Страница:
Изначально у сотрудника Коминтерна Жана Жерома и примитивного мошенника Иосифа Иоановича не могло быть ничего общего. Тем не менее, судя по всему, они были связаны еще до войны. Надо ли этому удивляться, если известно, что "старьевщик-миллиардер", умерший в Париже в 1965 году, тоже работал на международное коммунистическое движение?
Иосиф Иоанович родился в 1905 году в Кишиневе (Бессарабия) и считался русским евреем, во всяком случае до присоединения этого края к Румынии в 1920 году. Приехав во Францию в 1925 году, он выдал себя за румына. По легенде, свои первые франки он заработал, разгребая мусорные ящики. Затем, пользуясь своим нюхом в делах, он не замедлил стать богатым, занимаясь восстановлением всякого рода вещей (то есть старьевкой). Когда началась война, он уже был миллионером. За крупную взятку власти в Виши закрыли глаза на его еврейское происхождение, и он занялся продажей металлов нацистам. Заодно он стал осведомителем абвера и гестапо. В 1943 году, почувствовав, куда подул ветер, Иоанович начал снабжать деньгами Сопротивление, в частности подпольную организацию "Честь и полиция". Он поставлял ей и оружие, не прекращая сотрудничать с гестапо. Поскольку он стал двойным агентом, трудно сказать, на кого он действительно работал – на Сопротивление или на оккупантов. Как бы там ни было, после освобождения страны он миллиардер. Многие деятели (в том числе будущий министр Эдгар Пизани) засвидетельствовали, что он боролся с нацистами. Имея большие связи в полиции, он в течение многих лет пользовался полной безнаказанностью, даже когда против него было возбуждено дело за экономическое сотрудничество с врагом. После многочисленных и неожиданных поворотов, которые смаковала пресса, его в конце концов судили, приговорили к тюремному заключению, затем сослали под надзор в Лозер. В конце жизни Иоанович пытался укрыться в Израиле. Он умер во Франции, почти разорившись.
Эта судьба необычна уже сама по себе, но за ней скрывалась другая жизнь – служба Коминтерну, – что и объясняет его связи с Жаном Жеромом. По сведениям коммунистов, участвовавших в гражданской войне в Испании в составе Интернациональных бригад, именно в то время они начали работать вместе, поставляя республиканцам металл, что вполне соответствовало роду занятий торговца металлоломом Иоановича. Впрочем, в начале войны этот спекулянт уже был в прекрасных отношениях с советскими агентами. 15 апреля 1941 года он стал гражданином СССР и получил документы у советского поверенного в делах при режиме Виши Александра Богомолова. Советский гражданин, еврей Иоанович продолжал тем не менее сотрудничать с оккупантами даже после разрыва пакта Гитлера-Сталина. На деле он был не двойным, а тройным агентом: одновременно работал на нацистов, на Сопротивление и на Москву. Вполне вероятно, что именно благодаря сотрудничеству с немцами он пополнял кассу Жана Жерома – "министра финансов" коммунистического Сопротивления.
Когда последнего арестовали в апреле 1943 года, Иосиф Иоанович, по-видимому, предпринял меры, чтобы помочь своему "клиенту". И бьш в этом не одинок.
По логике, после выхода на свободу в 1944 году Жан Жером должен был выглядеть крайне подозрительно. Почему же его пощадили нацисты? Москва с полным правом могла задаться вопросами относительно его поведения в тюрьме. Многих агентов Коминтерна после войны ликвидировали за гораздо меньшие прегрешения. Леопольда Треппера, например, в 1947 году приговорили в СССР к 15 годам "изоляции" (после смерти Сталина его реабилитировали). Жерома же, напротив, восстановили во всех должностях, и вплоть до 70-х годов он продолжал играть кардинальную роль в деятельности Коммунистического Интернационала во Франции. Этому необычному доверию Москвы можно дать только одно объяснение: помощь, которой он пользовался во время заключения, была санкционирована Советским Союзом. Следовательно, человек или люди, спасшие его от трагической участи, тоже работали на СССР. Именно к этому выводу подводит Огюст Лекер в своей статье в журнале "Эст э Уэст" (июль 1985 года). "Жан Жером никогда не делал тайны из своих связей с СССР, – писал человек, который во время оккупации был секретарем подпольной организации компартии. – Тщательно продуманные меры по прикрытию его работы облегчали задачу. После освобождения Франции мы ознакомились с рапортом полиции о его аресте и заключении (рапорт был передан в советское посольство). Против него не могло быть выдвинуто никаких обвинений. Помощь, которой он пользовался, сочли непредосудителъной (выделено автором).
"Непредосудительная помощь"? Во время войны Жан Жером получал приказы непосредственно из Москвы через "советскую колонию", подпольно обосновавшуюся во Франции. В этой "колонии", которая состояла из нелегалов, живших по фальшивым документам, были агенты, по всей видимости двойные, имевшие выход на нацистское руководство в столице. С некоторыми из них Жером был связан, что доказывают переданные им весной 1941 года сведения о нападении на СССР. После его ареста эти лица вмешались, чтобы оказать ему помощь. В глазах Москвы они не могли быть подозрительными. Таким образом, их помощь сочли непредосудительной. То же относилось к Иоановичу – одновременно осведомителю гестапо и Коминтерна.
Жерома освободили из тюрьмы 19 августа 1944 года. ФКП занялась перекройкой прошлого по его мерке. Все упростилось тем, что партии удалось заполучить из префектуры полиции его дело (об аресте и заключении). Это подтвердил Огюст Лекер: "Дела спецбригад исчезли. Первая часть была похищена скомпрометировавшими себя полицейскими. Вторая – сотрудником Робера Балланже, который в багажнике привез в резиденцию партии шесть толстых картонок с делами, в том числе дело Жана Жерома".
Обелив его, оставалось только создать легенду образцового участника движения Сопротивления. При том влиянии, которым пользовалась партия после освобождения страны, это было детской игрой. Его произвели в майоры ФФИ и в дополнение наградили военным крестом с двумя благодарностями в приказе (что обычно свидетельствовало о храбром поведении в бою). Нет слов, если учитывать, что он никогда не принимал участия в боевых действиях.
