Страница:
Договариваться можно не с явлением, сообществом — только отдельными авторитетами по отдельным, конкретным предметам, на относительно небольших отрезках времени. При обоюдном отсутствии уверенности сторон в добропорядочности друг друга. Тем не менее, из множества публикаций известно, что ЦРУ вполне успешно договорилось с «Коза Ностра» о помощи войскам при высадке на Сицилию. Та же спецслужба успешно взаимодействовала с кубинскими оргпреступными синдикатами при подготовке вторжения на Кубу. В Китае власть и триады негласно договорились о разделе сфер «влияния» в обмен на недопущение преступных проявлений против иностранцев. В итоге Китай для иностранных туристов — самая безопасная страна мира. По крайней мере, по статистике в 2003 году в Китае от преступников не пострадал ни один интурист, в то время как массовая общеуголовная уличная преступность — явление здесь тоже весьма обычное.
В современной России практика договоренностей с «ворами в законе» не чужда даже иным правительственным чиновникам, не говоря уж о политиках, иные из которых сделали структуры оргпреступности своей главной опорой.
В истории известны только три политических режима, категорически отвергших всякое сотрудничество с оргпреступностью и планомерно ее уничтожавших: режимы Гитлера, Муссолини, Сталина, во времена которых социумы были наилучшим образом защищены от общеуголовной преступности. Какими средствами и какой ценой — хорошо известно.
Отношения и определенные взаимодействия спнцслужб с различными типами организованной преступности отличаются существенно.
Так, с общеуголовной организованной преступностью «взаимодействует» в меру своих скромных возможностей, в основном полиция, а спецслужбы — эпизодически, в особых случаях иногда обмениваются не эквивалентными услугами.
Картина совершенно иная только в нынешней России, где практикой «крышевания» всех видов предпринимательства, включая игорный бизнес, хищений на транспорте, занимаются наряду с уголовными преступными группами еще и правоохранительные структуры. Здесь спецслужбам гораздо чаще приходится выполнять функции «разводящих», своего рода третейских судей между «коллегами» из правоохранительных структур. Либо организовывать в ряде случаев политическое давление на руководителей региональных управлений милиции, налоговиков, прокуратуры, служб судебных исполнителей с целью урезонить чрезмерное увлечение их ведомств практикой возбуждения заказных уголовных дел, разнообразных проверок, практика «крышевания», иных форм вымогательства с использованием широкого арсенала полицейских, фискальных полномочий.
Более эффективных средств воздействия на организованную преступность в среде правохранителей у спецслужб практически нет. Да и функций противостоять правому произволу спецслужбам не прописано — существует для того институт обжалования решений в вышестоящие инстанции, суды вплоть до общеевропейской судебной системы, где декларировано и практикуется гласное (и очень дорогое состязание) сторон. Иногда, возможно, это дает кое-какие положительные результаты, но в целом мундирную организованную преступность, буде она состоялась и развилась таким способом поколебать, а уж тем более сокрушить невозможно. Когда обществу и государству становиться совсем невмоготу от засилья гроздей должностных правонарушителей, тогда начинается нечто грандиозное, невидимое ранее, вроде общенациональной операции «чистые руки», проведенной в 80-е годы прошлого столетия в Италии и затронувшей не только мафиозные семьи, но и прокуроров, судейских, министров правительства и др., отголоски которой погромыхивают по сию пору. Провести такую акцию без участия спецслужб было бы невозможно.
Кое-как роль кадрового фильтра, не допускающего откровенных ставленников мафии, корпораций в правительственных учреждениях США, играет ФБР. Но ни этой, ни другой спецслужбе далеко до той эффективности, которой на этом направлении работало КГБ СССР, а сейчас органы госбезопасности Китая. В пореформенной России с ее грузом криминального раздела госсобственности СССР введение блокирующего прием на работу в госорганы критерия связи с криминалом немыслимо: некого будет принимать из числа тех, кто туда рвется, кого пытаются любыми путями протолкнуть различные бизнесструктуры, семейные кланы, политические группировки. Они-то и не дадут сформулировать соответствующие нормативные акты, которые позволили бы заработать всей накопленной спецслужбами информации.
В современной капиталистической России ко всему прочему прибавилась еще одна оргпреступная ипостась: этническая, базирующаяся исключительно на все более мощных миграционных потоках из дальнего и ближнего зарубежья, большая часть которых является нелегальной. Возникающие все новые фрагменты диаспор обязательно «упорядочиваются» структурами собственной этнической оргпреступности, занимающейся и проблемами расширения занятой социальной ниши (противоборства с местными преступными структурами), налаживания конструктивных отношений с руководителями и сотрудниками административных органов, местными чиновниками (коррупция). Здесь же — обязательное традиционное налаживание устойчивого наркотрафика. Разрастающиеся в России этнические общины — естественная база для активизации работы различных зарубежных спецслужб, некоторых международных террористических организаций. А это уже непосредственно касается российских спецслужб, является для них весьма и весьма ощутимой добавкой проблем, которых и так — выше головы. Учитывая, что и официальные должностные лица и ведущие российские политики в один голос, ссылаясь на якобы превосходный опыт США, твердят о необходимости поощрения возможно большей миграции. При стремительном, устойчивом сокращении численности коренных народов России, стремительного снижения рождаемости нетрудно представить, во что это трансформируется на фронтах войны с новым мощным отрядом организованной преступности.
