Волчек Яков И.. Сын Карая

   Еще издали Андрей увидел мягко подсвечивающие красные фонарики. Это шли грузовики отряда майора Гукасяна. Они продвигались медленно, потому что то и дело люди выскакивали из машин, осматривали дорогу.
   Дикарь в коляске чуть слышно повизгивал. Андрей наклонился к нему:
   – Что, дружище, нервы сдают?
   Горячий длинный язык обжег ему ухо.
   Майор Гукасян отвел Геворка в сторону – посовещаться.
   На грузовиках ехало около сорока человек. Пока что все держались вместе. Но, как только потребуется, отряд разделится на четыре группы. Поиски будут вестись на всех направлениях. Можно предположить, что Числов повел бежавших к перевалу. Там сейчас все в снегу, тропки крутые и неверные. Ночью пройти трудно, а на машине невозможно. Значит, машину бандиты могут где-нибудь бросить. На линии этого маршрута есть горное село Караджур. Туда дано знать, чтобы проявляли бдительность. Но пока никаких сведений ниоткуда не поступает.
   Самое главное сейчас – обнаружить хоть какой-нибудь след.
   – Могли пойти и через солончаки, – возразил Геворк. – Так им даже будет поближе к железной дороге.
   – И об этом думано! – Майор терпеливо раскуривал гаснувшую папиросу. – И на железную дорогу, и во все ближайшие села – всюду мы дали знать об опасности и чтоб все были настороже. Есть и еще путь – влево. Но на машине там совсем уж не пробиться. А где, спрашивается, машина? Раз мы ее не нашли, значит, они едут на ней. Или, может, упрятали куда?
   Он досадливо скомкал и выбросил так и не загоревшуюся папиросу.
   – Где мои конвоиры – вот другой вопрос. Обезоружили их? Убили? Тащат с собой?
   Геворк молчал. Что он мог сказать? И, так как молчание затянулось, осторожно предложил:
   – Вы едете на машинах – можете пропустить что-либо важное. Давайте-ка я с моими ребятами прочешу оставшийся участок шоссе.
   Майор Гукасян вытащил новую папиросу:
   – Надо понимать, что представляет собой их вожак Геннадий Числов. Он обязательно сделает противоположное тому, что мы ждем.
   Майор потер лоб, как будто эта мысль только что пришла ему на ум, и распорядился:
   – Тут осталось до конца еще четыре километра. Хорошо будет, если ваши следопыты со своими собаками сделают проверку.
   Геворк взял на длинный поводок Маузера, подозвал к себе Андрея с Дикарем:
   – Вот, Андрюшка, опять почти так, как прежде: мой Маузер против сына Карая…
   Он пошел по правой стороне. Андрей перепрыгнул через кювет на левой обочине и углубился в солончаки шагов на двадцать. Тут он пустил Дикаря параллельно шоссе на свободный обыск местности. Пес, уставший от долгого сидения в кабине, бежал резво, но поводка пока что не натягивал. Резко остановился возле какого-то камня, тщательно обнюхал его и заворчал. Но что именно его встревожило, Андрей понять не смог.
   Внезапно справа и чуть впереди прозвучал грозный лай Маузера. Затем наступила секунда затишья.
   – Ко мне! Сюда! – тревожно закричал Геворк.
   Андрей кинулся к нему со всех ног. Уже подбегая, он услышал чьи-то голоса, заглушаемые гулким лаем Маузера.
   Фонарик вырвал из тьмы часть кювета. Андрей увидел лежащих на земле людей.
   – Кто вы? Кто такие? – допытывался Геворк.
   – Развяжите…
   Подошла машина. Из кабины выпрыгнул Гукасян.
   – Что обнаружили? – Он наклонился к кювету. – Да это наши! Павлов? – позвал он. – Вы живые?
   – Двое мы еще дышим, товарищ начальник, – отозвался конвоир. – А вот Газарян – не знаю. Его с машины сбросили, он разбитый весь, уже часа два молчит.
   Шофер опять крикнул:
   – Развяжите скорее!
