Страница:
– Хватит болтать, безмозглые пустышки! – хлопнула в ладоши маркиза во Кивесс. – Достаточно! Пора вам отрабатывать свое жалованье. Герцогиня ждет.
– Ах да, герцогиня Феронтская! – воскликнула Гизин. – Ой, держите меня!
– Да это просто фарс! – подхватила Неан.
Удивленно подняв брови, Элистэ обернулась к Меранотте.
– Чему ты удивляешься? – засмеялась та. – Ее высочество, герцогиня Феронтская, Первая дама королевской опочивальни, к которой мы сейчас направляемся, – это злополучная супруга твоего петушка.
– Его супруга? Просто чудесно! Лучше не бывает! Уж ей, наверное, не преминут об этом сообщить?
– Еще бы. Такое количество свидетелей! Ее высочество уже обо всем знает или очень скоро узнает. Какая разница! Она привыкла к подобным известиям. В любом случае жалобы стареющей ревнивой жены – тема для комедии. Возможно, она немного попортит тебе нервы, но отнесись к этому с юмором.
– Какая мерзость! Как скверно начинается моя новая служба, – расстроилась Элистэ.
– Вы сами виноваты, – злорадно сообщила маркиза во Кивесс. – У нынешних девиц нет ни гордости, ни понятий о приличиях. Если большой вельможа обращает на вас внимание, значит, вы этого добивались сами. Если же герцогиня изволит на вас гневаться, стало быть, у нее есть на то основания. Так что перестаньте причитать. Во всех своих несчастьях и злоключениях виноваты вы сами. А теперь вперед.
Встреча с герцогиней Феронтской прошла не так ужасно, как опасалась Элистэ. Ее высочество – бесстрастная особа с лошадиным лицом и непомерно большими руками, гордившаяся тем, что происходит из знатного аристократического рода, – была явно старше своего ветреного супруга. Она встретила новую фрейлину с прохладной учтивостью и тут же поручила ей составлять перечень бесчисленных перчаток королевы Лаллазай. Если герцогиня и знала, что ее муж проявляет интерес к Возвышенной деве во Дерриваль, изысканное воспитание не позволяло ей показывать это. Ее высочество сохраняла полную невозмутимость, совершенно не проявляя своих чувств. Видя, что откровенной враждебности нет, Элистэ немного успокоилась. Зато ее спутницы, обожавшие всяческие скандалы, были явно разочарованы. Элистэ немного расслабилась и позволила себе оглядеться по сторонам. Ее поразили размеры королевского гардероба, занимавшего несколько просторных комнат. В одной из них и находился стенной шкаф, весь заполненный перчатками, которые были уложены в деревянные шкатулочки и разложены по узким полкам. Устроившись в шкафу поудобнее, девушка стала по очереди открывать шкатулки и вносить в большую конторскую книгу описание каждой пары перчаток. Например, так: «Одна пара перч., до середины запястья, бледно-лиловая замша, вышивка белым шелком, с вырезами. Одна пара перч., длина три четверти, темно-голубая козл. кожа, серебряные пуговки, хрустальный и серебр. бисер». Конца этой работе не было видно. Кроме того, Элистэ не вполне понимала, зачем это делается. Зато задание оказалось легким, осматривать имущество вонарской королевы было интересно, и время пролетело быстро. В соседних комнатах Гизин, Неан и Меранотте занимались тоже чем-то в этом роде.
Ни одна из фрейлин не успела довести дело до конца – девушек отпустили восвояси, потому что начались приготовления к леве ее величества. Элистэ последовала за своими спутницами в гостиную, где познакомилась с обитательницами Розовой и Белой фрейлинских: целой стайкой хорошеньких, шумных, фривольных барышень такого же кукольного вида, что и жительницы Лиловой комнаты. Очевидно, по заведенной традиции, все начали складывать на чайный столик, стоявший посреди комнаты, всякую снедь. Одной фрейлине удалось выпросить у дворцового кондитера мешочек пирожных с шоколадно-малиновым кремом. Другая принесла корзинку клубники, еще одна – птифуры, оставшиеся после вчерашнего бала, горстку шоколадных конфет. А Меранотте в'Эстэ, под всеобщие аплодисменты, поставила на стол полдюжины шампанского, да еще и должным образом охлажденного. Никто не поинтересовался, откуда взялись бутылки. Все уже привыкли к нетрадиционным методам Меранотте, и лучше было ни о чем ее не спрашивать.
Выстрелили пробки, невесть откуда взялись бокалы, и шампанское полилось рекой. Элистэ растерянно посмотрела на спой бокал. Конечно, пить шампанское за завтраком – большая роскошь, но вообще-то в столь ранний час она предпочла бы фруктовый сок. «Собственно, это и есть фруктовый сок, – напомнила себе Элистэ, – да еще самый лучший». К тому же, если она откажется пить, все сочтут ее ломакой. Нехотя она пригубила из бокала. Шампанское оказалось сладким, словно специально подобранным к пирожным и фруктам. Оставив сомнения, Элистэ залпом выпила легкий и безобидный на вкус напиток. Лишь разлившееся по жилам тепло, чувство уверенности и сразу поднявшееся настроение свидетельствовали, что она выпила нечто более крепкое, чем фруктовый сок. Остальные фрейлины то и дело прикладывались к своим бокалам, хихикали, сплетничали и напоминали цветочную клумбу, впрочем, обладавшую изрядным аппетитом. Разговаривали о модах, еде и флирте. Веселость перешла во всеобщее оживление, когда Гизин во Шомель сообщила присутствующим, что их новая подруга успела завоевать благосклонность герцога Феронтского. Фрисс в'Энжуа предложила тост за «предприимчивого Феронта». Покатываясь со смеху, фрейлины чокнулись бокалами, и Элистэ поняла, что принята в компанию.
Веселье разгоралось, шампанское дурманило голову, и разговор становился все оживленнее, а шутки – откровеннее. Поначалу Элистэ только слушала, сама не своя от смущения и восторга. Однако вскоре, не без помощи игристого вина, она ощутила прилив уверенности и начала болтать и смеяться так же, как остальные. Закуски были сметены подчистую, до последней крошки. Осушили до капли и все бутылки. Настало время идти на леве ее величества. Элистэ, слегка покачиваясь, поднялась на ноги, чувствуя, как по всему телу разлилось весьма странное ощущение, напоминавшее легкую форму паралича. Со зрением тоже происходило что-то странное: комната и все вокруг уплывало куда-то вдаль. Вот что значит пить шампанское по утрам. Правда, на состоянии ее подружек вино, кажется, никак не отразилось. У Элистэ закружилась голова, она покачнулась и чуть не упала – ее поддержала чья-то тонкая белая рука.
– Осторожно, деточка, – сказала Меранотте в'Эстэ. – На-ка, пожуй. – И она протянула ей маленькую белую пастилку.
