- Я включил двигатель, - рассказывал Владимир, - и слегка повернул руль. Меня сразу же плотно прижало к сиденью. Это всегда так. При выходе из пике. Чувствую, темнеет в глазах. Но тут же все прошло. Поверхность Луны постепенно ушла вниз. Теперь я смотрел на Луну сверху, как при всяком нормальном полете. Снижаться до заданной высоты в 200 километров надо было путем постепенного спуска по спирали. Я включил автоматические приборы управления и перешел к наблюдению. Начиналась самая интересная часть полета - над той стороной Луны, которая не видна с Земли. Да! В течение нескольких часов я летал вокруг Луны. Мне нужно было основательно изучить эту сторону как при солнечном свете, так и во мраке. Сделать снимки на близком расстоянии, причем не только днем, но и в ночное время.
   - Как же можно фотографировать ночью?..
   - Я снимал при помощи осветительных ракет. Правда, на Луне нет плотной атмосферы и нельзя применить парашют...
   - Как же тогда?
   - Закон инерции помогал. Ракеты, выброшенные за борт, летели в ту же сторону с прежней скоростью. Все было предусмотрено!
   Ночные фотографии, которые сделал Владимир, были интересны потому, что на Луне крайне резки температурные колебания. Ночью ее поверхность не только темна, но и охлаждается почти до 150 градусов ниже нуля, а днем, наоборот, раскаляется до 120 градусов. Сравнение снимков одной и той же местности, сделанных в различных условиях, вроде как на Земле летом и зимой, могло дать много нового для науки.
   - Понятно, понятно! - торопила рассказчика Наташа. - Говори скорее, что ты увидел неизвестного. Сгораю от любопытства. А ты сегодня как лекцию читаешь.
   - Удалось разобраться в некоторых спорных вопросах. Сперва я летел высоко. Километров на двести. Но и на такой высоте стало видно многое, чего нет ни на каких картах. Невидимая сторона Луны имеет еще более неровную поверхность, чем известная. Хаос! Первозданный хаос! Беспорядочное нагромождение горных хребтов и ни одного ровного места, ни одной площадки, удобной для посадки. Огромные пространства завалены каменными глыбами.
   - Значит, нелегко будет высадиться на Луне? - заметила Наташа.
   - Труднее, чем на любой другой планете. Я всегда так думал. Но даже без посадки мне удалось обнаружить удивительные вещи.
   - Как ты тянешь! - покачала головой Наташа.
   - Можете себе представить! На той стороне Луны много глубоких трещин. На глаз они протяженностью от 10 до 40 километров. Почти отвесные стены уходят куда-то в недра. А Солнце в эту пору лунных суток светило не прямо, а сбоку, так что свет проникал далеко в глубину одной из таких трещин, довольно извилистой. Длина ее километров пятьдесят, я летел над ней почти целую минуту. И что же получилось? Солнечные лучи позволили заглянуть в ущелье поглубже. Я к этому времени спустился до 50 километров, не выше. И я увидел...
   Наташа, сама того не замечая, в волнении стиснула Володе руку.
   -...я увидел облака! Самые обыкновенные облака! Представьте себе! Они клубились, как дым, в этих провалах. Быть может, то были пары от вулканических процессов, еще про протекающих где-то в недрах планеты. Не знаю. Возможно и другое: в глубине расщелин сохранились остатки лунной атмосферы и даже влаги. Но я видел эти пары совершенно ясно. Фото помогут разобраться, в чем тут дело.
   Наташа на минутку задумалась.
   - А что, если там, внутри, куда не проникают солнечные лучи и не достигают морозы, еще чувствуется внутренний жар и теплится жизнь?
   - Не знаю. Здесь можно строить какие угодно предположения. Есть и другие чудесные явления.
   Людмила Николаевна слушала, не проронив ни одного слова. Она не очень-то разбиралась в этих вещах, в астрономии и астронавтике, но говорил ее сын.