Гипотетически, в мечтаниях кардинальное решение проблем преступности как таковой и оргпреступности в ее общеуголовном виде в частности возможно разве что с установлением единого глобального правопорядка во главе с мировым легитимным правительством. Что позволит приступить к осуществлению одной из главных целей всех нынешних глобалистов — радикальному (с шести миллиардов до одного, но «золотого») сокращению населения планеты, прежде всего за счет беднейших и густонаселенных стран. Где позиции оргпреступности традиционно необычайно сильны. Без искоренения населения целых стран и континентов избыть организованную преступность невозможно, а с исчезновением абсолютного большинства населения планеты почти автоматически исчезнет и это одно из самых опасных и порицаемых социальных явлений человечества: «Нет человека — нет проблемы!».
Спецслужб, занятых контролем всех прочих спецслужб государства в нынешней практике почти нет. В этом есть, вероятно, определенный смысл: иначе возникает тогда проблема контроля этой самой суперспецслужбы.
Поэтому большая часть ответственности за ненадлежащее исполнение спецслужбами своих обязанностей, недопущение замещения ими, к примеру, оргпреступных сообществ в наркотрафике, контрабанде оружия лежит полностью на руководителях спецслужб и внутриведомственном контроле — службах собственной безопасности.
Вольная борьба
В современной России практика договоренностей с «ворами в законе» не чужда даже иным правительственным чиновникам, не говоря уж о политиках, иные из которых сделали структуры оргпреступности своей главной опорой.
В истории известны только три политических режима, категорически отвергших всякое сотрудничество с оргпреступностью и планомерно ее уничтожавших: режимы Гитлера, Муссолини, Сталина, во времена которых социумы были наилучшим образом защищены от общеуголовной преступности. Какими средствами и какой ценой — хорошо известно.
Отношения и определенные взаимодействия спнцслужб с различными типами организованной преступности отличаются существенно.
Так, с общеуголовной организованной преступностью «взаимодействует» в меру своих скромных возможностей, в основном полиция, а спецслужбы — эпизодически, в особых случаях иногда обмениваются не эквивалентными услугами.
Картина совершенно иная только в нынешней России, где практикой «крышевания» всех видов предпринимательства, включая игорный бизнес, хищений на транспорте, занимаются наряду с уголовными преступными группами еще и правоохранительные структуры. Здесь спецслужбам гораздо чаще приходится выполнять функции «разводящих», своего рода третейских судей между «коллегами» из правоохранительных структур. Либо организовывать в ряде случаев политическое давление на руководителей региональных управлений милиции, налоговиков, прокуратуры, служб судебных исполнителей с целью урезонить чрезмерное увлечение их ведомств практикой возбуждения заказных уголовных дел, разнообразных проверок, практика «крышевания», иных форм вымогательства с использованием широкого арсенала полицейских, фискальных полномочий.
Более эффективных средств воздействия на организованную преступность в среде правохранителей у спецслужб практически нет. Да и функций противостоять правому произволу спецслужбам не прописано — существует для того институт обжалования решений в вышестоящие инстанции, суды вплоть до общеевропейской судебной системы, где декларировано и практикуется гласное (и очень дорогое состязание) сторон. Иногда, возможно, это дает кое-какие положительные результаты, но в целом мундирную организованную преступность, буде она состоялась и развилась таким способом поколебать, а уж тем более сокрушить невозможно. Когда обществу и государству становиться совсем невмоготу от засилья гроздей должностных правонарушителей, тогда начинается нечто грандиозное, невидимое ранее, вроде общенациональной операции «чистые руки», проведенной в 80-е годы прошлого столетия в Италии и затронувшей не только мафиозные семьи, но и прокуроров, судейских, министров правительства и др., отголоски которой погромыхивают по сию пору. Провести такую акцию без участия спецслужб было бы невозможно.
Кое-как роль кадрового фильтра, не допускающего откровенных ставленников мафии, корпораций в правительственных учреждениях США, играет ФБР. Но ни этой, ни другой спецслужбе далеко до той эффективности, которой на этом направлении работало КГБ СССР, а сейчас органы госбезопасности Китая. В пореформенной России с ее грузом криминального раздела госсобственности СССР введение блокирующего прием на работу в госорганы критерия связи с криминалом немыслимо: некого будет принимать из числа тех, кто туда рвется, кого пытаются любыми путями протолкнуть различные бизнесструктуры, семейные кланы, политические группировки. Они-то и не дадут сформулировать соответствующие нормативные акты, которые позволили бы заработать всей накопленной спецслужбами информации.
В современной капиталистической России ко всему прочему прибавилась еще одна оргпреступная ипостась: этническая, базирующаяся исключительно на все более мощных миграционных потоках из дальнего и ближнего зарубежья, большая часть которых является нелегальной. Возникающие все новые фрагменты диаспор обязательно «упорядочиваются» структурами собственной этнической оргпреступности, занимающейся и проблемами расширения занятой социальной ниши (противоборства с местными преступными структурами), налаживания конструктивных отношений с руководителями и сотрудниками административных органов, местными чиновниками (коррупция). Здесь же — обязательное традиционное налаживание устойчивого наркотрафика. Разрастающиеся в России этнические общины — естественная база для активизации работы различных зарубежных спецслужб, некоторых международных террористических организаций. А это уже непосредственно касается российских спецслужб, является для них весьма и весьма ощутимой добавкой проблем, которых и так — выше головы. Учитывая, что и официальные должностные лица и ведущие российские политики в один голос, ссылаясь на якобы превосходный опыт США, твердят о необходимости поощрения возможно большей миграции. При стремительном, устойчивом сокращении численности коренных народов России, стремительного снижения рождаемости нетрудно представить, во что это трансформируется на фронтах войны с новым мощным отрядом организованной преступности.
