– На сам гроб уже собрал. Теперь на крышку собираю.
   Паша посмотрел на старика внимательно:
   – Какое-то настроение у вас, Семенович, нехорошее. Случилось что-то?
   – Случилось, Паша. То случилось, что радости в жизни нет.
   – А внуки?
   – Это все не то, Паша. Внуки – это радость, но не счастье. Счастье, оно знаешь когда? Когда все ровно в жизни. Без болезненных падений и травм. Когда знаешь, что завтра будет не хуже, чем сегодня.
   – И этого достаточно для счастья?
   – Этого достаточно.
   Здоровяк с овчаркой удалялся. Кроме Паши и Семеновича, никого больше не было на стадионе.
   – Мы одни с тобой бегаем, Паша. По старой привычке. Никто не ходит уже сюда. Не хотят. Незачем. Потому что нет впереди ничего.
   – Значит, цель нужна?
   – Ты о чем?
   – Цель впереди человек видеть должен, чтобы дальше жить?
   – Да, Паша. Вот ты видишь цель своей жизни?
   – Вижу.
   – В чем она?
   Паша пожал плечами, не ответил. Семенович вздохнул.
   – Мне пора, – сказал Паша. – Я на работу опоздаю.
   В квартире было тихо и пахло пылью. Самсонов и Охлопков встретили Пашу.
   Семенович прав. У каждого человека есть коллекция. И он, Паша, начал собирать. Взял в руку фломастер, написал на фото Самсонова – "№ 1". Потом на фото Охлопкова – "№ 2".
   – Это для учета, ребята, – сказал. – Чтобы не запутаться. Вас у меня много будет.

14

   Продавщица, увидев Пашу, поправила легким движением прическу.
   – Мне подарок надо подобрать, – сказал Паша.
   – Жене, наверное, – расстроилась продавщица.
   – Нет, другу.
   Улыбнулся широко. И девушка улыбнулась в ответ.
   – Сколько другу лет? – спросила.
   – Двадцать семь.
   – Купите ему туалетную воду.
   – А у вас есть "Месье N"?
   – Есть.
   А он, спросив, уже и сам увидел.
   – Покажите, пожалуйста.
   Черный изящный флакон.
   – Чистая Франция?
   – Да, – сказала девушка. – Насчет этого не беспокойтесь.
   Запах был тот самый.
   – А вам самой эта вода нравится?
   – Очень. Модный запах.
   – А запах может быть модным? – удивился искренне Паша.
   – Естественно.
   У этой краснопиджачной сволочи особенная жизнь. Даже запахи делятся на модные и немодные.
   – А я всегда любил "Красную Москву", – буркнул Паша.
   Девушка улыбнулась, по достоинству оценив его шутку.
   – Так вы будете брать?
   – Буду. Платить в кассу?
   – Касса здесь, в отделе.
   Выйдя на улицу, Паша остановился за углом магазина, достал из сумки флакон с водой. Флакон был с кнопкой. Паша поднес флакон к ладони. Проходившая мимо девушка оглянулась, усмехнулась отчего-то, но Паша не смутился. Потер ладонью лицо. Запах стал явственнее. Раньше это был запах Охлопкова. Теперь будет его, Пашин, запах. Он у Охлопкова забрал и право на жизнь, и право на запах. Он, Паша, теперь распоряжается всем.
   Дегтярев-таки не удержался, завелся, когда Паша пришел на работу. Втянул ноздрями воздух, покачал головой:
   – Что за благоухание, мой милый? Любовь вошла в твое сердце? "Весна идет, весне дорогу"?
   – Это "Месье N", – ответил невозмутимо Паша.
   – Что-что? – не понял Дегтярев.
   – Французская вода. Самая модная.
   – Ты готовишься к моему дню рождения, – догадался Дегтярев.
   – Возможно.
   – Подарок для меня уже присмотрел?
   – Нет пока, – сказал Паша серьезно.
   Дегтярев опустился на стоящую у стены лавку, но не сел, а растянулся на ней, закурил.
   – Будет весело, – сказал мечтательно.
   – Ты о своем дне рождения?
