Страница:
— Ты пьяна? — не выдержав, перебил генерал.
В ответ раздался гомерический смех.
— Тебе известно, что мысль материальна и при случае может убивать? Святая месть осуществится!
— Может, лучше пойдешь и проспишься? — предложил Роман Анатольевич. — Увидишь во сне, что я подвергаюсь поверхностному обгрызу. Надеюсь, это сделает тебя счастливой. Спокойной ночи.
— Подожди!!! — взвыла женщина.
— Ну что еще? — недовольно поморщился генерал.
— Подключись к серверу «страшная месть. ру».
В трубке раздалось мерзкое хихиканье, сменившееся короткими гудками.
— «Страшна яместь. ру», — недоуменно повторил Роман Анатольевич. — Это еще что за хренатень?
Сунув мобильник в карман, он подошел к компьютеру, включил его и, раздраженно стуча пальцами по клавиатуре, загрузил нужную электронную страницу.
— Ё-моё! — сдавленным голосом прохрипел Красномырдиков, с ужасом вчитываясь в ярко-синие строчки текста на светящемся белом экране.
«СТРИПТИЗЕРШИ ЧУЮТ ДОЛЛАРЫ ЗАДНИЦАМИ»— заглавными буквами набрал на компьютере Денис Зыков.
Откинувшись на спинку вращающегося кресла, молодой выпускник факультета журналистики с отвращением посмотрел на дело своих рук. Разве об этом он мечтал, поступая в университет?
Денис с детства презирал «желтую прессу», беззастенчивых и наглых папарацци, гоняющихся за сенсациями, как моряк за пьяной шлюхой, и более продажных, чем тайский бордель.
«Я никогда не буду таким», — с гордостью думал Денис.
Такой, как он, не станет заискивать перед блядоватыми актрисульками в надежде разжиться интервью об их очередном бойфренде, сексуальных предпочтениях или планах на будущее. Никаких досужих сплетен, никакого тошнотворного копания в чужом грязном белье. Это не для него.
Денис Зыков непременно сделается одной из ключевых фигур российской журналистики. Он будет видным политическим обозревателем, а то и ведущим серьезной, но необычайно популярной телепрограммы, и знаменитостям придется занимать к нему очередь и сражаться друг с другом за право дать ему интервью. Когда именно это случится, Денис не знал, но не сомневался, что так оно и будет.
Поскольку на данный момент знаменитости даже не подозревали о его существовании, а просторный рабочий кабинет с видом на Кремль и набережную Москва-реки существовал только в его воображении, Денис зарабатывал себе на хлеб, пописывая похабные статейки в «Мега-СПИД-Экспресс».
Зыков тяжело вздохнул и снова склонился над клавиатурой компьютера.
На хрен сдался России этот День национального суверенитета, то бишь День независимости?— написал он. — От кого это мы вдруг стали независимыми? От колониального гнета или от самих себя?
Новые времена требуют новых праздников. В соответствии с веяниями времени владельцы казино «Господи, помилуй!» составили перечень возможных новорусских праздников и даже начали планомерно внедрять их в жизнь.
Искупавшись в шампанском в День Нового Русского и от души постреляв в тире казино в День Бандитских Группировок, обозреватель «М-С-Э» стал свидетелем уникальных достижений отечественных стриптизерш.
До вчерашнего дня единственной дамой, способной попой угадывать номиналы купюр, заткнутых поклонниками сзади под резиночку мини-трусиков, считалась японская стриптизерша Пизидочи Никомуси из Осакского стрипбара «Мудохоси-дохреноси».
Гордость российского стриптиза — золотые девочки Мадонна-плюс и Маша-булочка не только угадывали своими попками достоинства купюр, но и отличали фальшивые доллары от настоящих.
Мастерство есть мастерство. Как говорится, его не пропьешь…
Денис немного подумал, и наконец поставил под статьей свой литературный псевдоним: Жора Турецкий.
Затем он снова перечитал заметку и покачал головой.
— Нет, — твердо сказал Зыков. — Больше так жить нельзя.
Телефонный звонок, раздавшийся по закону подлости в самый неподходящий момент, выдернул Максима Лизоженова из объятий несовершеннолетней Сусанны Потебенько, путанки из Запорожья, неожиданно вообразившей себя певицей, а его, то есть Максима, — трамплином, с которого она совершит головокружительный прыжок к славе, деньгам и успеху.
Услышав голос синяевского авторитета, Лизоженов вспотел от страха. Психоз не имел обыкновения беспокоить его по ночам.
«Мало ли что могло ему понадобиться», — мысленно успокаивал себя Максим.
«А что, если он узнал?» — гнусно нашептывал ему на ухо внутренний голос.
«Заткнись! — грубо приказал внутреннему голосу Лизоженов. — Ничего конкретного ведь не было сказано. Просто Психоз приказал немедленно явиться к нему в особняк. Это ничего не значит. Может, ему нужны билеты на концерт!»
— Ты куда? — подозрительно поинтересовалась Сусанна.
— Дела, — коротко пояснил Максим.
— В юбке? — спросила девушка.
— Что «в юбке»? — не понял Лизоженов.
— Они в юбке, твои дела? — уточнила Потебенько, цепко хватая Максима за обмякший член. — Балдырка звонила?
— Чего? — опешил тот. — Какая еще балдырка?
— Ну-у… балдырка. Женщина, значит. У тебя что, есть другая? Тоже в артистки метит, бикса бановая?
— Какая, к чертовой матери, другая женщина, — разозлился Лизоженов, осторожно высвобождая свое мужское достоинство из острых перламутрово-красных коготков. — Это начальство. По работе. И что еще за бикса? На каком языке ты, мать твою, объясняешься?
Сусанна разочаровано посмотрела на Максима. Такого вопиющего невежества от деятеля шоу-бизнеса она не ожидала.
В ответ раздался гомерический смех.
— Тебе известно, что мысль материальна и при случае может убивать? Святая месть осуществится!
— Может, лучше пойдешь и проспишься? — предложил Роман Анатольевич. — Увидишь во сне, что я подвергаюсь поверхностному обгрызу. Надеюсь, это сделает тебя счастливой. Спокойной ночи.
— Подожди!!! — взвыла женщина.
— Ну что еще? — недовольно поморщился генерал.
— Подключись к серверу «страшная месть. ру».
В трубке раздалось мерзкое хихиканье, сменившееся короткими гудками.
