Волков Константин Сергеевич. Звезда утренняя

   - Ну и что же? - спросила Наташа.
   - Угол между траекторией ракеты в момент взлета и орбитой Земли соответственно изменился. Ведь спутник вращался. Изменение это составило, правда, ничтожную величину, которую не смогли уловить наши приборы, а теперь погрешность накопилась, стала заметной и весьма опасной, - ответил астроном.
   - Так в чем же дело? - не выдержала Наташа. - Надо скорее вернуться на правильный путь. Немедленно!
   - Изменить наш курс не так-то просто, - возразил Михаил Андреевич. - Легко сделать поворот вокруг оси нашего корабля, но, чтобы изменить траекторию полета, требуется преодолеть огромные силы инерции, а также притяжение Солнца. Нужно горючее! Нужна энергия!
   - А положение с топливом серьезное, - добавил Виктор Петрович.
   - Давление в баках после столкновения с метеоритом сильно возросло, и утечка оказалась значительной. Горючее вытекало быстро, - пояснил Сандомирский. - За короткое время мы потеряли 1715 тонн бороводородов. Запасы фтора не уменьшились, но это не спасает положения...
   Воцарилось тяжелое молчание.
   Профессор Шаповалов нашел нужным еще больше подчеркнуть угрозу, нависшую над экспедицией:
   - Уже теперь оставшегося горючего явно не хватает на обратный путь. В лучшем случае, истратив последние остатки топлива, чтобы осуществить поворот, мы доберемся до Венеры. А что мы будем делать дальше?
   - Жить и работать! - бросил Красницкий.
   - Жить, но сколько? - возразил астроном. - Атмосфера Венеры едва ли пригодна для дыхания, значит, понадобятся кислородные приборы. Правда, запасы кислорода пока сохранились, но они ограничены. А после? Вы скажете - можно ожидать помощи с Земли. Согласен. Конечно, нас не забудут. Однако смотрите на вещи реально. Радиосвязь практически отсутствует. Когда же придет такая помощь? Спустя значительное время, быть может слишком поздно. Тогда... - И он развел руками.
   Было над чем задуматься, и люди не спешили говорить. Они молчали, углубившись в свои мысли.
   Иван Платонович Красницкий, несмотря на всю трагичность положения, был озабочен теперь не далекими перспективами экспедиции, а более срочными вопросами текущего момента. В прошлом бывалый моряк и мастер на все руки, он как-то незаметно принял на себя обязанности радиста. Сложное оборудование радиостанции, телевизионная связь с Землей, электронная аппаратура управления ракетой - вся эта техника находилась во время полета на его попечении, и он считал себя ответственным за данный участок общего дела.
   Больше всего его угнетал перерыв связи. Именно этот факт целиком поглощал его внимание.
   - Не понимаю! - коротко сказал он, глядя на щит с приборами. - Вся электроника в порядке, а связи нет.
   - В пространстве могут быть помехи, нам неизвестные, - заметил академик. Свойства межзвездной материи изучены недостаточно.
   Спокойный, но деятельный ум Наташи стремился оценить все возможности, какими располагали астронавты для выхода из создавшегося положения.
   - Михаил Андреевич сказал, что горючего на обратный путь не хватит. Но сколько же его осталось и как его можно использовать? - спросила она, обращаясь к Сандомирскому.
   - Мы в состоянии изменить траекторию и лечь на курс, ведущий к цели, ответил командир корабля. - Возможно взять левее, не достигнув орбиты Венеры, оставить ее справа и выйти на орбиту Земли, встретив там свою планету.
   - Короче говоря, еще не поздно вернуться, - уточнил астроном.
   Владимир посмотрел на него, хотел что-то сказать, но промолчал и отвернулся.
   Никто не произнес ни слова.
   Академик внимательно глядел на остальных участников полета. Теперь пришла пора серьезных испытаний для воли и мужества каждого из них. Сам начальник экспедиции внешне был вполне спокоен. Стараясь не показывать остальным ни малейших признаков озабоченности, он смотрел через очки, слегка наклонив голову, и переводил взгляд с одного из своих спутников на другого.
   - Итак, все более или менее ясно, - произнес Виктор Петрович после долгой паузы. - Перед нами два пути. Мы в состоянии исправить курс и достигнуть пели, заведомо отрезав всякую возможность возвращения. Но есть и другая возможность: вернуться на Землю, чтобы повторить попытку в другой раз. Жестокая альтернатива!.. Давайте решать...