   Кто-то из бойцов спрыгнул в кювет и ножом разрезал веревки. Шофер, всхлипывая, пытался влезть на обочину, но не смог. Его подхватили под руки и вытащили. Ноги у него подламывались. Газаряна уложили на чью-то шинель и понесли к машине. Он был без сознания. Сердце билось слабо.
   – Павлов! Вы можете говорить? Что произошло?
   – Могу, товарищ начальник! – Он попробовал подняться, но это у него не вышло. – Я весь целый, товарищ начальник, только отдышусь немного… Мне бы кусок хлебца и глотнуть чего-нибудь…
   Ему дали хлеба, отрезали вареного мяса, захваченного в дорогу. Гукасян отвинтил крышку фляги со спиртом. Шофер тоже отпил глоток.
   – Спасибо, товарищ майор!
   – Ладно, Павлов. Докладывай самое главное. Сейчас вас всех троих доставят в колонию на машине…
   – Товарищ майор! – Павлов наконец утвердился на ногах. – Очень большая к вам просьба: позвольте принять участие в розыске.
   – Да разве ты в силах? Посмотри на себя!
   – Выдюжу, товарищ начальник. На карачках согласен ползти, вас не обременю.
   – Как же вас не нашли наши мотоциклисты, они же тут проезжали!
   – Промчались мимо как сумасшедшие, товарищ майор! И туда и обратно гнали с грохотом. Крику нашего им слышно не было, а мы в яме лежим, им не видно… Возьмете, товарищ начальник?
   – Ладно. Везите этих двоих. Павлов останется.
   Машина ушла.
   Майор Гукасян присел на обочину, опустив ноги в кювет.
   – Спрос за ошибки с тебя потом будет, Павлов. Сейчас скажи, известно тебе что-нибудь, куда они пошли?
   – Сильно спорили они, товарищ начальник. Дьякон у них за главного. Как он скажет, так и сделают. Он планов своих никому не открывал. В своей голове все держит… Но только знаете что, товарищ майор? – добавил Павлов, запнувшись на секунду. – Очень Числов нажимал, что им никак нельзя бросить машину.
   – Ну и что?
   – Подозрительно мне было. Похоже, для нашего сведения это говорилось.
   – Какой вывод делаешь, Павлов?
   – Бросят они машину, товарищ начальник!
   – Может, бросят, а может, и нет. Ничего мы с тобой не знаем. Какая у них цель? Пробиться по возможности в город и там рассредоточиться. А в дальнейшем – выбраться поодиночке за пределы нашей республики. Такая большая группа не может долго оставаться незамеченной. С другой стороны, днем им в городе появляться опасно. Одежда на них наша, смену добыть неоткуда. Первый же постовой возьмет их на подозрение. Вот теперь и придумай, на что они решатся! – Майор отвернулся, сложил руки рупором, крикнул: – Ерофеев, прошу ко мне!
   Подскочил и козырнул плотно сбитый скуластый лейтенант.
   – Возьмите своих людей, пойдете налево, через солончаки. Обшарьте по возможности широко всю местность. Путь будете держать с таким расчетом, чтобы выйти к селу Тазагюх. Там ждите моих распоряжений. А я засяду в Караджуре. Товарищей из питомника прошу придать группе толкового проводника с собакой. Маршрут ответственный.
   Геворк велел идти Вруйру Тамразяну с Найдой.
   – Полуянова ко мне, Дрнояна ко мне! – потребовал майор.
   Пока он объяснял начальникам групп их маршруты и задания, Геворк подошел к Андрею. Глаза у него при свете фонарей казались на лице черными провалами. Судя по всему, он в эту тревожную ночь чувствовал себя отлично.
   – Андрей, ты пойдешь с майором. Я включаюсь в группу Дрнояна, там, видать, будет горячо. Пока что счет один – ноль в нашу с Маузером пользу.
   Андрей засмеялся, пожал ему руку:
   – Желаю удачи тебе и Маузеру.
   Группы одна за другой уходили в ночь. Не было суеты, беспорядочных пререканий и обычной для такого дела неразберихи. Видимо, все удалось продумать заранее. Кто-то оставался с машинами, кто-то был назначен для связи. Голоса людей теперь звучали приглушенно и деловито.
