Страница:
"Знаете, как после освобождения страны, перешагнув через несколько ступеней, меня назначили префектом первого класса? – откровенничал он начальнику УОТ во время первой встречи в самом начале дела. – Это любопытная история. Префектом департамента Сена был Флуре, а у комиссара внутренних дел д'Астье де ла Вижери (во временном правительстве де Голля с сентября 1944 года) не было к нему особого доверия. Поэтому д'Астье решил поставить рядом с Флуре ответственного секретаря, который наблюдал бы за делами. Вот так он назначил меня на эту должность и в этом чине". Во время суда по "делу об утечках" имя д'Астье упоминалось часто. Однако его не потревожили, поскольку он пользовался парламентской неприкосновенностью. Но в глазах Вибо он был человеком, державшим в своих руках все нити дела. Его политический путь и вправду вызывал подозрения. С крайне правых позиций до войны он во время Сопротивления перешел к взглядам, очень близким ФКП и СССР. После войны он по голосам коммунистов. Затем он полностью связал себя с Движением в защиту мира, организованным по инициативе Коминформа. В 1957 году в награду за честную службу ему присудили Ленинскую премию "За укрепление мира". Он часто ездил в СССР, где его всегда хорошо принимали высшие руководители. К тому же он женился на русской – дочери бывшего советского посла Леонида Красина. Какой бы ни была его подлинная роль в "деле об утечках", совершенно ясно, что д'Астье принадлежит к той категории французских политических деятелей, чья карьера находится на стыке между ФКП и СССР со всей вытекающей из этого положения двусмысленностью.
Наконец, так и не была раскрыта "загадка срыва наблюдения". В начале расследования было решено установить наблюдение за Андре Баране. Приказ был выполнен настолько хорошо, что однажды вечером агенты УОТ столкнулись с полицейскими из префектуры полиции. На следующий день в министерстве внутренних дел договорились, что наблюдение будет осуществляться префектурой. Вибо снял своих людей. Наблюдение за подозреваемым номер один ничего не дало. На суде же выяснилось, что полицейские почти сразу прекратили слежку. Из-за этой небрежности расследование заняло несколько лишних дней. Постоянное наблюдение за Баране позволило бы установить, что он встречался с Лабрюссом через неделю после заседания комитета 10 сентября 1954 года. Именно тогда он получил переписанные Тюрпеном материалы Монса. Так что существовали возможности доказать связь между двумя людьми еще в середине сентября. Не было бы нужды ждать до начала октября, когда признается Тюрпен, затем Лабрюсс, чтобы восстановить цепочку. Потом произошла сенсация. Во время допроса комиссара, которому поручили наблюдение за Баране, производившегося в суде, тот неожиданно вынул из портфеля рапорт о встрече Баране с Лабрюссом. Этого рапорта не было в делах префектуры полиции. Одно из двух: или комиссар составил его задним числом, чтобы покрыть свою оплошность, или рапорт выкрали, чтобы замедлить следствие. По всей видимости, правильным является второе предположение.
"Скрыли, я в этом убежден и говорю со всей ответственностью, сознательно скрыли следы встречи Баране и Лабрюсса", – заявил Франсуа Миттеран, выступавший на суде в качестве свидетеля. Поскольку в то время он был министром внутренних дел, его политические противники попытались приписать ему ответственность за это исчезновение.
"Комиссар бьш лишь видимым инструментом невидимой руки", – прокомментировал со своей стороны Роже Вибо. Над ним стояла высокопоставленная влиятельная личность, постаравшаяся блокировать расследование по "делу об утечках". Она не хотела, чтобы стало известно о встрече Лабрюсса и Баране.
Кто был этой влиятельной личностью? Это так и не выяснили.
Однако загадку можно, вероятно, объяснить, не выискивая какое-то одно лицо, а припомнив, что после освобождения страны ФКП удалось внедрить своих людей в префектуру полиции в большей степени, чем в какой-либо другой государственный орган. А ведь только партия была действительно заинтересована в затяжке следствия об утечках, в сокрытии связей своего "агента" Баране с Лабрюссом. Здесь мы приближаемся к подпольному аппарату ФКП, но, как всегда, различаем только видимую часть айсберга.
Кодовая кличка – Само
ГЛАВА 2. МЛАДШИЕ БРАТЬЯ
Секретные службы стран восточного блока во Франции
Наконец, так и не была раскрыта "загадка срыва наблюдения". В начале расследования было решено установить наблюдение за Андре Баране. Приказ был выполнен настолько хорошо, что однажды вечером агенты УОТ столкнулись с полицейскими из префектуры полиции. На следующий день в министерстве внутренних дел договорились, что наблюдение будет осуществляться префектурой. Вибо снял своих людей. Наблюдение за подозреваемым номер один ничего не дало. На суде же выяснилось, что полицейские почти сразу прекратили слежку. Из-за этой небрежности расследование заняло несколько лишних дней. Постоянное наблюдение за Баране позволило бы установить, что он встречался с Лабрюссом через неделю после заседания комитета 10 сентября 1954 года. Именно тогда он получил переписанные Тюрпеном материалы Монса. Так что существовали возможности доказать связь между двумя людьми еще в середине сентября. Не было бы нужды ждать до начала октября, когда признается Тюрпен, затем Лабрюсс, чтобы восстановить цепочку. Потом произошла сенсация. Во время допроса комиссара, которому поручили наблюдение за Баране, производившегося в суде, тот неожиданно вынул из портфеля рапорт о встрече Баране с Лабрюссом. Этого рапорта не было в делах префектуры полиции. Одно из двух: или комиссар составил его задним числом, чтобы покрыть свою оплошность, или рапорт выкрали, чтобы замедлить следствие. По всей видимости, правильным является второе предположение.
