Владимир Гриньков. Человек с двойным дном

Владимир Гриньков
Человек с двойным дном

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

   Он еще надеялся, что все обойдется, отпустят. Милиционеры были не грубые и даже, вроде бы, совестливые. В этой глуши, наверное, их все знали и они знали всех – отношения меж обитателями лесного края сложились почти родственные. Сельская милиция… Точно, обойдется.
   Объяснительную все-таки заставили написать. Он написал, как было. Как они с Клавой ехали на машине, как остановились у колодца, чтобы воды испить, и как в этом не знакомом прежде им селе подошли к ним двое пьяных до невменяемости мужиков…
   По поводу двух этих избитых мужиков милиционеры даже не предъявляли претензий – лично знали «героев». Те были известны своими подвигами. Старший из милиционеров, капитан, так и сказал:
   – Как выпьют – так бывают биты. А выпивают каждый день.
   Дело, мол, привычное. Вот и на пути проезжей семейной пары эти двое на свое несчастье оказались.
   – Я их бить не хотел, – объяснял Геннадий. – Думаю, сядем в машину и дальше поедем. А они вот прямо как на рожон…
   – Да вы не переживайте, – успокаивал его капитан. – Травм нет. Синяки да шишки – это вы еще бережно с ними обошлись.
   Он явно не собирался выгораживать местных, но и не отпускал подзадержавшихся путников. Как забрал у них паспорта и ключи от машины в самом начале – так и не возвращал.
   – Ночь на дворе, – объяснил капитан. – Куда по темноте поедете?
   Геннадий осторожно, без нажима, пытался втолковать, что и по ночи они с женой доедут – дорога им знакома; но капитан был непреклонен.
   Милиционеры занимали две комнаты в большом бревенчатом доме, где размещались библиотека и почтовое отделение. Капитан отпер ключом дверь одной из комнат. Там стоял продавленный диван, были еще хлипкие казенные стулья-инвалиды и стол со следами давнего обильного застолья.
   – Располагайтесь, – предложил капитан. – Утром поедете.
   Пожелал спокойной ночи своим непрошеным гостям. А когда выходил из комнаты, прихватил со стола телефон. И вот тогда Геннадий впервые заподозрил, что не обойдется. Напрасно он надеялся. Плохо, видно, дело.

* * *

   Они с Клавой остались наедине впервые за последние несколько часов. Там, у колодца, где Геннадий мутузил раздухарившихся алкашей, она еще была рядом, а потом подъехали милиционеры, и после этого – ни секунды уединения. Беседовали с ними порознь. С Геннадия показания снимал молоденький лейтенант, одно удовольствие было ему на уши лапшу вешать. А Клавой занимался капитан. Да что она ему могла сказать?
   – Про что капитан спрашивал? – осведомился Геннадий.
   Все-таки надо было знать. Мало ли там что.
   – Откуда едем. Где живем.
   – Ну а ты?
   – Сказала, как есть. Что за машиной в город ездили. Что к себе возвращаемся.
   Да, тут не подкопаешься. И все легко проверить. Машину только что купили, вот документы на «УАЗ». Живут в поселке Красном, в ту сторону как раз и ехали.
   – Он про прописку спросил, – сказала Клава. – Почему я в Богородицке прописана, а живу в Красном. Я сказала – у тебя. Тогда он про тебя спросил.
   А у него прописка питерская. Тыща верст от этих мест. Геннадий нахмурился.
   – Я что-то ему не так сказала? – забеспокоилась Клава.
   – А что ты ему про меня сказала?
   – Что познакомилась с тобой три месяца назад. Что переехала к тебе.
   – Кто я? Чем занимаюсь? Про это спрашивал?
   – Спрашивал.
   – А ты чего? – заметно занервничал Геннадий.
   И Клава занервничала. Геннадий представил, как она в разговоре с капитаном дрогнула. И мент наверняка заметил это.
   – Я сказала, что в твои дела не лезу.
   Вот дура!
   – Что у тебя своя жизнь.
   Идиотка!
   – А что я могла о тебе рассказать? – нервно хрустнула пальцами Клава.
   Надо было с нею все обговорить заранее, какую-то легенду отработать. Теперь уже поздно.
   – Про машину еще спрашивал, – вспомнила Клава.
   – Про «УАЗ»?
   – Да. Интересно, говорит, это вы в Красном денег на такую заработали? Я, в смысле? Он: машина-то на вас оформлена. А я говорю, что деньги, мол, твои.
   Дура!!!
   – И тогда он снова про тебя спросил. Чем ты на жизнь зарабатываешь. По бизнесу, что ль?
   Недооценивал он капитана, получается. Тот его сплавил лейтенанту, а сам за Клаву принялся. Баба – она всегда самое слабое звено и есть. И покуда Геннадий лейтенанту заливал, капитан выпотрошил Клавку, как курицу. Что-то заподозрил, поэтому и не отпустил.
   Влипли они. Вот оно, то, о чем его предупреждал генерал Захаров.

