Лучшее издание «Повести временных лет», наиболее для вас доступное, содержится в первом томе «Памятников литературы древней Руси» (Москва, 1978 г.). Это замечательное издание, осуществленное по инициативе и под редакцией Д. С. Лихачева, хорошо тем, что имеет параллельный текст: славянский, древний, и академический перевод. Перевод Д. С. Лихачева. Это очень хорошо сделано, с обстоятельным комментарием. Конечно, можно взять академическое издание в «Литературных памятниках», но это издание — редкость. Там очень большие комментарии — это чисто научное издание. Существуют, конечно, издания отдельные — фрагментами, в хрестоматиях по древнерусской литературе.

Лекция 3

«РУССКАЯ ПРАВДА»

 
1. — Юридические памятники Древней Руси. 2. — «Русская Правда». 2а. — Краткая редакция. 2б. — Правда Ярослава. 2в. — Правда Ярославичей. 3. — Пространная редакция. 4. — Церковный устав князя Владимира. 5. — Источники церковного устава. 6. — Значение древнерусского законодательства.
 
   Сегодня я постараюсь рассказать о двух памятниках древнерусского законодательства — о «Русской правде» и «Церковном уставе» князя Владимира. Я прошу вас быть внимательными и стараться записывать как можно больше, потому что в учебниках подробного изложения на эту тему нет. До революции эти памятники изучались на спецкурсах, которые были посвящены истории права, чрезвычайно подробно и основательно. В советское время «Русская правда» изучалась в основном с двух позиций — как источник по классовой борьбе в древней Руси или как источник по истории социально-экономических отношений (это считалось более научным), т. е. кто чем владел, кто как покупал, платил штрафы и так далее. В лучшем случае изучался состав общества. Но именно в свете этой своеобразной традиции в учебниках обычно говорилось лишь о том, что существовал такой законодательный памятник, было законодательство, основанное на нормах, зафиксированных в «Русской правде». Этим обычно все кончалось.
   Итак, древнерусское законодательство можно рассматривать под двумя углами зрения. Первый: как источники по истории права, т. е. не связывая непосредственно с жизнью общества, с проблемами социальными, экономическими, политическими, с церковной историей. Второй вариант, второй угол зрения — как источники именно по социально-экономической истории общества, как изображение тех или иных политических событий. Для нас это, конечно, гораздо важнее.
   Само слово «правда» в древней Руси имело значение «суд», «закон». (Насколько это понятие деградировало, я думаю, очевидно для всех, кто держал в руках газету с таким названием). Открыты эти юридические памятники были всего в XVIII веке, то есть тогда, когда стала созидаться научная история России. С того времени не утихает и полемика вокруг этих памятников. Представьте себе, что до сих пор ученые спорят о том, когда возникли эти памятники, в какой среде и где территориально.
   «Русская правда», т. е. памятник древнерусского законодательства, дошла до нас в трех редакциях. Редакции эти выделили ученые, и мы этой устоявшейся классификацией воспользуемся; «Краткая правда», или «Правда в краткой редакции»; «Пространная правда», или «Правда в пространной редакции»; «Сокращенная правда», или «Правда в сокращенной редакции». Сразу оговорюсь, что «Сокращенную правду» мы с вами рассматривать не будем, поскольку она никогда не имела значения законодательного акта. Это довольно поздняя компиляция из «Пространной Правды», и она уже не имела значения для социальной и политической жизни Руси.
   «Русская правда в краткой редакции» состоит из нескольких частей. Так называемая древнейшая часть («Древнейшая правда», или «Правда Ярослава») — это статьи с 1 по 18. Затем идет так называемая «Правда Ярославичей», т. е. закон детей Ярослава Мудрого. Это статьи с 19 по 41. И, наконец, две отдельные статьи, два отдельных закона — это так называемый «Покон вирный» (статья 42) и «Урок мостникам» (статья 43). «Покон вирный» — это статья, которая трактует о том, сколько должен получить княжеский чиновник за свою службу, где он должен рассудить людей или собрать налоги, установить штрафы и так далее — т. е. вопросы его материального обеспечения. Что касается «Урока мостникам», то это относится к тем, кто либо мостил дороги и реки, либо собирал пошлины за проезд по этим мостам, т. е. прямой связи с «Правдой Ярослава» и «Правдой Ярославичей» здесь мы не видим.
   {стр. 12}
   Итак, я открываю текст, коротко перечисляю некоторые статьи и пытаюсь их прокомментировать.
   Первая статья «Правды Ярослава»:
 