— «Страшна яместь. ру», — недоуменно повторил Роман Анатольевич. — Это еще что за хренатень?
Сунув мобильник в карман, он подошел к компьютеру, включил его и, раздраженно стуча пальцами по клавиатуре, загрузил нужную электронную страницу.
— Ё-моё! — сдавленным голосом прохрипел Красномырдиков, с ужасом вчитываясь в ярко-синие строчки текста на светящемся белом экране.
«СТРИПТИЗЕРШИ ЧУЮТ ДОЛЛАРЫ ЗАДНИЦАМИ»— заглавными буквами набрал на компьютере Денис Зыков.
Откинувшись на спинку вращающегося кресла, молодой выпускник факультета журналистики с отвращением посмотрел на дело своих рук. Разве об этом он мечтал, поступая в университет?
Денис с детства презирал «желтую прессу», беззастенчивых и наглых папарацци, гоняющихся за сенсациями, как моряк за пьяной шлюхой, и более продажных, чем тайский бордель.
«Я никогда не буду таким», — с гордостью думал Денис.
Такой, как он, не станет заискивать перед блядоватыми актрисульками в надежде разжиться интервью об их очередном бойфренде, сексуальных предпочтениях или планах на будущее. Никаких досужих сплетен, никакого тошнотворного копания в чужом грязном белье. Это не для него.
Денис Зыков непременно сделается одной из ключевых фигур российской журналистики. Он будет видным политическим обозревателем, а то и ведущим серьезной, но необычайно популярной телепрограммы, и знаменитостям придется занимать к нему очередь и сражаться друг с другом за право дать ему интервью. Когда именно это случится, Денис не знал, но не сомневался, что так оно и будет.
Поскольку на данный момент знаменитости даже не подозревали о его существовании, а просторный рабочий кабинет с видом на Кремль и набережную Москва-реки существовал только в его воображении, Денис зарабатывал себе на хлеб, пописывая похабные статейки в «Мега-СПИД-Экспресс».
Зыков тяжело вздохнул и снова склонился над клавиатурой компьютера.
На хрен сдался России этот День национального суверенитета, то бишь День независимости?— написал он. — От кого это мы вдруг стали независимыми? От колониального гнета или от самих себя?
Новые времена требуют новых праздников. В соответствии с веяниями времени владельцы казино «Господи, помилуй!» составили перечень возможных новорусских праздников и даже начали планомерно внедрять их в жизнь.
Искупавшись в шампанском в День Нового Русского и от души постреляв в тире казино в День Бандитских Группировок, обозреватель «М-С-Э» стал свидетелем уникальных достижений отечественных стриптизерш.
До вчерашнего дня единственной дамой, способной попой угадывать номиналы купюр, заткнутых поклонниками сзади под резиночку мини-трусиков, считалась японская стриптизерша Пизидочи Никомуси из Осакского стрипбара «Мудохоси-дохреноси».
Гордость российского стриптиза — золотые девочки Мадонна-плюс и Маша-булочка не только угадывали своими попками достоинства купюр, но и отличали фальшивые доллары от настоящих.
Мастерство есть мастерство. Как говорится, его не пропьешь…
Денис немного подумал, и наконец поставил под статьей свой литературный псевдоним: Жора Турецкий.
Затем он снова перечитал заметку и покачал головой.
— Нет, — твердо сказал Зыков. — Больше так жить нельзя.
Телефонный звонок, раздавшийся по закону подлости в самый неподходящий момент, выдернул Максима Лизоженова из объятий несовершеннолетней Сусанны Потебенько, путанки из Запорожья, неожиданно вообразившей себя певицей, а его, то есть Максима, — трамплином, с которого она совершит головокружительный прыжок к славе, деньгам и успеху.
Услышав голос синяевского авторитета, Лизоженов вспотел от страха. Психоз не имел обыкновения беспокоить его по ночам.
«Мало ли что могло ему понадобиться», — мысленно успокаивал себя Максим.
«А что, если он узнал?» — гнусно нашептывал ему на ухо внутренний голос.
«Заткнись! — грубо приказал внутреннему голосу Лизоженов. — Ничего конкретного ведь не было сказано. Просто Психоз приказал немедленно явиться к нему в особняк. Это ничего не значит. Может, ему нужны билеты на концерт!»
— Ты куда? — подозрительно поинтересовалась Сусанна.
— Дела, — коротко пояснил Максим.
— В юбке? — спросила девушка.
— Что «в юбке»? — не понял Лизоженов.
— Они в юбке, твои дела? — уточнила Потебенько, цепко хватая Максима за обмякший член. — Балдырка звонила?
— Чего? — опешил тот. — Какая еще балдырка?
— Ну-у… балдырка. Женщина, значит. У тебя что, есть другая? Тоже в артистки метит, бикса бановая?
— Какая, к чертовой матери, другая женщина, — разозлился Лизоженов, осторожно высвобождая свое мужское достоинство из острых перламутрово-красных коготков. — Это начальство. По работе. И что еще за бикса? На каком языке ты, мать твою, объясняешься?
Сусанна разочаровано посмотрела на Максима. Такого вопиющего невежества от деятеля шоу-бизнеса она не ожидала.
— Бановая бикса — это вокзальная проститутка, — пояснила девушка. — А чего это вдруг ты понадобился начальству посреди ночи?
— Вот это уже не твое дело! — натягивая брюки, отрезал Лизоженов. — И вообще, будешь возникать — не поведу на прослушивание.
Психоз внимательно и нарочито медленно оглядел Максима с головы до ног. Сын поэта явно нервничал. Интересно, с чего бы? Кажется, он догадывается, с чего. Нервничает — значит совесть нечиста.
— Ширинку застегни, — посоветовал синяевский авторитет.
Лизоженов вздрогнул и схватился за молнию, лихорадочно дергая ее вверх.
— С бабой был? — поинтересовался Психоз.
— Ага, — кивнул Максим. — С балдыркой.
Психоз удивленно вскинул брови.
— С каких это пор ты на блатном жаргоне заговорил?
— Учиться никогда не поздно, — пожал плечами Лизоженов. — Феня нынче в моде. Молодежь больше не хочет в космонавты. Согласно последнему опросу в московских школах, 48 % подростков мечтают стать бандитами, и лишь 26 % подумывают о карьере бизнесмена. Надо приспосабливаться к требованиям времени. У меня тут даже идейка насчет шлягера возникла в духе Шуфутинского. Как тебе:
Где же ты теперь, моя балдырка?