– Что это? – заплетающимся языком спросила Элистэ.
– Это великолепные пилюли, изобретенные замечательным доктором Зирком. Примешь одну – и можешь обходиться без сна сколько угодно. А значит, можно пить шампанское без опаски, можно танцевать и играть до утра, можно сократить время на сон до минимума. И при этом остаешься свежей, как весенний ручеек. Во всяком случае, выглядишь такой.
– Правда? А как же он это делает?
– Откуда мне знать? Доктор Зирк – плебей, чрезмерно расхваленный ремесленник. Это его дело – знать, как изготавливать пилюли. Меня это не касается. Мне достаточно того, что они весьма эффективны, полезны и часто оказываются кстати. Жуй медленно, дорогая, иначе начнешь порхать по королевской опочивальне, как большая птица в платье персикового цвета.
Элистэ медленно прожевала и проглотила пастилку, как было велено. Спустя мгновение по ее жилам побежала новая сила. Внезапно девушка почувствовала себя энергичной, свежей; казалось, что силы ее не иссякнут ни через день, ни через неделю, ни через год. Появилось ощущение уверенности, радостного оптимизма, довольства. Никогда еще она так не наслаждалась жизнью. Элистэ в восторге засмеялась.
– Ш-ш-ш, – прошептала Меранотте. – Будь сдержанной.
– Я чувствую себя чудесно!
– А что я тебе говорила?
– Какая прелесть! Можешь дать мне еще?
– Ну, конечно. Их легко достать, а обходиться без них трудно. Пройдет несколько дней, и ты сама перестанешь понимать, как жила раньше без столь полезной вещи.
Совершенно возрожденная, Элистэ последовала за своими новыми подружками в покои королевы Лаллазай. На сей раз фрейлин впустили прямо в роскошную опочивальню ее величества. Посреди комнаты возвышался отороченный сияющей бахромой балдахин розового шелка, установленный на четырех резных золоченых столбах. Тончайшее кисейное покрывало было наброшено поверх целой горы пышных, украшенных вышивкой подушек. Ее величество уже проснулась и сидела в постели – на лице слой свежих румян, волосы напомажены и уложены локонами, каждая складочка на кружевах пеньюара тщательно проглажена. Целых два часа королева провела с горничными и цирюльниками, а затем забралась обратно под одеяло, чтобы принимать посетителей. Утреннее солнце приглушенно просвечивало сквозь шторы розового тюля. В этом неожиданном освещении Лаллазай казалась столь же юной, как и ее фрейлины. Она потягивала из чашки шоколад и перешептывалась о чем-то с доктором Зирком, почтительно склонившимся к царственной особе. Временами королева указывала жестом на лоб, на горло, на сердце, а лекарь сочувственно и понимающе кивал. Вокруг ложа стояли ближайшие подруги королевы самого разного возраста и вида – от юной и очаровательной принцессы в'Ариан до угрюмых сморщенных герцогинь, высокое происхождение которых давало им право находиться рядом с королевой.
Фрейлины выстроились в ряд, по очереди целуя руку своей госпоже. Лаллазай приветствовала их милостивей, но небрежно. Тем, кого любила больше, улыбалась, а остальным, чьих имение могла вспомнить, лишь кивала со слегка удивленным видом. Очередь двигалась быстро, и вот Элистэ наконец коснулась губами благоуханной нервной руки. Ей бросилось в глаза, что ногти на пальцах обкусаны. Лаллазай рассеянно улыбнулась и принялась внимательно разглядывать произведение мастерицы Нимэ. На обладательницу платья она, собственно, и не взглянула. Элистэ выпрямилась, со сдержанной учтивостью поклонилась доктору Зирку, чье общественное положение было несколько двусмысленным, и отступила в сторону. При второй встрече с королевой она уже не ощущала никакого трепета. По комнате порхали ее легкомысленные подружки. Фрисс в'Энжуа потихоньку ткнула Элистэ локтем в бок и показала глазами на Неан во Зерло в'Инник. Та как раз склонилась над рукой королевы. Утреннее платье красавицы имело столь низкий вырез, что в такой позе выглядело откровенным сверх всякой меры. Доктор Зирк так и впился своими водянистыми глазами в обнажившуюся грудь. Его узкое лицо побагровело и покрылось испариной. Элистэ едва не подавилась от хохота. Зажав рукой рот, она низко склонила голову, но все же не могла удержаться и громко фыркнула. Пришлось прикусить палец и вспомнить о своем благородном происхождении и необходимости вести себя прилично. Вот именно
– прилично. Элистэ покосилась на Фрисс, красную и мелко дрожащую от едва сдерживаемого смеха, потом вновь взглянула на Неан, не догадывающуюся о своем конфузе. Нет, это было выше ее сил, и Элистэ, давящейся от смеха, едва не пришлось выбежать из опочивальни. К счастью, в этот момент появились первые посетители. Процессию возглавляли герцог и герцогиня Феронтские. Герцогиня была холодна, невозмутима и бесстрастна. Ее супруг держался точно так же.
Судя по всему, Элистэ он не заметил. Во всяком случае, подвигая жене вазу с шоколадом и бисквитами, он даже не взглянул на новую фрейлину. Возможно, прими она его подарок, герцог вел бы себя иначе. Теперь же Элистэ для него как бы перестала существовать. Глаза герцогини Феронтской остановились на лице юной соперницы лишь однажды, и все же этого короткого взгляда было достаточно, чтобы Элистэ поняла – герцогиня все знает. От веселья девушки не осталось и следа. Она почувствовала себя жалкой, несчастной и почему-то виноватой, хотя никакой вины за собой не знала.
Поцеловав руку королеве, фрейлины Чести ретировались к стене, где им предстояло играть роль обычных украшений. Четыре девушки из Лиловой комнаты заняли кушетку розовой парчи и два позолоченных стульчика в углу. Изящно раскинув юбки, они прикрылись веерами и стали перешептываться, наблюдая за вереницей знатных посетителей, которые торжественно входили, вкрадчиво впархивали или подобострастно семенили, кланяясь ее величеству. Постепенно опочивальня заполнилась напудренными и разодетыми придворными – вокруг ложа королевы выстроилась целая разноцветная радуга. Лаллазай, по-прежнему сидя в постели, болтала со всеми сразу, жестикулируя с по-девичьи преувеличенным оживлением. Она то и дело над кем-то подшучивала, звонко хохотала, запрокидывая голову, и ее пронзительный смех заглушал почтительно негромкий гул прочих голосов. Церемония приветствий продолжалась довольно долго; постепенно гости расползлись по всей опочивальне. Стулья, кушетки, подоконники и даже скамеечки для ног вскоре были заняты. Там и сям собирались группки беседующих, а больше всего народу собралось возле стола, где стояли вазы с шоколадом и тарелки с бисквитами. Принцесса в'Ариан села к маленькому бело-золотому спинету и начала наигрывать какую-то мелодию; сладкая музыка создавала мягкий фон для приглушенного гула голосов.
