Страница:
– А что за девица, о которой ты говоришь? – никак не мог взять в толк Потапов. – Баба вот эта, которую мы в больнице захватили?
– Нет, – качнул головой Нырков. – Ее звали Катя. А фамилия у нее – Ведьмакина.
Захаров встрепенулся. А Потапов – тот и вовсе обездвижел.
– Погоди, погоди… – пробормотал генерал, все еще не смея поверить.
– Так точно, товарищ генерал! – мрачно произнес Нырков. – У нее такая же фамилия, как у этого полковника, специалиста по олигархам, как вы сказали. Она ему кто? Родственница?
– Дочь, – ответил Захаров.
– Дочь человека, который переправил за границу миллиарды. И она исчезла, – сказал Нырков. – Исчезла вместе с Корнышевым. И только он один может знать, куда она подевалась. Может, потому его и ищут так упорно, а?
– Да вы не волнуйтесь, товарищ генерал. Я не напортачу. Тут только служба, ничего личного.
И Захаров понял то, что, похоже, немногим раньше него понял Потапов.
Пепел стучит в сердце Ныркова. И он спуску не даст ни себе, ни другим, и нигде не схалтурит, потому что – в память о погибшем друге. Последний долг отдать. Не в службу, а в дружбу. Будет у него мотивация сильнейшая.
– Хорошо, – сказал Захаров. – Работайте.
Нырков и Потапов уже сутки были на ногах, но отдыхать еще не время. Сели в микроавтобус с тонированными стеклами и поехали за Корнышевым. Тот находился на конспиративной квартире на Ленинском проспекте. К квартире Нырков и Потапов поднялись вместе. Дверь им по условному сигналу открыл один из опекавших Корнышева крепышей.
– Спит! – кратко доложил крепыш.
Кто бы сомневался!
Нырков прошел в комнату, где, не раздеваясь, спал на диване Корнышев. Едва Нырков коснулся плеча спящего, Корнышев вскинулся, будто только что увидел во сне что-то ужасное. И даже отмахнуться пытался, приняв, по-видимому, Ныркова за своего врага из сна. Но Нырков вовремя перехватил руку Корнышева и держал ее, крепко сжимая.
– Перебазируемся, – сказал Нырков. – Срочная эвакуация!
В сопровождении Ныркова и Потапова Корнышев спустился к микроавтобусу. Нырков сел за руль, а Потапов и Корнышев устроились в глубине салона, под защитой тонированных стекол, подальше от любопытных глаз.
Было раннее утро. Солнце еще не поднялось над крышами домов, городские улицы выглядели непривычно пустынными, что рождало неясную тревогу. Будто что-то случилось в городе. Будто что-то здесь пошло не так.
– Переезжаем на новый объект, – вводил Потапов Корнышева в курс дела. – Поживешь там некоторое время. Пока тебе врачи ожоги нарисуют. Пока все инструкции получишь. А уж потом – в поселок Красный, к жене.
Подъехали к особняку, спрятавшемуся за высокой оградой. Выкрашенные грязноватой краской неопределяемого цвета железные ворота распахнулись, давая микроавтобусу возможность въехать на крохотный пятачок двора, после чего вновь с лязгом закрылись. Хозяйничавший у ворот толстяк поспешил к микроавтобусу, на ходу привычно придавая своему округлому бабьему лицу выражение доброжелательной исполнительности.
Первым из микроавтобуса вышел Потапов, окинул недобрым взглядом окружающее его замкнутое пространство, после чего все тем же недобрым взглядом уперся в толстяка. Глаза у Потапова были некрасивые, красные после бессонной ночи.
– Кто еще тут есть? – спросил Потапов.
– Никого. Один я.
– Лицом к стене! – скомандовал Потапов.
И толстяк тотчас же беспрекословно подчинился. Видно, дело было привычное. Чего только с ним на службе не случалось!
Нырков вывел Корнышева из микроавтобуса и проводил в дом. Потапов сторожил толстяка и одновременно наблюдал за тем, как Корнышев поднимается по ступеням к входной двери. Когда дверь за вошедшими захлопнулась, Потапов обернулся к толстяку.
– Ты кто такой вообще? – спросил Потапов.
– Я тут и сторож, и завхоз, и повар, если надо, – доложил толстяк, не смея обернуться.
– Живешь где? В этом доме? – кивнул на особняк Потапов.
– Нет. Во флигеле.
У ворот был флигель.
– Теперь в дом без вызова – ни ногой, – сказал Потапов. – Сиди в своем флигеле. Понадобишься – позовем. Все понятно?
– Так точно! Разрешите идти? – по-военному спросил толстяк.
Ему никто не ответил. Он выждал какое-то время, после чего несмело обернулся. Никого рядом с ним уже не было. Он успел только заметить, как бесшумно затворилась за Потаповым входная дверь особняка.
Нырков и Корнышев стояли посреди большого зала первого этажа. Корнышев, задрав голову, разглядывал старинную лепнину на потолке. Потом он голову опустил, и их с Нырковым взгляды встретились.
– Добро пожаловать! – сказал Нырков, но его глаза смотрели недоброжелательно. – Это объект «Белуга». Узнаешь?
– Нет, – ответил Корнышев невозмутимо. – Я здесь впервые.
Первым делом Потапов разложил на столе план поселка. Там было лишь несколько прямоугольников, обозначающих постройки, вокруг – лес, через который к поселку тянулась тоненькая линия дороги, а дальше за поселком эта дорога уже не продолжалась. Тупик.
– Там одна улица, – рассказывал Потапов. – Пять жилых бараков. Было. Осталось два, – ткнул пальцем. – Этот вот. И этот. Тут магазин. Был. Тут вот леспромхоз. Контора. Лесопилка. Тут у них склад. Все уже в руинах. Теперь о твоем жилье. Вот этот барак. Деревянный, два этажа, коридорная система. У тебя комната на втором этаже. Специально подбирали, чтобы не первый этаж. Чтобы через окно нельзя было. Понимаешь?
– Понимаю, – сказал Корнышев. – В целях безопасности.
– Верно. Теперь о твоих соседях. Там остались старики и пьяницы. Я со слов твоего двойника составил диспозицию, кто где живет и чем дышит. Вот, полюбуйся.
Нырков выложил на стол перед собеседником два плотно заполненных текстом листа бумаги. Корнышев просмотрел их оба, но как-то невнимательно, и очень скоро отодвинул от себя, будто не обнаружил в них ничего интересного.