Упекли менты тебя в Бутырку…
— Ничего, — кивнул головой Психоз. — За душу цепляет. А дальше как?
— Не знаю, — пожал плечами Лизоженов. — Пока не придумал.
— Хорошо, но малость вяловато, — задумчиво произнес синяевский авторитет. — Лирики много. Я бы начал покруче. Нечто вроде:
Упекли балдырку фраера из МУРа,
Укатали девку в Нарьян-Мар…
— Да, это будет подинамичней, — согласился Максим. А если еще и музычку сделать — смесь Рикки Мартина с Майклом Джексоном, полный отпад получится — и в плагиате никто не обвинит. Так зачем ты меня звал?
Психоз снова внимательно посмотрел на Лизоженова. До него уже доходили слухи о том, что парень химичит с наркотиками — разбавляет товар сахарной пудрой, а наваренные денежки кладет себе в карман. Если слух подтвердится, придется принимать меры. Очень неприятные меры.
«Жаль придурка, — подумал Психоз. — Идиот, но забавный. Знает же, что мафию нельзя обманывать — а все равно ворует. До чего человека жадность доводит. Впрочем, в России все крадут. Это как национальная болезнь. Если всех воров убивать, в Москве останутся одни иностранные посольства. Ну, шлепну я кретина, а что толку? На его место другой придет, еще больше воровать будет».
Несмотря на ходившие о нем страшные слухи, в глубине души Психоз был человеком мягким и незлобивым. В нем словно уживались два разных существа. Для общения с темной, опасной и агрессивной стороной внешнего мира, представленной ментами, фээсбэшниками, бандитами конкурирующих группировок и не по делу борзеющими синяевскими братками, Психоз пускал в ход свое «отмороженное» «альтер эго», при необходимости полностью «съезжая с катушек», за что, собственно говоря, он и получил свою кличку.
Психоз обладал уникальной способностью мгновенно переключаться от расслабленной мягкости и благодушия к маниакальной жестокости психопата, а потом почти без перехода становиться вдруг трезвым и рассудительным.
Подавляя оппонентов симуляцией временного помешательства, изображая безжалостного холодного убийцу или трезвого расчетливого бизнесмена, Психоз ни на минуту не забывал, что он играет. Он словно наблюдал себя со стороны и оценивал свою игру, иногда рукоплеща самому себе, а иногда подмечая собственные ошибки и погрешности.
Лишь оставаясь наедине с собой, Психоз позволял себе расслабиться, переключаясь на личность, которую он считал своим истинным «Я», и которую он никогда не показывал ни друзьям, ни врагам, ни даже любимым женщинам. Корни такой странной, почти шизофренической двойственности уходили в глубокое прошлое.
В розовом социалистическом детстве Миша Губанов еще не был Психозом. Мама величала его Зайчиком и Пусиком, а папа — Засранцем и Лизуном. «Лизунами» на блатном жаргоне называлась шпана и мелкие воришки.
Бесцветная, серая и незаметная, как мышка, Мишина мама работала приемщицей в химчистке, а отец был участковым милиционером. Мама скрепками пришпиливала к грязной одежде миниатюрные идентификационные бирочки и выписывала бесконечные квитанции, а отец пил и крутил роман с проживающей на подведомственной ему территории самогонщицей Анфисой.
В короткие промежутки между стиркой, готовкой, уборкой и бесконечным штопаньем мужниных носков, Людмила Губанова запоем читала истории о любви и жизни высшего общества, перевоплощаясь в графинь, королев, куртизанок и роковых дам полусвета. Она настолько глубоко погружалась в свою внутреннюю жизнь, что переставала замечать царящее вокруг убожество.
Волоча неподъемные авоськи по вязкой, как тина, грязи, Губанова слышала звуки клавесина и уносилась в запряженной шестеркой лошадей золоченой карете к воротам своего замка. Она была герцогиней Альба, в обнаженном виде позирующей молодому Гойя, Клеопатрой, ожидающей возвращения Марка Антония, Эдит Пиаф, внимающей рукоплесканиям зрительного зала, она была звездой подиумов и балериной, целомудренной белокурой девственницей и сводящей мужчин с ума хищной роковой брюнеткой.
Людмила мечтала, чтобы роскошная жизнь, о которой она могла только грезить, стала реальностью для ее сына. По ночам перед сном, склонившись над кроваткой маленького Миши, Губанова повторяла, как заклинание, что ее сын обязательно станет великим музыкантом, великим художником, великим актером, великим писателем или поэтом — не важно кем, но главное — великим.
Мишины фотографии будут печатать во всех газетах и журналах, его будут показывать по телевизору, и тысячи поклонниц будут слать ему восторженные письма и умирать от неразделенной любви.
Как всякий великий человек, мамин Зайчик должен был вырасти благородным, щедрым и великодушным, обладая, помимо этого, всеми остальными мыслимыми и немыслимыми достоинствами положительных героев столь обожаемых Людмилой Губановой любовных романов.
Артем Губанов, отец Психоза, по вечерам напивался, лежа на диване перед телевизором. Подзатыльником выгнав на кухню жену, он начинал воспитывать сына, ковать из него «настоящего мужика с яйцами», растолковывая ему по-мужски, что к чему и что почем в этом поганом мире.
Одной из излюбленных тем участкового инспектора были пытки, с помощью которых бравые менты лихо раскручивали сидящих в несознанке подозреваемых. Именно за непомерное пристрастие к истязаниям чересчур ретивого опера с Петровки в свое время низвели до уровня простого синяевского участкового.
— В-все начальники — с-суки, — изливал наболевшее пьяненький Губанов-старший. — Он-ни тебе никогда не скажут — в-выбей, м-мать твою так, из этой п-падлы чистосердечное п-признание. Н-нет. Т-тебе лишь велят в т-такие-то сроки получить нужные показания от гр-ражданина такого-то. Н-не получишь показаний — ты п-по уши в дерьме.
Шмыгая носом, Зайчик-Засранчик слушал откровения родителя. В методах не оставляющих следов истязаний советская милиция не придумала ничего нового и оригинального. Да и к чему было изобретать велосипед, если к ее услугам был обширный многолетний опыт царской охранки и НКВД, гестапо и КГБ, иранского САВАКа и польской дефензивы. Менялись лишь названия приемов, но не сами приемы. Главная заповедь мента — пытай, не оставляя следов. Не оставляя следов и, естественно, не попадаясь. Попался — значит дурак, а глупости начальство не прощает.