К несчастью для него, в старом шкафу префектуры полиции нашли постановление 1931 года о его высылке как агента Коминтерна. Несмотря на эти (новые) боевые заслуги в Сопротивлении, Жером, оставаясь поляком, подвергался опасности высылки. Следовало по возможности быстрее дать ему французское гражданство, главным образом для того, чтобы он мог продолжать выполнять те задачи во Франции, которые перед ним ставила Москва. ФКП выправила положение. Прежде всего она приняла меры, чтобы отменить постановление о высылке. Это было сделано в феврале 1945 года не без помощи Андре Блюмеля, в то время заведующего секретариатом министра внутренних дел. По профессии адвокат, член СФИО, Андре Блюмель впоследствии раскрылся как активный попутчик ФКП. Он стал членом руководства общества "Франция-СССР", в муниципальный совет Парижа его избрали по спискам лиц, сочувствовавших коммунистам. Устранив непосредственную опасность, партия использовала все свое влияние в правительстве, чтобы добиться для Жерома французского гражданства. Он его получил 5 марта 1947 года, за два месяца до вывода министровкоммунистов из правительства. Теперь наконец у него появилась возможность в полной мере проявить свои таланты.
"Во время войны Жан Жером стал крупным функционером международного аппарата, – считает Филипп Робриё, включенный после войны в руководящий состав ФКП и, следовательно, отчитывавшийся только перед Центром (Москвой). – Если эта гипотеза верна, вполне возможно, что о своих делах он ставил в известность только двух людей во Франции (вероятно, одного независимо от другого): Мориса Тореза – по вопросам, касающимся политики, и Жака Дюкло – обо всем, что относится к сотрудничеству с советскими разведслужбами" (Philippe Robrieux. Histoire interieure du parti comuniste, tome 4. Fayard, 1984).
Став одновременно сильным человеком и серым кардиналом партии, Жером до 70-х годов контролировал ее финансовый и подпольный аппараты. Даже сегодня трудно оценить размах его тайпой деятельности. Единственные имеющиеся в распоряжении данные исходят от бывших коммунистов, в тот или иной момент оказавшихся рядом с замкнутыми сферами, в которых он вращался.
К этим людям относится Роже Панкен, в начале 50-х годов работавший в личном секретариате Жака Дюкло и занимавшийся вопросами кадров и безопасности. В этом качестве он часто бывал в дипломатических представительствах социалистических стран. Там он видел Жана Жерома, на равных обсуждавшего с послами или специальными представителями отправку по ту или другую сторону "железного занавеса" руководящих кадров партии (или офицеров разведки?).
Роже Коду, после войны работавший – по рекомендации ФКП – в польской фрахтовой компании "Ботранс", также столкнулся с его некоторыми сомнительными делами в отношении восточноевропейских стран: фальшивые накладные, отправка бывшего в употреблении оборудования по цене нового и т.д. Такими окольными путями пополнялась партийная касса за счет социалистических стран. В качестве компенсации "министр финансов" добывал им стратегические материалы под самым носом у КОКОМ – органа, контролирующего западный экспорт в Восточную Европу. Он создал сеть фирм по импорту-экспорту ("Берим", "Сифаль", "Сорис" и др.), часть которых активно работает до настоящего времени.
Однако этой коммерческой сети бьшо недостаточно для финансирования громадного партийного аппарата. С начала 50-х годов ФКП начала переживать финансовые трудности. После вывода министров из правительства для удовлетворения своих потребностей она могла рассчитывать только на общественные источники, и, хотя она заявляла о миллионе членов партии (цифра, вероятно, завышена), членских взносов не хватало для работы огромного аппарата. Кроме того, снизился тираж коммунистической прессы: например, "Юманите" с 500 тысяч экземпляров в 1947 году до 190 тысяч в 1952 году. Руководство было вынуждено сделать выбор. Оно решило продать один из самых замечательных образцов своей коммерческой деятельности – символ революционного прошлого партии – компанию "Франс-навигасьон".
"Франс-навигасьон", созданная в 1937 году с помощью Коммерческого банка Северной Европы (советского банка, основанного в Париже в 1924 году), первоначально предназначалась для помощи испанским республиканцам. Ее корабли (у компании их бьшо около 80) служили, в частности, для перевозок оружия, которые по приказу Коминтерна курировал Жан Жером. После оккупации корабли конфисковали, и большая их часть была потоплена во время войны. После освобождения Франции в качестве возмещения военных убытков ФКП добилась правительственных дотаций для восстановления флота. "Франс-навигасьон" включили в руководимый Жеромом коммерческий аппарат партии.
Когда Управлению по охране территории стало известно о намерении компартии продать корабли для пополнения кассы, оно напрямую связалось с возможными покупателями, чтобы помешать сделке. И все же продажа "Франс-навигасьон" принесла ФКП круглую сумму в три миллиарда франков. Сделка в конце концов состоялась при посредничестве человека, которым долгое время интересовались УОТ и СРК, причем обе службы были убеждены, что он работает на СССР. Тем не менее французские службы так по-настоящему и не побеспокоили эту таинственную личность с неясным прошлым, многочисленными связями и знакомствами в политических кругах.
Одним из самых странных было дело Альбера Игуэна. То, чем он занимался в ФКП, во многих отношениях напоминает роль Жана Жерома. Но если за действиями последнего хоть как-то можно проследить благодаря свидетельствам бывших членов партии, то Игуэн оставался за кулисами, ступенька за ступенькой поднимаясь по общественной лестнице и сделав образцовую карьеру, что позволило ему общаться с грандами финансового и политического мира и стать их протеже.
В 1952 году Альбер Игуэн вошел в административный совет "Франс-навигасьон". Несколько месяцев спустя он купил контрольный пакет акций. После того как 23 января 1953 года его назначили президентом компании, он приступил к ее ликвидации, продавая корабли поштучно и тем самым обходя наложенное службами безопасности негласное эмбарго. Обладая ярко выраженной деловой хваткой, он впоследствии взял под контроль Парижское банковское общество, затем Северный консорциум и приобрел акции в страховых и таксистских компаниях и в обществе по продаже недвижимости. В 1955 году он стал миллиардером.