* * *

   – Ты окошко открой, – сказал капитан коллеге. – Дверь я снаружи запер, да вдруг вздумают сигануть в окно. Нам бы их не проморгать, услышать, как полезут.
   Лейтенант поспешно распахнул створки окна. Но тихо было в ночи. Только слышалась где-то далеко, в темноте, музыка.
   Капитан отправлял по факсу ксерокопии страниц паспорта задержанного им человека. Вяткин Геннадий Сергеевич.
   – Пускай проверят по учетам, – пробормотал капитан. – Как он тебе?
   – Мутный.
   – Ага, – удовлетворенно подтвердил капитан, будто и не ожидал другого ответа. – Юлил?
   – Нет, в том-то все дело. Про что ни спросишь, отвечает четко, прямо от зубов отскакивает. Как будто у него на любой вопрос ответ давно готов. А так гладко бывает только когда?
   – Когда – вранье, – сказал многоопытный капитан.
   – Точно! И видно, что он здесь чужак. Совсем не похож на наших. Он то ли из братков, то ли бизнесмен какой. Но парень тертый. Прячется, что ли?
   – Вот! – капитан поднял указательный палец. – Мне почему он показался странным? Говорит, что живет в поселке Красном. Ты там когда-нибудь бывал?
   – Так это где! – закатил глаза лейтенант. – Туда доедь попробуй! А дальше вовсе никакой дороги.
   – А я туда наведывался. Прежде, когда там лесозаготовка была, я по службе наезжал раза по четыре в год. Потом контора там закрылась, работники разъехались, и в Красном сейчас – пустыня. Я приехал туда как-то. Это года четыре назад, наверное. В общем, представь: старичье, которому некуда деваться из Красного, сбилось в два барака, живут не пойми чем. Буржуйки такие в комнатах стоят, трубы прямо в окна выведены. А вокруг разруха, как войну в кино показывают. Дома заброшенные догнивают, столбы спилили на дрова. Раз в месяц к ним приезжает автолавка. И вот среди всей этой срамоты – наш красавец, – капитан взмахнул паспортом. – Геннадий Вяткин!
   – Да с такой девахой! – поддакнул лейтенант, и в голосе его слышалась неприкрытая зависть.
   – Баба у него первостатейная. Как модель. Чтобы такой красоте в бараке пропадать в поселке Красном – тут особая причина должна быть. Веская.

