Владимир Гриньков. Человек с двойным дном

   – Но если он умрет…
   – Я помню, – с неожиданным спокойствием сообщил врач. – Все обойдется. Если бы у него первая была, тогда да, тогда никакую другую нельзя. Только первую. А для четвертой – тут любая. Таня, неси!
   Но Якут жестом показал одному из своих спутников: проводи, мол. Он этой Тане уже не доверял.
   «Медик» принес кровь. Таня на подставку почему-то установила бутылку не с кровью, а с прозрачным, как слеза, физраствором.
   – Почему?! – дернулся Якут.
   – Так надо, – сказал врач. – Начинают с физраствора. Чтобы убедиться, что игла попала в вену. Потом просто поменяем бутылки…
   Медсестра дрожащими руками пыталась вогнать в вену толстую иглу. Не получалось. Врач увидел это, отстранил Таню:
   – Я сам! Кто у нас сегодня в хирургии, Тань?
   – Мандрыкин.
   – Зови сюда!
   Врач нашел, наконец, вену.
   Медсестра попятилась к двери.
   – Стоять! – быстро сказал Якут.
   – Нужен хирург, – пояснил врач. – У пациента кисть отсечена. Что это было?
   – Топор, – коротко ответил Якут.
   – Вот видите. Рана не обработана. Просто жгутом перетянули. Тут без хирурга нам никак. Вам же он живой нужен?
   – Хирург?
   – Нет, ваш подопечный, – кивком головы указал на Геннадия врач.
   – А-а, да. Живой.
   – Без хирурга – никак, – повторил врач.
   Он уже заменил физраствор на кровь.
   – Все, – сказал врач. – Теперь будем наблюдать. И скорее бы хирурга.
   В его упорстве Якуту чудился какой-то подвох. Хочет выпроводить медсестру? Да, похоже. Медсестра поднимет тревогу.
   – Иди сюда! – поманил Якут врача.
   Вышли в коридор.
   – Как, говоришь, фамилия хирурга?
   Якут достал из кармана глушитель и присоединил к стволу пистолета. Врач следил за его манипуляциями с обреченностью человека, приговоренного к смерти.
   – Оглох? – терял терпение Якут. – Фамилия!
   – Мандрыкин.

* * *

   Дверь больницы была заперта. Клава подергала за ручку, но никто ей не открыл и даже не отозвался. Тогда она обошла больницу и увидела открытое окно. Клава без колебаний полезла в оконный проем. Это была одна из больничных палат. Десяток коек. Мужики. Почти все спали, еще слишком рано. Но один бодрствовал. Он как раз извлек из тумбочки початую бутылку водки и пустой стакан. Но тут увидел появившуюся в окне гостью, вздрогнул от неожиданности; в руках у мужика звякнуло стекло, и он обездвижел. Прекрасная, как утренний сон, Клава призраком проскользнула к дверям.
   – Халат накинь, – хриплым голосом напомнил призраку прекрасной дамы мужик. – Заругают, блин.
   Клава сорвала с вешалки белый халат и проскользнула за дверь.
   Пустынно и тихо было в больничном коридоре, и лишь где-то далеко впереди слышался неясный шум. На тот шум Клава и пошла, осторожничая.
   Это был старик-лифтер. Он бормотал себе под нос проклятия. Из свежей ссадины на его лице сочилась кровь.
   – Они наверху? – осведомилась Клава.
   Чутье подсказывало ей: она на правильном пути.
   – Да, – сказал старик. – Сволочье! Это не врачи! Это не пойми кто!
   Клава не дослушала его, уехала наверх. Лифтер даже не сделал попытки ее сопроводить. Он не питал иллюзий по поводу гостей.
   И на втором этаже было безлюдно. Лишь промелькнула женщина со шваброй и ведром и исчезла. РЕАНИМАЦИЯ. На эту надпись Клава среагировала. Подошла к двери, прислушалась. Тихо. Приоткрыла дверь. Никого. Тогда она решилась и переступила через порог.