   – Ага. Я для тебя девушку присмотрел уже.
   – Мне девицы не нужны.
   Дегтярев повернул голову и пристально посмотрел на Пашу. В его глазах прыгали чертики.
   – У тебя все в порядке, Паша?
   – Да.
   – И сексопатолог обещает вернуть тебе силы?
   – Ты о чем? – нахмурился Паша.
   – О тебе. И о твоих отношениях с женщинами. Ты ими интересуешься вообще-то?
   – Они безразличны мне.
   – Заметно. Светка твоя, наверное, потому тебе рога и наставила.
   – Никто мне рога не наставлял, – сказал Паша мрачно.
   – А тот лейтенант, о котором ты мне рассказывал…
   Дегтярев не договорил, потому что Паша вдруг навалился на него сверху и придавил шею деревянным обломком так, что Дегтярев захрипел. Сигарета вывалилась из его рта.
   – Никогда больше не позволяй себе шутить надо мной, – сказал бесцветным голосом Паша.
   Дегтярев хрипел и пытался высвободиться, но у него ничего не получалось.
   – Запомни это, и у тебя не будет проблем, – сказал Паша.
   Отбросил палку в сторону, стал переодеваться как ни в чем не бывало. Дегтярев сел на лавке, поглаживая осторожно шею. Паша стоял к нему спиной. Дегтярев вдруг бросился на него, но оступился и упустил момент. Паша резко обернулся и набегающего Дегтярева встретил ударом кулака. Дегтярев охнул и опрокинулся навзничь.
   – Не надо делать этого, Дегтярь, – сказал Паша. – Ты не враг ведь мне, и я тебя не трону. Но ты должен помнить, что я – Барсуков.
   – Ты спятил, – сказал с пола Дегтярев. Рот его был разбит, и текла кровь. – Ты ненормальный, Пашка. Псих.
   – Я нормальный, – не согласился Паша. – Гораздо нормальнее, чем ты можешь это себе предположить.
   Протянул Дегтяреву руку, предлагая помощь, но тот поднялся сам, вышел из склада.
   Работы для них с утра не было. Паша, переодевшись в спецовку, сел на лавку, перелистал неспешно газету. Дегтярев был большой охотник до газет, всегда покупал в киоске. В номере ничего интересного не было. Только одной статьей Паша заинтересовался. В ней рассказывалось о каком-то Ектенбаеве. Этот самый Ектенбаев попал под суд, уличили его в финансовых махинациях. Но суд его виновным не признал. Написавший статью журналист от восторга захлебывался, живописуя работу справедливого суда: "Вот-де и до нас дошли нормы цивилизованного права. Если нет против человека улик – значит, не виновен он". "Как будто не знал, не догадывался, в чем все дело. Ектенбаев этот поделился с кем надо – вот и весь секрет. Теперь на свободе гуляет. Где он работает-то? Ага, вот. Ассоциация "Союз". Знакомое вроде название. Или просто встречается часто? Там "Союз", здесь "Союз" – а может оказаться, что все не то".
   Скользнул по строчкам взглядом. Под статьей фамилия журналиста стояла – Иванов. Псевдоним, похоже. Перевернув газету, нашел телефон редакции. Дегтярев в склад так и не вернулся. Обиделся, должно быть. Оно и к лучшему сейчас.
   – Алло, редакция, – сказали в трубке.
   – Мне нужен Иванов.
   Паша совсем не рассчитывал на успех, но ему вдруг ответили:
   – Вы перезвоните по другому телефону, – и продиктовали номер.
   Паша номер телефонный записал, но звонить не стал. Он сейчас был как охотник, который знает, что не следует торопиться. Ни к чему спешка. Он осторожным должен быть. И тогда все у него получится. Как дела у вас, мистер Ектенбаев? Откупились? Все нормально?

15

   Иванову Паша позвонил в пятницу, во второй половине дня. Набрал номер и, когда трубку на том конце провода сняли, произнес голосом мягким и значительным:
   – Добрый день. Могу ли я поговорить с Ивановым?
   – Это я. – Голос отвечающего звучал устало.
   – Я хотел бы встретиться с вами.
   – Кто вы?
