Владимир Гриньков. Исчезнувшие без следа

   – Не будем!
   – Почему? – осведомился приунывший Шаповал.
   – Потому что пацан этот умер! Что-то непонятное происходит, Толян. Ты пойми, нам сейчас не у Светки надо отсиживаться, а мчаться в Москву, к Феде, к ребятам.
   – Как знаешь, – пожал плечами Шаповал.
   Сестре Дружинин сказал нечто невразумительное, она ничего не поняла и выглядела встревоженной. Шаповал успокаивал ее как мог, но тоже не в состоянии был объяснить причину их с Андреем столь поспешного отъезда. Выручило то, что Светлана спешила в школу к первому уроку, и это освободило их от необходимости придумывать все новые и новые объяснения. Шаповал обещал Светлане писать письма и записал ее адрес. Дружинин на это не обратил внимания, потому что целиком был погружен в свои тревожные мысли.
 
   До Москвы они добрались без приключений. На базе появились ранним утром, сразу после завтрака. Удалов, увидев «отпускников», нахмурился. Дружинин и Шаповал вытянулись в струнку, но командир махнул им рукой – следуйте за мной! – и привел их в свой кабинет. Тщательно запер дверь, предложил им сесть, а сам подошел к окну. Что-то долго там высматривал, и все трое молчали. Наконец Удалов произнес, все так же глядя в окно:
   – Почему молчите? Я слушаю.
   – Этот парень… – начал неуверенно Дружинин. – Он ведь умер.
   – Кочемасов? – отрывисто уточнил Удалов.
   – Да.
   – И что? – осведомился Удалов.
   Он по-прежнему стоял спиной к своим подчиненным.
   – Очень странно выстраиваются события, Федор Иванович. Сначала мне разгон устраивают за то, что я этого пацана еще в метро не застрелил. И сразу после этого он кончает жизнь самоубийством.
   – И что? – повторил Удалов.
   Дружинин и Шаповал переглянулись. Шаповал пожал плечами.
   – Он – подставка, этот парень, – сказал Дружинин.
   – Почему ты так решил?
   – Он сам мне об этом сказал.
   – Да? – удивился Удалов и наконец повернулся к ним. – Когда же он успел?
   – Там, в метро. Он не знал, когда взорвется бомба, не знал, что будет, если я оборву провода, ничего не знал. Это была не его бомба. Я у него спросил: «Это не ты придумал?»
   – А он?
   – Сказал, что не он, а откуда взял, не ответил.
   – Почему же ты ничего об этом не доложил?
   – Кому? Кого это интересовало? Я этого пацана захватил, а у меня потом никто даже рапорта не потребовал. Никому не было интересно, откуда этот горе-террорист взялся. Всех только то волновало, почему мы его не прикончили. Вот это действительно для них была трагедия!
   – Ты давай без эмоций! – повысил голос Удалов.
   Дружинин судорожно вздохнул и замолчал. Удалов покусывал губы, размышляя.
   – Что ты сам-то обо всем этом думаешь? – спросил он уже спокойно.
   – Пакостная история.
   – Да уж, – усмехнулся Удалов. – Зришь в самый корень.
   – Мне больше всего то не нравится, Федор Иванович, что нас в какие-то грязные дела втягивают. Мы – «Антитеррор», где горячо, туда нас и бросают. Мы уже стольким людям жизнь спасли, что можно маленький городок заселить, но сейчас явно что-то другое происходит.
   – Что же происходит? – поднял на него глаза Удалов.
   И вдруг Дружинин понял, что командир и сам об этом думает и, слушая сейчас Дружинина, соотносит свои собственные выводы с теми, которые делает Андрей.
   – Тут вот какое дело, – сказал Удалов. – Нам поступил приказ – взять террориста. Мы его и взяли. Это наша обычная работа, Андрей. И ведь у этого мальчишки действительно была бомба. Настоящая. Я читал заключение экспертов. Если бы она взорвалась, вагон электропоезда разнесло бы в клочья. А главное – тех людей, которые находились в вагоне.
   Шаповал повел плечами, будто внезапно почувствовал озноб.
