Страница:
Стоял чужак в независимой позе, сложив на груди руки в кожаных, с металлическими пластинками перчатках. Удивительно, что стражники вообще пустили его внутрь, да еще и не стали обезоруживать, что было бы вполне логично. Очевидно, сказывалась необычность ситуации. Разрешать ее и должен был князь по совету с боярами. Куда важнее был сам факт того, что где-то, независимо от Кремля, считавшегося последним приютом человечества, все еще обитают люди. Правда, оставалось одно существенное «но».
Вест был врагом.
Врагом по определению, едва ли не равным по злобе нео и прочей мутировавшей нечисти, заполонившей известные людям пределы. Это, конечно, дела далекого прошлого, но нет ничего столь же живучего, как человеческая ненависть. В памяти Книжника немедленно всплыли слова одного из наставников, ведшего в Семинарии курс по постъядерной истории.
– …Весты стали врагами не на ровном месте, – мерно прохаживаясь под низким сводчатым потолком, говорил невысокий, сутуловатый отец Никифор. – Этим древним словом, вновь вошедшим в обиход после начала Последней Войны с чьей-то легкой руки, прозвали всех западных «иноземцев», оказавшихся на территории Москвы на момент начала Последней Войны. Волна ненависти к выходцам из-за океана и их европейским союзникам захлестнула столицу. Еще бы: по всей стране, словно после немыслимого инфернального дождя, вырастали ядерные грибы, а боевые роботы НАТО накатывались на Москву, планомерно уничтожая столицу. Уже и не помнит никто, кто именно начал ту войну, и виноваты ли были эти люди, так некстати оказавшиеся на вражеской территории. Только ненависть не различает оттенков, проводя глубокую, словно шрам, борозду между «своими» и «чужаками».
Книжник, зевая, смотрел в окно: хотелось бежать из пыльной семинарской конуры туда, на воздух, где настоящая жизнь. Но слух продолжал улавливать монотонную речь, а мозг – старательно складировать информацию.
– Немногим иноземцам удалось уцелеть в те страшные годы,– вещал отец Никифор.– Самые удачливые из них укрылись на территориях иностранных посольств, более или менее приспособленных выдерживать долговременную осаду. Подземные бункеры, предусмотрительно сооруженные под зданиями посольств, стали спасением для немногих счастливцев, успевших до них добраться. Впрочем, эти «счастливчики» оказались среди совершенного враждебного окружения, вынужденные полагаться только на самих себя. Их положение оказалось ненамного лучше ситуации, в которую попали защитники Москвы, постепенно оттесняемые к Кремлю. Единственным преимуществом иноземцев было то обстоятельство, что боевые роботы избегали прямых ударов по посольствам, превращенным в мощные укрепления,– что дало будущим вестам временное преимущество, помогло им собраться с силами и выжить. Тогда еще никто не мог представить, что самое страшное – впереди…
Книжник схватился за шею: ему показалось, что ужалило насекомое. За спиной захихикали: кто-то из однокашников метко плюнул в него жеваной берестой из трубочки. Ничего не скажешь – ценный навык для защитника осажденной крепости!
Отец Никифор продолжал со свойственной ему невозмутимостью:
– Шли годы, Кремль и крепости на территории бывших посольств бились за существование. Злая ирония заключалась в том, что судьба островков враждебных цивилизаций оказалась схожей. Западные колонии на территории разрушенной Москвы неуклонно скатывались в средневековье, как и Кремлевская община. Правда, меньшая по размеру колония вестов теряла тепло цивилизации еще быстрее и вскоре скатилась в полную дикость. Что неудивительно: здесь, на чужой земле, весты не имели корней. Впрочем, психология выживания требовала обоснования собственного места в новом мире. Разумеется, вестами была выбрана западная модель восприятия действительности. Она причудливо переплетала в себе жестокую древнескандинавскую мифологию викингов, смесь европейского и американского фольклора. Впрочем, враждебная культура мало интересовала защитников Кремля. Взаимная ненависть затмевала взор, мешая прийти к естественному выбору: объединить усилия людей против новой беды – нарастающего давления со стороны полуразумных мутантов. Вместо этого кремлевские ратники и варяжские воины добрую сотню лет скрещивали оружие в схватках за остатки ресурсов. И теперь мы имеем то, что имеем: разросшаяся популяция нео, именующих себя Новыми Людьми, оттеснила и нас, и вестов в узкие пределы собственных крепостей… – Голос наставника становился все выше и вдруг перешел на крик: – А кто не будет записывать лекцию – получит епитимью! Это касается и тебя, Книжник!
. „Книжник вздрогнул, из воспоминаний возвращаясь в реальность. Послышался дробный стук копыт, толпа расступилась. Вперед, верхом на мощном, в броневой сбруе фенакодусе, неторопливо выехал князь. Вряд ли была серьезная необходимость появляться верхом – скорее, князь желал соблюсти определенный ритуал, демонстрирующий превосходство над традиционным противником. Легким движением послал фенакодуса вперед. Жуткий с виду мутант угрожающе надвинулся на веста. Еще мгновение – и мощный корпус сомнет незваного гостя. Вест не шелохнулся. Князь едва заметно улыбнулся, остановил скакуна, оглядывая гостя со сдержанным высокомерием – как и стоит смотреть на врага.
Вест спокойно встретил этот взгляд и вдруг опустился на одно колено, почтительно склонив голову. Впрочем, не было в этом движении ничего унизительного – вест держался на удивление достойно. Наверное решив, что достаточно продемонстрировал силу, князь тяжело соскочил на кремлевскую мостовую. Скакуна мгновенно увели, по обе стороны от лидера возникли бояре, вездесущие телохранители, и князь величественно опустился в неизвестно откуда взявшееся кресло.
Народ затаил дыхание. Это было событие – одно из тех редких происшествий, что разнообразят суровую жизнь осажденной крепости. Книжник жадно наблюдал за происходящим. Еще бы: не исключено, что именно ему придется заносить сей редкий факт в Книгу Памяти, постъ-ядерную летопись Кремля.
– Говори! – потребовал князь.
Замерший со склоненной головой вест поднял взгляд и медленно встал с колена.
– Приветствую, князь, тебя,– хрипловатым, рокочущим голосом заговорил пришелец. Речь его звучала непривычно, с трудно уловимым акцентом.– Не думаю, что рад ты визиту сына враждебного народа.