   – Не могу назвать себя. Думаю, причину этого вы поймете.
   Паша разговор вел осторожно. Главное было – не спугнуть и одновременно заинтриговать. Иначе Иванов этот на встречу не придет.
   – У меня есть материалы кое-какие, связанные с одним человеком, вы знаете его.
   – О ком идет речь?
   – О Ектенбаеве.
   В разговоре возникла пауза. Паша выждал немного, но знал, что должен дальше вытягивать нить разговора, нельзя дать оборваться этой нити.
   – И я хотел бы встретиться с вами, чтобы вы помогли мне выйти на Ектенбаева.
   – Я не знаю, где он, – сказал быстро Иванов.
   Паша понял, что поторопился. Иванов испугался чего-то.
   – Жаль, – пробормотал Паша, но в следующий момент стало понятно, что ничего страшного не случилось, потому что Иванов спросил, придав голосу оттенок равнодушия:
   – А что это за материалы?
   За напускным равнодушием прочитывался интерес.
   – Очень интересные бумаги, – сказал Паша, помявшись немного для вида.
   И опять пауза возникла. Оба выжидали. Иванов не выдержал первым:
   – Я мог бы поискать Ектенбаева.
   Это уже хорошо.
   – Правда, я не знаю, где он сейчас.
   Естественно. Ты был просто обязан эту фразу произнести. Для собственного же спокойствия.
   – Но прежде неплохо было бы с документами этими ознакомиться.
   Еще как неплохо было бы.
   – Документы я только Ектенбаеву могу показать, – сказал Паша. – Слишком они серьезные.
   – Нет, – произнес Иванов. – Так ничего не выйдет. Я должен увидеть все своими глазами.
   Ектенбаев, похоже, в глубокое подполье ушел.
   – Хорошо, – сказал Паша. – Я дам вам один документ, но только один. Вы мне его вернете потом.
   – Хорошо! – поспешно согласился Иванов. – Когда мы с вами встретимся? Вы можете ко мне в редакцию подъехать?
   – Да вы что?! – ужаснулся Паша почти искренне.
   – А как же тогда?
   – У вас есть машина?
   – Есть.
   – Встретимся с вами завтра на шоссе, которое идет на Гороховку. На пятнадцатом километре, возле километрового столба.
   – А может, все-таки в городе?
   – Нет, – сказал Паша. – Ни в коем случае.
   – Хорошо, на шоссе. Во сколько?
   – Ждите меня в промежутке между десятью и десятью тридцатью утра. Непременно будьте один.
   Паша подумал и повторил:
   – Непременно один!
   – Хорошо.
   – Как вы выглядите?
   – Невысокого роста, белая футболка, солнцезащитные очки.
   – Я понял. И еще у меня просьба. Не сидите в машине, а стойте рядом с ней – это мне знак будет.
   – Знак о чем?
   – О том, что все нормально.
   Иванов промолчал.
   – Вы меня поняли? – спросил Паша.
   – Понял, да.
   – И – никого рядом.
   – Это я тоже понял.
   – До завтра, – сказал Паша и повесил трубку на рычаг, не дожидаясь ответа.

16

   Проснулся он рано, но собирался долго и основательно. Побрился и позавтракал, у окна постоял в задумчивости. Положил в сумку нож. Сначала нож завернул в тряпку, но потом решил, что неправильно делает: нож ему понадобится для дела почти сразу же, и некогда будет тряпку разворачивать. Нож из тряпки извлек, положил в сумку просто так, но и тряпку не убрал, тоже в сумке оставил – пригодится, ему ведь надо будет чем-то кровь вытирать.
   Часы показывали без десяти девять. У него в запасе был час и десять минут. Вышел неспешно из дома. Петр Семенович увидел его из окна, выглянул, крикнул:
   – Ты чего не бегал сегодня, Паша?
   – Проспал.
   – Суббота, – согласился Семенович. – Рабочий человек имеет право.
   По дороге к троллейбусной остановке Паша зашел в галантерейный магазин, купил хороший кожаный ремень. Он знал уже, какой ремень покупать. Такой, как у Охлопкова покойного.