"Скрыли, я в этом убежден и говорю со всей ответственностью, сознательно скрыли следы встречи Баране и Лабрюсса", – заявил Франсуа Миттеран, выступавший на суде в качестве свидетеля. Поскольку в то время он был министром внутренних дел, его политические противники попытались приписать ему ответственность за это исчезновение.
"Комиссар бьш лишь видимым инструментом невидимой руки", – прокомментировал со своей стороны Роже Вибо. Над ним стояла высокопоставленная влиятельная личность, постаравшаяся блокировать расследование по "делу об утечках". Она не хотела, чтобы стало известно о встрече Лабрюсса и Баране.
Кто был этой влиятельной личностью? Это так и не выяснили.
Однако загадку можно, вероятно, объяснить, не выискивая какое-то одно лицо, а припомнив, что после освобождения страны ФКП удалось внедрить своих людей в префектуру полиции в большей степени, чем в какой-либо другой государственный орган. А ведь только партия была действительно заинтересована в затяжке следствия об утечках, в сокрытии связей своего "агента" Баране с Лабрюссом. Здесь мы приближаемся к подпольному аппарату ФКП, но, как всегда, различаем только видимую часть айсберга.
Кодовая кличка – Само
Эти сведения французская контрразведка получила с многочисленными подробностями в 1969 году из трех различных источников: в парижской префектуре полиции на очень высоком уровне работает осведомитель чехословацких секретных служб. Проще говоря, Прага внедрила агента в самый важный орган французской полиции. Немедленно началась охота, приведшая примерно два года спустя к аресту виновного. Но через четыре дня дело закрыли. Указание властей было категоричным: замять, быть может, самое серьезное за всю послевоенную историю Франции дело о внедрении. К страху перед скандалом примешивалось разного рода давление с целью навязать молчание, и это вплоть до настоящего времени. Здесь мы впервые его нарушаем.
У истоков дела стояли три офицера чехословацкой разведки, перешедшие на Запад в одной из союзных Франции стран. Именно они в ходе продолжительного раздельного допроса раскрыли существование агента в высшей иерархии парижской префектуры полиции. Поставленное в известность УОТ направило к ним двух инспекторов. Те внимательно выслушали трех перебежчиков. Точность переданных сведений не оставляла никаких сомнений в подлинности их свидетельств.
Агент, личности которого они не знали, был известен в чехословацкой разведке под кодовой кличкой Само. Его завербовал в 1959 году секретарь посольства Чехословакии в Париже Антонин Тик. Впоследствии с ним поддерживали связь третий секретарь посольства Зденек Мике, затем Кадлек. Официально состоя во Французской соцпартии, Само на деле был членом ФКП "за штатом", в обязанности которого входило внедрение социалистов для работы на партию. Он завербовался в чехословацкую разведку по идеологическим мотивам и по рекомендации Французской коммунистической партии. В то же время он не пренебрегал деньгами. Ему платили до пяти тысяч франков за пакет информации. При этом Само сполна отрабатывал потраченные на него суммы. "Поступившие от него документы полностью заполнили два сейфа в Праге, – отмечали перебежчики. – Он передает их целыми пачками, до двухсот страниц каждый раз. По всей видимости, информацию он черпает из различных служб. Он дал записки о чешской общине во Франции, о службе общей безопасности, о контрразведке и о СРК. По-видимому, он занимает должность, сравнимую с членом руководства полицейского управления Праги". К этому три офицера добавили, что Само женат, что его жена иногда использовалась как связник и что у него двое детей.
Факты были довольно туманными, но в то же время достаточно определенными для начала расследования. Поскольку служебное положение агента удалось установить более или менее точно (руководство префектуры), УОТ занялось изучением личных дел высших членов парижской полиции. Это более неблагодарная работа, чем может показаться на первый взгляд. Через несколько месяцев был составлен первый список потенциальных злоумышленников.
В конечном счете у загадочного Само появилось имя благодаря делу, полностью (и умышленно) затерянному в архивах службы общей безопасности.
Жизненный путь Жоржа Эбона (речь, разумеется, идет о псевдониме) показателен во многих отношениях.
Когда в начале 50-х годов Эбон был молодым инспектором службы общей безопасности в одном из городов на востоке Франции, его завербовал для работы на ФКП депутат департамента Арденны от компартии Пьер Лареп благодаря случайной встрече в поезде.
Расположившись в одном купе, они провели время в любезной беседе. Пообещали друг другу увидеться еще раз. После обычных предварительных маневров Эбон без труда согласился давать информацию ФКП. Он оказался прекрасным новобранцем. Через несколько месяцев его перевели в Париж, в отдел общей безопасности, занимавшийся… коммунистами. С этого времени партия получила в его лице очень ценного информатора. Проявляя усердие, он давал все сведения, которые у него просили. Сначала переснимая попадавшие ему под руку дела, затем, из предосторожности, записывая на магнитофон документы, особенно интересовавшие ФКП. Он сам относил катушки с пленкой в бакалейную лавку в 14-м округе Парижа, которую держал один из членов партии. По разведывательной терминологии, это "живой почтовый ящик". Отметим в скобках, что такой метод применялся ФКП давно. Во время войны разведслужба ФТП (служба "Б") также использовала магазины в качестве "почтовых ящиков". По существу, безобидные места, которые посещает множество людей.