   – Мы сделали свое дело, – продолжал Удалов. – И не наша вина, что потом начались какие-то грязные игры. Мы чисты.
   – Пока чисты, – заметил Дружинин. – Но нас замарают, вот увидите.
   – Что ты предлагаешь? Отсортировывать приказы? Этот вот будем выполнять, а тот – нет. Так, что ли?
   Удалов опять отвернулся к окну и опять надолго замолчал, будто вовсе забыл о присутствии Дружинина и Шаповала. Неожиданно сказал, не оборачиваясь:
   – Я и сам все это прекрасно понимаю, ребята. Но не вижу выхода.
   – Мы можем хотя бы встретиться с его родителями, – предложил Дружинин.
   – Зачем?
   – Пока не знаю.
   Удалов по-прежнему смотрел в окно.
   – Просто мне мерзко на душе, Федор Иванович! – не сдержался Дружинин. – Будто на мне его кровь! Знаю, что не виноват, а все равно – мерзко! Хочу его родителям в глаза взглянуть и сказать, что я тут ни при чем.
   Удалов обернулся и внимательно посмотрел на Дружинина. Тот выдержал взгляд командира.
   – Ну ладно, – вздохнул Удалов. – В чем-то ты прав, конечно.
   Он выдвинул ящик и выложил на стол металлическую пуговицу. Она была потертая и поцарапанная.
   – Это того мальчишки, – сказал Удалов. – Я нашел ее в своем кабинете после того, как его увезли. Возьми, отдашь родителям.
   Дружинин положил пуговицу на ладонь. Вот и все, что осталось от человека. Его тело, конечно, родителям не выдали. Уже захоронили, безымянно, под номером… Сбросили в яму и небрежно забросали землей. Ни прощаний, ни слез. Как собаку.
   Дружинин сжал руку в кулак. Ему показалось, что пуговица пульсирует.
   – Вам известно, где живут его родители? – спросил он Удалова.
   – Нет. Фамилию его вы помните?
   – Кочемасов.
   – Через адресный стол попробуйте, – посоветовал Удалов. – Если он москвич – обязательно найдут… И еще… – Он посмотрел на Дружинина и забарабанил пальцами по столу. – Отпуск свой все-таки отгуляй. Обязательно. Чтобы я тебя в ближайшие четыре недели здесь не видел. – Он повернулся к Шаповалу: – И тебя, дружок, тоже.
   Снова отправлял их подальше. Значит, и сам еще не был уверен, что все неприятности позади.

Глава 9

   К Кочемасовым Дружинин пошел один. Они жили в добротном доме улучшенной планировки, где в вестибюле сидела консьержка, а на лестничных площадках зеленели в кадках декоративные деревья. Дружинин ожидал увидеть совсем другое – загаженный подъезд, лифт, стенки которого исписаны похабными словами, а у подъезда, прямо в луже, непременно должен лежать пьяный. Но ничего подобного не было, и это очень удивило Дружинина. Он никогда не думал, что человек, живущий в таком презентабельном доме, способен сунуть бомбу в сумку и с этой сумкой спуститься в метро. Терроризм – это ведь акт отчаяния. А отчаиваются только неудачники. Так казалось Андрею.
   Дверь не открывали долго. Дружинин уж было подумал, что ошибся, но вдруг щелкнул замок, дверь открылась, и на пороге появилась женщина, одетая в черное. Изможденное лицо, скорбно сжатые губы, темные круги под запавшими глазами, в которых уже не осталось слез. Нет, он не ошибся.
   – Здравствуйте, – сказал Дружинин.
   – Здравствуйте, – отозвалась женщина.
   В ее глазах были отчуждение и затаенная боль.
   – Вы – Кочемасова?
   – Да, я Кочемасова.
   Наверное, она сейчас ни одной мысли не могла сформулировать сама, только отвечать на задаваемые вопросы, подумал Дружинин.
   – Я по поводу вашего сына.
   – Я поняла.
   – Вот как? – удивился Дружинин.
   – Не вы первый.
   Женщина развернулась и пошла в глубь квартиры.
