Страница:
Я подсел к нему и спросил:
- Вы друг с другом знакомы?
- А на фига? - ответил он кратко. - Знаю, как тебя. Сегодня познакомился. Сергея знаю, он меня не раз в разные места отправлял, а этих - нет. Моя задача вас на Латифа вывести - и все.
- Но ведь по идее, надо знать, кто что может...
- Тебе надо - ты и знай.
- Нам там вместе не бутылку распивать придется, ты в курсе?
- Жалко, что не бутылку. Чуток не помешало бы.
- Но ведь я даже не знаю, прыгали они или нет...
- Ну и наплевать. Ты сам-то прыгал?
- Я-то да, а вот Вася...
- Бог поможет, приземлится живой.
- А пацаны?
- Так само. Думай за себя, спокойнее будет. Тебя поставили командовать, задачу дали, аванс выписали - работай. Хочешь - учи их всех, пока еще до места не долетели, а хочешь - на ручках спускай на землю. Думай!
Оставив в покое Болта, я пересел к Васе.
- Ты с парашютом прыгал? - спросил я напрямик.
- Нет, - ответил тот, - но это неважно. Не беспокойтесь, пожалуйста, у меня все получится.
- Не боитесь? - Голос у Васи был очень интеллигентный, и мне показалось неудобным называть его на "ты".
- Нет-нет, - рассеянно сказал Вася, - абсолютно нет. С этим тоже, как мне показалось, вести разговоры было бесполезно. Решил поспрошать пацанов.
- Какой раз прыгать будете? - спросил я.
- Тридцатый, - ответили они хором.
- Срочную отслужили?
- Нет, - снова дружно ответили бойцы. - Мы дезертиры. Запросто так сказали, хотя могли бы соврать и проверить я бы не смог.
- А сюда, в Афган, летали?
- Два раза. С другими командирами, - Они отвечали так, будто в них какой-то синхронизатор стоял.
- Зачем на этот раз летим, знаете?
- Нет. Нам это не говорят.
"Ну и народ попался!" - подумал я и сел на мешки. Ну и задача! Мало того, что народ друг друга не знает, не знает, зачем летит, так еще и сам командир толком не знает, где произойдет выброска, как получить от Ахмад-хана Black Box, сохранив свою шкуру, и как выбираться обратно. Но самое интересное, что всех прочих вообще ничто не волнует. Какого Аллаха спрашивать, чтобы вразумил?
За этими раздумьями меня и застал голос вошедшего в грузовой отсек Фарида.
- Прыгат будэмо, хлопцы? Точка.
- Открывай, - сказал я, хотя он и без меня открыл бы аппарель. - Проверить снаряжение!
Зазудели моторчики, дунуло холодочком.
- Болт - первый, Вася - второй, Ваня - третий, Валет - четвертый, я пятый. Первый, пошел!
- Как скажешь, начальник! - Болт с ледяным спокойствием шагнул в черноту, где никаких ориентиров не проглядывало. Может, тут какой горный пик всего в сотне метров под самолетом? Хрен разглядишь!
- Второй, пошел!
Вася явно неуклюже, но совершенно спокойно свалился в люк.
- Третий, пошел! Четвертый, пошел!
Юные дезертиры попрыгали друг за дружкой.
- Рисковые хлопцы! - сказал Фарид с легким уважением, когда я сделал шаг к люку.
Отделился я нормально, громада "С-130" уплыла куда-то вверх и за спину. Воздух в морду, палец на кольце... Раз, два, три, четыре, пять! Колечко! Вытяжной выскочил, купол потянуло... Чпок! Открылся. Полдела сделано, чтобы не убиться. Ветер куда-то ведет. Лишь бы не на скалу какую-нибудь. А как ее увидишь, блин? Темнотища! Ни луны, ни звезд, облака, должно быть, выше нас, но один хрен - земли-то не видно. Так и жди, что сейчас наискось приложит о какой-нибудь бульничек весом в десять тонн...
И тут, когда количество внутренних матюков явно подошло к предельному значению и мат неизбежно должен был вырваться наружу, в голове моей зазвучал спокойный и уверенный голос Чудо-юда:
- Нормально идете, не дрейфь! Включаю инфракрасный спектр!
В глазах у меня мигнула неяркая вспышка. Само собой, не такая ослепительная, какие сверкали у Майка Атвуда, когда срабатывал Black Box. Но зато вместо непроглядной тьмы я видел довольно четкие, хотя и зеленоватые, контуры ближних и дальних гор, реки, над которой в данный момент я проплывал, вися на стропах, а также четыре пузырька разного размера - купола парашютов, один за другим движущихся к земле, словно бы по невидимой наклонной плоскости. Головной, тот, что казался самым маленьким, чуть накренился и стал сворачивать влево. Болт, видимо, подтянул стропы и собрался входить в спираль. Следом за ним - будто всю жизнь прыгал! - плавно отвернул в спираль Вася.
- Ну что, нормально видишь? - спросил Чудо-юдо. - Отвечай голосом, я услышу.
- Да, вижу все нормально, прямо как в ПНВ, даже лучше немного. А вот как ты меня слышишь - не понимаю.
- Микросхему мы тебе подновили. Чувствуешь разницу?
- А Болт, Вася, пацаны? Они-то как видят? У них тоже схемы?
- Тоже. Только полностью мои. А у тебя - сорокинская, с капелькой моей добавки. Сережа теперь тобой управлять никогда не сможет, а я - в любое время и в любом месте. Подтяни левую группу строп, заходи в спираль...
Я повиновался. Парашют плавно поплыл влево, точно следуя за ближайшим ко мне парашютом Валета.
- Вас отлично сбросили, - сообщил Чудо-юдо. - Сядете примерно в двухстах метрах на север от заброшенного кишлака. Болт уже на глиссаде, видишь?
- Вижу, он второй виток спирали дописывает. Точно, третьего не надо будет.
Пузырек смялся. Болт, пробежавшись по земле, погасил купол. Следом уже накатывал Вася. Я думал, что его завалит, но он тоже сел четко. Ваня и Валет приземлились с интервалом в сорок секунд, как выражаются космонавты, "штатно". Оставалось только мне в грязь лицом не ударить. Нет, не ударил. Во-первых, грязи не было - земля оказалась сухой и хрустящей от мелких камешков, а во-вторых, садился я не вслепую, подобрал место поровнее.
Собирать народ пришлось недолго, потому что все приземлились в круге радиусом не больше полусотни метров. Отрадно было видеть, что никто ничего не потерял и не поломал.
- Парашюты понесем с собой, - сообщил Болт. - Закапывать нет смысла, лучше в кишлаке спрячем. Вон он, на холме торчит.
Бесформенные очертания, в которых можно было признать что угодно, кроме населенного пункта, обрисованные инфракрасным зрением не очень четко, действительно маячили на пологом холме.