   Владимир опять обратился к Наташе:
   - Ты, может быть, слышала, что многие астрономы заметили, как во время полнолуния, когда обращенная к нам сторона Луны освещена солнцем, темные пятна на лунной поверхности увеличиваются в размерах и чернеют? Это особенно заметно в кратере Платона, но причина остается загадкой. Кажется, я понял, в чем там дело.
   - В чем же?
   Молодой человек заметил любопытство в глазах Наташи. Улыбнувшись ей, он сделал паузу.
   - Это растительность, но своеобразная. Тут, конечно, не может быть и речи о каких-нибудь деревьях или даже кустарниках. Скорее всего это большие колонии черных грибов. Они вырастают и созревают за несколько часов, пока греет солнце, а во время лунной ночи умирают.
   - Как интересно! - Наташа сцепила пальцы и положила руки на колени.
   - Да, много интересного узнают люди. Еще раз переживая полет, Владимир от волнения приподнялся и снова сел на постели:
   - Знаете, дорогие мои, трудно найти слова, чтобы все это как следует описать, рассказать! Вблизи все выглядит иначе, чем с Земли. Мы привыкли думать, будто Луна - это мир, почти лишенный красок. Однообразные серые скалы, черные тени, а вокруг небо как из черного бархата. Ну, звезды сияют. И больше ничего! Так описывают Луну наши книги. А на самом деле все обстоит по-другому. Оказывается, лунный ландшафт богат красками. И самыми яркими! Правда, небо черное, но тени не такие уж густые, как принято думать. Ведь, говоря о Луне, мы обычно забываем об отраженном свете. Как это художники называют...
   - Рефлексы?
   - Кажется, рефлексы. Лучи солнца отражаются в разных направлениях от скал, от неровностей почвы и значительно осветляют... ну, разнообразят тени. А горные породы окрашены в самые различные цвета. Тут и белые скалы, и желтые, и розовые, и синие. Какие угодно цвета! Даже зеленые и красные. Издали Луна кажется одноцветной, все оттенки сливаются в монотонную серость, а вблизи другое дело: лунный пейзаж полон своеобразной красоты. Но он суровый, дикий. Особый колорит придает Луне чернота неба. Понимаете? Как бы подчеркивает всю яркость красок.
   - Понимаю, - кивнула головой Наташа. - Говорят, что Луна - холодный космический труп, вечно сопровождающий Землю. А мне приходит в голову другое сравнение...
   - Какое?
   - Когда ты рассказал это, мне вспомнились пирамиды - саркофаги фараонов. Они тоже скрывали мертвецов. А когда заглянули в эти каменные гробницы, то оказалось, что там скрываются яркие краски - образы давно исчезнувшей жизни.
   - Что-то в этом роде.
   - Так и Луна. Это великолепный саркофаг! Но это так, между прочим. Полет фантазии... Значит, ты облетел Луну несколько раз? И потом улетел обратно?
   - Сфотографировал ее со всех сторон и улетел. Мало того. Я ведь летел очень низко, где еще никто не бывал. Автоматические приборы взяли пробы той среды, в которой пролетала ракета. Если на Луне есть хоть малейшие следы атмосферы, мы узнаем теперь ее состав. Температура Луны до сих пор измерялась на ее изображении в телескопе посредством термопары, как средняя. А мне удалось измерить отдельно температуру освещенных и теневых мест на дневной стороне... Понимаете, как это важно?
   Наташа, видимо, не понимала, почему это важно. Владимир с увлечением объяснял:
   - Как ты не понимаешь! По этим температурам можно будет понять, какие физические явления происходят на Луне. Я собрал много и других данных. Например, о состоянии магнитного поля Луны...
   - Ты у меня молодец! - улыбалась счастливая Людмила Николаевна.
   - Ну вот. Покончив с делами, я отправился в обратный путь. При очередном обороте, когда в поле зрения ракеты снова появилась Земля, я включил двигатель.