   – Проходите, – сказала она, не оборачиваясь.
   Дружинин переступил порог и захлопнул за собой дверь. Здесь было уютно, на взгляд Андрея, почти роскошно. Обстановка дорогая, но не крикливая.
   – Вот сюда, пожалуйста, присаживайтесь, – показала Кочемасова на стул.
   Сама она села напротив, и теперь между ними был стол. Он разделял их, как бы подчеркивая, что разговор предстоит сугубо официальный. Кочемасовых, наверное, не раз уже допрашивали. Вот почему эта настороженность в глазах женщины.
   Дружинин извлек из кармана пуговицу и положил ее перед собой на стол. Он видел, как замерла Кочемасова. И ждал. Она смотрела на пуговицу неподвижным взором и все больше бледнела, и когда уже казалось, что она не выдержит, вдруг резко подняла руку к лицу и закрылась, отгородилась от Дружинина и от этой страшной пуговицы.
   – Откуда это у вас? – спросила она, и голос ее прозвучал глухо.
   – Я задерживал вашего сына. Там, в метро.
   Пауза. Тишина. Было слышно, как негромко тикают на стене часы.
   – Нам сказали, что какой-то парень с бомбой в сумке вошел в метро. Дали его фотографию. Я отыскал его на платформе, он как раз входил в вагон. Я и задержал его в вагоне.
   – Зачем вы мне это рассказываете? – спросила женщина, не отнимая руки от лица. – Зачем вы вообще пришли?
   – Я не хочу, чтобы меня считали убийцей.
   – Я вас убийцей не считаю.
   – Вы меня не поняли.
   – Я вас прекрасно поняла.
   Наверное, больше всего на свете она сейчас хотела, чтобы этот непрошеный гость ушел.
   – Как страшно, – прошептала Кочемасова. – Жить, не зная ничего плохого, просто жить, и вдруг – удар, смерч, ураган, все рушится, и когда оглядываешься, вокруг – пустота. Ни семьи, ни друзей, ни самой жизни.
   Она все еще прикрывалась рукой, но Андрей заметил, как по ее щекам скатились две слезинки.
   – Я не знаю, что установит следствие, – сказал Дружинин, – но ваш сын взял в руки эту проклятую сумку не по своей воле.
   Кочемасова молчала.
   – Я хотел, чтобы он остался жив. Не только потому, что молод, но и потому, что кто-то другой дал ему эту сумку. А меня за то, что я не стал в него стрелять, потом едва не наказали.
   – Вы хотите, чтобы я вам посочувствовала? – спросила Кочемасова, и Дружинин наконец увидел ее глаза.
   В них была скорбь. И больше ничего.
   – Нет, – пробормотал он, смешавшись. – Извините меня.
   Кочемасова протянула руку и взяла пуговицу. Долго смотрела на нее, и вдруг из ее глаз побежали слезы. Она плакала беззвучно, как будто в немом кино. Дружинин хотел было принести ей воды, но не посмел. Сил не было на то, чтобы подняться со стула. Это продолжалось несколько минут, показавшихся Дружинину вечностью. Потом Кочемасова тыльной стороной ладони вытерла слезы.
   – Я пришел к вам для того, чтобы попросить прощения, – сказал Дружинин.
   – За что?
   Дружинин подумал.
   – Не знаю. Не могу объяснить. Мне очень жаль, что так получилось. Вы сказали, что я не первый, кто приходил к вам по этому поводу. Это, наверное, были люди, которые ведут следствие. Я не от них. Я сам от себя.
   – Я это тоже поняла.
   – Каким образом? – удивился Дружинин.
   – Я уже многих повидала. Они все на одно лицо. И те, что по делу Пети приходили, и те, которые занимались делом моего мужа. Вы на них не похожи.
   Щелкнул замок в двери. Дружинин обернулся.
   – Это дочь пришла, – сказала Кочемасова.
   В комнату вошла девушка, почти еще девочка. Очень похожая на мать. И та же затаенная боль во взгляде.
   – Здравствуйте, – сказала она.
   – Добрый день, – пробормотал Дружинин.