"Он оказал ФКП большие услуги", – отмечает сегодня один из высших руководителей партии 50-х годов. Этот старый функционер коммунистического аппарата, исключенный из партии в 1955 году, как и большинство руководителей, сыгравших первостепенную роль в движении Сопротивления, в том же году предупредил службу общей безопасности о двойной игре Эбона. Но тот, однако, уже был хорошо защищен. Впоследствии защита будет еще лучше. По приказу ФКП Эбон вступил в СФИО для наблюдения за ней и сблизился с некоторыми деятелями социалистической партии. Он стал почти неприкасаемым. Директору службы общей безопасности удалось всего лишь перевести его из "коммунистического" отдела в отдел "общественных организаций", занимавшийся наблюдением за профсоюзами. Год спустя он перешел в службу государственного секретаря по внутренним делам, затем в конце 50-х годов его назначили в кабинет префекта парижской полиции. Там и прошла заключительная часть его карьеры вплоть до ареста в феврале 1971 года. В течение более чем 10 лет Эбон пользовался невероятной безнаказанностью. Когда он перешел в аппарат префекта полиции, руководство службы общей безопасности направило лично префекту досье о его связях с ФКП. Досье до него так и не дошло. Кто-то перехватил его по пути. Была ли это та "невидимая рука", о которой говорили Франсуа Миттеран и Роже Вибо на процессе по "делу об утечках"?
Вполне вероятно, что один или несколько высших чинов полиции за кулисами оказывали Эбону поддержку и даже помогали ему быстро продвигаться по служебной лестнице. В противном случае как можно объяснить, что предупреждения службы общей безопасности не бьши услышаны и что его назначали на чрезвычайно ответственные должности, например руководителем службы телефонных прослушиваний?.. Контрразведка поставила перед собой данный вопрос, но не смогла вразумительно ответить на него. Правда, один человек показался подозрительным, хотя ничего конкретного против него выявить не удалось, несмотря на его тесные связи с Эбоном. Этот чиновник, занимающий сегодня очень высокую административную должность, вполне мог помогать ему из масонской солидарности. Ведь оба они были членами одной ложи. Если, конечно, он также не состоял в прямых связях с ФКП.
Собирая материал для написания книги, автор узнал об истории (неизвестной контрразведке), касающейся того самого высокопоставленного чиновника, которая, быть может, проливает свет на его роль в деле Эбона. История относится к началу 50-х годов. Икс – назовем его так – уже занимал солидный пост в префектуре, когда у него завязалась любовная связь с молодой женщиной, работавшей в министерстве внутренних дел. Эта любовница (Икс был женат) доводилась двоюродной сестрой близкому другу одного из руководителей ФКП. Падкая на любой вид информации, партия воспользовалась ситуацией для проведения успешной операции. Через эту женщину коммунистам удалось завладеть ключами от кабинета префекта, которые были у Икса. Ночью коммунисты проникли в здание префектуры и в кабинет префекта, откуда выкрали многие интересные документы. В данном случае Икс использовался против своей воли. Впоследствии ФКП вполне могла его шантажировать в связи с его любовным похождением и соучастием в этом деле, даже если оно было неумышленным. Партия часто использует такие методы. Возможно, с тех пор коммунисты держат Икса на привязи. Это всего лишь гипотеза. Тем не менее она позволяет понять многие вещи.
Когда личность Само стала известна УОТ, его дело передали непосредственно в министерство внутренних дел. Случай был серьезным. Следовало ли сразу арестовать Жоржа Эбона или подождать и взять его на месте преступления в момент передачи документов офицеру чехословацкой разведки? При первом варианте имелось преимущество в том, что все можно сделать без шума, но был и серьезный недостаток: для доказательства виновности нужны признания. В противном случае существовала опасность остаться на стадии подозрения в намерениях, что чаще всего неподсудно. Разоблачений перебежчиков всегда недостаточно. Ведь они вполне могут быть дезинформацией спецслужб противника, наводящих на ложных агентов. Так иногда случается в "войне теней", которую секретные службы Востока ведут против западных стран. Второй вариант, арест на месте преступления, позволяет избежать этих подводных камней, но в большинстве случаев приводит к тому, что дело о предательстве становится достоянием общественности. И каково будет ее мнение о полиции, когда она узнает, что высшее должностное лицо префектуры работало на Чехословакию? Обычно политические власти предпочитают избегать подобных ситуаций "во имя национальных интересов".
Против ожидания министр решил подождать ареста на месте преступления. УОТ одобрительно восприняло его решение, но боялось утечек. Слежка может быть эффективной только тогда, когда подозреваемый ничего о ней не знает. Отсюда с самого начала были предприняты все меры предосторожности. О деле Эбона знали только пять человек.
Через две недели после решения министра еженедельник "Минют" опубликовал короткую заметку следующего содержания: "В настоящее время Управление по охране территории проявляет пристальный интерес к одному из близких сотрудников префекта полиции". Откуда пошла утечка? Установить это не удалось. Среди пяти лиц, знавших о проводимом расследовании, фигурировал и Икс – высокопоставленный чиновник, о котором мы говорили.
После утечки информации УОТ было вынуждено действовать. Эбона арестовали. Для того чтобы добиться признаний, контрразведка располагала шестью днями предварительного заключения (с 1981 года срок сокращен до двух суток). Редко кто выдерживает до конца перекрестный огонь методических допросов. Полицейские контрразведки – специалисты своего дела. Но и Эбон – крепкий орешек. Ознакомившись с предъявленными доказательствами, он понял, что не может отрицать своих связей с ФКП. Его линия защиты была весьма простой: это старая история и к тому же он обо всем доложил руководству службы общей безопасности. Ложь, отвечали полицейские, в делах службы общей безопасности нет никаких следов о его связях с коммунистами. Но он стоял на своем. Что касается чехословаков, то он уверял, что является жертвой дезинформации с целью компрометации французской полиции.