– Ты их возьми! – наставительно произнес Потапов. – Будешь вечерами перечитывать перед сном. Все это надо запомнить. Это в твоих интересах.
– Я запомнил, – сказал Корнышев.
Потапов смотрел на него недоверчиво. Словно Корнышев врал дерзко и бессовестно.
– Бадаев Юрий Александрович, – процитировал по памяти Корнышев. – Приблизительно семидесяти лет. Комната номер четыре. Работал в леспромхозе сторожем. Живет один. Гонит самогон. Отсутствуют два пальца на правой руке. Отношения с ним напряженные, поскольку Корнышев никогда не покупает у него самогон.
Пока Корнышев озвучивал цитату, Потапов рыскал взглядом по листкам, отыскивая нужный кусок текста, а когда нашел его и прочитал, там все совпадало практически дословно.
– И ты про всех запомнил? – спросил Потапов, все еще не веря.
– Да.
– И что скажешь про этих людей? – допытывался Потапов.
– Хороший контингент, – оценил Корнышев. – Старики и пьяницы – они не самые наблюдательные. И не самые опасные. Мне не нравится Тереха, что в соседней комнате живет…
Потапов, хотя и не сразу, но нашел в списке жильцов этого Тереху. Кроме его возраста и места проживания, там присутствовала только краткая характеристика, состоящая из одного единственного слова: «Мутный».
– Что-то мне твой двойник об этом Терехе рассказывал, – вспомнилось Потапову. – Какой-то бич. Не пойми откуда взялся, не пойми кем был. Он там для всех чужой.
– И еще Колян, – сказал Корнышев.
– Да, Колян у них – фигура, – кивнул Потапов. – Он там царь и бог. Как пахан на зоне. Да он и вправду из сидельцев. Срок за грабеж. И еще один – за нанесение тяжких телесных. У твоего двойника были с ним проблемы. Колян дал ему в лоб.
Корнышев заметно помрачнел. Потапов невесело усмехнулся.
– Да не парься, – посоветовал он. – Это Колян иерархию устанавливал, демонстрировал превосходство. А сейчас ты туда заявишься – с ожогами, слепой, считай – калека. Какой ты ему соперник? Теперь ему до тебя и дела нет. Не будет он тебя гнобить.
Ужинали со спиртным. Потапов и Нырков поочередно подливали водки Корнышеву, а сами при этом почти не пили, и на второй бутылке Потапов плавно свернул разговор на интересующую его тему.
– Ты как в эту историю с деньгами попал? – спросил он у Корнышева. – Кто тебе предложил пропавшие миллиарды искать?
– Генерал Калюжный, – ответил Корнышев. – Олег Харитонович, царство ему небесное.
– Умер? – приподнял бровь Нырков
– Убили. Я думаю, что за эти деньги самые.
– Так ты у него служил?
– В Питере мы вместе были. Потом он в Москву ушел, на повышение. Проходит время, он мне звонит. Приезжай, мол, есть работа. В общем, перетянул в Москву. И я только тут узнал, чем предстояло заниматься. Как раз этими пропавшими миллиардами. Меня включили в состав группы. Начали работать. Поначалу полный мрак был. Где искать? Кто причастен? Информации – ноль. Потом всплыла фамилия Ведьмакин. Полковник. Он все организовывал, деньги вывозил и прятал. Мы обрадовались. Успех! Теперь-то разберемся! А фигушки! – мрачно сообщил Корнышев.
Потапов с готовностью добавил водки собеседнику. Корнышев выпил водку и затих.
– И – чего? – осведомился Потапов.
– А ничего! Фамилия такая – Ведьмакин – была. А человека не было.
– Исчез?
– Бесследно. Причем настолько бесследно, как бывает, только когда человек прячется со знанием дела. Или прячут его, тоже профессионально. Мы сбились с ног, когда искали. Думали даже, что уже не найдем. Было такое. Но он нашелся. Только это был уже не полковник Ведьмакин, а Иванов Виталий Сергеевич, рязанский шофер.
– Это у него легенда такая была?
– Вроде того.
– И что? Колесил по стране, как простой шоферюга? – поинтересовался Потапов и переглянулся с Нырковым.
Про злоключения Ведьмакина они прошлой ночью узнали от генерала Захарова, но Корнышева там не было, и теперь можно было ломать перед ним комедию. Потапов хотел, чтобы Корнышев сам все рассказал. Потому что с Ведьмакиным там все понятно. А вот с Корнышевым – нет.
– Нет, не колесил, – сказал Корнышев. – Он сидел в тюрьме. Отбывал пожизненное заключение за двойное убийство. Причем одним из тех двоих убитых был он сам.
– Не понял, – честно признался Потапов.
– Иванов Виталий Сергеевич, рязанский шофер, пребывая в состоянии алкогольного опьянения, убил полковника ФСБ Ведьмакина Александра Никифоровича.
– То есть самого себя?
– А он себя Ведьмакиным не считал. Не помнил. Он искренне верил в то, что он и есть Иванов.
– Он сошел с ума?
– Он не был психом в нашем понимании, – сказал Корнышев. – Я его видел вот так, как вижу вас сейчас. Я с ним разговаривал. И он твердо знал, что он – Иванов. Как я знаю, что я – Корнышев. А вы знаете, что вы – это вы. С ним хорошо поработали, похоже. Из нашего же ведомства спецы. Полная подмена личности. Человек не помнит ничего из своей прошлой жизни, но многое может рассказать о себе нынешнем. Об Иванове.
– А семья у него была? – спросил Нырков.
– У Иванова – нет. А у Ведьмакина – жена и двое детей.
– Вы по ним работали?
– Пробовали. Семья жила на Кипре. Это потому, что Ведьмакин деньги выводил через Кипр. Ну и семью там пристроил. Мы семью вывезли в Россию. Но толку от них не было. Они ничего не знали.
– И что с ними было потом? – спросил Нырков.
– Жена Ведьмакина погибла. А про детей ничего сказать не могу. Парня звали Никифор, девушку – Катя…
– И про Катю – тоже ничего? – спросил Потапов.
– Нет. С тех пор как ее взяли в разработку – ничего. А потом и у меня начались проблемы. Многие из наших погибли. Меня стали прятать. Перевозить с места на место. А потом полковник Богуславский перебросил меня в Африку. Так что больше никаких контактов.
– Как ты тут, обживаешься? – поинтересовался Захаров у Корнышева.
– Нормально. Наконец я дома.