   – Петро, ты идешь замыкающим!
   – Эй, группа Дрнояна, возьмите вашу рацию!
   В полутьме на Андрея опять надвинулось что-то большое, громоздкое. Отсветы мечущихся огней увеличивали фигуру Геворка.
   – Андрюша, дружок… – За всю жизнь Геворк еще ни разу его так не называл. Сейчас он крепко держал Андрея за плечи. – Дело, как я понимаю, будет опасное. Зря не рискуй. – Он не знал, что еще прибавить и потому спросил: – Понял меня?
   – Чего ж не понять…
   Но Геворку почему-то показалось, что как раз сейчас его и не поняли.
   – Быть осторожным – это не означает, конечно, прятаться в кусты. Понял?
   – И это понял, товарищ начальник.
   – Ну вот. Все, что я могу тебе посоветовать, ты и сам знаешь. Верно? За тебя ведь мне не придется краснеть, правда?
   Возможно, по своему начальственному долгу он говорил это сегодня каждому, кто уходил в ночь по его заданию. Но напутствие согрело сердце. Особенно это ласковое нежданное слово «дружок». И Андрей вдруг почувствовал, как давно и тесно связан с этим придирчивым, иной раз даже обижавшим его человеком.
   – И ты зря не суйся, куда не следует, – проворчал он, пожимая Геворку руку. – Мы ведь тебя тоже знаем!
   Отряд майора Гукасяна двинулся вперед на машине. Дикарь прыгнул на закрытый бортик, как на барьер, и взобрался в кузов. Его пропустили поближе к кабинке. Андрей взял его на короткий поводок.
   Грузовик натужно жужжал и выбрасывал вперед два световых щупальца. По временам он приостанавливался у выбоины или большого камня и как бы задумывался: можно ли дальше? Можно! Снова гудел мотор, и среди пустынных каменных нагромождений метался свет фар, растворяясь в ночи.
   Стало холодно. Андрей уселся на пол и прижался боком к горячему телу дремлющего пса.
   А в кабине, где ехал майор Гукасян, было жарко. Клонило ко сну.
   Молодой женский голос возник в кабине внезапно, словно выплыл из сна:
   – Две девятки… Вызываю две девятки… Вызываю майора Гукасяна…
   Это заговорила рация.
   Майор передвинул рычажок, откашлялся. Все же голос его прозвучал хрипло:
   – Майор Гукасян слушает.
   – С вами сейчас будут говорить…
   Тут же кабину заполнил густой мужской голос:
   – Передаю новые данные. Большая часть бежавших возвратилась в колонию. Утверждают, что Числов отпустил их неподалеку от горки Дувал. Оттуда они сорок километров шли пешком. Единогласно сообщают, что бандиты бросили машину на том же месте, где расстались с ними, и намерены выйти к железной дороге возле пункта Спитак-гет. Что думаете предпринять?
   Гукасян немного подумал. Сна уже не было ни в одном глазу. Голос звучал все-таки хрипло, наверно, простудился.
   – Сообщению о намерении Числова выходить к железной дороге у Спитак-гет не верю. Однако примерно в том направлении у меня движется сейчас группа лейтенанта Дрнояна. Могу дать им по радио соответствующее распоряжение – искать машину у Дувала, бандитов – в районе Спитак-гет. Сам же со своими людьми хотел бы продолжать путь на Караджур и оттуда – к перевалу. Какие будут указания?
   Мужской голос ответил:
   – Поступайте по собственному усмотрению.
 
   Когда грузовик, везущий бандитов, подошел к горке Дувал, было немногим больше четырех часов дня. Порывами налетал ветер. Солнце пряталось за облаками. Ничто тут не радовало глаз. Справа, слева, впереди и позади – только камни. Остро торчащие, будто они пронзили весь земной шар, от центра до поверхности, и гладкие, словно отшлифованные морской волной. А цветом какие угодно – от ржавого до густо-черного. Ветер сдувал верхний земной покров и пылью развеивал его по долине. Но что же тут прятала земля в своей сокровенной глубине? Опять камни. Были среди них огромные, величиной с обеденный стол и даже со скирду сена.