- Дистанция - десять метров, - сказал Болт. - И строго за мной. Тут еще до хрена "итальянок" наставлено, а кто ставил - давно у Аллаха. У них корпус из пластмассы, металлоискатель не чует. Собаку надо, а где ж ее взять? Один загремит - нас через десять минут покосят. Вон на тех сопках, - он пальцем указал три точки, - у Ахмада сидят дежурные пулеметчики. Ночных прицелов у них нет, но могут ракетами осветить. Каждый метр пристрелян. Так что аккуратнее.
Пошли. Дорожка вообще-то нервировала, особенно после россказней Болта. К тому же на склоне, метрах в пятидесяти левее нас, обозначилась "бээмпэшка" с бестолково задранным стволом пушки, распахнутыми уже несколько лет люками кто-то все же успел выскочить! - и размотанной гусеницей. А совсем близко, по другую сторону от нашей тропки виднелась неглубокая осыпавшаяся воронка, рядом с которой валялась советская каска.
Тем не менее двести метров до первого дувала мы дошли, "не загремев", и следом за Болтом влезли в пролом, который проделал в дувале какой-то солидный снаряд.
- Значит, так, - прошептал Болт, когда мы подошли к нему. - Сейчас заходим в домишку, кладем парашюты под задницы и ждем меня. Кладов тут нет, все, что было приличного, еще наши потырили. Так что не ползайте зря, а то налетите на что-нибудь. Здесь, в общем, мин не ставили. Но есть снаряды неразорвавшиеся. Их хрен поймешь: одним можно в футбол играть - и ни фига не будет, на другой чихнешь погромче - звезданет. Так что лучше пока сидите здесь и глядите по сторонам. Опять же можете на змеюку наступить. Насчет кобры и гюрзы небось наслышаны. Все, мне пора в мечеть.
Домишко был сварганен из камней и глины, крепко спекшихся на солнце в прочный агломерат, но, как известно, нет таких крепостей, которые не смогли бы поломать большевики. Крышу снесли начисто, проломали дыры в стенах снарядами и кумулятивными гранатами. Но не зазря, не из одной любви к искусству. Похоже, что кто-то отсюда шарашил из "ПК", и на заметенном песком полу еще лежали поеденные зеленью гильзы, валялась большая переносная коробка, в десяти местах продырявленная пулями. Из песка торчал хвост поржавелой и покореженной пулеметной ленты, похожий на обглоданный спинной хребет большущей змеи. Настоящих змей не заметили - небось уползли от греха подальше.
Свалив растрепанные парашюты в кучу, мы уселись на них и стали ждать Болта, прислушиваясь к тому, что доносилось снаружи. Вроде было тихо, но очень тревожно. Расслабухи такая тишина не вызывала. То и дело что-то где-то шуршало, шелестело, тихонько поскрипывало. Один раз отчетливо грюкнуло. Мы повскакали с мест, глянули в окна и дыры - никого. Может, ящерица или какой-нибудь грызун вывалил из дувала расшатавшийся камешек.
Прождали минут двадцать. Наконец учуяли шаги. На всякий случай изготовились, но зря - вернулся Болт. И не один. С ним был низкорослый бородатый мужичок в блинообразной душманской шапочке, латаной поддевке не то из плохо выделанной кожи, не то из ощипанной овчины, надетой поверх грязной полотняной рубахи навыпуск. Драные камуфляжные штаны, заправленные в теплые китайские кроссовки, украшала здоровенная заплата из мешковины с надписью: "USSR. V/O Exportkhleb". За спиной у моджахеда торчал приклад старого "АК-47", на котором была прилеплена переводная картинка - красный кружок с вензелем "Coca-cola". Поверх поддевки висел "лифчик", набитый магазинами, на поясе кривой кинжал. Хороший мальчик, нечего сказать.
- Это Латиф, - представил Болт, и боец за ислам приятно ощерился. Из тридцати двух зубов, полагавшихся по штату, добрых двадцать пять уже вышли в расход. Окромя того, воин Аллаха, пожрав жирной баранинки, обычно вытирал руки о штаны и весь продуханился курдючным салом. Аромат - специфический!
- Привет, как дела, командор? - очень уверенно произнес Латиф.
- Нормально, - ответил я. - Салам алейкум, гражданин начальник!
- Зря стараешься, - хмыкнул Болт, - он окромя этой фразы ни хрена по-русски не знает и юмора не поймет. Говори, что надо, я ему переведу.
И тут опять началась непонятная моему разумению хренотень. То есть нечто похожее я уже испытывал два года назад на Хайди, когда в ранге президента "Rodriguez AnSo incorporated" встречался с президентом Хосе Соррильей. Тогда Чудо-юдо произнес моими устами убойную речь, заставившую дона Хосе поднять лапки кверху и не тянуть резину. Но тогда я четко осознавал, что говорю по-испански. Сейчас же я вроде бы говорил на родном русском языке, но с физического языка у меня одна за другой слетали пуштунские словеса, которых я никогда не знал и даже знать не хотел. В то же время у меня было полное впечатление, что Латиф говорит на чистом русском языке, по крайней мере на таком, какой я привык слышать в Москве. Хотя, судя по губам, Латиф говорил на пушту, и по идее я ни хрена не должен был бы понять. Офигительное впечатление! Болт, который думал, что, кроме него, никто по-здешнему не шпрехает, сидел с такой рожей, будто ему в задницу заползла гюрза и медленно двигалась по желудочно-кишечному тракту в направлении пищевода.
- Уважаемый Латиф, - сказал Чудо-юдо моими устами, - меня прислал сюда светлейший шейх Абу Рустем, который хотел бы передать свой привет и наилучшие пожелания достойному правоверному, истинному воину ислама, многоуважаемому Ахмад-хану. Мой господин Абу Рустем просил также передать, что если многоуважаемый Ахмад-хан не найдет времени, чтобы принять и выслушать меня, скромного посланника, то многие договоренности, достигнутые между ними, могут, к глубочайшему прискорбию, потерять всякую силу.
- Могу ли я, простой воин, узнать имя посланца светлейшего шейха? поинтересовался Латиф.
Я даже не успел подумать, что соврать, как Чудо-юдо уже выговорил за меня:
- Много ли значит имя простого слуги? Называйте меня Рахмон.
И, приложив руку к груди, я скромно наклонил голову.
- Великий воин Ахмад-хан предупреждал меня, что так будут звать посланца Абу Рустема, - улыбнулся Латиф. - И я готов проводить уважаемого Рахмона к моему начальнику. Но только одного и без оружия. Остальные должны остаться здесь и уповать на милость Аллаха, моля его о том, чтоб и переговоры завершились, к обоюдному удовольствию.
У меня, честно скажем, не было ровно никакой уверенности в том, что переговоры с Ахмад-ханом завершатся обоюдным удовольствием. Конечно, будь моя воля, я бы туда и не сунулся, не только "один и без оружия", но и со всеми вооруженными спутниками. Что такое пять человек против двухсот пятидесяти? Но я был себе не хозяин.