– Знакомая обстановка? – повел рукой вокруг Захаров и ободряюще улыбнулся. – Ты здесь бывал?
– Нет, товарищ генерал.
Присутствующие при этом разговоре Потапов и Нырков переглянулись. Но Захаров не стал ничего уточнять.
– Выяснилось с твоей женой, – сказал он Корнышеву. – Ничего страшного на самом деле. Совсем недавно вы с нею знакомы. Когда в последний раз ты был в Москве… Ну не ты, конечно, а твой двойник… И встречался вот с ним, – кивнул на Потапова генерал, – позже, по дороге на вокзал, ты и познакомился с той женщиной. Слово за слово, доехали вместе до вокзала, ты ей предложил ехать в поселок Красный, она согласилась…
– С чего бы вдруг, товарищ генерал? – насторожился Потапов. – Вы ее видели? Такие на дороге не валяются. И уж тем более не едут в глушь непонятно с кем.
– Объясняет, что с ухажером своим поссорилась. Мы пока не проверяли, – сообщил Захаров. – Потому что при ней документов нет. Говорит, милиционеры изъяли. А там был пожар. Сгорели документы. А сама про себя ничего рассказывать не хочет. Не для того, говорит, сбегала от ухажера, чтобы он снова объявился. Он кавказец. Боится она, в общем.
– Подозрительно это выглядит, – сказал Потапов.
– Не то слово, – подтвердил Захаров. – Но давить на нее мы пока не можем. Нельзя нам напортачить. Нам сейчас пока надо Корнышева к ней аккуратно подвести. И заставить ее поверить в то, что он и есть тот, прежний, с которым она из Москвы сбежала. А параллельно по ней поработаем плотно. Там что-то и прояснится. Сам Корнышев нам и поможет. Разговорит эту девицу.
Захаров посмотрел на часы.
– Сегодня к вам доставят хирурга, – сообщил он. – Который займется Корнышевым…
Генерал выразительно посмотрел на Корнышева. Корнышев хмыкнул и отвел глаза.
– Так надо, Слава, – мягко произнес Захаров, будто извиняясь. – Эта женщина не должна ничего заподозрить.
Корнышев промолчал. Возникла неловкая пауза. Когда она стала совсем уж невыносимой, Захаров сказал, глядя куда-то за окно:
– Кроме вас двоих, Корнышева в поселке Красном будет прикрывать еще старлей этот из спецназа. Который с вами летал двойника спасать. Их командир. Хороший парень. Надежный. Вам с ним будет спокойнее.
Ему никто не ответил. Хирург поставил свой саквояж рядом с Корнышевым и спросил, обращаясь к Корнышеву:
– Какие-то проблемы возникли?
– Вот есть человек, – тут же отозвался за его спиной Потапов.
Потапов поднялся из кресла и приблизился.
– Предположим, он попал в переделку, – сказал Потапов. – Был пожар. И он получил ожоги.
Хирург недоверчиво посмотрел на Корнышева. Никаких следов от ожогов он не видел.
– Ожогов нет, – признал очевидное Потапов. – Но они должны быть.
– Их нужно нанести, – подсказал Нырков. – Вы, наверное, обычно дефекты исправляете. А здесь, наоборот, их надо создать.
Хирург посмотрел на Корнышева.
Тот молчал.
– М-да, – протянул хирург. – Вот так задачка.
Кажется, он растерялся.
– Лицо ему подправить, – сказал Потапов как ни в чем не бывало. – И по телу немного – тоже. Там у него следы от ранения. Огнестрел. Надо бы замаскировать.
– А вас не предупредили разве? – спросил Нырков. – Когда сюда везли. Что за работа будет, в смысле.
– В общих чертах, – пожал плечами хирург.
– Так приступайте, – подбодрил его Потапов. – Инструмент у вас с собой?
– Как вы себе это представляете? – непритворно изумился хирург. – У нас клиника специализированная на Плющихе. Там оборудование, инструменты, персонал…
– Нам Плющиха не подходит.
– А вы хотите, чтобы я оперировал здесь?! – взвился хирург, теперь он был похож на артиста Луи де Фюнеса стопроцентно. – Это ведь не шутки! Не тяп-ляп! Это настоящая операция! Вы понимаете? Это же ответственность какая!
Потапов спрятал руки в карманы брюк и покачивался с пятки на носок и обратно. Нервничал. Заметив это, хирург осекся. Убоялся собственной горячности. Он вздрогнул, когда кто-то тронул его за плечо, и резко обернулся. Это был Нырков.
– Нам надо, чтобы вы проделали все прямо здесь, – сказал он. – Мы перевезем сюда все, что вам потребуется. Хоть всю вашу клинику с Плющихи. Но мы не можем этого парня возить туда-сюда.
Хирург понял, что возражать бессмысленно. Все равно они сделают по-своему. С ним или без него. Если без него – это значит поссориться с этими людьми. А поссориться с ними он очень боялся.
– Хорошо, – сдался он. – Я должен его осмотреть. Наметить объем работы. И тогда мы можем приступать.
Нырков покровительственно похлопал собеседника по плечу и скомандовал Корнышеву, даже к тому не обернувшись:
– Раздевайся! Покажи доктору свои шрамы.
Корнышев не шевельнулся.
– Раздевайтесь, раздевайтесь, – обреченно произнес хирург.
Только тогда Корнышев сбросил с себя одежду и остался в одних трусах. Нырков и Потапов деликатно отошли к окну и сделали вид, будто поглощены разговором. Хирург осмотрел тело Корнышева. Особенно его внимание привлекли следы от пули: шрам от входного отверстия на груди и выходного – на спине.
– Чудесненько, – приговаривал хирург. – Тут я ничего сложного не вижу.
Потом вдруг взял в свои ладони лицо Корнышева и стал мять его осторожно, но настойчиво. Ощупал щеки, нос и подбородок, зачем-то за уши заглянул. Он суетился и выглядел испуганным. Корнышев даже подумал, что напрасно Нырков с Потаповым так давили на этого бедолагу. Мало ли что он теперь с перепугу натворит. Все-таки операция, нешуточное дело. Дрогнет рука, скальпель не туда пойдет…
– Вы не волнуйтесь, – шепотом произнес Корнышев.
Хирург замер. Он смотрел в глаза Корнышеву. И вдруг спросил, тоже шепотом:
– Вы – кто?!
Но тут приблизились Нырков с Потаповым, и вопрос остался без ответа.
– Красавец! – процедил сквозь зубы Нырков.
