотела тебя проведать. Правильно ли я понимаю, что ты не собираешься возвращаться домой?
Чтобы собраться с мыслями, Диего уселся попрочнее и облокотился затылком о стену.
— Видишь ли, Бесс… Кстати, а о… господин губернатор не сможет найти меня тем же способом?
— Тем же — не сможет. За другие — не ручаюсь… Не уходи от ответа.
— Зачем мне возвращаться?! Ну… ну как ты не понимаешь? Мы с… с Его Превосходительством друг другу — чужие люди… Он — английский пират, я — сам не знаю, кто… К тому же, я ему такое наговорил…
— Вот упрямец! Ну за что мне такое наказание!
— За грехи предков, — мрачно отвечал Диего. — Ты разве не знаешь — дети всегда отвечают за грехи отцов. Ну, а он, судя по всему, был великий грешник. Если бы не это, не пришлось бы тебе со мной мучиться.
— Раз ты можешь иронизировать, ты не безнадежен, — спокойно ответила Бесс.
— Ну и что ты собираешься делать, дурья твоя башка?
— Не знаю. В солдаты меня не берут, спрашивал, не нужен ли где юнга — тоже безуспешно. Буду пробовать дальше — может, что и подвернется.
— Ну, если ты согласен быть юнгой…
— Дон Мигель де Сервантес-и-Сааведра… один из моих предков, — не удержался Диего. (Родство это представлялось весьма спорным, но Диего нравилось так думать). — Так вот, он в подобной ситуации писал, что кабальеро не унижает уход за лошадью, поскольку лошадь — животное благородное. Я думаю, что корабль чем-то похож на лошадь…
— Боюсь, ты это себе не совсем верно представляешь, — не слишком уверенно произнесла Бесс. — Но если тебе так легче — что ж… Есть тут у меня один знакомый бриг…
Диего ничуть не удивился тому, что у Бесс есть знакомый бриг — не капитан, не боцман, а именно бриг. Его сестричка и не на такое способна.
— Так вот, я слышала, что юнга там нужен. Ну и?
— Невероятно! Сестрица, ты просто… просто чудо!!
— Тогда все просто. Ты видел на реке бриг «Дельфин»?
— «Дельфин»? Нет, кажется… — неуверенно произнес Диего. Названия кораблей, которые он посещал, вспоминались с трудом.
— Ну, такой весь бело-голубой, и золотой дельфин на носу… Стоит на отшибе, на Вулидж-Рич. Найти не трудно. Там за старшего сейчас штурман, некто Питт. Скажешь ему, что тебя прислала я — вот и все.
— Вот и все? Так, может, сейчас и пойти? Не дай-то, Бог, место окажется занято!
Папенька — прикинула Бесс — как раз был где-то в тех краях — поехал принимать какие-то особенные кремневые мушкеты, без лишней огласки спешно доставленные месье Пьером из Орлеанаnote 34 взамен давешнего барахла. Не хватало еще им там столкнуться.
— А я-то думала, тебе захочется поболтать с сестрой. Угостить меня ужином, в конце-то концов. У меня в кармане целых две гинеи — можно устроить грандиозный пир.
— Заманчиво. Что ж, согласен, — сказал Диего, из последних сил делая вид, будто в подобном предложении нет ничего особенного.
В свою очередь, Диего решил, что, если только все удастся, он и шагу на берег больше не ступит. Теперь ему казалось, что виденная им у реки фигура вне всякого сомнения принадлежала Питеру Бладу. Не хватало еще им там столкнуться.
О том, что он получил сверх этого «сполна» еще и новенькую золотую гинею, хозяин намеренно умолчал. Оборванец, едва-едва набравший мелочи на уплату грошового долга, по какой-то непонятной причине интересовал хорошо одетого джентльмена с уверенными манерами человека, привыкшего командовать. Которого, стоит отметить, сопровождал рыжий дуболом с мордой висельника. Жизнь в этом веселом районе приучила хозяина ко всему, и его осторожность победила его любопытство. Мало ли у кого какие дела? Может, у той девицы тоже пара таких субъектов в кармане. Так что лучше вежливо отвечать на вопросы, не болтая при этом лишнего.