- Воля повелителя здешних мест священна для гостя, пришедшего с миром и добрыми намерениями. - Пришлось мне опять склонить голову. - Я готов следовать за вами, почтенный Латиф.
Разоружившись - только "ПСМ", припрятанный под мышкой за боковину броника, оставил, - я встал и показал, что готов идти в любом указанном Латифом направлении.
Латиф с повышенной учтивостью указал мне на выход: дескать, только после вас, уважаемый...
- Выходите вот через этот пролом в дувале, - сказал он, - а затем идите по улице между дувалами до поворота. К сожалению, я должен убедиться, не следуют ли ваши люди за нами. Я не сомневаюсь в вашей честности, уважаемый Рахмон, а лишь исполняю волю хана.
В то время как я шел по узенькой улочке, а вернее, тропочке между двумя трехметровыми дувалами, у меня не раз возникало нехорошее ощущение, что учтивый Латиф - явно не дехканин, хоть и шибко щербатый, - в конце концов, просто пристукнет меня, заведя в какой-нибудь тихий уголок этого мертвого глиняно-каменного лабиринта. Но до перекрестка одной улочки с другой, чуточку пошире, я дошел живым и невредимым. Здесь я остановился и дождался Латифа.
Один на один он перестал накручивать восточные витиеватости и заговорил попроще:
- У хана большие сложности, Рахмон. Талибы хотят, чтобы он признал их правительство и отрекся от присяги Раббани. Ему дали неделю на размышление. Только потому, что его дядя уже присягнул Омару. Ахмад должен сделать правильный выбор, верно?
- На все воля Аллаха! - сказал я так уверенно, будто с детства из мечети не вылезал. - Иногда маленькие люди помогают большим развеять их сомнения и выбрать правильный путь. Абу Рустем обещал Ахмаду свою помощь в обмен на небольшую услугу. Если Ахмад сомневается в честности Абу Рустема - пусть примет условия Талибана. Но боюсь, что очень скоро ему придется об этом пожалеть. Ахмад привык быть вольным человеком, признавая власть одного лишь Аллаха, а талибы либо заставят его стать послушным, либо убьют. Второе вернее, ибо Ахмад воин, а не льстец. И он понимает это лучше нас.
- Да, он сам так говорил. Для него подчиниться талибам - все равно что надеть ярмо и впрячься в плуг. Никогда, ни при Мохаммад-Закир-шахе, ни при Мохаммад Дауде, ни при Тараки, ни при Хафизулло Амине, ни при Бабраке, ни при Наджибе, ни при Раббани никто не устанавливал в наших местах иных законов, чем те, по которым жили наши предки. Инглизи принесли сюда машинган, но ушли, потеряв много людей. Шоурави привели танки, "град" и вертолеты, - много убили людей, много потеряли сами, но тоже ушли. Талибы не уйдут. Они убьют всех, пусть даже за одного нашего человека их погибнет сотня. Их много. Ахмад знает это и хочет спасти свой народ. Поэтому ему хочется подумать над тем, что предложил Омар.
- Ахмад-хан устал от битв, - сказал я так, будто вчерась перекуривал с Ахмадом на завалинке, и он мне лично душу открывал. - Ему пятьдесят восемь лет, он был шесть раз ранен, шурави убили двух его братьев, трех сыновей, его младшая жена умерла от раны после бомбежки. И это только ближайшие родственники, которых он потерял за последние годы...
Шайтан меня побери, если я знал хоть какие-нибудь подробности из жизни Ахмад-хана всего за пару секунд до того, как о них заговорил!
- И это правда, уважаемый, - закивал Латиф. - Ахмад-хан стареет. Он всего лишь человек, а Аллах не дарует вечную молодость в земной жизни.
- А потому его младший брат Хамид - последний оставшийся в живых из трех братьев Ахмад-хана - уверен, что его брату пора на покой. Ему только сорок два, он любим воинами, и если воины узнают, что Ахмад собирается покориться воле талибов, нарушив заветы предков... - мне не хотелось бы произносить печальных слов.
- Вы сказали, уважаемый, - задумчиво произнес Латиф, - что маленькие люди часто помогают большим развеять сомнения и выбрать правильный путь?
- Да, я сказал это.
- Но часто ли бывает так, что, помогая большим людям найти правильный путь, маленькие люди не ищут для себя своих маленьких выгод?
- Это справедливо, уважаемый Латиф, - степенно кивнул я, - большим людям свойственно искать больших выгод, а маленьким - маленьких. Большой человек может поступиться маленькой выгодой ради большой, а маленькому человеку поступиться нечем.
- Если бы маленькие люди знали, что большая выгода большого человека принесет им их маленькую выгоду, то с большим старанием помогали бы большому человеку найти правильный путь к его большой выгоде...
Теперь мне, Дмитрию Баринову, маленькому человеку-ретранслятору, стало ясно многое. Латифчик явно размышлял над тем, а что он лично будет иметь с успешной сделки между Абу Рустемом и Ахмад-ханом. Интересовался за комиссионные, как говорили когда-то в Одессе. Я, конечно, не знал, какие материальные интересы может иметь товарищ Латиф, но Чудо-юдо, видать, знал их как дважды два.
- Светлейший шейх Абу Рустем, - сказал я, вовремя посмотрев под ноги и аккуратно обойдя торчащий из почвы стабилизатор 82-миллиметровой мины, как-то раз вспоминал об одном маленьком человеке, которому было поручено ходить в Иран с караванами, доставшими оружие Ахмад-хану, а в обмен привозившими туда чаре и героин. Этот маленький человек искал своих маленьких выгод и регулярно утаивал небольшие суммы от продажи наркотиков. Дела ведь шли неофициально, без строгой бухгалтерии. В Иране с наркотиками боролись очень строго, цены были высокие - за риск, - и маленький человек, покупая ровно столько оружия, сколько требовалось Ахмад-хану, мог кое-что оставить себе на черный день. Но поскольку хранить эти денежки ни в Афганистане, где шла война, ни в Иране, где их в любой момент могли конфисковать, было нельзя, этот маленький человек нашел другого маленького человека, который создал в Бендер-Аббасе маленькую торговую фирму, а в Шардже, на другом берегу Персидского залива, открыл ее филиал. Конечно, время было неспокойное, то ирано-иракская война, то "Буря в пустыне", но бизнес есть бизнес. Через подставную фирму маленького иранского человека небольшие деньги маленького человека Ахмад-хана переплывали залив и ложились на банковский счет филиала в Шардже. Однако маленького иранского человека арестовали и расстреляли за торговлю наркотиками, а все его имущество конфисковали. В Бендер-Аббасе, естественно. А вот в Шардже филиал приобрел по дешевке Абу Рустем. И узнал, что маленький человек Ахмад-хана очень страдает оттого, что его последние полтора миллиона долларов оказались в чужих руках. Но как он будет рад, если узнает, что светлейший шейх не зарится на чужое добро и готов оказать маленькому человеку протекцию...