Гипотетически, в мечтаниях кардинальное решение проблем преступности как таковой и оргпреступности в ее общеуголовном виде в частности возможно разве что с установлением единого глобального правопорядка во главе с мировым легитимным правительством. Что позволит приступить к осуществлению одной из главных целей всех нынешних глобалистов — радикальному (с шести миллиардов до одного, но «золотого») сокращению населения планеты, прежде всего за счет беднейших и густонаселенных стран. Где позиции оргпреступности традиционно необычайно сильны. Без искоренения населения целых стран и континентов избыть организованную преступность невозможно, а с исчезновением абсолютного большинства населения планеты почти автоматически исчезнет и это одно из самых опасных и порицаемых социальных явлений человечества: «Нет человека — нет проблемы!».
Спецслужб, занятых контролем всех прочих спецслужб государства в нынешней практике почти нет. В этом есть, вероятно, определенный смысл: иначе возникает тогда проблема контроля этой самой суперспецслужбы.
Поэтому большая часть ответственности за ненадлежащее исполнение спецслужбами своих обязанностей, недопущение замещения ими, к примеру, оргпреступных сообществ в наркотрафике, контрабанде оружия лежит полностью на руководителях спецслужб и внутриведомственном контроле — службах собственной безопасности.
Вольная борьба
Безусловно, основные функции, задачи, полномочия, процессуальные права спецслужб определены соответствующими нормативными актами государства. Но их толкование в процессе реализации задач в постоянно меняющейся политической, экономической, геополитической ситуациях столь же разительно отличается в разные периоды, как и исполнение боевого устава пехоты воинскими подразделениями на равнинной местности, в горах, при преодолении множественных водных рубежей, при ведении боев в крупных городах. Кроме изменяющихся социально-экономических и прочих условий жизни государства, общества самым непосредственным образом на характер деятельности спецслужб влияют как степень жесткости действий оппонентов (внутренняя политическая оппозиция, зарубежные спецслужбы, террористы и др.), так и тип личности собственных руководителей спецслужб.
Так, острожный аппаратчик (преобладающий тип руководителя — другие не выживают) будет сдерживать всячески своих «радикалов» от чрезмерно резких, сильных реакций на действия оппонентов, даже если к этому будут упорно подталкивать «доброжелатели» из числа видных политиков, общественных деятелей, ведущие СМИ.
Но если такой руководитель откажется поддержать рискованные, резкие действия главы государства вне зависимости от его разумности и оптимальности поведения для собственной спецслужбы карьера его закончится.
В периоды политической нестабильности общества и государства, когда до предела обостряются политические противостояния и предельно радикализируются приемы и средства противоборств, руководителями спецслужб назначаются, как правило, ярко выраженные карьеристы, готовые все ресурсы и средства спецслужб использовать в интересах политического клана, с которыми они связали свою судьбу. Как правило, это заканчивается быстро и плохо для самих таких руководителей, спецслужбы же потом десятилетия не могут отмыться от разного рода проклятия и поношений со стороны общества. В новейшей истории России это, пожалуй, период действий НКВД под руководством «легендарных» наркомов Ягоды и Ежова.
Случается стать во главе спецслужбы и руководителям — концептуалистам — тем, кто в практике своего руководства вверенными ему подразделениями, личным составом твердо, неукоснительно руководствуется стратегическими политическими интересами государства в своем, как правило, ортодоксальном понимании их смысла. К таковым, к примеру, возможно отнести руководителя ВЧК Дзержинского, главу КГБ СССР Андропова, главу ФБР США Гувера, последнего руководителя «Штази» ГДР, ряда других.
Именно в такие периоды спецслужбам удавалось реализовать самые серьезные проекты, обеспечивающие безопасность государства, общества, их устойчивое развитие.
Житейский закон: «Предают свои!» — справедлив для всех социумов. Свои же вредят, пакостят по разным причинам. Поэтому отношения служб государственной безопасности с опекаемыми для профилактики возможных предательств государственных интересов чиновниками, политиками, правоохранителями всегда изобилуют весьма непростыми ситуациями самого различного свойства. Которые поддаются все же некоторой классификации по ряду сходных признаков. Сам факт наличия в правительственной структуре, законодательном органе официального представителя спецслужб, обеспечивающего режим безопасности с использованием для этого каких-то технических средств, помощников из среды обслуживающего персонала, оказывает определенное профилактическое влияние на служебное поведение должностных лиц. Однако чрезмерная активность либо какая-то неловкость здесь может вызвать напряженнейшую ситуацию сменяющейся череды публичных скандалов с обвинениями спецслужбы в организации провокаций, незаконной слежки, прослушивания телефонных переговоров. Чрезмерная же лояльность сотрудника спецслужбы, обширные дружеские взаимоотношения с рядом ключевых должностных лиц могут напротив сильно притупить, приглушить рутинную, нормальную работу, нейтрализовать здоровую настороженность сотрудника ответственного за режим безопасности учреждения. Что может обернуться весьма серьезными неприятностями даже спустя определенное время.
