Страница:
Валери Жискар д'Эстен, приверженец теории "орудия мира", согласно которой конвергенции интересов Востока и Запада можно добиться посредством торговли, был очень восприимчив к идеям "красного миллиардера". Эдгар Фор, опытный политический волк, ввел его в круг советников президента. Эти два человека познакомились (и прониклись взаимным уважением), когда Фор с 1966 по 1968 год был министром сельского хозяйства в правительстве генерала де Голля. Фор представил Думанга Жану Франсуа-Понсе, когда тот был ответственным секретарем в Елисейском дворце. Благодаря этому "красный миллиардер" подружился с помощником ответственного секретаря Франсуа Польжем де Комбре, с серым кардиналом президента по вопросам Африки Рене Журниакоми, что особенно важно, с другом и министром в правительстве Валери Жискар д'Эстена Мишелем Понятовским.
"Первый контакт Думанга с семьей Понятовского относится к 1977 году, – отмечает Жак Ламаль в своей биографии бизнесмена. – В конце октября Жан Батист, которому принадлежало 95% акций общества "Жак Этерель" со времени его основания, решил продать 45% из них Бенуа Бертероту и Александру Понятовскому – племяннику бывшего министра внутренних дел" (Jacques Lamalle. Le milliardaire rouge. Lattes, 1980).
Став послом по особым поручениям (и влиятельным советником) президента, Мишель Понятовский несколько раз встречался с Жаном Батистом Думангом, в частности для подготовки визита Валери Жискар д'Эстэна в СССР в апреле 1979 года. Визита, после которого в его адрес было высказано немало упреков за то, что он возложил цветы у мавзолея Ленина.
Влияние Думанга на правительство стало особенно явным после советского вторжения в Афганистан. Именно при его посредничестве была организована знаменитая встреча в верхах Брежнева и Жискара в Варшаве. 19 мая 1980 года "красный миллиардер" любезно предоставил в распоряжение Мишеля Понятовского свой личный самолет, чтобы тот смог отправиться в польскую столицу для подготовки встречи. Стоит вспомнить, что эта встреча в верхах кандидата в президенты Жискара послужила поводом для насмешек со стороны его противника Франсуа Миттерана во время предвыборной кампании 1981 года ("младший телеграфист из Варшавы").
Жан Батист Думанг не только бизнесмен в рядах международного коммунистического движения, но и проводник его влияния. По сравнению с тем, чем занимался Жан Жером до начала 70-х годов, его дела в меньшей степени скрыты от посторонних глаз. Однако они столь же важны для СССР. Убежденный в том, что "коммунизм – будущее человечества", он трудился, не жалея усилий, дабы ускорить его наступление.
Возвращение "рабкоров"
Каждому свой лагерь
"Первый контакт Думанга с семьей Понятовского относится к 1977 году, – отмечает Жак Ламаль в своей биографии бизнесмена. – В конце октября Жан Батист, которому принадлежало 95% акций общества "Жак Этерель" со времени его основания, решил продать 45% из них Бенуа Бертероту и Александру Понятовскому – племяннику бывшего министра внутренних дел" (Jacques Lamalle. Le milliardaire rouge. Lattes, 1980).
Став послом по особым поручениям (и влиятельным советником) президента, Мишель Понятовский несколько раз встречался с Жаном Батистом Думангом, в частности для подготовки визита Валери Жискар д'Эстэна в СССР в апреле 1979 года. Визита, после которого в его адрес было высказано немало упреков за то, что он возложил цветы у мавзолея Ленина.
Влияние Думанга на правительство стало особенно явным после советского вторжения в Афганистан. Именно при его посредничестве была организована знаменитая встреча в верхах Брежнева и Жискара в Варшаве. 19 мая 1980 года "красный миллиардер" любезно предоставил в распоряжение Мишеля Понятовского свой личный самолет, чтобы тот смог отправиться в польскую столицу для подготовки встречи. Стоит вспомнить, что эта встреча в верхах кандидата в президенты Жискара послужила поводом для насмешек со стороны его противника Франсуа Миттерана во время предвыборной кампании 1981 года ("младший телеграфист из Варшавы").
Жан Батист Думанг не только бизнесмен в рядах международного коммунистического движения, но и проводник его влияния. По сравнению с тем, чем занимался Жан Жером до начала 70-х годов, его дела в меньшей степени скрыты от посторонних глаз. Однако они столь же важны для СССР. Убежденный в том, что "коммунизм – будущее человечества", он трудился, не жалея усилий, дабы ускорить его наступление.
Возвращение "рабкоров"
"Службами по охране территории раскрыто еще одно дело о шпионаже. Майор, принятый на службу в армию как бывший франтирер-партизан, член коммунистической партии и акционер журнала "Франс д'абор", признался в том, что передал военному атташе иностранного государства многочисленные документы, которые ему удалось собрать, работая в министерствах вооружений и национальной обороны".
Это коммюнике опубликовано министерством внутренних дел 28 февраля 1949 года. На него немедленно откликнулась "Юманите": "Никто не примет всерьез провокацию Жюля Мока (министр внутренних дел), имеющего привычку называть "документами, затрагивающими национальную оборону", то, что просто-напросто относится к борьбе против развязывания войны.
Заявлением протеста трудно было скрыть замешательство партии. Ведь разразившееся дело сильно ее компрометировало.
За три дня до этого, 25 февраля, УОТ арестовало при выходе с национализированного авиационного завода в Бийанкуре репортера журнала "Регар" – иллюстрированного коммунистического еженедельника. У него в портфеле полицейские обнаружили производственную документацию и технические данные на некоторые виды военно-воздушной продукции. "Я собираю материал для работы", – пытался оправдаться журналист. На следующий день был отдан приказ об обысках: в редакции журнала "Регар", в издательстве "Эдисьон сосьяль" (принадлежавшем компартии), в парижском отделении профсоюзного объединения ВКТ и в редакции журнала "Франс д'абор" – органе ветеранов ФТП. Всего в ходе самой большой после войны облавы УОТ против коммунистов было задержано 26 человек.