* * *

   Вертолет приземлился на заросшем травой футбольном поле школьного стадиона. Больница располагалась поблизости. Потапов, Нырков и группа спецназовцев гуськом двинулись к цели. Все было обговорено еще в полете. Шли молча.
   У здания больницы обнаружились две новехонькие машины реанимации с московскими номерами. Насторожившийся Потапов подал знак. Спецназовцы бросились к машинам, но ни в одной из них не было людей. Один из спецназовцев, обшаривая взглядом салон, вдруг увидел что-то, взял в руку, показал Потапову.
   Это была гильза от пистолетного патрона. Совсем свежая. Она еще пахла порохом.

* * *

   Якут хотел, чтобы врач вызвал этого самого хирурга Мандрыкина по телефону. Чтобы даже не надеялись на спасение. Чтобы ничего не учудили. Нельзя выпускать их из реанимационного отделения. Ни врача, ни эту медсестру. Но провод телефона в кабинете врача был оборван.
   – Черт! – сказал раздосадованный Якут.
   Это был тупик. Сразу и не сообразишь, что теперь делать.
   Открылась дверь. В кабинет заглянула молодая женщина. Похоже, что врач. В белом халате.
   – Извините, – сказала она, увидев в кабинете мужчин.
   Закрылась дверь.
   Врач смотрел вслед женщине растерянно.
   – Это кто? – быстро спросил Якут. – Ты ее знаешь?
   – Нет.
   Конечно, нет! То-то у него рожа такая изумленная!
   Якут бросился в коридор. Никого. Потерял на этом драгоценные секунды, прежде чем сообразил, что женщины в реанимационном отделении уже нет. Ушла. Якут распахнул дверь, которая вела в больничный коридор. И здесь никого. Это была катастрофа. Якут вбежал в палату, где под присмотром «медиков» лежал на каталке Геннадий.
   – Всем искать бабу! – выдохнул Якут. – По всей больнице! Молодая! Красивая! В белом халате!
   – Видели, – сказал кто-то.
   – Заглядывала?! – ужаснулся Якут. – Искать!!!
   В запросе были упомянуты двое: Вяткин и женщина. Так что с Корнышевым, получается, баба какая-то была. Вот она и есть! Якут ее узнал.
   «Медики» бросились выполнять приказ. Медсестер Якут увел с собой. Одна из них – та, что падала в обморок, – уже пришла в себя, но была слаба. Ее пришлось буквально волочь в кабинет врача. Якут оставался один против них троих, и опасался, что не уследит.
   – Хирург! – напомнил врач.
   Но некого было отправлять на поиски.
   Оставалось надеяться на то, что подельники бабу эту быстро отыщут и вернутся.