– Наверное, на то у тебя есть причина,– заметил князь.
– Причина есть, так,– медленно кивнул вест, и лицо его заметно помрачнело.– Может, это обрадует тебя: я последний из воинов своего рода.
– Не могу сказать, что это меня сильно радует,– дипломатично сказал князь.– Вот уже полвека наши мечи не пересекались в битве.
– Так и есть,– спокойно сказал вест.– И хорошо это: ведь я пришел просить помощи.
Впервые с начала этой необычной беседы по толпе пробежал ропот. И даже суровый князь не удержался от того, чтобы переспросить:
– Помощи?
Вест мрачно кивнул:
– Знаю я, просить помощи у врага – последнее дело. Но у меня нет выбора.
Князь выжидающе смотрел на гостя, и толпа снова замерла в ожидании.
Книжнику подумалось, что скудная на новости жизнь гражданских небось заставит предать этому событию особую окраску. Все это впоследствии обрастет небылицами, а сухим и точным записям хранителей Реликвий просто не станут верить. Ведь и он сейчас, как простой зевака, уставился на происходящее с жадностью, даже рот разинул, словно глупый мальчишка.
– Пришла беда на наши земли,– заговорил вест.– Поле Смерти накрыло их, убив все живое. Думаю, мы виноваты сами: с давних пор мы используем одно из Полей для закалки металла мечей своих.
При упоминании о Полях Смерти сердце Книжника забилось чаще. Он не верил в знаки судьбы, но это было похоже на знак: все последние дни мысли об этих страшных порождениях Последней Войны не отпускали его, и даже во сне навязчивым кошмаром приходили к нему опустошительные Поля Смерти.
– Вот как? – Князь заинтересованно приподнял бровь.
Дружинники переглянулись.
Но чужак вроде и не заметил этого, продолжив:
– Но, может, ошибся кто-то из воинов, встретив незнакомое Поле, и привел его за собой, к нашей обители. А может, и не в этом причина. Но теперь наши земли мертвы, а воины пали, сражаясь с монстрами из глубин Поля Смерти. Все полегли, защищая подступы к Бункеру. Но там, на нижних уровнях, остались наши женщины и дети. Им не выбраться самим – если не убьет их излучение, уничтожат злобные порождения Поля.
– Чего же ты от нас хочешь, воин? – тихо спросил князь.
– Их некому защищать,– раздельно сказал вест.– Я последний. Погибну я – погибнут и они. Я прошу ваш народ принять их к себе.
Тихий гул пронесся по толпе. Книжник огляделся. Вряд ли реакция кремлевских была однозначной: с одной стороны – это просьба врага. С другой стороны – вражьих воинов больше нет. Выходит, старый враг потерял зубы, а помощь, о которой просит последний из вестов,—помощь простым людям. А ведь каждый человек теперь на вес золота. Хотя принесут ли пользу Кремлю вражьи женщины и отпрыски врагов?
Да и не стерлась еще из памяти давняя жестокая резня вокруг кремлевского каравана с топливом. В ту лютую зиму полетели к черту все ветряки, и Кремлю пришлось закупать нефть для генераторов и отопления жизненно важных объектов. И маркитанты, конечно же, заломили огромную цену – но это была цена выживания. Груженный бочками караван телег, запряженных фенакодусами, шел долгие дни. Гражданские и вооруженный конвой были измождены холодом и усталостью, когда налетели весты. Половина кремлевских полегла сразу, оставшиеся дружинники стояли насмерть, вынужденные наблюдать, как весты беззастенчиво грабят караван. Лишь ценой многих жизней удалось отбросить врага и привести в Кремль жалкие остатки груза.
С тех пор сменились поколения, но и сейчас в глазах людей хмурый вопрос: что принесут с собой эти чуждые по крови и духу варвары?
Но тяжелей всего, конечно, князю – ведь именно ему принимать решение. Вот и бояре за резной спинкой княжеского кресла яростно перешептываются, пытаясь выудить из ситуации хоть какие-то крохи выгоды.
– Это серьезная просьба, вест,– признал, наконец, князь.– Только как мы можем помочь? Ведь Бункер ваш накрыло Поле Смерти, верно? И в нем же сгинули твои товарищи?
– Так. – мрачно кивнул вест.
– Посуди сам,– князь развел руками,– как я могу послать своих дружинников на верную смерть? Ради чего? И даже если представить, что все обошлось, и мы приняли ваших людей,– что с того Кремлю? Женщины и дети – это всего лишь лишние рты, и неизвестно, принесут ли они пользу. Что такого ты можешь предложить взамен, ради чего я мог бы рискнуть дружиной?
– Нечего предложить мне, кроме собственной жизни,– тихо сказал вест.– Я готов отдать ее, вступив в ряды ваших воинов.
Князь покачал головой:
– Одна боевая единица против нескольких, которые, возможно, погибнут? Неравнозначный обмен.
Вест хмуро оглядел ряды дружинников, поднял руку, ухватившись за торчащую над плечом рукоять меча. Княжьи телохранители резко подались вперед. Князь остановил их жестом. Вест неторопливо, с тихим скрежетом извлек из ножен сверкающую сталь. Телохранители крепче сжали рукояти собственных мечей, стоя на шаг впереди князя в готовности принять собственным телом неожиданный удар. Но вест не дал повода для кровопролития. Движения его были плавны и спокойны: он прекрасно чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Он отступил на шаг, опустил отливающий темной синевой клинок и коротким ударом вонзил его в щель меж камней мостовой. Резко навалившись на рукоять, заставил тяжелый булыжник выскочить. Среди дружинников пронесся тихий ропот: все были уверены, что клинок сломается от такого не свойственного оружию применения. То, что произошло дальше, словно выпало из восприятия Книжника, не привыкшего к столь стремительным движениям. Более-менее определенно он мог бы описать увиденное так: каким-то немыслимым образом вест поддел ногой и отправил тяжеленный булыжник в воздух – чуть выше собственной головы, после чего, хищно развернувшись, с ходу чиркнул по камню параллельно земле и в тот же миг рубанул по нему сверху.