«Парашют». Человека поднимают за руки и за ноги и плашмя кидают на пол. Следов никаких, зато ощущения — словно ты стал отбивной котлетой.
«Слоник». На голову подозреваемого одевают противогаз и пережимают трубку до тех пор, пока глаза не полезут на лоб. Короткий вдох — и по новой.
«Марьванна» или «Попугай» — когда голову засовывают между колен, руки и ноги сковывают наручниками и катают получившийся обруч по полу, пиная по согнутому позвоночнику. Еще эффективнее — колотить резиновой палкой по голым пяткам — нервных окончаний полно, а синяков не остается.
«Карандашик» — сдавливание пальцев подследственного с зажатым между ними карандашом.
Миша слушал истории о том, как иногда кретины подследственные умирали под пытками. Заключение медиков всегда было одним и тем же — смерть от естественных причин, судмедэксперты ведь свои в доску, что надо, то и напишут. Хреново, конечно, когда подследственный на допросе загибается, но ничего не поделаешь — во всяком деле бывают издержки производства.
— Власть не может без насилия, — поучал мальчика бывший опер. — Власть лицемерна. Ни для кого не секрет, что во многих случаях лишь жестокие пытки в соединении с другими приемами оперативной работы позволяют изобличить преступника. Власть дает на пытки свое молчаливое согласие. Главное условие — не попадаться. Когда ты идешь на захват, нет времени разбираться, кто виновен, кто невиновен. Лучше я сто раз в полную силу ударю сотню людей, чем кто-то один воткнет в меня перо. Пусть это жестоко, но справедливо. Мент не может быть добрым и вежливым.
Приходишь, например, к свидетельнице, а она ни в какую без повестки идти в отделение не хочет. А у нас нет времени писать повестки, иначе задержанного придется отпустить. Сориентируешься по ситуации, если сама с криминалом связана и ясно, что вонять не будет, то припугнешь, а то и врежешь ей пару раз, пообещаешь по стенке размазать — как миленькая пойдет!
Миша слушал отца, и ему становилось страшно, но еще больше он боялся показать свой страх. Ведь мама говорила ему, что он будем самым храбрым, самым сильным, самым умным, самым великим, самым знаменитым. Он не имел права разочаровывать маму, ведь он так любил ее. Разочарование могло ее убить. Она сама однажды так сказала. Миша поклялся себе, что никто никогда не увидит его страха.
Когда мальчику исполнилось восемь лет, Людмила, несмотря на протесты мужа, купила ему крошечную скрипку и отдала в музыкальную школу. Преподаватели выдержали ровно полгода, а потом тактично объяснили Мишиной маме, что при всем желании сделать из ее ребенка второго Паганини ну никак не удастся. Не то, чтобы мальчик не старался, но для игры на скрипке необходим музыкальный слух и хоть какое-то чувство ритма. Ни того, ни другого у ее сына не обнаружилось.
Людмила была в отчаянии, хотя всеми силами это скрывала. Миша был готов убить себя. Он так старался не разочаровать мать, но у него ничего не получилось.
Потом он последовательно ходил в кружок рисования, в кружок скульптуры, в кружок литературного творчества, в хор, на фигурное катание. Мальчик старался изо всех сил, но над ним словно висело проклятие. Раз за разом он разочаровывал Людмилу. Когда Мише было тринадцать лет, Губанова умерла. Врач сказал, что у нее было слабое сердце.
«Это не так, — подумал Миша. — Это я разбил сердце своей матери».
Перед ним оставался открытым только один путь. Артем Губанов хотел, чтобы сын пошел по его стопам. Он учил мальчика драться и стрелять. Напиваясь, он избивал его, обучая переносить боль. Однажды Миша сам попросил отца пытать его так, как он пытал подследственных. Когда Артем изо всей силы сжал его руку с зажатым между пальцами карандашом, мальчик истерически расхохотался. Боль возбуждала его, а тщательно скрываемая ненависть к отцу придавала ему силы. Неожиданно Миша понял, что выдержит все. Он больше не боялся боли, не боялся смерти. Он словно наблюдал со стороны за самим собой, играющим роль. В этот момент Миша Губанов превратился в Психоза.
К перекладине была подвешена табличка, гласящая:
— Вот это уже не твое дело! — натягивая брюки, отрезал Лизоженов. — И вообще, будешь возникать — не поведу на прослушивание.
Психоз внимательно и нарочито медленно оглядел Максима с головы до ног. Сын поэта явно нервничал. Интересно, с чего бы? Кажется, он догадывается, с чего. Нервничает — значит совесть нечиста.
— Ширинку застегни, — посоветовал синяевский авторитет.
Лизоженов вздрогнул и схватился за молнию, лихорадочно дергая ее вверх.
— С бабой был? — поинтересовался Психоз.
— Ага, — кивнул Максим. — С балдыркой.
Психоз удивленно вскинул брови.
— С каких это пор ты на блатном жаргоне заговорил?
— Учиться никогда не поздно, — пожал плечами Лизоженов. — Феня нынче в моде. Молодежь больше не хочет в космонавты. Согласно последнему опросу в московских школах, 48 % подростков мечтают стать бандитами, и лишь 26 % подумывают о карьере бизнесмена. Надо приспосабливаться к требованиям времени. У меня тут даже идейка насчет шлягера возникла в духе Шуфутинского. Как тебе:
Где же ты теперь, моя балдырка?
Упекли менты тебя в Бутырку…
— Ничего, — кивнул головой Психоз. — За душу цепляет. А дальше как?
— Не знаю, — пожал плечами Лизоженов. — Пока не придумал.
— Хорошо, но малость вяловато, — задумчиво произнес синяевский авторитет. — Лирики много. Я бы начал покруче. Нечто вроде:
Упекли балдырку фраера из МУРа,
Укатали девку в Нарьян-Мар…
— Да, это будет подинамичней, — согласился Максим. А если еще и музычку сделать — смесь Рикки Мартина с Майклом Джексоном, полный отпад получится — и в плагиате никто не обвинит. Так зачем ты меня звал?