Ситуация может резко усложниться и без особых причин: вновь избранный руководитель регионального законодательного органа, к примеру, совершенно отличный по психотипу сотруднику службы безопасности, да еще с ярко выраженными авантюрными наклонностями, может раздражаться от любого предостережения представителя спецслужбы. Типичное разрешение такой ситуации имеет немного вариантов: спецслужба своими специфическими средствами, приемами, опираясь на имеющиеся обширные сведения о деятельности нового руководителя, понуждая последнего укротить норов. Либо неизбежен уход соответствующего сотрудника службы безопасности. Но чаще «демонстрация силы» сторон все-таки заканчивается вполне рабочим перемирием.
Как правило, никто нигде не берет на себя смелость утверждать, что все без исключения сотрудники служб госбезопасности — рыцари без страха и упрека. И в правительственных структурах возможны ситуации, когда сотрудник спецслужбы начинает использовать свое специфическое должностное положение в своих личных интересах (в желающих оказать такие услуги недостатка не бывает). Тем более что практически каждый сотрудник спецслужб постоянно испытывается «на прочность» различными предложениями «бескорыстной дружеской помощи». Доля искусившихся может колебаться в изрядном интервале: в России в период длившейся десятилетия с лишком «прихватизации» устоять эпидемии обретательства и не впасть в этот «свальный грех» чиновничества удалось в спецслужбах далеко не всем.
Неизбежные кадровые подвижки во всех уровнях федеральной и региональной власти, управления — наиболее естественное поле жизнедеятельности спецслужб. Весьма отлаженные в целом технологии их участия реализуются на практике, однако, весьма и весьма непросто. Практически всегда любые значимые назначения на правительственные и близкие им должности сопровождается мощной поддержкой различных кланов, реализуется в условиях жестких противоборств группировок. Посему к информации, особенно нелицеприятной, спецслужб, их рекомендациям предъявляются особые требования: противопоказания требуют стопроцентной достоверности, доказательности. Попробуй их получи, заготовь впрок по непомерно длинному перечню лиц, который заранее просчитать не под силу никакой спецслужбе! К тому же искушенные правительственные чины знают, что и сами спецслужбы небеспристрастны в суждениях и оценках кандидатов — некоторые из них ближе и родней охранителям госбезопасности. Потому-то информация спецслужб при всяких кадровых назначениях «работает» далеко не стопроцентно. Тем более что любые, даже самые убедительные доводы спецслужб могут быть вполне правдоподобно оспорены или истолкованы вполне превратно: важно, кто оспаривает и комментирует представленную информацию. Не менее важно и то, кто получает для служебного использования информацию спецслужб — для вельможи, твердо вознамерившегося назначить на должность своего старого, проверенного по давним гешефтам подельника, любые официальные противопоказания ничтожны: процесс объективного рассмотрения имеющихся кандидатур им только имитируется. Причем, в иных случаях, когда в слой высшей политической власти прошел целый клан подельников, процесс кадровых назначений на всех уровнях иерархий «своих» безотносительно к их деловым и моральным качествам, принимает лавинообразный характер, устойчивый на длительном промежутке времени. В такие периоды активность участия спецслужб в этой работе сознательно сводится ими к формальным процедурам: бесполезно, да еще только ненужная легализация степени осведомленности спецслужб о членах камарильи, порождающая истовое желание новых политических управителей любой ценой уничтожить компрометирующие их сведения. Даже ценой изничтожения самой спецслужбы.
Любая серьезная структура госбезопасности просто обязана знать, какие политические группировки рвутся к власти в государстве, в его регионах и просчитывать политические последствия на случай прохода во власть каждой из них. Тем более знать, какие группы, лидеры ни при каких обстоятельствах не должны победить, чтобы не было сокрушено государство, существующий политический режим. Либо наоборот: каким политическим силам помогать, чтобы удалить ныне существующий ущербный для нации, общества политический режим. Крайне желательно при этом не ошибиться в расчетах и ожиданиях, что предполагает принятия серии мер подстраховки процесса блокирования перемен или замены политического клана. Сработать вовремя и надлежащим образом удается не всегда. Либо не хватило решительности, инициативы, хитрости, прыти у руководителей самих спецслужб, либо политические союзники оказались неожиданно трусливыми, нерешительными. Либо в рядах сотрудников спецслужб оказалось достаточно неявных противников правящего режима. Даже в условиях СССР, когда очень стабильная высшая партийная номенклатура КПСС прочно опиралась на кадровые оценки КГБ, последнему не удалось блокировать и нейтрализовать действия агентов влияния США в лице ряда высших партийных функционеров даже среди членов Политбюро, хотя имелась достоверная информация об их разрушительной для СССР деятельности.
В условиях нынешней России, где власть формируется в своей главной части путем очень дорогих «демократических» выборных процессов, в которых беспрепятственно, в неограниченных количествах участвуют криминальные деньги (иные и не могут — подотчетны, контролируемы), использовать эффективно имеющиеся массивы информации для фильтрации потоков устремленных во власть во всех ее уровнях и ипостасях — неисполнимая задача, сколько бы разговоров о засилье спецслужб ни звучало. По очень многим причинам:
Во-первых, потому что значительная часть информации, получается, по доверительным каналам (хоть и вполне надежным), и не может быть официально явлена органам по организации выборов, тем более для судебных тяжб с недостаточными «выдвиженцами». Разнообразные преступные сообщества формальной регистрации и формального членства не имеют по понятным причинам. Обосновать принадлежность какого-то кандидата в губернаторы, к примеру, к известной группировке на основе записей его телефонных разговоров, видеоматериалов, сделанных скрытой камерой не так просто: возникают вопросы подлинности и законности получения доказательств. Законы же гарантируют неприкосновенность частной жизни, а на все потребные оперативные прослушивания санкций не наполучаться. Да и обнародование таких оперативных материалов во многих случаях неизбежно обернется утратой доверительных источников информации. Иногда их гибелью. Что полностью неприемлемо для спецслужбы.