- О, почтенный! - покачал головой Латиф, которому (я лично уверен в этом!) за время моего повествования несколько раз приходила в голову идея перерезать мне глотку. - Я думаю, что если бы все это было правдой, то маленький человек сделал бы все от него зависящее, чтобы помочь Абу Рустему найти общий язык с Ахмад-ханом.
Ахмад-хан и другие
Я-то думал, что на встречу с Ахмад-ханом мне придется пилить часа три, куда-нибудь в горы, в пещеру типа такой, какая была в сказке про Али-Бабу и сорок разбойников. Но все оказалось намного проще. Попетляв по разрушенному кишлаку, мы прошли через давно отсутствующие ворота, которые, должно быть, вышибли танком вместе с частью дувала, и оказались в маленьком дворике очередного раздолбанного домишки. Казалось, что во дворе никого нет, и, не установи мне Чудо-юдо инфракрасное зрение - как это у него получается, интересно? - я бы в это запросто поверил. Но, поскольку людям и в темноте свойственно излучать тепло, мои глазки увидели два десятка вооруженных бойцов, расположившихся в темноте за развалинами разных построек. За нашими спинами в воротах никто не показывался, но кое-какой шорох за дувалом слышался.
- Спускаемся вот сюда, уважаемый, - гостеприимно пригласил Латиф, указывая на земляные ступеньки, уводящие куда-то под руины дома. Сердце мое опять екнуло. Запрут в зиндон или что тут имеется - вот и все переговоры. Обнадежило лишь то, что впереди брезжил красноватый свет. Чудо-юдо выключил за ненадобностью инфракрасное зрение, и я стал видеть все обычным образом.
Свет исходил от керосиновой лампы "летучая мышь" советского производства, висевшей на крюке под сводчатым потолком подвала. В этой подвальной комнатке площадью 2х2 метра проще было вести допрос с применением пыток, нежели деловые переговоры. Там находились два солидных мордастых моджахеда с "АКМами", которые вряд ли были высокими чинами. Скорее что-то вроде придворных гвардейцев.
Они сторожили небольшую дверцу, завешенную ковром с вытершимся ворсом. Должно быть, здесь, в "камере пыток", размещалась приемная-предбанник, а за маленькой дверцей располагался не то кабинет, не то тронный зал, и именно там восседал Ахмад-хан.
- Посидите здесь, уважаемый Рахмон, - скорее распорядился, чем попросил Латиф, пододвинув ко мне какой-то ящик. - Я должен сообщить о вас хану...
- Надеюсь, что он найдет время, возможность уделить время скромному слуге Абу Рустема, - вякнул я по инициативе Чудо-юда, хотя сам лично почему-то очень хотел, чтобы Ахмад-хан вообще не принял меня и сказал: "Гражданин Рахмон, ко мне люди на прием за две недели записываются. Давайте не будем нарушать общий порядок. Запишитесь в секретариате и приходите через две недели". Тогда я с чистым сердцем вернулся бы к Чудо-юду - если бы он, конечно, объяснил мне, как это сделать! - и сказал бы, что сделал все что можно, но бюрократы помешали...
Конечно, это была очередная хохма, родившаяся, как всегда, не от хорошей жизни, а от изрядного страха, который неистребимо сидел у меня в душе. Но тут вмешался Чудо-юдо:
- Так, опять шутить изволите, господин Баринов? Смотрите дошутитесь. Вертолет со спецгруппой "джикеев" уже вылетел из Кандагара. Максимум через полтора часа будет у вас, лучше рассчитывай на минимум, то есть на час. Но времени в целом гораздо меньше. Так что как следует соберись. Мне отвечай, не разжимая губ, внутренне, понял? Голос буду контролировать, но главное фиксируй глазами Ахмад-хана. Если за пять минут диалога тебя не убьют, Вася по твоей визуальной информации, которую я ему передам, сумеет точно настроить ГВЭП и начать работу в режиме "У", то есть управлять Ахмад-ханом. Вообще-то настроиться ему можно и быстрее, но сейчас дальность не позволяет. Надо подобраться на пятьсот метров для полной надежности, потому что у Ахмада очень сильная контрсуггестия, с предельной дистанции ее подавить нельзя. Подобраться будет не так просто, так что держись.
- Это они что, по сто метров в минуту будут проходить? - спросил я, не открывая рта, главным образом для того, чтобы проверить, как меня услышит Чудо-юдо.
- Ничего, тише поедут - дальше будут. То есть ближе к цели. Отец умолк. Я не сомневался, что он продолжает слушать и, вероятно, видеть все, что тут у нас происходит. Но в течение длительного, как мне показалось, времени Чудо-юдо никак не вмешивался. А я сидел на старом патронном ящике и думал, чего там Латиф может наговорить хану. Мне казалось, будто доложить о том, что товарищ Рахмон прибыл на переговоры, можно по самой длинной мере в течение пяти минут. Что он там, решил полностью взять на себя мою миссию? Может, он вообще выйдет оттуда с коробочкой, стоящей на блюдечке с голубой каемочкой? От этой дурацкой мысли на душе у меня немного потеплело, но лишь на сорок секунд, не больше. Потому что по прошествии этих сорока секунд Латиф вышел из дверцы, поклонился и сказал:
- Ахмад-хан желает видеть посланца Абу Рустема!
Звучало это не очень обнадеживающе. Правда, это было еще не; "А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!", но и не: "Униженно прошу почтить своим посещением!" Явно вопрос еще не был решен окончательно. А вертолет с "джикеями", поди-ка, уже пролетел немало километров. Ну, с Богом! То есть, бисмиллахи-р-рахмани-р-рахим!
За дверцей с ковром оказался еще один, промежуточный предбанник, где, скрестив мохнатые лапы на груди, стоял крупных размеров детина. Как только он отодвинулся, появилась возможность пройти еще в одну дверь. Вот там-то и был расстелен ковер, на котором типично по-восточному, скрестив колени, восседал круглолицый, чернобородый с проседью матерый дядя в американской камуфляжке, благородной зеленой чалме - небось был по совместительству хаджи каким-нибудь, метеорит целовать ходил в Каабе.
- Он, - беззвучно подсказал Чудо-юдо, который, должно быть, лично знал Ахмад-хана.
Я приложил руку к груди и поклонился.
- Да благословит Аллах мир и достаток в доме Ахмад-хана!
- Аллах милостив, все в руках его, - степенно ответил тот.
- Здоровы ли вы, благородный хан, ваши жены, дети и родственники?
- Благодарение Аллаху, здоровы.
- Светлейший шейх Абу Рустем ежедневно молит Аллаха о вашем благоденствии. И надеется, что предложения, с которыми он обращался к вам, найдут должный отклик.
- На все воля Аллаха. Если ему будет угодно, чтобы мы приняли предложения Абу Рустема, мы их примем. Но Аллах не запрещает людям сомневаться в выборе мирских решений.