   – Там отверстия не очень удачно сделаны, – сказала девушка-продавщица, заворачивая ремень в бумагу. – Он для полных людей. Так что придется вам шилом поработать.
   – Не придется, – буркнул Паша. – Я не для себя беру. Подарок.
   – А тот, кому вы дарите, – он полный?
   – Полный, – сказал Паша. – Он большой и толстый.
   – Тогда подойдет.
   – Я и не сомневался.
   В центре Паша пересел с одного троллейбуса на другой и через полчаса оказался на окраине. Прошел два квартала, миновал пост ГАИ и метров через двести остановился. Это было то самое шоссе на Гороховку, и теперь ему надо было поймать попутную машину.
   Часы показывали без пяти десять. Еще десять минут он потерял, прежде чем какой-то парень на синем "жигуленке" притормозил рядом с ним.
   – Подбросишь? – сказал Павел. – Мне здесь недалеко.
   – Садись.
   Паша сел на заднее сиденье, сумку положил на колени.
   – На природу? – спросил парень.
   – Да. Приятель меня должен на трассе ждать.
   Промелькнул столб десятого километра. Паша сжимал и разжимал осторожно пальцы рук, словно они затекли у него.
   – Лето жаркое будет, – сказал парень.
   – Да, – согласился Паша. – Душное и с грозами.
   Он повторил слова Семеновича. Четырнадцатый километр.
   – Ты не гони сильно, – попросил Паша. – Где-то здесь он должен быть, приятель мой. Как бы не пропустить.
   Он увидел впереди машину. Та стояла на обочине. И рядом с ней прохаживался человек.
   – Кажется, это он, – сказал Паша.
   Парень сбросил скорость. Они уже совсем близко были от стоящей на обочине машины. Сразу за машиной высился километровый столб. Пятнадцатый километр. Паша бросил быстрый взгляд по сторонам. Вдоль дороги тянулась лесополоса. Кустарник, густой и высокий, казался непроходимой стеной.
   – Это он? – спросил парень.
   Невысокого роста человек в белой футболке и солнцезащитных очках. Лысоват. Лицо худое и нервное.
   Парень оглянулся на Пашу.
   – Нет! – сказал Паша быстро. – Не он это. Дальше едем.
   Он не мог объяснить себе, почему испугался. Но выйти из машины его никто не мог сейчас заставить. Иванов остался на шоссе далеко позади. Паша вытер ладонью лоб.
   – Жарко, – сказал.
   – Да у меня и так вроде окно открыто, – пожал парень плачами.
   Когда впереди показались окраинные дома Гороховки, Паша вздохнул, сказал печально:
   – Надо же, нет его.
   – Может, проскочили?
   – Нет, я внимательно смотрел. Ты останови здесь где-нибудь. Я выйду.
   Вышел из машины, дождался, пока она не скрылась в Гороховке, перешел на другую сторону дороги. Было уже тридцать пять минут одиннадцатого. Его подобрал "КамАЗ". Водитель явно клевал носом и Пашу взял, лишь бы хоть с кем-то поговорить, но Паша был молчалив и хмур – до самого того столба. Иванова и его машины не было уже. Паша вздохнул и откинулся на спинку кресла.
   – Что, земляк, жизнь тяжелая? – спросил шофер.
   – Нормальная жизнь, – огрызнулся Паша. – Ты за дорогой лучше смотри, пост ГАИ скоро проезжать будем.
   Доехал до города и вышел из машины, не попрощавшись.

17

   В понедельник утром он позвонил Иванову. Трубку сняли после первого гудка.
   – Алло?
   Это был голос Иванова.
   – Это я, – сказал Паша. – Узнали?
   – Почему вы не приехали в субботу? – вместо ответа спросил Иванов.
   Он нервничал, кажется.
   – Я приехал. Но все сорвалось, потому что вы не выполнили моего условия?
   – Какого условия?
   – Вы были не один.
   – Один! – сказал Иванов поспешно.
   – Не один, – повторил упрямо Паша.
   Опять ему будто кто-то подсказывал, что именно говорить он должен.
   – Я же предупреждал вас.