* * *

   – Ты как будто чего-то испугался, – сказала Клава.
   Она испытующе смотрела на Геннадия и вроде бы даже удивлялась сделанному ею внезапно открытию.
   Геннадий промолчал.
   – Наступит утро – отпустят, – продолжала Клава, но по ее виду нельзя было сказать, что она сама в это верит.
   – Они же не просто так! – в сердцах бросил Геннадий. – Ну что им за забота, что мы по ночи поедем! У них тут не гостиница. У них ментовка! С умыслом задержали…
   – У них к тебе вопросы?
   – Ну а что я еще должен думать?!
   Клава обмерла. Он только что проговорился. К нему вопросы. Не к ним двоим. И не к ней. Именно к нему. Есть основания?
   – Ты чего-то опасаешься? – спросила Клава.
   Дернулся.
   Опасается.
   Ей показалось, что охватившая его паника нарастает.
   Внезапно шумно повернулся ключ в двери. Геннадий резко обернулся. Да, это паника. Дверь открылась, и вошел капитан. Обвел комнату быстрым цепким взглядом.
   – Вижу, что не спите, – озвучил он дежурное объяснение своему столь позднему вторжению. – Я чего хотел сказать. Воды, может, принести вам?
   – К колодцу? Я схожу! – встрепенулся Геннадий.
   И Клава, и капитан воззрились на него. Похоже, что оба они подумали об одном и том же. Побег.
   – Зачем колодец? – врастяжку произнес капитан. – В соседней комнате – целое ведро.
   А взгляд у него такой был, словно он еще больше укрепился в своих подозрениях относительно личности собеседника.
   – Да, хорошо бы, – пробормотал Геннадий. – Если бы воды…
   Капитан ушел в соседнюю комнату. Там он наполнил водой мятый металлический чайник. А когда отставил в сторону ведро, наткнулся взглядом на вековечное украшение каждой милицейской дежурной части, черно-белые плакаты из цикла «Их разыскивает милиция». С задумчивым видом разглядывал физиономии ударившихся в бега и будто пытался что-то вспомнить.
   – Там папка, – вдруг сказал он боровшемуся со сном лейтенанту. – Вот с такими старыми листовками. Посмотри-ка, может быть, увидишь нашего красавца.

* * *

   Все время, пока капитан отсутствовал, Геннадий и Клава молчали. И даже не смотрели друг на друга.
   Вошел капитан, поставил чайник на табурет, предложил:
   – Так вы зовите, если что. Мы тут рядом.
   Уходя, он запер дверь на замок.
   Влипли.
   – Проверял! – задушенным шепотом произнес Геннадий и кивком головы указал на дверь. – Теперь всю ночь будет шастать. То про воду спросит, то про хлеб, то еще про что…
   Он недобро усмехнулся. Рыскнул взглядом по сторонам. Увидел выключатель. Поднялся с табурета, погасил свет. И в залившей все пространство темноте проявился прямоугольник окна. Там, снаружи, над входной дверью неярко светилась лампочка.
   Геннадий приблизился к окну, тщательно изучил шпингалеты и петли и отступился, разочарованный. Клава молча следила за ним.
   – Тихо не откроем, – прошептал Геннадий. – Будет скрипеть, в ночи все слышно.
   – А ты бежать надумал? – поинтересовалась Клава.
   Ее изумление все нарастало.

* * *

   – Не факт, что до утра мы получим данные на эту парочку, – сказал капитан.
   – Угу, – невнимательно отозвался собеседник, занятый разбором старых, выгоревших до желтизны листовок.
   Но потом лейтенант будто что-то почувствовал, поднял голову. Капитан смотрел на него.
   – И что? – очнулся лейтенант.
   – Надо будет задержать их. Нужен повод. Как рассветет, поедешь к кому-нибудь из этих, кому Вяткин фингалов понаставил. Лучше к Колюне, он посговорчивее. Везешь сюда Колюню, он пишет заявление по факту нанесения телесных повреждений… И вот у нас есть основания.
   – Понял! – с готовностью отозвался лейтенант.
   Взял в руки очередную листовку и обмер.
   – А вот чем не основание?! – пробормотал он. – Только тут он не Вяткин!
   Со старой листовки на капитана смотрел тот самый парень, что был заперт в соседней комнате. За совершение убийства разыскивается Корнышев Святослав Геннадьевич. 1967 года рождения. Уроженец города Москвы. Может использовать документы на имя Вяткина Геннадия Сергеевича или Мухина Геннадия Алексеевича. Приметы… Владеет приемами рукопашного боя… Может быть вооружен…
   – Так вот почему я к нему прицепился! – выдохнул капитан, и вид он имел сейчас растерянный. – Мне его рожа показалась знакомой!