В это время его и арестовало УОТ. Впервые он слегка вышел из тени. Его имя появилось на первых страницах газет. Речь шла о шпионаже, затем об использовании чужих документов. Два года спустя органы правосудия оправдали его. Альбер Игуэн вновь занялся делами, но в контрразведке досье на него не закрыли. Публика о нем больше ничего не слышала. У полицейских службы безопасности тем не менее оставалась уверенность, что он был большим человеком в международном коммунистическом аппарате.
Попытаемся разобраться.
Альбер Игуэн (его настоящее имя – Хаим Давид Яллер) в молодости был известен под разными фамилиями. Он родился в Трагуле-Фрумофе в Румынии 3 февраля 1915 года и приехал во Францию в 1933 году. Два года спустя он поступил в специальную школу общественных наук. В 1937 году прошел обучение на курсах технических служб префектуры Сены. В том же году Игуэн вроде бы совершил путешествие на корабле компании "Франс-навигасьон" ("Гильвинек") в составе советской миссии в Испании. 24 декабря 1938 года под именем Яллера получил французское гражданство. Был мобилизован и оставался в армии до 6 августа 1940 года. Демобилизовался в звании сержанта. До этого момента его биография кристально чиста. Затем следы теряются.
Яллер исчез на два года. Он объявился в Тунисе в инженерной роте в звании прапорщика. Теперь его звали Даниэль Жалле, который родился 10 февраля 1915 года в Волькеринкове на севере Франции. Почему он сменил фамилию? Это покрыто тайной. Любопытно отметить, что с этого времени его жизнь получает совсем иную ориентацию. Ему удалось добиться перевода в военно-воздушные силы и войти в окружение Фернана Гренье, который в то время был представителем ФКП при генерале де Голле в Алжире. Гренье, тесно связанный с СССР, был в апреле 1944 года назначен комиссаром по делам авиации в созданном генералом Французском комитете национального освобождения. Хаим Давид Яллер, он же Жалле, стал сотрудником секретариата Гренье. Вместе с ним он вошел в освобожденный Париж и в сентябре 1944 года был назначен на службу в министерство авиации под начало Шарля Тийона. При бывшем руководителе ФТП он оставался до вывода коммунистов из правительства (Тийон последовательно занимал посты министра авиации, вооружений, восстановления и градостроительства).
Ни у кого нет ясного представления о делах Яллера-Жалле в те времена. По словам Пьера Дэкса, работавшего секретарем Шарля Тийона, о своей деятельности он, как и все коммунисты из окружения Фернана Гренье в Алжире, в большей степени отчитывался перед СССР, чем перед ФКП. Роже Коду, также работавший в секретариате Тийона, вспоминал, что Яллер-Жалле, занимавшийся техническими службами, разъезжал по военно-воздушным базам всей Франции. Исходя из этого, возможны всякие предположения…
В октябре 1945 года наш деятель снова сменил личину. Он заявил, что Жалле – его подпольная кличка в Сопротивлении, что на самом деле его зовут Альбер Игуэн и что он родился в 1917 году на французском теплоходе "Латуш Тревиль" по пути в Буэнос-Айрес. Он утверждал, что отец его неизвестен и что он взял фамилию матери. Тот факт, что Даниэль Жалле и Альбер Игуэн – одно и то же лицо, подтвердили под присягой три человека: армейский капитан (член ФКП), секретарь федерации металлистов ВКТ и бывший член ФТП. Он оформил документы на новую фамилию при помощи высокопоставленного чиновника министерства восстановления (руководимого Франсуа Бийю) и журналиста-коммуниста, которые пришли с ним в качестве свидетелей в префектуру.
Как и в 1942 году, причины, по которым Хаим Давид Яллер сменил фамилию, неизвестны. Много лет спустя полицейское расследование установило, что было два Альбера Игуэна. Первый умер в возрасте трех недель, второго, воевавшего в Интернациональных бригадах, убили во время гражданской войны в Испании. Было ли об этом известно Яллеру?
Под своей новой фамилией он и привлек к себе внимание французских служб. После вывода министров-коммунистов из правительства он принял руководство Европейским промышленным и коммерческим обществом (СЕПИК). СРК подозревала, что это общество, принадлежавшее на равных паях поляку Ароновичу и директору Банка франко-румынского кредита Чуновскому, служило ширмой для нелегальных поставок товаров в страны Востока. Для наблюдения за обществом секретные службы ввели туда своего агента. Вот его свидетельство: "При первом внедрении в советскую разведывательную сеть мой бывший командир в движении Сопротивления Анри Рибьер, ставший руководителем СРК, сказал мне: "Ты должен от нас уволиться".
Я сильно рассердился. Но это оказалось необходимым, поскольку он попросил меня войти в разведывательную сеть не для того, чтобы ее с самого начала разрушить, а просто для наблюдения за ней и выяснения, не занимается ли она контрабандой военного оборудования. В двух словах все происходило так: от фиктивной технической ассоциации, называвшейся импортером, мы получали польский уголь, а предполагаемые доходы от продажи этого угля поступали в специальную кассу. По просьбе Варшавы мы покупали станки для тяжелой и легкой промышленности. Теоретически пункт назначения – Польша. На самом деле мы отправляли геодезические приборы, карты в Польшу, в СССР, в Югославию, в Китай… Все проходило через нас. Проблем не возникало, пока речь шла о гражданском оборудовании, но вскоре поступили военные заказы: мне направили требование на торпеды 550-го калибра. Мы в СРК были вынуждены приступить к ликвидации сети". Из Франции выслали несколько поляков, в том числе совладельца СЕПИК Ароновича. Альберу Игуэну удалось ускользнуть. В то время уже было ясно, что он работал в сотрудничестве с Жаном Жеромом на пополнение кассы ФКП. "Я пришел в СЕПИК, чтобы обговорить условия отправки в Польшу крайне деликатного груза, – рассказывает Роже Коду. – Дверь комнаты, в которой я сидел, была открыта, и в конце коридора я увидел Жалле. В партийных кругах его продолжали называть этим именем. Он тоже меня заметил, сразу же подошел ко мне и сказал: "Ты меня не знаешь и не называешь на "ты". Я здесь делаю деньги".