Предпринятое правительством наступление происходило при довольно необычных политических обстоятельствах. За неделю до этого на пленуме Центрального Комитета партии Морис Торез произнес слова, вызвавшие возмущение в политических кругах. "Если наш народ будет против воли втянут в антисоветскую войну, – заявил генеральный секретарь, – и если в этих условиях Советская Армия, защищая дело социализма, будет вынуждена преследовать агрессора на нашей территории, смогут ли трудящиеся, народ Франции повести себя по отношению к Советской Армии иначе, чем трудящиеся, народы Польши, Румынии, Югославии?.."
Таким образом, Торез призвал французов к коллаборационизму с Советским Союзом в случае войны. Генеральный секретарь, кроме того, потребовал от активистов партии вскрывать повсюду, где это можно, факты подготовки империалистической войны.
При обыске в еженедельнике "Регар" были обнаружены материалы по вооружениям. В журнале "Франс д'абор" полиция нашла письма офицеров, готовых передать в редакцию сведения военного характера, кроме того, уставы внутренней службы армии и учебники по тактике для авиадесантных войск. Хотя эти документы и не были по сути своей секретными, они тем не менее могли представлять большой интерес для СССР.
ФКП сразу же перевела дело в политическую плоскость. Обвинив Жюля Мока в нападках на свободу печати, "Юманите" заявила после обысков: "То, что журналисты вскрывают и показывают факты подготовки войны, вызывает у наших правителей бешеную злобу…"
Такая линия защиты оказалась эффективной. В результате освобождений и прекращения дела через несколько недель в руках правосудия остался всего лишь один человек – тридцатисемилетний Андре Телери, которому было предъявлено обвинение в "передаче сведений иностранному государству". ФКП проделала прекрасную операцию. Она не только обелила себя, но и избавилась от ставшей для нее обременительной личности.
Из-за своей слишком большой верности идеалам Андре Телери остался в этом деле в дураках. Партия бросила его на произвол судьбы сразу после ареста, более того, ее руководство даже усилило обвинение против него, подбрасывая информацию полиции, понимала та это или нет.
Телери был членом компартии с 1937 года, в 1942 году вошел в технический отдел ФТП. Получив псевдоним Вигье, он быстро научился изготавливать фальшивые документы, устраивать тайники, готовить взрывчатые вещества. В начале 1944 года его заметил тогдашний руководитель разведслужбы ФТП (службы "Б") Жорж Бейе и перевел к себе. После освобождения Парижа, когда служба "Б" вышла из подполья, Телери был ее официальным шефом. В рамках объединения организаций движения Сопротивления он сотрудничал со 2-м бюро (разведкой) Французских внутренних сил Сопротивления (ФФИ). Когда 2-е бюро ФФИ вошло в Генштаб, Вигье последовал туда же. В армии он получил звание майора.
В ноябре 1945 года Шарль Тийон привлек его к работе в службе безопасности министерства вооружений. Ему была поручена защита "горячих точек": военных заводов, аэродромов, военно-морских баз. Уже с этого времени для облегчения своей задачи Телери широко прибегал к помощи профсоюзных работников ВКТ на заводах. Совершенно очевидно, что собранной им информацией пользовалась и ФКП, преданным членом которой он оставался. Созданная же им сеть профсоюзных работников окажется ему полезной, когда он начнет работать на "иностранное государство".
В 1946 году французской контрразведке стало известно, что военный атташе Югославии в Париже занимается сбором разведданных для своей страны и СССР. Наблюдение за ним позволило полицейским стать свидетелями любопытной встречи. Однажды на Больших Бульварах югослав подошел к человеку с объемистым портфелем в руках. Затем они вошли в кафе. Через полчаса оттуда вышел военный атташе с портфелем. Личность его связника быстро установили: руководитель службы безопасности министерства вооружений Андре Телери. В политической обстановке того времени он был неприкасаемым. Дело закрыли. После ареста в феврале 1949 года Телери признался, что в тот день он передал схемы обеспечения безопасности основных французских военных заводов.
После вывода из правительства министров-коммунистов Телери вернулся в армию. Как бывший офицер ФТП он попал в число "подозрительных", которых вместе с Роль-Танги и Бофисом перевели в Версаль без определенного назначения. Там у него было много свободного времени для работы в журнале "Франс д'абор", органе ветеранов ФТП. Именно в редакции с ним связался некто Луи.
Основанный нелегально при оккупации в сентябре 1941 года Шарлем Тийоном журнал "Франс д'абор" начал выходить официально вскоре после освобождения Парижа под политической и финансовой ответственностью Жана Жерома. Журнал, издававшийся Роже Рукотом и Ивом Моро (впоследствии главным редактором "Юманите"), провозглашал себя связующим звеном между коммунистами – бывшими участниками Сопротивления. На деле, как показал обыск в феврале 1949 года, он служил еще и "почтовым ящиком" сбора военной информации для компартии и, возможно, СССР.
Луи – легендарная личность коммунистического движения. Ветеран Интернациональных бригад в Испании, до войны он вместе с Пьером Вийоном работал в Париже на секретные службы Коминтерна. Во время оккупации был блестящим военным командиром ОИР во Франции (Организации иностранных рабочих, объединявших под эгидой ФТП иностранных участников движения Сопротивления), в которой он осуществлял руководство северной зоной.
К моменту встречи с Телери Луи, которого в действительности звали Любомир Илич, стал уже генералом армии Югославии (своей родной страны). Он только что сменил военного атташе при югославском посольстве, которого знал Телери. В глазах такого убежденного коммуниста, как Телери, Илич был прежде всего "товарищем", а не представителем иностранной державы. Он видел в нем гражданина авторитетной страны, установившей социализм силой оружия. Страны, которой он к тому же помогал, находясь на высоком посту в правительстве.