- Вы друг с другом знакомы?
- А на фига? - ответил он кратко. - Знаю, как тебя. Сегодня познакомился. Сергея знаю, он меня не раз в разные места отправлял, а этих - нет. Моя задача вас на Латифа вывести - и все.
- Но ведь по идее, надо знать, кто что может...
- Тебе надо - ты и знай.
- Нам там вместе не бутылку распивать придется, ты в курсе?
- Жалко, что не бутылку. Чуток не помешало бы.
- Но ведь я даже не знаю, прыгали они или нет...
- Ну и наплевать. Ты сам-то прыгал?
- Я-то да, а вот Вася...
- Бог поможет, приземлится живой.
- А пацаны?
- Так само. Думай за себя, спокойнее будет. Тебя поставили командовать, задачу дали, аванс выписали - работай. Хочешь - учи их всех, пока еще до места не долетели, а хочешь - на ручках спускай на землю. Думай!
Оставив в покое Болта, я пересел к Васе.
- Ты с парашютом прыгал? - спросил я напрямик.
- Нет, - ответил тот, - но это неважно. Не беспокойтесь, пожалуйста, у меня все получится.
- Не боитесь? - Голос у Васи был очень интеллигентный, и мне показалось неудобным называть его на "ты".
- Нет-нет, - рассеянно сказал Вася, - абсолютно нет. С этим тоже, как мне показалось, вести разговоры было бесполезно. Решил поспрошать пацанов.
- Какой раз прыгать будете? - спросил я.
- Тридцатый, - ответили они хором.
- Срочную отслужили?
- Нет, - снова дружно ответили бойцы. - Мы дезертиры. Запросто так сказали, хотя могли бы соврать и проверить я бы не смог.
- А сюда, в Афган, летали?
- Два раза. С другими командирами, - Они отвечали так, будто в них какой-то синхронизатор стоял.
- Зачем на этот раз летим, знаете?
- Нет. Нам это не говорят.
"Ну и народ попался!" - подумал я и сел на мешки. Ну и задача! Мало того, что народ друг друга не знает, не знает, зачем летит, так еще и сам командир толком не знает, где произойдет выброска, как получить от Ахмад-хана Black Box, сохранив свою шкуру, и как выбираться обратно. Но самое интересное, что всех прочих вообще ничто не волнует. Какого Аллаха спрашивать, чтобы вразумил?
За этими раздумьями меня и застал голос вошедшего в грузовой отсек Фарида.
- Прыгат будэмо, хлопцы? Точка.
- Открывай, - сказал я, хотя он и без меня открыл бы аппарель. - Проверить снаряжение!
Зазудели моторчики, дунуло холодочком.
- Болт - первый, Вася - второй, Ваня - третий, Валет - четвертый, я пятый. Первый, пошел!
- Как скажешь, начальник! - Болт с ледяным спокойствием шагнул в черноту, где никаких ориентиров не проглядывало. Может, тут какой горный пик всего в сотне метров под самолетом? Хрен разглядишь!
- Второй, пошел!
Вася явно неуклюже, но совершенно спокойно свалился в люк.
- Третий, пошел! Четвертый, пошел!
Юные дезертиры попрыгали друг за дружкой.
- Рисковые хлопцы! - сказал Фарид с легким уважением, когда я сделал шаг к люку.
Отделился я нормально, громада "С-130" уплыла куда-то вверх и за спину. Воздух в морду, палец на кольце... Раз, два, три, четыре, пять! Колечко! Вытяжной выскочил, купол потянуло... Чпок! Открылся. Полдела сделано, чтобы не убиться. Ветер куда-то ведет. Лишь бы не на скалу какую-нибудь. А как ее увидишь, блин? Темнотища! Ни луны, ни звезд, облака, должно быть, выше нас, но один хрен - земли-то не видно. Так и жди, что сейчас наискось приложит о какой-нибудь бульничек весом в десять тонн...
И тут, когда количество внутренних матюков явно подошло к предельному значению и мат неизбежно должен был вырваться наружу, в голове моей зазвучал спокойный и уверенный голос Чудо-юда:
- Нормально идете, не дрейфь! Включаю инфракрасный спектр!
В глазах у меня мигнула неяркая вспышка. Само собой, не такая ослепительная, какие сверкали у Майка Атвуда, когда срабатывал Black Box. Но зато вместо непроглядной тьмы я видел довольно четкие, хотя и зеленоватые, контуры ближних и дальних гор, реки, над которой в данный момент я проплывал, вися на стропах, а также четыре пузырька разного размера - купола парашютов, один за другим движущихся к земле, словно бы по невидимой наклонной плоскости. Головной, тот, что казался самым маленьким, чуть накренился и стал сворачивать влево. Болт, видимо, подтянул стропы и собрался входить в спираль. Следом за ним - будто всю жизнь прыгал! - плавно отвернул в спираль Вася.
- Ну что, нормально видишь? - спросил Чудо-юдо. - Отвечай голосом, я услышу.
- Да, вижу все нормально, прямо как в ПНВ, даже лучше немного. А вот как ты меня слышишь - не понимаю.
- Микросхему мы тебе подновили. Чувствуешь разницу?
- А Болт, Вася, пацаны? Они-то как видят? У них тоже схемы?
- Тоже. Только полностью мои. А у тебя - сорокинская, с капелькой моей добавки. Сережа теперь тобой управлять никогда не сможет, а я - в любое время и в любом месте. Подтяни левую группу строп, заходи в спираль...
Я повиновался. Парашют плавно поплыл влево, точно следуя за ближайшим ко мне парашютом Валета.
- Вас отлично сбросили, - сообщил Чудо-юдо. - Сядете примерно в двухстах метрах на север от заброшенного кишлака. Болт уже на глиссаде, видишь?
- Вижу, он второй виток спирали дописывает. Точно, третьего не надо будет.
Пузырек смялся. Болт, пробежавшись по земле, погасил купол. Следом уже накатывал Вася. Я думал, что его завалит, но он тоже сел четко. Ваня и Валет приземлились с интервалом в сорок секунд, как выражаются космонавты, "штатно". Оставалось только мне в грязь лицом не ударить. Нет, не ударил. Во-первых, грязи не было - земля оказалась сухой и хрустящей от мелких камешков, а во-вторых, садился я не вслепую, подобрал место поровнее.
Собирать народ пришлось недолго, потому что все приземлились в круге радиусом не больше полусотни метров. Отрадно было видеть, что никто ничего не потерял и не поломал.
- Парашюты понесем с собой, - сообщил Болт. - Закапывать нет смысла, лучше в кишлаке спрячем. Вон он, на холме торчит.
Бесформенные очертания, в которых можно было признать что угодно, кроме населенного пункта, обрисованные инфракрасным зрением не очень четко, действительно маячили на пологом холме.