Опасная пара попрощалась и направилась к выходу.
— Ну вот, ушли мои десять фунтов! — огорченно произнес рыжий, оказавшись на улице. — Да еще и от Билли влетит!
— Должно быть, все-таки нашел себе какое-то место.
— Ну, нет, капитан. Я-то знаю, у меня глаз наметан. Парень был все еще на мели. Скорее уж, перебрался в более дешевый угол. Я знаю тут места, где можно неплохо устроиться и за шесть пенсов в день, даже со жратвой. Да посудите сами, капитан, кто же возьмет на борт испанского мальчишку, который, как Билли сказал, толком ничего и не умеет? Разве стаканы в питейной перетирать?
— Вряд ли он сам туда пойдет, — задумчиво сказал Блад. — Что ж, будем надеяться, что он еще всплывет, — добавил он, помолчав. — Ну почему ты его не задержал, дубина ты этакая?!
— Так как же я мог его задержать, коли его невредимым заказывали? — искренне удивился рыжий.
Глава 11
— А ты ему тоже пока не говори. Пусть сначала окажется его капитаном. Там увидим, что из этого выйдет.
Джерри третий раз дернул бороду.
— Впервые участвую в заговоре против капитана, — сказал он наконец. — А он не открутит нам головы?
— Ну, безголовая дочь его, может быть, и устроила бы, но посуди сам, зачем ему безголовый штурман?
— Звучит не слишком обнадеживающе, — уныло сказал Джерри. — Ты-то, значит, рискуешь только головой, а я — еще и местом штурмана впридачу.
— Ну, Джерри, тебе-то он по старой дружбе еще и не то простит. А вот мне каково? Меня — представляешь? — он вос-пи-ты-ва-ет!
— Человек, который взялся воспитывать такую дочь, как ты, попадет прямо в рай хоть с целой сотней побочных детей на шее, — проворчал Джерри. — Ну, ладно. Где мне его искать? И, кстати, он такой же непутевый, как ты?
— Хуже в тыщу раз, — весело сказала Бесс. — А искать его не надо, сам придет. Я позабочусь.
— Бедняга, — проворчал Джереми Питт, забыв уточнить, кого он имеет в виду.
Попращавшись с Джереми, Бесс выбралась на палубу. Папенька с дядей Оглом все еще обнюхивали мушкеты в оружейной, и Бесс, поджидая их, присела на бухту новенького каната. Неподалеку группа молодых матросов оживленно обсуждала какие-то сплетни. Похоже, в связи с появлением на корабле таинственного Хозяина, здесь с новой силой вспыхнули слухи о грядущей судьбе «Дельфина». Насколько поняла Бесс, общественное мнение склонялось к вольным операциям в модных ныне водах Индийского океана.
— Если уж мы будем плавать у Мадагаскара, то хорошо бы переименовать наш бриг… как нибудь эдак, на местный манер.
— Да? Ты хочешь сказать, что умеешь говорить по мальгашски?
— Ну, я-то нет, но я встретил парня, который знает, как по ихнему будет «птица». Чем не имя для корабля?
— «Птица»? Неплохо. И как это будет звучать?
— «Воо-роо-на» note 30.
— Ну да. И поплывем мы на нем в лагуну Маданга. Там как раз есть остров Каркар!note 31 Из оружейной показался явно недовольный Блад, и матросов смело с палубы.