«Убиет муж мужа, то мстить брату брата или сына, или отца либо отцу сына или брату чада, либо сестрина сына. Аще не будет кто мстя, то сорок гривен за голову. Аще будет русин, либо гридин, либо купчина, либо ябедник, либо мечник, аще изгой будет, либо славянин, то сорок гривен положити за ны».
 
   Сразу бросается в глаза, что здесь сохранен обычай кровной мести: если кто-то будет убит, то за него можно мстить, причем оговаривается круг ближайших родственников, которые имеют право ответить кровью за кровь. Это первая часть статьи. Вторая говорит о штрафе: за убийство — сорок гривен, независимо от того, кто ты будешь в социальном отношении: гридин, купчина, ябедник (свидетель), мечник (оруженосец). Или по национальности: русин, славянин, т. е. варяг, или представитель коренного населения — все равно сорок гривен.
   Вместе с тем здесь есть две фразы там, где говорится о штрафе: «…то сорок гривен за голову», так называемое головничество. Ученые полагают, что в данном случае говорится о том, что сорок гривен надо уплатить потерпевшей стороне, т. е. родственникам убитого. Вторая часть этой статьи кончается указанием: «…то сорок гривен положить за него». Здесь можно видеть намек на то, что в данном случае сорок гривен надо уплатить князю за соделанное преступление. Но это еще не все. Зачем в древней Руси был сохранен обычай кровной мести? Ведь Церковь этого не допускала. Вместе с тем, нет никаких оснований думать, что этот памятник был составлен до крещения Руси. Очень просто: традиции живучи. Конечно, можно было бы издать указ (сейчас бы это сделали, вероятно) и отменить кровную месть. Естественно, никто об этом не подумал, поскольку понимали, что традиция должна быть сохранена. Вместе с тем предлагали на выбор — либо мстить, либо получить деньги. Можно полагать, что здесь налицо влияние византийского права, т. е. христианского, и таким образом пытаются эту традицию выбить, может быть, достаточно циничным методом, но вполне реальным. Оттого, что убьешь убийцу, не разбогатеешь. Но если ты предпочтешь получить деньги, то это может сильно изменить твое материальное положение, потому что сорок гривен — это очень много. Наконец, если подходить к этому научно, то здесь встает вопрос: а что это — расправа досудебная (убийство за убийство) или послесудебная? Если у тебя убили, скажем, отца и ты знаешь, кто убил, то ты сразу отправляешься к нему и вершишь возмездие? Или же после княжеского суда у тебя есть право убить того человека? Статья об этом не говорит ничего. Но такой вопрос можно поставить.
   Следующие статьи трактуют вопросы, связанные с нанесением побоев, насилием, угрозами, и определяют размер штрафа за соответствующее деяние.
 
«Или будет кровав муж»,
 
   то есть, раз есть следы побоев, скажем, на лице, не нужен тогда свидетель.
 
«Аще не будет на нем знамения никоторого же»,
 
   т. е. если ты побит, а на тебе это незаметно и нет свидетелей, то дело не возбуждается.
 
«Ежели себе не может мстити, то взять ему за обиду три гривны».
 
   Если же доказана вина, то с преступника берутся три гривны в пользу потерпевшего.
   Третья статья:
 
«Аще ли кто кого ударит батогом либо жердью, либо пястью или чашею, или рогом, или тылеснию, то двенадцать гривен» —
 
   речь идет об оскорблении действием с использованием каких-либо предметов.
   Четвертая:
 
«Аще утнет мечом, а не вынем его, либо рукоятью, то двенадцать гривен за обиду».
 