   – Наш разговор все равно происходил бы один на один.
   Значит, все-таки был кто-то. Прятался где-то поблизости. Наверное, в лесопосадке.
   – Так не пойдет, – сказал Паша. – Никто не должен присутствовать при нашей встрече. Никто!
   Помолчал.
   – Мы встретимся с вами сегодня.
   – Когда именно?
   – Я сообщу вам. Ждите моего звонка, – сказал Паша и положил трубку.
   Он все рассчитал. Позвонил ровно в пять – так у них совсем не останется времени на подготовку. Когда твой противник в цейтноте – ты уже наполовину победил.
   – В пять тридцать с вокзала уходит электричка на Борисово, – сказал Паша. – Садитесь в нее и будьте в последнем вагоне. Не в самом вагоне, а в переднем тамбуре.
   – В каком это – переднем?
   – По ходу поезда. В вагоне два тамбура: передний и задний. Будьте в переднем. Стойте с правой стороны по ходу поезда, у самой двери. Я подойду к вам сам.
   Иванов мог не согласиться. И весь Пашин план рухнул бы. Но после непродолжительной паузы Иванов сказал:
   – Хорошо.
   – Вы один должны быть, – напомнил Паша.
   Он приехал на вокзал за пять минут до отправления поезда. Пошел неспешно вдоль состава. В тамбурах стояли люди. Кто-то курил. В переднем тамбуре предпоследнего вагона он увидел Иванова. Тот нервничал. Паша прошел мимо, даже не убавив шаг, и вошел в вагон едва ли не в самой голове состава.
   – Будьте внимательны! – сказал голос в динамике. – Электропоезд отправляется.
   Раздалось шипение, но двери не закрылись – это было последнее предупреждение о том, что сейчас они закроются. Паша заглянул в вагон. Людей было много. Створки дверей за Пашиной спиной сомкнулись с шипением.
   – Следующая остановка – Екатериновка, – сказал голос в динамике.
   – В честь Екатерины, царицы-то, – пояснил стоящий в тамбуре старичок, обращаясь почему-то к Паше.
   Паша пожал плечом и отвернулся. Когда они миновали Екатериновку, Паша пошел медленно по вагонам. Следующая остановка – Лесное. К ней он хотел подгадать. Прошел через тамбур, в котором стоял Иванов. Кроме Иванова, никого в тамбуре больше не было, но Паша не остановился, не заговорил, вообще ничем не выдал своего интереса к стоящему у дверей человеку. Скользнул равнодушным взглядом и прошел в вагон.
   В Лесном стоянка совсем короткая была: зашли и вышли, и, когда потянулась за окном платформа, Паша вышел в тамбур, но не первым, а за людьми. Он не хотел до поры попадаться Иванову на глаза.
   Состав остановился, открылись двери. Все, кроме Паши и Иванова, вышли. Зашел только один человек, да и тот не задержался в тамбуре, прошел в вагон.
   – Осторожно, двери закрываются, – сказал голос в динамике.
   Где-то в дверях зашипело предупреждающе.
   – Давай выйдем! – произнес быстро Паша. – Я насчет Ектенбаева.
   Он увидел, как дернулся Иванов и как побледнел, но уже знал, что делать дальше, и вытолкнул журналиста на платформу, хотя тот и упирался – слегка. Сам выскочил следом. Двери закрылись. Состав тронулся, увеличивая скорость. Иванов смотрел на Пашу почти со страхом.
   – Вы все-таки пытались меня обмануть, – догадался Паша. – С вами был кто-то, да? Не в тамбуре, а там, в вагоне?
   Иванов молчал. Значит, правда все. И он, Паша, все верно рассчитал. И их перехитрил. Засмеялся, сказал дружелюбно:
   – Вы напрасно боитесь меня. Это я должен опасаться – всех и каждого, имея такие документы на руках, – и хлопнул ладонью по сумке.
   В сумке были только нож, тряпка, чтобы кровь вытирать, и ремень, на тот случай, если придется Иванова душить. Документов никаких там не было. Но Иванов об этом не знал. Оглянулся по сторонам, сказал:
   – Ну, где мы с вами присядем?