Потапов в очередной раз оценил задумку Корнышева. Вот такой якобы незрячий и частично потерявший память, как порой деликатно говорят, человек с ограниченными способностями, он на самом деле приобретал дополнительную степень свободы. Ему не надо было думать о том, что он обязан помнить, и о том, что надобно сказать в каждом конкретном случае. У него появилась привилегия не обращать внимания на то, кто как воспринимал его прежде и какие с теми людьми у него были отношения. Он мог не заботиться о том, чтобы вспомнить свои прежние привычки и пристрастия, которые на самом деле были присущи другому человеку – тому, кого сам Корнышев не видел и не знал.
По просьбе Потапова Святослав, не снимая маски, прошелся по комнате. Он то и дело натыкался на мебель и чертыхался, а ведь эту комнату он успел изучить достаточно хорошо, да и способность видеть потерял только минуту или две назад. Его зрительная память уже не срабатывала. Что уж говорить про поселок Красный! Правдоподобно будет выглядеть.
– Ты прожил в поселке Красный несколько лет, – инструктировал Корнышева Потапов. – Откуда ты туда приехал, чем занимался прежде – тут ты все забыл. Во время проживания в Красном ты выезжал в Москву… Хотя даже название города тебе позволительно не помнить. Тут на твое усмотрение. Вообще, чем меньше ты будешь помнить, тем лучше для тебя. Меньше риска ошибиться. Пускай баба твоя тебе память восстанавливает. Сама рассказывает о том, что было прежде. Не ты ей, а она тебе. Так безопаснее.
В доме оборудовали операционную. В интерьерах особняка хирургические инструменты, похожая на летающую тарелку операционная лампа, непонятного назначения тубы и бутылки смотрелись чужеродно и устрашающе.
Приехал генерал Захаров, да не один, а с тем самым старлеем, который летал на выручку к двойнику Корнышева. Вдвоем они вошли в дом и наткнулись там на Ныркова. Тот проводил их в дальнюю комнату, услужливо распахнул перед гостями дверь, а за дверью были Потапов и Корнышев, и когда старлей увидел Корнышева – замер от неожиданности.
– Ты думал, он погиб? – скупо улыбнулся Захаров, обнаружив растерянность своего спутника. – Нет, это его двойника мы потеряли. А это – настоящий, он твой подопечный. Будешь его охранять.
Нырков привел хирурга. Тот держал в руках ноутбук.
– Я подготовил компьютерный вариант, – сказал хирург. – Здесь можно увидеть, как будет выглядеть…
Он нервничал, и его взгляд старательно обтекал Корнышева, так ни разу на нем и не сфокусировавшись.
Ноутбук хирург водрузил на стол перед Захаровым, поколдовал над клавиатурой, выводя изображение на экран, и отступил, принимая вид художника, ожидающего первых оценок своего нового творения от неблагодарной и капризной публики. Так получилось, что Захаров сидел за столом, а Потапов, Нырков и старлей оказались у него за спиной, и потому все они видели изображение на экране, а сидевший напротив Захарова Корнышев экрана не видел – только лица зрителей. Но и этого оказалось достаточно. Лица вытянулись. Это был шок, которого не смогли скрыть. Таращились в экран, будто не могли поверить своим глазам. Потом Захаров поднял голову, и их с Корнышевым взгляды встретились.
– И что? – спросил Захаров, не поворачиваясь к хирургу. – Это он таким будет?
И Потапов с Нырковым тоже смотрели на Корнышева.
– Мне обрисовали характер предполагаемых повреждений, и я вам демонстрирую, как должен выглядеть человек, попавший в подобные обстоятельства, – сухо произнес хирург.
Публика не обманула ожиданий творца и оказалась дурой. Не оценила проделанной работы.
– А мне можно взглянуть? – осведомился Корнышев.
Захаров медлил.
– По сути, все верно, – вдруг сказал Нырков. – У нас в исходных данных – что? Что Корнышев сильно пострадал. Чтобы его сожительница поверила сразу и безоговорочно. Если полумерами обойтись – она раскусит. А вот такое, – показал на экран, – самое оно.
Корнышев ждал. Захаров развернул, наконец, к нему экран. На экране был Корнышев. Обычное лицо, ничего шокирующего. Но в следующее мгновение компьютерная программа запустила процесс изменений, шаг за шагом демонстрируя, что будет происходить с Корнышевым. На лице вдруг проступили свежие следы ожогов, и почти сразу они покрылись струпьями. Затем появились надрезы – и тут же стянулись нитками. Лицо меняло форму и цвет. Оно будто поплыло и приобрело красно-синий оттенок. Это был Корнышев, но уже как бы после операции. Узнать его было непросто. Человек на экране был похож на чудом выжившую после страшной автокатастрофы жертву. Лицо в струпьях и порезах, в которых можно было угадать истекающую кровью плоть. Нездоровая опухлость, превращающая Корнышева в сизолицего бомжа. Нарочито грубо изображенные швы.
На Святослава, пока еще не изувеченного и вполне себе симпатичного, присутствующие смотрели с состраданием. Ему под этими взглядами стало нестерпимо плохо. Угадавший его состояние Захаров вкрадчиво произнес:
– Это только на время, Слава. Потом мы все вернем. Сделаем, как было прежде.
– Нет, – качнул головой Нырков. – Ее звали Катя. А фамилия у нее – Ведьмакина.
Захаров встрепенулся. А Потапов – тот и вовсе обездвижел.
– Погоди, погоди… – пробормотал генерал, все еще не смея поверить.
– Так точно, товарищ генерал! – мрачно произнес Нырков. – У нее такая же фамилия, как у этого полковника, специалиста по олигархам, как вы сказали. Она ему кто? Родственница?
– Дочь, – ответил Захаров.
– Дочь человека, который переправил за границу миллиарды. И она исчезла, – сказал Нырков. – Исчезла вместе с Корнышевым. И только он один может знать, куда она подевалась. Может, потому его и ищут так упорно, а?
* * *
План мероприятий в общих чертах составили к утру. Многое предложил и обосновал Нырков. Он диктовал по пунктам, и в его голосе при этом звенела холодная безжалостная сталь. У Захарова в какой-то момент даже появилось желание отстранить Ныркова от участия в операции, но Потапов вступился за коллегу, а Нырков, мгновенно догадавшись, что к чему, сухо произнес:– Да вы не волнуйтесь, товарищ генерал. Я не напортачу. Тут только служба, ничего личного.