Психоз снова внимательно посмотрел на Лизоженова. До него уже доходили слухи о том, что парень химичит с наркотиками — разбавляет товар сахарной пудрой, а наваренные денежки кладет себе в карман. Если слух подтвердится, придется принимать меры. Очень неприятные меры.
«Жаль придурка, — подумал Психоз. — Идиот, но забавный. Знает же, что мафию нельзя обманывать — а все равно ворует. До чего человека жадность доводит. Впрочем, в России все крадут. Это как национальная болезнь. Если всех воров убивать, в Москве останутся одни иностранные посольства. Ну, шлепну я кретина, а что толку? На его место другой придет, еще больше воровать будет».
Несмотря на ходившие о нем страшные слухи, в глубине души Психоз был человеком мягким и незлобивым. В нем словно уживались два разных существа. Для общения с темной, опасной и агрессивной стороной внешнего мира, представленной ментами, фээсбэшниками, бандитами конкурирующих группировок и не по делу борзеющими синяевскими братками, Психоз пускал в ход свое «отмороженное» «альтер эго», при необходимости полностью «съезжая с катушек», за что, собственно говоря, он и получил свою кличку.
Психоз обладал уникальной способностью мгновенно переключаться от расслабленной мягкости и благодушия к маниакальной жестокости психопата, а потом почти без перехода становиться вдруг трезвым и рассудительным.
Подавляя оппонентов симуляцией временного помешательства, изображая безжалостного холодного убийцу или трезвого расчетливого бизнесмена, Психоз ни на минуту не забывал, что он играет. Он словно наблюдал себя со стороны и оценивал свою игру, иногда рукоплеща самому себе, а иногда подмечая собственные ошибки и погрешности.
Лишь оставаясь наедине с собой, Психоз позволял себе расслабиться, переключаясь на личность, которую он считал своим истинным «Я», и которую он никогда не показывал ни друзьям, ни врагам, ни даже любимым женщинам. Корни такой странной, почти шизофренической двойственности уходили в глубокое прошлое.
В розовом социалистическом детстве Миша Губанов еще не был Психозом. Мама величала его Зайчиком и Пусиком, а папа — Засранцем и Лизуном. «Лизунами» на блатном жаргоне называлась шпана и мелкие воришки.
Бесцветная, серая и незаметная, как мышка, Мишина мама работала приемщицей в химчистке, а отец был участковым милиционером. Мама скрепками пришпиливала к грязной одежде миниатюрные идентификационные бирочки и выписывала бесконечные квитанции, а отец пил и крутил роман с проживающей на подведомственной ему территории самогонщицей Анфисой.
В короткие промежутки между стиркой, готовкой, уборкой и бесконечным штопаньем мужниных носков, Людмила Губанова запоем читала истории о любви и жизни высшего общества, перевоплощаясь в графинь, королев, куртизанок и роковых дам полусвета. Она настолько глубоко погружалась в свою внутреннюю жизнь, что переставала замечать царящее вокруг убожество.
Волоча неподъемные авоськи по вязкой, как тина, грязи, Губанова слышала звуки клавесина и уносилась в запряженной шестеркой лошадей золоченой карете к воротам своего замка. Она была герцогиней Альба, в обнаженном виде позирующей молодому Гойя, Клеопатрой, ожидающей возвращения Марка Антония, Эдит Пиаф, внимающей рукоплесканиям зрительного зала, она была звездой подиумов и балериной, целомудренной белокурой девственницей и сводящей мужчин с ума хищной роковой брюнеткой.
Людмила мечтала, чтобы роскошная жизнь, о которой она могла только грезить, стала реальностью для ее сына. По ночам перед сном, склонившись над кроваткой маленького Миши, Губанова повторяла, как заклинание, что ее сын обязательно станет великим музыкантом, великим художником, великим актером, великим писателем или поэтом — не важно кем, но главное — великим.
Мишины фотографии будут печатать во всех газетах и журналах, его будут показывать по телевизору, и тысячи поклонниц будут слать ему восторженные письма и умирать от неразделенной любви.
Как всякий великий человек, мамин Зайчик должен был вырасти благородным, щедрым и великодушным, обладая, помимо этого, всеми остальными мыслимыми и немыслимыми достоинствами положительных героев столь обожаемых Людмилой Губановой любовных романов.
Артем Губанов, отец Психоза, по вечерам напивался, лежа на диване перед телевизором. Подзатыльником выгнав на кухню жену, он начинал воспитывать сына, ковать из него «настоящего мужика с яйцами», растолковывая ему по-мужски, что к чему и что почем в этом поганом мире.
Одной из излюбленных тем участкового инспектора были пытки, с помощью которых бравые менты лихо раскручивали сидящих в несознанке подозреваемых. Именно за непомерное пристрастие к истязаниям чересчур ретивого опера с Петровки в свое время низвели до уровня простого синяевского участкового.
— В-все начальники — с-суки, — изливал наболевшее пьяненький Губанов-старший. — Он-ни тебе никогда не скажут — в-выбей, м-мать твою так, из этой п-падлы чистосердечное п-признание. Н-нет. Т-тебе лишь велят в т-такие-то сроки получить нужные показания от гр-ражданина такого-то. Н-не получишь показаний — ты п-по уши в дерьме.
Шмыгая носом, Зайчик-Засранчик слушал откровения родителя. В методах не оставляющих следов истязаний советская милиция не придумала ничего нового и оригинального. Да и к чему было изобретать велосипед, если к ее услугам был обширный многолетний опыт царской охранки и НКВД, гестапо и КГБ, иранского САВАКа и польской дефензивы. Менялись лишь названия приемов, но не сами приемы. Главная заповедь мента — пытай, не оставляя следов. Не оставляя следов и, естественно, не попадаясь. Попался — значит дурак, а глупости начальство не прощает.
«Парашют». Человека поднимают за руки и за ноги и плашмя кидают на пол. Следов никаких, зато ощущения — словно ты стал отбивной котлетой.
«Слоник». На голову подозреваемого одевают противогаз и пережимают трубку до тех пор, пока глаза не полезут на лоб. Короткий вдох — и по новой.
«Марьванна» или «Попугай» — когда голову засовывают между колен, руки и ноги сковывают наручниками и катают получившийся обруч по полу, пиная по согнутому позвоночнику. Еще эффективнее — колотить резиновой палкой по голым пяткам — нервных окончаний полно, а синяков не остается.
«Карандашик» — сдавливание пальцев подследственного с зажатым между ними карандашом.