— Мне еще нужно обсудить кое-что с Джереми, — сказал он. — Видишь ли, если мне придется уходить… в свободное море… я уже не смогу появиться на Ямайке. Я обещал Джереми, что тогда высажу его на Канарах… чтоб хоть он смог вернуться к своим. И тогда ты поедешь с ним. И не спорь! Разумеется, это все в крайнем случае. Мы еще обсудим подробности. Да. А мушкеты и правда дрянь. Ну, я ему…
* * *
Все двенадцать дней, прошедших с тех пор, как он покинул дом губернатора Блада, Диего провел в неустанных трудах. Правда, нельзя сказать, что он провел их с пользой. Найти средства на жизнь и будущий отъезд в Испанию не удавалось никак.Наилучшим выходом из создавшегося положения было бы найти приличное место в каком-нибудь знатном и богатом доме. Однако Диего прекрасно понимал, что без рекомендательных писем это совершенно невозможно. Другой путь, и самый обычный, по которому мог бы пойти кабальеро, — это завербоваться в солдаты. Причем здесь не было бы помехи даже в том, что он находился в чужой стране. Иностранные наемники были делом обычным во все времена, и не считалось зазорным, если они сражались даже и против соотечественников. Диего, однако, почему-то не улыбалась мысль сражаться где-то на испанской земле с испанскими же солдатами — затем, чтобы испанскую корону надел не один, а другой чужак. Дурацкая щепетильность сильно сужала круг поисков. Можно было попробовать завербоваться в какой-нибудь полк, квартирующий в Лондоне. Однако Диего быстро уяснил, что, по большей части, все это — гвардейские полки, где отнюдь не жаждут приютить испанского юнца неизвестного происхождения и без гроша в кармане. Оставался флот, но недаром же ходила поговорка — «лучше болтаться в петле, чем служить на флоте». К тому же флот стоял у причалов — лезть в зимнее штормящее море не хотел никто. Дело осложнялось тем, что даже и найденный заработок — случись вдруг такое чудо — еще не решил бы всех проблем. Если бы не война, можно было бы попросту отработать проезд в Испанию; но — увы! Ни с Испанией, ни с Францией, как тонко отметил недавно некий губернатор, официального сообщения не было. Возможно, мрачно думал Диего, такой прожженый авантюрист, как губернатор Блад, легко нашел бы обходные пути; ему же ситуация казалась неразрешимой. Как проклятый, ходил он по кругу между причалами и казармами, и скудная его наличность явно должна была кончиться раньше, чем эти хождения.
Воскресным утром Диего зашел в церковь. Ведь матушка никогда не пренебрегала этим долгом, думал он, а он — когда он в последний раз был в церкви? Еще в Картахене… не считая служб на галеоне, который все же не церковь… И не отсюда ли все его проблемы? Матушка когда-то говорила, что думать в церкви — значит, просить совета у Бога, а ему, видит Бог, нужен совет. К счастью, протестантские еретики не посмели закрыть все католические храмы. Диего выслушал мессу, но совета не получил. Возможно, потому, что сам не вполне понимал, какого совета он просит, а может, он просто не сумел задать вопрос — ему вообще не удавалось сосредоточиться.
Грустный и стиснутый толпой, Диего направился вместе со всеми к выходу. У самых дверей его кто-то толкнул, и тотчас же позади закричали: «Держи вора!» Диего поспешно прижал рукой карман с жемчужиной и рванулся вперед, стремясь поскорее покинуть толпу. Новый крик: «Держи вора!» раздадся уже где-то рядом.
— У меня украли часы! — истерично вскрикнула дама в нарядной накидке. шедшая вплотную к нему. Диего обернулся.
В это время толпа миновала выход, и стало несколько просторнее.
— Да вот же он, вот!
— Держи вора!
Диего понял, что говорят о нем, только когда чьи-то пальцы вцепились в его рукав. Он отчаянно дернулся.
— Держи вора!
— Держи!
Теперь кричали со всех сторон. Диего ужом проскользнул между двумя кинувшимися наперерез джентльменами, счастливо избежал подножки дюжего кучера, ударил головой в грудь тощего приказчика и понесся прочь. Значительная часть толпы кинулась за ним. К преследователям присоединялись зеваки и прохожие. Диего летел так, как никогда в жизни.
«Видит Бог! Я не боюсь… почти. Я не боюсь смерти, но… Что они со мной сделают прежде, чем поймут свою ошибку? А ты уверен, что они поймут? Захотят? Ньюгейт! Виселица! Он решит, что…» Диего удалось несколько опередить преследователей. Ему очень хотелось сбавить шаг — долго бежать с такой скоростью было немыслимо — но ужасный крик: «Держи вора!» не отставал. Улица впереди разделялась, и Диего на секунду замешкался.
— Не беги туда, сцапают! — раздался вдруг рядом спокойный и даже веселый голос, и Диего почувствовал, как цепкие пальцы ухватили его за рукав. Он обнаружил, что его увлекают в узкую щель между домами. Через несколько секунд они были на соседней улице. Спаситель Диего свернул, затем — опять свернул, и после этого пошел хотя и быстро, но совершенно спокойно. Тут только Диего смог разглядеть его как следует.