И Захаров понял то, что, похоже, немногим раньше него понял Потапов.
Пепел стучит в сердце Ныркова. И он спуску не даст ни себе, ни другим, и нигде не схалтурит, потому что – в память о погибшем друге. Последний долг отдать. Не в службу, а в дружбу. Будет у него мотивация сильнейшая.
– Хорошо, – сказал Захаров. – Работайте.
Нырков и Потапов уже сутки были на ногах, но отдыхать еще не время. Сели в микроавтобус с тонированными стеклами и поехали за Корнышевым. Тот находился на конспиративной квартире на Ленинском проспекте. К квартире Нырков и Потапов поднялись вместе. Дверь им по условному сигналу открыл один из опекавших Корнышева крепышей.
– Спит! – кратко доложил крепыш.
Кто бы сомневался!
Нырков прошел в комнату, где, не раздеваясь, спал на диване Корнышев. Едва Нырков коснулся плеча спящего, Корнышев вскинулся, будто только что увидел во сне что-то ужасное. И даже отмахнуться пытался, приняв, по-видимому, Ныркова за своего врага из сна. Но Нырков вовремя перехватил руку Корнышева и держал ее, крепко сжимая.
– Перебазируемся, – сказал Нырков. – Срочная эвакуация!
В сопровождении Ныркова и Потапова Корнышев спустился к микроавтобусу. Нырков сел за руль, а Потапов и Корнышев устроились в глубине салона, под защитой тонированных стекол, подальше от любопытных глаз.
Было раннее утро. Солнце еще не поднялось над крышами домов, городские улицы выглядели непривычно пустынными, что рождало неясную тревогу. Будто что-то случилось в городе. Будто что-то здесь пошло не так.
– Переезжаем на новый объект, – вводил Потапов Корнышева в курс дела. – Поживешь там некоторое время. Пока тебе врачи ожоги нарисуют. Пока все инструкции получишь. А уж потом – в поселок Красный, к жене.
Подъехали к особняку, спрятавшемуся за высокой оградой. Выкрашенные грязноватой краской неопределяемого цвета железные ворота распахнулись, давая микроавтобусу возможность въехать на крохотный пятачок двора, после чего вновь с лязгом закрылись. Хозяйничавший у ворот толстяк поспешил к микроавтобусу, на ходу привычно придавая своему округлому бабьему лицу выражение доброжелательной исполнительности.
Первым из микроавтобуса вышел Потапов, окинул недобрым взглядом окружающее его замкнутое пространство, после чего все тем же недобрым взглядом уперся в толстяка. Глаза у Потапова были некрасивые, красные после бессонной ночи.
– Кто еще тут есть? – спросил Потапов.
– Никого. Один я.
– Лицом к стене! – скомандовал Потапов.
И толстяк тотчас же беспрекословно подчинился. Видно, дело было привычное. Чего только с ним на службе не случалось!
Нырков вывел Корнышева из микроавтобуса и проводил в дом. Потапов сторожил толстяка и одновременно наблюдал за тем, как Корнышев поднимается по ступеням к входной двери. Когда дверь за вошедшими захлопнулась, Потапов обернулся к толстяку.
– Ты кто такой вообще? – спросил Потапов.
– Я тут и сторож, и завхоз, и повар, если надо, – доложил толстяк, не смея обернуться.
– Живешь где? В этом доме? – кивнул на особняк Потапов.
– Нет. Во флигеле.
У ворот был флигель.
– Теперь в дом без вызова – ни ногой, – сказал Потапов. – Сиди в своем флигеле. Понадобишься – позовем. Все понятно?
– Так точно! Разрешите идти? – по-военному спросил толстяк.
Ему никто не ответил. Он выждал какое-то время, после чего несмело обернулся. Никого рядом с ним уже не было. Он успел только заметить, как бесшумно затворилась за Потаповым входная дверь особняка.
Нырков и Корнышев стояли посреди большого зала первого этажа. Корнышев, задрав голову, разглядывал старинную лепнину на потолке. Потом он голову опустил, и их с Нырковым взгляды встретились.
– Добро пожаловать! – сказал Нырков, но его глаза смотрели недоброжелательно. – Это объект «Белуга». Узнаешь?
– Нет, – ответил Корнышев невозмутимо. – Я здесь впервые.
* * *
Посвящением Корнышева в подробности жизни поселка Красный занимался Потапов, который лучше, чем кто бы то ни было, владел информацией.Первым делом Потапов разложил на столе план поселка. Там было лишь несколько прямоугольников, обозначающих постройки, вокруг – лес, через который к поселку тянулась тоненькая линия дороги, а дальше за поселком эта дорога уже не продолжалась. Тупик.
– Там одна улица, – рассказывал Потапов. – Пять жилых бараков. Было. Осталось два, – ткнул пальцем. – Этот вот. И этот. Тут магазин. Был. Тут вот леспромхоз. Контора. Лесопилка. Тут у них склад. Все уже в руинах. Теперь о твоем жилье. Вот этот барак. Деревянный, два этажа, коридорная система. У тебя комната на втором этаже. Специально подбирали, чтобы не первый этаж. Чтобы через окно нельзя было. Понимаешь?
– Понимаю, – сказал Корнышев. – В целях безопасности.
– Верно. Теперь о твоих соседях. Там остались старики и пьяницы. Я со слов твоего двойника составил диспозицию, кто где живет и чем дышит. Вот, полюбуйся.
Нырков выложил на стол перед собеседником два плотно заполненных текстом листа бумаги. Корнышев просмотрел их оба, но как-то невнимательно, и очень скоро отодвинул от себя, будто не обнаружил в них ничего интересного.
– Ты их возьми! – наставительно произнес Потапов. – Будешь вечерами перечитывать перед сном. Все это надо запомнить. Это в твоих интересах.
– Я запомнил, – сказал Корнышев.
Потапов смотрел на него недоверчиво. Словно Корнышев врал дерзко и бессовестно.
– Бадаев Юрий Александрович, – процитировал по памяти Корнышев. – Приблизительно семидесяти лет. Комната номер четыре. Работал в леспромхозе сторожем. Живет один. Гонит самогон. Отсутствуют два пальца на правой руке. Отношения с ним напряженные, поскольку Корнышев никогда не покупает у него самогон.
Пока Корнышев озвучивал цитату, Потапов рыскал взглядом по листкам, отыскивая нужный кусок текста, а когда нашел его и прочитал, там все совпадало практически дословно.
– И ты про всех запомнил? – спросил Потапов, все еще не веря.