Когда 16 мая 1955 года УОТ арестовало его, полицейские попытались официально выяснить его подлинную фамилию. К этому времени он был владельцем нескольких предприятий, и его подозревали в экономическом шпионаже в пользу СССР через посредство своих фирм. Задача оказалась сложной. Никто не может запретить бизнесмену сообщать кому бы то ни бьшо информацию, прямо или косвенно затрагивающую его интересы. Расследование УОТ ничего не дало. Оставался вопрос выяснения личности. И здесь Яллеру удалось доказать свою добропорядочность. 8 октября 1957 года его признали невиновным, и он получил право официально называть себя Альбером Игуэном.
За десять лет после вывода министров-коммунистов из правительства он проделал значительный путь. Его безнаказанность, возможно, объяснялась влиянием, приобретенным в финансовых и политических кругах. Игуэн начал карьеру в 1947 году под покровительством директора Коммерческого банка Северной Европы (советского банка) Шарля Ильсема, но впоследствии освободился от его опеки. Нажитыми миллиардами он обязан своей деловой хватке и умению использовать прикрытие влиятельных лиц.
В 1954 году, занимаясь распродажей кораблей "Франс-навигасьон", Альбер Игуэн приобрел Парижское банковское общество (ПБО). Для осуществления этой покупки он добился разрешения Банковской контрольной комиссии и попросил у властей Национального кредитного совета разрешения на преобразование ПБО в коммерческий банк. В этих делах ему оказывал поддержку председатель Союза банков Парижа и депутат от голлистской партии департамента Де-Севр Пьер Лебон. К тому времени Лебон уже совершил несколько поездок за "железный занавес" и выступал за улучшение экономических отношений между Востоком и Западом. Несколько месяцев спустя, в марте 1955 года, депутат принял участие в организованном ФКП митинге на зимнем велодроме, где стоял рядом с членом Политбюро Лораном Казанова.
Находясь во главе Парижского банковского общества, Игуэн в 1954 году спас от краха молодого, впоследствии ставшего очень могущественным деятеля прессы Робера Эрсана. Будучи владельцем "Авто-журналь", Эрсан восстановил против себя автомобильную фирму "Ситроен", опубликовав секретные чертежи двигателя будущей модели "ДС-19" и снятые подпольно фотографии новой машины. После этих публикаций "Ситроен" потребовал от журнала 150 миллионов франков в качестве возмещения убытков (чего он так и не добился) и оказал давление на все банки, дабы они прекратили финансирование "Авто-журналь". Находясь на грани финансовой катастрофы, Эрсан удерживался на плаву благодаря ПБО до мая 1956 года, когда Игуэн продал свой банк фирме "Симка". Помимо деловых связей эти два человека поддерживали прекрасные личные отношения. Когда избрание Робера Эрсана депутатом от радикальной партии в департаменте Уаза бьшо признано Национальной ассамблеей недействительным (18 апреля 1956 года) из-за его коллаборационистского прошлого, Игуэн оказал негласное давление на его главного обвинителя мэра Компьеня Жана Лежандра, чтобы тот прекратил свою кампанию. В конце концов несколько недель спустя директор "Авто-журналь" был с блеском переизбран.
В число знакомых Альбера Игуэна входили также генерал Шевранс-Бертен – бывший член Консультативной ассамблеи в Алжире, генеральный советник департамента Уаза, и Эдуар Корнильон-Молинье – депутат от ЮНР департамента Альп-Маритим, бывший министр и заместитель председателя Совета Министров (в 1957 и 1958 годах). Этот политический деятель, ставший в конце жизни заместителем директора "Гомон", активно участвовал в поставках оружия Интернациональным бригадам во время гражданской войны в Испании. В то время он работал в принадлежавшей Коминтерну авиационной компании, одним из основных "акционеров" которой был Мишель Фентюк, он же Жан Жером. По словам бывшего высокопоставленного деятеля ФКП, Корнильон-Молинье продолжал оказывать услуги партии – "с большим энтузиазмом" – по крайней мере до 50-х годов. Наконец, когда Игуэн взял под контроль Северный консорциум, имевший интересы во многих предприятиях, он назначил своим заместителем Жозефа Лане – сенатора и бывшего государственного секретаря в кабинете Мендес-Франса (в 1954-1955 годах). Впоследствии Лане стал одним из главных вдохновителей клубов "За новый общественный контракт", созданных Эдгаром Фором.
В отличие от Жана Жерома Игуэн, по-видимому, отошел от партии в конце 50-х годов, во время десталинизации. Как представляется, он принадлежал к тому крылу международного коммунистического движения, которое к тому времени впало в немилость. Это всего лишь гипотеза. Во всяком случае, контрразведка, возможно прекратившая за ним наблюдение, не находила больше в его поведении ничего предосудительного. В 1960-1970 годах он руководил холдинговой компанией "Кофрапар" с капиталом в 25 миллионов франков, имевшей интересы в восьми самых передовых французских фирмах, в частности в "Эр ликид". Его таинственное прошлое было забыто, и Альбер Игуэн превратился в добропорядочного бизнесмена.
Эстафету принял еще один делец, на этот раз не скрывавший своих связей с ФКП, Жан Батист Думанг, колоритная личность, охотно игравшая парадоксальную роль одновременно миллиардера и коммуниста (в чем, по сути, нет ничего несовместимого). Жизненный путь Думанга слишком хорошо известен, чтобы на нем останавливаться. Напомним лишь для памяти, что, как и у Игуэна, начало его состояния было положено благодаря помощи директора Коммерческого банка Северной Европы Шарля Ильсема. Будучи специалистом по сбыту сельскохозяйственной продукции, Думанг быстро сообразил, какие выгоды можно извлечь из ее перепроизводства в странах Европейского экономического сообщества. Мысль была простой: для сбыта продукции ЕЭС вынуждено снижать цены до мирового уровня. Разница же выплачивалась европейским производителям из бюджета Сообщества. Именно на этом разрыве, называемом "возмещением убытков", Думанг и обогатился, поставляя социалистическим странам так необходимые им зерно и масло. Опять же используя общественные фонды (кредиты, гарантированные французским государством или международными организациями), в 70-х годах он начал вкладывать капитал в африканские, преимущественно "прогрессивные" страны, шаг за шагом следуя по пятам советского проникновения на Черном континенте.
Благодаря разрядке между Востоком и Западом, кульминационной точкой которой явилось подписание в 1975 году хельсинкских соглашений, Думанг, проталкивая "советское лобби" во Франции, стал привилегированным посредником в диалоге между СССР и Западом. Для Москвы его политическая роль при правительстве была столь же важной, как и деловые операции, которые он мог обделывать для себя, для ФКП или для Советского Союза.