* * *

   Клава, выбежав из реанимационного отделения, направилась не к лифту, а побежала вниз по лестнице. Оказавшись на первом этаже, она остановилась и перевела дух. Никто ее не преследовал. Она подумала, что напрасно испугалась.
   Слава там, наверху. Она его видела. Ей хотелось быть рядом с ним. Но она понимала, что ей туда нельзя. Там были две медсестры. Она видела их лица. Там что-то происходило. Что-то страшное. Это те люди в одежде врачей. От них исходила опасность. Слава сказал: «Позвони Потапову»! Но сам Потапов еще не объявился. А эти уже здесь. Значит, они не те, на чью помощь рассчитывает Слава. Они враги.
   Наверху вдруг стало шумно. Топот ног. Кто-то бежал вниз по лестнице. Клава метнулась прочь. Половину длинного коридора она преодолела, когда у нее за спиной громко хлопнула дверь. Клава обернулась. Это был один из «медиков». Она сейчас могла определить их даже не по одежде, а по защитным маскам на лицах, только они здесь такие носили. Погоня!
   Клава побежала туда, где в проеме двери видела яркий свет.
   Это было приемное отделение. Каталка. Бинты. Раскрытый журнал на столе. И ни одной живой души. Здесь должна быть дверь, ведущая наружу. Но Клава не сразу смогла ее найти. Открыла пару наугад – все не то. А больше она ничего сделать не успела. В приемное отделение смерчем ворвался ее преследователь. Клава отступила за стол, но это не являлось для «медика» препятствием, он тот стол попросту отшвырнул. И теперь Клаву и «медика» разделяли три метра пугающей пустоты. «Медик» стоял, сжимая в опущенной руке пистолет, а Клава не на оружие смотрела, и даже не на своего преследователя, а куда-то в пространство за его спиной. Потому что происходящее там ее безмерно поразило.
   Распахнутая дверь приемного отделения, в которую вбежала Клава, вдруг пришла в движение, ожила. Как будто кто-то невидимый потянул ее или толкнул, чтобы закрыть. А в следующее мгновение Клава ужаснулась. За дверью обнаружилось притаившееся там чудище: большое, на первый взгляд неповоротливое, с железной сферической башкой вместо головы и с автоматом в руках.
   «Медик», который видел выражение лица Клавы, резко обернулся. Это стоило ему жизни. Он даже руку с пистолетом вскинуть не успел, а чудище его уже убило. Выстрел прозвучал громко. Звук ударил в кафельные стены. «Медик» рухнул как подкошенный. Чудище сорвало с себя башку и обернулось взлохмаченным суровым мужиком. По лбу мужика бежали струйки пота.
   – Еще тут кто-то есть с оружием? – шепотом спросил мужик.
   – Есть! А вы Потапов?
   – Считай, что да!

* * *

   В абсолютной тишине Якуту вдруг почудился какой-то звук. Дребезжание, что ли. Странно и необычно. Якут еще размышлял о том, что бы это такое могло быть, а врач уже понял:
   – Это он!
   И вскочил.
   – Куда?! – опешил Якут и вскинул руку с пистолетом.
   – Это ваш!!!
   Врач рванулся к двери, не убоявшись оружия. Сообразивший, наконец, в чем дело, Якут бросился следом.
   Да, это был Геннадий. Его трясло так, что каталка под ним ходила ходуном. Вот откуда этот странный звук. Сильный озноб. Словно пациент уже заглянул туда, за грань, и на него дохнуло ледяным холодом свежевырытой могилы.
   Врач потянулся было к капельнице, но тут Геннадий стал затихать. Якут вдруг осознал, что прямо на его глазах сейчас умирает человек.
   – Спасай!!! – заорал в отчаянии Якут.
   Но он уже увидел лицо врача и понял, что все бесполезно.
   – Он умер, – сказал врач.
   – Почему?!
   – Не знаю.
   – Почему?! – бесновался Якут. – Отвечай!!! Как могло случиться?! Кровь, да?! Нельзя было третью?!
   – Третью можно. И вторую можно. Даже первую – если у него четвертая.
   Якут обездвижел. Он соображал. Но слишком невероятной была его догадка. Должна быть четвертая группа… Резус положительный… Сведения точные… А у этого оказалась не четвертая… Черт побери!!!
   – Это не он!
   – Что? – не понял врач.
   – Это не Корнышев!

* * *

   «Медики» метались по больнице с оружием в руках, поэтому были обречены. Едва такой выскакивал на кого-то из людей Потапова, он погибал уже в следующую секунду. Бойцы спецгруппы стреляли на поражение без предупреждения.
   Отработав помещения первого этажа, бойцы поднялись на второй. Со слов Клавы они знали, что Корнышев находится в реанимации. Следовательно, там мог оставаться кто-то из медиков. Но когда ворвались в реанимационное отделение, обнаружили там только труппы. Две медсестры. Врач. Четверо больных. И обожженный на каталке. Все они были мертвы.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