Миша слушал истории о том, как иногда кретины подследственные умирали под пытками. Заключение медиков всегда было одним и тем же — смерть от естественных причин, судмедэксперты ведь свои в доску, что надо, то и напишут. Хреново, конечно, когда подследственный на допросе загибается, но ничего не поделаешь — во всяком деле бывают издержки производства.
— Власть не может без насилия, — поучал мальчика бывший опер. — Власть лицемерна. Ни для кого не секрет, что во многих случаях лишь жестокие пытки в соединении с другими приемами оперативной работы позволяют изобличить преступника. Власть дает на пытки свое молчаливое согласие. Главное условие — не попадаться. Когда ты идешь на захват, нет времени разбираться, кто виновен, кто невиновен. Лучше я сто раз в полную силу ударю сотню людей, чем кто-то один воткнет в меня перо. Пусть это жестоко, но справедливо. Мент не может быть добрым и вежливым.
Приходишь, например, к свидетельнице, а она ни в какую без повестки идти в отделение не хочет. А у нас нет времени писать повестки, иначе задержанного придется отпустить. Сориентируешься по ситуации, если сама с криминалом связана и ясно, что вонять не будет, то припугнешь, а то и врежешь ей пару раз, пообещаешь по стенке размазать — как миленькая пойдет!
Миша слушал отца, и ему становилось страшно, но еще больше он боялся показать свой страх. Ведь мама говорила ему, что он будем самым храбрым, самым сильным, самым умным, самым великим, самым знаменитым. Он не имел права разочаровывать маму, ведь он так любил ее. Разочарование могло ее убить. Она сама однажды так сказала. Миша поклялся себе, что никто никогда не увидит его страха.
Когда мальчику исполнилось восемь лет, Людмила, несмотря на протесты мужа, купила ему крошечную скрипку и отдала в музыкальную школу. Преподаватели выдержали ровно полгода, а потом тактично объяснили Мишиной маме, что при всем желании сделать из ее ребенка второго Паганини ну никак не удастся. Не то, чтобы мальчик не старался, но для игры на скрипке необходим музыкальный слух и хоть какое-то чувство ритма. Ни того, ни другого у ее сына не обнаружилось.
Людмила была в отчаянии, хотя всеми силами это скрывала. Миша был готов убить себя. Он так старался не разочаровать мать, но у него ничего не получилось.
Потом он последовательно ходил в кружок рисования, в кружок скульптуры, в кружок литературного творчества, в хор, на фигурное катание. Мальчик старался изо всех сил, но над ним словно висело проклятие. Раз за разом он разочаровывал Людмилу. Когда Мише было тринадцать лет, Губанова умерла. Врач сказал, что у нее было слабое сердце.
«Это не так, — подумал Миша. — Это я разбил сердце своей матери».
Перед ним оставался открытым только один путь. Артем Губанов хотел, чтобы сын пошел по его стопам. Он учил мальчика драться и стрелять. Напиваясь, он избивал его, обучая переносить боль. Однажды Миша сам попросил отца пытать его так, как он пытал подследственных. Когда Артем изо всей силы сжал его руку с зажатым между пальцами карандашом, мальчик истерически расхохотался. Боль возбуждала его, а тщательно скрываемая ненависть к отцу придавала ему силы. Неожиданно Миша понял, что выдержит все. Он больше не боялся боли, не боялся смерти. Он словно наблюдал со стороны за самим собой, играющим роль. В этот момент Миша Губанов превратился в Психоза.
* * *
На экране компьютера нарисовалась грубо сколоченная деревянная виселица. Вдоль ее горизонтальной перекладины тянулась выполненная витиеватым шрифтом надпись: «Скажи мне, кто твой враг, остальное — моя забота».К перекладине была подвешена табличка, гласящая:
«КРУГОМ ВРАГИ? Обращайтесь к Святой Инквизиции и… и спите спокойно».
Генерал Красномырдиков нервно щелкнул мышью, переключаясь на следующую электронную страницу.
«Сервер „Страшная_месть. ру“ дает вам уникальную возможность по своему усмотрению расправиться с давними и заклятыми врагами», — прочитал он. «Вы сможете виртуально осуществить любые, самые сокровенные желания. Совершенно безнаказанно вы сможете измываться над своими врагами, мучить и терзать их самыми изощренными способами — и, заметьте, никакой уголовной ответственности! Более того, вместе с вами осуществить святую месть смогут все остальные посетители нашего сервера!
Разместите на сайте имя своего врага, его фотографию и список его прегрешений — и сотни людей ежедневно будут желать ему того же, что и вы.
Как утверждает Генри Каттнер, мысль материальна и может при случае убивать. Ваше пожелание наберет в виртуальном мире поистине убойную силу.
Подтверждением этого может служить смерть завуча школы № 3 города Ухлюпинска, попавшего в список наших жертв в связи с тем, что он назвал троих учеников из восьмого «А», неосмотрительно куривших марихуану в школьном туалете, «ошметками цивилизации» и «ушлепками обдолбанными».
Через неделю после помещения на наш сайт сорокадвухлетний завуч Стрекодоев погиб, раздавленный стапятидесятикилограммовой тушей гражданки Н., в состоянии алкогольного опьянения выбросившейся с балкона девятого этажа.
Как выяснилось из предсмертной записки, таким странным образом гражданка Н. собиралась отомстить своему мужу, подцепившему сифилис от живущей в соседнем подъезде продавщицы П., которая, помимо того, что увела у покойницы мужа, злостно и регулярно ее обвешивала в мясном отделе магазина № 17.
Гражданка Н. рассчитывала подгадать момент, когда неверный супруг будет проходить под балконом и свалиться, как снег на голову коварного изменщика, покончив одновременно и с ним, и с собой, но слегка не рассчитала и прицельно врубилась в случайно оказавшегося рядом с ее мужем завуча Стрекодоева.
Роковое совпадение заключается в том, что именно такой смерти за день до трагедии пожелал завучу один из мстителей нашего сервера.
«Чтоб его раздавила старая жирная задница», написал он.
Подобные отнюдь не единичные явления четко подпадают под категорию виртуальной компьютеризированной магии.
Изучив длинный и более чем впечатляющий список предлагаемых виртуальных пыток и казней, Красномырдиков, помимо упомянутых сердитой телефонной дамой вариантов мщения, обнаружил много других оригинальных идей типа утопить врага в унитазе, вставить в задницу горящую петарду, заразить кариесом, перхотью и СПИДом и так далее и тому подобное.