После двух или трех встреч во внутренних помещениях кафе "Рюк" па площади Пале-Рояль военный атташе начал вытягивать из него сведения о французской политике и боевом духе армии. В сущности, ничего особенного. На этот раз Телери согласился давать ему информацию с тем большей готовностью, что Илич находился в тесной связи с руководством ФКП. С помощью чеха Отто Каца (более известного под именем Андре Симона, проходившего по делу Сланского и расстрелянного в 1952 году) военный атташе готовил вторжение во франкистскую Испанию: в экспедиции должны были участвовать 100 тысяч испанских коммунистов, укрывавшихся на юго-западе Франции. Французская компартия, которая была в курсе этого плана, обещала поднять 200 тысяч добровольцев в помощь новой партизанской армии. Вполне вероятно, что Телери заручился согласием партии на контакт с Иличем, хотя после ареста он утверждал, что действовал по собственной инициативе.
После разрыва между Москвой и Белградом в июне 1948 года в международном коммунистическом движении наступил новый этап. Югославию заклеймил Коминформ, и она стала врагом номер один. Во всех коммунистических партиях открылась охота на "титоистов".
ФКП создала для этих целей специальную группу во главе с Жаком Дюкло и главным следователем в лице зловещего партийного функционера Жюля Деко. До войны он был в Москве представителем партии в Коминтерне.
Для Телери, полностью увязшего в шпионаже в пользу Югославии, этот поворот означал путь к гибели. Несмотря на разрыв между Тито и советским "большим братом", он продолжал сотрудничать с Барьячем Яревичем, сменившим Илича. Это сразу же сделало его подозрительным в глазах ФКП, полностью подчинявшейся линии Москвы.
УОТ следило за Телери в течение нескольких месяцев до его ареста после обысков в феврале 1949 года благодаря сведениям, предоставленным "антититоистской" группой Дюкло. Партия решила пожертвовать своим недисциплинированным членом в воспитательных целях. Вслед за арестом его обвинительное дело значительно пополнилось. Причем далеко не все новые факты выявлялись полицейскими. По всей видимости, следователь "антититоистской" группы Жюль Деко был связан с двумя инспекторами УОТ, членами ФКП, внедренными после войны в контрразведку. Через этот канал партия незаметно помогла полиции получать против него дополнительные улики.
13 марта 1950 года, в день процесса над Андре Телери в парижском военном трибунале, "Франс д'абор" опубликовал следующее сообщение: "Арест майора Телери не имеет абсолютно никакого отношения к произведенным в феврале 1949 года обыскам в редакции "Франс д'абор", что доказывается тем фактом, что редакция журнала никак не связывается с рассматриваемым сегодня делом". На следующий день "Юманите" скромно и без протестов сообщила о приговоре: пять лет принудительных работ и лишение воинских званий.
Несмотря на такое очевидное предательство, Телери, отбыв наказание, попытался восстановить связь с партией. Но перед ним закрылись все двери. В возрасте 40 лет он начал жизнь заново, став шофером такси.
Дело Телери позволило ФКП скрыть ту часть своей подпольной деятельности, на которую напала полиция при обысках в феврале 1949 года. Найденные в различных коммунистических органах печати досье доказывали наличие информаторов на заводах, даже самых "горячих" с точки зрения национальной безопасности. Все это странным образом напоминало "рабкоров", о которых столько писали газеты в 30-х годах. Требуя от активистов партии изобличать повсюду, где это возможно, подготовку империалистической войны, Морис Торез, в сущности, использовал те же аргументы, что и "генерал" Мюрай, который в свое время прибегал для сбора разведданных к помощи "рабочих корреспондентов".
На деле "рабкоры" никогда не прекращали своей деятельности. Партия просто их "заморозила". 13 ноября 1951 года с трибуны "Мютюалите" член Политбюро и французский представитель в Коминформе Этьен Фажон торжественно протрубил их сбор. "Необходимо, чтобы "Юманите", все наши газеты ежедневно получали десятки и десятки писем, – заявил он в своем выступлении на открытии организованного партией "месячника прессы". – Конечно, не все письма смогут быть опубликованы. Но благодаря им редакторы получат единственную в своем роде возможность иметь в своем распоряжении исключительно важную, точную и быструю информацию". Через несколько дней в "Юманите" его мысль продолжил Андре Марти: "Найти как можно больше корреспондентов – это решающий вопрос для защиты трудящихся, для защиты народа. Надо, чтобы на всех заводах и по возможности во всех цехах трудящиеся становились корреспондентами "Юманите" и местных коммунистических газет".
История повторяется: Октав Рабате, заведующий общественным отделом "Юманите", в ведение которого входил разбор писем "рабкоров", работал в конце 20-х годов в сети Креме. В 1928 году его имя даже фигурировало в шпионской истории, когда секретные документы военно-воздушного училища и министерства обороны были переданы советскому агенту.
Как и до войны, "рабочие корреспонденты" информировали партию не только о социальных битвах. В этом, в частности, в начале 1952 года убедилась полиция при обыске в доме слесаря в Тулоне, бывшего помимо всего прочего председателем федерации ФТП департамента Вар. Он прятал в курятнике весьма любопытные документы, полученные при пособничестве профсоюзных деятелей ВКТ, работавших в порту и на военных предприятиях региона. Еще один обыск, на бирже труда в Тулоне, выявил наличие настоящей сети, за несколько лет завладевшей полной схемой военно-морских арсеналов, планом обороны порта, списком электростанций региона, чертежами пусковых установок ракет "V-2" на острове Леван, справкой о деятельности научно-исследовательского центра военно-морского флота (в Брюске), сведениями о подводном локаторе и т.н. Ничего общего с профсоюзной борьбой. Всего было арестовано 16 человек, в том числе бывший подполковник ФТП, секретарь ВКТ тулонского порта, секретарь профсоюза железнодорожников департамента Вар, департаментский секретарь ВКТ, федеральный секретарь ФКП.