* * *

   Когда запрос по Вяткину Геннадию Сергеевичу, 1967 года рождения, уроженцу Чебоксар, попал в информационно-поисковую систему спецслужб, в далекой Москве на это тотчас отреагировала установленная в одном из компьютеров программа.
   Дежуривший перед монитором человек встрепенулся, вчитался в текст (Вяткин Геннадий Сергеевич…1967… Чебоксары… Немедленно сообщить…»). Это был сигнал тревоги. Дежурный связался с человеком, координаты которого ему подсказала находившаяся до недавних пор в спящем состоянии программа. Еще несколько минут ушло на уточнение информации о том, кем и откуда был сделан запрос.
   Ошибка исключается.
   Вяткин Геннадий Сергеевич, а на самом деле майор ФСБ Корнышев Святослав Геннадьевич, бесследно исчезнувший несколько лет назад, внезапно обнаружился, будучи задержан за драку в далеком селе.
   Группа захвата выехала уже через тридцать минут – пять человек в медицинской униформе на двух микроавтобусах с надписью «Реанимация». Едва выбрались из Москвы, набрали скорость и помчались по пустынной дороге, разгоняя ночную тьму вспышками мигалок.
   Старший, которого все знали как Якута, плосколицый, с характерным разрезом глаз человек, вслух водителя не подгонял, но на часы поглядывал частенько.
   Им надо успеть до рассвета. Обязательно успеть до рассвета.

* * *

   – Может быть, все еще обойдется, – сказал Геннадий. – И утром нас отпустят.
   Он сильно нервничал и уже не мог этого скрывать. Посмотрел в глаза Клаве. Она его расшифровала, кажется. Словно догадалась о том, что за ее спутником-сожителем тянется какой-то шлейф.
   Не надо с ней темнить, понял он. Клава – его единственная надежда, может быть.
   – Не удивляйся тому, что я тебе сейчас скажу, – произнес Геннадий, понижая голос до едва различимого шепота. – Ни в коем случае не говори этим… – Указал рукой на стену, за которой в эту ночь поневоле бодрствовали милиционеры. – И вообще никому. Я, похоже, влип. Ты меня ни о чем не расспрашивай, а только слушай и запоминай. Договорились?
   – Да! – с готовностью отозвалась Клава, словно давно уже ждала откровенного разговора.
   – Меня зовут не Гена. И никакой я не Вяткин. Запомни: Корнышев Святослав Геннадьевич! Повтори!
   – Корнышев Святослав Геннадьевич.
   – Так! – удовлетворенно кивнул «Геннадий». – Я дам тебе визитку одного человека. Там телефонный номер. Как думаешь, тут где-нибудь есть телефон?
   – Есть. У милиционеров.
   – Шутишь?
   – А где еще? В почтовом отделении? Надо ждать утра.
   – Черт! – прошипел «Геннадий». – Черт-черт-черт!!!
   – Гена!.. Или ты Слава? – мягко произнесла Клава.
   – Называй меня Геной.
   – Хорошо. Надо бежать, Гена.
   – Да нельзя нам бежать! Пока я у них, еще можно надеяться, что все обойдется. А если я дам деру – тогда погоня и ментовские разборки по полной программе!
   – Убегу одна я, – сказала Клава спокойно, как говорят о делах хорошо продуманных. – Причем обставим все так, будто мы с тобой поссорились. Они ведь скоро обнаружат, что я пропала. Сам говоришь: всю ночь будут наведываться, проверять. Объяснишь: закапризничала баба, психанула, сиганула в окно, и неизвестно, где искать. А они искать меня не будут, Ген. Ну куда я денусь в этой глуши? Рассветет, мол, найдем. Они тебя будут сторожить. Их ведь только двое.
   – Ну а ты-то что? – нервничал «Геннадий». – Ты – куда? В Красный?
   – Ну какие машины в Красном ночью? – сохраняла прежнее спокойствие Клава. – Туда и днем никто не ездит. Мне в другую сторону, в райцентр. Пойду по дороге. Какая-нибудь попутка подберет. А там телефон, в райцентре. Оттуда позвоню.
   Можно было диву даваться, как она все по полочкам разложила. Да и выхода другого не было, судя по всему.
   Геннадий протянул Клаве визитку. Кратко: Потапов Егор Петрович. И номера телефонов: городской московский и мобильный. Больше никакой информации.
   – Позвонишь ему, – сказал он. – Расскажешь про меня. Фамилию мою запомнила?
   – Как забудешь? Корнышев!
   – Имя-отчество?
   – Святослав Геннадьевич.
   Она сохраняла на удивление здравый рассудок. Может, и вправду все обойдется?
   – Будет о чем-то спрашивать – отвечай откровенно. Ему верить можно. Да и вообще, помочь может только он.
   Геннадий приблизился к окну, потянулся к шпингалетам. Но Клава резким движением его остановила:
   – С ума сошел?
   Она будто досадовала из-за того, что он так растерялся в эту ночь.
   – При свете я полезу? – осведомилась Клава. – Прямо к ним под окно?
   – А что я сделаю?! – озлобился «Геннадий», у которого уже начали сдавать нервы. – Лампочка на улице!
   Клава поняла, что каши с ним не сваришь. Выдернула из волос заколку:
   – На, держи! Воткнешь в розетку!
   – Так ведь убьет! – растерялся Геннадий.
   Он не пытался взять заколку в руки и таращился на нее почти с ужасом.
   – Тьфу ты! – в сердцах сказала Клава. – Ну что за мужик!
   Повела вокруг взглядом, увидела в сумраке книги на полке, выбрала из них ту, что потолще, зажала заколку между страницами так, чтобы два конца заколки торчали иглами-усами, и решительно воткнула эти усы в розетку.