   Снова наступило молчание: ведь речь шла о жизни и смерти.
   Смелость и решительность составляли основные черты характера Владимира Одинцова. Этот человек привык смотреть в глаза опасности - постоянной спутнице его рискованной профессии, но сейчас и он не сразу принял решение. Одно дело стремительный маневр, когда приходится молниеносно, почти без раздумья бросать самолет в крутой вираж и мускулы приводят в исполнение команду мозга в считанные доли секунды, и совсем другое, когда требуется холодная, спокойная решимость, сознательно рассчитанный поворот курса, ведущий к неминуемой, но еще нескорой гибели. Здесь нужен не инстинкт, не эмоциональный порыв, а спокойное, холодное мужество.
   Владимир был еще молод, здоров и весел, к тому же любим. Он вовсе не желал смерти, но и не боялся взглянуть ей в глаза. Несгибаемая воля, упорство и настойчивость в достижении цели также были присущи молодому пилоту.
   Он колебался недолго.
   - У меня нет сомнений, - первым отозвался Одинцов. - Надо продолжать полет. Мы обязаны долететь до Венеры и высадиться там. Будем жить, производить свои наблюдения, пока есть силы. Если сумеем, передадим материалы на Землю. Если нет - сохраним... За нами придут другие... Они докончат начатое дело!
   Академик перевел взгляд на Наташу. Она вовсе не была героиней. Простая советская женщина, совсем юная, находящаяся в расцвете молодости и красоты, меньше всего она хотела окружить себя славой мученической смерти. Не стремление к самопожертвованию, а, наоборот, бьющая через край жизнерадостность, непреодолимое желание познавать еще неизвестное привели ее на борт космического корабля. Романтика покорения межпланетных просторов и одновременно глубокая любовь - вот что определяло ее действия.
   Теперь жизнь поворачивалась к ней другой стороной и открывалась перспектива почти неизбежной, возможно и мучительной смерти на чужой далекой планете. Погибнуть так рано и, по сути дела, бесполезно!.. Стоит ли? Жгучий вопрос возник перед Наташей, но и она колебалась недолго. Помимо естественного стремления жить, на ее решение влияло и высокоразвитое чувство долга. Совесть молодой женщины не позволяла ей бросить порученное дело невыполненным. К тому же она любила, а самый близкий ей человек находился рядом, и он сказал свое слово.
   Наташа протянула руку Владимиру, коснулась своими нежными пальчиками его руки, как бы давая понять, что она тут, и выражая тем самым полное единство мнений.
   - Мне кажется, мы просто не имеем права возвращаться ни с чем! - сказала она. - Конечно, умирать никому не хочется, но нельзя забывать и об ответственности. Мы же советские люди и знали, на какой риск идем!.. Если горючего достаточно, надо продолжать полет.
   Академик ничего не сказал в ответ, но и за стеклами очков так много тепла вдруг стало видно в выражении его глаз, что Наташа смутилась, порозовела и отвернулась.
   Виктор Петрович перевел взгляд на Сандомирского.
   Старый военный, бывший генерал-лейтенант авиации, он много раз глядел в глаза смерти. Ему ли уклоняться от опасности при выполнении боевого приказа! И разве лететь во главе эскадрильи тяжелых бомбардировщиков, чтобы уничтожить хорошо защищенный военный объект противника, было менее страшно, чем теперь? У командира космического корабля не было и не могло быть никаких сомнений.
   - Я старый солдат, - спокойно произнес он. - Мне дан приказ, и он будет выполнен!
   Академик посмотрел на Ивана Платоновича, заранее зная его ответ.
   У Красницкого не оставалось на Земле никого из близких. Совершенно одинокий, этот человек не имел никаких привязанностей на далекой сейчас Земле. Друзья, весь мир, все интересы и внимание сосредоточились теперь на космическом корабле и его пассажирах.
   Он вообще ничего не сказал, только молча посмотрел на Виктора Петровича.
   Быстрый, как бы мимолетный взгляд был достаточно выразителен. Академик больше ничего не спрашивал.
   - Все это очень хорошо и благородно! - заметил он, помолчав. - Но ведь главная наша задача заключается не в геройской смерти где-нибудь на Венере, а в том, чтобы выполнить программу научных работ и доставить на Землю собранные материалы. Если мы погубим и самих себя, и результаты наших исследований, пользы будет не так-то много. Взвесьте всё хорошенько, друзья. Не торопитесь...