   Вот на такой камень и влез Геннадий Числов. Огляделся. Вокруг стояли его приближенные. Кто разминал ноги после неудобного сидения в кузове автомашины, кто искал хоть какого-нибудь ручейка, чтобы напиться. Еды у них не было, и воды они здесь тоже не нашли.
   – Граждане! – Числов повернулся, ветер ударил ему в лицо и замел бороду на плечи. – Кто из вас считает колонию родным домом, может отправляться к начальнику с повинной. Пообещал я отпустить вас – и вот на этом месте отпускаю. Как вы доберетесь – это ваша забота. Я лично советовал бы вам вызвать такси. А кто со мной на волю, тот слушай внимательно. Машину мы здесь бросаем. Дальше нам на ней не пробиться. Сюда ехали хоть и по бездорожью, но все же одолевали. А тут – вы сами видите, невозможно. И отсюда мы пойдем пешком. А куда – это я вам скажу. Наш путь будет к железной дороге. Витька Визгиленок тут ходил. Витька, как называется станция?
   – Спитак-гет.
   – Сколько до нее?
   – Километров двадцать.
   Помолчали. Подумали. Двадцать километров тоже не шутка!
   – Дьякон, – Васька Короткий поднял руку, как школьник на уроке, – хотя ты и серчаешь, но я опять скажу. Вот ты этот народ отпускаешь в колонию. А они придут и стукнут начальнику: машину бросили там-то и сами подались туда-то. Хорошо это для нас будет?
   – А они не скажут, Вася. Не такие они. Не скажете?
   Возвращающиеся загалдели вразнобой:
   – Мы к вашему побегу непричастны! Вы нас силком с собой утянули!
   – Мы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем!
   – Вот, Вася, какие это золотые люди. Они нас не продадут. Счастливо, ребята! Доброй жизни вам в клетке за решеткой!
   – Не ломайся, Дьякон! – отвечали уже издали уходящие. – Не выставляй себя героем!
   Они торопились. Как бы вожак не переменил решение…
   Но, как только они скрылись из виду, Числов озабоченно приказал:
   – Залазь, братва, обратно в машину.
   Никто не шевельнулся. Очень уж неожиданным было это распоряжение.
   Поглаживая автомат, Короткий лениво проговорил:
   – Дьякон шутит!
   Федор Пузанков выскочил вперед. Его трясло – от холода или от злости.
   – Для чего ты людям голову крутишь? Большого начальника из себя строишь, да? Решили податься на этот Спитак или нет? Теперь твоей левой ноге другого захотелось – скачите все в машину и еще будем куда-то ехать!
   – Феденька, милый человек, – ласково сказал Числов, – я тебя и раньше дурачком считал, а сейчас вижу, что у тебя котелок совсем не варит. Хотите, братва, чтобы я объяснил? Объясню!
   Он подошел к самому краю камня и присел на корточки.
   – В город мы ехать не можем. Почему? Автоинспекция на первом же контрольно-пропускном пункте всех бы нас зацапала: роба на нас лагерная, у шофера прав никаких. Пешком мы бы добирались в город двое суток. Тебе это понятно, Федя, или разъяснить?
   – Отцепись от него, Дьякон, – сказал Визгиленок.
   – Если среди вас есть, кроме Феди, еще дурачки, то, может, кто из них думает, что Геннадий Числов в одиночку не найдет себе путь на волю? Кабы я о вас не думал, а только о себе, то легкая была бы моя дорога. Но я пообещал, что всех выведу. Верите вы мне или нет? А может, разойдемся? Спасайся, кто сумеет!
   – Да что ты! Верим тебе! – наперебой заговорили беглецы. – Как вел, так и веди!
   – Тогда без разговоров давайте в машину!
   Он подождал, пока все влезли в машину и разместились в кузове. Он мог не давать им больше никаких объяснений, и так все покорились теперь его воле. Но у него было хорошее настроение. Пусть они знают, какой он хитрый и как все в точности обдумал.