По рядам зрителей пронесся вздох изумления: на земле дымились четыре аккуратные четвертинки камня с плоскими, будто оплавленными срезами. Вест с невозмутимым видом вернул меч в ножны – хотя и видно было, как учащенно он дышит, как расширяются в напряжении ноздри. Дружинники смотрели на разрубленный камень расширившимися, сверкающими глазами, будто на невесть откуда выползшую стальную сколопендру.
– Пусть скажет, где они закаляют клинки,– раздался негромкий голос. Это был воевода, внимательно, исподлобья глядевший на чужака.
– Я скажу – тому, кто пойдет со мной,– спокойно сказал вест.– Я передам ему все знания моего народа.
Князь покачал головой:
– Слишком велик риск того, что этими знаниями просто некому будет воспользоваться. Прости, вест, но воинов я дать тебе не могу.
– А если с ним пойдет не воин?
Все взгляды устремились на того, кто посмел вмешаться в беседу обличенных высшей властью. Это было столь дерзко, что Книжник не сразу осознал, что вперед вышел и заговорил он сам. А поняв это, похолодел, покрывшись испариной, но заставил себя преодолеть страх и продолжить:
– Хоть я и не воин – я готов отправиться с чужаком.
– Ты кто таков? – с неудовольствием поинтересовался князь, останавливая жестом дружинников, ринувшихся было схватить наглеца.
– Это Борислав, семинарист по прозвищу Книжник,– заговорил, вырываясь вперед, невесть откуда взявшийся отец Никодим. Он был бледен и явно напуган поведением своего воспитанника.– Наш лучший выпускник. Вы только не слушайте его.
– Отчего ж не послушать, коли он лучший? – резонно возразил князь.– Говори!
Никодим прикусил язык, сердито поглядывая на Книжника. Зато вмешался воевода, презрительно бросив:
– Да какая чужаку польза от этого задохлика? Если уж бывалые воины сложили там свои головы.
– А может, и будет от меня польза! – запальчиво выговорил Книжник.– Когда в последний раз мы отправляли в те края разведку? Бережем дружину – но что такое дружина без собственных глаз и ушей в округе?
– Продолжай! – с интересом произнес князь.
– Конечно, я не воин,– уже спокойнее сказал Книжник.– Но, может, мне удастся найти что-то такое, на что дружинник и внимания не обратит? Старые книги, записи, архивы.
– Все это гражданская блажь! – сердито бросил воевода.
– .в которых могут быть данные о сохранившихся ценностях, нетронутых складах и запасах, – не слушая воеводу, продолжал семинарист.– Я изучал наши собственные материалы и могу предположить, что нам есть что искать!
– А он дело говорит,– заметил кто-то из бояр.– Древние, неразведанные склады нам бы очень пригодились.
– Да и новые карты Москвы не помешали бы! – выкрикнул кто-то в робе мастерового. Взоры тут же обратились в сторону здоровенного, неуклюжего с виду детины с чумазым лицом и опаленной бородой. Он смутился, но не оробел.– А что? Ресурсы Кремля не безграничны – я знаю, что говорю. Нам нужно строить новые солнечные батареи, ветряки, башни, ремонтировать артиллерию, фузеи и пистоли. На это и материалы нужны, и инструмент особый. А у нас все изношенное – почти в труху. Надо бы оглядеться – наверняка за пределами Кремля есть то, что нам нужно. Но что мы знаем о новой географии, кроме окрестностей, которые и так видим с башен? Если мы не собираемся вечно сидеть в этих стенах – кто-то должен сделать первый шаг.
– И я его сделаю! – сжав кулаки, выдохнул Книжник.
– Мне нравится этот юноша,– сказал, наконец, князь.– Дельный малый.
Книжник робко улыбнулся.
– …и именно поэтому я не могу отпустить его. Такие здесь, в Кремле, нужны!
Книжник растерянно огляделся. Поймал взгляд веста, смотревшего на него своими прозрачными глазами человека с Запада – такие необычные глаза он видел лишь на картинках библиотечных книг. Нельзя было понять, что выражает этот холодный взгляд.
И тут вперед, постукивая посохом, вышел отец Филарет. Оглядел толпу, остановил взгляд на чужаке, чуть поклонился князю, заговорив:
– Отпусти его, княже. Кто знает, может, это и впрямь его путь? Да и посуди сам: спроста ли пришел сюда чужеземец, нет ли в этом перста Всевышнего? Может, мы просто должны сделать этот непростой выбор? И если ты не желаешь рисковать дружиной – отпусти того, кто сам рвется в бой, в чьем сердце горит огонь, а в разуме тлеет искра Божия…
– Может, ты и прав, святой отец,– задумчиво произнес князь.– Я должен думать головой, ты же думаешь сердцем. Итак, воинов я дать не могу, а этого парня так и быть отпущу, хоть жаль мне его,– не верю я в то, что он вернется живым… Только давайте спросим самого просителя. Ну что, вест, готов ли ты принять от нас такую помощь?
По рядам воинов пробежала волна насмешек. Наверное, дружинники приняли такую «помощь» за утонченное издевательство над униженным врагом.
Чужак же сохранил каменное выражение лица и ответил невозмутимо:
– Я поклялся богам и мертвым братьям своим, что приму от врага. – вест запнулся: было заметно, что эти слова даются ему непросто,– от бывшего врага любую помощь. И принимаю ее с благодарностью, князь.
– Быть посему,– решительно сказал князь и поднялся с кресла, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена.
Это могло показаться слишком поспешным, но не пристало князю расточать драгоценное время на проблемы пусть и формального, но все же недруга. И без того чужак получил небывалое внимание, чего, судя по глухому ропоту простолюдинов, не слишком-то заслуживал. Князь развернулся, величественно проследовал сквозь расступившуюся толпу, вскочил на фенакодуса и, бросив скакуна в галоп, умчался в сопровождении приближенных.
Теперь посреди круга из ратников, под множеством любопытных взглядов, остались чужак и Книжник. Они стояли, недоверчиво разглядывая друг друга,– дети враждебных народов, невообразимо разные по виду и духу. Обоих ждала впереди опасная неизвестность. Каждый думал о своем, но одно лишь было ясно наверняка: мосты за спиной сожжены, и пределы надежных кремлевских стен им суждено покинуть вместе.
Глава третья
Вест был врагом.
Врагом по определению, едва ли не равным по злобе нео и прочей мутировавшей нечисти, заполонившей известные людям пределы. Это, конечно, дела далекого прошлого, но нет ничего столь же живучего, как человеческая ненависть. В памяти Книжника немедленно всплыли слова одного из наставников, ведшего в Семинарии курс по постъядерной истории.