   То есть этот не вынутый меч или рукоять меча приравниваются к оглобле, к батогу, жерди.
 
«Еже ли утнет руку и отпадет рука либо усохнет, то сорок гривен» —
 
   то есть членовредительство приравнивается к убийству.
 
«Аще быть нога цела или начнет хромати, тогда гада смирят».
 
   Открываем комментарий к шестой статье. Здесь говорится о том, что текст этот не ясен. Ну, было бы слишком хорошо, если бы дошедший с XI в. документ был бы ясен во всех деталях. Вероятнее всего, что здесь имел место тоже какой-то штраф за членовредительство. Если за отрубленную или изувеченную руку полагается платить штраф, то, вероятно, за ногу полагалось не меньше. Но вот, между прочим, за отрубленный палец — всего три гривны. Зато усы и борода ценились в двенадцать гривен. Кто вынет меч и будет только угрожать, но не ударит, то «гривну положити».
   Дальше речь идет о краже лошадей, о укрытии беглых рабов, о клевете, о драке. Этим все кончается. Всего 18 статей. Но ведь разновидностей преступлений гораздо больше, скажете вы. Однако мы здесь имеем дело с первыми русскими законами — с первыми писаными законами. Вероятно, какие-то традиции были и помимо этого. «Древнейшая правда», или «Правда Ярослава», была очень скоро дополнена его детьми, то есть появилась вторая часть — «Правда Ярославичей». Это статьи с 19 по 41.
   Здесь речь уже идет о другом. Здесь налицо разработка отдельных положений, которые уже были сформулированы, но если там в первой статье говорится об убийстве вообще, то здесь мы вдруг читаем, что за убийство, скажем, княжеского дружинника — восемьдесят гривен. За княжеского тиуна (домоправителя) — то же самое. Дальше судят по прецедентам:
 
«А конюх старый у стада» (то есть старейшина конюхов, главный конюх), если он будет убит, «то восемьдесят гривен». «Яко уставил Изяслав в своем конюхе, его же убиле Дорогобудьци»,
 
   то есть в данном случае ссылка на уже имевшийся случай.
 
«…в сельском старосте…» — двенадцать гривен», «а в рядовници княжем пять гривен»
 
   (рядович — это тот, кто заключил ряд, а ряд это договор),
 
«а в смерде и холопе — пять гривен».
 
   Если уведут чужого холопа, или раба, то платить за обиду двенадцать гривен (тому, у кого увели). Но уже есть и новые статьи: за разорение или кражу ульев, за убийство смерда или оскорбление действием, за распашку чужой межи, за кражу лодок, домашней птицы. За собаку, ястреба, сокола — три гривны: они ценились гораздо больше, чем домашняя птица.
 
«Аще убьют татя на своем дворе, любо у клети, или у хлева, то и убит, аще ли до света держат, {стр. 13} то вести его на княж двор; а еже ли убьют, а люди будут видети связан, то платити в нем».
 
   Тать — разбойник, который взят с поличным ночью, может быть убит тут же: это закон. Но если он не был убит до наступления утра, то он убит уже быть не может без княжеского суда. Если он будет убит в такой ситуации, то убийца обязан платить за него князю. Здесь мы видим примитивное разграничение процессуальных норм. Вот что такое «Краткая правда».
 