Иосиф Иоанович родился в 1905 году в Кишиневе (Бессарабия) и считался русским евреем, во всяком случае до присоединения этого края к Румынии в 1920 году. Приехав во Францию в 1925 году, он выдал себя за румына. По легенде, свои первые франки он заработал, разгребая мусорные ящики. Затем, пользуясь своим нюхом в делах, он не замедлил стать богатым, занимаясь восстановлением всякого рода вещей (то есть старьевкой). Когда началась война, он уже был миллионером. За крупную взятку власти в Виши закрыли глаза на его еврейское происхождение, и он занялся продажей металлов нацистам. Заодно он стал осведомителем абвера и гестапо. В 1943 году, почувствовав, куда подул ветер, Иоанович начал снабжать деньгами Сопротивление, в частности подпольную организацию "Честь и полиция". Он поставлял ей и оружие, не прекращая сотрудничать с гестапо. Поскольку он стал двойным агентом, трудно сказать, на кого он действительно работал – на Сопротивление или на оккупантов. Как бы там ни было, после освобождения страны он миллиардер. Многие деятели (в том числе будущий министр Эдгар Пизани) засвидетельствовали, что он боролся с нацистами. Имея большие связи в полиции, он в течение многих лет пользовался полной безнаказанностью, даже когда против него было возбуждено дело за экономическое сотрудничество с врагом. После многочисленных и неожиданных поворотов, которые смаковала пресса, его в конце концов судили, приговорили к тюремному заключению, затем сослали под надзор в Лозер. В конце жизни Иоанович пытался укрыться в Израиле. Он умер во Франции, почти разорившись.
Эта судьба необычна уже сама по себе, но за ней скрывалась другая жизнь – служба Коминтерну, – что и объясняет его связи с Жаном Жеромом. По сведениям коммунистов, участвовавших в гражданской войне в Испании в составе Интернациональных бригад, именно в то время они начали работать вместе, поставляя республиканцам металл, что вполне соответствовало роду занятий торговца металлоломом Иоановича. Впрочем, в начале войны этот спекулянт уже был в прекрасных отношениях с советскими агентами. 15 апреля 1941 года он стал гражданином СССР и получил документы у советского поверенного в делах при режиме Виши Александра Богомолова. Советский гражданин, еврей Иоанович продолжал тем не менее сотрудничать с оккупантами даже после разрыва пакта Гитлера-Сталина. На деле он был не двойным, а тройным агентом: одновременно работал на нацистов, на Сопротивление и на Москву. Вполне вероятно, что именно благодаря сотрудничеству с немцами он пополнял кассу Жана Жерома – "министра финансов" коммунистического Сопротивления.
Когда последнего арестовали в апреле 1943 года, Иосиф Иоанович, по-видимому, предпринял меры, чтобы помочь своему "клиенту". И бьш в этом не одинок.
По логике, после выхода на свободу в 1944 году Жан Жером должен был выглядеть крайне подозрительно. Почему же его пощадили нацисты? Москва с полным правом могла задаться вопросами относительно его поведения в тюрьме. Многих агентов Коминтерна после войны ликвидировали за гораздо меньшие прегрешения. Леопольда Треппера, например, в 1947 году приговорили в СССР к 15 годам "изоляции" (после смерти Сталина его реабилитировали). Жерома же, напротив, восстановили во всех должностях, и вплоть до 70-х годов он продолжал играть кардинальную роль в деятельности Коммунистического Интернационала во Франции. Этому необычному доверию Москвы можно дать только одно объяснение: помощь, которой он пользовался во время заключения, была санкционирована Советским Союзом. Следовательно, человек или люди, спасшие его от трагической участи, тоже работали на СССР. Именно к этому выводу подводит Огюст Лекер в своей статье в журнале "Эст э Уэст" (июль 1985 года). "Жан Жером никогда не делал тайны из своих связей с СССР, – писал человек, который во время оккупации был секретарем подпольной организации компартии. – Тщательно продуманные меры по прикрытию его работы облегчали задачу. После освобождения Франции мы ознакомились с рапортом полиции о его аресте и заключении (рапорт был передан в советское посольство). Против него не могло быть выдвинуто никаких обвинений. Помощь, которой он пользовался, сочли непредосудителъной (выделено автором).
"Непредосудительная помощь"? Во время войны Жан Жером получал приказы непосредственно из Москвы через "советскую колонию", подпольно обосновавшуюся во Франции. В этой "колонии", которая состояла из нелегалов, живших по фальшивым документам, были агенты, по всей видимости двойные, имевшие выход на нацистское руководство в столице. С некоторыми из них Жером был связан, что доказывают переданные им весной 1941 года сведения о нападении на СССР. После его ареста эти лица вмешались, чтобы оказать ему помощь. В глазах Москвы они не могли быть подозрительными. Таким образом, их помощь сочли непредосудительной. То же относилось к Иоановичу – одновременно осведомителю гестапо и Коминтерна.
Жерома освободили из тюрьмы 19 августа 1944 года. ФКП занялась перекройкой прошлого по его мерке. Все упростилось тем, что партии удалось заполучить из префектуры полиции его дело (об аресте и заключении). Это подтвердил Огюст Лекер: "Дела спецбригад исчезли. Первая часть была похищена скомпрометировавшими себя полицейскими. Вторая – сотрудником Робера Балланже, который в багажнике привез в резиденцию партии шесть толстых картонок с делами, в том числе дело Жана Жерома".
Обелив его, оставалось только создать легенду образцового участника движения Сопротивления. При том влиянии, которым пользовалась партия после освобождения страны, это было детской игрой. Его произвели в майоры ФФИ и в дополнение наградили военным крестом с двумя благодарностями в приказе (что обычно свидетельствовало о храбром поведении в бою). Нет слов, если учитывать, что он никогда не принимал участия в боевых действиях.