   – Эх, чудодеи! Так никто из вас ничего и не понимает? Но надо же хоть немножечко шевелить мозгами! Нас будут здесь искать, будут в Спитак-гете ловить, а мы окажемся совсем в другом месте.
   – С чего это они будут нас здесь искать? – спросил кто-то. – Откуда узнают?
   – Да потому, что эти самые ребятишки, которые поклялись молчать перед начальством, – вот они и продадут нас, они и сообщат, где нас ловить нужно! И вот на это я и рассчитываю!
   Он полез в кабину.
   – Поехали! Полный вперед!
 
   Майор Гукасян хоть и дремал, но все видел. Когда на дороге перед машиной появился человек на ишаке и призывно поднял вверх руку, майор сонным голосом сказал:
   – Кому-то мы понадобились… Остановить машину!
   Всадник торопливо спрыгнул на землю.
   При свете фар он углядел милицейскую форму на Андрее, воинскую фуражку майора – и обрадовался.
   – Ой, хорошо! Милиция? Очень хорошо. Ты начальник? Дело к тебе есть.
   Вылезший, чтобы поразмяться, Дикарь осторожно ходил вокруг ишака и, по собачьему обычаю, пытался обнюхать его сзади. Ишак поворачивал голову на гибкой шее, и его огромные уши почти соприкасались с остроугольными настороженными ушами собаки.
   – Дело есть – излагай, – велел майор Гукасян.
   Дело было вот какое. Владелец ишака – чабан, житель селения Караджур. Он с маленьким сыном пасет здесь колхозных овец. Часа три назад показалась машина. В ней было много людей. Что за люди? Откуда? В Караджур автомашины прибывают не часто. Дорога плохая. Чабан хотел выйти навстречу из-за пригорка, предложить свои услуги, спросить: «Кто вы? Куда едете? Не хотите ли отдохнуть у костра, съесть сыру с лавашом, выпить вина?» Хорошо, что он не сделал этого. Люди были хуже зверей. Они ругались, дрались, набросились на машину и разбили окна. Сильный шум подняли. Потом ушли. Спустя пять или десять минут он услышал издали выстрел. Почему стреляли, не знает. Он сказал сыну: «Эти плохие люди пошли в наш Караджур. Садись на своего ишака, бей его палкой, торопись по обходной тропинке как только сможешь. В Караджуре разбуди председателя и все, что мы видели, расскажи!» Сын уехал. Но до села – двенадцать километров. Он беспокоится за сына. Стоял на дороге, смотрел – и вдруг милиция. Очень хорошо!
   – Покажи, пожалуйста, где стоит брошенная машина, – попросил майор.
   – Пожалуйста, покажу. Это близко.
   Гукасян крикнул:
   – Проводника с собакой сюда. Еще шестеро идут со мной. Остальные на машине тихонько едут за нами следом. – И предложил чабану: – Ведите!
   Дикарь понял, что предстоит работа. Из любопытной собаки, заигрывающей с ишаком, он сразу превратился в деловитого пса, не любящего тратить время даром.
   – Нюхай!
   Он возбужденно потянул носом. Ничего подозрительного не обнаружилось. Вопросительно оглянулся на Андрея: «Тут ничего нет, хозяин!»
   Брошенный грузовик действительно стоял неподалеку. Передними колесами он въехал на пригорок, а задние висели над ямой. Дверцы кабины были распахнуты на обе стороны.
   – Товарищ майор! – Андрей козырнул. – Прошу вашего указания, чтобы никто не подходил к машине, пока Дикарь не обнюхает место. Надо узнать, они были на этой машине или кто другой.
   – Пусть собака нюхает, – согласился майор Гукасян, – но только вы ее поторопите.
   Андрей снова с нажимом приказал:
   – След.
   И всегда готовый к работе Дикарь поднял уши, повел над землей чутким носом.
   Теперь он выглядел совсем иначе, чем прежде. Встрепенулся, подобрался, чуть ощетинился, и обернулся на секунду к хозяину, как бы подтверждая: «Нашел, чую, сейчас настигну!» Он обежал вокруг грузовика, поставил передние лапы на подножку, заглянул в кабину и зарычал. Но Андрей сразу понял, что это только от возбуждения. Кабина была пуста. Потом Дикарь, не оглядываясь, не сомневаясь больше, потянул по тропинке, еле видной при свете карманного фонаря.