   В этом доме поселилась беда. Андрей ощущал ее ледяное дыхание, она заполняла каждый уголок этих уютных комнат. Хотелось поскорее выйти наружу – туда, где сияло солнце и текла обычная жизнь.
   – Вы что-то сказали о вашем муже, – напомнил Дружинин, чтобы хоть что-то сказать.
   – Мой муж погиб.
   – Давно? – вырвалось у Дружинина.
   – В прошлом году.
   – Извините.
   – Вы в этом не виноваты.
   Кочемасова вздохнула и положила ладони на стол. У нее были красивые руки. Такие руки созданы, чтобы их целовать.
   – Вы правы, – сказала она. – Пете самому никогда и в голову бы не пришло подбрасывать бомбы. Кто-то другой дал ему эту сумку.
   Дружинин кивнул, давая понять, что нисколько не сомневается в этом.
   – Ему звонили, – сказала Кочемасова. – Угрожали.
   – Кто? – вскинулся Дружинин.
   Женщина пожала плечами:
   – Я не знаю. Он скрывал это от меня. Аня вот знала, – кивнула она на дочь. – Но мне сказала слишком поздно. Когда все это уже случилось.
   – Вы говорили об этом следователю?
   – Да.
   – И что же он?
   – Ничего. Мне показалось, что никто просто не хочет заниматься этим делом. У них в руках уже был преступник – мой сын, – и это все, что им было нужно.
   – Но они обязаны были искать причины происшедшего. Почему ваш сын взял бомбу… Это же следствие.
   – А она была – причина.
   – Какая?
   – Деньги.
   – Деньги? – снова удивился Дружинин.
   – Да. Кто-то сказал Пете по телефону, что его отец задолжал пятнадцать миллионов долларов и эти деньги придется вернуть. Или деньги, или услуга – сумка, оставленная в метро. Пете ничего не оставалось, как согласиться.
   – Но это же совершенно невероятные требования! – сказал потрясенный Дружинин. – Откуда у мальчишки пятнадцать миллионов долларов?
   – Это страшная и нелепая история, – сказала Кочемасова. – Тянется она уже давно – с прошлого года. Эти деньги действительно были. Из-за них и погиб мой муж. И теперь вот – сын. Какое-то проклятие над нашей семьей.
   Она взглянула на дочь потемневшими от нахлынувшего ужаса глазами.
   – Я пока ничего не понимаю, – признался Дружинин.
   – А вам нужно это понять?
   – Нужно.
   – Зачем?
   – Может быть, я смогу вам помочь.
   – Разыщете пятнадцать миллионов долларов? – вяло спросила Кочемасова.
   В ее словах не было издевки. Одна лишь безысходность.
   – Денег таких, конечно, я не найду. Но вот людей, которые вас терроризируют, можно разыскать.
   Кочемасова пожала плечами. Она уже давно во всем изверилась.
   – Ведь вы кого-то, наверное, подозреваете? – осторожно спросил Дружинин.
   – Да.
   – В самом деле?
   Он не ожидал подобной откровенности.
   – Я никогда не видела этого человека, – сказала Кочемасова. – Знаю его только по фамилии. Но именно с него начались все наши беды.
   – Фамилия! – попросил Дружинин. – Назовите, пожалуйста.
   – Воронцов, – вымолвила Кочемасова глухим голосом.
   И закрыла глаза. Так она ненавидела этого человека.

Глава 10

   Конечно, ей было очень тяжело, и требовалась какая-то пауза, чтобы прийти в себя и успокоиться, поэтому она вдруг поднялась и вышла из комнаты, оставив Дружинина наедине со своей дочерью.
   По-прежнему тикали на стене часы. Было слышно, как за окном, во дворе, кто-то размеренно бьет по мячу.
   – Ты в каком классе учишься? – спросил Дружинин.
   – В девятом.
   Даже головы не повернула.
   – Поступать после школы куда будешь?
   – Не знаю.
   Это, наверное, было ей интересно раньше, в ее прежней жизни, до того, как погибли отец и брат. Теперь жизнь сломана, и уже не верится, что впереди есть будущее. Ее тоже убили. Человек без будущего мертв.