К несчастью для него, в старом шкафу префектуры полиции нашли постановление 1931 года о его высылке как агента Коминтерна. Несмотря на эти (новые) боевые заслуги в Сопротивлении, Жером, оставаясь поляком, подвергался опасности высылки. Следовало по возможности быстрее дать ему французское гражданство, главным образом для того, чтобы он мог продолжать выполнять те задачи во Франции, которые перед ним ставила Москва. ФКП выправила положение. Прежде всего она приняла меры, чтобы отменить постановление о высылке. Это было сделано в феврале 1945 года не без помощи Андре Блюмеля, в то время заведующего секретариатом министра внутренних дел. По профессии адвокат, член СФИО, Андре Блюмель впоследствии раскрылся как активный попутчик ФКП. Он стал членом руководства общества "Франция-СССР", в муниципальный совет Парижа его избрали по спискам лиц, сочувствовавших коммунистам. Устранив непосредственную опасность, партия использовала все свое влияние в правительстве, чтобы добиться для Жерома французского гражданства. Он его получил 5 марта 1947 года, за два месяца до вывода министровкоммунистов из правительства. Теперь наконец у него появилась возможность в полной мере проявить свои таланты.
"Во время войны Жан Жером стал крупным функционером международного аппарата, – считает Филипп Робриё, включенный после войны в руководящий состав ФКП и, следовательно, отчитывавшийся только перед Центром (Москвой). – Если эта гипотеза верна, вполне возможно, что о своих делах он ставил в известность только двух людей во Франции (вероятно, одного независимо от другого): Мориса Тореза – по вопросам, касающимся политики, и Жака Дюкло – обо всем, что относится к сотрудничеству с советскими разведслужбами" (Philippe Robrieux. Histoire interieure du parti comuniste, tome 4. Fayard, 1984).
Став одновременно сильным человеком и серым кардиналом партии, Жером до 70-х годов контролировал ее финансовый и подпольный аппараты. Даже сегодня трудно оценить размах его тайпой деятельности. Единственные имеющиеся в распоряжении данные исходят от бывших коммунистов, в тот или иной момент оказавшихся рядом с замкнутыми сферами, в которых он вращался.
К этим людям относится Роже Панкен, в начале 50-х годов работавший в личном секретариате Жака Дюкло и занимавшийся вопросами кадров и безопасности. В этом качестве он часто бывал в дипломатических представительствах социалистических стран. Там он видел Жана Жерома, на равных обсуждавшего с послами или специальными представителями отправку по ту или другую сторону "железного занавеса" руководящих кадров партии (или офицеров разведки?).
Роже Коду, после войны работавший – по рекомендации ФКП – в польской фрахтовой компании "Ботранс", также столкнулся с его некоторыми сомнительными делами в отношении восточноевропейских стран: фальшивые накладные, отправка бывшего в употреблении оборудования по цене нового и т.д. Такими окольными путями пополнялась партийная касса за счет социалистических стран. В качестве компенсации "министр финансов" добывал им стратегические материалы под самым носом у КОКОМ – органа, контролирующего западный экспорт в Восточную Европу. Он создал сеть фирм по импорту-экспорту ("Берим", "Сифаль", "Сорис" и др.), часть которых активно работает до настоящего времени.
Однако этой коммерческой сети бьшо недостаточно для финансирования громадного партийного аппарата. С начала 50-х годов ФКП начала переживать финансовые трудности. После вывода министров из правительства для удовлетворения своих потребностей она могла рассчитывать только на общественные источники, и, хотя она заявляла о миллионе членов партии (цифра, вероятно, завышена), членских взносов не хватало для работы огромного аппарата. Кроме того, снизился тираж коммунистической прессы: например, "Юманите" с 500 тысяч экземпляров в 1947 году до 190 тысяч в 1952 году. Руководство было вынуждено сделать выбор. Оно решило продать один из самых замечательных образцов своей коммерческой деятельности – символ революционного прошлого партии – компанию "Франс-навигасьон".
"Франс-навигасьон", созданная в 1937 году с помощью Коммерческого банка Северной Европы (советского банка, основанного в Париже в 1924 году), первоначально предназначалась для помощи испанским республиканцам. Ее корабли (у компании их бьшо около 80) служили, в частности, для перевозок оружия, которые по приказу Коминтерна курировал Жан Жером. После оккупации корабли конфисковали, и большая их часть была потоплена во время войны. После освобождения Франции в качестве возмещения военных убытков ФКП добилась правительственных дотаций для восстановления флота. "Франс-навигасьон" включили в руководимый Жеромом коммерческий аппарат партии.
Когда Управлению по охране территории стало известно о намерении компартии продать корабли для пополнения кассы, оно напрямую связалось с возможными покупателями, чтобы помешать сделке. И все же продажа "Франс-навигасьон" принесла ФКП круглую сумму в три миллиарда франков. Сделка в конце концов состоялась при посредничестве человека, которым долгое время интересовались УОТ и СРК, причем обе службы были убеждены, что он работает на СССР. Тем не менее французские службы так по-настоящему и не побеспокоили эту таинственную личность с неясным прошлым, многочисленными связями и знакомствами в политических кругах.
Одним из самых странных было дело Альбера Игуэна. То, чем он занимался в ФКП, во многих отношениях напоминает роль Жана Жерома. Но если за действиями последнего хоть как-то можно проследить благодаря свидетельствам бывших членов партии, то Игуэн оставался за кулисами, ступенька за ступенькой поднимаясь по общественной лестнице и сделав образцовую карьеру, что позволило ему общаться с грандами финансового и политического мира и стать их протеже.
В 1952 году Альбер Игуэн вошел в административный совет "Франс-навигасьон". Несколько месяцев спустя он купил контрольный пакет акций. После того как 23 января 1953 года его назначили президентом компании, он приступил к ее ликвидации, продавая корабли поштучно и тем самым обходя наложенное службами безопасности негласное эмбарго. Обладая ярко выраженной деловой хваткой, он впоследствии взял под контроль Парижское банковское общество, затем Северный консорциум и приобрел акции в страховых и таксистских компаниях и в обществе по продаже недвижимости. В 1955 году он стал миллиардером.
В это время его и арестовало УОТ. Впервые он слегка вышел из тени. Его имя появилось на первых страницах газет. Речь шла о шпионаже, затем об использовании чужих документов. Два года спустя органы правосудия оправдали его. Альбер Игуэн вновь занялся делами, но в контрразведке досье на него не закрыли. Публика о нем больше ничего не слышала. У полицейских службы безопасности тем не менее оставалась уверенность, что он был большим человеком в международном коммунистическом аппарате.