К несчастью для него, в его сейфе в префектуре нашли карточки на высокопоставленных чиновников, политических деятелей, дипломатов. То есть как раз тот тип биографических сведений, который секретная служба вроде чехословацкой могла потребовать от агента для возможной вербовки. Изучая его окружение, полицейские, кроме того, выявили его связи с тремя сотрудниками СРК, что позволило понять, как Само смог передать чехословакам информацию о службе французской разведки. Отягчающее обстоятельство: его жена призналась, что служила связником между мужем и офицерами чехословацкой разведки. Встречи происходили во внутреннем помещении кафе "Рояль перейр" в 17-м округе. Ее попросили дать точное описание этого места, отвезли туда. Все полностью сошлось.
На основании полученного свидетельства Эбон мог быть разоблачен, но, когда его жене устроили с ним очную ставку, она внезапно поняла, что ее показания могут принести серьезный ущерб. Она взяла их обратно.
Прошло четыре дня предварительного заключения, когда пришел приказ министра внутренних дел с требованием его освобождения. УОТ вынуждено бьшо подчиниться. Не будет дела Само, не будет скандала. Честь полиции спасена. Такова воля министра, которого подталкивало к этому его окружение, в том числе странная личность – Икс. Жоржа Эбона даже не вывели из административного аппарата. Контрразведке единственно удалось, чтобы его удалили с ответственных постов (его чуть было не назначили в генеральную инспекцию префектуры полиции). В настоящее время он руководит административной службой недалеко от Парижа.
Случай с Само не уникален. Позднее, в начале 80-х годов, было замято еще одно дело, компрометировавшее ФКП. Оно началось с анонимного письма, поступившего в УОТ и написанного на плохом французском языке. "Обратите внимание на Юрия Быкова" – таково было вкратце его содержание. Назначенный первым секретарем Посольства СССР Быков только что вступил в должность. Предупреждение, по всей видимости, исходило от советского коллеги, не оценившего его назначение во французской столице. Получив информацию, контрразведка без лишнего шума начала наблюдать за первым секретарем. Через несколько месяцев полицейские выяснили, что он усердно посещает в пригороде Парижа трех сотрудников ФКП. Следствие позволило также установить, что Быков – офицер КГБ из Первого главного управления, руководивший во Франции "линией Н" (связь с "нелегалами"). Какие сведения мог он получить от функционеров партии? После их ареста УОТ узнало, что они снабжали его "биографиями" пропавших без вести (и бессемейных) французов, что позволило КГБ внедрять на нашей территории своих агентов под чужими именами (конкретно "нелегалов").
Юрий Быков фигурирует среди 47 советских "дипломатов", высланных из Франции в апреле 1983 года. В его отношении это было единственной санкцией. По приказу свыше дело закрыли, чтобы не ставить в неудобное положение ФКП и правительство, когда в него входили четыре министра-коммуниста.
Вторично в истории войдя в правительство, коммунистическая партия помимо всего прочего воспользовалась своим положением для внедрения в государственные органы людей и структур, роль и значение которых выяснятся в последующие годы. Так было, когда министры-коммунисты руководили министерствами в течение первых 33 месяцев после войны. Ничто не может опровергнуть того факта, что также было с июня 1981 по июль 1984 года, несмотря на принятые социалистами меры предосторожности (например, сокращая функции Шарля Фитермана в самом ответственном из всех министерстве транспорта).
Вот случай нового внедрения. Накануне поездки Франсуа Миттерана в Камерун в июне 1983 года полицейские из контрразведки, занимавшиеся расследованием террористической сети в Париже, случайно напали на весьма любопытного дипломата. Заинтересовавшись женщиной арабского происхождения, они выяснили, что она замужем за чиновником, занимавшим руководящую должность на Кэ д'Орсэ. Некоторое время спустя благодаря телефонным прослушиваниям выяснилось, что, хотя у дипломата нет ничего общего с международным терроризмом, он в то же время поддерживает частые контакты с Максимом Гремецем, руководившим в ФКП Центральным управлением внешней политики – настоящим министерством иностранных дел партии. Дипломат регулярно составлял для Гремеца записки о положении дел во франкоязычной Африке, в частности в Камеруне, куда отправлялся президент. Чтобы избежать скандала, власти решили потихоньку перевести его на менее ответственную должность.
В настоящее время вес ФКП, разумеется, несравним с ее ролью после освобождения Франции. Но в данном случае значение имеет не столько количественная, сколько качественная сторона дела. Для контроля над административным аппаратом достаточно нескольких человек на нужных местах. В своей книге "Компартия в доме" (Denis Jeambar. Le PC dans la maison. Editions Calmann-Levy, 1984) Дени Жамбар с максимальной точностью оценил тайную работу партии при правительстве союза левых сил Пьера Моруа, в частности через ее профсоюзный аппарат – ВКТ. "Войска Жоржа Марше и Анри Кразюки могут в будущем поставить Францию в крайне трудное положение, – считает он. – Их оружие – оружие дестабилизации и потрясений – способно стать бомбой замедленного действия внутри французского общества на тот день, когда история пойдет по пути, начертанному коммунистической партией". Подозрения в намерениях? Отвечая 24 февраля 1985 года по первой программе телевидения на вопросы журналистов о падении популярности ФКП среди избирателей, Жан Батист Думанг сказал, в сущности, то же самое: "Что лучше? Иметь 18% голосов или быть хозяином Национальной железнодорожной компании, электрической компании, портов?" "Красный миллиардер" проболтался с обычным для него цинизмом.