Спаситель рост имел невысокий, сложение — хлипкое, глаза — ехидные, нос — картошкой, а рот — ухмыляющийся.
— И что же ты слямзил? — вопросил он.
— Что?!
— Да ты, никак, по-английски не кумекаешь! Ну, спер… стянул… украл!
— Я, собственно, ничего… — растерянно сказал Диего.
— Ну, ты и дурень! Зачем же тогда бежал? В Англии, брат, без суда не вешают. Раз при тебе товара не нашли, то и кражу не докажут. Сперва, правда, избили бы, ну, это хоть и неприятно, да не смертельно… как правило. А ты, я вижу, голоден? Такой взгляд ни с чем не спутаешь. Пойдем, я тебя кое-куда отведу. А что-й то у тебя ремешок висит? Обрезан, никак?
Диего схватился за бок — и обмер. Его еще достаточно новый кошелек с последними монетами бесследно исчез. К счастью, пальцы ощутили привычный бугорок, и Диего перевел дух — до жемчужины вор не добрался.
— Да ты, парень, не хнычь, — подбодрил его незнакомец. — Монеты — дело наживное. А вот мы и пришли.
Домик, куда попал Диего, был таким же чистеньким и аккуратным, как и его хозяйка — совсем уже старая женщина с добрым морщинистым лицом. Беленькие занавесочки, салфетки, неоконченное вязание на кресле — все это создавало непередаваемый уют. Пока Диего отогревался и оглядывался, а чайник — закипал, старушка увела его нового знакомца в другую комнату и прикрыла за собой дверь. Если бы Диего слышал начавшийся за дверью разговор!
— Ну и зачем ты привел сюда этого дурачка, Гейтс?
— А вот послушайте, — отвечал Гейтс, весьма довольный собой. — Есть тут одно местечко, где лежат не на месте несколько тюков хорошего фламандского кружева. Ну, я и решил за ними сходить; да только надо послать вперед кого поплоше — вдруг там сторож будет. Этот лопух подойдет как нельзя лучше. А попадется, так тоже не жалко, раз он не знает никого из наших.
— Ты, Гейтс, и сам дурачок. С чего ты взял, что он согласится? Да и не лучше ли сообщить обо всем чиновнику таможни? Ты выторговал бы для себя фунтов пятьдесят, а то и семьдесят, и это было бы куда спокойнее, чем пытаться потом продать такой опасный товарnote 32.
— Ну, матушка, зачем же довольствоваться полусотней там, где можно заработать по крайней мере триста? Знаете, папаше моему цыганка нагадала, что кто-то в его роду станет богат — так почему бы не я? А этому птенчику я такую историю распишу, он и не поймет ничего, вот увидите!
— И почему это, Гейтс, тебя до сих пор не сцапали? — задумчиво произнесла та, кого Гейтс называл «матушкой».
— Удача! Удача покровительствует смелым — так я слыхал.
— Гордыня! — презрительно молвила «матушка». — Гордыня и глупость! Много вашего брата я перевидала; кое-кто кончил свои дни в Ньюгейте или на плантациях в Виргинии; кое-кто — остепенился и живет припеваючи, но таких мало. А знаешь ли, Гейтс, почему Господь одних наказал, а других пощадил? Гордыня! Будь скромен, разумен и осмотрителен — и Господь оставит тебе возможность раскаяться и зажить честной жизнью. Ну, ладно, — ворчливо заключила старуха, — ты тут посиди пока, а я гляну, годится ли этот цыпленок для дела.
И она, перейдя в соседнюю комнату, принялась потчевать Диего печеньем собственного приготовления, цепко вглядываясь в его лицо и расспрашивая о пустяках.
Входная дверь отворилась, и еще из-за порога послышался оживленный мелодичный голос.
— Вы, матушка, сейчас посмеетесь — какую нелепую ошибку я совершила! — говорила хорошо и даже с некоторой изысканностью одетая дама лет сорока, аристократически отчетливо выговаривая слова. — Такой был красивый кошелек! Я…
Она впорхнула в комнату, в одной руке покачивая пару золотых часов на цепочках, другой же — неся слегка на отлете, словно дохлую мышь, кошелек на длинном ремешке.
