Так уж случилось, что Алена любила Борю Шустова, любила всем сердцем и целый год жила надеждой на эту встречу. Но вот эта встреча в Москве состоялась, а в сердце после нее только черная пустота. Она ни с кем не встречалась, не было у нее никакого парня – это был вынужденный обман, уловка, чтобы не выглядеть в собственных глазах брошеной и покинутой. Только вот Боре знать об этом ни к чему. У него теперь есть другая любовь. По имени Варя. Что ж, Бог им в помощь. Во всяком случае, Алена со своей стороны сделала все, чтобы Варя и Боря помирились. И сейчас в ней говорит вовсе не любовь, а обида. Прозрачная слеза скатилась по щеке, оставляя дорожку, и тут Алена услышала приятный мужской голос:
– Неужели эти горькие слезы – тоска по покидаемой родине?
Лена обернулась, оторвав бессмысленный взгляд от иллюминатора.
Рядом с ней сидел симпатичный парень лет двадцати. Светловолосый, улыбчивый, совсем непохожий на Борю. Он протягивал Лене носовой платок.
– Хочешь сказать, что плакать вредно? – Она бессознательно взяла платок и промокнула слезу, разыскивая взглядом отца: ведь это папа должен был сидеть с ней рядом, а не этот незнакомец.
– Почему? Иногда полезно. Твой отец сидит в конце салона, – направил ее взгляд парень. – Рядом с моим. Они знакомы с незапамятных студенческих времен. Вот и решили немного пообщаться, молодость вспомнить.
– Понятно, – проговорила Лена, помахав рукой отцу.
– Так что там насчет слез? – уточнил парень.
– А что? – вздохнула Лена, понемножку избавляясь от грустных мыслей.
– Нет, если ты настроена поплакать и побыть в одиночестве, я, конечно, уйду, но я бы предпочел остаться.
– Тогда оставайся. – Лена улыбнулась.
– Вот, совсем другое дело. Познакомимся? – предложил парень, тоже улыбаясь. – Меня зовут Роман, а тебя?
– Лена.
– Алена. Красивое имя. – В серых глазах промелькнул интерес.
Видимо, слезы не испортили Лениной привлекательности.
– Согласна. Но только Аленой зовут меня не все.
– Понял. Это нужно еще заслужить. Ты в Дубай? – снова спросил сообразительный Роман.
– Да. А ты?
– Туда же. Значит, еще увидимся.
– Возможно.
– Наверняка, – поправил Роман. – А ты знаешь, что Дубай с арабского переводится как «саранча, вылупившаяся из личинки»?
– Да ты что? – Аленины слезы совсем просохли.
– Точно. Ты имеешь дело с будущим переводчиком. Только знаешь, я с этим категорически не согласен. За этим неэстетическим названием скрывается один из самых красивейших городов Аравийского полуострова.
– Ты там уже был?
– И не раз. Отец в посольстве работает. Точнее сказать, работал. Сейчас как раз дела сворачиваем, в Москву возвращаемся.
– Мы тоже в столицу перебираемся осенью. Из Сибири.
– Приятное совпадение. А ты, Лена-Алена, в каком институте учишься?
– Я школу в этом году заканчиваю.
– Такая молоденькая.
– Разочарован?
– Шутишь?
Через полчаса Лена и Роман без умолку болтали. И мир уже не казался Алене таким непривлекательным. Напротив, в нем появились новые краски.
16
17
– Неужели эти горькие слезы – тоска по покидаемой родине?
Лена обернулась, оторвав бессмысленный взгляд от иллюминатора.
Рядом с ней сидел симпатичный парень лет двадцати. Светловолосый, улыбчивый, совсем непохожий на Борю. Он протягивал Лене носовой платок.
– Хочешь сказать, что плакать вредно? – Она бессознательно взяла платок и промокнула слезу, разыскивая взглядом отца: ведь это папа должен был сидеть с ней рядом, а не этот незнакомец.