   Он еще раз обвел всех глазами, как бы желая проверить впечатление, произведенное его словами. Он нарочно приводил возражения, чтобы решение было принято не под влиянием порыва, а строго обоснованно и трезво.
   Снова наступила пауза.
   - Ваше мнение, Михаил Андреевич? - в упор спросил академик, обращаясь к астроному.
   Профессор Шаповалов прекрасно понимал, что мнение большинства уже определилось и возражать практически бесполезно. Можно только потерять престиж в глазах коллектива и заслужить репутацию труса, если настаивать на возвращении. Однако Михаил Андреевич принял участие в экспедиции вовсе не для того, чтобы заслужить посмертное признание. Он совершенно не стремился погибнуть в просторах мирового пространства или на поверхности Венеры. Его ум деятельно работал. Он пытался найти какую-нибудь подходящую аргументацию, чтобы заставить остальных внять голосу благоразумия и вместе с тем сохранить чувство собственного достоинства. Последние слова академика, казалось, открывали такую возможность, и он с радостью за нее ухватился.
   - Виктор Петрович в известной мере прав, - негромко сказал астроном, отводя взгляд куда-то в сторону. - Красивые слова и благородные позы нужны не всегда. Положение серьезное, и от нас требуется разумное решение, а не эмоциональные порывы. Мне лично кажется, что если мы сумеем пройти недалеко от Венеры, затратив известное количество горючего, то вернуться можно с честью. Приоритет, во всяком случае, останется за нашей страной. Пролетая вблизи Венеры, мы сумеем провести много ценных наблюдений, сохраним корабль и самих себя, а следующая попытка, несомненно, окажется более удачной. Она неизбежно будет опираться на наши данные.
   - Испугались, Михаил Андреевич? - вскинул голову Владимир, обрадовавшись возможности уличить астронома в малодушии. - Раненько! Эх!..
   Он хотел сказать еще что-то, но сдержался,
   - Послушайте, Владимир Иванович! - возмутился Шаповалов. - Это же просто невежливо! Я высказал свое мнение, как этого требовал начальник экспедиции, а вы переходите на личности. Я понимаю, молодость горяча, но нельзя же так! Мудрая осторожность порой бывает куда полезнее, чем необдуманный задор...
   - Спокойно! Спокойно, друзья! - вмешался академик. - Михаил Андреевич со своей точки зрения совершенно прав. Не надо горячиться. Следует уважать мнение каждого... Кто еще хочет высказаться?
   Желающих не нашлось. Сандомирский сидел опустив глаза, а Иван Платонович молча смотрел в окно.
   Общее молчание было красноречиво, и академик подвел итоги.
   - Большинство как будто за продолжение полета, - невозмутимым тоном сказал он. - Очень жаль, Михаил Андреевич, что я втянул вас в эту историю, но что делать. Такая у нас с вами, очевидно, судьба.
   - Я ведь говорил, так сказать, принципиально! - заторопился Шаповалов. Не поймите мои слова, как продиктованные личными соображениями...
   - Понятно, понятно! - остановил его Виктор Петрович. - Вообще для споров у нас временя мало. Однако позвольте и мне высказать свое мнение. Товарищи, которые хотят продолжать полет, по-моему, правы. Помните, как люди штурмовали Северный полюс? Одна экспедиция сменяла другую, и в конце концов задача была решена. Но высадка на Венере вовсе не обязательна. В этой части прав до известной степени и Михаил Андреевич. Если мы теперь ляжем на правильный курс, окажется возможным пройти под облаками Венеры и хотя бы рассмотреть се поверхность. Ради этого уже стоит совершить полет... Как начальник экспедиции принимаю решение: мы включим двигатель и продолжим полет с расчетом максимального приближения к Венере. Пройдя вблизи планеты, мы произведем все возможные измерения и вернемся на Землю.
   Академик замолчал, как бы ожидая ответа. Все понимали, что это самое разумное решение при данном положении вещей.
   - Ничего не могу возразить, - согласился Красницкий.
   - Надо сейчас же менять курс! - торопливо сказал астроном.
   - Пойдемте в рубку... - произнес Сандомирский. - Разрешите, Виктор Петрович?