"Тулонское дело любопытно и поучительно, – комментировал бывший председатель Совета Министров Поль Рамадье в органе СФИО газете "Попюлэр". – Благодаря ему мы видим, что коммунисты ищут, собирают документы о национальной обороне. Здесь речь не идет, как в других случаях, об индивидуалах или профессиональных военных, а о профсоюзных деятелях, членах коммунистической партии, действующих по приказу ее ячеек".
Тем не менее 17 ноября 1953 года следователь суда первой инстанции Тулона объявил об отсутствии состава преступления во всех 16 случаях. Тулонское дело провалилось. Компартия в который раз вышла сухой из воды благодаря, с одной стороны, умело построенной кампании, а с другой – стремлению властей погасить скандал.
Коммунистическая пресса была в то время очень мощной (16 ежедневных газет, 82 еженедельные, 28 журналов и других периодических изданий). Она поднялась единым фронтом в изобличении "еще одной провокации" и в яростных нападках на военного судебного следователя Рота, которого в конце концов отстранили от ведения дела. Добившись первого успеха, партия мобилизовала прессу в соответствии с тактикой, доказавшей свою действенность в предыдущих делах о шпионаже, которую она будет удачно использовать еще многие годы и которая состояла в преуменьшении значения секретных сведений. Прежде всего компартия попросила адвокатов обвиняемых затянуть процедуру. В это время она малопомалу в различных газетах публиковала выдержки из секретных досье, в краже которых обвинялись ее члены. Каждая статья, взятая отдельно, была составлена так, чтобы не попасть под действие закона, но в целом информация, опубликованная в газетах, внешне не имевших между собой никакой связи, в конечном счете явилась полным разглашением досье. Основываясь на этих публикациях, защите оставалось только показать, что обвинение не имеет никакого смысла: "секреты" стали достоянием общественности. Судебное преследование было прекращено.
В тулонском деле все именно так и произошло. Для оправдания решения об отсутствии состава преступления судебный следователь заявил, что в найденных досье нет ничего секретного. Министр обороны, правда, с самого начала делал заявления в этом смысле, к крайнему неудовольствию своего коллеги из министерства внутренних дел. Дело дошло до открытой полемики между двумя министерствами, что очень порадовало "Правду" в Москве, написавшую: "Сказка о коммунистических шпионах в Тулоне развенчана".
Министерство обороны с самого начала старалось принизить значение дела, чтобы не вызвать беспокойства у союзников Франции. Такое поведение прослеживается во многих делах о шпионаже за последние сорок лет, какое бы правительство ни находилось у власти.
В ходе произведенных в Тулоне обысков полиция обнаружила таблицу с детальным описанием караванов судов, отправлявшихся в Индокитай: численность войск, вооружений, боеприпасов… Автор справки, секретарь профсоюза железнодорожников (ВКТ) департамента Вар, признал, что собрал информацию по указанию своего профсоюзного руководителя. Этот документ вызвал особое беспокойство властей. Он показывал, что ФКП мобилизовала свой аппарат против войны в Индокитае не обязательно во имя антиколониализма. Политические скандалы, сотрясавшие IV Республику вплоть до середины 50-х годов, послужили тому доказательством.
Это коммюнике опубликовано министерством внутренних дел 28 февраля 1949 года. На него немедленно откликнулась "Юманите": "Никто не примет всерьез провокацию Жюля Мока (министр внутренних дел), имеющего привычку называть "документами, затрагивающими национальную оборону", то, что просто-напросто относится к борьбе против развязывания войны.
Заявлением протеста трудно было скрыть замешательство партии. Ведь разразившееся дело сильно ее компрометировало.
За три дня до этого, 25 февраля, УОТ арестовало при выходе с национализированного авиационного завода в Бийанкуре репортера журнала "Регар" – иллюстрированного коммунистического еженедельника. У него в портфеле полицейские обнаружили производственную документацию и технические данные на некоторые виды военно-воздушной продукции. "Я собираю материал для работы", – пытался оправдаться журналист. На следующий день был отдан приказ об обысках: в редакции журнала "Регар", в издательстве "Эдисьон сосьяль" (принадлежавшем компартии), в парижском отделении профсоюзного объединения ВКТ и в редакции журнала "Франс д'абор" – органе ветеранов ФТП. Всего в ходе самой большой после войны облавы УОТ против коммунистов было задержано 26 человек.
Предпринятое правительством наступление происходило при довольно необычных политических обстоятельствах. За неделю до этого на пленуме Центрального Комитета партии Морис Торез произнес слова, вызвавшие возмущение в политических кругах. "Если наш народ будет против воли втянут в антисоветскую войну, – заявил генеральный секретарь, – и если в этих условиях Советская Армия, защищая дело социализма, будет вынуждена преследовать агрессора на нашей территории, смогут ли трудящиеся, народ Франции повести себя по отношению к Советской Армии иначе, чем трудящиеся, народы Польши, Румынии, Югославии?.."
Таким образом, Торез призвал французов к коллаборационизму с Советским Союзом в случае войны. Генеральный секретарь, кроме того, потребовал от активистов партии вскрывать повсюду, где это можно, факты подготовки империалистической войны.
При обыске в еженедельнике "Регар" были обнаружены материалы по вооружениям. В журнале "Франс д'абор" полиция нашла письма офицеров, готовых передать в редакцию сведения военного характера, кроме того, уставы внутренней службы армии и учебники по тактике для авиадесантных войск. Хотя эти документы и не были по сути своей секретными, они тем не менее могли представлять большой интерес для СССР.
ФКП сразу же перевела дело в политическую плоскость. Обвинив Жюля Мока в нападках на свободу печати, "Юманите" заявила после обысков: "То, что журналисты вскрывают и показывают факты подготовки войны, вызывает у наших правителей бешеную злобу…"
Такая линия защиты оказалась эффективной. В результате освобождений и прекращения дела через несколько недель в руках правосудия остался всего лишь один человек – тридцатисемилетний Андре Телери, которому было предъявлено обвинение в "передаче сведений иностранному государству". ФКП проделала прекрасную операцию. Она не только обелила себя, но и избавилась от ставшей для нее обременительной личности.