   «Пространная правда» значительно больше. Она содержит гораздо больше статей и, как полагают некоторые специалисты, фактически состоит из нескольких законодательств, каждое из которых достаточно кратко, но вместе они создают довольно законченное произведение.
   Итак, в «Пространной правде» 121 статья плюс несколько дополнительных. В основу «Пространной правды» была положена «Краткая правда», но более разработанная. «Краткая правда» в составе «Пространной правды» занимает 52 первые статьи. Затем идет «Устав князя Владимира Мономаха» в качестве продолжения. Это статьи с 53 по 66. Затем, по определению ряда ученых, следует устав черниговского князя Всеволода Ольговича — с 67 по 85 статьи. В этом уставе рассматриваются социально-экономические отношения феодальной вотчины, т. е. здесь речь идет не о государственных преступлениях, а именно о том, что характерно для вотчины феодальной того времени. Наконец, идет устав о наследстве (статьи с 90 по 106) и устав о холопстве (статьи со 110 по 121).
   Где возникли эти памятники? Если иметь в виду территорию, то спорят и, вероятно, будут долго еще приводить те или иные доказательства в пользу либо Киева, либо Новгорода Это не значит, что в данном случае мы имеем дело только с киевским законодательством, которое действовало только в Киеве, или, наоборот, с новгородским. То, что нормы «Русской правды» действовали вообще в древней Руси, — несомненно Конечно, не в деревнях, где, может быть, об этом ничего и не знали. Но в городах, видимо, это было распространено, а городов было много Но где начало складываться это законодательство — в Новгороде или в Киеве? Сказать сложно. В какой среде? Кто был инициатором создания? Одни исследователи видят в этом законодательстве княжескую инициативу, т. е. князь, верховный судья государства, и был непосредственным инициатором создания этих законов Но В. О. Ключевский, скажем, говорил о том, что, видимо, «Русская правда» сложилась в чисто церковной среде, а другие ученые конца XIX века высказывали мнение, что это — творчество частных лиц (видимо, каких-то феодалов), которые были заинтересованы в создании соответствующего законодательства. Однозначно ответить на вопрос нельзя.
   Теперь последний вопрос: когда возникли краткая и пространная редакции «Русской правды»? Совершенно очевидно, что «Древнейшая правда» («Суд Ярослава»), могла возникнуть только при жизни Ярослава Мудрого, а вернее сказать, в его правление. Вероятно, так оно и было, т. е. оформлена она была в период его княжения — в первой половине XI века. Правда, некоторые исследователи полагают, что ряд статей, вероятно, возник еще раньше, может быть, даже в X веке, что вполне возможно. Также очевидно, что «Правда Ярославичей», которая продолжает «Древнейшую правду», могла возникнуть только после смерти Ярослава Мудрого, т. е. в третьей четверти XI столетия. Что же касается пространной редакции, то это, видимо, уже XII век, хотя и существует мнение, что она относится к началу XIII столетия.
 
   Теперь перехожу к следующему — Церковному уставу князя Владимира Святославича.
   Устав вошел в науку в XVIII веке, он был открыт в 1775 г. ученым Миллером, знаменитым русским археографом. Довольно скоро стало известно несколько вариантов этого устава, и знаменитый ученый, археолог митрополит Евгений Болховитинов на основании изучения этих списков и вариантов пришел к выводу, что этот устав был составлен именно при князе Владимире Святом и именно им дан Церкви.
   Существуют два наиболее древних варианта, две наиболее древних редакции — так называемая Оленинская и Синодальная. По Оленинской редакции, текст состоит всего из 11 статей, которые звучат следующим образом.
   Первая — это инвокация, т. е.
 
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа».
 
   Вторая:
 
«Се я, князь великий Василий, нарецаемый Владимир, сын Святослава, внук Игоря и блаженной Ольги, восприял есмь крещение святое от греческих царей Константина и Василия…».
 
   Третья:
 
«И потом летом минувшим создав церковь святую Богородицкую и дав десятину к ней во всей земле русской от всего суда 10-тый грош и с торгу 10-тую неделю, из домов на всякое лето 10-е всякого стада и всего живота чудной Матери Божией…».
 
   Понятно, почему первая знаменитая церковь Киева называлась десятинной — потому что именно ей Владимир определил десятую часть своих доходов.
 
«И потом, воззрев в греческий «Номоканон» и обретох в нем, юже не подобает сих тяжь».
 