— Молли! — предостерегающе воскликнула «матушка». Но было поздно. Диего, узнавший свой кошелек, вскочил стремительно, словно им выстрелили из катапульты.
— Воровка! И это — воровской притон! Вы… вы украли это у меня!
— Где вам удалось подобрать это дитя? — удивленно промолвила дама, разглядывая Диего со снисходительным любопытством. — Мальчик, будь уверен, если бы я знала, что звенит в твоем кошельке, ни за что бы к нему не притронулась! Возьми — мне не нужны эти фартинги! — и она бросила Диего кошелек воистину королевским жестом.
От отвращения Диего вздрогнул.
— От такой, как вы, я не приму даже свою собственность! — вскричал он, ударяя по летящему кошельку сжатым кулаком. Монеты покатились по полу. Дама взвизгнула. Из соседней комнаты выскочил Гейтс.
— Успокойтесь, молодой джентльмен, успокойтесь! Пожалуй, вам лучше уйти, — заботливо говорила старушка, подталкивая ошеломленного Диего к выходу. — Я желаю вам только добра!
Дверь за Диего закрылась.
— Так это вы, миссис Моллиnote 33, стырили кошелек у этого чучела? — веселясь, спросил Гейтс. — А лохмотья с нищих вы еще не заимствуете?
— Как вы вульгарны, Гейтс! — проговорила миссис Молли, поправляя локон и в то же время бросая обеспокоенный взгляд на дверь.
— Нет-нет, он не пойдет за констеблем, этот испанец, — уверенно сказала «матушка». — А если и пойдет — пусть-ка попробует объяснить, откуда у него за обшлагом взялся носовой платок с меткой почтенной миссис Молли Флендерс?
Миссис Молли, ахнув, схватилась за карман. Взгляд, который она послала старушке, был полон восхищения…
* * *
«Боже мой! — потрясенно думал Диего, бредя прочь. — Боже мой!» Других мыслей в его голове не было. Добрая приветливая старушка, выказавшая столь неподдельное участие к его делам, первая, кто был добр к нему в этом отвратительном городе, оказалась хозяйкой гнусного притона! Чувство одиночества, внезапно овладевшее им, было невыносимым. Рядом с ним пустяком казалась даже потеря последних денег. Однако печенье старушки пробудило неистовый голод, и не думать о нем было невозможно.Вечером этого дня Диего прибрел на берег Темзы и долго смотрел на воду с мостков. Вода была омерзительно холодной на вид, к тому же он заметил в ней дохлого кота. Диего передернуло, и он удалился. ‚жась в промозглой сырости, парень брел, не зная куда и не разбирая дороги. Сапоги давно и безнадежно промокли, в горле саднило. Мысли привычно вернулись к губернатору Ямайки. Нет, он все-таки правильно сделал: эту ситуацию так и следовало решать — одним ударом… Гордиев узел… Диего усмехнулся: тоже мне, Александр Великий… А ведь он, надо быть честным с собой, чуть было не поддался соблазну — наконец-то иметь отца. Видно, это потому, что он — не настоящий испанец, — зло подумал Диего. — Полукровка. Бастард. Раньше он никогда так не думал о себе. На сердце было привычно тяжело — ну, это потому, что пришлось расстаться с сестрой. Честь дороже, — зло подумал он. Честь. У бастарда. И денег ни песо… то есть ни пенса…
Ну, ничего. Еще не все потеряно — осталась жемчужина. Сорок-пятьдесят гиней — сумма, достаточная, чтобы добраться до Испании и протянуть несколько месяцев. И, дьявол все побери, поступить наконец в университет. И думать обо всем забыть… «Забирай свою жемчужину, сын, и впредь не…» Диего сунул руку в карман — и похолодел. Жемчужины не было, зато в кармане обнаружилась не замеченная ранее дыра. Поспешно сдернув перчатку, Диего продрался сквозь дыру. Слава Создателю! За подкладкой пальцы ухватили знакомый замшевый мешочек, а в нем — нечто твердое и округлое. Рядом было еще что-то… монета… Диего вытащил руку: шиллинг. Он рассмеялся: как мало нужно для радости! Теперь операцию с жемчужиной можно было отложить — по крайней мере, на день, а то и на два… сегодня купить хлеба и сыра, завтра протянуть как-нибудь… нет, сегодня протянуть, а завтра купить хлеба. Без сыра, зато побольше. И за комнату заплатить — а то еще окажешься в тюрьме. А может, там кормят? Ну да, а потом продадут в рабство на плантации… в Новый Свет… к папеньке, на Ямайку. Диего фыркнул. А жемчужина пойдет на уплату судебных издержек. Ну уж, нет. Правильно все-таки, что он ушел. Он был прав, прав, прав. Теперь он свободен.