Элистэ глазела по сторонам, замечая вокруг немало знакомых лиц – со многими из собравшихся здесь кавалеров она танцевала накануне. В это время в опочивальне появился опоздавший Векин в'Иссеруа – слегка растрепанный и запыхавшийся. Нерадивого гостя встретил насмешливый рокот. Векин опрометью подбежал к ложу, низко наклонился к ручке ее величества и что-то виновато пробормотал. Лаллазай с улыбкой шлепнула его по запястью, показывая, что не сердится. Элистэ тут же утратила интерес к этому маленькому эпизоду и вновь принялась разглядывать придворных. Заметив заинтересованное выражение ее лица, Меранотте прошептала:
– Как только позволит этикет, все они переберутся сюда.
– Кто они?
– Кавалеры.
– О чем ты говоришь? Я на них и не смотрела, – соврала Элистэ.
– Так я тебе и поверила, – фыркнула Меранотте, да так весело, что Элистэ и сама не смогла удержаться от смеха. – Еще несколько минут – и они набросятся на нас, как стая голодных волков.
– Хотелось бы надеяться, – вставила Гизин. – Иначе Путей во Крев и ее банда из Белой фрейлинской нам проходу не дадут. Уж они отведут душу.
– Если к нам никто не подойдет, я просто умру! – воскликнула Неан.
– Не беспокойся, дорогая, с твоим декольте нам это не грозит.
– Терпеть не могу сидеть в одиночестве, всеми брошенная и покинутая! Это невыносимо! Если такое случится, просто не выживу!
– Успокойся, ты уже спасена. Вот идет Фурно.
– Ага! Путей лопнет от зависти!
К ним приближался кавалер во Фурно, вооруженный тарелкой ореховых бисквитов, бесчисленными комплиментами и обманчиво-невинной улыбкой. И бисквиты, и комплименты были встречены с одинаковым энтузиазмом. Вскоре к лиловым фрейлинам присоединился Стацци во Крев, элегантный брат Путей. За ним последовали Векин в'Иссеруа, богатый поклонник Гизин – кавалер Нелиль во Денц, а затем и маркиз во Ль„ в'Ольяр, несколько староватый для столь юного общества, но явно не собиравшийся отступать. Остроумные шутки полились рекой; порой они были язвительны, даже приправлены ядом. Однако Элистэ, привыкшая пикироваться с Дрефом сын-Цино, оказалась на высоте. Кроме того, пастилка Меранотте придала ее уму необычайную остроту, и Элистэ чувствовала себя во всеоружии. Искоса бросив на Векина кокетливый взгляд, она спросила:
– Неужто магический спектакль подорвал силы благородного кавалера? Иначе чем объяснить ваше столь драматическое опоздание?
Лицо Векина вспыхнуло бриллиантозубой улыбкой:
– Счастлив мужчина, чьи поступки вызывают справедливый гнев светоносной девы во Дерриваль. Уже сами ваши упреки означают, что вы обращаете на меня внимание. А уж если вы меня похвалите – я стану счастливейшим из смертных.
– Очень мило, сударь, однако вы не отвечаете на мой вопрос.
– Проявите терпение, Возвышенная дева. Я вовсе не уклоняюсь от ответа, а лишь приближаюсь к нему суживающимися кругами, как и подобает хорошему охотнику. Медленно, осторожно, без лишнего шума я подбираюсь к цели. Потом делаю паузу, выжидаю, все взвешиваю, прикидываю. Затем я готов приступить к делу, но к этому времени вопрос уже всеми забыт.
– Векин, когда вы перестанете нести чушь? – строго спросила Гизин.
– Никогда, Возвышенная дева, ибо главная из моих светских добродетелей – способность молоть языком без остановки.
– Вашей главной светской добродетелью станет ваше отсутствие, если вы немедленно не удовлетворите наше любопытство, – предостерегла его Меранотте.
– О, ядовитая лилия! Уж вас-то я ни за что не осмелюсь прогневать. Так знайте же, драгоценные дамы, что вчерашнее выступление вовсе не подорвало моих сил. У меня хватит их на что угодно. Буду счастлив, если прекрасная во Дерриваль захочет поймать меня на слове. К сожалению, мой кучер оказался куда слабее. Из-за этого наглого бездельника я и опоздал. Когда сия малодушная скотина сталкивается с каким-нибудь препятствием, то сразу падает духом. Малейшее затруднение приводит его в панику, он тут же выходит из строя, и я вместе с ним. Боюсь, я скоро заделаюсь пешеходом. Однако я трезво обдумал эту проблему…
– Трезво? Сомневаюсь! – покачала головой Неан.
– …и полагаю, что нашел единственно разумное объяснение. Я пришел к заключению, что нужно вывести специальную породу кучеров, – разглагольствовал Векин. – Разводим же мы лошадей для быстрого бега, сообразительных псов, мясистых коров – и у нас неплохо получается. Наверняка тот же самый принцип можно применить и к серфам. В результате удастся вывести идеального кучера: остроглазого, мужественного, отважного, не боящегося ненастной погоды, отлично умеющего ориентироваться на местности и прекрасно разбирающегося в лошадях. Когда мы, селекционеры, добьемся успеха в нашем кучероводстве, то станем поставлять чистокровных возниц царственным особам и аристократии всех цивилизованных народов. После этого можно будет заняться выведением отлично вышколенных лакеев, превосходных садовников, а самое главное – искусных поваров. Но начинать надо с самого главного. Итак, необходима первая пара: какой-нибудь реальный кучер и плодовитая самка с лошадиной внешностью. Может быть, ее высочество герцогиня Феронтская отважится внести свою лепту?
Эта шутка вызвала взрыв всеобщего веселья. Раскрасневшаяся от смеха Гизин обессиленно воскликнула:
– Векин, какой же вы болтун!
Векин поклонился, а Элистэ, продолжая смеяться, спросила:
– И что же за ужасное препятствие помешало вашему кучеру доставить вас во дворец вовремя?
– Полные улицы бунтующей черни. Между Бевиэром и Кольцом вокруг садов Авиллака было просто невозможно проехать. Повсюду нищие, лавочники, рабочие и прочая шваль. Все размахивают руками, бросают камни, палки. Не представляю себе, чего они хотят этим добиться. Было очень шумно, и вся эта ерунда просто действовала мне на нервы. Они загородили весь проезд, мешали каретам и, что хуже всего, пугали лошадей.
– Это верно, – серьезно кивнул напудренной головой маркиз во Ль„ в'Ольяр. – Пока я ехал от Новых Аркад, тоже заметил беспорядки. Мои вороные даже сбились с шага, а какой-то болван оцарапал дверцу кабриолета. Сущее безобразие! Это ни на что не похоже!