   – А вы кто? – неожиданно спросила Аня.
   Дружинин замялся, не зная, как объяснить.
   – Следователь, да? – пришла ему на помощь Аня.
   – Почему же следователь? – удивился Дружинин. – Разве похож?
   – А они разные, – сказала Аня бесцветным голосом. – Так что вы запросто можете быть и следователем.
   У нее уже накопился опыт, который был ей вовсе ни к чему. Она прикоснулась к изнанке жизни, о которой большинство людей, прожив жизнь, даже и не догадываются. А Аня узнала об этом уже в детстве. И теперь ей надо с этим жить.
   – Нас подняли по тревоге, – сказал Дружинин. – Объяснили, что какой-то парень спустился в метро и у него в сумке – бомба. И это был твой брат.
   – И вы его схватили? – Аня повернулась наконец к нему лицом.
   Теперь в ее глазах появился интерес. Все, что было связано с ее братом, представляло для нее несомненную ценность.
   – Мне показалось, что он не хотел этого делать, – сказал Дружинин. – Он ведь вовсе не был террористом, твой брат.
   – Да, – кивнула Аня. – Но вы мне не ответили.
   – Я его задерживал. Лично.
   Интерес в ее глазах не исчезал.
   – Он что-нибудь говорил вам?
   – Ничего особенного.
   – Почему же вы решили, что он не хотел подбрасывать бомбу?
   – Я спросил его, сам ли он все это задумал. Он мне ответил, что не сам.
   – Да, – опять кивнула Аня, словно подтверждая.
   – Ты знала о том, что кто-то его принуждает к этому?
   – Знала.
   – Откуда?
   – Он сам мне сказал.
   – Расскажи.
   – Ему кто-то позвонил…
   – Кто?
   – Я не знаю. Какой-то мужчина. Сказал, что папа, наш папа, – у нее дрогнул голос, – должен пятнадцать миллионов долларов. И Петя должен эти деньги непременно вернуть. Но это же немыслимо! – Она сорвалась почти на крик.
   Возникла пауза. Андрей слышал, как учащенно дышит Аня.
   – Петя так им и сказал, что это бред, – сказала она через минуту. – А на следующий день меня на улице остановил какой-то парень и прижег мне лицо сигаретой. Вот здесь, видите?
   Небольшой шрам на щеке. Ранка уже затянулась, но еще имела синеватый оттенок.
   – Прижег и сказал: «Передашь привет своему брату». А я тогда ничего не знала, мне Петя еще не рассказывал. Пришла домой, плачу, ему пожаловалась, и он понял, кто это сделал. А через час они позвонили, сказали Пете, что он просто еще не представляет себе, что они могут со мной сделать. И если он этого не хочет, то должен вернуть деньги. А если денег нет – сделать то, что они скажут.
   – Почему ты ничего не сказала матери?
   – Петя отсоветовал. Он сказал, что мама сразу побежит в милицию, а от этого будет только хуже.
   – Почему?
   – Нам все равно не смогут помочь, а эти люди в отместку расправятся с нами. Лучше с ними как-то договориться. Так он сказал.
   – Он объяснил тебе, чего они требуют взамен денег?
   – Нет.
   Вернулась Кочемасова, поставила на стол поднос: чай, печенье, джем.
   – Угощайтесь, пожалуйста.
   – Спасибо.
   Дружинин придвинул к себе чашку, но пить не стал.
   – А что за человек этот Воронцов, о котором вы говорили?
   – Президент одной из фирм моего покойного мужа.
   – Ваш муж был бизнесменом?
   – Нет, – качнула головой Кочемасова и некоторое время молчала, помешивая ложечкой чай. – Он у меня занимал довольно высокий пост. Поскольку считается недопустимым совмещать государственную службу и бизнес, он регистрировал фирмы на чужие фамилии. Одна из фирм была зарегистрирована на этого самого Воронцова. Он же был президентом этой фирмы. В прошлом году Воронцов сбежал за границу, прихватив пятнадцать миллионов долларов. Мой муж выехал за ним следом и был убит.