До последнего времени Москва требовала от ФКП выполнять свою роль для достижения (неизбежной) победы социализма над капитализмом. Цель не менялась в течение десятилетий. Менялись лишь формы в зависимости от дипломатических интересов СССР ("холодная война", разрядка, мирное сосуществование) или от политических выгод, на которые могла рассчитывать ФКП, заявляя о своей относительной независимости.
У истоков дела стояли три офицера чехословацкой разведки, перешедшие на Запад в одной из союзных Франции стран. Именно они в ходе продолжительного раздельного допроса раскрыли существование агента в высшей иерархии парижской префектуры полиции. Поставленное в известность УОТ направило к ним двух инспекторов. Те внимательно выслушали трех перебежчиков. Точность переданных сведений не оставляла никаких сомнений в подлинности их свидетельств.
Агент, личности которого они не знали, был известен в чехословацкой разведке под кодовой кличкой Само. Его завербовал в 1959 году секретарь посольства Чехословакии в Париже Антонин Тик. Впоследствии с ним поддерживали связь третий секретарь посольства Зденек Мике, затем Кадлек. Официально состоя во Французской соцпартии, Само на деле был членом ФКП "за штатом", в обязанности которого входило внедрение социалистов для работы на партию. Он завербовался в чехословацкую разведку по идеологическим мотивам и по рекомендации Французской коммунистической партии. В то же время он не пренебрегал деньгами. Ему платили до пяти тысяч франков за пакет информации. При этом Само сполна отрабатывал потраченные на него суммы. "Поступившие от него документы полностью заполнили два сейфа в Праге, – отмечали перебежчики. – Он передает их целыми пачками, до двухсот страниц каждый раз. По всей видимости, информацию он черпает из различных служб. Он дал записки о чешской общине во Франции, о службе общей безопасности, о контрразведке и о СРК. По-видимому, он занимает должность, сравнимую с членом руководства полицейского управления Праги". К этому три офицера добавили, что Само женат, что его жена иногда использовалась как связник и что у него двое детей.
Факты были довольно туманными, но в то же время достаточно определенными для начала расследования. Поскольку служебное положение агента удалось установить более или менее точно (руководство префектуры), УОТ занялось изучением личных дел высших членов парижской полиции. Это более неблагодарная работа, чем может показаться на первый взгляд. Через несколько месяцев был составлен первый список потенциальных злоумышленников.
В конечном счете у загадочного Само появилось имя благодаря делу, полностью (и умышленно) затерянному в архивах службы общей безопасности.
Жизненный путь Жоржа Эбона (речь, разумеется, идет о псевдониме) показателен во многих отношениях.
Когда в начале 50-х годов Эбон был молодым инспектором службы общей безопасности в одном из городов на востоке Франции, его завербовал для работы на ФКП депутат департамента Арденны от компартии Пьер Лареп благодаря случайной встрече в поезде.
Расположившись в одном купе, они провели время в любезной беседе. Пообещали друг другу увидеться еще раз. После обычных предварительных маневров Эбон без труда согласился давать информацию ФКП. Он оказался прекрасным новобранцем. Через несколько месяцев его перевели в Париж, в отдел общей безопасности, занимавшийся… коммунистами. С этого времени партия получила в его лице очень ценного информатора. Проявляя усердие, он давал все сведения, которые у него просили. Сначала переснимая попадавшие ему под руку дела, затем, из предосторожности, записывая на магнитофон документы, особенно интересовавшие ФКП. Он сам относил катушки с пленкой в бакалейную лавку в 14-м округе Парижа, которую держал один из членов партии. По разведывательной терминологии, это "живой почтовый ящик". Отметим в скобках, что такой метод применялся ФКП давно. Во время войны разведслужба ФТП (служба "Б") также использовала магазины в качестве "почтовых ящиков". По существу, безобидные места, которые посещает множество людей.
"Он оказал ФКП большие услуги", – отмечает сегодня один из высших руководителей партии 50-х годов. Этот старый функционер коммунистического аппарата, исключенный из партии в 1955 году, как и большинство руководителей, сыгравших первостепенную роль в движении Сопротивления, в том же году предупредил службу общей безопасности о двойной игре Эбона. Но тот, однако, уже был хорошо защищен. Впоследствии защита будет еще лучше. По приказу ФКП Эбон вступил в СФИО для наблюдения за ней и сблизился с некоторыми деятелями социалистической партии. Он стал почти неприкасаемым. Директору службы общей безопасности удалось всего лишь перевести его из "коммунистического" отдела в отдел "общественных организаций", занимавшийся наблюдением за профсоюзами. Год спустя он перешел в службу государственного секретаря по внутренним делам, затем в конце 50-х годов его назначили в кабинет префекта парижской полиции. Там и прошла заключительная часть его карьеры вплоть до ареста в феврале 1971 года. В течение более чем 10 лет Эбон пользовался невероятной безнаказанностью. Когда он перешел в аппарат префекта полиции, руководство службы общей безопасности направило лично префекту досье о его связях с ФКП. Досье до него так и не дошло. Кто-то перехватил его по пути. Была ли это та "невидимая рука", о которой говорили Франсуа Миттеран и Роже Вибо на процессе по "делу об утечках"?