Во-вторых, большие деньги, идущие на подкуп официальных участников, организаторов избирательного процесса, позволяют относительно легко блокировать усилия спецслужб по недопущению к выборам представителей криминальных сообществ. Разделение же денег в России по их происхождению на «чистые» и «нечистые» и надежное блокирование последних произойдет, похоже, очень нескоро. Без этого же эффективно нейтрализовать инфильтрацию во власть недостойных людей спецслужбам не удастся.
В-третьих, отсутствие средств у достойных людей для участия в выборах в нынешних условиях, надежно блокирует их продвижение во властные структуры. Дележ должностей идет, преимущественно, только между представителями различных кланов криминальных деловых группировок. В такой ситуации надежное устранение спецслужбами людей с испорченной репутацией означало бы блокирование всего выборного процесса, то есть, по сути — отмену самого демократического режима.
В-четвертых, Российское общество немногим более чем за столетие проделало путь сокрушительной нравственно этической деградации в своих предписаниях должностного поведения. Следствием чего стало отсутствие в обществе четких критериев определения недопустимой социальной ущербности людей. В свое время представители российской элиты, уличенные в бесчестном поступке, либо сами стрелялись, либо вызывались на поединок. И подобное было нормой, хорошо регулировавшей отношения людей, являлось базовым оценочным критерием личности. Ныне в России все самые пышные памятники, надгробия — исключительно удачливым сановным казнокрадам, коррупционерам, мошенникам из числа топ-менеджеров и самым отмороженным бандитам. Воры в законе в сравнении с этой публикой — уже почти аристократы духа.
Потому-то спецслужбам, не имеющим официальной возможности использовать против рвущегося к власти негодяя свою информацию, невозможно использовать это средство и неофициально, организовав «утечку» информации в СМИ: любые публикации со сколь угодно тяжкими обвинениями в российской «элите» воспринимают с весельем и только как предвыборный «пиар».
Ненормальность и опасность такой ситуации для страны сообщество спецслужб вполне осознает: элита, сформированная во многом из людей закононепослушных, корыстных, предрасположенных в наибольшей степени к использованию своего служебного положения в корыстных целях, никогда не в состоянии, находясь во власти, действовать, прежде всего, в интересах всего общества.
Занимаясь законотворческой деятельностью, такие «законодатели» стремятся преимущественно только к одному — смягчить систему наказаний за имущественные и должностные преступления. Как это было сделано при разработке и принятии нового Уголовного Кодекса РФ в редакции 2003-го года. В статье «Самый гуманны УК в мире» (Известия, 05.03.2004г.), подписанной одиннадцатью докторами юридических наук, большинство из которых — профессора кафедр уголовного права, отмечено главное «достоинство» нового кодекса, принятого вопреки рекомендациям научных авторитетов: «Что мы получили в итоге. По сути, новый УК, который существенно снижает наказание или вовсе освобождает от него, прежде всего представителей профессиональной, властной, организованной и экономической преступности». То есть, как раз тех видов наиболее опасных для государства преступлений, которые как раз и практикует повсеместно новая российская «элита». И так она действует во всех своих сферах, сведя управление страной к одному из самых неэффективных в мире, но наделив властвующих собственников невиданными нигде в мире же привилегиями и иммунитетами. Даже все понимая, спецслужбы не в состоянии сами радикально изменить ситуацию в лучшую сторону — политической власти необходимо для этого четко сформулировать задачи, прописать критерии «кадровой» работы для спецслужб, определив ее место в общих усилиях в этом направлении всех правоохранительных органов. Как это и было всегда. Кроме того, нужны и «эталоны» служебной этики для должностных лиц, которые могут контролировать и спецслужбы. Не устранив же, в том числе и с помощью российских спецслужб, этого главного ущерба нашего государства, никакие успехи науки, никакие прорывы в промышленных технологиях, никакие геройства наших военных, победы наших разведок России впрок не пойдут.
Не меньшие ущербы случаются, когда неучастие спецслужб помогает пройти к высшей должности государства человеку волевому, решительному, но без царя в голове. Как это случилось в пору правления в СССР Н. Хрущева, человека во многом по-сталински решительного, но без организационных дарований предшественника и его мировоззрения, из-за чего многое эпохальное в его исполнении превращалось в фарс, оборачивалось мировыми конфузами для страны.
Потому-то спецслужбы предпочитают (как и вся прочая политическая элита) иметь дело с главой государства, способным слушать разумные советы, считаться с чужим аргументированным мнением, вменяемым с помощью серьезных аргументов аналитиков спецслужб. Именно поэтому руководители КГБ СССР стремились оттеснить от руководства Политбюро жесткого, категоричного Романова Г.В. и помогали стать Генсеком Горбачеву, склонному советоваться со всеми. Правда, позже обнаружилась некая неучтенная при этом деталь: советовался молодой, толерантный Генсек со многими, но прислушивался чаще к мнению жены. А та пуще всего на свете любила бриллианты. А сам он возмечтал стать аж Нобелевским лауреатом. И стал чуть позже, но какой ценой!