- Дистанция - десять метров, - сказал Болт. - И строго за мной. Тут еще до хрена "итальянок" наставлено, а кто ставил - давно у Аллаха. У них корпус из пластмассы, металлоискатель не чует. Собаку надо, а где ж ее взять? Один загремит - нас через десять минут покосят. Вон на тех сопках, - он пальцем указал три точки, - у Ахмада сидят дежурные пулеметчики. Ночных прицелов у них нет, но могут ракетами осветить. Каждый метр пристрелян. Так что аккуратнее.
Пошли. Дорожка вообще-то нервировала, особенно после россказней Болта. К тому же на склоне, метрах в пятидесяти левее нас, обозначилась "бээмпэшка" с бестолково задранным стволом пушки, распахнутыми уже несколько лет люками кто-то все же успел выскочить! - и размотанной гусеницей. А совсем близко, по другую сторону от нашей тропки виднелась неглубокая осыпавшаяся воронка, рядом с которой валялась советская каска.
Тем не менее двести метров до первого дувала мы дошли, "не загремев", и следом за Болтом влезли в пролом, который проделал в дувале какой-то солидный снаряд.
- Значит, так, - прошептал Болт, когда мы подошли к нему. - Сейчас заходим в домишку, кладем парашюты под задницы и ждем меня. Кладов тут нет, все, что было приличного, еще наши потырили. Так что не ползайте зря, а то налетите на что-нибудь. Здесь, в общем, мин не ставили. Но есть снаряды неразорвавшиеся. Их хрен поймешь: одним можно в футбол играть - и ни фига не будет, на другой чихнешь погромче - звезданет. Так что лучше пока сидите здесь и глядите по сторонам. Опять же можете на змеюку наступить. Насчет кобры и гюрзы небось наслышаны. Все, мне пора в мечеть.
Домишко был сварганен из камней и глины, крепко спекшихся на солнце в прочный агломерат, но, как известно, нет таких крепостей, которые не смогли бы поломать большевики. Крышу снесли начисто, проломали дыры в стенах снарядами и кумулятивными гранатами. Но не зазря, не из одной любви к искусству. Похоже, что кто-то отсюда шарашил из "ПК", и на заметенном песком полу еще лежали поеденные зеленью гильзы, валялась большая переносная коробка, в десяти местах продырявленная пулями. Из песка торчал хвост поржавелой и покореженной пулеметной ленты, похожий на обглоданный спинной хребет большущей змеи. Настоящих змей не заметили - небось уползли от греха подальше.
Свалив растрепанные парашюты в кучу, мы уселись на них и стали ждать Болта, прислушиваясь к тому, что доносилось снаружи. Вроде было тихо, но очень тревожно. Расслабухи такая тишина не вызывала. То и дело что-то где-то шуршало, шелестело, тихонько поскрипывало. Один раз отчетливо грюкнуло. Мы повскакали с мест, глянули в окна и дыры - никого. Может, ящерица или какой-нибудь грызун вывалил из дувала расшатавшийся камешек.
Прождали минут двадцать. Наконец учуяли шаги. На всякий случай изготовились, но зря - вернулся Болт. И не один. С ним был низкорослый бородатый мужичок в блинообразной душманской шапочке, латаной поддевке не то из плохо выделанной кожи, не то из ощипанной овчины, надетой поверх грязной полотняной рубахи навыпуск. Драные камуфляжные штаны, заправленные в теплые китайские кроссовки, украшала здоровенная заплата из мешковины с надписью: "USSR. V/O Exportkhleb". За спиной у моджахеда торчал приклад старого "АК-47", на котором была прилеплена переводная картинка - красный кружок с вензелем "Coca-cola". Поверх поддевки висел "лифчик", набитый магазинами, на поясе кривой кинжал. Хороший мальчик, нечего сказать.
- Это Латиф, - представил Болт, и боец за ислам приятно ощерился. Из тридцати двух зубов, полагавшихся по штату, добрых двадцать пять уже вышли в расход. Окромя того, воин Аллаха, пожрав жирной баранинки, обычно вытирал руки о штаны и весь продуханился курдючным салом. Аромат - специфический!
- Привет, как дела, командор? - очень уверенно произнес Латиф.
- Нормально, - ответил я. - Салам алейкум, гражданин начальник!
- Зря стараешься, - хмыкнул Болт, - он окромя этой фразы ни хрена по-русски не знает и юмора не поймет. Говори, что надо, я ему переведу.
И тут опять началась непонятная моему разумению хренотень. То есть нечто похожее я уже испытывал два года назад на Хайди, когда в ранге президента "Rodriguez AnSo incorporated" встречался с президентом Хосе Соррильей. Тогда Чудо-юдо произнес моими устами убойную речь, заставившую дона Хосе поднять лапки кверху и не тянуть резину. Но тогда я четко осознавал, что говорю по-испански. Сейчас же я вроде бы говорил на родном русском языке, но с физического языка у меня одна за другой слетали пуштунские словеса, которых я никогда не знал и даже знать не хотел. В то же время у меня было полное впечатление, что Латиф говорит на чистом русском языке, по крайней мере на таком, какой я привык слышать в Москве. Хотя, судя по губам, Латиф говорил на пушту, и по идее я ни хрена не должен был бы понять. Офигительное впечатление! Болт, который думал, что, кроме него, никто по-здешнему не шпрехает, сидел с такой рожей, будто ему в задницу заползла гюрза и медленно двигалась по желудочно-кишечному тракту в направлении пищевода.
- Уважаемый Латиф, - сказал Чудо-юдо моими устами, - меня прислал сюда светлейший шейх Абу Рустем, который хотел бы передать свой привет и наилучшие пожелания достойному правоверному, истинному воину ислама, многоуважаемому Ахмад-хану. Мой господин Абу Рустем просил также передать, что если многоуважаемый Ахмад-хан не найдет времени, чтобы принять и выслушать меня, скромного посланника, то многие договоренности, достигнутые между ними, могут, к глубочайшему прискорбию, потерять всякую силу.
- Могу ли я, простой воин, узнать имя посланца светлейшего шейха? поинтересовался Латиф.
Я даже не успел подумать, что соврать, как Чудо-юдо уже выговорил за меня:
- Много ли значит имя простого слуги? Называйте меня Рахмон.
И, приложив руку к груди, я скромно наклонил голову.
- Великий воин Ахмад-хан предупреждал меня, что так будут звать посланца Абу Рустема, - улыбнулся Латиф. - И я готов проводить уважаемого Рахмона к моему начальнику. Но только одного и без оружия. Остальные должны остаться здесь и уповать на милость Аллаха, моля его о том, чтоб и переговоры завершились, к обоюдному удовольствию.
У меня, честно скажем, не было ровно никакой уверенности в том, что переговоры с Ахмад-ханом завершатся обоюдным удовольствием. Конечно, будь моя воля, я бы туда и не сунулся, не только "один и без оружия", но и со всеми вооруженными спутниками. Что такое пять человек против двухсот пятидесяти? Но я был себе не хозяин.