Поежившись от нехорошего предчувствия, Роман Анатольевич переключился на список врагов и почти сразу обнаружил в нем свою фамилию. Генерал щелкнул по ней мышью, и на экране возникла его фотография в парадном мундире. Справа от фотографии помещался список Красномырдиковских прегрешений, за которые его следовало покарать.
«Старый похотливый кобель, занимающийся растлением малолеток», — наливаясь от ярости краской, прочитал генерал.
— Каких, к черту, малолеток, — возмутился Красномырдиков. — Во-первых, ей было девятнадцать, а, во-вторых, еще неизвестно, кто кого совратил.
«Врун, мерзавец, подлец и вор, — продолжил читать он. — Этот засранец распродал налево половину вооружений Российской армии, не говоря уже об обмундировании и стратегических материалах с военных заводов. Проститутка в генеральских погонах, он беззастенчиво торговал честью и достоинством офицера…»
— Дура! — прорычал генерал. — Ах ты, сука лживая! Скажешь тоже — половину вооружений! Да в армии оружием не торгует только тот, кто до него добраться не может! Вором меня обзывает, паразитка! А кто, интересно, у меня на норковую шубу три месяца деньги клянчил? Всю плешь переела, чертова пила с атомным реактором. Мне эта гребаная шуба в пять ракетных установок «земля-воздух» с полуактивной радиолокационной системой наведения встала. Ты ведь знала об этом, прекрасно знала! Небось тогда о чести и достоинстве офицера не рассуждала. А кольцо с бриллиантами? А долбаный пеньюар от Кардена? Три гранатомета «Аглень» и в придачу очки ночного видения М972! Думаешь, я забыл? На хрен тебе сдался этот пеньюар? Да твою сморщенную старую задницу только гроб украсит!
Красномырдиков яростно щелкнул мышью, переключаясь на высказанные в его адрес изуверские пожелания посетителей сервера.
Список «доброжелателей» оказался большим. Некоторые из них подписывались в стиле советских анонимщиков: «честный и порядочный гражданин», «неизвестный друг», «человек, не имеющий права молчать» и так далее.
Под пожеланием «напоить до посинения, а потом не дать опохмелиться» стояла подпись «Анонимный алкоголик».
Большинство виртуальных мстителей предпочло обойтись аббревиатурами, и под уродливыми порождениями их извращенной фантазии красовались одна или несколько букв, типа У.О. или З.К. из У-К.
— Идиоты, — процедил сквозь зубы Роман Анатольевич. — В стране полный бардак, а вам лишь бы дурью маяться, стервятники Интернетные!
Взгляд генерала зацепился за единственное послание, подписанное полным именем. Вовочка Мусин девяти лет из села Большие Мячики предлагал зарубить генерала летящим томагавком.
Вовочка не поленился и даже прислал собственноручно нарисованную и отсканированную картинку, на которой генерал стоит у могильной плиты, а в спину ему, вращаясь, летит украшенный орлиными перьями боевой индейский топорик.
— Вот ведь гаденыш! От горшка два вершка, а туда же! Мститель сопливый нашелся!
Повинуясь внезапному импульсу, Красномырдиков вернулся на несколько страничек назад и ввел в список личных врагов Вову Мусина из Больших Мячиков. Для затравки генерал предложил, как ежика, утыкать малолетнего засранца заточенными орлиными перьями, облить винным уксусом, раздавить его асфальтовым катком, а на закуску долбануть по расплющенным останкам крылатой ракетой для поражения наземных целей.
«Радетель о благе человечества» — подписался генерал и с удивлением почувствовал, что у него немного отлегло от сердца.
Выключив компьютер, Роман Анатольевич понял, что слишком возбужден для того, чтобы лечь в кровать и уснуть. Пожалуй, имеет смысл немного прогуляться. Прогулка его успокоит. Кроме того, надо срочно решать, что делать с этой паскудной сучкой, его бывшей женой. То, что она устроила на сервере «страшна яместь. ру» — это еще цветочки. Если ее немедленно не остановить, можно будет поставить крест на блестящей политической карьере. Проблема состояла лишь в том, что остановить гадюку можно было только пулей или в крайнем случае индейским томагавком.
Красномырдиков вздохнул и, вынув из ящика стола пистолет, сунул его в карман. Сегодня он решил не брать с собой телохранителей. Чтобы собраться с мыслями и успокоиться, ему было просто необходимо некоторое время побыть в одиночестве.
— Аргентинский дог и пара эстрадных певиц? — переспросил Лизоженов. — Тебе они срочно нужны? С певицами, допустим, проблем не будет. Но аргентинский дог… Где я его возьму? Может, щенка купить?
— Щенок не пойдет, — покачал головой Психоз. — Это должен быть сильный молодой пес. Кобель.
— Кобель? Почему именно кобель?
— Мне необходимо крутое зооэстрадное порно. Нечто совершенно забойное. Я собираюсь толкать его по Интернету.
— Зооэстрадное порно? — оторопел Максим. — Что это за хреновина? В жизни про такое не слышал.
«Сервер „Страшная_месть. ру“ дает вам уникальную возможность по своему усмотрению расправиться с давними и заклятыми врагами», — прочитал он. «Вы сможете виртуально осуществить любые, самые сокровенные желания. Совершенно безнаказанно вы сможете измываться над своими врагами, мучить и терзать их самыми изощренными способами — и, заметьте, никакой уголовной ответственности! Более того, вместе с вами осуществить святую месть смогут все остальные посетители нашего сервера!
Разместите на сайте имя своего врага, его фотографию и список его прегрешений — и сотни людей ежедневно будут желать ему того же, что и вы.
Как утверждает Генри Каттнер, мысль материальна и может при случае убивать. Ваше пожелание наберет в виртуальном мире поистине убойную силу.
Подтверждением этого может служить смерть завуча школы № 3 города Ухлюпинска, попавшего в список наших жертв в связи с тем, что он назвал троих учеников из восьмого «А», неосмотрительно куривших марихуану в школьном туалете, «ошметками цивилизации» и «ушлепками обдолбанными».
Через неделю после помещения на наш сайт сорокадвухлетний завуч Стрекодоев погиб, раздавленный стапятидесятикилограммовой тушей гражданки Н., в состоянии алкогольного опьянения выбросившейся с балкона девятого этажа.