Из-за своей слишком большой верности идеалам Андре Телери остался в этом деле в дураках. Партия бросила его на произвол судьбы сразу после ареста, более того, ее руководство даже усилило обвинение против него, подбрасывая информацию полиции, понимала та это или нет.
Телери был членом компартии с 1937 года, в 1942 году вошел в технический отдел ФТП. Получив псевдоним Вигье, он быстро научился изготавливать фальшивые документы, устраивать тайники, готовить взрывчатые вещества. В начале 1944 года его заметил тогдашний руководитель разведслужбы ФТП (службы "Б") Жорж Бейе и перевел к себе. После освобождения Парижа, когда служба "Б" вышла из подполья, Телери был ее официальным шефом. В рамках объединения организаций движения Сопротивления он сотрудничал со 2-м бюро (разведкой) Французских внутренних сил Сопротивления (ФФИ). Когда 2-е бюро ФФИ вошло в Генштаб, Вигье последовал туда же. В армии он получил звание майора.
В ноябре 1945 года Шарль Тийон привлек его к работе в службе безопасности министерства вооружений. Ему была поручена защита "горячих точек": военных заводов, аэродромов, военно-морских баз. Уже с этого времени для облегчения своей задачи Телери широко прибегал к помощи профсоюзных работников ВКТ на заводах. Совершенно очевидно, что собранной им информацией пользовалась и ФКП, преданным членом которой он оставался. Созданная же им сеть профсоюзных работников окажется ему полезной, когда он начнет работать на "иностранное государство".
В 1946 году французской контрразведке стало известно, что военный атташе Югославии в Париже занимается сбором разведданных для своей страны и СССР. Наблюдение за ним позволило полицейским стать свидетелями любопытной встречи. Однажды на Больших Бульварах югослав подошел к человеку с объемистым портфелем в руках. Затем они вошли в кафе. Через полчаса оттуда вышел военный атташе с портфелем. Личность его связника быстро установили: руководитель службы безопасности министерства вооружений Андре Телери. В политической обстановке того времени он был неприкасаемым. Дело закрыли. После ареста в феврале 1949 года Телери признался, что в тот день он передал схемы обеспечения безопасности основных французских военных заводов.
После вывода из правительства министров-коммунистов Телери вернулся в армию. Как бывший офицер ФТП он попал в число "подозрительных", которых вместе с Роль-Танги и Бофисом перевели в Версаль без определенного назначения. Там у него было много свободного времени для работы в журнале "Франс д'абор", органе ветеранов ФТП. Именно в редакции с ним связался некто Луи.
Основанный нелегально при оккупации в сентябре 1941 года Шарлем Тийоном журнал "Франс д'абор" начал выходить официально вскоре после освобождения Парижа под политической и финансовой ответственностью Жана Жерома. Журнал, издававшийся Роже Рукотом и Ивом Моро (впоследствии главным редактором "Юманите"), провозглашал себя связующим звеном между коммунистами – бывшими участниками Сопротивления. На деле, как показал обыск в феврале 1949 года, он служил еще и "почтовым ящиком" сбора военной информации для компартии и, возможно, СССР.
Луи – легендарная личность коммунистического движения. Ветеран Интернациональных бригад в Испании, до войны он вместе с Пьером Вийоном работал в Париже на секретные службы Коминтерна. Во время оккупации был блестящим военным командиром ОИР во Франции (Организации иностранных рабочих, объединявших под эгидой ФТП иностранных участников движения Сопротивления), в которой он осуществлял руководство северной зоной.
К моменту встречи с Телери Луи, которого в действительности звали Любомир Илич, стал уже генералом армии Югославии (своей родной страны). Он только что сменил военного атташе при югославском посольстве, которого знал Телери. В глазах такого убежденного коммуниста, как Телери, Илич был прежде всего "товарищем", а не представителем иностранной державы. Он видел в нем гражданина авторитетной страны, установившей социализм силой оружия. Страны, которой он к тому же помогал, находясь на высоком посту в правительстве.
После двух или трех встреч во внутренних помещениях кафе "Рюк" па площади Пале-Рояль военный атташе начал вытягивать из него сведения о французской политике и боевом духе армии. В сущности, ничего особенного. На этот раз Телери согласился давать ему информацию с тем большей готовностью, что Илич находился в тесной связи с руководством ФКП. С помощью чеха Отто Каца (более известного под именем Андре Симона, проходившего по делу Сланского и расстрелянного в 1952 году) военный атташе готовил вторжение во франкистскую Испанию: в экспедиции должны были участвовать 100 тысяч испанских коммунистов, укрывавшихся на юго-западе Франции. Французская компартия, которая была в курсе этого плана, обещала поднять 200 тысяч добровольцев в помощь новой партизанской армии. Вполне вероятно, что Телери заручился согласием партии на контакт с Иличем, хотя после ареста он утверждал, что действовал по собственной инициативе.
После разрыва между Москвой и Белградом в июне 1948 года в международном коммунистическом движении наступил новый этап. Югославию заклеймил Коминформ, и она стала врагом номер один. Во всех коммунистических партиях открылась охота на "титоистов".
ФКП создала для этих целей специальную группу во главе с Жаком Дюкло и главным следователем в лице зловещего партийного функционера Жюля Деко. До войны он был в Москве представителем партии в Коминтерне.
Для Телери, полностью увязшего в шпионаже в пользу Югославии, этот поворот означал путь к гибели. Несмотря на разрыв между Тито и советским "большим братом", он продолжал сотрудничать с Барьячем Яревичем, сменившим Илича. Это сразу же сделало его подозрительным в глазах ФКП, полностью подчинявшейся линии Москвы.