   - Но почему ты очутился в Черном море? - спросила Наташа и строго нахмурила брови. - По-мальчишески как-то!..
   Владимир опустил глаза:
   - Я не мог иначе поступить. Послушайте, и вы поймете. До тех пор пока факты не убедят, что современные космические корабли вполне могут совершать посадку на небесные тела, астронавтика будет стоять на месте. Летать вокруг Луны? Этого недостаточно. Пора делать что-то другое. Вот я и рискнул. Тут не озорство, а вперед идти хочется... Надо было доказать возможность и целесообразность посадки на водную поверхность.
   - Ты очень рисковал! - покачала головой Наташа. - И еще неизвестно, чем все это кончится.
   - Чем кончится? Попадет, конечно. Это как пить дать! Но в душе я убежден, что поступил правильно.
   Владимир плотно сжал губы. Он предвидел весьма неприятный разговор с начальством и последующие кары.
   Людмила Николаевна материнским сердцем поняла его настроение.
   - Рассказывай уж до конца.- Она ласково провела рукой по голове сына. - А там видно будет.
   - Да, я нарушил дисциплину! Вместо того чтобы направиться на внеземную станцию, как было сказано в приказе, я прошел стороной, - Владимир показал рукой воображаемое отклонение, - и прямо на Землю! Там, конечно, подумали...
   - На станции?
   - На станции, - кивнул головой Владимир. - Будто ракета потеряла управление. А на самом деле я уверенно вел свой корабль. Начался самый интересный отрезок полета. Земля была близко. Скорость достигла 10 километров в секунду. Можете себе представить! Более 36 тысяч километров в час!
   - Как страшно, Володенька! - вздохнула Людмила Николаевна.
   - Следовало подойти к Земле под некоторым углом. И обязательно со стороны, соответствующей вращению вокруг оси. Понимаете? Надо было догонять Землю, а не лететь ей навстречу. Так легче снизить скорость относительно ее поверхности, а потом постепенно перейти в спираль.
   - Это трудно?
   - Довольно сложная штука. Надо пролететь известное расстояние в верхних слоях атмосферы, возвратиться снова в пустоту, описав эллипс, и тормозить, тормозить... Ну, когда приборы показали, что скорость упала до НУЖНОЙ величины, ракета перешла в полет по окружности. Здесь я выдвинул добавочные стабилизаторы. Они во время полета сложены внизу ракеты, вдоль ее корпуса. Получились как бы крылья. Короткие, но довольно широкие. Эти плоскости давали возможность планирования по мере погружения в более плотную атмосферу. По расчету... у меня, знаете, все было высчитано... я должен был держаться в воздухе до тех пор, пока скорость не упадет примерно до 400 километров в час. Тогда уже не составляло особого труда выйти на широту Крыма. Здесь планирующий полет перешел в падение, и я едва успел выбрать точку для посадки. Ну, а остальное вы знаете.
   Обе женщины громко вздохнули.
   - Удар о воду был ужасен? - спросила Наташа.
   - Удар как удар. Ничего особенного. Со стороны, вероятно, казалось очень страшно. Дело в том, что последние мгновения перед падением мне удалось лететь параллельно поверхности моря. Ракета снабжена аэродинамическими рулями, и они прекрасно действовали при большой скорости в атмосфере. Я потерял сознание не от удара, а от большого нервного напряжения. Ну и от температуры, конечно.
   - А в те часы, когда ракета носилась по волнам? - спросила Людмила Николаевна.
   - Что?
   - Ну, что ты тогда переживал?
   - А я был без сознания. Мать опять вздохнула.
   - Ты же понимаешь, мама, - Владимир даже взъерошил волосы от волнения, надо было начать! Трудно только в первый раз. Теперь, когда будут расшифрованы записи приборов, мы, пилоты, найдем и лучший режим для спуска. Маленькая ошибка все-таки была - в угле подхода к поверхности моря. Поэтому ракета и ударилась слишком сильно. Второй раз будет легче. Она поплывет, как утка...