   И Паша тоже оглянулся. Никого не было на платформе, кроме них. Узкая тропинка сбегала с насыпи вниз и терялась меж деревьев.
   – Идемте под деревья, – предложил Паша. – Неуютно мне на открытом месте в последнее время.
   Пошел вперед, не дожидаясь. Сказал через плечо:
   – А я, когда мне бумаги эти в руки попали, не знал, как на Ектенбаева выйти. И вдруг – статья эта ваша в газете. Ну, думаю, вот тот человек, который мне поможет.
   Обернулся и увидел в глазах Иванова граничащую со страхом настороженность. Опять засмеялся:
   – Да вы не думайте, я с вами поделюсь, если поможете мне и все получится.
   Знал, что не это Иванова тревожит сейчас, но сделал вид, что не понимает.
   Спустились по тропинке вниз. Деревья стояли стеной. Иванов остановился, сказал:
   – Можем поговорить здесь.
   Туда, в лесок, не заманить его. Паша кивнул согласно, снял сумку с плеча, оглянулся, будто искал, где трава помягче, и увидел пенек за деревьями и поваленное дерево рядом.
   – Вот, – показал рукой. – Идеальное место.
   Пошел вперед. Иванов был вынужден последовать за ним.
   – Предупреждаю сразу, – сказал Паша, – из всех документов я привез только один. Самый, можно сказать, безобидный. Но вы убедитесь, что для Ектенбаева это интересно.
   Сел на поваленное дерево. Расстегнул сумку. Иванов остался стоять. Он был ближе к платформе, чем Паша. На целых два шага. И думал поэтому, что может спастись.
   Паша вдруг наклонился и посмотрел куда-то за спину Иванова, сказал с досадой:
   – Ах, черт!
   Иванов обернулся поспешно, не увидел ничего необычного, а в следующий миг что-то неприятно ткнулось ему в грудь, под левый сосок.
   – Тихо! – сказал Паша. – Иначе не выживешь!
   Иванов глаза опустил и увидел нож. Он вдруг ясно представил себе, как сейчас нож войдет в его тело – с хрустом рвущейся кожи и ужасной болью, – и едва не лишился чувств.
   – Ты мне не нужен, – сказал Паша быстро. – Мне нужен Ектенбаев.
   Журналист молчал.
   – Скажешь, где я могу его найти, – и иди с миром, – Паша ткнул ножом сильнее.
   Иванов охнул и хотел отступить на шаг, но Паша вдруг наступил ему на ногу и толкнул резко ладонью. Иванов упал. Он был бледнее мела, и на фоне травы это было очень заметно. Паша сел на него сверху, опять ткнул ножом под сосок и сказал равнодушно:
   – Ну?
   – Я и сам ничего не знаю, – сказал хрипло Иванов.
   – Врешь.
   – Нет.
   – Врешь.
   Иванову еще несколько секунд понадобилось на то, чтобы решить, что для него важнее.
   – Я не знаю, где он, – сказал. – Поверь мне. Я не общаюсь с ним напрямую.
   – Через кого-то, да?
   – Да. И если вы хотите, я могу завтра…
   – Не надо завтра. Говори, через кого ты связь держишь.
   – В кафе "Стрела"…
   – Это которое возле вокзала?
   – Да, слева там, возле остановки. Так вот в кафе этом работает барменом парень.
   – Имя как?
   – Не знаю.
   – Не знаешь? – удивился Паша.
   – В лицо я его знаю.
   – Выглядит он как?
   – Невысокий, вроде меня. Лет под тридцать. Усики – как у белогвардейского офицера в старых фильмах.
   – Он знает, где Ектенбаев?
   – Я не знаю этого. Прихожу к этому парню, говорю, что нужен Ектенбаев, и вечером мне звонят.
   – Кто звонит?
   – Ектенбаев.
   – Сам?
   – Да.
   Вот черт. Дело принимает неприятный оборот.
   – А чего же он так прячется?
   Иванов промолчал.
   – Ты в молчанку-то не играй, – посоветовал Паша. – Себе дороже, поверь.
   – Я не знаю ничего.