– …Весты стали врагами не на ровном месте, – мерно прохаживаясь под низким сводчатым потолком, говорил невысокий, сутуловатый отец Никифор. – Этим древним словом, вновь вошедшим в обиход после начала Последней Войны с чьей-то легкой руки, прозвали всех западных «иноземцев», оказавшихся на территории Москвы на момент начала Последней Войны. Волна ненависти к выходцам из-за океана и их европейским союзникам захлестнула столицу. Еще бы: по всей стране, словно после немыслимого инфернального дождя, вырастали ядерные грибы, а боевые роботы НАТО накатывались на Москву, планомерно уничтожая столицу. Уже и не помнит никто, кто именно начал ту войну, и виноваты ли были эти люди, так некстати оказавшиеся на вражеской территории. Только ненависть не различает оттенков, проводя глубокую, словно шрам, борозду между «своими» и «чужаками».
Книжник, зевая, смотрел в окно: хотелось бежать из пыльной семинарской конуры туда, на воздух, где настоящая жизнь. Но слух продолжал улавливать монотонную речь, а мозг – старательно складировать информацию.
– Немногим иноземцам удалось уцелеть в те страшные годы,– вещал отец Никифор.– Самые удачливые из них укрылись на территориях иностранных посольств, более или менее приспособленных выдерживать долговременную осаду. Подземные бункеры, предусмотрительно сооруженные под зданиями посольств, стали спасением для немногих счастливцев, успевших до них добраться. Впрочем, эти «счастливчики» оказались среди совершенного враждебного окружения, вынужденные полагаться только на самих себя. Их положение оказалось ненамного лучше ситуации, в которую попали защитники Москвы, постепенно оттесняемые к Кремлю. Единственным преимуществом иноземцев было то обстоятельство, что боевые роботы избегали прямых ударов по посольствам, превращенным в мощные укрепления,– что дало будущим вестам временное преимущество, помогло им собраться с силами и выжить. Тогда еще никто не мог представить, что самое страшное – впереди…
Книжник схватился за шею: ему показалось, что ужалило насекомое. За спиной захихикали: кто-то из однокашников метко плюнул в него жеваной берестой из трубочки. Ничего не скажешь – ценный навык для защитника осажденной крепости!
Отец Никифор продолжал со свойственной ему невозмутимостью:
– Шли годы, Кремль и крепости на территории бывших посольств бились за существование. Злая ирония заключалась в том, что судьба островков враждебных цивилизаций оказалась схожей. Западные колонии на территории разрушенной Москвы неуклонно скатывались в средневековье, как и Кремлевская община. Правда, меньшая по размеру колония вестов теряла тепло цивилизации еще быстрее и вскоре скатилась в полную дикость. Что неудивительно: здесь, на чужой земле, весты не имели корней. Впрочем, психология выживания требовала обоснования собственного места в новом мире. Разумеется, вестами была выбрана западная модель восприятия действительности. Она причудливо переплетала в себе жестокую древнескандинавскую мифологию викингов, смесь европейского и американского фольклора. Впрочем, враждебная культура мало интересовала защитников Кремля. Взаимная ненависть затмевала взор, мешая прийти к естественному выбору: объединить усилия людей против новой беды – нарастающего давления со стороны полуразумных мутантов. Вместо этого кремлевские ратники и варяжские воины добрую сотню лет скрещивали оружие в схватках за остатки ресурсов. И теперь мы имеем то, что имеем: разросшаяся популяция нео, именующих себя Новыми Людьми, оттеснила и нас, и вестов в узкие пределы собственных крепостей… – Голос наставника становился все выше и вдруг перешел на крик: – А кто не будет записывать лекцию – получит епитимью! Это касается и тебя, Книжник!
. „Книжник вздрогнул, из воспоминаний возвращаясь в реальность. Послышался дробный стук копыт, толпа расступилась. Вперед, верхом на мощном, в броневой сбруе фенакодусе, неторопливо выехал князь. Вряд ли была серьезная необходимость появляться верхом – скорее, князь желал соблюсти определенный ритуал, демонстрирующий превосходство над традиционным противником. Легким движением послал фенакодуса вперед. Жуткий с виду мутант угрожающе надвинулся на веста. Еще мгновение – и мощный корпус сомнет незваного гостя. Вест не шелохнулся. Князь едва заметно улыбнулся, остановил скакуна, оглядывая гостя со сдержанным высокомерием – как и стоит смотреть на врага.
Вест спокойно встретил этот взгляд и вдруг опустился на одно колено, почтительно склонив голову. Впрочем, не было в этом движении ничего унизительного – вест держался на удивление достойно. Наверное решив, что достаточно продемонстрировал силу, князь тяжело соскочил на кремлевскую мостовую. Скакуна мгновенно увели, по обе стороны от лидера возникли бояре, вездесущие телохранители, и князь величественно опустился в неизвестно откуда взявшееся кресло.
Народ затаил дыхание. Это было событие – одно из тех редких происшествий, что разнообразят суровую жизнь осажденной крепости. Книжник жадно наблюдал за происходящим. Еще бы: не исключено, что именно ему придется заносить сей редкий факт в Книгу Памяти, постъ-ядерную летопись Кремля.
– Говори! – потребовал князь.
Замерший со склоненной головой вест поднял взгляд и медленно встал с колена.
– Приветствую, князь, тебя,– хрипловатым, рокочущим голосом заговорил пришелец. Речь его звучала непривычно, с трудно уловимым акцентом.– Не думаю, что рад ты визиту сына враждебного народа.
– Наверное, на то у тебя есть причина,– заметил князь.
– Причина есть, так,– медленно кивнул вест, и лицо его заметно помрачнело.– Может, это обрадует тебя: я последний из воинов своего рода.
– Не могу сказать, что это меня сильно радует,– дипломатично сказал князь.– Вот уже полвека наши мечи не пересекались в битве.
– Так и есть,– спокойно сказал вест.– И хорошо это: ведь я пришел просить помощи.
Впервые с начала этой необычной беседы по толпе пробежал ропот. И даже суровый князь не удержался от того, чтобы переспросить:
– Помощи?
Вест мрачно кивнул:
– Знаю я, просить помощи у врага – последнее дело. Но у меня нет выбора.