   - Володенька, - слабо улыбнулась Людмила Николаевна, - ты все говоришь о следующем полете. А мне хотелось бы одного.
   - Чего?
   - Чтобы этот был последним.
   - Это невозможно, мама!
   - Да, знаю, родной. Подчиняюсь неизбежному. Но пойми и ты меня. Ведь мать всегда остается матерью. Каждая мать хочет, чтобы ее птенцу было хорошо и не угрожала никакая опасность. А ты очень беспокойный птенец!
   Вместо ответа Владимир порывисто прижал к своей груди голову матери и с нежностью поцеловал ее седые волосы.
   - Ничего, дорогая, ничего! - приговаривал он. - Чего ты боишься? И разве тебе не приятно, что твой сын добился своего?.. Задача, мамочка, решена! Это главное!
   В дверях палаты показалась дежурная сестра. Она не решалась нарушить беседу, хотя время визита давно истекло. Может быть, Владимир Одинцов действительно нарушил правила и требования дисциплины, но для медсестры он был героем дня.
   Людмила Николаевна ничего не ответила, а Наташа посмотрела на Владимира с каким-то особенным выражением. Глаза ее блестели, и грудь высоко вздымалась под легким черным платьем, которое делало ее строгой и стройной.
   - Ты прав, Володя! - сказала она после минутного молчания. - И в самом деле ты не мог поступить иначе. Я понимаю... - Она покраснела и прибавила: - И горжусь!..
   Владимир глядел на нее не отрываясь.
   - Да, да, я горжусь тобой! Ты смелый! Но мы две слабые женщины. Если бы ты знал, как страшно, когда ты там летишь! Невольно начинаешь думать: что с ним? Из-за малейшей ошибки, из-за какой-нибудь случайности... Ну ладно, об этом потом. Я еще тебе намылю голову, гадкий, гадкий...
   Медсестра в дверях укоризненно и смущенно улыбалась, склонив голову набок.
   Наташа увидела ее и улыбнулась в ответ. Она была счастлива, поэтому ни на кого не могла сердиться.
   Женщины поднялись.
   - Ну, прощай, милый! - сказала Наташа.
   - Прощай, дорогой! - повторила за ней Людмила Николаевна. - Поправляйся скорее. Если бы ты знал, как мы обе ждем тебя домой!..
   Они направились к двери.
   Это было как раз вовремя: из-за спины дежурной сестры уже виднелось хмурое лицо Сандомирского. Еще когда он шел по коридору, Владимир услышал знакомые шаги и в самом ритме их почувствовал гнев. Седые волосы и лихие генеральские усы еще больше оттеняли загар лица. Брови были грозно насуплены. Все это не предвещало ничего хорошего для молодого "мятежника".
   При виде начальника Одинцов сделал попытку приподняться, готов был даже вскочить и вытянуть руки по швам.
   - Лежи, лежи! - махнул рукой Сандомирский и поморщился. - Раз брякнулся на Землю - так лежи!
   У него была отеческая манера говорить с молодыми подчиненными на "ты". Пилот посмотрел на него с удивлением. Этой манеры старик придерживался только в хорошем настроении. Выходит, не так уж он сердит, товарищ Сандомирский? Но Одинцов все-таки почел своим долгом обидеться на небрежные слова начальника.
   - То есть как это "брякнулся", Николай Александрович?
   - Очень просто. Свалился с Луны на Землю, и все.
   - По всем правилам посадил ракету! - возразил Одинцов.
   - Не знаю таких правил, чтобы садиться в Черное море. Посадку считаю вынужденной, значит, аварийной. Следовательно, пилот Владимир Одинцов упал на своем снаряде и оказался в госпитале. Ну, а теперь рассказывай. Как себя чувствуешь?
   - Отлично!
   - Ну и хорошо... А зачем сюда прилетел? Кто позволил?
   - Николай Александрович! Вы же прекрасно знаете... Расчетами доказ...