Вполне вероятно, что один или несколько высших чинов полиции за кулисами оказывали Эбону поддержку и даже помогали ему быстро продвигаться по служебной лестнице. В противном случае как можно объяснить, что предупреждения службы общей безопасности не бьши услышаны и что его назначали на чрезвычайно ответственные должности, например руководителем службы телефонных прослушиваний?.. Контрразведка поставила перед собой данный вопрос, но не смогла вразумительно ответить на него. Правда, один человек показался подозрительным, хотя ничего конкретного против него выявить не удалось, несмотря на его тесные связи с Эбоном. Этот чиновник, занимающий сегодня очень высокую административную должность, вполне мог помогать ему из масонской солидарности. Ведь оба они были членами одной ложи. Если, конечно, он также не состоял в прямых связях с ФКП.
Собирая материал для написания книги, автор узнал об истории (неизвестной контрразведке), касающейся того самого высокопоставленного чиновника, которая, быть может, проливает свет на его роль в деле Эбона. История относится к началу 50-х годов. Икс – назовем его так – уже занимал солидный пост в префектуре, когда у него завязалась любовная связь с молодой женщиной, работавшей в министерстве внутренних дел. Эта любовница (Икс был женат) доводилась двоюродной сестрой близкому другу одного из руководителей ФКП. Падкая на любой вид информации, партия воспользовалась ситуацией для проведения успешной операции. Через эту женщину коммунистам удалось завладеть ключами от кабинета префекта, которые были у Икса. Ночью коммунисты проникли в здание префектуры и в кабинет префекта, откуда выкрали многие интересные документы. В данном случае Икс использовался против своей воли. Впоследствии ФКП вполне могла его шантажировать в связи с его любовным похождением и соучастием в этом деле, даже если оно было неумышленным. Партия часто использует такие методы. Возможно, с тех пор коммунисты держат Икса на привязи. Это всего лишь гипотеза. Тем не менее она позволяет понять многие вещи.
Когда личность Само стала известна УОТ, его дело передали непосредственно в министерство внутренних дел. Случай был серьезным. Следовало ли сразу арестовать Жоржа Эбона или подождать и взять его на месте преступления в момент передачи документов офицеру чехословацкой разведки? При первом варианте имелось преимущество в том, что все можно сделать без шума, но был и серьезный недостаток: для доказательства виновности нужны признания. В противном случае существовала опасность остаться на стадии подозрения в намерениях, что чаще всего неподсудно. Разоблачений перебежчиков всегда недостаточно. Ведь они вполне могут быть дезинформацией спецслужб противника, наводящих на ложных агентов. Так иногда случается в "войне теней", которую секретные службы Востока ведут против западных стран. Второй вариант, арест на месте преступления, позволяет избежать этих подводных камней, но в большинстве случаев приводит к тому, что дело о предательстве становится достоянием общественности. И каково будет ее мнение о полиции, когда она узнает, что высшее должностное лицо префектуры работало на Чехословакию? Обычно политические власти предпочитают избегать подобных ситуаций "во имя национальных интересов".
Против ожидания министр решил подождать ареста на месте преступления. УОТ одобрительно восприняло его решение, но боялось утечек. Слежка может быть эффективной только тогда, когда подозреваемый ничего о ней не знает. Отсюда с самого начала были предприняты все меры предосторожности. О деле Эбона знали только пять человек.
Через две недели после решения министра еженедельник "Минют" опубликовал короткую заметку следующего содержания: "В настоящее время Управление по охране территории проявляет пристальный интерес к одному из близких сотрудников префекта полиции". Откуда пошла утечка? Установить это не удалось. Среди пяти лиц, знавших о проводимом расследовании, фигурировал и Икс – высокопоставленный чиновник, о котором мы говорили.
После утечки информации УОТ было вынуждено действовать. Эбона арестовали. Для того чтобы добиться признаний, контрразведка располагала шестью днями предварительного заключения (с 1981 года срок сокращен до двух суток). Редко кто выдерживает до конца перекрестный огонь методических допросов. Полицейские контрразведки – специалисты своего дела. Но и Эбон – крепкий орешек. Ознакомившись с предъявленными доказательствами, он понял, что не может отрицать своих связей с ФКП. Его линия защиты была весьма простой: это старая история и к тому же он обо всем доложил руководству службы общей безопасности. Ложь, отвечали полицейские, в делах службы общей безопасности нет никаких следов о его связях с коммунистами. Но он стоял на своем. Что касается чехословаков, то он уверял, что является жертвой дезинформации с целью компрометации французской полиции.
К несчастью для него, в его сейфе в префектуре нашли карточки на высокопоставленных чиновников, политических деятелей, дипломатов. То есть как раз тот тип биографических сведений, который секретная служба вроде чехословацкой могла потребовать от агента для возможной вербовки. Изучая его окружение, полицейские, кроме того, выявили его связи с тремя сотрудниками СРК, что позволило понять, как Само смог передать чехословакам информацию о службе французской разведки. Отягчающее обстоятельство: его жена призналась, что служила связником между мужем и офицерами чехословацкой разведки. Встречи происходили во внутреннем помещении кафе "Рояль перейр" в 17-м округе. Ее попросили дать точное описание этого места, отвезли туда. Все полностью сошлось.
На основании полученного свидетельства Эбон мог быть разоблачен, но, когда его жене устроили с ним очную ставку, она внезапно поняла, что ее показания могут принести серьезный ущерб. Она взяла их обратно.
Прошло четыре дня предварительного заключения, когда пришел приказ министра внутренних дел с требованием его освобождения. УОТ вынуждено бьшо подчиниться. Не будет дела Само, не будет скандала. Честь полиции спасена. Такова воля министра, которого подталкивало к этому его окружение, в том числе странная личность – Икс. Жоржа Эбона даже не вывели из административного аппарата. Контрразведке единственно удалось, чтобы его удалили с ответственных постов (его чуть было не назначили в генеральную инспекцию префектуры полиции). В настоящее время он руководит административной службой недалеко от Парижа.