   – Они, товарищ майор! – крикнул Андрей. – Со всей уверенностью говорю. Разрешите преследовать? Собака рвется вперед!
   – Придержите собаку, – сказал майор.
   Ему хотелось узнать, почему бандиты бросили машину, хотя до Караджура оставалось еще двенадцать километров и проще было бы это расстояние одолеть на колесах.
   Ветровое стекло было разбито, фары тоже. На дверце майор увидел вмятину. Надо так понимать, что в тупом озлоблении колотили по машине чем-то тяжелым, возможно, большим камнем.
   Майор заглянул в кабину и тут же все понял. Ехать дальше они не могли: кончился бензин. И – дурачье злобное! – рассердились, значит, на машину.
   Отсюда они пошли пешком. И где-то там, на тропинке, прозвучал выстрел. Один выстрел, как утверждает чабан.
   В кого они стреляли? Или, может, кто-то стрелял по ним?
   – Выпускайте собаку! – разрешил майор.
   Теперь Андрею пришлось во тьме бежать за Дикарем. Шестеро вооруженных бойцов держались позади. А за ними скорым шагом поспевал тучный майор Гукасян.
   И опять идти пришлось недолго. Дикарь вдруг залаял – сначала недоуменно, а потом часто, с визгливыми нотками. Было ясно, что он испугался.
   Пес стянул Андрея с тропки в сторону шагов на двадцать. Тут были какие-то кусты. В темноте Андрей не разглядел их и ободрал себе лицо. Дикарь бросался грудью на кустарник и тут же с лаем отскакивал обратно.
   – Выходи, кто там есть! – грозно приказал конвоир.
   Ответа не последовало.
   – Уймите собаку, чтобы зря не лаяла, – сказал майор Гукасян.
   Он приблизился, чуть отдуваясь, и сразу всем стало спокойно. В присутствии этого человека все казалось простым, легко разрешимым.
   – Давайте сюда фонарь. Павлов, подсвечивай!
   Майор раздвинул кустарник. На земле в странной позе лежал человек. Руки у него были холодные.
   – Мертвый, – определил майор. – Вытащите из кустов.
   Тело вытащили, положили на спину, направили на лицо луч фонаря.
   Майор негромко сказал:
   – Федор Пузанков…
 
   После того как выяснилось, что бензина больше нет и Василий Короткий с досады ударил прикладом по ветровому стеклу, все они набросились на грузовик и стали камнями крушить железо и дерево – будто именно машина была виновата в их неудаче. К этому времени они были уже очень усталые, голодные и злые. Их особенно пугал холод наступающей ночи. А впереди был тяжкий путь. И никто из них не знал, чем все кончится.
   Геннадий Числов не мешал им. Ждал, пока они успокоятся.
   – Братва, до села Караджур не должно быть далеко. Там мы добудем жратву и отдохнем. Во всяком случае, одно вам скажу: нас на этой тропинке искать не будут. Из всех дорог эта самая трудная. Никто и в мысль не возьмет, что мы можем по своей воле сюда сунуться. Немножко помучаемся, поголодаем, похолодаем, но волю я вам обещаю.
   Он ступил на тропинку. Не оглядывался. Знал, что все остальные пойдут за ним.
   И они пошли.
   Поначалу сильно растянулись.
   Влас Уколов шел последним. Он обогнал одного, другого, пробился вперед и вдруг полез на камень. Было темно, только светил захваченный из машины фонарик в его руке.
   – Братва, – озабоченно протянул он, – может, конечно, я обсчитался… По-моему, нас тринадцать!
   – Ты еще скажи, Минька, что нынче черная пятница! – крикнул кто-то из тьмы.
   – Но зато уж кошка тут нам дорогу не перейдет!
   – Братва, – Уколов упрямо мотал головой, – тринадцать – это плохо.
   Геннадий Числов встал на камень рядом с ним.