– Да.
– И что скажешь про этих людей? – допытывался Потапов.
– Хороший контингент, – оценил Корнышев. – Старики и пьяницы – они не самые наблюдательные. И не самые опасные. Мне не нравится Тереха, что в соседней комнате живет…
Потапов, хотя и не сразу, но нашел в списке жильцов этого Тереху. Кроме его возраста и места проживания, там присутствовала только краткая характеристика, состоящая из одного единственного слова: «Мутный».
– Что-то мне твой двойник об этом Терехе рассказывал, – вспомнилось Потапову. – Какой-то бич. Не пойми откуда взялся, не пойми кем был. Он там для всех чужой.
– И еще Колян, – сказал Корнышев.
– Да, Колян у них – фигура, – кивнул Потапов. – Он там царь и бог. Как пахан на зоне. Да он и вправду из сидельцев. Срок за грабеж. И еще один – за нанесение тяжких телесных. У твоего двойника были с ним проблемы. Колян дал ему в лоб.
Корнышев заметно помрачнел. Потапов невесело усмехнулся.
– Да не парься, – посоветовал он. – Это Колян иерархию устанавливал, демонстрировал превосходство. А сейчас ты туда заявишься – с ожогами, слепой, считай – калека. Какой ты ему соперник? Теперь ему до тебя и дела нет. Не будет он тебя гнобить.
* * *
Вечером ужинали втроем: Корнышев, Потапов и Нырков. Ужин приготовил присматривающий за домом толстяк, но внутрь здания он так и не смог попасть: Нырков принял из его рук два подноса с блюдами прямо на пороге дома, посулил звать, если еще что потребуется, после чего захлопнул дверь перед носом толстяка.Ужинали со спиртным. Потапов и Нырков поочередно подливали водки Корнышеву, а сами при этом почти не пили, и на второй бутылке Потапов плавно свернул разговор на интересующую его тему.
– Ты как в эту историю с деньгами попал? – спросил он у Корнышева. – Кто тебе предложил пропавшие миллиарды искать?
– Генерал Калюжный, – ответил Корнышев. – Олег Харитонович, царство ему небесное.
– Умер? – приподнял бровь Нырков
– Убили. Я думаю, что за эти деньги самые.
– Так ты у него служил?
– В Питере мы вместе были. Потом он в Москву ушел, на повышение. Проходит время, он мне звонит. Приезжай, мол, есть работа. В общем, перетянул в Москву. И я только тут узнал, чем предстояло заниматься. Как раз этими пропавшими миллиардами. Меня включили в состав группы. Начали работать. Поначалу полный мрак был. Где искать? Кто причастен? Информации – ноль. Потом всплыла фамилия Ведьмакин. Полковник. Он все организовывал, деньги вывозил и прятал. Мы обрадовались. Успех! Теперь-то разберемся! А фигушки! – мрачно сообщил Корнышев.
Потапов с готовностью добавил водки собеседнику. Корнышев выпил водку и затих.
– И – чего? – осведомился Потапов.
– А ничего! Фамилия такая – Ведьмакин – была. А человека не было.
– Исчез?
– Бесследно. Причем настолько бесследно, как бывает, только когда человек прячется со знанием дела. Или прячут его, тоже профессионально. Мы сбились с ног, когда искали. Думали даже, что уже не найдем. Было такое. Но он нашелся. Только это был уже не полковник Ведьмакин, а Иванов Виталий Сергеевич, рязанский шофер.
– Это у него легенда такая была?
– Вроде того.
– И что? Колесил по стране, как простой шоферюга? – поинтересовался Потапов и переглянулся с Нырковым.
Про злоключения Ведьмакина они прошлой ночью узнали от генерала Захарова, но Корнышева там не было, и теперь можно было ломать перед ним комедию. Потапов хотел, чтобы Корнышев сам все рассказал. Потому что с Ведьмакиным там все понятно. А вот с Корнышевым – нет.
– Нет, не колесил, – сказал Корнышев. – Он сидел в тюрьме. Отбывал пожизненное заключение за двойное убийство. Причем одним из тех двоих убитых был он сам.
– Не понял, – честно признался Потапов.
– Иванов Виталий Сергеевич, рязанский шофер, пребывая в состоянии алкогольного опьянения, убил полковника ФСБ Ведьмакина Александра Никифоровича.
– То есть самого себя?
– А он себя Ведьмакиным не считал. Не помнил. Он искренне верил в то, что он и есть Иванов.
– Он сошел с ума?
– Он не был психом в нашем понимании, – сказал Корнышев. – Я его видел вот так, как вижу вас сейчас. Я с ним разговаривал. И он твердо знал, что он – Иванов. Как я знаю, что я – Корнышев. А вы знаете, что вы – это вы. С ним хорошо поработали, похоже. Из нашего же ведомства спецы. Полная подмена личности. Человек не помнит ничего из своей прошлой жизни, но многое может рассказать о себе нынешнем. Об Иванове.
– А семья у него была? – спросил Нырков.
– У Иванова – нет. А у Ведьмакина – жена и двое детей.
– Вы по ним работали?
– Пробовали. Семья жила на Кипре. Это потому, что Ведьмакин деньги выводил через Кипр. Ну и семью там пристроил. Мы семью вывезли в Россию. Но толку от них не было. Они ничего не знали.
– И что с ними было потом? – спросил Нырков.
– Жена Ведьмакина погибла. А про детей ничего сказать не могу. Парня звали Никифор, девушку – Катя…
– И про Катю – тоже ничего? – спросил Потапов.
– Нет. С тех пор как ее взяли в разработку – ничего. А потом и у меня начались проблемы. Многие из наших погибли. Меня стали прятать. Перевозить с места на место. А потом полковник Богуславский перебросил меня в Африку. Так что больше никаких контактов.
* * *
На следующий день на объект «Белуга» приехал генерал Захаров. Он выглядел вальяжным и доброжелательным. Или отдохнул как следует. Или новости с утра были хорошими.– Как ты тут, обживаешься? – поинтересовался Захаров у Корнышева.
– Нормально. Наконец я дома.
– Знакомая обстановка? – повел рукой вокруг Захаров и ободряюще улыбнулся. – Ты здесь бывал?
– Нет, товарищ генерал.
Присутствующие при этом разговоре Потапов и Нырков переглянулись. Но Захаров не стал ничего уточнять.