   - Пожалуйста!
   Действительно, каждая минута была дорога - поворот нужно было производить немедленно. Управление перешло в руки командира корабля.
   Сандомирский сам сел за штурвал. Профессор Шаповалов, как штурман, расположился рядом и впился глазами в шкалы приборов. Наступала ответственная минута.
   Для осуществления маневра понадобилось не так-то мало времени. Пилот медленно вращал колесо штурвала. Так же медленно ракета поворачивалась вокруг своей вертикальной оси. Все это было едва заметно для глаз, но далекие звезды стали перемещаться вправо.
   Астроном не отрываясь следил за приборами, сверяясь с таблицей, лежавшей перед ним на столике. Сияющий диск Солнца виднелся за синими стеклами угломерного инструмента и чуть заметно перемещался в поле его зрения. Настал момент, когда центр Солнца совпал с перекрестием прибора. Шаповалов включил ток.
   Послышался мощный рев пламени.
   Корабль рванулся вперед. На этот раз заранее было известно, что ускорение будет незначительным и нет нужды надевать защитную одежду и укрываться в камерах амортизации.
   Пламя двигателя ревело и бесновалось. Стенки ракеты дрожали от напряжения. Командир и штурман внимательно следили за движением стрелок на шкалах приборов.
   Дикий вой пламени прекратился. Снова наступила тишина. Но люди не спешили расходиться. Они всё еще находились под влиянием только что пережитых минут и не хотели оставаться в одиночестве.
   - Я сделал свое дело! - сказал Шаповалов, когда поворот был закончен.
   Астроном поднялся и вытер лицо платком. Он улыбнулся, обвел всех утомленными глазами и продолжал:
   - Теперь всё в порядке. Следите за курсом... Вот новая таблица... Я пойду отдохну.
   И только сейчас все поняли, как устал этот человек и в каком огромном напряжении находился до последнего мгновения его мозг, пока он выполнял необходимые для решения задачи вычисления.
   ГЛАВА XII,
   в которой в поле зрения астронавтов появляется планета Венера
   Прошло еще несколько дней. Ракета все так же мчалась в межпланетных просторах. Теперь в рубке перед пилотом лежала новая схема движения космического корабля, составленная профессором Шаповаловым с помощью электронной счетной машины. Дежурные снова имели возможность ориентироваться во время полета.
   Случай с метеоритом научил многому. Вахту несли так же бдительно, как на боевом корабле в зоне военных действий. Особое внимание уделялось проверке правильности курса. Астроном вычислил новые координаты для каждого дня и часа.
   Крохотные частицы вещества встречались в пути неоднократно, но теперь электронный страж своевременно обнаруживал опасность. Тогда автоматически приходили в действие двигатели ракеты, и она совершала небольшой бросок в сторону. Астронавты знали, в чем дело, и подобные маневры большого беспокойства у них не вызывали. Только вахтенные особенно тщательно проверяли точность установленного курса.
   И вот настал час, когда далеко-далеко впереди, из-за диска Солнца, появилась планета Венера. Описав в космическом пространстве гигантский полуэллипс, ракета приближалась к цели. Утренняя звезда показалась в поле зрения телескопов ракеты. Героем дня стал астроном. Его сообщений все ждали с большим нетерпением, но профессор Шаповалов как назло сделался вдруг молчаливым и замкнутым. Он почти не отходил от своих астрономических приборов и целыми днями сидел в обсерватории.
   - Наступает критический момент, - отвечал он на вопросы о причинах перемены настроения. - Трудности предстоят огромные - ведь мы приближаемся к планете, поверхность которой еще никто никогда не видел. Надо многое узнать, прежде чем пойти на сближение. Мне нельзя терять теперь ни одной минуты. Надо же выяснить, какова атмосфера на Венере, есть ли там горы, какова их высота и тому подобное... Извините, но я очень занят.
   Едва проглотив обед, астроном снова исчезал в обсерватории и склонялся над приборами.
   А между тем Венера с каждым днем становилась все больше и больше. Из далекой звездочки, едва различимой простым глазом, она постепенно превращалась в заметный шар, издали похожий на Луну и тоже имеющий фазы. Сначала она казалась величиной с яблоко, висящее на черном небе среди звезд, но скоро приняла размеры Луны в полнолуние.