– А из-за чего был шум? – настаивала Элистэ. – Что произошло?
– Ах, так вы ничего не знаете, Возвышенная дева, о событиях минувшей ночи? – оживился Векин. – Должно быть, вы слышали, что болтуна Нирьена решено посадить в «Гробницу» по обвинению в государственной измене, подстрекательству к бунту, писании дурных виршей или еще в чем-то этаком?
– Да, я слышала об этом.
– Ну вот, когда ночью жандармы пришли арестовывать его, то увидели, что птичка улетела. Нирьен благоразумно смылся, но зато весь квартал был забит его кривляющимися подручными, которые устроили настоящий погром. Они носились по улицам, словно дешевые фигляры в поисках публики. Вырвались на Университетскую площадь, устроили себе там развлечение – расколотили вдребезги статуи Десяти Монархов. При этом половина толпы вопила о свободе, другая половина жаждала крови, и от всех жутко несло чесноком. Какой-то доморощенный демагог стал подзуживать чернь зажигательными речами, а та сочувственно охала, улюлюкала и яростно пыхтела чесночным перегаром.
– А откуда вам все это известно, Векин? – спросила Меранотте.
– Возможно, мне помогли Чары Возвышенных, – ответил Векин, весьма довольный всеобщим вниманием. – Разве я не показал вам, на что я способен? Вы должны мне верить, моя лилия! В любом случае, я убежден, что если бы не появление Усмирителя толп и его людей, от Университетской площади не осталось бы камня на камне. К счастью, Усмиритель подоспел вовремя и разогнал это стадо прежде, чем оно разнесло вдребезги лекционные залы. Так был восстановлен мир или некое его подобие.
– Очевидно, на время, – предположил Нелиль во Денц.
– Вот именно. На рассвете беспорядки начались вновь, и чернь никак не желала утихомириться. Вот из-за чего я опоздал к леве ее величества. Возможно, сброд все еще бунтует.
– Мне кажется, – вступил в беседу Фурно, – пусть они рычат, гримасничают, буянят, грабят винные лавки сколько им угодно. Но при одном условии: чтобы их идиотские забавы были ограничены пределами Крысиного квартала. Восьмого округа и прочих трущобных районов. В тех дерзких местах немного пламени не помешает – только чище станет.
– Увы, они не ограничили свои идиотские забавы трущобами, – сообщил Векин. – В том-то и проблема. Чернь разлилась рекой по всему Шеррину.
– Но почему? – спросила Элистэ. – Если Нирьен сбежал – а я, честно говоря, об этом не жалею…
– Ах, вы сторонница сентиментализма? – фыркнул Стацци. – Любительница романтики!
– Во всяком случае, Нирьен все же получше, чем Уисс в'Алёр, – заметила Меранотте.
– в'Алёр! Да эта дворняжка вообще не заслуживает внимания!
– Так если Нирьен сбежал, – упрямо продолжала Элистэ, – чего же они кричат? Что им нужно? Как можно их успокоить, чтоб они разошлись по домам?
– Понадобится Усмиритель. Будем надеяться, что его величество отдаст соответствующий приказ, – сказал Векин.
– Да, другого решения нет, – согласился Фурно. – Я слышал, что толпа требует хлеба и справедливости. Увы, хлеба на всех не хватает и никогда не хватит – так уж устроен мир. А что до справедливости, то чернь недостаточно разумна, чтобы усвоить это понятие. Идеи подобного рода предназначены для людей образованных.
Элистэ неохотно кивнула.
– Покричат немножко и заткнутся, – бросил во Крев. – Что им еще остается? Ведь они сами не знают, чего хотят. Ими нужно управлять, как малыми детьми.
Элистэ вспомнила Дрефа сын-Цино. Он никак не походил на малого ребенка, невзирая на свою молодость. Однако говорить об этом ей показалось неуместным. Замешательство девушки еще более усилилось, когда рядом с ней появился лакей в ливрее и передал сложенную записку. Какое-то время Элистэ непонимающе смотрела на свернутый листок, пытаясь сообразить, что это означает. Потом, поддавшись инстинкту, подняла глаза и встретилась взглядом с его высочеством герцогом Феронтским, стоявшим у стены в одиночестве. Герцогини не было видно. Должно быть, она потихоньку удалилась, не замеченная никем, кроме своего супруга.
Фрейлины проследили за взглядом своей подруги и обменялись многозначительными улыбками. Элистэ хотела было вернуть записку непрочитанной, но любопытство возобладало. Развернув листок, она пробежала глазами написанное:
«Возвышенная дева. Поскольку мой подарок вам не понравился, можете выбрать другой по вашему вкусу. Как можно скорее сообщите мне, чего вам хотелось бы. Тогда же договоримся о времени и месте следующей встречи.
Феронт».
Бесчувственный болван!
Щеки Элистэ залились краской гнева. Насмешливые взгляды подруг разъярили ее еще больше. Она чуть было не пустила записку по рукам, но вовремя одумалась: такой поступок нанес бы больший вред не репутации герцога, а ее собственной. Найдутся способы и получше. Она разорвала записку на мелкие кусочки и, не сводя с герцога глаз, подбросила их вверх.
Ее соседки разразились громким хохотом. Гизин и Неан, обнявшись, изнемогали от смеха. Меранотте же неодобрительно поджала губы. Даже королева обратила внимание на слишком шумную группку, изумленная и слегка недовольная тем, что новая фрейлина привлекает к себе такое внимание. Герцог Феронтский сохранял невозмутимость. Все тем же непроницаемым мрачным взглядом смотрел он на Элистэ. Затем, коротко кивнув свите, повернулся и направился к выходу, где уже выстроились неподвижные лакеи – леве королевы подходило к концу.
Дальнейшие события в памяти Элистэ не отложились. Прием закончился, и она вместе с подругами вернулась в фрейлинские покои. Более их услуги королеве сегодня не понадобятся. Девушки разошлись кто куда, у каждой были свои ухажеры. Элистэ тоже успела назначить несколько свиданий: с кавалером Стацци во Кревом она договорилась пообедать; с во Ль„ в'Ольяром – прокатиться по садам Авиллака; с Векином в'Иссеруа – сыграть в антислез; с во Ренашем – выпить бокал пунша на балу у мадам во Ферайон. И с каждым из Возвышенных господ она в тот день встретилась, пользуясь неиссякаемой энергией, которую подарила ей белая пастилка доктора Зирка. Ее действие продолжалось много часов, до глубокой ночи. Когда Элистэ вернулась в Лиловую комнату, совершенно выбившаяся из сил, ей не хотелось спать, но она чувствовала себя угнетенной, умирала от жажды, руки тряслись, все тело дергалось, а глаза никак не хотели смыкаться. Девушка не могла понять, что с ней происходит. Однако когда кто-то из соседок предложил ей другую пастилку, на сей раз розовую (она якобы помогала уснуть), Элистэ, поддавшись внутреннему инстинкту, почему-то отказалась.