– Выяснилось с твоей женой, – сказал он Корнышеву. – Ничего страшного на самом деле. Совсем недавно вы с нею знакомы. Когда в последний раз ты был в Москве… Ну не ты, конечно, а твой двойник… И встречался вот с ним, – кивнул на Потапова генерал, – позже, по дороге на вокзал, ты и познакомился с той женщиной. Слово за слово, доехали вместе до вокзала, ты ей предложил ехать в поселок Красный, она согласилась…
– С чего бы вдруг, товарищ генерал? – насторожился Потапов. – Вы ее видели? Такие на дороге не валяются. И уж тем более не едут в глушь непонятно с кем.
– Объясняет, что с ухажером своим поссорилась. Мы пока не проверяли, – сообщил Захаров. – Потому что при ней документов нет. Говорит, милиционеры изъяли. А там был пожар. Сгорели документы. А сама про себя ничего рассказывать не хочет. Не для того, говорит, сбегала от ухажера, чтобы он снова объявился. Он кавказец. Боится она, в общем.
– Подозрительно это выглядит, – сказал Потапов.
– Не то слово, – подтвердил Захаров. – Но давить на нее мы пока не можем. Нельзя нам напортачить. Нам сейчас пока надо Корнышева к ней аккуратно подвести. И заставить ее поверить в то, что он и есть тот, прежний, с которым она из Москвы сбежала. А параллельно по ней поработаем плотно. Там что-то и прояснится. Сам Корнышев нам и поможет. Разговорит эту девицу.
Захаров посмотрел на часы.
– Сегодня к вам доставят хирурга, – сообщил он. – Который займется Корнышевым…
Генерал выразительно посмотрел на Корнышева. Корнышев хмыкнул и отвел глаза.
– Так надо, Слава, – мягко произнес Захаров, будто извиняясь. – Эта женщина не должна ничего заподозрить.
Корнышев промолчал. Возникла неловкая пауза. Когда она стала совсем уж невыносимой, Захаров сказал, глядя куда-то за окно:
– Кроме вас двоих, Корнышева в поселке Красном будет прикрывать еще старлей этот из спецназа. Который с вами летал двойника спасать. Их командир. Хороший парень. Надежный. Вам с ним будет спокойнее.
* * *
Лицом хирург был – вылитый Луи де Фюнес в молодости. Только мимика не такая богатая. Напротив, он то ли важничал, то ли испытывал чувство неуверенности, но в проявлении эмоций был крайне сдержан. Вошел в комнату, где присутствовали Потапов, Нырков и Корнышев, обвел всех взглядом, на Корнышеве взгляд задержал чуть дольше и едва заметно поджал губы, будто печалясь, что такое лицо ему предстоит уродовать, и после этого произнес дежурное «здравствуйте».Ему никто не ответил. Хирург поставил свой саквояж рядом с Корнышевым и спросил, обращаясь к Корнышеву:
– Какие-то проблемы возникли?
– Вот есть человек, – тут же отозвался за его спиной Потапов.
Потапов поднялся из кресла и приблизился.
– Предположим, он попал в переделку, – сказал Потапов. – Был пожар. И он получил ожоги.
Хирург недоверчиво посмотрел на Корнышева. Никаких следов от ожогов он не видел.
– Ожогов нет, – признал очевидное Потапов. – Но они должны быть.
– Их нужно нанести, – подсказал Нырков. – Вы, наверное, обычно дефекты исправляете. А здесь, наоборот, их надо создать.
Хирург посмотрел на Корнышева.
Тот молчал.
– М-да, – протянул хирург. – Вот так задачка.
Кажется, он растерялся.
– Лицо ему подправить, – сказал Потапов как ни в чем не бывало. – И по телу немного – тоже. Там у него следы от ранения. Огнестрел. Надо бы замаскировать.
– А вас не предупредили разве? – спросил Нырков. – Когда сюда везли. Что за работа будет, в смысле.
– В общих чертах, – пожал плечами хирург.
– Так приступайте, – подбодрил его Потапов. – Инструмент у вас с собой?
– Как вы себе это представляете? – непритворно изумился хирург. – У нас клиника специализированная на Плющихе. Там оборудование, инструменты, персонал…
– Нам Плющиха не подходит.
– А вы хотите, чтобы я оперировал здесь?! – взвился хирург, теперь он был похож на артиста Луи де Фюнеса стопроцентно. – Это ведь не шутки! Не тяп-ляп! Это настоящая операция! Вы понимаете? Это же ответственность какая!
Потапов спрятал руки в карманы брюк и покачивался с пятки на носок и обратно. Нервничал. Заметив это, хирург осекся. Убоялся собственной горячности. Он вздрогнул, когда кто-то тронул его за плечо, и резко обернулся. Это был Нырков.
– Нам надо, чтобы вы проделали все прямо здесь, – сказал он. – Мы перевезем сюда все, что вам потребуется. Хоть всю вашу клинику с Плющихи. Но мы не можем этого парня возить туда-сюда.
Хирург понял, что возражать бессмысленно. Все равно они сделают по-своему. С ним или без него. Если без него – это значит поссориться с этими людьми. А поссориться с ними он очень боялся.
– Хорошо, – сдался он. – Я должен его осмотреть. Наметить объем работы. И тогда мы можем приступать.
Нырков покровительственно похлопал собеседника по плечу и скомандовал Корнышеву, даже к тому не обернувшись:
– Раздевайся! Покажи доктору свои шрамы.
Корнышев не шевельнулся.
– Раздевайтесь, раздевайтесь, – обреченно произнес хирург.
Только тогда Корнышев сбросил с себя одежду и остался в одних трусах. Нырков и Потапов деликатно отошли к окну и сделали вид, будто поглощены разговором. Хирург осмотрел тело Корнышева. Особенно его внимание привлекли следы от пули: шрам от входного отверстия на груди и выходного – на спине.
– Чудесненько, – приговаривал хирург. – Тут я ничего сложного не вижу.
Потом вдруг взял в свои ладони лицо Корнышева и стал мять его осторожно, но настойчиво. Ощупал щеки, нос и подбородок, зачем-то за уши заглянул. Он суетился и выглядел испуганным. Корнышев даже подумал, что напрасно Нырков с Потаповым так давили на этого бедолагу. Мало ли что он теперь с перепугу натворит. Все-таки операция, нешуточное дело. Дрогнет рука, скальпель не туда пойдет…
– Вы не волнуйтесь, – шепотом произнес Корнышев.
Хирург замер. Он смотрел в глаза Корнышеву. И вдруг спросил, тоже шепотом:
– Вы – кто?!