Однако, такой в целом правильный подход к подбору кандидатов на первые роли в государственном аппарате, имеет свою не всегда полезную модификацию в «кадровой» работе спецслужб в других значимых сферах человеческой жизнедеятельности: науке, искусстве, журналистике, СМИ и т.п. Когда спецслужбы традиционно стремятся любые полученные компрометирующие материалы использовать здесь не для «осветления» кадрового состава разнородных ведомств, а для скрытого управления нравственно ущербными деятелями в своих корпоративных интересах. Часто даже активно помогая охотно сотрудничающим с ним, даже если последние сильно отдают «голубизной» или чем-то еще подобным. В случаях, когда служба госбезопасности строго реализует серьезную государственную концепцию, доктрину — Бог, как говорится, в помощь! Но такое бывает далеко не всегда, и тогда на службы ложится моральная вина и за процветающие в элите гомосексуализм, педофилию и иное подобное.
Так, острожный аппаратчик (преобладающий тип руководителя — другие не выживают) будет сдерживать всячески своих «радикалов» от чрезмерно резких, сильных реакций на действия оппонентов, даже если к этому будут упорно подталкивать «доброжелатели» из числа видных политиков, общественных деятелей, ведущие СМИ.
Но если такой руководитель откажется поддержать рискованные, резкие действия главы государства вне зависимости от его разумности и оптимальности поведения для собственной спецслужбы карьера его закончится.
В периоды политической нестабильности общества и государства, когда до предела обостряются политические противостояния и предельно радикализируются приемы и средства противоборств, руководителями спецслужб назначаются, как правило, ярко выраженные карьеристы, готовые все ресурсы и средства спецслужб использовать в интересах политического клана, с которыми они связали свою судьбу. Как правило, это заканчивается быстро и плохо для самих таких руководителей, спецслужбы же потом десятилетия не могут отмыться от разного рода проклятия и поношений со стороны общества. В новейшей истории России это, пожалуй, период действий НКВД под руководством «легендарных» наркомов Ягоды и Ежова.
Случается стать во главе спецслужбы и руководителям — концептуалистам — тем, кто в практике своего руководства вверенными ему подразделениями, личным составом твердо, неукоснительно руководствуется стратегическими политическими интересами государства в своем, как правило, ортодоксальном понимании их смысла. К таковым, к примеру, возможно отнести руководителя ВЧК Дзержинского, главу КГБ СССР Андропова, главу ФБР США Гувера, последнего руководителя «Штази» ГДР, ряда других.
Именно в такие периоды спецслужбам удавалось реализовать самые серьезные проекты, обеспечивающие безопасность государства, общества, их устойчивое развитие.
Житейский закон: «Предают свои!» — справедлив для всех социумов. Свои же вредят, пакостят по разным причинам. Поэтому отношения служб государственной безопасности с опекаемыми для профилактики возможных предательств государственных интересов чиновниками, политиками, правоохранителями всегда изобилуют весьма непростыми ситуациями самого различного свойства. Которые поддаются все же некоторой классификации по ряду сходных признаков. Сам факт наличия в правительственной структуре, законодательном органе официального представителя спецслужб, обеспечивающего режим безопасности с использованием для этого каких-то технических средств, помощников из среды обслуживающего персонала, оказывает определенное профилактическое влияние на служебное поведение должностных лиц. Однако чрезмерная активность либо какая-то неловкость здесь может вызвать напряженнейшую ситуацию сменяющейся череды публичных скандалов с обвинениями спецслужбы в организации провокаций, незаконной слежки, прослушивания телефонных переговоров. Чрезмерная же лояльность сотрудника спецслужбы, обширные дружеские взаимоотношения с рядом ключевых должностных лиц могут напротив сильно притупить, приглушить рутинную, нормальную работу, нейтрализовать здоровую настороженность сотрудника ответственного за режим безопасности учреждения. Что может обернуться весьма серьезными неприятностями даже спустя определенное время.
Ситуация может резко усложниться и без особых причин: вновь избранный руководитель регионального законодательного органа, к примеру, совершенно отличный по психотипу сотруднику службы безопасности, да еще с ярко выраженными авантюрными наклонностями, может раздражаться от любого предостережения представителя спецслужбы. Типичное разрешение такой ситуации имеет немного вариантов: спецслужба своими специфическими средствами, приемами, опираясь на имеющиеся обширные сведения о деятельности нового руководителя, понуждая последнего укротить норов. Либо неизбежен уход соответствующего сотрудника службы безопасности. Но чаще «демонстрация силы» сторон все-таки заканчивается вполне рабочим перемирием.
Как правило, никто нигде не берет на себя смелость утверждать, что все без исключения сотрудники служб госбезопасности — рыцари без страха и упрека. И в правительственных структурах возможны ситуации, когда сотрудник спецслужбы начинает использовать свое специфическое должностное положение в своих личных интересах (в желающих оказать такие услуги недостатка не бывает). Тем более что практически каждый сотрудник спецслужб постоянно испытывается «на прочность» различными предложениями «бескорыстной дружеской помощи». Доля искусившихся может колебаться в изрядном интервале: в России в период длившейся десятилетия с лишком «прихватизации» устоять эпидемии обретательства и не впасть в этот «свальный грех» чиновничества удалось в спецслужбах далеко не всем.