   Для того чтобы проехать по запруженным автомобилями московским улицам, одной мигалки на крыше черного, как смола, «БМВ» было недостаточно, и машину генерала Захарова сопровождал «Мерседес» в бело-синей раскраске дорожно-патрульной службы. Прорывались через заторы, назойливым «кряканьем» расчищая себе путь, и водители раскалившихся под летним солнцем автомобилей нет-нет да и посылали вслед «БМВ» с тонированными стеклами проклятия. Но хмурый Захаров ничего этого не замечал.
   Машины подъехали к металлическим воротам, которые почти сразу пришли в движение, открывая взорам пространство обширного двора. Въехали на территорию. Здесь было длинное сооружение, похожее на склад или гараж с несколькими въездами. Ворота одного из въездов распахнулись.
   Машина ДПС осталась снаружи, «БМВ» с Захаровым въехала под крышу.
   В огромном пустынном зале были лишь несколько человек: Потапов с Нырковым и пятеро спецназовцев. Все они вскочили, когда появился «БМВ».
   Захаров вышел из машины.
   – Товарищ генерал, – начал было доклад Потапов, но Захаров жестом его остановил.
   – Показывайте! – хмуро бросил генерал.
   Один из спецназовцев распахнул створки дверей стоящего здесь же фургона-рефрижератора и вытянул наружу носилки ровно настолько, чтобы можно было без проблем рассмотреть лицо лежащего на носилках покойника.
   Захаров подошел, всмотрелся. Потом повернулся к безмолвным свидетелям этой сцены. Взгляд его был тяжел. Захаров словно спрашивал, как такое могли допустить.
   – Он уже был мертв, когда мы появились, – доложил Потапов.
   – Причина смерти?
   – Очень похоже на несовместимость крови. Корнышеву делали переливание. Где-то он сильно пострадал. У него ожоги. И кисть руки отрублена. В больницу его привезли уже без сознания.
   – Кто привез?
   – Те, кого мы постреляли. Их было четверо. Вооружены пистолетами. Две гранаты изъяли.
   Генерал на глазах темнел лицом.
   – Кто они? Откуда? – спросил отрывисто.
   – Не местные, – ответил Потапов. – Из Москвы. Их документы мы вывезли. Проверим.
   – Как же вы ни одного живым не взяли? – неприятно удивился Захаров.
   Он обращался к командиру спецназовцев. Парень в камуфляже не смутился под генеральским взглядом.
   – Приказа не было, – сообщил он.
   А так какие, мол, проблемы? Взяли бы как миленьких. И получалось, что это Потапов с Нырковым дали маху.
   – Мы не ожидали встретить там сопротивление, – сказал Потапов, багровея. – Мы прилетели за Корнышевым. А по нам стрельба в упор, люди со стволами… Слишком неожиданно.
   – За Корнышевым вы летели, – повторил вслед за собеседником генерал. – Вызволять. Ну и как? Получилось?
   Потапов не нашелся, что ответить. А что тут скажешь? Вот он, Корнышев. В рефрижераторе лежит. Мертвый. Плохо все сложилось. Провал операции.

* * *

   В полупустом салоне первого класса летели престранные пассажиры: трое неулыбчивых крепышей и с ними некто с холщовым мешком на голове.
   – Даже страшно, – призналась одна стюардесса другой. – Проходишь через салон, такими взглядами провожают…
   Крепыши не препятствовали перемещениям стюардесс, но всякий раз, когда те появлялись в салоне, провожали девушек взглядами без игривости.
   Одна из стюардесс, пожалев несчастного, в какой-то момент сказала крепышам:
   – Может, сока ему дать? Или минералки, – показала на человека с мешком на голове.
   – Не надо, – ответили ей неприветливо. И после этого стюардессы ни во что не вмешивались.
   В Шереметьево после приземления из самолета никого не выпускали, пока салон первого класса не покинул странный квартет. Для этих людей прямо к трапу подогнали микроавтобус с наглухо затонированными стеклами. Среди встречающих был офицер-пограничник, но он никем из квартета не заинтересовался и документов не проверял, а наблюдал со стороны за тем, как человека с мешком на голове свели по трапу, поддерживая под руки, сноровисто затолкали в микроавтобус и увезли.