   – Не то плохо, что нас тринадцать, а важно, кто из нас тринадцатый…
   Он стал считать людей, указывая на каждого пальцем и называя по имени:
   – Короткий… Я… Минька… Витька Визгиленок… Лалаян. Вот ведь что получается, ребята: тринадцатый-то у нас, оказывается, Федя!
   Он произнес это так значительно, что все поняли – дело принимает какой-то неожиданный оборот.
   – Выйди сюда, Федя, чтоб люди тебя видели. Стань в круг.
   Пузанков заревел, срываясь до визга:
   – Ты со мной в эту игру не играй, Дьякон! Всю дорогу ты меня заедаешь! Не подавиться бы тебе мною! Давай один на один, и поглядим, кто кого!
   Все молчали.
   – Нет, Федя, эту игру не я начал, а ты. Еще в ту минуту начал, когда мы в лагере в машину садились и у тебя, бедняжки, живот заболел. – Он махнул кулаком. – Ты начал, а я только до конца доведу. Вы все помните, ребята, что я обещал, когда сговаривал вас на побег? «Кто меня захочет продать, тот недолго будет жить на свете». Ты помнишь эти мои слова, Федя?
   Пузанков не ответил. Затравленно оглядывался по сторонам. Люди отходили от него. Он стоял теперь один.
   – А ну, скажи, Федор, при всех открыто признай – не продать ли ты нас задумал, когда отказался ехать с нами, а?
   – Нет!
   – Зря, Федя. Теперь-то тебе уж не стоило бы врать, – проговорил Геннадий Числов как бы с сожалением. Он теребил бороду.
   Фонарь на ветке покачивался, и тени, обступившие Пузанкова, то удлинялись, то укорачивались.
   Числов объявил негромко, непреклонно:
   – За то, что ты на наших костях хотел себе лично досрочное освобождение добыть, лишаю тебя жизни. Федя!
   Он легонько прикоснулся к плечу Уколова:
   – Минька, тебе давно хочется выстрелить. Давай!
   И, спрыгнув с камня, пошел вперед.
   Выстрел раздался уже за его спиной.
   Не оборачиваясь, он крикнул:
   – Бросьте его куда-нибудь, чтобы видно не было.
   И опять они пошли по тропинке – один за одним, цепочкой. Фонарь качался где-то впереди. Чтобы не оступиться, идущие сзади клали руки на плечи передних.
   Теперь их было двенадцать. Все молчали.
 
   Но мальчик на ишаке прибыл в Караджур раньше, чем пришли они.
   Село, правда, еще не успело приготовиться к встрече подозрительных людей, но председатель тотчас же послал дежурного будить дружинников. Несколько часов назад в Караджур прибыл участковый уполномоченный милиции – на тот казавшийся почти невероятным случай, если банда в самом деле решится пойти через перевал. И в селе, несмотря на позднее время, сейчас горели огни. По улицам ходили люди. И по всему Караджуру – из конца в конец – стали подавать весточку тревоги прикованные цепями собаки.
   Не доходя до села, Геннадий Числов остановился. Огни в домах насторожили его. Маленькому горному селу сейчас самое время спать. Он прислушался к неумолчному собачьему лаю. Почему такой шум в селе?
   Тут опасно! Тут что-то есть!
   – Остановка, братва, – сказал он. И потише: – Не нас ли тут ожидают?
   Теперь у них было три задачи: немного согреться, поесть и разведать поточнее, что происходит в Караджуре. Потом уже, отдохнув часок, надо идти на перевал. Путь трудный, но если все сложится хорошо, то утром они уже будут в безопасности.
   – Гаси фонарь! – распорядился Числов.
   Ночное небо было совсем близко, и на нем выделялись холодные звезды. Ветер здесь был ледяной – так и чувствовалось, что несколько секунд назад он гладил снега на перевале.
   Чуть в стороне от тропинки стояла большая скирда сена. Вот где можно согреться! Они полезли в сено, бодая его головой, раздвигая плечами, отбрасывая руками. Кто-то первым улегся в берлоге и блаженно вздохнул от охватившего со всех сторон тепла, а рядом валились остальные, кряхтя и прижимаясь друг к другу.