   - Ничего не доказано. Я их не утверждал! - Сандомирский резко махнул рукой.
   - Но ведь расчеты-то существуют, Николай Александрович! Все вычисления показали, что можно использовать атмосферу для торможения. Использовать - и с полной безопасностью приземлиться. Надо было проверить на практике. Иначе нельзя, если мы хотим идти вперед.
   - Разрешение на такой эксперимент было дано?
   - Николай Александрович!..
   - Не было. Так и запишем. А была такая посадка связана с риском для пилота? Была опасность потерять материальную часть?
   - Вся наша работа связана с риском, Николай Александрович.
   - Риск сведен к минимуму строгими правилами. А твоя попытка - риск непродуманный, необоснованный! Это вопиющее нарушение дисциплины! А еще лучший наш пилот!.. Ума не приложу. Выходит, что совершенно сознательно, невзирая на мой приказ, ты изменил маршрут и взял курс на Землю?
   - Точно так!
   - Зачем же ты это сделал?
   - Не было другого выхода. Вы же никогда не дали бы согласия на такой опыт. А вопрос назрел. Решил пойти на риск.
   - Какой же толк в твоей выходке? Что ты доказал? Посадил ракету на воду без серьезных повреждений? Допустим. Ну, а что дальше? Ведь ты же прекрасно знаешь: первая задача - высадка на Луне, а где там вода?
   Одинцов опустил голову.
   - Никакого смысла в твоей затее не было и нет, а дисциплина нарушена, и серьезно! И где? На внеземной станции! Анархия, произвол! Совершенно недопустимо!..
   Одинцову нечего было возразить против этих справедливых упреков. Он сам знал, что дисциплина на внеземной станции была священной. Малейшее отклонение от нее могло повлечь за собой гибель людей и крушение всего. Он слушал горькие слова Сандомирского и не пытался возражать.
   - И в какое положение ты меня поставил?! - бушевал Сандомирский. - Что мне теперь с тобой делать? Не могу же я прощать подобные вещи. Какой пример для других! Все развалится...
   - Готов нести ответственность.
   - И понесешь!.. Само собою понятно, что продолжать работу наверху тебе больше не придется...
   На лице Владимира Одинцова изобразилось изумление.
   - Да, да! Нельзя доверять космические корабли пилотам, которые позволяют самоуправство. Ракету перегонит на станцию Николаев. А ты, как выйдешь из госпиталя, отправишься в Одессу, на нашу земную станцию. Я поговорю с начальником. Подыщем для тебя дело на Земле. Потом видно будет.
   - Отстраняете от полетов? - вздрогнув от обиды, произнес Одинцов.
   - Безусловно! Как бы хорошо я к тебе ни относился, но тут, братец, иначе не могу поступить. Служба есть служба!
   - Есть... - едва слышно произнес Владимир. Но жесткая, упрямая складка между бровями стала теперь еще виднее. - Есть, товарищ начальник! - повторил он сквозь зубы. - А все-таки я прав, и мой полет не пройдет бесполезно.
   - Что ты хочешь этим сказать? - нахмурился Сандомирский. - Опять за старое?
   - Моя правота доказана. Теперь всем ясно, что космический корабль можно посалить на поверхность планеты, не потратив на это ни одного грамма горючего, если, конечно, есть атмосфера. Для полета на ЛУНУ мой опыт действительно не имеетзначения, а вот для другого...
   - Для чего же именно, позволь тебя спросить? - распушил усы Сандомирский.
   - Я уже сказал: для дальнейших путей астронавтики. Стараясь во что бы то ни стало высадиться на Луне, мы только зря теряем время. Надо идти другой дорогой! Теперь всем ясно, что прежде всего надо лететь на Венеру. Если там есть вода, посадку можно сделать. А вода должна быть.
   Сандомирский тяжело перевел дух:
   - Надо лететь на Венеру или не надо - решат без тебя! Ты совершил серьезный проступок и летать вообще больше не будешь. Никуда!.. По выходе из госпиталя явишься к начальнику Одесской станции. Вот всё.