* * *

   – Заходим вдвоем, – говорил капитан. – Без объяснений надеваем ему браслеты, – звякнул выразительно потертыми наручниками. – И после этого…
   Вдруг раздался хлопок и погас свет.
   – Перемкнуло! – сказал в темноте лейтенант.
   – Фонарь наш где?
   – В столе? – полувопросительно произнес лейтенант.
   Выдвигали-задвигали ящики, но ничего нельзя было разглядеть в темноте.
   – Спички твои – где? – сердился капитан.
   – Я на подоконнике оставил. Курил еще когда, – засуетился лейтенант.
   Направился к окну, проем которого едва угадывался в ночи, но наткнулся в темноте на стул с ведром воды, все опрокинул, произведя немалый шум, и от души выматерился. Добрался, наконец, до окна, на ощупь отыскал спички, собрался было чиркнуть, да замер. Почудился, видно, ему какой-то подозрительный звук.
   Отыскали фонарь, потом при его свете из сейфа достали пистолет лейтенанта; капитан чертыхался и выговаривал своему более молодому коллеге. «Оружие всегда должно быть при тебе, а не под замком!» – на что лейтенант, оправдываясь, отвечал, что дома младший брат, мол, и если пистолет хранить дома, то и до беды недалеко.
   Светом порешили заняться позже.
   – Впотьмах он не так быстро сообразит, – сказал капитан. – А тут мы ему – браслеты.
   И дальше все произошло действительно молниеносно. Вдвоем вошли в соседнюю комнату, лейтенант направил яркий луч фонаря в лицо Геннадию, который зажмурился и отвернулся; в то же мгновение капитан защелкнул наручники на запястьях жертвы. Геннадий дернулся, но было уже поздно.
   – Сиди тихо, паря! – сказал капитан и никакой деликатности теперь в его голосе не угадывалось.
   А тут еще в руке у лейтенанта Геннадий увидел пистолет.
   – Вы чего, мужики?! – спросил он дрогнувшим голосом, и взгляд его заметался.
   Он сейчас был похож на приговоренного к смертной казни, который хотя и помнил о вынесенном ему приговоре даже во сне, и ожидал казни ежесекундно, а все надеялся на то, что не сегодня, не сейчас. Но вдруг явились палачи, и в мгновение наивные надежды на спасение рассыпались в прах.
   – Задерживаем тебя, – сообщил капитан. – Официально.
   – За что?!
   – Мужик, которому ты подбил глаз, пришел и написал заявление. Обязаны отреагировать.
   – Он же первый начал!
   – Разберемся, – трафаретно ответил капитан. И впору было ужаснуться, потому что за равнодушием этого служаки угадывалась неприглядная картина происходящего: завертелись, заскрипели колесики государственной машины, и с каждым оборотом шестеренок все меньше оставалось надежды на спасение.
   – А женщина где?! – неприятно удивился лейтенант, шныряя по углам лучом фонаря.
   – Поссорились мы с ней, – поспешно сообщил Геннадий.
   – Ну и чего? – метнулся лейтенант к окну, которое, как он с запозданием обнаружил, было распахнуто.
   – Ну и сбежала, – в тон лейтенанту ответил Геннадий. – Ушла, в смысле. Вылезла в окно. Тут она где-то. Куда пойдет в ночи?
   – Ладно, – сказал капитан. – Отыщется.