– Ах да, герцогиня Феронтская! – воскликнула Гизин. – Ой, держите меня!
– Да это просто фарс! – подхватила Неан.
Удивленно подняв брови, Элистэ обернулась к Меранотте.
– Чему ты удивляешься? – засмеялась та. – Ее высочество, герцогиня Феронтская, Первая дама королевской опочивальни, к которой мы сейчас направляемся, – это злополучная супруга твоего петушка.
– Его супруга? Просто чудесно! Лучше не бывает! Уж ей, наверное, не преминут об этом сообщить?
– Еще бы. Такое количество свидетелей! Ее высочество уже обо всем знает или очень скоро узнает. Какая разница! Она привыкла к подобным известиям. В любом случае жалобы стареющей ревнивой жены – тема для комедии. Возможно, она немного попортит тебе нервы, но отнесись к этому с юмором.
– Какая мерзость! Как скверно начинается моя новая служба, – расстроилась Элистэ.
– Вы сами виноваты, – злорадно сообщила маркиза во Кивесс. – У нынешних девиц нет ни гордости, ни понятий о приличиях. Если большой вельможа обращает на вас внимание, значит, вы этого добивались сами. Если же герцогиня изволит на вас гневаться, стало быть, у нее есть на то основания. Так что перестаньте причитать. Во всех своих несчастьях и злоключениях виноваты вы сами. А теперь вперед.
Встреча с герцогиней Феронтской прошла не так ужасно, как опасалась Элистэ. Ее высочество – бесстрастная особа с лошадиным лицом и непомерно большими руками, гордившаяся тем, что происходит из знатного аристократического рода, – была явно старше своего ветреного супруга. Она встретила новую фрейлину с прохладной учтивостью и тут же поручила ей составлять перечень бесчисленных перчаток королевы Лаллазай. Если герцогиня и знала, что ее муж проявляет интерес к Возвышенной деве во Дерриваль, изысканное воспитание не позволяло ей показывать это. Ее высочество сохраняла полную невозмутимость, совершенно не проявляя своих чувств. Видя, что откровенной враждебности нет, Элистэ немного успокоилась. Зато ее спутницы, обожавшие всяческие скандалы, были явно разочарованы. Элистэ немного расслабилась и позволила себе оглядеться по сторонам. Ее поразили размеры королевского гардероба, занимавшего несколько просторных комнат. В одной из них и находился стенной шкаф, весь заполненный перчатками, которые были уложены в деревянные шкатулочки и разложены по узким полкам. Устроившись в шкафу поудобнее, девушка стала по очереди открывать шкатулки и вносить в большую конторскую книгу описание каждой пары перчаток. Например, так: «Одна пара перч., до середины запястья, бледно-лиловая замша, вышивка белым шелком, с вырезами. Одна пара перч., длина три четверти, темно-голубая козл. кожа, серебряные пуговки, хрустальный и серебр. бисер». Конца этой работе не было видно. Кроме того, Элистэ не вполне понимала, зачем это делается. Зато задание оказалось легким, осматривать имущество вонарской королевы было интересно, и время пролетело быстро. В соседних комнатах Гизин, Неан и Меранотте занимались тоже чем-то в этом роде.
Ни одна из фрейлин не успела довести дело до конца – девушек отпустили восвояси, потому что начались приготовления к леве ее величества. Элистэ последовала за своими спутницами в гостиную, где познакомилась с обитательницами Розовой и Белой фрейлинских: целой стайкой хорошеньких, шумных, фривольных барышень такого же кукольного вида, что и жительницы Лиловой комнаты. Очевидно, по заведенной традиции, все начали складывать на чайный столик, стоявший посреди комнаты, всякую снедь. Одной фрейлине удалось выпросить у дворцового кондитера мешочек пирожных с шоколадно-малиновым кремом. Другая принесла корзинку клубники, еще одна – птифуры, оставшиеся после вчерашнего бала, горстку шоколадных конфет. А Меранотте в'Эстэ, под всеобщие аплодисменты, поставила на стол полдюжины шампанского, да еще и должным образом охлажденного. Никто не поинтересовался, откуда взялись бутылки. Все уже привыкли к нетрадиционным методам Меранотте, и лучше было ни о чем ее не спрашивать.
Выстрелили пробки, невесть откуда взялись бокалы, и шампанское полилось рекой. Элистэ растерянно посмотрела на спой бокал. Конечно, пить шампанское за завтраком – большая роскошь, но вообще-то в столь ранний час она предпочла бы фруктовый сок. «Собственно, это и есть фруктовый сок, – напомнила себе Элистэ, – да еще самый лучший». К тому же, если она откажется пить, все сочтут ее ломакой. Нехотя она пригубила из бокала. Шампанское оказалось сладким, словно специально подобранным к пирожным и фруктам. Оставив сомнения, Элистэ залпом выпила легкий и безобидный на вкус напиток. Лишь разлившееся по жилам тепло, чувство уверенности и сразу поднявшееся настроение свидетельствовали, что она выпила нечто более крепкое, чем фруктовый сок. Остальные фрейлины то и дело прикладывались к своим бокалам, хихикали, сплетничали и напоминали цветочную клумбу, впрочем, обладавшую изрядным аппетитом. Разговаривали о модах, еде и флирте. Веселость перешла во всеобщее оживление, когда Гизин во Шомель сообщила присутствующим, что их новая подруга успела завоевать благосклонность герцога Феронтского. Фрисс в'Энжуа предложила тост за «предприимчивого Феронта». Покатываясь со смеху, фрейлины чокнулись бокалами, и Элистэ поняла, что принята в компанию.
Веселье разгоралось, шампанское дурманило голову, и разговор становился все оживленнее, а шутки – откровеннее. Поначалу Элистэ только слушала, сама не своя от смущения и восторга. Однако вскоре, не без помощи игристого вина, она ощутила прилив уверенности и начала болтать и смеяться так же, как остальные. Закуски были сметены подчистую, до последней крошки. Осушили до капли и все бутылки. Настало время идти на леве ее величества. Элистэ, слегка покачиваясь, поднялась на ноги, чувствуя, как по всему телу разлилось весьма странное ощущение, напоминавшее легкую форму паралича. Со зрением тоже происходило что-то странное: комната и все вокруг уплывало куда-то вдаль. Вот что значит пить шампанское по утрам. Правда, на состоянии ее подружек вино, кажется, никак не отразилось. У Элистэ закружилась голова, она покачнулась и чуть не упала – ее поддержала чья-то тонкая белая рука.
– Осторожно, деточка, – сказала Меранотте в'Эстэ. – На-ка, пожуй. – И она протянула ей маленькую белую пастилку.
– Что это? – заплетающимся языком спросила Элистэ.