Князь выжидающе смотрел на гостя, и толпа снова замерла в ожидании.
Книжнику подумалось, что скудная на новости жизнь гражданских небось заставит предать этому событию особую окраску. Все это впоследствии обрастет небылицами, а сухим и точным записям хранителей Реликвий просто не станут верить. Ведь и он сейчас, как простой зевака, уставился на происходящее с жадностью, даже рот разинул, словно глупый мальчишка.
– Пришла беда на наши земли,– заговорил вест.– Поле Смерти накрыло их, убив все живое. Думаю, мы виноваты сами: с давних пор мы используем одно из Полей для закалки металла мечей своих.
При упоминании о Полях Смерти сердце Книжника забилось чаще. Он не верил в знаки судьбы, но это было похоже на знак: все последние дни мысли об этих страшных порождениях Последней Войны не отпускали его, и даже во сне навязчивым кошмаром приходили к нему опустошительные Поля Смерти.
– Вот как? – Князь заинтересованно приподнял бровь.
Дружинники переглянулись.
Но чужак вроде и не заметил этого, продолжив:
– Но, может, ошибся кто-то из воинов, встретив незнакомое Поле, и привел его за собой, к нашей обители. А может, и не в этом причина. Но теперь наши земли мертвы, а воины пали, сражаясь с монстрами из глубин Поля Смерти. Все полегли, защищая подступы к Бункеру. Но там, на нижних уровнях, остались наши женщины и дети. Им не выбраться самим – если не убьет их излучение, уничтожат злобные порождения Поля.
– Чего же ты от нас хочешь, воин? – тихо спросил князь.
– Их некому защищать,– раздельно сказал вест.– Я последний. Погибну я – погибнут и они. Я прошу ваш народ принять их к себе.
Тихий гул пронесся по толпе. Книжник огляделся. Вряд ли реакция кремлевских была однозначной: с одной стороны – это просьба врага. С другой стороны – вражьих воинов больше нет. Выходит, старый враг потерял зубы, а помощь, о которой просит последний из вестов,—помощь простым людям. А ведь каждый человек теперь на вес золота. Хотя принесут ли пользу Кремлю вражьи женщины и отпрыски врагов?
Да и не стерлась еще из памяти давняя жестокая резня вокруг кремлевского каравана с топливом. В ту лютую зиму полетели к черту все ветряки, и Кремлю пришлось закупать нефть для генераторов и отопления жизненно важных объектов. И маркитанты, конечно же, заломили огромную цену – но это была цена выживания. Груженный бочками караван телег, запряженных фенакодусами, шел долгие дни. Гражданские и вооруженный конвой были измождены холодом и усталостью, когда налетели весты. Половина кремлевских полегла сразу, оставшиеся дружинники стояли насмерть, вынужденные наблюдать, как весты беззастенчиво грабят караван. Лишь ценой многих жизней удалось отбросить врага и привести в Кремль жалкие остатки груза.
С тех пор сменились поколения, но и сейчас в глазах людей хмурый вопрос: что принесут с собой эти чуждые по крови и духу варвары?
Но тяжелей всего, конечно, князю – ведь именно ему принимать решение. Вот и бояре за резной спинкой княжеского кресла яростно перешептываются, пытаясь выудить из ситуации хоть какие-то крохи выгоды.
– Это серьезная просьба, вест,– признал, наконец, князь.– Только как мы можем помочь? Ведь Бункер ваш накрыло Поле Смерти, верно? И в нем же сгинули твои товарищи?
– Так. – мрачно кивнул вест.
– Посуди сам,– князь развел руками,– как я могу послать своих дружинников на верную смерть? Ради чего? И даже если представить, что все обошлось, и мы приняли ваших людей,– что с того Кремлю? Женщины и дети – это всего лишь лишние рты, и неизвестно, принесут ли они пользу. Что такого ты можешь предложить взамен, ради чего я мог бы рискнуть дружиной?
– Нечего предложить мне, кроме собственной жизни,– тихо сказал вест.– Я готов отдать ее, вступив в ряды ваших воинов.
Князь покачал головой:
– Одна боевая единица против нескольких, которые, возможно, погибнут? Неравнозначный обмен.
Вест хмуро оглядел ряды дружинников, поднял руку, ухватившись за торчащую над плечом рукоять меча. Княжьи телохранители резко подались вперед. Князь остановил их жестом. Вест неторопливо, с тихим скрежетом извлек из ножен сверкающую сталь. Телохранители крепче сжали рукояти собственных мечей, стоя на шаг впереди князя в готовности принять собственным телом неожиданный удар. Но вест не дал повода для кровопролития. Движения его были плавны и спокойны: он прекрасно чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Он отступил на шаг, опустил отливающий темной синевой клинок и коротким ударом вонзил его в щель меж камней мостовой. Резко навалившись на рукоять, заставил тяжелый булыжник выскочить. Среди дружинников пронесся тихий ропот: все были уверены, что клинок сломается от такого не свойственного оружию применения. То, что произошло дальше, словно выпало из восприятия Книжника, не привыкшего к столь стремительным движениям. Более-менее определенно он мог бы описать увиденное так: каким-то немыслимым образом вест поддел ногой и отправил тяжеленный булыжник в воздух – чуть выше собственной головы, после чего, хищно развернувшись, с ходу чиркнул по камню параллельно земле и в тот же миг рубанул по нему сверху.
По рядам зрителей пронесся вздох изумления: на земле дымились четыре аккуратные четвертинки камня с плоскими, будто оплавленными срезами. Вест с невозмутимым видом вернул меч в ножны – хотя и видно было, как учащенно он дышит, как расширяются в напряжении ноздри. Дружинники смотрели на разрубленный камень расширившимися, сверкающими глазами, будто на невесть откуда выползшую стальную сколопендру.
– Пусть скажет, где они закаляют клинки,– раздался негромкий голос. Это был воевода, внимательно, исподлобья глядевший на чужака.
– Я скажу – тому, кто пойдет со мной,– спокойно сказал вест.– Я передам ему все знания моего народа.
Князь покачал головой:
– Слишком велик риск того, что этими знаниями просто некому будет воспользоваться. Прости, вест, но воинов я дать тебе не могу.
– А если с ним пойдет не воин?