«Тебе этого делать не следует. По ряду причин,» — ясно сказал внутри голос дона Иларио. Диего выругался сквозь зубы. В конце концов, дон Иларио имел в виду другое.
«В остальном же — я не имею права давать тебе советы,»— с издевкой сказал голос. Это, как понимал теперь Диего, и был явный совет — помнить, что решение может быть не единственным.
«Но я уже решил, — ответил Диего настырному голосу. — А ты помолчи… особенно если не можешь советовать… вовремя.» Голос обиделся и умолк. Диего побрел дальше. Пожалуй, есть сегодня и впрямь не стоит… добраться бы до комнаты. Его, кажется, лихорадило.
Подняв глаза, он вдруг увидел вдалеке на набережной высокую, закрытую плащом фигуру, легко раздвигавшую толпу. Что-то в ней заставило Диего ускорить шаг… затем — побежать. Цепляясь за одежду прохожих ножнами шпаги и полами тяжелого плаща, Диего пробирался вперед так быстро, как мог. Когда расстояние между ними сократилось почти на треть, фигура остановилась у ожидавшей у причала шлюпки, и, перебросившись парой слов с гребцами, спрыгнула вниз. Весла опустились. Шлюпка удалялась, и лица человека, сидевшего теперь на корме, Диего так и не успел увидеть.
Он прислонился к стене. Голова кружилась, и сердце стучало от быстрой ходьбы. Проглянувшее солнце едва заметно грело лицо. Диего проводил глазами шлюпку, скользнул взглядом по лесу мачт и перевел взор на грязное маленькое окно. Прямо за окном высокий рыжий детина прихлебывал эль — горячий, наверное. Это было не такое приличное питейное заведение, куда в плохую погоду заходят порой и женщины среднего достатка и где, под присмотром хозяйки в чистом переднике, шустрые мальчишки разносят посетителям эль в начищенных серебряных кубках. Стол здесь, как догадывался Диего, был давно не скоблен, а кубок должен был быть оловянным, мятым и царапанным, как будто его не раз швыряли в голову собеседника… впрочем, почему «как будто»? Подобные заведения похожи, как родные братья. Даже посетители в них, кажется, одни и те же. Вот в углу, например, наверняка сидит полубезумная старуха, заунывно напевая песенку про бедную крошку Дженни из Ньюгейта. Если ей бросить мелкую монетку, она расскажет вам историю своей жизни… и будет говорить, не замечая, что вы уже ушли. Диего оторвался от стены, еще раз ощупал в кармане шиллинг, вздохнул — и побрел прочь.
Рыжий детина отставил свой эль, вышел на улицу и, старательно пошатываясь, двинулся в том же направлении. Диего его не замечал.
Когда Диего добрался наконец до своей комнаты, его желудок был пуст, как мир до начала Творения. В ушах стоял звон, и он абсолютно не удивился, обнаружив, что у него начались галлюцинации. Галлюцинация сидела на единственной табуретке посреди комнаты, грызла сочное яблоко и морщила нос.
— Сестричка, откуда ты? — осторожно спросил Диего, присаживаясь на край койки. Галлюцинация не исчезла.
— Ну и ап-партаменты ты себе выбрал, братец!
Нет, такое могла сказать только живая Бесс. Но тогда…
— Как ты здесь оказалась?!
— Диего, не петушись. Тебе же еще в севильской тюрьме объясняли — чего хочет женщина, того хочет Бог! Ну а я захотела тебя проведать. Правильно ли я понимаю, что ты не собираешься возвращаться домой?