– Это великолепные пилюли, изобретенные замечательным доктором Зирком. Примешь одну – и можешь обходиться без сна сколько угодно. А значит, можно пить шампанское без опаски, можно танцевать и играть до утра, можно сократить время на сон до минимума. И при этом остаешься свежей, как весенний ручеек. Во всяком случае, выглядишь такой.
– Правда? А как же он это делает?
– Откуда мне знать? Доктор Зирк – плебей, чрезмерно расхваленный ремесленник. Это его дело – знать, как изготавливать пилюли. Меня это не касается. Мне достаточно того, что они весьма эффективны, полезны и часто оказываются кстати. Жуй медленно, дорогая, иначе начнешь порхать по королевской опочивальне, как большая птица в платье персикового цвета.
Элистэ медленно прожевала и проглотила пастилку, как было велено. Спустя мгновение по ее жилам побежала новая сила. Внезапно девушка почувствовала себя энергичной, свежей; казалось, что силы ее не иссякнут ни через день, ни через неделю, ни через год. Появилось ощущение уверенности, радостного оптимизма, довольства. Никогда еще она так не наслаждалась жизнью. Элистэ в восторге засмеялась.
– Ш-ш-ш, – прошептала Меранотте. – Будь сдержанной.
– Я чувствую себя чудесно!
– А что я тебе говорила?
– Какая прелесть! Можешь дать мне еще?
– Ну, конечно. Их легко достать, а обходиться без них трудно. Пройдет несколько дней, и ты сама перестанешь понимать, как жила раньше без столь полезной вещи.
Совершенно возрожденная, Элистэ последовала за своими новыми подружками в покои королевы Лаллазай. На сей раз фрейлин впустили прямо в роскошную опочивальню ее величества. Посреди комнаты возвышался отороченный сияющей бахромой балдахин розового шелка, установленный на четырех резных золоченых столбах. Тончайшее кисейное покрывало было наброшено поверх целой горы пышных, украшенных вышивкой подушек. Ее величество уже проснулась и сидела в постели – на лице слой свежих румян, волосы напомажены и уложены локонами, каждая складочка на кружевах пеньюара тщательно проглажена. Целых два часа королева провела с горничными и цирюльниками, а затем забралась обратно под одеяло, чтобы принимать посетителей. Утреннее солнце приглушенно просвечивало сквозь шторы розового тюля. В этом неожиданном освещении Лаллазай казалась столь же юной, как и ее фрейлины. Она потягивала из чашки шоколад и перешептывалась о чем-то с доктором Зирком, почтительно склонившимся к царственной особе. Временами королева указывала жестом на лоб, на горло, на сердце, а лекарь сочувственно и понимающе кивал. Вокруг ложа стояли ближайшие подруги королевы самого разного возраста и вида – от юной и очаровательной принцессы в'Ариан до угрюмых сморщенных герцогинь, высокое происхождение которых давало им право находиться рядом с королевой.
Фрейлины выстроились в ряд, по очереди целуя руку своей госпоже. Лаллазай приветствовала их милостивей, но небрежно. Тем, кого любила больше, улыбалась, а остальным, чьих имение могла вспомнить, лишь кивала со слегка удивленным видом. Очередь двигалась быстро, и вот Элистэ наконец коснулась губами благоуханной нервной руки. Ей бросилось в глаза, что ногти на пальцах обкусаны. Лаллазай рассеянно улыбнулась и принялась внимательно разглядывать произведение мастерицы Нимэ. На обладательницу платья она, собственно, и не взглянула. Элистэ выпрямилась, со сдержанной учтивостью поклонилась доктору Зирку, чье общественное положение было несколько двусмысленным, и отступила в сторону. При второй встрече с королевой она уже не ощущала никакого трепета. По комнате порхали ее легкомысленные подружки. Фрисс в'Энжуа потихоньку ткнула Элистэ локтем в бок и показала глазами на Неан во Зерло в'Инник. Та как раз склонилась над рукой королевы. Утреннее платье красавицы имело столь низкий вырез, что в такой позе выглядело откровенным сверх всякой меры. Доктор Зирк так и впился своими водянистыми глазами в обнажившуюся грудь. Его узкое лицо побагровело и покрылось испариной. Элистэ едва не подавилась от хохота. Зажав рукой рот, она низко склонила голову, но все же не могла удержаться и громко фыркнула. Пришлось прикусить палец и вспомнить о своем благородном происхождении и необходимости вести себя прилично. Вот именно
– прилично. Элистэ покосилась на Фрисс, красную и мелко дрожащую от едва сдерживаемого смеха, потом вновь взглянула на Неан, не догадывающуюся о своем конфузе. Нет, это было выше ее сил, и Элистэ, давящейся от смеха, едва не пришлось выбежать из опочивальни. К счастью, в этот момент появились первые посетители. Процессию возглавляли герцог и герцогиня Феронтские. Герцогиня была холодна, невозмутима и бесстрастна. Ее супруг держался точно так же.
Судя по всему, Элистэ он не заметил. Во всяком случае, подвигая жене вазу с шоколадом и бисквитами, он даже не взглянул на новую фрейлину. Возможно, прими она его подарок, герцог вел бы себя иначе. Теперь же Элистэ для него как бы перестала существовать. Глаза герцогини Феронтской остановились на лице юной соперницы лишь однажды, и все же этого короткого взгляда было достаточно, чтобы Элистэ поняла – герцогиня все знает. От веселья девушки не осталось и следа. Она почувствовала себя жалкой, несчастной и почему-то виноватой, хотя никакой вины за собой не знала.
Поцеловав руку королеве, фрейлины Чести ретировались к стене, где им предстояло играть роль обычных украшений. Четыре девушки из Лиловой комнаты заняли кушетку розовой парчи и два позолоченных стульчика в углу. Изящно раскинув юбки, они прикрылись веерами и стали перешептываться, наблюдая за вереницей знатных посетителей, которые торжественно входили, вкрадчиво впархивали или подобострастно семенили, кланяясь ее величеству. Постепенно опочивальня заполнилась напудренными и разодетыми придворными – вокруг ложа королевы выстроилась целая разноцветная радуга. Лаллазай, по-прежнему сидя в постели, болтала со всеми сразу, жестикулируя с по-девичьи преувеличенным оживлением. Она то и дело над кем-то подшучивала, звонко хохотала, запрокидывая голову, и ее пронзительный смех заглушал почтительно негромкий гул прочих голосов. Церемония приветствий продолжалась довольно долго; постепенно гости расползлись по всей опочивальне. Стулья, кушетки, подоконники и даже скамеечки для ног вскоре были заняты. Там и сям собирались группки беседующих, а больше всего народу собралось возле стола, где стояли вазы с шоколадом и тарелки с бисквитами. Принцесса в'Ариан села к маленькому бело-золотому спинету и начала наигрывать какую-то мелодию; сладкая музыка создавала мягкий фон для приглушенного гула голосов.