* * *

   Фотографии мужчин были веером рассыпаны по столу. Там, на снимках, люди были живыми. А сейчас их уже нет. Застрелены спецназовцами.
   – Все документы этих людей, которые вы привезли, – сказал Захаров, – и паспорта их, и водительские удостоверения – поддельные.
   Документы погибших тоже лежали на столе, как раз перед Потаповым и Нырковым. Нырков взял один из паспортов в руки, раскрыл его, пролистал.
   – Надо же! – сказал и покачал головой. – Я бы не отличил, если честно.
   – Еще бы! – ответил на это Захаров. – Даже эксперты поначалу не смогли сказать точно. Классная работа. Практически без помарок. Сделаны как документы прикрытия. Как мы своим делаем.
   – Думаете, кто-то из наших? – удивленно приподнял бровь Потапов.
   – Да разве только наши умеют делать хорошие документы? – отмахнулся генерал. – Наши, не наши… Тут проблема в том, что те, кто за этими вот стоит, – кивнул в направлении фотографий погибших от спецназовских пуль, – высокого полета птицы. Это не уровень уголовников или кого-то подобного. Это такие же, как мы. Это сила. Вот о чем говорю.
   Потапов и Нырков переглянулись. Но сказать ничего не успели, потому что дверь вдруг приоткрылась и в кабинет заглянул помощник Захарова.
   – Они здесь, товарищ генерал! – доложил помощник.
   – Давай их сюда!
   На глазах оторопевших Потапова и Ныркова в кабинет ввалилась престранная компания: три крепыша и человек с мешком на голове. Захаров сделал жест рукой – снимите, мол, с него мешок. Случилась секундная заминка, будто крепыши сомневались, можно ли видеть лицо их подопечного Ныркову и Потапову.
   – Можно, можно, – развеял их сомнения догадливый Захаров. – Это свои.
   Мешок сорвали с головы. Человек, который, похоже, продолжительное время не видел дневного света, зажмурился на мгновение. А у Ныркова и Потапова вытянулись лица.
   – Знакомьтесь! – произнес генерал Захаров, явно наслаждаясь произведенным эффектом. – Святослав Корнышев.
   Корнышев, живой и невредимый, стоял перед ними.
   – Здравствуй, Слава, – сказал ему генерал. – Я – Захаров.
   – Здравия желаю, товарищ генерал!
   Это было невероятно. Просто уму непостижимо.
   – Откуда?! – только и смог спросить растерянный Потапов.
   – Ты откуда к нам прибыл, Слава? – обратился к Корнышеву генерал.
   – Из Африки.
   Загар у гостя действительно был нездешний.
   – Он еще этой ночью был в Африке, – сообщил Захаров. – Только потому и уцелел, я думаю.