   – Кем?
   Кочемасова пожала плечами.
   – Ну как вы думаете? – произнесла она со вздохом.
   – Вы считаете, что это сделал Воронцов?
   – Конечно. Они убили моего мужа и еще одного человека, который возглавлял в этой фирме отдел безопасности. А Воронцов исчез.
   – И его даже не пытались разыскать?
   – Человека, укравшего такие деньги, искать бессмысленно. Он способен спрятаться очень надежно.
   – Но почему же тогда он вернулся?
   – А кто вам сказал, что он вернулся? – удивилась Кочемасова.
   – Если вы связываете случившееся с вашим сыном с Воронцовым…
   – Я думаю, что связь есть. Но какая – это выше моего понимания. Воронцов вряд ли сам приехал в Россию. Но все случившееся с Петей я связываю именно с ним.
   – А почему не с другими людьми?
   – С какими?
   – С теми, кто дал вашему мужу эти пятнадцать миллионов. Эти деньги – их деньги – исчезли, и они теперь пытаются их вернуть. Или отомстить.
   – Это были не чьи-то деньги.
   – Как это?
   – Не чьи-то личные. Это деньги из бюджета. Понимаете? От нашего государства можно ожидать чего угодно, но вряд ли оно будет уничтожать людей просто так. Ведь совершенно ясно, что у нас нет этих денег.
   Кочемасова вздохнула.
   – Вы пейте чай, остынет.
   – Спасибо, – кивнул Дружинин, но не притронулся к чашке.
   Аня безмолвно сидела на диване.
   – А больше вас не тревожили? – спросил Дружинин. – После гибели Пети?
   – Пока нет.
   В самом деле, все казалось необъяснимым и нелепым. Никакой логики.
   – Я пойду, – сказал Дружинин и поднялся.
   – А чай?
   – Спасибо вам. Но не хочется.
   – Вам спасибо.
   – За что? – удивился Дружинин.
   И тут взгляд его упал на пуговицу. Не просто вещица, а последнее сыновнее «прости».
   Уже в лифте он понял, почему эта история кажется ему нелепой и необъяснимой. Так бывает всегда, когда не хватает каких-то важных звеньев. Картина не просматривается и представляется нагромождением ничем не связанных между собой фактов и событий.

Глава 11

   – Ты еще здесь? – удивился Удалов, обнаружив Дружинина на территории базы.
   – А где же мне быть, Федор Иванович?
   Удалов не ответил, потому что отвлекся. Одетые в гражданское бойцы один за другим проходили в распахнутую дверцу стоявшего у жилого корпуса автобуса. Удалов проследил за посадкой и только после этого обернулся к Дружинину.
   – Ты не здесь должен быть, Андрей. Пока тянется эта странная история…
   – Почему я должен бояться неизвестно кого? – сказал с досадой Дружинин. – Я все сделал как положено. Виноват? Пусть наказывают.
   Удалов еще раз проследил за автобусом, потом взглянул на часы. Было видно, что торопится.
   – Работа в городе? – понимающе сказал Дружинин, кивнув на автобус.
   – Митинг будем охранять.
   – Можно мне с вами?
   – Не твоя смена, Андрей.
   – А разве мы всегда так пунктуально выдерживали график смен?
   – Садись в автобус, – засмеялся Удалов. – От тебя не отвяжешься. Заодно расскажешь мне, как там Кочемасовы.
   – А вы знаете, что я там был?
   – Догадываюсь. Ходил ведь?
   – Ходил, – сказал Дружинин. – Что было, то было.
   В автобусе сели рядом.
   – Поехали! – скомандовал Удалов водителю.
   – Кого охранять будем? – осведомился Дружинин.
   – Аникина. У него предвыборный митинг. Народу он собирает помногу – и по двадцать тысяч бывало, и по пятьдесят. Требуется наша помощь.
   – Милиция будет?
   – И милиция, и ФСБ. Но нас по личной просьбе привлекают.
   – По чьей просьбе? – не понял Дружинин.