Элистэ глазела по сторонам, замечая вокруг немало знакомых лиц – со многими из собравшихся здесь кавалеров она танцевала накануне. В это время в опочивальне появился опоздавший Векин в'Иссеруа – слегка растрепанный и запыхавшийся. Нерадивого гостя встретил насмешливый рокот. Векин опрометью подбежал к ложу, низко наклонился к ручке ее величества и что-то виновато пробормотал. Лаллазай с улыбкой шлепнула его по запястью, показывая, что не сердится. Элистэ тут же утратила интерес к этому маленькому эпизоду и вновь принялась разглядывать придворных. Заметив заинтересованное выражение ее лица, Меранотте прошептала:
– Как только позволит этикет, все они переберутся сюда.
– Кто они?
– Кавалеры.
– О чем ты говоришь? Я на них и не смотрела, – соврала Элистэ.
– Так я тебе и поверила, – фыркнула Меранотте, да так весело, что Элистэ и сама не смогла удержаться от смеха. – Еще несколько минут – и они набросятся на нас, как стая голодных волков.
– Хотелось бы надеяться, – вставила Гизин. – Иначе Путей во Крев и ее банда из Белой фрейлинской нам проходу не дадут. Уж они отведут душу.
– Если к нам никто не подойдет, я просто умру! – воскликнула Неан.
– Не беспокойся, дорогая, с твоим декольте нам это не грозит.
– Терпеть не могу сидеть в одиночестве, всеми брошенная и покинутая! Это невыносимо! Если такое случится, просто не выживу!
– Успокойся, ты уже спасена. Вот идет Фурно.
– Ага! Путей лопнет от зависти!
К ним приближался кавалер во Фурно, вооруженный тарелкой ореховых бисквитов, бесчисленными комплиментами и обманчиво-невинной улыбкой. И бисквиты, и комплименты были встречены с одинаковым энтузиазмом. Вскоре к лиловым фрейлинам присоединился Стацци во Крев, элегантный брат Путей. За ним последовали Векин в'Иссеруа, богатый поклонник Гизин – кавалер Нелиль во Денц, а затем и маркиз во Ль„ в'Ольяр, несколько староватый для столь юного общества, но явно не собиравшийся отступать. Остроумные шутки полились рекой; порой они были язвительны, даже приправлены ядом. Однако Элистэ, привыкшая пикироваться с Дрефом сын-Цино, оказалась на высоте. Кроме того, пастилка Меранотте придала ее уму необычайную остроту, и Элистэ чувствовала себя во всеоружии. Искоса бросив на Векина кокетливый взгляд, она спросила:
– Неужто магический спектакль подорвал силы благородного кавалера? Иначе чем объяснить ваше столь драматическое опоздание?
Лицо Векина вспыхнуло бриллиантозубой улыбкой:
– Счастлив мужчина, чьи поступки вызывают справедливый гнев светоносной девы во Дерриваль. Уже сами ваши упреки означают, что вы обращаете на меня внимание. А уж если вы меня похвалите – я стану счастливейшим из смертных.
– Очень мило, сударь, однако вы не отвечаете на мой вопрос.
– Проявите терпение, Возвышенная дева. Я вовсе не уклоняюсь от ответа, а лишь приближаюсь к нему суживающимися кругами, как и подобает хорошему охотнику. Медленно, осторожно, без лишнего шума я подбираюсь к цели. Потом делаю паузу, выжидаю, все взвешиваю, прикидываю. Затем я готов приступить к делу, но к этому времени вопрос уже всеми забыт.
– Векин, когда вы перестанете нести чушь? – строго спросила Гизин.
– Никогда, Возвышенная дева, ибо главная из моих светских добродетелей – способность молоть языком без остановки.
– Вашей главной светской добродетелью станет ваше отсутствие, если вы немедленно не удовлетворите наше любопытство, – предостерегла его Меранотте.
– О, ядовитая лилия! Уж вас-то я ни за что не осмелюсь прогневать. Так знайте же, драгоценные дамы, что вчерашнее выступление вовсе не подорвало моих сил. У меня хватит их на что угодно. Буду счастлив, если прекрасная во Дерриваль захочет поймать меня на слове. К сожалению, мой кучер оказался куда слабее. Из-за этого наглого бездельника я и опоздал. Когда сия малодушная скотина сталкивается с каким-нибудь препятствием, то сразу падает духом. Малейшее затруднение приводит его в панику, он тут же выходит из строя, и я вместе с ним. Боюсь, я скоро заделаюсь пешеходом. Однако я трезво обдумал эту проблему…
– Трезво? Сомневаюсь! – покачала головой Неан.
– …и полагаю, что нашел единственно разумное объяснение. Я пришел к заключению, что нужно вывести специальную породу кучеров, – разглагольствовал Векин. – Разводим же мы лошадей для быстрого бега, сообразительных псов, мясистых коров – и у нас неплохо получается. Наверняка тот же самый принцип можно применить и к серфам. В результате удастся вывести идеального кучера: остроглазого, мужественного, отважного, не боящегося ненастной погоды, отлично умеющего ориентироваться на местности и прекрасно разбирающегося в лошадях. Когда мы, селекционеры, добьемся успеха в нашем кучероводстве, то станем поставлять чистокровных возниц царственным особам и аристократии всех цивилизованных народов. После этого можно будет заняться выведением отлично вышколенных лакеев, превосходных садовников, а самое главное – искусных поваров. Но начинать надо с самого главного. Итак, необходима первая пара: какой-нибудь реальный кучер и плодовитая самка с лошадиной внешностью. Может быть, ее высочество герцогиня Феронтская отважится внести свою лепту?
Эта шутка вызвала взрыв всеобщего веселья. Раскрасневшаяся от смеха Гизин обессиленно воскликнула:
– Векин, какой же вы болтун!
Векин поклонился, а Элистэ, продолжая смеяться, спросила:
– И что же за ужасное препятствие помешало вашему кучеру доставить вас во дворец вовремя?
– Полные улицы бунтующей черни. Между Бевиэром и Кольцом вокруг садов Авиллака было просто невозможно проехать. Повсюду нищие, лавочники, рабочие и прочая шваль. Все размахивают руками, бросают камни, палки. Не представляю себе, чего они хотят этим добиться. Было очень шумно, и вся эта ерунда просто действовала мне на нервы. Они загородили весь проезд, мешали каретам и, что хуже всего, пугали лошадей.
– Это верно, – серьезно кивнул напудренной головой маркиз во Ль„ в'Ольяр. – Пока я ехал от Новых Аркад, тоже заметил беспорядки. Мои вороные даже сбились с шага, а какой-то болван оцарапал дверцу кабриолета. Сущее безобразие! Это ни на что не похоже!
– А из-за чего был шум? – настаивала Элистэ. – Что произошло?