   Он понимал, какую птицу поймал. За этого красавца начальство простит сбежавшую бабу. Да и куда ей тут, действительно, бежать? Как рассветет – объявится.
   – В общем, теперь бы тебе, паря, свое положение не ухудшить, – сказал капитан наставительно. – Потому рекомендую: веди себя прилично, не козли. Может, все еще и обойдется. Колюня этот, который заявление на тебя написал, к утру проспится, а там всяко может быть. Если он пустой, без денег, а у него сушняк, тут, можно сказать, тебе и карты в руки. Дашь ему сотнягу, он заявление и заберет. Еще добавишь, он тебе и вовсе отпишет собственной рукой, что претензий не имеет.
   Он опутывал Геннадия словесами, буквально гипнотизировал, лишал воли; и когда задержанный проникся, капитан манящим голосом гипнотизера произнес:
   – Иди ко мне!
   Звякнул чем-то в темноте, но даже этот звук не насторожил «Геннадия». Поднялся и приблизился. Капитан потянул к себе задержанного за «браслеты», снова чем-то звякнул, и только теперь Геннадий обнаружил, что второй парой наручников надежно пристегнут к металлической скобе, торчащей из стены.
   – Это зачем?! – всполошился Геннадий.
   – Не ждать же мне, пока ты дашь деру, – сказал капитан. – Подруга твоя сбежала, да если еще и ты…
   – Я не сбегу! – клятвенно пообещал Геннадий, но клятва его прозвучала до неприличия неискренне, потому что в это самое мгновение он понял, что оплошал, когда не полез в окно вслед за Клавой.
   Надо было драпать. Черт с ними, с паспортами, которые оставались у ментов. А он тогда еще надеялся, что обойдется…
   И только он об этом подумал, жизнь его догадку тотчас подтвердила.
   – Смотрите! – позвал коллегу лейтенант.
   Луч фонаря высветил женскую заколку, торчащую из оплавленной розетки.
   Теперь уже сомнений не оставалось. Какая там семейная ссора!
   – Все понятно, – сказал капитан. – Побег!

* * *

   Пока лейтенант возился с пробками, восстанавливая освещение, капитан успел осмыслить произошедшее.
   В район, понятное дело, доложить надо немедленно. Что сами тут на месте, мол, разобрались, даже без проверки по учетам. Похоже, что задержан находящийся в розыске убийца. С ним женщина была, но сбежала. В подробности пока не вдаваться. Может, и хорошо, что сбежала. Оставайся она у милиционеров в руках, из района, может быть, поступила бы команда незамедлительно доставить подозрительную парочку. А как везти этого убийцу в ночи? Здоровый бугай. Такой и в наручниках, ежели начнет бушевать в милицейском «УАЗе», разнесет машину к чертовой бабушке.
   А теперь из-за сбежавшей бабы никого везти не надо, а надобно, наоборот, из района вызывать подмогу. Чтоб прочесать окрестности и отыскать беглянку. Ну, и убийцу под конвоем отвезти в район.
   Вспыхнула лампочка под потолком, и капитан перевел дух. Со светом – оно спокойнее как-то. Не так тревожно.
   Задержанный сидел перед капитаном, и был он явно подавлен происходящим. А ведь колоть его надо, понял капитан. Пока он в растерянности. Пугнуть его посильнее. Может, и будет какая польза.