Случай с Само не уникален. Позднее, в начале 80-х годов, было замято еще одно дело, компрометировавшее ФКП. Оно началось с анонимного письма, поступившего в УОТ и написанного на плохом французском языке. "Обратите внимание на Юрия Быкова" – таково было вкратце его содержание. Назначенный первым секретарем Посольства СССР Быков только что вступил в должность. Предупреждение, по всей видимости, исходило от советского коллеги, не оценившего его назначение во французской столице. Получив информацию, контрразведка без лишнего шума начала наблюдать за первым секретарем. Через несколько месяцев полицейские выяснили, что он усердно посещает в пригороде Парижа трех сотрудников ФКП. Следствие позволило также установить, что Быков – офицер КГБ из Первого главного управления, руководивший во Франции "линией Н" (связь с "нелегалами"). Какие сведения мог он получить от функционеров партии? После их ареста УОТ узнало, что они снабжали его "биографиями" пропавших без вести (и бессемейных) французов, что позволило КГБ внедрять на нашей территории своих агентов под чужими именами (конкретно "нелегалов").
Юрий Быков фигурирует среди 47 советских "дипломатов", высланных из Франции в апреле 1983 года. В его отношении это было единственной санкцией. По приказу свыше дело закрыли, чтобы не ставить в неудобное положение ФКП и правительство, когда в него входили четыре министра-коммуниста.
Вторично в истории войдя в правительство, коммунистическая партия помимо всего прочего воспользовалась своим положением для внедрения в государственные органы людей и структур, роль и значение которых выяснятся в последующие годы. Так было, когда министры-коммунисты руководили министерствами в течение первых 33 месяцев после войны. Ничто не может опровергнуть того факта, что также было с июня 1981 по июль 1984 года, несмотря на принятые социалистами меры предосторожности (например, сокращая функции Шарля Фитермана в самом ответственном из всех министерстве транспорта).
Вот случай нового внедрения. Накануне поездки Франсуа Миттерана в Камерун в июне 1983 года полицейские из контрразведки, занимавшиеся расследованием террористической сети в Париже, случайно напали на весьма любопытного дипломата. Заинтересовавшись женщиной арабского происхождения, они выяснили, что она замужем за чиновником, занимавшим руководящую должность на Кэ д'Орсэ. Некоторое время спустя благодаря телефонным прослушиваниям выяснилось, что, хотя у дипломата нет ничего общего с международным терроризмом, он в то же время поддерживает частые контакты с Максимом Гремецем, руководившим в ФКП Центральным управлением внешней политики – настоящим министерством иностранных дел партии. Дипломат регулярно составлял для Гремеца записки о положении дел во франкоязычной Африке, в частности в Камеруне, куда отправлялся президент. Чтобы избежать скандала, власти решили потихоньку перевести его на менее ответственную должность.
В настоящее время вес ФКП, разумеется, несравним с ее ролью после освобождения Франции. Но в данном случае значение имеет не столько количественная, сколько качественная сторона дела. Для контроля над административным аппаратом достаточно нескольких человек на нужных местах. В своей книге "Компартия в доме" (Denis Jeambar. Le PC dans la maison. Editions Calmann-Levy, 1984) Дени Жамбар с максимальной точностью оценил тайную работу партии при правительстве союза левых сил Пьера Моруа, в частности через ее профсоюзный аппарат – ВКТ. "Войска Жоржа Марше и Анри Кразюки могут в будущем поставить Францию в крайне трудное положение, – считает он. – Их оружие – оружие дестабилизации и потрясений – способно стать бомбой замедленного действия внутри французского общества на тот день, когда история пойдет по пути, начертанному коммунистической партией". Подозрения в намерениях? Отвечая 24 февраля 1985 года по первой программе телевидения на вопросы журналистов о падении популярности ФКП среди избирателей, Жан Батист Думанг сказал, в сущности, то же самое: "Что лучше? Иметь 18% голосов или быть хозяином Национальной железнодорожной компании, электрической компании, портов?" "Красный миллиардер" проболтался с обычным для него цинизмом.
До последнего времени Москва требовала от ФКП выполнять свою роль для достижения (неизбежной) победы социализма над капитализмом. Цель не менялась в течение десятилетий. Менялись лишь формы в зависимости от дипломатических интересов СССР ("холодная война", разрядка, мирное сосуществование) или от политических выгод, на которые могла рассчитывать ФКП, заявляя о своей относительной независимости.
ГЛАВА 2. МЛАДШИЕ БРАТЬЯ
Секретные службы стран восточного блока во Франции
Богумил Павличек, жизнерадостный весельчак с наивным взглядом, внушает доверие. Именно такому человеку и хочется рассказать обо всех своих тайнах, особенно после нескольких восхитительных коктейлей, которые он настолько здорово делает. Через несколько недель Жан Мари уже не может перед ним устоять. Он скучает в Праге 1959 года, куда приехал, чтобы открыть представительство авиакомпании "Эр Франс". В ожидании квартиры, которую обещали ему чешские власти, он живет – за неимением лучшего – в отеле "Палас", а вечера обычно проводит в баре, где царствует очаровательный Павличек. Одиночество, отсутствие развлечений приводят к тому, что Жан Мари начинает изливать душу этому внимательному и сочувствующему ему человеку.
Через несколько дней бармен знакомит его с красивой молодой женщиной по имени Алена. Жан Мари, худощавый, элегантный, с красивыми усами, без труда ее завоевывает. Впрочем, ей только этого и нужно. Задача Алены – агента секретной службы Чехословакии и сообщницы Павличека – как раз в том и сострит, чтобы соблазнить тридцатилетнего холостяка, который ищет хоть какихнибудь удовольствий, пытаясь скрасить свое долгое пребывание в Праге.