Все взгляды устремились на того, кто посмел вмешаться в беседу обличенных высшей властью. Это было столь дерзко, что Книжник не сразу осознал, что вперед вышел и заговорил он сам. А поняв это, похолодел, покрывшись испариной, но заставил себя преодолеть страх и продолжить:
– Хоть я и не воин – я готов отправиться с чужаком.
– Ты кто таков? – с неудовольствием поинтересовался князь, останавливая жестом дружинников, ринувшихся было схватить наглеца.
– Это Борислав, семинарист по прозвищу Книжник,– заговорил, вырываясь вперед, невесть откуда взявшийся отец Никодим. Он был бледен и явно напуган поведением своего воспитанника.– Наш лучший выпускник. Вы только не слушайте его.
– Отчего ж не послушать, коли он лучший? – резонно возразил князь.– Говори!
Никодим прикусил язык, сердито поглядывая на Книжника. Зато вмешался воевода, презрительно бросив:
– Да какая чужаку польза от этого задохлика? Если уж бывалые воины сложили там свои головы.
– А может, и будет от меня польза! – запальчиво выговорил Книжник.– Когда в последний раз мы отправляли в те края разведку? Бережем дружину – но что такое дружина без собственных глаз и ушей в округе?
– Продолжай! – с интересом произнес князь.
– Конечно, я не воин,– уже спокойнее сказал Книжник.– Но, может, мне удастся найти что-то такое, на что дружинник и внимания не обратит? Старые книги, записи, архивы.
– Все это гражданская блажь! – сердито бросил воевода.
– .в которых могут быть данные о сохранившихся ценностях, нетронутых складах и запасах, – не слушая воеводу, продолжал семинарист.– Я изучал наши собственные материалы и могу предположить, что нам есть что искать!
– А он дело говорит,– заметил кто-то из бояр.– Древние, неразведанные склады нам бы очень пригодились.
– Да и новые карты Москвы не помешали бы! – выкрикнул кто-то в робе мастерового. Взоры тут же обратились в сторону здоровенного, неуклюжего с виду детины с чумазым лицом и опаленной бородой. Он смутился, но не оробел.– А что? Ресурсы Кремля не безграничны – я знаю, что говорю. Нам нужно строить новые солнечные батареи, ветряки, башни, ремонтировать артиллерию, фузеи и пистоли. На это и материалы нужны, и инструмент особый. А у нас все изношенное – почти в труху. Надо бы оглядеться – наверняка за пределами Кремля есть то, что нам нужно. Но что мы знаем о новой географии, кроме окрестностей, которые и так видим с башен? Если мы не собираемся вечно сидеть в этих стенах – кто-то должен сделать первый шаг.
– И я его сделаю! – сжав кулаки, выдохнул Книжник.
– Мне нравится этот юноша,– сказал, наконец, князь.– Дельный малый.
Книжник робко улыбнулся.
– …и именно поэтому я не могу отпустить его. Такие здесь, в Кремле, нужны!
Книжник растерянно огляделся. Поймал взгляд веста, смотревшего на него своими прозрачными глазами человека с Запада – такие необычные глаза он видел лишь на картинках библиотечных книг. Нельзя было понять, что выражает этот холодный взгляд.
И тут вперед, постукивая посохом, вышел отец Филарет. Оглядел толпу, остановил взгляд на чужаке, чуть поклонился князю, заговорив:
– Отпусти его, княже. Кто знает, может, это и впрямь его путь? Да и посуди сам: спроста ли пришел сюда чужеземец, нет ли в этом перста Всевышнего? Может, мы просто должны сделать этот непростой выбор? И если ты не желаешь рисковать дружиной – отпусти того, кто сам рвется в бой, в чьем сердце горит огонь, а в разуме тлеет искра Божия…
– Может, ты и прав, святой отец,– задумчиво произнес князь.– Я должен думать головой, ты же думаешь сердцем. Итак, воинов я дать не могу, а этого парня так и быть отпущу, хоть жаль мне его,– не верю я в то, что он вернется живым… Только давайте спросим самого просителя. Ну что, вест, готов ли ты принять от нас такую помощь?
По рядам воинов пробежала волна насмешек. Наверное, дружинники приняли такую «помощь» за утонченное издевательство над униженным врагом.
Чужак же сохранил каменное выражение лица и ответил невозмутимо:
– Я поклялся богам и мертвым братьям своим, что приму от врага. – вест запнулся: было заметно, что эти слова даются ему непросто,– от бывшего врага любую помощь. И принимаю ее с благодарностью, князь.
– Быть посему,– решительно сказал князь и поднялся с кресла, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена.
Это могло показаться слишком поспешным, но не пристало князю расточать драгоценное время на проблемы пусть и формального, но все же недруга. И без того чужак получил небывалое внимание, чего, судя по глухому ропоту простолюдинов, не слишком-то заслуживал. Князь развернулся, величественно проследовал сквозь расступившуюся толпу, вскочил на фенакодуса и, бросив скакуна в галоп, умчался в сопровождении приближенных.
Теперь посреди круга из ратников, под множеством любопытных взглядов, остались чужак и Книжник. Они стояли, недоверчиво разглядывая друг друга,– дети враждебных народов, невообразимо разные по виду и духу. Обоих ждала впереди опасная неизвестность. Каждый думал о своем, но одно лишь было ясно наверняка: мосты за спиной сожжены, и пределы надежных кремлевских стен им суждено покинуть вместе.
Глава третья
Первая кровь
Уходили через Боровицкие ворота. За спиной остались два замерших навеки, изъеденных коррозией танка Т-90, уткнувшихся в направлении ворот ржавыми стволами. Когда-то они действительно выполняли оборонительную функцию. Лишившись боеприпасов, древние боевые машины обрели ореол символов – вроде столь же небоеспособной, но грозного вида Царь-пушки.
Массивную внутреннюю створку ворот лишь слегка сдвинули – и тут же с глухим звуком закрыли за спиной вошедших под кирпичные своды. Внутреннее пространство башни выполняло функцию своеобразного шлюза: шестеро долговязых, в черных клобуках и рясах воинов-монахов навалились на бронированную створку внешних ворот. Метровой толщины громадина нехотя подалась на мощных, смазанных жиром петлях. В прорвавшихся снаружи лучах света над головой зловеще сверкнули отточенные острия решетчатых ворот-ловушек, готовых в любой миг рухнуть на голову тем, кому удастся преодолеть первый рубеж обороны.