   – Аникина. Чьей же еще.
   – Интересно, откуда он про нас знает?
   – Слухами земля полнится, – пожал плечами Удалов. – А у них, у политиков, сейчас поветрие такое: чем более серьезную охрану используют, тем больше авторитета. И Аникин из таких.
   – Ему ведь это ни к чему, – не согласился Дружинин. – И так выборы выиграет.
   – Я и не сомневаюсь, Андрей. Люди его почитают, как и всех, кто чихвостит власти и режет людям правду-матку. Но помочь ему – наша обязанность. Это еще никому перед выборами не повредило.
   Автобус уже покинул территорию базы и влился в общий поток разномастных машин.
   – Про Кочемасовых мне расскажи, – напомнил Удалов.
   – Темная история, Федор Иванович, как я и думал. Пацан этот, судя по всему, совсем ни при чем.
   – Так уж и ни при чем? – удивился Удалов.
   Дружинин рассказал ему о своем визите. Удалов слушал молча и на глазах мрачнел.
   – Сволочные времена! – сказал он в сердцах, когда Дружинин закончил свой рассказ. – Чего только не насмотришься!
   Автобус остановился. Впереди было выставлено оцепление, за которым колыхалось море людских голов. Бойцы «Антитеррора» покинули автобус. Какой-то парень в светло-синей куртке подбежал к Удалову, показал рукой – туда! – и группа, вытянувшись цепочкой, бегом направилась мимо стоявших в оцеплении милиционеров. Миновали оцепление, потом – направо, в неширокий проход, и вдруг впереди, среди плотной людской массы, открылся небольшой грузовик. Парень в светло-синей куртке показал жестом – здесь! – и цепочка бойцов «Антитеррора» распалась на отдельные звенья и растворилась в толпе. Дружинину досталось место у кабины грузовика, он встал вполоборота и теперь видел и кузов машины, и стоявших перед грузовиком людей.
   Аникин появился через десять минут. Вдруг, в одно мгновение, как будто вырос в кузове грузовика – и толпа взревела и заулюлюкала. Все это было Дружинину не в новинку, он знал, что улюлюканье не было неприязненным, здесь были все свои, все – за Аникина. Сам Аникин, высокий, с копной развевающихся на ветру, с ранней сединой волос, улыбался и стоял молча, ожидая тишины. Никаких воздеваний рук или актерских ужимок. Достоинство, с которым он неизменно держался на публике, нравилось Дружинину. Были в кузове и другие люди, но они оставались в тени.
   Аникин начал речь и сначала говорил медленно и негромко, отчего толпа была вынуждена наконец угомониться. В глазах стоявших перед оратором людей Дружинин видел любовь и восхищение. Аникин, сам, наверное, того не ожидая, стал их кумиром. Он говорил о том, что волновало всех, и теми же самыми словами, которыми об этом говорили люди улицы. Он говорил о вещах понятных и известных – о высоких ценах и мизерных пенсиях, о том, что с наступлением сумерек страшно выйти на улицу, о том, что воруют сейчас так, как никогда до этого не бывало на Руси. Он был такой же, как и все собравшиеся на площади, и все же не такой. Он знал, что надо делать, чтобы изменить жизнь. Более того – был готов участвовать в переустройстве этой самой жизни.
   Дружинин внимательным взглядом изучал толпу перед собой. Лица старые и молодые, внимательные, серьезные глаза. Ни на одном лице не видно злобы. Лишь восхищение и преданность.
   А Аникин продолжал речь. Он не обещал исправить все и сразу, наоборот – предупреждал, что работы впереди колоссально много и не все трудности удастся преодолеть за короткое время. Но кое-что можно сделать уже сейчас, не дожидаясь выборов.
   – Мы – народ! – говорил Аникин. – Мы сами строим свою жизнь, и наша жизнь будет такой, какой мы ее сделаем. Нас хотят запугать, но мы не поддадимся.
   Он напомнил об истории, которая у всех была на слуху, – о бомбе в метрополитене. О той самой бомбе – Петра Кочемасова. Дружинин подобрался и весь превратился в слух.