- Воля повелителя здешних мест священна для гостя, пришедшего с миром и добрыми намерениями. - Пришлось мне опять склонить голову. - Я готов следовать за вами, почтенный Латиф.
Разоружившись - только "ПСМ", припрятанный под мышкой за боковину броника, оставил, - я встал и показал, что готов идти в любом указанном Латифом направлении.
Латиф с повышенной учтивостью указал мне на выход: дескать, только после вас, уважаемый...
- Выходите вот через этот пролом в дувале, - сказал он, - а затем идите по улице между дувалами до поворота. К сожалению, я должен убедиться, не следуют ли ваши люди за нами. Я не сомневаюсь в вашей честности, уважаемый Рахмон, а лишь исполняю волю хана.
В то время как я шел по узенькой улочке, а вернее, тропочке между двумя трехметровыми дувалами, у меня не раз возникало нехорошее ощущение, что учтивый Латиф - явно не дехканин, хоть и шибко щербатый, - в конце концов, просто пристукнет меня, заведя в какой-нибудь тихий уголок этого мертвого глиняно-каменного лабиринта. Но до перекрестка одной улочки с другой, чуточку пошире, я дошел живым и невредимым. Здесь я остановился и дождался Латифа.
Один на один он перестал накручивать восточные витиеватости и заговорил попроще:
- У хана большие сложности, Рахмон. Талибы хотят, чтобы он признал их правительство и отрекся от присяги Раббани. Ему дали неделю на размышление. Только потому, что его дядя уже присягнул Омару. Ахмад должен сделать правильный выбор, верно?
- На все воля Аллаха! - сказал я так уверенно, будто с детства из мечети не вылезал. - Иногда маленькие люди помогают большим развеять их сомнения и выбрать правильный путь. Абу Рустем обещал Ахмаду свою помощь в обмен на небольшую услугу. Если Ахмад сомневается в честности Абу Рустема - пусть примет условия Талибана. Но боюсь, что очень скоро ему придется об этом пожалеть. Ахмад привык быть вольным человеком, признавая власть одного лишь Аллаха, а талибы либо заставят его стать послушным, либо убьют. Второе вернее, ибо Ахмад воин, а не льстец. И он понимает это лучше нас.
- Да, он сам так говорил. Для него подчиниться талибам - все равно что надеть ярмо и впрячься в плуг. Никогда, ни при Мохаммад-Закир-шахе, ни при Мохаммад Дауде, ни при Тараки, ни при Хафизулло Амине, ни при Бабраке, ни при Наджибе, ни при Раббани никто не устанавливал в наших местах иных законов, чем те, по которым жили наши предки. Инглизи принесли сюда машинган, но ушли, потеряв много людей. Шоурави привели танки, "град" и вертолеты, - много убили людей, много потеряли сами, но тоже ушли. Талибы не уйдут. Они убьют всех, пусть даже за одного нашего человека их погибнет сотня. Их много. Ахмад знает это и хочет спасти свой народ. Поэтому ему хочется подумать над тем, что предложил Омар.
- Ахмад-хан устал от битв, - сказал я так, будто вчерась перекуривал с Ахмадом на завалинке, и он мне лично душу открывал. - Ему пятьдесят восемь лет, он был шесть раз ранен, шурави убили двух его братьев, трех сыновей, его младшая жена умерла от раны после бомбежки. И это только ближайшие родственники, которых он потерял за последние годы...
Шайтан меня побери, если я знал хоть какие-нибудь подробности из жизни Ахмад-хана всего за пару секунд до того, как о них заговорил!
- И это правда, уважаемый, - закивал Латиф. - Ахмад-хан стареет. Он всего лишь человек, а Аллах не дарует вечную молодость в земной жизни.
- А потому его младший брат Хамид - последний оставшийся в живых из трех братьев Ахмад-хана - уверен, что его брату пора на покой. Ему только сорок два, он любим воинами, и если воины узнают, что Ахмад собирается покориться воле талибов, нарушив заветы предков... - мне не хотелось бы произносить печальных слов.
- Вы сказали, уважаемый, - задумчиво произнес Латиф, - что маленькие люди часто помогают большим развеять сомнения и выбрать правильный путь?
- Да, я сказал это.
- Но часто ли бывает так, что, помогая большим людям найти правильный путь, маленькие люди не ищут для себя своих маленьких выгод?
- Это справедливо, уважаемый Латиф, - степенно кивнул я, - большим людям свойственно искать больших выгод, а маленьким - маленьких. Большой человек может поступиться маленькой выгодой ради большой, а маленькому человеку поступиться нечем.
- Если бы маленькие люди знали, что большая выгода большого человека принесет им их маленькую выгоду, то с большим старанием помогали бы большому человеку найти правильный путь к его большой выгоде...
Теперь мне, Дмитрию Баринову, маленькому человеку-ретранслятору, стало ясно многое. Латифчик явно размышлял над тем, а что он лично будет иметь с успешной сделки между Абу Рустемом и Ахмад-ханом. Интересовался за комиссионные, как говорили когда-то в Одессе. Я, конечно, не знал, какие материальные интересы может иметь товарищ Латиф, но Чудо-юдо, видать, знал их как дважды два.
- Светлейший шейх Абу Рустем, - сказал я, вовремя посмотрев под ноги и аккуратно обойдя торчащий из почвы стабилизатор 82-миллиметровой мины, как-то раз вспоминал об одном маленьком человеке, которому было поручено ходить в Иран с караванами, доставшими оружие Ахмад-хану, а в обмен привозившими туда чаре и героин. Этот маленький человек искал своих маленьких выгод и регулярно утаивал небольшие суммы от продажи наркотиков. Дела ведь шли неофициально, без строгой бухгалтерии. В Иране с наркотиками боролись очень строго, цены были высокие - за риск, - и маленький человек, покупая ровно столько оружия, сколько требовалось Ахмад-хану, мог кое-что оставить себе на черный день. Но поскольку хранить эти денежки ни в Афганистане, где шла война, ни в Иране, где их в любой момент могли конфисковать, было нельзя, этот маленький человек нашел другого маленького человека, который создал в Бендер-Аббасе маленькую торговую фирму, а в Шардже, на другом берегу Персидского залива, открыл ее филиал. Конечно, время было неспокойное, то ирано-иракская война, то "Буря в пустыне", но бизнес есть бизнес. Через подставную фирму маленького иранского человека небольшие деньги маленького человека Ахмад-хана переплывали залив и ложились на банковский счет филиала в Шардже. Однако маленького иранского человека арестовали и расстреляли за торговлю наркотиками, а все его имущество конфисковали. В Бендер-Аббасе, естественно. А вот в Шардже филиал приобрел по дешевке Абу Рустем. И узнал, что маленький человек Ахмад-хана очень страдает оттого, что его последние полтора миллиона долларов оказались в чужих руках. Но как он будет рад, если узнает, что светлейший шейх не зарится на чужое добро и готов оказать маленькому человеку протекцию...