Неизбежные кадровые подвижки во всех уровнях федеральной и региональной власти, управления — наиболее естественное поле жизнедеятельности спецслужб. Весьма отлаженные в целом технологии их участия реализуются на практике, однако, весьма и весьма непросто. Практически всегда любые значимые назначения на правительственные и близкие им должности сопровождается мощной поддержкой различных кланов, реализуется в условиях жестких противоборств группировок. Посему к информации, особенно нелицеприятной, спецслужб, их рекомендациям предъявляются особые требования: противопоказания требуют стопроцентной достоверности, доказательности. Попробуй их получи, заготовь впрок по непомерно длинному перечню лиц, который заранее просчитать не под силу никакой спецслужбе! К тому же искушенные правительственные чины знают, что и сами спецслужбы небеспристрастны в суждениях и оценках кандидатов — некоторые из них ближе и родней охранителям госбезопасности. Потому-то информация спецслужб при всяких кадровых назначениях «работает» далеко не стопроцентно. Тем более что любые, даже самые убедительные доводы спецслужб могут быть вполне правдоподобно оспорены или истолкованы вполне превратно: важно, кто оспаривает и комментирует представленную информацию. Не менее важно и то, кто получает для служебного использования информацию спецслужб — для вельможи, твердо вознамерившегося назначить на должность своего старого, проверенного по давним гешефтам подельника, любые официальные противопоказания ничтожны: процесс объективного рассмотрения имеющихся кандидатур им только имитируется. Причем, в иных случаях, когда в слой высшей политической власти прошел целый клан подельников, процесс кадровых назначений на всех уровнях иерархий «своих» безотносительно к их деловым и моральным качествам, принимает лавинообразный характер, устойчивый на длительном промежутке времени. В такие периоды активность участия спецслужб в этой работе сознательно сводится ими к формальным процедурам: бесполезно, да еще только ненужная легализация степени осведомленности спецслужб о членах камарильи, порождающая истовое желание новых политических управителей любой ценой уничтожить компрометирующие их сведения. Даже ценой изничтожения самой спецслужбы.
Любая серьезная структура госбезопасности просто обязана знать, какие политические группировки рвутся к власти в государстве, в его регионах и просчитывать политические последствия на случай прохода во власть каждой из них. Тем более знать, какие группы, лидеры ни при каких обстоятельствах не должны победить, чтобы не было сокрушено государство, существующий политический режим. Либо наоборот: каким политическим силам помогать, чтобы удалить ныне существующий ущербный для нации, общества политический режим. Крайне желательно при этом не ошибиться в расчетах и ожиданиях, что предполагает принятия серии мер подстраховки процесса блокирования перемен или замены политического клана. Сработать вовремя и надлежащим образом удается не всегда. Либо не хватило решительности, инициативы, хитрости, прыти у руководителей самих спецслужб, либо политические союзники оказались неожиданно трусливыми, нерешительными. Либо в рядах сотрудников спецслужб оказалось достаточно неявных противников правящего режима. Даже в условиях СССР, когда очень стабильная высшая партийная номенклатура КПСС прочно опиралась на кадровые оценки КГБ, последнему не удалось блокировать и нейтрализовать действия агентов влияния США в лице ряда высших партийных функционеров даже среди членов Политбюро, хотя имелась достоверная информация об их разрушительной для СССР деятельности.
В условиях нынешней России, где власть формируется в своей главной части путем очень дорогих «демократических» выборных процессов, в которых беспрепятственно, в неограниченных количествах участвуют криминальные деньги (иные и не могут — подотчетны, контролируемы), использовать эффективно имеющиеся массивы информации для фильтрации потоков устремленных во власть во всех ее уровнях и ипостасях — неисполнимая задача, сколько бы разговоров о засилье спецслужб ни звучало. По очень многим причинам:
Во-первых, потому что значительная часть информации, получается, по доверительным каналам (хоть и вполне надежным), и не может быть официально явлена органам по организации выборов, тем более для судебных тяжб с недостаточными «выдвиженцами». Разнообразные преступные сообщества формальной регистрации и формального членства не имеют по понятным причинам. Обосновать принадлежность какого-то кандидата в губернаторы, к примеру, к известной группировке на основе записей его телефонных разговоров, видеоматериалов, сделанных скрытой камерой не так просто: возникают вопросы подлинности и законности получения доказательств. Законы же гарантируют неприкосновенность частной жизни, а на все потребные оперативные прослушивания санкций не наполучаться. Да и обнародование таких оперативных материалов во многих случаях неизбежно обернется утратой доверительных источников информации. Иногда их гибелью. Что полностью неприемлемо для спецслужбы.
Во-вторых, большие деньги, идущие на подкуп официальных участников, организаторов избирательного процесса, позволяют относительно легко блокировать усилия спецслужб по недопущению к выборам представителей криминальных сообществ. Разделение же денег в России по их происхождению на «чистые» и «нечистые» и надежное блокирование последних произойдет, похоже, очень нескоро. Без этого же эффективно нейтрализовать инфильтрацию во власть недостойных людей спецслужбам не удастся.