   То есть, рассмотрев греческий «Номоканон» — сборник церковных законов, он, князь, определил, что существует область, куда его княжеская власть ступать не должна, т. е. область отношений, где все должна определять Церковь.
   Пятая:
 
«И сгадав со своею княгинею Анною и со своими детьми и дал есмь святой Богородице, митрополиту и всем епископам…».
 
   Шестая:
 
«Аты не ступают ни дети мои, ни внуцы мои, ни род мой в люди церковные и во все суды».
 
   То есть, посоветовавшись с княгиней Анной, со своими сыновьями, он дал митрополиту и епископам право судить по определенным вопросам. В шестой статье говорится о том, чтобы в эту область не вступали ни дети, ни внуки, ни вообще его родичи.
   Седьмая:
 
«И по всем городам дал есьм и по погостам, и по свободам, где крестючи суть».
 
   Восьмая:
 
«А кто вступит на мое дание, суд мне с тем пред Богом, а митрополиту проклинати его собором».
 
   Все чрезвычайно последовательно и, я бы сказал, удивительно конкретно. Естественно, здесь влияние византийского законодательства ощущается куда сильнее, чем в гражданском кодексе.
   Девятая:
 
«Дал есмь…» (т. е. что же может судить церковный суд, какие вопросы может разбирать) «Дал есмь роспусты, смильное, заставание, умыкание, пошибание промежи мужем и женою о животе, или о племени, или{стр. 14} о сватовстве поимутся, ведство, урекание, узлы, зелье, еретичество, зубоедение, иже отца и матерь бьют или сын и дочь бьетася, иже истяжются о заднице».
 
   Перевод (что же мог разбирать церковный суд): разводы, сожительство без церковного благословения, супружескую неверность, увод невесты, насилие над женщиной, споры между мужем и женой о имуществе или о разводе, вопросы, связанные со сватовством, колдовство, еретичество. Что касается зубоедения, то об этом спорили и, вероятно, еще будут пытаться понять, что это значит. Самая примитивная точка зрения — та, что во время драки кто-то кого-то укусил. Хотя такое наверняка быть могло, но вряд ли стоит об этом говорить специально. Речь идет о ритуальном языческом каннибализме, — это другая точка зрения, и она гораздо серьезнее. Наконец, существует точка зрения о том, что здесь речь идет о упырях, которые-де пьют кровь. Но думаю, что, учитывая чрезвычайную конкретность всего предыдущего, здесь скорее нужно принять вторую точку зрения, т. е. что речь идет о каком-то языческом ритуале. Насилие над отцом и матерью, соответственно драки между братьями и сестрами и споры о наследстве — также прерогатива церковного суда.
   Десятая статья: митрополичьи и люди церковные. Кто же это такие — люди, которым полагается судиться у епископа или митрополита?
 
«Игумен, игуменья, поп, попадья, поповичи, чернец, черница, дьякон, дьяконовая, проскурница, пономарь, вдовица, калика, стороник, задушный человек, прикладник, хромец, слепец, дьяк, все причастницы церковные».
 
   Последняя статья:
 
«Аще кто внидет в вину, судить всех митрополиту и епископу…»
 
   То есть, все они судятся только у церковных властей.
 
   Синодальная редакция значительно больше (в ней 19 статей) и она более подробно толкует фактически то же самое. Повторяя в основном статьи Оленинской редакции, Синодальная просто более подробно их развивает и дополняет. Например, та, где перечисляются преступления, которые подсудны церковному суду, будет звучать так: разводы, незаконное сожительство, измена супружеская, насилие, умыкание невест, опять же споры об имуществе, вопросы, связанные с ведовством, волхованием, опять чародейство, еретичество, оскорбление, опять зубоедство, оскорбление действием отца и матери и, соответственно, наоборот — детей родителями, сноху бьет свекровь, братья и дети спорят об имуществе, церковная татьба, т. е. ограбление церкви, надругательство над покойником, «крест посекут», т. е. об истреблении креста на кладбище, введение скотины или собак в храм, нечаянное членовредительство третьего лица во время драки, скотоложство и убийство новорожденного младенца женщиной.
 