   Участники экспедиции все свободное время проводили в рубке и с огромным волнением взирали на таинственное светило, с которым была отныне связана их судьба. Интерес был понятен. Не какой-нибудь новый город, не новая страна, а действительно новый мир, великая тайна должна была открыться их взорам.
   Никому еще не удавалось поднять белоснежное покрывало Венеры. Царица утренней и вечерней зари, как называли ее древние, сияет на небе, окруженная плотной, непроницаемой для глаза атмосферой. Даже теперь, при таком приближении, на ней еще нельзя было рассмотреть никаких подробностей. Одно стало ясно: планета сплошь окутана облаками, которые клубились, громоздились и медленно плавали вокруг нее, не позволяя видеть ничего, кроме бесформенной белой массы.
   Что скрывается за этой завесой? Есть ли там твердая и надежная почва? Быть может, планета покрыта водой кипящих океанов? Быть может, тонкая твердь Венеры то и дело разрывается грандиозными вулканическими процессами? Эти вопросы до крайности волновали всех участников экспедиции. Люди стали нервничать как никогда, осунулись, глаза у всех лихорадочно блестели. Впервые в салоне стали вспыхивать ссоры из-за пустяков. Но астронавты снова смотрели на приближавшуюся Венеру, и все эти ссоры и их причины казались жалкими пустяками в сравнении с величием Вселенной.
   Жизнь на борту космического корабля продолжалась все так же размеренно. Работы хватало на всех. Кроме дежурств во время вахты, каждый выполнял какую-нибудь работу по специальности. Сандомирский и Красницкий проверяли механизмы, наблюдали за работой всей сложной аппаратуры, являвшейся нервной системой корабля. Наташа следила за физическим состоянием астронавтов, вела систематическое наблюдение за температурой путешественников, составом их крови, артериальным давлением. Ученые завершали первую часть своей программы научных наблюдений.
   Часы отдыха путешественники проводили в салоне ракеты, не спуская глаз со светила, с каждым часом занимавшего все больше и больше места в видимой части Вселенной.
   Теперь сверкающий шар Венеры воспринимался глазом как близкий и огромный. Матово-белый и яркий до рези в глазах, он висел среди черной пустоты, затмевая сиянием окружающие светила. Приходилось надевать темные очки, чтобы подолгу смотреть на приближавшуюся планету. На ней все так же клубились и громоздились облака. Не было ни одного разрыва между ними, который позволил бы хоть на мгновение увидеть поверхность планеты. Венера оставалась загадкой даже при таком приближении.
   К Шаповалову теперь было страшно подойти. Он нервничал, так как ничего не мог добиться, несмотря на все свои старания и, безусловно, огромные познания в области астрономии. Ни телескопы, снабженные светофильтрами, ни невидимые лучи радиолокаторов - ничто не могло приоткрыть завесу тайны, которой была окружена загадочная планета. Астроном ходил мрачный, как туча. Его самолюбие ученого никак не могло примириться с мыслью, что, будучи совсем близко от цели и поставленный в исключительно благоприятные условия, он не может прибавить ничего нового к сведениям о Венере, полученным еще на далекой Земле.
   - Надо что-то решать, - сказал он однажды. - Венера остается загадкой. Смотрите!.. Вот здесь, на экране, спектр лучей, отраженных от внешнего слоя атмосферы. Он ясно говорит, что облака Венеры состоят не из водяных паров. Это не те облака, какие мы наблюдаем на Земле. Однако ничего нельзя сказать об их составе и о состоянии нижних слоев атмосферы Венеры.
   - Не следует особенно огорчаться, - спокойно заметил академик. Представьте себе исследователя, который попытался бы изучить атмосферу Земли, находясь далеко за ее пределами. Этот исследователь натолкнулся бы сначала на ионосферу и убедился, что она представляет собой толстый слой сильно ионизированного газа, главным образом азота, то есть абсолютно непригодна для дыхания. Кроме того, он обнаружил бы температуры, достигающие 1000 градусов. Что же он должен был бы предположить? Вероятно, он пришел бы к выводу, что жизнь на Земле невозможна. Между тем воздух у поверхности Земли значительно холоднее и имеет другой состав. То же самое может произойти и с нашими представлениями о Венере. Допустим, что ее атмосфера не содержит на верхней границе ни водяных паров, ни кислорода. Разве это все? Быть может, эти элементы концентрируются значительно ниже?
   - На каких волнах работали? - осведомился Красницкий у астронома.