   Владимир сделал протестующий жест, хотел что-то сказать, но, безнадежно махнув рукой, закрыл глаза и откинулся на подушку. Сандомирский молча вышел из палаты.
   ГЛАВА IV,
   в которой говорится о невзрачных камнях, порождающих замечательные идеи
   Море утихло. Волны лениво набегали на берег, и снова на безоблачном небе сияло солнце. Набережную Ялты заполнила веселая и пестрая толпа отдыхающих.
   Выйдя из госпиталя, Наташа Артемьева рассталась с Людмилой Николаевной и направилась в порт. Ей захотелось побывать на своем любимом месте. В конце мола, ниже маяка, была маленькая, обращенная к морю площадка, где камни создавали подобие скамьи. Отсюда было видно далеко-далеко вокруг, а если смотреть вниз, то становилось немного жутко. Каменная стена почти отвесно уходила в море. Сначала она ясно виднелась сквозь голубоватую, кристально чистую воду, дальше становилась темнее и, наконец, совсем исчезала в бездонной черной глубине. Здесь, на этой уединенной площадке, было хорошо оставаться одной со своими мыслями или, наоборот, безмятежно греться на солнце. Тут был любимый уголок Наташи. Здесь Владимир сказал ей однажды: "Наташа, вы необыкновенная!.."
   Сейчас Наташе вспомнилось еще раз все, что было тогда: незабываемая встреча, упоительный майский вечер, прилетавшая откуда-то музыка.
   Звуки давно умолкли, а вот этот человек становится все более близким: с каждой встречей, с каждым разговором, даже с каждой размолвкой и примирением. Перед ней опять возникло лицо Владимира. Мужественное, открытое, с чистыми мыслями. Такой не обманет, не предаст, не бросит в тяжелую минуту.
   Именно на этой каменной скамье и нашел ее Сережа Николаев, обегавший всю Ялту, когда ему сказали, что Наташя ушла в город.
   - Наталья Васильевна! - крикнул он сверху, размахивая в воздухе фуражкой. - Можно к вам? Я вас по всей Ялте ищу...
   - Конечно, можно, - отозвалась Наташа. - Спускайтесь сюда!
   Юноша не стал утруждать себя длинным путем по лестнице, а одним прыжком перескочил через перила и очутился в Наташином убежище.
   - Я видел Сандомирского... - начал он.
   - Ну?
   - Плохи наши дела! - продолжал Сережа, устраиваясь рядом на камне. - Он был у Володи...
   - Я знаю. Мы видели его в коридоре.
   - Ну вот: учинил жестокий разнос и отстранил Володьку от полетов.
   - Что вы говорите!
   Наташа помрачнела. Некоторое время она молчала и смотрела на море. Сережа, всегда терявшийся в присутствии девушки, тоже молчал, не решаясь нарушить ход ее мыслей.
   Хорошо зная своего жениха, Наташа понимала, что значит для него лишиться своего любимого дела. Для такого человека быть прикованным к земле означало то же самое, что птице сидеть со связанными крыльями.
   - Куда же его теперь? - спросила она с тревогой.
   - В Одессу. На ракетодром. Будет водить наземные пассажирские корабли. "Ракетным извозчиком" станет. Спокойно, но скучновато Сандомирский даже не позволил ему привести обратно "КР-105". Перегон корабля на внеземную станцию поручен мне.
   Рассеянно покачивая ногой, Наташа смотрела вниз. В прозрачной воде плавали голубоватые медузы и иногда мелькали темные силуэты проворных рыбешек.
   Набежала волна и неожиданно подхватила и выкинула на берег одну такую серебристую рыбку. Рыбка затрепетала, забилась, но ей удалось соскользнуть в родную стихию, и она радостно скрылась в воде.