Чтобы собраться с мыслями, Диего уселся попрочнее и облокотился затылком о стену.
— Видишь ли, Бесс… Кстати, а о… господин губернатор не сможет найти меня тем же способом?
— Тем же — не сможет. За другие — не ручаюсь… Не уходи от ответа.
— Зачем мне возвращаться?! Ну… ну как ты не понимаешь? Мы с… с Его Превосходительством друг другу — чужие люди… Он — английский пират, я — сам не знаю, кто… К тому же, я ему такое наговорил…
— Вот упрямец! Ну за что мне такое наказание!
— За грехи предков, — мрачно отвечал Диего. — Ты разве не знаешь — дети всегда отвечают за грехи отцов. Ну, а он, судя по всему, был великий грешник. Если бы не это, не пришлось бы тебе со мной мучиться.
— Раз ты можешь иронизировать, ты не безнадежен, — спокойно ответила Бесс.
— Ну и что ты собираешься делать, дурья твоя башка?
— Не знаю. В солдаты меня не берут, спрашивал, не нужен ли где юнга — тоже безуспешно. Буду пробовать дальше — может, что и подвернется.
— Ну, если ты согласен быть юнгой…
— Дон Мигель де Сервантес-и-Сааведра… один из моих предков, — не удержался Диего. (Родство это представлялось весьма спорным, но Диего нравилось так думать). — Так вот, он в подобной ситуации писал, что кабальеро не унижает уход за лошадью, поскольку лошадь — животное благородное. Я думаю, что корабль чем-то похож на лошадь…
— Боюсь, ты это себе не совсем верно представляешь, — не слишком уверенно произнесла Бесс. — Но если тебе так легче — что ж… Есть тут у меня один знакомый бриг…
Диего ничуть не удивился тому, что у Бесс есть знакомый бриг — не капитан, не боцман, а именно бриг. Его сестричка и не на такое способна.
— Так вот, я слышала, что юнга там нужен. Ну и?
— Невероятно! Сестрица, ты просто… просто чудо!!
— Тогда все просто. Ты видел на реке бриг «Дельфин»?
— «Дельфин»? Нет, кажется… — неуверенно произнес Диего. Названия кораблей, которые он посещал, вспоминались с трудом.
— Ну, такой весь бело-голубой, и золотой дельфин на носу… Стоит на отшибе, на Вулидж-Рич. Найти не трудно. Там за старшего сейчас штурман, некто Питт. Скажешь ему, что тебя прислала я — вот и все.
— Вот и все? Так, может, сейчас и пойти? Не дай-то, Бог, место окажется занято!
Папенька — прикинула Бесс — как раз был где-то в тех краях — поехал принимать какие-то особенные кремневые мушкеты, без лишней огласки спешно доставленные месье Пьером из Орлеанаnote 34 взамен давешнего барахла. Не хватало еще им там столкнуться.
— А я-то думала, тебе захочется поболтать с сестрой. Угостить меня ужином, в конце-то концов. У меня в кармане целых две гинеи — можно устроить грандиозный пир.
— Заманчиво. Что ж, согласен, — сказал Диего, из последних сил делая вид, будто в подобном предложении нет ничего особенного.
В свою очередь, Диего решил, что, если только все удастся, он и шагу на берег больше не ступит. Теперь ему казалось, что виденная им у реки фигура вне всякого сомнения принадлежала Питеру Бладу. Не хватало еще им там столкнуться.
* * *
— Парень съехал с час назад. Уплатил за комнату — и ушел, — подобострастно сказал хозяин. — Куда? Да если бы знал — непременно сказал бы вашей милости. Нет-нет, уплатил все сполна.О том, что он получил сверх этого «сполна» еще и новенькую золотую гинею, хозяин намеренно умолчал. Оборванец, едва-едва набравший мелочи на уплату грошового долга, по какой-то непонятной причине интересовал хорошо одетого джентльмена с уверенными манерами человека, привыкшего командовать. Которого, стоит отметить, сопровождал рыжий дуболом с мордой висельника. Жизнь в этом веселом районе приучила хозяина ко всему, и его осторожность победила его любопытство. Мало ли у кого какие дела? Может, у той девицы тоже пара таких субъектов в кармане. Так что лучше вежливо отвечать на вопросы, не болтая при этом лишнего.