   – Так я тебе расскажу, – произнес Паша дружелюбно. – Не все чисто с этим Ектенбаевым. Да?
   Иванов молчал.
   – И прячется он потому, что хотя и откупился от суда, а грех за собой чувствует. Да?
   – Наверное, – сказал Иванов.
   Значит, все так и есть.
   – Денег много получил?
   – Каких денег? – не понял Иванов.
   – За статью свою в газете.
   – Не получал я ничего.
   – А за что же марался тогда?
   Иванов закрыл устало глаза. И Паша воткнул нож ему в грудь, навалившись сверху. Навалился – и тут же отпрянул, чтобы кровью не запачкаться. Нелепо как-то Иванов сейчас выглядел. Некрасиво.
   Паша вышел на платформу и через четверть часа уехал с первой подошедшей электричкой.
   С вокзала сразу домой не поехал, зашел в кафе "Стрела". Бармен за стойкой ловко орудовал бутылкой и высокими стаканами. Усики у него были ниточкой. Как у белогвардейского офицера в старых фильмах.
   Покойный Иванов не соврал.

18

   Паша выждал три дня, ровно столько, сколько надо было – по его разумению. Он каждый свой шаг просчитывал и знал, как должен поступать.
   Номер телефона бара "Стрела" он узнал в справочной, позвонил из телефона-автомата, попросил бармена позвать.
   – Которого? – спросили его.
   – Того, что с усиками ниточкой, – ответил Паша и услышал, как на том конце провода его невидимый собеседник крикнул кому-то:
   – Тебя, Толик!
   Теперь Паша имя этого человека знал и, когда тот трубку взял, сказал деловито-сухо:
   – Здравствуй, Толик!
   Тот еще только успел ответить: "Здравствуйте", а Паша уже снова заговорил, он вел разговор и точно знал, что за чем говорить должен:
   – Так не пойдет, Толик, так мы не договаривались. Я вам бумаги ектенбаевские передал, а результат где? Я ведь не все передал, ты так и скажи Ектенбаеву. Если он шутить со мной вздумал, как бы не пожалел потом.
   – Какие бумаги? О чем речь? – Толик растерялся, похоже, и Паша знал уже, что верный тон выбрал, все правильно говорит.
   Сказал сухо в трубку:
   – Я Иванову бумаги отдал и сказал ему: срок – одни сутки. Трое суток прошло – где деньги? Со мной нельзя так. Я обижусь.
   – Иванов не передавал ничего.
   Паша и сам знал это. Но суровость в голосе не смягчил, сказал, уже явно раздражаясь:
   – Через два часа ответ мне должен быть! Или я оставшиеся у меня бумаги по другому адресу передам! Понял? Я перезвоню.
   И трубку бросил. Он зацепил их, кажется, надежно. Несуществующими бумагами они заинтересовались очень, а Иванов неожиданно пропал, и они пребывают в панике. Теперь выясняется вдруг, что Иванов бумаги получил-таки. Вот загадка, попробуй разгадай.
   Через два часа Паша перезвонил Толику. Тот говорил голосом тихим и вкрадчивым:
   – Я бы с вами хотел встретиться. Для разговора.
   – Нет! – сказал Паша жестко.
   Если уж ты рыбу подсек, то вести ее надо уверенно, слабины не давать, иначе соскочит.
   – Я встречусь только с самим Ектенбаевым. С глазу на глаз. Лично.
   Толик хотел что-то вставить, но Паша говорить ему не позволил.
   – В девять вечера Ектенбаев должен стоять у входа в твою "Стрелу". Один, иначе я не подойду к нему. Вы пытались уже обмануть меня один раз, я вам даю последнюю попытку. Если сегодня ничего не получится – я с вами больше дела не имею.
   Положил трубку и вышел из кабины телефона-автомата. До девяти вечера еще была целая вечность. Побродил по улицам, поехал домой. Паша сейчас был абсолютно спокоен. Сам этому удивился – наверное, привыкает. Это как работа для него. Ничего особенного.
   Поболтал с бабой Дашей. Та жаловалась на боль в суставах, Паша посочувствовал, спросил, может, лекарство какое от этой напасти есть.