   - Ничего. - Произнесла девушка, - Володя умный. У него сильная воля. Все это тяжело, но он справится... Ведь никакого преступления он не совершил. Только поторопился немного. Скажите откровенно, Сережа...
   - Что?
   - Нельзя ли было идти другим путем? Или лететь на месяц позже, но подготовившись как следует?
   Сережа вертел в руках фуражку с белым чехлом на тулье:
   - Видите ли. Наташа... В каждом новом деле сталкиваются разные взгляды. Тут речь шла не о месяце, а о годах. Сандомирский вообще не любит торопиться. По его мнению, надо сначала летать вокруг Луны, накопить опыт.
   - Что ж - заметила Наташа, - тут тоже есть своя логика и мудрая осторожность.
   - Конечно, есть. НУ, а нам не терпится. Вот и получаются расхождения. Сколько было споров!.. У нас больше не оставалось никакой надежды на согласие командования. Владимир пошел на риск. Если бы не он, то же самое сделал бы я или Саша.
   - И вы тоже правы по-своему, - улыбнулась Наташа. - Знаете, я до сих пор под впечатлением рассказа Владимира. Невольно позавидуешь. Увлекательное ваше дело! Как в сказке! Видеть другие миры, где еще никогда не было человека! Понимаю, что вам не терпится. Ах, как жаль, что нельзя быть рядом с Володей!..
   - Как - рядом?
   - Летать вместе с ним.
   - А почему бы не так? Первая научная экспедиция на любую планету - и понадобятся люди самых разных специальностей. А вы геолог. Профессия подходящая...
   Совершенно бескорыстно Сережа готов был сделать для Наташи все, что было в его силах, - даже взять ее в межпланетное путешествие.
   - Но мало у нас занимаются звездоплаванием, - продолжал он. - Вот в чем беда! Главное, надо создать интерес в научных кругах. Тогда дело пойдет. Очень осторожности много. Того нельзя, это еще рано. Вот и сидим...
   Наташа смотрела куда-то далеко и не сказала ни слова в ответ. Сергей тоже замолчал, понимая переживания девушки.
   - Знаете. Сережа, - вдруг встрепенулась Наташа, - я плохо разбираюсь в ваших делах. Скажите мне. Только по честному! Принес пользу полет Владимира или не принес?
   Сережа ответил не сразу.
   - Я скажу так - произнес он после некоторого раздумья: - если считать, что первую высадку мы должны произвести на Луне, потому что она самая близкая к нам планета, то большого толку от эксперимента Владимира нет. Конечно, он практически доказал возможность торможения наших космических кораблей атмосферой. А какая атмосфера на Луне? И влаги там тоже нет. Значит, все это ни к чему. Но ведь есть и другие возможности. Зачем лететь на Луну, раз там нет никакой жизни? Быть может, лучше полететь, к какой-нибудь другой планеты где есть атмосфера и моря...
   Неизвестно, долго ли продолжалась бы эта беседа, но ее прервало неожиданное обстоятельство. Внимание молодых людей привлекла белая точка далеко на горизонте, с западной стороны. Она быстро увеличивалась в размерах.
   - Сережа, что это там? В море?
   Сергей всмотрелся, прикрыв глаза рукой:
   - Для парохода это слишком быстро. Для самолета - низко. Что-нибудь среднее.
   - Глиссер?
   - Вероятно.
   - Пойдем скорее на пристань! Наташа и Сергей быстро взобрались на мол и побежали к причалу дальних сообщений. Там уже собралось много народу.
   Прибытие корабля всегда волнует воображение. Он приносит с собой пленительный воздух путешествий, заставляет человека подумать о далеких странах и морях, где чудесные острова, стройные пальмы, тропические леса... Так уж повелось, что во все времена, во всех портах миря население сбегается на берег, когда приходят корабли. Большинство не ждет никого, все близкие дома, но людей влечет в порт, чтобы увидеть свидетелей другой жизни. Наташа бежала быстро-быстро. За ней спешил Сергей.