Попытаемся разобраться.
Альбер Игуэн (его настоящее имя – Хаим Давид Яллер) в молодости был известен под разными фамилиями. Он родился в Трагуле-Фрумофе в Румынии 3 февраля 1915 года и приехал во Францию в 1933 году. Два года спустя он поступил в специальную школу общественных наук. В 1937 году прошел обучение на курсах технических служб префектуры Сены. В том же году Игуэн вроде бы совершил путешествие на корабле компании "Франс-навигасьон" ("Гильвинек") в составе советской миссии в Испании. 24 декабря 1938 года под именем Яллера получил французское гражданство. Был мобилизован и оставался в армии до 6 августа 1940 года. Демобилизовался в звании сержанта. До этого момента его биография кристально чиста. Затем следы теряются.
Яллер исчез на два года. Он объявился в Тунисе в инженерной роте в звании прапорщика. Теперь его звали Даниэль Жалле, который родился 10 февраля 1915 года в Волькеринкове на севере Франции. Почему он сменил фамилию? Это покрыто тайной. Любопытно отметить, что с этого времени его жизнь получает совсем иную ориентацию. Ему удалось добиться перевода в военно-воздушные силы и войти в окружение Фернана Гренье, который в то время был представителем ФКП при генерале де Голле в Алжире. Гренье, тесно связанный с СССР, был в апреле 1944 года назначен комиссаром по делам авиации в созданном генералом Французском комитете национального освобождения. Хаим Давид Яллер, он же Жалле, стал сотрудником секретариата Гренье. Вместе с ним он вошел в освобожденный Париж и в сентябре 1944 года был назначен на службу в министерство авиации под начало Шарля Тийона. При бывшем руководителе ФТП он оставался до вывода коммунистов из правительства (Тийон последовательно занимал посты министра авиации, вооружений, восстановления и градостроительства).
Ни у кого нет ясного представления о делах Яллера-Жалле в те времена. По словам Пьера Дэкса, работавшего секретарем Шарля Тийона, о своей деятельности он, как и все коммунисты из окружения Фернана Гренье в Алжире, в большей степени отчитывался перед СССР, чем перед ФКП. Роже Коду, также работавший в секретариате Тийона, вспоминал, что Яллер-Жалле, занимавшийся техническими службами, разъезжал по военно-воздушным базам всей Франции. Исходя из этого, возможны всякие предположения…
В октябре 1945 года наш деятель снова сменил личину. Он заявил, что Жалле – его подпольная кличка в Сопротивлении, что на самом деле его зовут Альбер Игуэн и что он родился в 1917 году на французском теплоходе "Латуш Тревиль" по пути в Буэнос-Айрес. Он утверждал, что отец его неизвестен и что он взял фамилию матери. Тот факт, что Даниэль Жалле и Альбер Игуэн – одно и то же лицо, подтвердили под присягой три человека: армейский капитан (член ФКП), секретарь федерации металлистов ВКТ и бывший член ФТП. Он оформил документы на новую фамилию при помощи высокопоставленного чиновника министерства восстановления (руководимого Франсуа Бийю) и журналиста-коммуниста, которые пришли с ним в качестве свидетелей в префектуру.
Как и в 1942 году, причины, по которым Хаим Давид Яллер сменил фамилию, неизвестны. Много лет спустя полицейское расследование установило, что было два Альбера Игуэна. Первый умер в возрасте трех недель, второго, воевавшего в Интернациональных бригадах, убили во время гражданской войны в Испании. Было ли об этом известно Яллеру?
Под своей новой фамилией он и привлек к себе внимание французских служб. После вывода министров-коммунистов из правительства он принял руководство Европейским промышленным и коммерческим обществом (СЕПИК). СРК подозревала, что это общество, принадлежавшее на равных паях поляку Ароновичу и директору Банка франко-румынского кредита Чуновскому, служило ширмой для нелегальных поставок товаров в страны Востока. Для наблюдения за обществом секретные службы ввели туда своего агента. Вот его свидетельство: "При первом внедрении в советскую разведывательную сеть мой бывший командир в движении Сопротивления Анри Рибьер, ставший руководителем СРК, сказал мне: "Ты должен от нас уволиться".
Я сильно рассердился. Но это оказалось необходимым, поскольку он попросил меня войти в разведывательную сеть не для того, чтобы ее с самого начала разрушить, а просто для наблюдения за ней и выяснения, не занимается ли она контрабандой военного оборудования. В двух словах все происходило так: от фиктивной технической ассоциации, называвшейся импортером, мы получали польский уголь, а предполагаемые доходы от продажи этого угля поступали в специальную кассу. По просьбе Варшавы мы покупали станки для тяжелой и легкой промышленности. Теоретически пункт назначения – Польша. На самом деле мы отправляли геодезические приборы, карты в Польшу, в СССР, в Югославию, в Китай… Все проходило через нас. Проблем не возникало, пока речь шла о гражданском оборудовании, но вскоре поступили военные заказы: мне направили требование на торпеды 550-го калибра. Мы в СРК были вынуждены приступить к ликвидации сети". Из Франции выслали несколько поляков, в том числе совладельца СЕПИК Ароновича. Альберу Игуэну удалось ускользнуть. В то время уже было ясно, что он работал в сотрудничестве с Жаном Жеромом на пополнение кассы ФКП. "Я пришел в СЕПИК, чтобы обговорить условия отправки в Польшу крайне деликатного груза, – рассказывает Роже Коду. – Дверь комнаты, в которой я сидел, была открыта, и в конце коридора я увидел Жалле. В партийных кругах его продолжали называть этим именем. Он тоже меня заметил, сразу же подошел ко мне и сказал: "Ты меня не знаешь и не называешь на "ты". Я здесь делаю деньги".
Когда 16 мая 1955 года УОТ арестовало его, полицейские попытались официально выяснить его подлинную фамилию. К этому времени он был владельцем нескольких предприятий, и его подозревали в экономическом шпионаже в пользу СССР через посредство своих фирм. Задача оказалась сложной. Никто не может запретить бизнесмену сообщать кому бы то ни бьшо информацию, прямо или косвенно затрагивающую его интересы. Расследование УОТ ничего не дало. Оставался вопрос выяснения личности. И здесь Яллеру удалось доказать свою добропорядочность. 8 октября 1957 года его признали невиновным, и он получил право официально называть себя Альбером Игуэном.