УОТ следило за Телери в течение нескольких месяцев до его ареста после обысков в феврале 1949 года благодаря сведениям, предоставленным "антититоистской" группой Дюкло. Партия решила пожертвовать своим недисциплинированным членом в воспитательных целях. Вслед за арестом его обвинительное дело значительно пополнилось. Причем далеко не все новые факты выявлялись полицейскими. По всей видимости, следователь "антититоистской" группы Жюль Деко был связан с двумя инспекторами УОТ, членами ФКП, внедренными после войны в контрразведку. Через этот канал партия незаметно помогла полиции получать против него дополнительные улики.
13 марта 1950 года, в день процесса над Андре Телери в парижском военном трибунале, "Франс д'абор" опубликовал следующее сообщение: "Арест майора Телери не имеет абсолютно никакого отношения к произведенным в феврале 1949 года обыскам в редакции "Франс д'абор", что доказывается тем фактом, что редакция журнала никак не связывается с рассматриваемым сегодня делом". На следующий день "Юманите" скромно и без протестов сообщила о приговоре: пять лет принудительных работ и лишение воинских званий.
Несмотря на такое очевидное предательство, Телери, отбыв наказание, попытался восстановить связь с партией. Но перед ним закрылись все двери. В возрасте 40 лет он начал жизнь заново, став шофером такси.
Дело Телери позволило ФКП скрыть ту часть своей подпольной деятельности, на которую напала полиция при обысках в феврале 1949 года. Найденные в различных коммунистических органах печати досье доказывали наличие информаторов на заводах, даже самых "горячих" с точки зрения национальной безопасности. Все это странным образом напоминало "рабкоров", о которых столько писали газеты в 30-х годах. Требуя от активистов партии изобличать повсюду, где это возможно, подготовку империалистической войны, Морис Торез, в сущности, использовал те же аргументы, что и "генерал" Мюрай, который в свое время прибегал для сбора разведданных к помощи "рабочих корреспондентов".
На деле "рабкоры" никогда не прекращали своей деятельности. Партия просто их "заморозила". 13 ноября 1951 года с трибуны "Мютюалите" член Политбюро и французский представитель в Коминформе Этьен Фажон торжественно протрубил их сбор. "Необходимо, чтобы "Юманите", все наши газеты ежедневно получали десятки и десятки писем, – заявил он в своем выступлении на открытии организованного партией "месячника прессы". – Конечно, не все письма смогут быть опубликованы. Но благодаря им редакторы получат единственную в своем роде возможность иметь в своем распоряжении исключительно важную, точную и быструю информацию". Через несколько дней в "Юманите" его мысль продолжил Андре Марти: "Найти как можно больше корреспондентов – это решающий вопрос для защиты трудящихся, для защиты народа. Надо, чтобы на всех заводах и по возможности во всех цехах трудящиеся становились корреспондентами "Юманите" и местных коммунистических газет".
История повторяется: Октав Рабате, заведующий общественным отделом "Юманите", в ведение которого входил разбор писем "рабкоров", работал в конце 20-х годов в сети Креме. В 1928 году его имя даже фигурировало в шпионской истории, когда секретные документы военно-воздушного училища и министерства обороны были переданы советскому агенту.
Как и до войны, "рабочие корреспонденты" информировали партию не только о социальных битвах. В этом, в частности, в начале 1952 года убедилась полиция при обыске в доме слесаря в Тулоне, бывшего помимо всего прочего председателем федерации ФТП департамента Вар. Он прятал в курятнике весьма любопытные документы, полученные при пособничестве профсоюзных деятелей ВКТ, работавших в порту и на военных предприятиях региона. Еще один обыск, на бирже труда в Тулоне, выявил наличие настоящей сети, за несколько лет завладевшей полной схемой военно-морских арсеналов, планом обороны порта, списком электростанций региона, чертежами пусковых установок ракет "V-2" на острове Леван, справкой о деятельности научно-исследовательского центра военно-морского флота (в Брюске), сведениями о подводном локаторе и т.н. Ничего общего с профсоюзной борьбой. Всего было арестовано 16 человек, в том числе бывший подполковник ФТП, секретарь ВКТ тулонского порта, секретарь профсоюза железнодорожников департамента Вар, департаментский секретарь ВКТ, федеральный секретарь ФКП.
"Тулонское дело любопытно и поучительно, – комментировал бывший председатель Совета Министров Поль Рамадье в органе СФИО газете "Попюлэр". – Благодаря ему мы видим, что коммунисты ищут, собирают документы о национальной обороне. Здесь речь не идет, как в других случаях, об индивидуалах или профессиональных военных, а о профсоюзных деятелях, членах коммунистической партии, действующих по приказу ее ячеек".
Тем не менее 17 ноября 1953 года следователь суда первой инстанции Тулона объявил об отсутствии состава преступления во всех 16 случаях. Тулонское дело провалилось. Компартия в который раз вышла сухой из воды благодаря, с одной стороны, умело построенной кампании, а с другой – стремлению властей погасить скандал.
Коммунистическая пресса была в то время очень мощной (16 ежедневных газет, 82 еженедельные, 28 журналов и других периодических изданий). Она поднялась единым фронтом в изобличении "еще одной провокации" и в яростных нападках на военного судебного следователя Рота, которого в конце концов отстранили от ведения дела. Добившись первого успеха, партия мобилизовала прессу в соответствии с тактикой, доказавшей свою действенность в предыдущих делах о шпионаже, которую она будет удачно использовать еще многие годы и которая состояла в преуменьшении значения секретных сведений. Прежде всего компартия попросила адвокатов обвиняемых затянуть процедуру. В это время она малопомалу в различных газетах публиковала выдержки из секретных досье, в краже которых обвинялись ее члены. Каждая статья, взятая отдельно, была составлена так, чтобы не попасть под действие закона, но в целом информация, опубликованная в газетах, внешне не имевших между собой никакой связи, в конечном счете явилась полным разглашением досье. Основываясь на этих публикациях, защите оставалось только показать, что обвинение не имеет никакого смысла: "секреты" стали достоянием общественности. Судебное преследование было прекращено.