– Почему? Иногда полезно. Твой отец сидит в конце салона, – направил ее взгляд парень. – Рядом с моим. Они знакомы с незапамятных студенческих времен. Вот и решили немного пообщаться, молодость вспомнить.
– Понятно, – проговорила Лена, помахав рукой отцу.
– Так что там насчет слез? – уточнил парень.
– А что? – вздохнула Лена, понемножку избавляясь от грустных мыслей.
– Нет, если ты настроена поплакать и побыть в одиночестве, я, конечно, уйду, но я бы предпочел остаться.
– Тогда оставайся. – Лена улыбнулась.
– Вот, совсем другое дело. Познакомимся? – предложил парень, тоже улыбаясь. – Меня зовут Роман, а тебя?
– Лена.
– Алена. Красивое имя. – В серых глазах промелькнул интерес.
Видимо, слезы не испортили Лениной привлекательности.
– Согласна. Но только Аленой зовут меня не все.
– Понял. Это нужно еще заслужить. Ты в Дубай? – снова спросил сообразительный Роман.
– Да. А ты?
– Туда же. Значит, еще увидимся.
– Возможно.
– Наверняка, – поправил Роман. – А ты знаешь, что Дубай с арабского переводится как «саранча, вылупившаяся из личинки»?
– Да ты что? – Аленины слезы совсем просохли.
– Точно. Ты имеешь дело с будущим переводчиком. Только знаешь, я с этим категорически не согласен. За этим неэстетическим названием скрывается один из самых красивейших городов Аравийского полуострова.
– Ты там уже был?
– И не раз. Отец в посольстве работает. Точнее сказать, работал. Сейчас как раз дела сворачиваем, в Москву возвращаемся.
– Мы тоже в столицу перебираемся осенью. Из Сибири.
– Приятное совпадение. А ты, Лена-Алена, в каком институте учишься?
– Я школу в этом году заканчиваю.
– Такая молоденькая.
– Разочарован?
– Шутишь?
Через полчаса Лена и Роман без умолку болтали. И мир уже не казался Алене таким непривлекательным. Напротив, в нем появились новые краски.
16
Если бы Варя смогла каким-то волшебным образом узнать об этом, скорее всего это все бы изменило. Но, к несчастью, она не обладала способностью ясновидения. Кроме того, она была неуверенна в себе, подавленна и поэтому готова к самому худшему. В общем, когда в ее квартире ближе к вечеру появилась Даша, Варя сразу заявила:
– Я все знаю. Даже знаю, что они вчера виделись у Борьки дома. И что Борька ее поцеловал, а потом признался, что у него есть девушка, то есть я. Так что можешь себя не утруждать. Только знаешь, Даш, что я тебе скажу? Я не могу все время жить и оглядываться. И думать: а вдруг он опять к Ленке пошел? а вдруг у них вместо дружбы опять любовь расцвела?
Даша затрясла головой, прежде чем убедительно заявить:
– Ты меня, подружка, извини, но это уже на паранойю смахивает. Ты боишься того, чего нет. И никогда не будет. Борька свой выбор сделал. Он выбрал тебя.
– Я себе тоже так говорила. В прошлом году. И вот что из этого вышло.
– Варь, мир меняется, и мы вместе с ним. Так что Борька не исключение, – возразила снова Даша.
Она считала (не без помощи Сережки), что Борька, конечно, виноват, но заслуживает еще одной попытки. Последней. Варя не говорила твердого «нет», но и не соглашалась. В конце концов Варя сказала Даше, что ей нужно время, чтобы подумать. Даша расценила это как маленькую победу. И отступила.
После этого разговора прошла неделя.
– Ну как там Варька? – спросил Белый, подливая Даше кофе.
Они сидели у него дома, смотрели телик, пили кофе с шоколадными конфетками и целовались липкими губами. Даша чуть отодвинулась от Сережки, настраиваясь на серьезный разговор.
– Плачет, – откровенно сказала она. – А когда не плачет, молчит. Слова из нее не вытянешь.