Воины-монахи застыли, исподлобья глядя на уходящих. Их провожали молча, как обреченных. Да и как иначе относиться к тем, кто идет в никуда? Звук захлопнувшихся за спиной ворот подытожили удары задвигаемых в пазы полутонных засовов. Казалось, от уходящих избавились, как от тяжелой, ненужной ноши.
Вест шел впереди, спокойно и прямо, не обращая внимания на вес косой торбы, расположившейся на спине параллельно ножнам. Чужак не оборачивался, словно и не плелся вслед за ним иноплеменный попутчик. Непохоже было, что чужеземец дорожит выделенной ему «помощью». Да и сам Книжник чувствовал себя растерянным, словно вдруг проснулся от тяжелого сна и не понимал, куда и зачем идет. Не удержавшись, посмотрел назад – хоть и знал про обычай дружинников не оглядываться, покидая крепость.
Никогда еще не доводилось ему видеть родные стены с этой стороны. И, надо сказать, зрелище предстало мрачное: мощная, будто намертво впившаяся в землю Боровицкая башня, покрытая осадной копотью, опаленная и выщербленная боями, хмуро глядела на него черными впадинами бойниц. Книжнику даже показалось, что глядела осуждающе. Путников провожали взглядами дозорные, неподвижно застывшие на стенах. У новоявленного воина невольно сжалось сердце, тело окатило вдруг ледяной волной, в душу хлынули сомнения: не погорячился ли он, столь резко бросившись в омут неизвестности? Взгляд в панике метался по поверхности древних кремлевских стен – и не находил ответа. С усилием заставил себя отвернуться, сжал зубы. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, нарочито весело выкрикнул:
– Эй, вест! Куда рванул? Сбежать от меня хочешь?
Шутка вышла натужной, голос предательски дрогнул, сорвался. Тем не менее вест замедлил ход, остановился, впрочем так и не обернувшись. Книжник нагнал его, придерживая пузатую, бьющую по бедру суму. Нагнав спугни-ка, семинарист замер, не зная, что делать дальше. Вест выжидающе смотрел на него – сверху вниз, ничего не выражающим взглядом.
Да уж, между ними не просто разница – пропасть. И куда большая, чем между простым семинаристом и кремлевским дружинником.
– Не хочешь обсудить наши дальнейшие действия? – преодолевая робость, спросил Книжник.
Вест смерил его равнодушным взглядом и ровно сказал:
– А что обсуждать с тобой?
– Как это. – пробормотал Книжник.
– Хочу, чтоб ты понял: не равные мы,– сказал чужеземец.
– Да я вроде бы и не спорю,– попробовал улыбнуться Книжник, но вест жестом остановил его:
– Не воин ты. И должен знать свое место.
Семинарист несколько опешил: такая постановка вопроса ему даже в голову не приходила.
– Но ты же просил помощи? И я.
– Ты – не помощь,– отрезал чужак.– Ты обуза.
Книжник попытался было открыть рот, но снова был прерван небрежным жестом.
– Тебе я даю защиту, но буду кое-что требовать взамен.
– Я весь внимание. – пробормотал Книжник.
– Подчинение,– отрезал вест.
– Это я понимаю – и у наших дружинников есть начальники, есть подчиненные.
– .а есть слуги.
Книжник никак не ожидал такого поворота и на некоторое время даже потерял дар речи.
– Я. не понимаю.
– Люди делятся на две категории,– спокойно пояснил Вест.– Воины и слуги. Ты родился слугой.
– А может, рассмотрим варианты? – пробормотал парень.– Может, я могу быть кем-то, кроме слуги?
– Да.
– И кем же?
– Рабом.
Книжника посетило какое-то дикое ощущение – словно коварная судьба расхохоталась ему в лицо. Он ничуть не удивился бы, если бы сейчас за спиной возник отец Никодим и снисходительно похлопал по плечу чересчур возомнившего о себе отрока. Оставалось лишь обиженно разрыдаться и униженно поплестись обратно – скрестись в запертые ворота под насмешками дозорных.
И вдруг откуда-то пришло озарение: именно этого от него и ждет чужеземец, с достоинством принявший княжью помощь – такую, в какой в действительности не нуждался! Он ждал крепких дружинников, знающих толк в оружии и схватках, а получил, словно в издевку, бесполезного хилого сопляка. Которому только и остается, что с позором вернуться обратно. Или нет?
Книжник решил принять вызов.
– Хорошо,– тихо, но твердо сказал он.– Я готов быть хоть слугой, хоть прирученной крысособакой. Но ты выполнишь все обещания, которые дал князю. И покажешь, где и как вы закаляете клинки.
В глазах чужака мелькнула искорка интереса – но тут же погасла. Он повернулся – и продолжил удаляться прочь от кремлевских стен – на запад.
– Скажи хотя бы как тебя зовут! – едва поспевая за воином, крикнул Книжник.– А то ты так и не соизволил представиться.
– Зови меня «мой господин»,– отозвался вест.
– Может, тогда лучше «повелитель»? – хмыкнул парень. Действительно, смешно: в Кремле не принято обращаться к простым воинам с такой чопорностью.
– Можно и так,– сказал вест.– Я последний воин клана, значит – его глава. Хорошо, зови меня повелителем.
Семинарист прикусил язык, не понимая, шутит вест или говорит серьезно. Хотя особой склонности к ерничеству за чужаком пока не наблюдалось. Книжник оставил на время попытки разговорить спутника и решил просто понаблюдать за ним. Тем более что за ладной фигурой воина можно было наблюдать до бесконечности – он походил на совершенную машину войны, хоть и отличался от московских дружинников. Не было в нем этой показной молодецкой удали, бьющей в каждом движении, в каждой позе. Напротив – движения его были нарочито скудны и экономны, словно вест берег силы перед одним-единственным ударом. При всем желании пока что трудно было определить преимущество или слабину воина с Запада перед кремлевским ратником. Одно было ясно: этот вырос и сформировался в боевую единицу по иным принципам.