В-третьих, отсутствие средств у достойных людей для участия в выборах в нынешних условиях, надежно блокирует их продвижение во властные структуры. Дележ должностей идет, преимущественно, только между представителями различных кланов криминальных деловых группировок. В такой ситуации надежное устранение спецслужбами людей с испорченной репутацией означало бы блокирование всего выборного процесса, то есть, по сути — отмену самого демократического режима.
В-четвертых, Российское общество немногим более чем за столетие проделало путь сокрушительной нравственно этической деградации в своих предписаниях должностного поведения. Следствием чего стало отсутствие в обществе четких критериев определения недопустимой социальной ущербности людей. В свое время представители российской элиты, уличенные в бесчестном поступке, либо сами стрелялись, либо вызывались на поединок. И подобное было нормой, хорошо регулировавшей отношения людей, являлось базовым оценочным критерием личности. Ныне в России все самые пышные памятники, надгробия — исключительно удачливым сановным казнокрадам, коррупционерам, мошенникам из числа топ-менеджеров и самым отмороженным бандитам. Воры в законе в сравнении с этой публикой — уже почти аристократы духа.
Потому-то спецслужбам, не имеющим официальной возможности использовать против рвущегося к власти негодяя свою информацию, невозможно использовать это средство и неофициально, организовав «утечку» информации в СМИ: любые публикации со сколь угодно тяжкими обвинениями в российской «элите» воспринимают с весельем и только как предвыборный «пиар».
Ненормальность и опасность такой ситуации для страны сообщество спецслужб вполне осознает: элита, сформированная во многом из людей закононепослушных, корыстных, предрасположенных в наибольшей степени к использованию своего служебного положения в корыстных целях, никогда не в состоянии, находясь во власти, действовать, прежде всего, в интересах всего общества.
Занимаясь законотворческой деятельностью, такие «законодатели» стремятся преимущественно только к одному — смягчить систему наказаний за имущественные и должностные преступления. Как это было сделано при разработке и принятии нового Уголовного Кодекса РФ в редакции 2003-го года. В статье «Самый гуманны УК в мире» (Известия, 05.03.2004г.), подписанной одиннадцатью докторами юридических наук, большинство из которых — профессора кафедр уголовного права, отмечено главное «достоинство» нового кодекса, принятого вопреки рекомендациям научных авторитетов: «Что мы получили в итоге. По сути, новый УК, который существенно снижает наказание или вовсе освобождает от него, прежде всего представителей профессиональной, властной, организованной и экономической преступности». То есть, как раз тех видов наиболее опасных для государства преступлений, которые как раз и практикует повсеместно новая российская «элита». И так она действует во всех своих сферах, сведя управление страной к одному из самых неэффективных в мире, но наделив властвующих собственников невиданными нигде в мире же привилегиями и иммунитетами. Даже все понимая, спецслужбы не в состоянии сами радикально изменить ситуацию в лучшую сторону — политической власти необходимо для этого четко сформулировать задачи, прописать критерии «кадровой» работы для спецслужб, определив ее место в общих усилиях в этом направлении всех правоохранительных органов. Как это и было всегда. Кроме того, нужны и «эталоны» служебной этики для должностных лиц, которые могут контролировать и спецслужбы. Не устранив же, в том числе и с помощью российских спецслужб, этого главного ущерба нашего государства, никакие успехи науки, никакие прорывы в промышленных технологиях, никакие геройства наших военных, победы наших разведок России впрок не пойдут.
Не меньшие ущербы случаются, когда неучастие спецслужб помогает пройти к высшей должности государства человеку волевому, решительному, но без царя в голове. Как это случилось в пору правления в СССР Н. Хрущева, человека во многом по-сталински решительного, но без организационных дарований предшественника и его мировоззрения, из-за чего многое эпохальное в его исполнении превращалось в фарс, оборачивалось мировыми конфузами для страны.
Потому-то спецслужбы предпочитают (как и вся прочая политическая элита) иметь дело с главой государства, способным слушать разумные советы, считаться с чужим аргументированным мнением, вменяемым с помощью серьезных аргументов аналитиков спецслужб. Именно поэтому руководители КГБ СССР стремились оттеснить от руководства Политбюро жесткого, категоричного Романова Г.В. и помогали стать Генсеком Горбачеву, склонному советоваться со всеми. Правда, позже обнаружилась некая неучтенная при этом деталь: советовался молодой, толерантный Генсек со многими, но прислушивался чаще к мнению жены. А та пуще всего на свете любила бриллианты. А сам он возмечтал стать аж Нобелевским лауреатом. И стал чуть позже, но какой ценой!
Однако, такой в целом правильный подход к подбору кандидатов на первые роли в государственном аппарате, имеет свою не всегда полезную модификацию в «кадровой» работе спецслужб в других значимых сферах человеческой жизнедеятельности: науке, искусстве, журналистике, СМИ и т.п. Когда спецслужбы традиционно стремятся любые полученные компрометирующие материалы использовать здесь не для «осветления» кадрового состава разнородных ведомств, а для скрытого управления нравственно ущербными деятелями в своих корпоративных интересах. Часто даже активно помогая охотно сотрудничающим с ним, даже если последние сильно отдают «голубизной» или чем-то еще подобным. В случаях, когда служба госбезопасности строго реализует серьезную государственную концепцию, доктрину — Бог, как говорится, в помощь! Но такое бывает далеко не всегда, и тогда на службы ложится моральная вина и за процветающие в элите гомосексуализм, педофилию и иное подобное.