Как выяснилось из предсмертной записки, таким странным образом гражданка Н. собиралась отомстить своему мужу, подцепившему сифилис от живущей в соседнем подъезде продавщицы П., которая, помимо того, что увела у покойницы мужа, злостно и регулярно ее обвешивала в мясном отделе магазина № 17.
Гражданка Н. рассчитывала подгадать момент, когда неверный супруг будет проходить под балконом и свалиться, как снег на голову коварного изменщика, покончив одновременно и с ним, и с собой, но слегка не рассчитала и прицельно врубилась в случайно оказавшегося рядом с ее мужем завуча Стрекодоева.
Роковое совпадение заключается в том, что именно такой смерти за день до трагедии пожелал завучу один из мстителей нашего сервера.
«Чтоб его раздавила старая жирная задница», написал он.
Подобные отнюдь не единичные явления четко подпадают под категорию виртуальной компьютеризированной магии.
Изучив длинный и более чем впечатляющий список предлагаемых виртуальных пыток и казней, Красномырдиков, помимо упомянутых сердитой телефонной дамой вариантов мщения, обнаружил много других оригинальных идей типа утопить врага в унитазе, вставить в задницу горящую петарду, заразить кариесом, перхотью и СПИДом и так далее и тому подобное.
Поежившись от нехорошего предчувствия, Роман Анатольевич переключился на список врагов и почти сразу обнаружил в нем свою фамилию. Генерал щелкнул по ней мышью, и на экране возникла его фотография в парадном мундире. Справа от фотографии помещался список Красномырдиковских прегрешений, за которые его следовало покарать.
«Старый похотливый кобель, занимающийся растлением малолеток», — наливаясь от ярости краской, прочитал генерал.
— Каких, к черту, малолеток, — возмутился Красномырдиков. — Во-первых, ей было девятнадцать, а, во-вторых, еще неизвестно, кто кого совратил.
«Врун, мерзавец, подлец и вор, — продолжил читать он. — Этот засранец распродал налево половину вооружений Российской армии, не говоря уже об обмундировании и стратегических материалах с военных заводов. Проститутка в генеральских погонах, он беззастенчиво торговал честью и достоинством офицера…»
— Дура! — прорычал генерал. — Ах ты, сука лживая! Скажешь тоже — половину вооружений! Да в армии оружием не торгует только тот, кто до него добраться не может! Вором меня обзывает, паразитка! А кто, интересно, у меня на норковую шубу три месяца деньги клянчил? Всю плешь переела, чертова пила с атомным реактором. Мне эта гребаная шуба в пять ракетных установок «земля-воздух» с полуактивной радиолокационной системой наведения встала. Ты ведь знала об этом, прекрасно знала! Небось тогда о чести и достоинстве офицера не рассуждала. А кольцо с бриллиантами? А долбаный пеньюар от Кардена? Три гранатомета «Аглень» и в придачу очки ночного видения М972! Думаешь, я забыл? На хрен тебе сдался этот пеньюар? Да твою сморщенную старую задницу только гроб украсит!
Красномырдиков яростно щелкнул мышью, переключаясь на высказанные в его адрес изуверские пожелания посетителей сервера.
Список «доброжелателей» оказался большим. Некоторые из них подписывались в стиле советских анонимщиков: «честный и порядочный гражданин», «неизвестный друг», «человек, не имеющий права молчать» и так далее.
Под пожеланием «напоить до посинения, а потом не дать опохмелиться» стояла подпись «Анонимный алкоголик».
Большинство виртуальных мстителей предпочло обойтись аббревиатурами, и под уродливыми порождениями их извращенной фантазии красовались одна или несколько букв, типа У.О. или З.К. из У-К.
— Идиоты, — процедил сквозь зубы Роман Анатольевич. — В стране полный бардак, а вам лишь бы дурью маяться, стервятники Интернетные!
Взгляд генерала зацепился за единственное послание, подписанное полным именем. Вовочка Мусин девяти лет из села Большие Мячики предлагал зарубить генерала летящим томагавком.
Вовочка не поленился и даже прислал собственноручно нарисованную и отсканированную картинку, на которой генерал стоит у могильной плиты, а в спину ему, вращаясь, летит украшенный орлиными перьями боевой индейский топорик.
— Вот ведь гаденыш! От горшка два вершка, а туда же! Мститель сопливый нашелся!
Повинуясь внезапному импульсу, Красномырдиков вернулся на несколько страничек назад и ввел в список личных врагов Вову Мусина из Больших Мячиков. Для затравки генерал предложил, как ежика, утыкать малолетнего засранца заточенными орлиными перьями, облить винным уксусом, раздавить его асфальтовым катком, а на закуску долбануть по расплющенным останкам крылатой ракетой для поражения наземных целей.
«Радетель о благе человечества» — подписался генерал и с удивлением почувствовал, что у него немного отлегло от сердца.
Выключив компьютер, Роман Анатольевич понял, что слишком возбужден для того, чтобы лечь в кровать и уснуть. Пожалуй, имеет смысл немного прогуляться. Прогулка его успокоит. Кроме того, надо срочно решать, что делать с этой паскудной сучкой, его бывшей женой. То, что она устроила на сервере «страшна яместь. ру» — это еще цветочки. Если ее немедленно не остановить, можно будет поставить крест на блестящей политической карьере. Проблема состояла лишь в том, что остановить гадюку можно было только пулей или в крайнем случае индейским томагавком.
Красномырдиков вздохнул и, вынув из ящика стола пистолет, сунул его в карман. Сегодня он решил не брать с собой телохранителей. Чтобы собраться с мыслями и успокоиться, ему было просто необходимо некоторое время побыть в одиночестве.
— Аргентинский дог и пара эстрадных певиц? — переспросил Лизоженов. — Тебе они срочно нужны? С певицами, допустим, проблем не будет. Но аргентинский дог… Где я его возьму? Может, щенка купить?
— Щенок не пойдет, — покачал головой Психоз. — Это должен быть сильный молодой пес. Кобель.
— Кобель? Почему именно кобель?
— Мне необходимо крутое зооэстрадное порно. Нечто совершенно забойное. Я собираюсь толкать его по Интернету.
— Зооэстрадное порно? — оторопел Максим. — Что это за хреновина? В жизни про такое не слышал.