Но тут приблизились Нырков с Потаповым, и вопрос остался без ответа.
* * *
Для Корнышева изготовили черную маску. Она формой напоминала очки, только очень большие, и закрывала едва ли не всю верхнюю половину корнышевского лица. Когда Корнышев надел эту маску, он в одно мгновение приобрел вид неприятный и отталкивающий. Всякий смотрящий на него подсознательно угадывал там, под маской, что-то страшное, чего видеть постороннему нельзя, а если вдруг такое несчастье приключится и увидеть доведется… Нет, лучше этого не видеть никогда.– Красавец! – процедил сквозь зубы Нырков.
Потапов в очередной раз оценил задумку Корнышева. Вот такой якобы незрячий и частично потерявший память, как порой деликатно говорят, человек с ограниченными способностями, он на самом деле приобретал дополнительную степень свободы. Ему не надо было думать о том, что он обязан помнить, и о том, что надобно сказать в каждом конкретном случае. У него появилась привилегия не обращать внимания на то, кто как воспринимал его прежде и какие с теми людьми у него были отношения. Он мог не заботиться о том, чтобы вспомнить свои прежние привычки и пристрастия, которые на самом деле были присущи другому человеку – тому, кого сам Корнышев не видел и не знал.
По просьбе Потапова Святослав, не снимая маски, прошелся по комнате. Он то и дело натыкался на мебель и чертыхался, а ведь эту комнату он успел изучить достаточно хорошо, да и способность видеть потерял только минуту или две назад. Его зрительная память уже не срабатывала. Что уж говорить про поселок Красный! Правдоподобно будет выглядеть.
– Ты прожил в поселке Красный несколько лет, – инструктировал Корнышева Потапов. – Откуда ты туда приехал, чем занимался прежде – тут ты все забыл. Во время проживания в Красном ты выезжал в Москву… Хотя даже название города тебе позволительно не помнить. Тут на твое усмотрение. Вообще, чем меньше ты будешь помнить, тем лучше для тебя. Меньше риска ошибиться. Пускай баба твоя тебе память восстанавливает. Сама рассказывает о том, что было прежде. Не ты ей, а она тебе. Так безопаснее.
* * *
На следующий день хирурга снова доставили в особняк, но теперь гость прибыл не один, а с двумя помощниками: это были разбитной здоровяк-анестезиолог и молоденькая медсестра, бессловесная и малоприметная, как мышь. Гости долго переносили из фургона в одну из комнат особняка оборудование, какие-то чемоданы и коробки. Нырков и живущий во флигеле толстяк им помогали. Корнышева Потапов увел в одну из дальних комнат, объяснив, что до завершения всей этой суматохи и до прибытия генерала Захарова лучше бы Корнышеву не светиться.В доме оборудовали операционную. В интерьерах особняка хирургические инструменты, похожая на летающую тарелку операционная лампа, непонятного назначения тубы и бутылки смотрелись чужеродно и устрашающе.
Приехал генерал Захаров, да не один, а с тем самым старлеем, который летал на выручку к двойнику Корнышева. Вдвоем они вошли в дом и наткнулись там на Ныркова. Тот проводил их в дальнюю комнату, услужливо распахнул перед гостями дверь, а за дверью были Потапов и Корнышев, и когда старлей увидел Корнышева – замер от неожиданности.
– Ты думал, он погиб? – скупо улыбнулся Захаров, обнаружив растерянность своего спутника. – Нет, это его двойника мы потеряли. А это – настоящий, он твой подопечный. Будешь его охранять.
Нырков привел хирурга. Тот держал в руках ноутбук.
– Я подготовил компьютерный вариант, – сказал хирург. – Здесь можно увидеть, как будет выглядеть…
Он нервничал, и его взгляд старательно обтекал Корнышева, так ни разу на нем и не сфокусировавшись.
Ноутбук хирург водрузил на стол перед Захаровым, поколдовал над клавиатурой, выводя изображение на экран, и отступил, принимая вид художника, ожидающего первых оценок своего нового творения от неблагодарной и капризной публики. Так получилось, что Захаров сидел за столом, а Потапов, Нырков и старлей оказались у него за спиной, и потому все они видели изображение на экране, а сидевший напротив Захарова Корнышев экрана не видел – только лица зрителей. Но и этого оказалось достаточно. Лица вытянулись. Это был шок, которого не смогли скрыть. Таращились в экран, будто не могли поверить своим глазам. Потом Захаров поднял голову, и их с Корнышевым взгляды встретились.
– И что? – спросил Захаров, не поворачиваясь к хирургу. – Это он таким будет?
И Потапов с Нырковым тоже смотрели на Корнышева.
– Мне обрисовали характер предполагаемых повреждений, и я вам демонстрирую, как должен выглядеть человек, попавший в подобные обстоятельства, – сухо произнес хирург.
Публика не обманула ожиданий творца и оказалась дурой. Не оценила проделанной работы.
– А мне можно взглянуть? – осведомился Корнышев.
Захаров медлил.
– По сути, все верно, – вдруг сказал Нырков. – У нас в исходных данных – что? Что Корнышев сильно пострадал. Чтобы его сожительница поверила сразу и безоговорочно. Если полумерами обойтись – она раскусит. А вот такое, – показал на экран, – самое оно.
Корнышев ждал. Захаров развернул, наконец, к нему экран. На экране был Корнышев. Обычное лицо, ничего шокирующего. Но в следующее мгновение компьютерная программа запустила процесс изменений, шаг за шагом демонстрируя, что будет происходить с Корнышевым. На лице вдруг проступили свежие следы ожогов, и почти сразу они покрылись струпьями. Затем появились надрезы – и тут же стянулись нитками. Лицо меняло форму и цвет. Оно будто поплыло и приобрело красно-синий оттенок. Это был Корнышев, но уже как бы после операции. Узнать его было непросто. Человек на экране был похож на чудом выжившую после страшной автокатастрофы жертву. Лицо в струпьях и порезах, в которых можно было угадать истекающую кровью плоть. Нездоровая опухлость, превращающая Корнышева в сизолицего бомжа. Нарочито грубо изображенные швы.
На Святослава, пока еще не изувеченного и вполне себе симпатичного, присутствующие смотрели с состраданием. Ему под этими взглядами стало нестерпимо плохо. Угадавший его состояние Захаров вкрадчиво произнес:
– Это только на время, Слава. Потом мы все вернем. Сделаем, как было прежде.