Опасная пара попрощалась и направилась к выходу.
— Ну вот, ушли мои десять фунтов! — огорченно произнес рыжий, оказавшись на улице. — Да еще и от Билли влетит!
— Должно быть, все-таки нашел себе какое-то место.
— Ну, нет, капитан. Я-то знаю, у меня глаз наметан. Парень был все еще на мели. Скорее уж, перебрался в более дешевый угол. Я знаю тут места, где можно неплохо устроиться и за шесть пенсов в день, даже со жратвой. Да посудите сами, капитан, кто же возьмет на борт испанского мальчишку, который, как Билли сказал, толком ничего и не умеет? Разве стаканы в питейной перетирать?
— Вряд ли он сам туда пойдет, — задумчиво сказал Блад. — Что ж, будем надеяться, что он еще всплывет, — добавил он, помолчав. — Ну почему ты его не задержал, дубина ты этакая?!
— Так как же я мог его задержать, коли его невредимым заказывали? — искренне удивился рыжий.
Глава 11
— Эй, юнга! Живо отнеси эту цепь боцману! Что значит «где»? Чай на клотике пьет! Стой! Куда поволок? Зачем она боцману ржавая? Песочком ее сперва…
Пока Диего драил песком никому не нужную цепь, младший канонир Том, сидя рядом, рассуждал о жизни.
— Самое главное на корабле — это понравиться боцману. Если это тебе удалось, постарайся понравиться еще и капитану — только боцмана при этом не задень. И, вестимо, веди себя с командой по понятию. Ради команды можно и поперек капитана пойти. Только лучше, чтобы он этого не заметил. Вот помню, был у нас капитан. Зверь, не чета нынешнему — этот-то всем зверям зверь. Чуть что — акулам. Что? Нет, это нынешний — акулам, а тот все под килем таскал. Ты, салажонок, слыхал такое слово: «оверкиль»?note 35 Так вот, тащили меня под килем…
Диего с остервенением тер цепь. Его обычно подвижное узкое лицо изображало сейчас прославленную испанскую невозмутимость. Уж он ее натрет — пускай Томми хоть смотрится. При этом он старался не думать о том, что будет, когда, наконец, он явится с этим железом к боцману. Конечно, вполне могло оказаться, что цепь тому и вправду нужна, но последние несколько дней научили Диего остерегаться розыгрышей. Временами его посещала крамольная мысль, что дон Мигель де Сервантес-и-Сааведра мог и ошибаться. Или все-таки лошадь — не совсем корабль. Однако, здесь кормят… Так что лучше считать дона Мигеля правым. И драить цепь.
Пока Диего драил песком никому не нужную цепь, младший канонир Том, сидя рядом, рассуждал о жизни.
— Самое главное на корабле — это понравиться боцману. Если это тебе удалось, постарайся понравиться еще и капитану — только боцмана при этом не задень. И, вестимо, веди себя с командой по понятию. Ради команды можно и поперек капитана пойти. Только лучше, чтобы он этого не заметил. Вот помню, был у нас капитан. Зверь, не чета нынешнему — этот-то всем зверям зверь. Чуть что — акулам. Что? Нет, это нынешний — акулам, а тот все под килем таскал. Ты, салажонок, слыхал такое слово: «оверкиль»?note 35 Так вот, тащили меня под килем…
Диего с остервенением тер цепь. Его обычно подвижное узкое лицо изображало сейчас прославленную испанскую невозмутимость. Уж он ее натрет — пускай Томми хоть смотрится. При этом он старался не думать о том, что будет, когда, наконец, он явится с этим железом к боцману. Конечно, вполне могло оказаться, что цепь тому и вправду нужна, но последние несколько дней научили Диего остерегаться розыгрышей. Временами его посещала крамольная мысль, что дон Мигель де Сервантес-и-Сааведра мог и ошибаться. Или все-таки лошадь — не совсем корабль. Однако, здесь кормят… Так что лучше считать дона Мигеля правым. И драить цепь.