Массивную внутреннюю створку ворот лишь слегка сдвинули – и тут же с глухим звуком закрыли за спиной вошедших под кирпичные своды. Внутреннее пространство башни выполняло функцию своеобразного шлюза: шестеро долговязых, в черных клобуках и рясах воинов-монахов навалились на бронированную створку внешних ворот. Метровой толщины громадина нехотя подалась на мощных, смазанных жиром петлях. В прорвавшихся снаружи лучах света над головой зловеще сверкнули отточенные острия решетчатых ворот-ловушек, готовых в любой миг рухнуть на голову тем, кому удастся преодолеть первый рубеж обороны.
Воины-монахи застыли, исподлобья глядя на уходящих. Их провожали молча, как обреченных. Да и как иначе относиться к тем, кто идет в никуда? Звук захлопнувшихся за спиной ворот подытожили удары задвигаемых в пазы полутонных засовов. Казалось, от уходящих избавились, как от тяжелой, ненужной ноши.
Вест шел впереди, спокойно и прямо, не обращая внимания на вес косой торбы, расположившейся на спине параллельно ножнам. Чужак не оборачивался, словно и не плелся вслед за ним иноплеменный попутчик. Непохоже было, что чужеземец дорожит выделенной ему «помощью». Да и сам Книжник чувствовал себя растерянным, словно вдруг проснулся от тяжелого сна и не понимал, куда и зачем идет. Не удержавшись, посмотрел назад – хоть и знал про обычай дружинников не оглядываться, покидая крепость.
Никогда еще не доводилось ему видеть родные стены с этой стороны. И, надо сказать, зрелище предстало мрачное: мощная, будто намертво впившаяся в землю Боровицкая башня, покрытая осадной копотью, опаленная и выщербленная боями, хмуро глядела на него черными впадинами бойниц. Книжнику даже показалось, что глядела осуждающе. Путников провожали взглядами дозорные, неподвижно застывшие на стенах. У новоявленного воина невольно сжалось сердце, тело окатило вдруг ледяной волной, в душу хлынули сомнения: не погорячился ли он, столь резко бросившись в омут неизвестности? Взгляд в панике метался по поверхности древних кремлевских стен – и не находил ответа. С усилием заставил себя отвернуться, сжал зубы. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, нарочито весело выкрикнул:
– Эй, вест! Куда рванул? Сбежать от меня хочешь?
Шутка вышла натужной, голос предательски дрогнул, сорвался. Тем не менее вест замедлил ход, остановился, впрочем так и не обернувшись. Книжник нагнал его, придерживая пузатую, бьющую по бедру суму. Нагнав спугни-ка, семинарист замер, не зная, что делать дальше. Вест выжидающе смотрел на него – сверху вниз, ничего не выражающим взглядом.
Да уж, между ними не просто разница – пропасть. И куда большая, чем между простым семинаристом и кремлевским дружинником.
– Не хочешь обсудить наши дальнейшие действия? – преодолевая робость, спросил Книжник.
Вест смерил его равнодушным взглядом и ровно сказал:
– А что обсуждать с тобой?
– Как это. – пробормотал Книжник.
– Хочу, чтоб ты понял: не равные мы,– сказал чужеземец.
– Да я вроде бы и не спорю,– попробовал улыбнуться Книжник, но вест жестом остановил его:
– Не воин ты. И должен знать свое место.
Семинарист несколько опешил: такая постановка вопроса ему даже в голову не приходила.
– Но ты же просил помощи? И я.
– Ты – не помощь,– отрезал чужак.– Ты обуза.
Книжник попытался было открыть рот, но снова был прерван небрежным жестом.
– Тебе я даю защиту, но буду кое-что требовать взамен.
– Я весь внимание. – пробормотал Книжник.
– Подчинение,– отрезал вест.
– Это я понимаю – и у наших дружинников есть начальники, есть подчиненные.
– .а есть слуги.
Книжник никак не ожидал такого поворота и на некоторое время даже потерял дар речи.
– Я. не понимаю.
– Люди делятся на две категории,– спокойно пояснил Вест.– Воины и слуги. Ты родился слугой.
– А может, рассмотрим варианты? – пробормотал парень.– Может, я могу быть кем-то, кроме слуги?
– Да.
– И кем же?
– Рабом.
Книжника посетило какое-то дикое ощущение – словно коварная судьба расхохоталась ему в лицо. Он ничуть не удивился бы, если бы сейчас за спиной возник отец Никодим и снисходительно похлопал по плечу чересчур возомнившего о себе отрока. Оставалось лишь обиженно разрыдаться и униженно поплестись обратно – скрестись в запертые ворота под насмешками дозорных.
И вдруг откуда-то пришло озарение: именно этого от него и ждет чужеземец, с достоинством принявший княжью помощь – такую, в какой в действительности не нуждался! Он ждал крепких дружинников, знающих толк в оружии и схватках, а получил, словно в издевку, бесполезного хилого сопляка. Которому только и остается, что с позором вернуться обратно. Или нет?
Книжник решил принять вызов.
– Хорошо,– тихо, но твердо сказал он.– Я готов быть хоть слугой, хоть прирученной крысособакой. Но ты выполнишь все обещания, которые дал князю. И покажешь, где и как вы закаляете клинки.
В глазах чужака мелькнула искорка интереса – но тут же погасла. Он повернулся – и продолжил удаляться прочь от кремлевских стен – на запад.
– Скажи хотя бы как тебя зовут! – едва поспевая за воином, крикнул Книжник.– А то ты так и не соизволил представиться.
– Зови меня «мой господин»,– отозвался вест.
– Может, тогда лучше «повелитель»? – хмыкнул парень. Действительно, смешно: в Кремле не принято обращаться к простым воинам с такой чопорностью.
– Можно и так,– сказал вест.– Я последний воин клана, значит – его глава. Хорошо, зови меня повелителем.
Семинарист прикусил язык, не понимая, шутит вест или говорит серьезно. Хотя особой склонности к ерничеству за чужаком пока не наблюдалось. Книжник оставил на время попытки разговорить спутника и решил просто понаблюдать за ним. Тем более что за ладной фигурой воина можно было наблюдать до бесконечности – он походил на совершенную машину войны, хоть и отличался от московских дружинников. Не было в нем этой показной молодецкой удали, бьющей в каждом движении, в каждой позе. Напротив – движения его были нарочито скудны и экономны, словно вест берег силы перед одним-единственным ударом. При всем желании пока что трудно было определить преимущество или слабину воина с Запада перед кремлевским ратником. Одно было ясно: этот вырос и сформировался в боевую единицу по иным принципам.