   Что же послужило источником для церковного устава князя Владимира? Основных источников было четыре: так называемая «Эклога» — византийский свод законов VIII века; «Закон судный людям» — южнославянская переработка «Эклоги» с дополнениями в виде покаянных правил; «Прохирон» — свод византийских законов конца IX столетия, и, наконец, «Извлечения из Пятикнижия Моисеева».
   И «Эклога», и «Прохирон» были светские, гражданские своды. Но в них содержались нормы гражданского, семейного и уголовного права. Поэтому не нужно говорить о том, что именно они целиком вошли в эти краткие редакции устава. Они служили в качестве источников, но оттуда было заимствовано далеко не все. При этом нужно оговорить, что фактически сразу изменялись нормы наказания.
   Следует отметить, что византийское законодательство в области именно наказаний за уголовные и другие преступления было чрезвычайно суровым. Помимо смертной казни, которая была введена в качестве наказания, там сплошь и рядом применяется зверское членовредительство: отрезание ушей, носа, рук, языка и т. д. И надо сказать, что византийцы весьма часто прибегали именно к таким способам наказания — в сочинениях византийских авторов это встречается сплошь да рядом. Я уже не говорю о принудительном оскоплении и прочем.
   На Руси ничего этого не было. Об этом упоминалось достаточно формально, и никогда такие наказания не применялись. Страх, церковное наказание, т. е. епитимия — вполне возможно, в виде какого-то тюремного заключения — за отдельные преступления. Может быть, их впоследствии стали называть принудительными работами — все это могло иметь место. Но членовредительства в древней Руси не было. В этом отношении русские законы, русские обычаи были куда более гуманными.
   Что же касается Византии, то здесь наверняка можно видеть вообще восточную традицию. Вы, вероятно, знаете, что до сих пор в ряде мусульманских стран за определенные виды преступлений отрубают руки, побивают камнями и т. д. (Я, правда, с трудом представляю себе эту процедуру, где это делают — в хирургических клиниках или по-прежнему всенародно, на стадионах, но тем не менее, там это есть. В этом отношении на Востоке весьма специфическая традиция). Трудно себе представить, чтобы такое было у нас. В Китае, как известно, расстрелы показывают по телевидению — правда, только до момента выстрела. Но все остальное, пожалуйста, смотрите: считаются, что это имеет воспитательное значение. К счастью, у нас ничего подобного нет.
   Получается, что в древней Руси было гражданское законодательство, уголовное и церковное. Семейное право фактически было все в руках Церкви, и вопросы, связанные с семьей, решались церковным судом.Традиция эта, между прочим, дожила практически до XX века, поскольку вопросы, связанные с разводом, решались всегда через Церковь. Уголовный суд был всегда прерогативой князя. Что касается гражданского права, то мы видим, что здесь одни вопросы решал князь, а другие — Церковь, т. е. до известной степени они здесь дублировали друг друга.
   Теперь, после того, как мы немного познакомились с основными статьями древнерусского законодательства, мы можем, вероятно, заключить, что действительно, во многом источником права был авторитет княжеской власти и авторитет Церкви, что в основе древнерусского права лежали, с одной стороны, обычаи, а с другой стороны — нравственные принципы христианства. И, в-третьих, русское законодательство {стр. 15} стремилось, как, вероятно, это должно делать любое законодательство, обеспечить (вернее, защитить) жизнь и права людей, не нарушающих законы, и покарать тех, кто действует против общества и отдельных людей, нарушая законы. В данном случае это законодательство действительно было своеобразным компромиссом в пользу людей, жизнь которых определялась какими-то нравственными принципами. В данном случае мы видим, что законодательство является насилием только по отношению к преступникам. Значит, мы можем, вероятно, сделать вывод о том, что нельзя так определять русские законодательные кодексы, что они обеспечивали только права имущих классов, защищали их интересы и способствовали угнетению классов неимущих. Такая вульгарная трактовка законодательств, конечно, не должна иметь места.