"У этого француза странные нравы", – доверительно сообщает она Павличеку на следующий день после их первой с Жаном Мари совместной ночи.
Разведка получает нужные сведения: представитель "Эр Франс" склонен к гомосексуализму.
Теперь на сцену выходит тридцатилетний Рене Плок. Он выдает себя за преподавателя французского языка. И снова в роли посредника выступает Павличек. Жан Мари быстро находит общий язык с красавцем чехом, который не скрывает своего враждебного отношения к коммунистическому режиму. Они часто встречаются в баре отеля "Палас". Ловушка захлопнулась. Однажды вечером Плок предлагает выпить последний стаканчик у него дома, в маленькой квартирке, где он живет один.
Стол, два стула, напротив шкафа с книжными стеллажами и большим зеркалом – диван-кровать. Обстановка весьма и весьма скромная. Но Жану Мари она так понравилась, что вскоре он все вечера проводит в этой квартире. Рене Плок, который крайне предупредительно относится к своему новому другу, очень скоро приглашает к себе и других гомосексуалистов. Особенно молодых.
Через пять месяцев после своего приезда в Прагу Жан Мари получает долгожданную квартиру. Еще несколько завершающих штрихов (включая установку микрофонов и скрытых камер), и он наконец устраивается в своем новом доме. Первым делом Жан Мари пригласил Плока и его молодых друзей, чтобы отпраздновать новоселье. Отныне вечеринки будут проходить в его квартире, гораздо более просторной и комфортабельной, чем каморка "профессора". Да и Прага теперь не кажется французу такой уж грустной.
Так продолжалось почти целый год. Жан Мари ни о чем не подозревает. До того самого зимнего вечера, когда к нему неожиданно заявился бледный от страха Плок.
"Это ужасно, – лепечет он. – Шантаж! Ужасный шантаж!" Жан Мари пытается его успокоить. В конце концов "профессор" во всем признался. Накануне вечером с ним конфиденциально заговорил какой-то мужчина. "У него были фотографии – твои, мои… всех наших юных друзей… компрометирующие… весьма компрометирующие! Это шантажист! Он хочет получить 10 тысяч крон в обмен на то, что у него есть".
Плок протягивает Жану Мари несколько фотографий. Еще не до конца осознав, что он стал жертвой хитроумной махинации, француз тем не менее ясно понимает, что попал в крайне затруднительное положение. Достав из бумажника тысячу крон, он протягивает их Павличеку.
"Вот задаток. Скажи, что остальное он получит в обмен на негативы".
Через несколько дней бармен знакомит его с красивой молодой женщиной по имени Алена. Жан Мари, худощавый, элегантный, с красивыми усами, без труда ее завоевывает. Впрочем, ей только этого и нужно. Задача Алены – агента секретной службы Чехословакии и сообщницы Павличека – как раз в том и сострит, чтобы соблазнить тридцатилетнего холостяка, который ищет хоть какихнибудь удовольствий, пытаясь скрасить свое долгое пребывание в Праге.
"У этого француза странные нравы", – доверительно сообщает она Павличеку на следующий день после их первой с Жаном Мари совместной ночи.
Разведка получает нужные сведения: представитель "Эр Франс" склонен к гомосексуализму.
Теперь на сцену выходит тридцатилетний Рене Плок. Он выдает себя за преподавателя французского языка. И снова в роли посредника выступает Павличек. Жан Мари быстро находит общий язык с красавцем чехом, который не скрывает своего враждебного отношения к коммунистическому режиму. Они часто встречаются в баре отеля "Палас". Ловушка захлопнулась. Однажды вечером Плок предлагает выпить последний стаканчик у него дома, в маленькой квартирке, где он живет один.
Стол, два стула, напротив шкафа с книжными стеллажами и большим зеркалом – диван-кровать. Обстановка весьма и весьма скромная. Но Жану Мари она так понравилась, что вскоре он все вечера проводит в этой квартире. Рене Плок, который крайне предупредительно относится к своему новому другу, очень скоро приглашает к себе и других гомосексуалистов. Особенно молодых.
Через пять месяцев после своего приезда в Прагу Жан Мари получает долгожданную квартиру. Еще несколько завершающих штрихов (включая установку микрофонов и скрытых камер), и он наконец устраивается в своем новом доме. Первым делом Жан Мари пригласил Плока и его молодых друзей, чтобы отпраздновать новоселье. Отныне вечеринки будут проходить в его квартире, гораздо более просторной и комфортабельной, чем каморка "профессора". Да и Прага теперь не кажется французу такой уж грустной.
Так продолжалось почти целый год. Жан Мари ни о чем не подозревает. До того самого зимнего вечера, когда к нему неожиданно заявился бледный от страха Плок.
"Это ужасно, – лепечет он. – Шантаж! Ужасный шантаж!" Жан Мари пытается его успокоить. В конце концов "профессор" во всем признался. Накануне вечером с ним конфиденциально заговорил какой-то мужчина. "У него были фотографии – твои, мои… всех наших юных друзей… компрометирующие… весьма компрометирующие! Это шантажист! Он хочет получить 10 тысяч крон в обмен на то, что у него есть".
Плок протягивает Жану Мари несколько фотографий. Еще не до конца осознав, что он стал жертвой хитроумной махинации, француз тем не менее ясно понимает, что попал в крайне затруднительное положение. Достав из бумажника тысячу крон, он протягивает их Павличеку.
"Вот задаток. Скажи, что остальное он получит в обмен на негативы".