В тулонском деле все именно так и произошло. Для оправдания решения об отсутствии состава преступления судебный следователь заявил, что в найденных досье нет ничего секретного. Министр обороны, правда, с самого начала делал заявления в этом смысле, к крайнему неудовольствию своего коллеги из министерства внутренних дел. Дело дошло до открытой полемики между двумя министерствами, что очень порадовало "Правду" в Москве, написавшую: "Сказка о коммунистических шпионах в Тулоне развенчана".
Министерство обороны с самого начала старалось принизить значение дела, чтобы не вызвать беспокойства у союзников Франции. Такое поведение прослеживается во многих делах о шпионаже за последние сорок лет, какое бы правительство ни находилось у власти.
В ходе произведенных в Тулоне обысков полиция обнаружила таблицу с детальным описанием караванов судов, отправлявшихся в Индокитай: численность войск, вооружений, боеприпасов… Автор справки, секретарь профсоюза железнодорожников (ВКТ) департамента Вар, признал, что собрал информацию по указанию своего профсоюзного руководителя. Этот документ вызвал особое беспокойство властей. Он показывал, что ФКП мобилизовала свой аппарат против войны в Индокитае не обязательно во имя антиколониализма. Политические скандалы, сотрясавшие IV Республику вплоть до середины 50-х годов, послужили тому доказательством.
Каждому свой лагерь
Бледный и растерянный, Жак Дюкло молча слушал суровую критику Эдварда Карделя в адрес ФКП: "Уклон к оппортунизму и парламентаризму". Сменивший его Милован Джилас пошел еще дальше, обвинив французских коммунистов в том, что они "превратились в никудышных представителей политики Советского Союза, стали жертвами избирательной машины, в которую слепо поверили". Ирония истории: Кардель и Джилас, представлявшие югославскую компартию на коммунистической конференции в Склярска-Пореба в сентябре 1947 года и выступившие там в роли прокурора, год спустя сами будут заклеймены всем международным коммунистическим движением как предатели вместе со своим духовным вождем Иосипом Броз Тито.
На них пал выбор Москвы, чтобы нанести удар упавшему с высокого пьедестала Жаку Дюкло. Второй номер ФКП, представлявший (вместе с Этьеном Фажоном) Французскую компартию на тайном совещании Коммунистического Интернационала, проходившем в затерянном поместье среди польских лесов, не почувствовал смены ветра. Накануне он произнес речь в полном соответствии с резолюциями Центрального Комитета партии, пленум которого только что состоялся в Париже. Несмотря на вывод из правительства министров-коммунистов, заявил он в частности, ФКП остается крупной правительственной партией, которую поддерживают мощные слои общественности во Франции, желающие ее возвращения к управлению делами.
Но для Сталина политика "классового сотрудничества" закончилась. Открывая конференцию, советский представитель Андрей Жданов высказался предельно ясно. Отныне мир разделен на две части, с одной стороны, лагерь империализма, объединившийся вокруг США, с другой – социалистический лагерь, который должен под знаменем Советского Союза "бороться против угрозы новых войн и империалистической экспансии, за упрочение демократии и за искоренение остатков фашизма". В рамках этой новой политики коммунистические партии должны "возглавить сопротивление во всех областях" и не идти на уступки тем, кто ведет себя "подобно агентам империалистических кругов США", то есть "большей части руководителей социалистических партий".
Вынужденный выступить с самокритикой, Жак Дюкло пообещал, что ФКП окажет твердую поддержку "мирной и демократической политике Москвы". На следующий день Жданов сообщил делегатам, что Сталин удовлетворен заявлением Дюкло. Французских коммунистов простили. Теперь им следовало оправдать доверие, вновь оказанное "великим вождем".
Конференция в Склярска-Пореба, закончившаяся созданием Коминформа (Коммунистического информационного бюро), сменившего распущенный в 1943 году Коминтерн, означала кардинальный поворот в истории ФКП. Партия сменила курс на 180 градусов и уже с октября 1947 года ужесточила свои позиции. Руководителей социалистических партий обвинили в сдаче страны американскому империализму, речь больше не шла о возврате в правительство. Коммунисты должны теперь бороться за "обеспечение самого существования Франции как суверенного и независимого государства" (подразумевалось – против Соединенных Штатов), заявил Морис Торез на митинге на зимнем велодроме. На практике ФКП начала противостоять всему, что могло бы усилить западный лагерь в борьбе с социалистическим лагерем, в частности проводя кампанию против европейской армии и собственных ударных сил. Несколько месяцев спустя партия в лице пропагандистского аппарата во всеуслышание заявила, что в случае конфликта между Востоком и Западом коммунисты никогда не будут воевать против Красной Армии.
В таком контексте ФКП выступила против французского присутствия в Индокитае. Она особенно подчеркивала это начиная с 1950 года, когда американцы решили взять на себя половину военных усилий в войне, которую французская армия вела против вьетнамцев с 1946 года. Индокитайский конфликт входил в рамки теории двух лагерей: войну вел французский империализм, но она являлась частью противостояния США и международного коммунистического движения.
Вплоть до конца конфликта в 1954 году французские коммунисты проводили наступление по нескольким направлениям.
В рамках парламентской деятельности они в Национальной ассамблее выступали против выделения кредитов на ведение войны и против предоставления чрезвычайных полномочий правительству, когда оно их запрашивало. Они также требовали открытия переговоров с Хо Ши Мином, единственным, по их мнению, законным представителем Вьетнама. Наконец, коммунистическая пресса беспрестанно изобличала зверства, которые якобы совершал французский экспедиционный корпус, "состоявший из наемных эсэсовцев".