За десять лет после вывода министров-коммунистов из правительства он проделал значительный путь. Его безнаказанность, возможно, объяснялась влиянием, приобретенным в финансовых и политических кругах. Игуэн начал карьеру в 1947 году под покровительством директора Коммерческого банка Северной Европы (советского банка) Шарля Ильсема, но впоследствии освободился от его опеки. Нажитыми миллиардами он обязан своей деловой хватке и умению использовать прикрытие влиятельных лиц.
В 1954 году, занимаясь распродажей кораблей "Франс-навигасьон", Альбер Игуэн приобрел Парижское банковское общество (ПБО). Для осуществления этой покупки он добился разрешения Банковской контрольной комиссии и попросил у властей Национального кредитного совета разрешения на преобразование ПБО в коммерческий банк. В этих делах ему оказывал поддержку председатель Союза банков Парижа и депутат от голлистской партии департамента Де-Севр Пьер Лебон. К тому времени Лебон уже совершил несколько поездок за "железный занавес" и выступал за улучшение экономических отношений между Востоком и Западом. Несколько месяцев спустя, в марте 1955 года, депутат принял участие в организованном ФКП митинге на зимнем велодроме, где стоял рядом с членом Политбюро Лораном Казанова.
Находясь во главе Парижского банковского общества, Игуэн в 1954 году спас от краха молодого, впоследствии ставшего очень могущественным деятеля прессы Робера Эрсана. Будучи владельцем "Авто-журналь", Эрсан восстановил против себя автомобильную фирму "Ситроен", опубликовав секретные чертежи двигателя будущей модели "ДС-19" и снятые подпольно фотографии новой машины. После этих публикаций "Ситроен" потребовал от журнала 150 миллионов франков в качестве возмещения убытков (чего он так и не добился) и оказал давление на все банки, дабы они прекратили финансирование "Авто-журналь". Находясь на грани финансовой катастрофы, Эрсан удерживался на плаву благодаря ПБО до мая 1956 года, когда Игуэн продал свой банк фирме "Симка". Помимо деловых связей эти два человека поддерживали прекрасные личные отношения. Когда избрание Робера Эрсана депутатом от радикальной партии в департаменте Уаза бьшо признано Национальной ассамблеей недействительным (18 апреля 1956 года) из-за его коллаборационистского прошлого, Игуэн оказал негласное давление на его главного обвинителя мэра Компьеня Жана Лежандра, чтобы тот прекратил свою кампанию. В конце концов несколько недель спустя директор "Авто-журналь" был с блеском переизбран.
В число знакомых Альбера Игуэна входили также генерал Шевранс-Бертен – бывший член Консультативной ассамблеи в Алжире, генеральный советник департамента Уаза, и Эдуар Корнильон-Молинье – депутат от ЮНР департамента Альп-Маритим, бывший министр и заместитель председателя Совета Министров (в 1957 и 1958 годах). Этот политический деятель, ставший в конце жизни заместителем директора "Гомон", активно участвовал в поставках оружия Интернациональным бригадам во время гражданской войны в Испании. В то время он работал в принадлежавшей Коминтерну авиационной компании, одним из основных "акционеров" которой был Мишель Фентюк, он же Жан Жером. По словам бывшего высокопоставленного деятеля ФКП, Корнильон-Молинье продолжал оказывать услуги партии – "с большим энтузиазмом" – по крайней мере до 50-х годов. Наконец, когда Игуэн взял под контроль Северный консорциум, имевший интересы во многих предприятиях, он назначил своим заместителем Жозефа Лане – сенатора и бывшего государственного секретаря в кабинете Мендес-Франса (в 1954-1955 годах). Впоследствии Лане стал одним из главных вдохновителей клубов "За новый общественный контракт", созданных Эдгаром Фором.
В отличие от Жана Жерома Игуэн, по-видимому, отошел от партии в конце 50-х годов, во время десталинизации. Как представляется, он принадлежал к тому крылу международного коммунистического движения, которое к тому времени впало в немилость. Это всего лишь гипотеза. Во всяком случае, контрразведка, возможно прекратившая за ним наблюдение, не находила больше в его поведении ничего предосудительного. В 1960-1970 годах он руководил холдинговой компанией "Кофрапар" с капиталом в 25 миллионов франков, имевшей интересы в восьми самых передовых французских фирмах, в частности в "Эр ликид". Его таинственное прошлое было забыто, и Альбер Игуэн превратился в добропорядочного бизнесмена.
Эстафету принял еще один делец, на этот раз не скрывавший своих связей с ФКП, Жан Батист Думанг, колоритная личность, охотно игравшая парадоксальную роль одновременно миллиардера и коммуниста (в чем, по сути, нет ничего несовместимого). Жизненный путь Думанга слишком хорошо известен, чтобы на нем останавливаться. Напомним лишь для памяти, что, как и у Игуэна, начало его состояния было положено благодаря помощи директора Коммерческого банка Северной Европы Шарля Ильсема. Будучи специалистом по сбыту сельскохозяйственной продукции, Думанг быстро сообразил, какие выгоды можно извлечь из ее перепроизводства в странах Европейского экономического сообщества. Мысль была простой: для сбыта продукции ЕЭС вынуждено снижать цены до мирового уровня. Разница же выплачивалась европейским производителям из бюджета Сообщества. Именно на этом разрыве, называемом "возмещением убытков", Думанг и обогатился, поставляя социалистическим странам так необходимые им зерно и масло. Опять же используя общественные фонды (кредиты, гарантированные французским государством или международными организациями), в 70-х годах он начал вкладывать капитал в африканские, преимущественно "прогрессивные" страны, шаг за шагом следуя по пятам советского проникновения на Черном континенте.
Благодаря разрядке между Востоком и Западом, кульминационной точкой которой явилось подписание в 1975 году хельсинкских соглашений, Думанг, проталкивая "советское лобби" во Франции, стал привилегированным посредником в диалоге между СССР и Западом. Для Москвы его политическая роль при правительстве была столь же важной, как и деловые операции, которые он мог обделывать для себя, для ФКП или для Советского Союза.