- О, почтенный! - покачал головой Латиф, которому (я лично уверен в этом!) за время моего повествования несколько раз приходила в голову идея перерезать мне глотку. - Я думаю, что если бы все это было правдой, то маленький человек сделал бы все от него зависящее, чтобы помочь Абу Рустему найти общий язык с Ахмад-ханом.
Ахмад-хан и другие
Я-то думал, что на встречу с Ахмад-ханом мне придется пилить часа три, куда-нибудь в горы, в пещеру типа такой, какая была в сказке про Али-Бабу и сорок разбойников. Но все оказалось намного проще. Попетляв по разрушенному кишлаку, мы прошли через давно отсутствующие ворота, которые, должно быть, вышибли танком вместе с частью дувала, и оказались в маленьком дворике очередного раздолбанного домишки. Казалось, что во дворе никого нет, и, не установи мне Чудо-юдо инфракрасное зрение - как это у него получается, интересно? - я бы в это запросто поверил. Но, поскольку людям и в темноте свойственно излучать тепло, мои глазки увидели два десятка вооруженных бойцов, расположившихся в темноте за развалинами разных построек. За нашими спинами в воротах никто не показывался, но кое-какой шорох за дувалом слышался.
- Спускаемся вот сюда, уважаемый, - гостеприимно пригласил Латиф, указывая на земляные ступеньки, уводящие куда-то под руины дома. Сердце мое опять екнуло. Запрут в зиндон или что тут имеется - вот и все переговоры. Обнадежило лишь то, что впереди брезжил красноватый свет. Чудо-юдо выключил за ненадобностью инфракрасное зрение, и я стал видеть все обычным образом.
Свет исходил от керосиновой лампы "летучая мышь" советского производства, висевшей на крюке под сводчатым потолком подвала. В этой подвальной комнатке площадью 2х2 метра проще было вести допрос с применением пыток, нежели деловые переговоры. Там находились два солидных мордастых моджахеда с "АКМами", которые вряд ли были высокими чинами. Скорее что-то вроде придворных гвардейцев.
Они сторожили небольшую дверцу, завешенную ковром с вытершимся ворсом. Должно быть, здесь, в "камере пыток", размещалась приемная-предбанник, а за маленькой дверцей располагался не то кабинет, не то тронный зал, и именно там восседал Ахмад-хан.
- Посидите здесь, уважаемый Рахмон, - скорее распорядился, чем попросил Латиф, пододвинув ко мне какой-то ящик. - Я должен сообщить о вас хану...
- Надеюсь, что он найдет время, возможность уделить время скромному слуге Абу Рустема, - вякнул я по инициативе Чудо-юда, хотя сам лично почему-то очень хотел, чтобы Ахмад-хан вообще не принял меня и сказал: "Гражданин Рахмон, ко мне люди на прием за две недели записываются. Давайте не будем нарушать общий порядок. Запишитесь в секретариате и приходите через две недели". Тогда я с чистым сердцем вернулся бы к Чудо-юду - если бы он, конечно, объяснил мне, как это сделать! - и сказал бы, что сделал все что можно, но бюрократы помешали...
Конечно, это была очередная хохма, родившаяся, как всегда, не от хорошей жизни, а от изрядного страха, который неистребимо сидел у меня в душе. Но тут вмешался Чудо-юдо:
- Так, опять шутить изволите, господин Баринов? Смотрите дошутитесь. Вертолет со спецгруппой "джикеев" уже вылетел из Кандагара. Максимум через полтора часа будет у вас, лучше рассчитывай на минимум, то есть на час. Но времени в целом гораздо меньше. Так что как следует соберись. Мне отвечай, не разжимая губ, внутренне, понял? Голос буду контролировать, но главное фиксируй глазами Ахмад-хана. Если за пять минут диалога тебя не убьют, Вася по твоей визуальной информации, которую я ему передам, сумеет точно настроить ГВЭП и начать работу в режиме "У", то есть управлять Ахмад-ханом. Вообще-то настроиться ему можно и быстрее, но сейчас дальность не позволяет. Надо подобраться на пятьсот метров для полной надежности, потому что у Ахмада очень сильная контрсуггестия, с предельной дистанции ее подавить нельзя. Подобраться будет не так просто, так что держись.
- Это они что, по сто метров в минуту будут проходить? - спросил я, не открывая рта, главным образом для того, чтобы проверить, как меня услышит Чудо-юдо.
- Ничего, тише поедут - дальше будут. То есть ближе к цели. Отец умолк. Я не сомневался, что он продолжает слушать и, вероятно, видеть все, что тут у нас происходит. Но в течение длительного, как мне показалось, времени Чудо-юдо никак не вмешивался. А я сидел на старом патронном ящике и думал, чего там Латиф может наговорить хану. Мне казалось, будто доложить о том, что товарищ Рахмон прибыл на переговоры, можно по самой длинной мере в течение пяти минут. Что он там, решил полностью взять на себя мою миссию? Может, он вообще выйдет оттуда с коробочкой, стоящей на блюдечке с голубой каемочкой? От этой дурацкой мысли на душе у меня немного потеплело, но лишь на сорок секунд, не больше. Потому что по прошествии этих сорока секунд Латиф вышел из дверцы, поклонился и сказал:
- Ахмад-хан желает видеть посланца Абу Рустема!
Звучало это не очень обнадеживающе. Правда, это было еще не; "А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!", но и не: "Униженно прошу почтить своим посещением!" Явно вопрос еще не был решен окончательно. А вертолет с "джикеями", поди-ка, уже пролетел немало километров. Ну, с Богом! То есть, бисмиллахи-р-рахмани-р-рахим!
За дверцей с ковром оказался еще один, промежуточный предбанник, где, скрестив мохнатые лапы на груди, стоял крупных размеров детина. Как только он отодвинулся, появилась возможность пройти еще в одну дверь. Вот там-то и был расстелен ковер, на котором типично по-восточному, скрестив колени, восседал круглолицый, чернобородый с проседью матерый дядя в американской камуфляжке, благородной зеленой чалме - небось был по совместительству хаджи каким-нибудь, метеорит целовать ходил в Каабе.
- Он, - беззвучно подсказал Чудо-юдо, который, должно быть, лично знал Ахмад-хана.
Я приложил руку к груди и поклонился.
- Да благословит Аллах мир и достаток в доме Ахмад-хана!
- Аллах милостив, все в руках его, - степенно ответил тот.
- Здоровы ли вы, благородный хан, ваши жены, дети и родственники?
- Благодарение Аллаху, здоровы.
- Светлейший шейх Абу Рустем ежедневно молит Аллаха о вашем благоденствии. И надеется, что предложения, с которыми он обращался к вам, найдут должный отклик.
- На все воля Аллаха. Если ему будет угодно, чтобы мы приняли предложения Абу Рустема, мы их примем. Но Аллах не запрещает людям сомневаться в выборе мирских решений.