Параллельно компартия призывала своих активистов любыми способами бороться против этой "грязной войны". ВКТ побудила своих членов в портовых городах препятствовать погрузке военной техники. Утверждая, что "израсходованные на эту войну миллиарды могли бы удовлетворить законные требования рабочего класса", профсоюз в феврале 1950 года призвал к забастовке рабочих военной промышленности. На это мало кто пошел. Правительство ответило законом, предусматривавшим судебное преследование тех, кого подозревали в умышленном изготовлении бракованных изделий, в уничтожении или порче продукции, предназначавшейся для нужд национальной обороны. Подсудными становились также действия, препятствовавшие перевозкам техники, и действия лиц, занимавшихся деморализацией армии. Вынужденная отказаться от такой деятельности, ФКП, к счастью для себя, нашла в лице Анри Мартена средство мобилизации общественного мнения против войны. Этого активиста компартии, сначала обвиненного в диверсии против военного корабля "Дисмюд" в тулонском порту (в конце концов его оправдали за неимением улик), в октябре 1950 года приговорили к пяти годам заключения за распространение антивоенных листовок. Последовали митинги, петиции, прокламации, специально в защиту этой "жертвы" писались поэмы, театральные пьесы. Кампания вызвала широкое сочувствие далеко за пределами коммунистических кругов (например, многие деятели протестантской и католической церкви требовали его освобождения). Два года спустя, в августе 1952 года, Анри Мартена выпустили на свободу.
На них пал выбор Москвы, чтобы нанести удар упавшему с высокого пьедестала Жаку Дюкло. Второй номер ФКП, представлявший (вместе с Этьеном Фажоном) Французскую компартию на тайном совещании Коммунистического Интернационала, проходившем в затерянном поместье среди польских лесов, не почувствовал смены ветра. Накануне он произнес речь в полном соответствии с резолюциями Центрального Комитета партии, пленум которого только что состоялся в Париже. Несмотря на вывод из правительства министров-коммунистов, заявил он в частности, ФКП остается крупной правительственной партией, которую поддерживают мощные слои общественности во Франции, желающие ее возвращения к управлению делами.
Но для Сталина политика "классового сотрудничества" закончилась. Открывая конференцию, советский представитель Андрей Жданов высказался предельно ясно. Отныне мир разделен на две части, с одной стороны, лагерь империализма, объединившийся вокруг США, с другой – социалистический лагерь, который должен под знаменем Советского Союза "бороться против угрозы новых войн и империалистической экспансии, за упрочение демократии и за искоренение остатков фашизма". В рамках этой новой политики коммунистические партии должны "возглавить сопротивление во всех областях" и не идти на уступки тем, кто ведет себя "подобно агентам империалистических кругов США", то есть "большей части руководителей социалистических партий".
Вынужденный выступить с самокритикой, Жак Дюкло пообещал, что ФКП окажет твердую поддержку "мирной и демократической политике Москвы". На следующий день Жданов сообщил делегатам, что Сталин удовлетворен заявлением Дюкло. Французских коммунистов простили. Теперь им следовало оправдать доверие, вновь оказанное "великим вождем".
Конференция в Склярска-Пореба, закончившаяся созданием Коминформа (Коммунистического информационного бюро), сменившего распущенный в 1943 году Коминтерн, означала кардинальный поворот в истории ФКП. Партия сменила курс на 180 градусов и уже с октября 1947 года ужесточила свои позиции. Руководителей социалистических партий обвинили в сдаче страны американскому империализму, речь больше не шла о возврате в правительство. Коммунисты должны теперь бороться за "обеспечение самого существования Франции как суверенного и независимого государства" (подразумевалось – против Соединенных Штатов), заявил Морис Торез на митинге на зимнем велодроме. На практике ФКП начала противостоять всему, что могло бы усилить западный лагерь в борьбе с социалистическим лагерем, в частности проводя кампанию против европейской армии и собственных ударных сил. Несколько месяцев спустя партия в лице пропагандистского аппарата во всеуслышание заявила, что в случае конфликта между Востоком и Западом коммунисты никогда не будут воевать против Красной Армии.
В таком контексте ФКП выступила против французского присутствия в Индокитае. Она особенно подчеркивала это начиная с 1950 года, когда американцы решили взять на себя половину военных усилий в войне, которую французская армия вела против вьетнамцев с 1946 года. Индокитайский конфликт входил в рамки теории двух лагерей: войну вел французский империализм, но она являлась частью противостояния США и международного коммунистического движения.
Вплоть до конца конфликта в 1954 году французские коммунисты проводили наступление по нескольким направлениям.
В рамках парламентской деятельности они в Национальной ассамблее выступали против выделения кредитов на ведение войны и против предоставления чрезвычайных полномочий правительству, когда оно их запрашивало. Они также требовали открытия переговоров с Хо Ши Мином, единственным, по их мнению, законным представителем Вьетнама. Наконец, коммунистическая пресса беспрестанно изобличала зверства, которые якобы совершал французский экспедиционный корпус, "состоявший из наемных эсэсовцев".
Параллельно компартия призывала своих активистов любыми способами бороться против этой "грязной войны". ВКТ побудила своих членов в портовых городах препятствовать погрузке военной техники. Утверждая, что "израсходованные на эту войну миллиарды могли бы удовлетворить законные требования рабочего класса", профсоюз в феврале 1950 года призвал к забастовке рабочих военной промышленности. На это мало кто пошел. Правительство ответило законом, предусматривавшим судебное преследование тех, кого подозревали в умышленном изготовлении бракованных изделий, в уничтожении или порче продукции, предназначавшейся для нужд национальной обороны. Подсудными становились также действия, препятствовавшие перевозкам техники, и действия лиц, занимавшихся деморализацией армии. Вынужденная отказаться от такой деятельности, ФКП, к счастью для себя, нашла в лице Анри Мартена средство мобилизации общественного мнения против войны. Этого активиста компартии, сначала обвиненного в диверсии против военного корабля "Дисмюд" в тулонском порту (в конце концов его оправдали за неимением улик), в октябре 1950 года приговорили к пяти годам заключения за распространение антивоенных листовок. Последовали митинги, петиции, прокламации, специально в защиту этой "жертвы" писались поэмы, театральные пьесы. Кампания вызвала широкое сочувствие далеко за пределами коммунистических кругов (например, многие деятели протестантской и католической церкви требовали его освобождения). Два года спустя, в августе 1952 года, Анри Мартена выпустили на свободу.