* * *

   Оставшись в кабинете один на один, Захаров и Корнышев смотрели друг на друга так, как смотрят люди, которые о собеседнике прежде много слышали, а увидели вот только что. Они действительно видели друг друга впервые.
   – Ну, как там Африка? – доброжелательно осведомился Захаров.
   Так спрашивают про недолгое, необременительное и приятное пребывание за границей: с туристическими целями или по работе.
   – Ничего, – ответил Корнышев. – Привык.
   – К быту привык? – уточнил Захаров. – Или к службе?
   – К быту, товарищ генерал. Много у них там необычного. А служба – она везде служба.
   Захаров оценил ответ, потому что о похождениях собеседника он знал по отчетам. Там, в Африке, Славе довелось повоевать, и он даже был ранен, а год тому назад вертолет, в котором летела группа Корнышева, был подбит повстанцами, и спасшимся в той катастрофе пришлось два дня, отстреливаясь, пробираться к ближайшему жилью. Дошли не все. Но Корнышеву повезло.
   – Далеко тебя спрятали, – скупо улыбнулся Захаров.
   – Да, это не Рязань, товарищ генерал.
   – Причину знаешь?
   – Так точно.
   Генерал вопросительно приподнял бровь. Расскажи, мол. Мне интересно.
   – Меня хотели убрать.
   – Кто? – уточнил Захаров.
   – Этого я не знаю. Сказал мне об этом полковник Богуславский. Он же предложил командировку в Африку, от греха подальше.
   – А за что тебя хотели убрать, знаешь?
   – Знаю. Двадцать пять миллиардов долларов. Был такой секретный президентский фонд. Слышали?
   Захаров молча кивнул в ответ.
   Он знал про эту историю. Двадцать пять миллиардов долларов, распыленных по всему миру по секретным счетам. Этакая государева заначка. Потом, уже в двухтысячном, пришел другой президент. Дела все принял, ядерный чемоданчик принял. А про секретный фонд ему никто ни гу-гу. Люди, причастные к тем деньгам, просто попытались их присвоить. Украсть у президента.
   – Я работал в команде, которая искала следы тех денег, – пояснил Корнышев. – И когда мы их нашли, у всех нас начались большие неприятности. Нас стали убивать, чтобы не подпустить к деньгам. Кажется, я один только и остался.
   – Один, – подтвердил генерал. – А Богуславского ты откуда знал?
   – Он сам вышел на меня. Сказал, что мне угрожает опасность, и сплавил меня в Африку. Ему я и слал донесения. Пока он не умер.
   Корнышев замолчал, потому что дальше уже нечего было рассказывать. Там, в продолжении, Богуславского уже не было, а был Захаров.
   – Он внезапно умер, – сказал генерал. – Мне было приказано принять все оперативные дела, которые вел Богуславский. И среди прочих вдруг нашлось твое. Так я узнал историю про двадцать пять миллиардов. И про тебя. Но до сих пор мне многое не ясно. Фокус в том, что те миллиарды, о которых ты говоришь, они давно возвращены государству. А на тебя до сих пор идет охота. Неувязочка. Зачем ты им теперь? И кто они, эти люди? Богуславский говорил тебе, от кого исходит опасность?
   – Нет.
   – Как думаешь: он не знал или просто не хотел говорить?
   – Думаю, что не знал.
   – Откуда такая уверенность?
   – Он не сразу стал меня прятать, а только после того, как на меня началась охота. Значит, поначалу он даже не предполагал. А уж потом эвакуировал меня по полной программе. Он еще сказал мне тогда, что люди против меня вышли очень серьезные.
   – Да, совпадает, – кивнул Захаров, сопоставив рассказанное собеседником с тем, что знал он сам. – Мне не известны все подробности, но кое-что можно предположить с большой степенью уверенности. Богуславский не знал, кто эти люди, которые против тебя вышли; не знал, откуда ждать удара. И он спрятал тебя в Африке, чтобы уберечь. А чтобы запутать следы, он придумал вот это…
   Захаров двинул по столу фотокарточку – как раз таким образом ее положил, чтобы она оказалась аккурат перед Корнышевым.
   Святослав увидел на фотографии себя. С закрытыми глазами. И почему-то ему сразу стало понятно, что он не спит, а его сфотографировали мертвым.
   Не сумев сдержать удивления, Корнышев поднял глаза на генерала.
   – Это твой двойник, Слава, – сказал Захаров. – Человек, который был чрезвычайно похож на тебя. Я не знаю, откуда он такой похожий взялся. У тебя брата-близнеца не было?
   – Нет.
   – Значит, пластическая операция. В общем, этого двойника полковник Богуславский оставил в России и тоже спрятал. В глуши, где даже нет мобильной связи. Задумка, как я понимаю, была такая: кто-то тебя ищет (кто – пока не понятно); первым, до кого доберутся, будет двойник. Он ведь здесь, а ты в Африке, далеко… Значит – он будет первым. Как только на него выйдут, это как флажок сигнальный. Значит, к тебе подбираются.
   Корнышев скосил глаза на снимок.
   – Он погиб, – подтвердил догадку генерал. – Этой ночью.
   – И что теперь? – спросил Корнышев. – Меня надо перепрятывать?
   Захаров покачал головой.
   – Нет, Слава. О том, что двойник погиб, никто, кроме нескольких человек, не знает. В том числе не знают и люди, которые на тебя охотятся. Поэтому тебя из Африки и вывозили с мешком на голове – чтобы никто не видел твоего лица до поры. Теперь ты сам будешь своим двойником. Ты займешь его место, – кивнул Захаров на фотографию с покойником. – Только ты будешь живой. У нас нет другого выхода. Так надо.
   – Зачем? – коротко осведомился Корнышев.
   – Раз эти люди вышли на тебя, они непременно проявятся снова. Им нужен ты. Мы их возьмем и узнаем, в чем там дело. Понятно?
   – Понятно, – ответил Корнышев. – Ловля на живца.