– Ах, так вы ничего не знаете, Возвышенная дева, о событиях минувшей ночи? – оживился Векин. – Должно быть, вы слышали, что болтуна Нирьена решено посадить в «Гробницу» по обвинению в государственной измене, подстрекательству к бунту, писании дурных виршей или еще в чем-то этаком?
– Да, я слышала об этом.
– Ну вот, когда ночью жандармы пришли арестовывать его, то увидели, что птичка улетела. Нирьен благоразумно смылся, но зато весь квартал был забит его кривляющимися подручными, которые устроили настоящий погром. Они носились по улицам, словно дешевые фигляры в поисках публики. Вырвались на Университетскую площадь, устроили себе там развлечение – расколотили вдребезги статуи Десяти Монархов. При этом половина толпы вопила о свободе, другая половина жаждала крови, и от всех жутко несло чесноком. Какой-то доморощенный демагог стал подзуживать чернь зажигательными речами, а та сочувственно охала, улюлюкала и яростно пыхтела чесночным перегаром.
– А откуда вам все это известно, Векин? – спросила Меранотте.
– Возможно, мне помогли Чары Возвышенных, – ответил Векин, весьма довольный всеобщим вниманием. – Разве я не показал вам, на что я способен? Вы должны мне верить, моя лилия! В любом случае, я убежден, что если бы не появление Усмирителя толп и его людей, от Университетской площади не осталось бы камня на камне. К счастью, Усмиритель подоспел вовремя и разогнал это стадо прежде, чем оно разнесло вдребезги лекционные залы. Так был восстановлен мир или некое его подобие.
– Очевидно, на время, – предположил Нелиль во Денц.
– Вот именно. На рассвете беспорядки начались вновь, и чернь никак не желала утихомириться. Вот из-за чего я опоздал к леве ее величества. Возможно, сброд все еще бунтует.
– Мне кажется, – вступил в беседу Фурно, – пусть они рычат, гримасничают, буянят, грабят винные лавки сколько им угодно. Но при одном условии: чтобы их идиотские забавы были ограничены пределами Крысиного квартала. Восьмого округа и прочих трущобных районов. В тех дерзких местах немного пламени не помешает – только чище станет.
– Увы, они не ограничили свои идиотские забавы трущобами, – сообщил Векин. – В том-то и проблема. Чернь разлилась рекой по всему Шеррину.
– Но почему? – спросила Элистэ. – Если Нирьен сбежал – а я, честно говоря, об этом не жалею…
– Ах, вы сторонница сентиментализма? – фыркнул Стацци. – Любительница романтики!
– Во всяком случае, Нирьен все же получше, чем Уисс в'Алёр, – заметила Меранотте.
– в'Алёр! Да эта дворняжка вообще не заслуживает внимания!
– Так если Нирьен сбежал, – упрямо продолжала Элистэ, – чего же они кричат? Что им нужно? Как можно их успокоить, чтоб они разошлись по домам?
– Понадобится Усмиритель. Будем надеяться, что его величество отдаст соответствующий приказ, – сказал Векин.
– Да, другого решения нет, – согласился Фурно. – Я слышал, что толпа требует хлеба и справедливости. Увы, хлеба на всех не хватает и никогда не хватит – так уж устроен мир. А что до справедливости, то чернь недостаточно разумна, чтобы усвоить это понятие. Идеи подобного рода предназначены для людей образованных.
Элистэ неохотно кивнула.
– Покричат немножко и заткнутся, – бросил во Крев. – Что им еще остается? Ведь они сами не знают, чего хотят. Ими нужно управлять, как малыми детьми.
Элистэ вспомнила Дрефа сын-Цино. Он никак не походил на малого ребенка, невзирая на свою молодость. Однако говорить об этом ей показалось неуместным. Замешательство девушки еще более усилилось, когда рядом с ней появился лакей в ливрее и передал сложенную записку. Какое-то время Элистэ непонимающе смотрела на свернутый листок, пытаясь сообразить, что это означает. Потом, поддавшись инстинкту, подняла глаза и встретилась взглядом с его высочеством герцогом Феронтским, стоявшим у стены в одиночестве. Герцогини не было видно. Должно быть, она потихоньку удалилась, не замеченная никем, кроме своего супруга.
Фрейлины проследили за взглядом своей подруги и обменялись многозначительными улыбками. Элистэ хотела было вернуть записку непрочитанной, но любопытство возобладало. Развернув листок, она пробежала глазами написанное:
«Возвышенная дева. Поскольку мой подарок вам не понравился, можете выбрать другой по вашему вкусу. Как можно скорее сообщите мне, чего вам хотелось бы. Тогда же договоримся о времени и месте следующей встречи.
Феронт».
Бесчувственный болван!
Щеки Элистэ залились краской гнева. Насмешливые взгляды подруг разъярили ее еще больше. Она чуть было не пустила записку по рукам, но вовремя одумалась: такой поступок нанес бы больший вред не репутации герцога, а ее собственной. Найдутся способы и получше. Она разорвала записку на мелкие кусочки и, не сводя с герцога глаз, подбросила их вверх.
Ее соседки разразились громким хохотом. Гизин и Неан, обнявшись, изнемогали от смеха. Меранотте же неодобрительно поджала губы. Даже королева обратила внимание на слишком шумную группку, изумленная и слегка недовольная тем, что новая фрейлина привлекает к себе такое внимание. Герцог Феронтский сохранял невозмутимость. Все тем же непроницаемым мрачным взглядом смотрел он на Элистэ. Затем, коротко кивнув свите, повернулся и направился к выходу, где уже выстроились неподвижные лакеи – леве королевы подходило к концу.
Дальнейшие события в памяти Элистэ не отложились. Прием закончился, и она вместе с подругами вернулась в фрейлинские покои. Более их услуги королеве сегодня не понадобятся. Девушки разошлись кто куда, у каждой были свои ухажеры. Элистэ тоже успела назначить несколько свиданий: с кавалером Стацци во Кревом она договорилась пообедать; с во Ль„ в'Ольяром – прокатиться по садам Авиллака; с Векином в'Иссеруа – сыграть в антислез; с во Ренашем – выпить бокал пунша на балу у мадам во Ферайон. И с каждым из Возвышенных господ она в тот день встретилась, пользуясь неиссякаемой энергией, которую подарила ей белая пастилка доктора Зирка. Ее действие продолжалось много часов, до глубокой ночи. Когда Элистэ вернулась в Лиловую комнату, совершенно выбившаяся из сил, ей не хотелось спать, но она чувствовала себя угнетенной, умирала от жажды, руки тряслись, все тело дергалось, а глаза никак не хотели смыкаться. Девушка не могла понять, что с ней происходит. Однако когда кто-то из соседок предложил ей другую пастилку, на сей раз розовую (она якобы помогала уснуть), Элистэ, поддавшись внутреннему инстинкту, почему-то отказалась.