   - Ни длинные, ни короткие, ни ультракороткие волны - ничего не проникает сквозь эти облака! - с досадой проворчал Шаповалов.
   - Но можно предположить, - заметил опять Красницкий, - что под ними страшная жара. Ведь углекислый газ, которого здесь такое количество, не пропускает инфракрасных лучей. Длинноволновое излучение Солнца может аккумулироваться внизу, как под оболочкой гигантского термоса.
   - Насколько мне известно, - вмешался в разговор академик, - большое количество углекислоты на Венере отмечают все исследователи. Возможно, что это результат вулканической деятельности. Следовательно, углекислота неорганического происхождения. Быть может, за счет этой углекислоты на поверхности планеты существует богатая растительность. Тогда в нижних слоях атмосферы может оказаться и кислород. Может быть, он лишь потому не обнаруживается в спектре, что солнечные лучи не в силах пробиться через мутную атмосферу.
   - Можно строить сколько угодно весьма логичных предположений, - усмехнулся астроном, - беда в том, что в практическом отношении это дает мало.
   - Что делать, дорогой Михаил Андреевич, - ответил ему академик. - Мы для того и прибыли сюда, чтобы выяснить эти вопросы. Если ничего нельзя увидеть, придется спуститься ниже и посмотреть, в чем там дело.
   - Пока что мы летим с закрытыми глазами! - проворчал Шаповалов.
   - Ничего не поделаешь. Вы сделали все, чтобы облегчить задачу, но завеса слишком плотна. Выход один - надо прорваться сквозь нее.
   - Весьма опасный маневр, Виктор Петрович! Во-первых, нам неизвестна толщина облачного покрова над поверхностью планеты. Во-вторых, там могут оказаться высокие горы. Нельзя забывать, что, чем ближе мы будем к поверхности Венеры, тем сильнее будет ее притяжение. Пройдя некоторую критическую точку, мы рискуем оказаться в плену... и, может быть, навеки.
   Яхонтов развел руками:
   - Последнее слово остается за астрономом. Штурман экспедиции должен дать свое заключение.
   Астроном снова удалился в обсерваторию проверять вычисления.
   Видимо, два противоположных чувства боролись в душе этого человека. С одной стороны, он не любил рискованных предприятий и всегда старался держаться "в границах благоразумия". С другой стороны, он все-таки был ученым и обладал известным профессиональным самолюбием, которое не позволяло ему легко отказаться от достижения намеченной цели. Кроме того, он был честолюбив. Именно стремление к известности, к личной славе, к первенству в том или ином научном вопросе и заставляло его порой совершать поступки, несовместимые с благоразумием, иногда брало верх над его осторожностью.
   В данный момент он был во власти мучительных противоречий. Загадочная планета была совсем близко. Ему казалось весьма заманчивым первому приподнять окружающую ее завесу тайны. Было бы весьма досадно вернуться с пустыми руками. Представлялся единственный случай прославить свое имя, добиться мировой известности. Ему уже снились почести, звание академика, доклады в Москве, в Париже, Лондоне... Но и опасность была чрезвычайно велика. Лучше других астроном понимал, насколько рискованной была попытка проникнуть под облачный покров Венеры.
   Шаповалов ходил взад и вперед по своей обсерватории и старался решить, что в данную минуту благоразумнее: убеждать ли своих товарищей, пока еще не поздно, пройти стороной или, наоборот, привести их на самый край бездны, поставить на карту крупную ставку - свою жизнь и жизнь других людей - с целью все выиграть или погибнуть.
   Профессор подошел к окну. Блистающий шар Венеры принял теперь золотистый оттенок. Он висел совсем близко, манил к себе и дразнил переливами красок. Астроном долго смотрел на таинственную планету и о чем-то думал. Потом вернулся к столу и снова принялся за вычисления...
   На другое утро, после завтрака, Михаил Андреевич решил изложить результаты своей работы.
   - Что для нас сейчас самое важное? - начал астроном. - Толщина атмосферы Венеры. Я попытался определить ее, исходя из предположения, что твердое вещество планеты имеет ту же плотность, что и Земля. Дальше нужно было установить, на какую предельную глубину можно погрузиться в облака Венеры, чтобы иметь достаточный запас скорости для выхода из ее поля тяготения. Оказалось, что критическое расстояние - 100 километров от поверхности планеты.