* * *

   Обед на четыре персоны накрыли прямо в генеральском кабинете. Безмолвные, как сфинксы, официантки выставляли на стол горячую, с пылу с жару, молодую картошечку, усеянную мелко порезанным укропом, пупырчатые малосольные огурчики, аппетитно выглядящие грибочки, селедку, котлеты по-киевски, холодец с горчицей, черный хлеб, водку в запотевшем графине…
   – Прошу! – на правах хозяина пригласил к столу Захаров.
   Трапезу с ним делили Корнышев, Нырков и понятливый Потапов, который, не дожидаясь команды, и разлил по рюмкам водку.
   – С возвращением! – произнес первый тост Захаров, обращаясь к Корнышеву.
   Чокнулись, выпили. Оголодавший Святослав аппетитно захрустел огурчиком, поддел вилкой душистую картофелину. Он так увлекся, что не сразу обнаружил: никто из его сотрапезников даже не прикоснулся к столовым приборам. Сидели неподвижно и смотрели на жующего Корнышева во все глаза.
   Запоздало прозревший Корнышев даже поперхнулся. Отложил в сторону вилку. Сказал смущенно:
   – Извините! Я нормальной еды не ел сколько…
   – Тогда – по второй, – невозмутимо предложил генерал.
   И второй тост тоже он озвучивал.
   – За твое здоровье! – сказал он Корнышеву со значением.
   Взялись, наконец, за вилки и ножи.
   – Вот это и есть настоящий Корнышев, – представил африканского гостя Захаров. – Пришлось его срочно вывозить в Москву, поскольку никакого другого выхода у нас, похоже, нет.
   Он сейчас обращался к Потапову и Ныркову, вводил в курс дела, раскрывал им то, что до сих пор сохранялось в тайне.
   – Тот бедолага, что погиб ночью, – это был двойник. И вот на него вышли. Кто – пока не знаю. И он погиб.
   Захаров вилкой прочертил по столу невидимую линию.
   – Вот он жил…
   На то место, где оборвалась прочерченная им невидимая линия, положил вполне материальную водочную пробку.
   – А вот он умер – это, условно говоря, сегодняшняя ночь и смерть его…
   Вилкой продлил невидимую линию дальше за пробку.
   – А тут его уже нет…
   Обвел взглядом сотрапезников и продолжил:
   – Но это мы с вами знаем. А они, – указал куда-то за окно, где и прятались, видимо, не известные им пока враги, – не знают того, что Корнышев погиб. Поэтому мы берем вот его, – указал на настоящего Корнышева, – и помещаем его в эту точку.
   Указал на водочную пробку, которая сейчас вовсе не пробкой была, а той точкой, в которой оборвалась жизнь псевдо-Корнышева.
   – Он воскресает, – сообщил Захаров. – Он жив. И не может быть такого, чтобы на него не попытались выйти снова. А тут наготове – мы.
   – А риск? – напомнил Потапов и выразительно посмотрел на Корнышева.
   – Его жизни вряд ли что-то угрожает, – сказал генерал. – Анализ событий прошедшей ночи показывает, что убивать не хотели. Хотели захватить. А когда этот якобы Корнышев пострадал, его пытались спасти.
   Значит, убивать не будут.
   Все это время сохранявший невозмутимость Корнышев оторвался, наконец, от истекающей маслом котлеты и посмотрел на генерала.