* * *

   Когда миновали райцентр, Якут в очередной раз сверился с картой. Оставалось преодолеть еще около сорока километров до нужного им села.
   Дорога была пустынной, ни одной машины навстречу. И вокруг – ни жилья, ни огонька. Вскоре пропала и мобильная связь, телефоны «врачей» не могли обнаружить ни одной станции поблизости. Глушь.
   – Останови! – приказал Якут водителю.
   Машины реанимации скатились на обочину.
   – Топор есть? – спросил Якут.
   – Есть, – кивнул водитель.
   – Руби столб!
   Телеграфные столбы тянулись вдоль дороги. Деревянные, полусгнившие, они, похоже, доживали свои последние годы. Отыскали столб потрухлявее и за десять минут его подрубили. Столб обрушился на землю, обрывая телефонные провода.

* * *

   Оставив задержанного под присмотром своего коллеги, капитан отправился в соседнюю комнату – звонить в район. Телефон молчал. Поскольку и прежде связь подолгу, бывало, отсутствовала, капитан не придал этому значения. Может, оно и к лучшему. А то не ровен час, поступит команда доставить задержанного. Уж лучше здесь пускай сидит, как собака на цепи. На цепи надежнее.
   Капитан взял папку с бумагами. Вернулся в комнату, где задержанный встретил его полным тревоги взглядом, и сел на стуле так, что их с Геннадием теперь разделяли метра два, не более.
   – Протокол оформим, – сообщил капитан. – Задержание, в смысле.
   И действительно выдернул из папки нужную бумагу. Геннадий, наблюдая за манипуляциями собеседника, мрачнел все больше.
   – Фамилия! – требовательно произнес капитан. – Имя! Отчество!
   И уже был готов записывать.
   – Вяткин Геннадий Сергеевич! – мгновенно отреагировал Геннадий.
   Капитан ничего записывать не стал, посмотрел на собеседника недоверчиво. Под этим его взглядом Геннадию было очень неуютно.
   – Ответ не принимается, – сказал капитан.
   – Почему? – несмело спросил Геннадий, как спрашивает своего учителя вдруг оробевший школьник.
   – Потому, – ответил капитан. – Фамилию настоящую сам назовешь или мне ее тебе напомнить?
   Геннадий запаниковал.
   – Чего-то я не понимаю, – признался он заискивающе.
   Тогда капитан выдернул из папки следующий листочек, поднес к глазам и прочитал вслух, с расстановкой:
   – Корнышев… Святослав Геннадьевич… Одна тысяча… девятьсот… шестьдесят… седьмого… года… рождения…
   Капитан поднял глаза на собеседника. Далее Геннадию отпираться было бессмысленно. Все написано на его лице.
   – Тебе такая фамилия известна – Корнышев? – спросил капитан.
   Геннадий никак не мог решиться.
   – Не юли, – посоветовал капитан голосом человека, которому известна вся подноготная.
   – А вы кто? – приглушенным голосом спросил Геннадий. – Вы свои, что ли? С вами связались?
   – А как же, – подтвердил капитан, мгновенно сообразив, что тут главное – все подтверждать и со всем соглашаться.
   Взгляд Геннадия метался от милиционера к милиционеру. Лейтенант вовремя подыграл своему коллеге, состроив многозначительную мину.
   – А доказать? – начал было Геннадий, но мысль свою не успел развить.
   Капитан был наготове.
   – Уроженец… города… Москвы, – зачитал он следующую фразу из текста листовки, которую держал в руках. – Совпадает?
   И снова требовательно посмотрел на собеседника. Деморализованный продемонстрированным ему необыкновенным фокусом, Геннадий непроизвольно кивнул в ответ.