– Вот блин! Извини, погорячился! – Сережка знал, что при Дашке язык распускать нельзя, она этого никогда не позволит, потому что уважает себя, но иногда ненормативное словцо само вырывалось.
– А Борька как? – поинтересовалась в свою очередь Даша.
– Не лучше. Тоже все твердит: «О! Ё! Шире вселенной горе мое!» – образно, но весьма точно охарактеризовал Белый состояние друга с помощью строчки из нового шлягера. Он придвинулся к Даше и как бы невзначай закинул руку на спинку дивана. – Да, ситуация! – Через секунду рука переместилась на Дашино плечо.
Даша покосилась на нее, но промолчала. Рука Сережки осмелела и начала потихоньку опускаться вниз.
– Стоп! – сказала Даша.
Сережка резко замер на границе дозволенного.
– С этим нужно что-то делать, – медленно проговорила Даша.
– С чем? – испугался он.
– Да с Варькой и Борькой.
– А-а-а… с ними. Ну да, – прокашлялся Белый. Мысли в голове заработали в заданном направлении. – А давай им свидание устроим? – Он глотнул из Дашиной чашки.
– Ага! И нарвемся, как в том году? Нет уж, спасибо, мне прошлого раза в «Кашалоте» вот как хватило. – Даша провела пальчиком поперек горла, показывая, насколько хватило. – Ты вспомни, – призвала она Сережкину память, – сидели вчетвером и маялись. Не знали, куда глаза деть. А потом меня Варька чуть в предательницы не записала.
– Ну, на сей счет можешь не волноваться. У меня есть кое-какие мыслишки, – расплывчато намекнул Серега и, наклонив голову, отыскал Дашины теплые губы.
– Я все знаю. Даже знаю, что они вчера виделись у Борьки дома. И что Борька ее поцеловал, а потом признался, что у него есть девушка, то есть я. Так что можешь себя не утруждать. Только знаешь, Даш, что я тебе скажу? Я не могу все время жить и оглядываться. И думать: а вдруг он опять к Ленке пошел? а вдруг у них вместо дружбы опять любовь расцвела?
Даша затрясла головой, прежде чем убедительно заявить:
– Ты меня, подружка, извини, но это уже на паранойю смахивает. Ты боишься того, чего нет. И никогда не будет. Борька свой выбор сделал. Он выбрал тебя.
– Я себе тоже так говорила. В прошлом году. И вот что из этого вышло.
– Варь, мир меняется, и мы вместе с ним. Так что Борька не исключение, – возразила снова Даша.
Она считала (не без помощи Сережки), что Борька, конечно, виноват, но заслуживает еще одной попытки. Последней. Варя не говорила твердого «нет», но и не соглашалась. В конце концов Варя сказала Даше, что ей нужно время, чтобы подумать. Даша расценила это как маленькую победу. И отступила.
После этого разговора прошла неделя.
– Ну как там Варька? – спросил Белый, подливая Даше кофе.
Они сидели у него дома, смотрели телик, пили кофе с шоколадными конфетками и целовались липкими губами. Даша чуть отодвинулась от Сережки, настраиваясь на серьезный разговор.
– Плачет, – откровенно сказала она. – А когда не плачет, молчит. Слова из нее не вытянешь.
– Вот блин! Извини, погорячился! – Сережка знал, что при Дашке язык распускать нельзя, она этого никогда не позволит, потому что уважает себя, но иногда ненормативное словцо само вырывалось.
– А Борька как? – поинтересовалась в свою очередь Даша.
– Не лучше. Тоже все твердит: «О! Ё! Шире вселенной горе мое!» – образно, но весьма точно охарактеризовал Белый состояние друга с помощью строчки из нового шлягера. Он придвинулся к Даше и как бы невзначай закинул руку на спинку дивана. – Да, ситуация! – Через секунду рука переместилась на Дашино плечо.
Даша покосилась на нее, но промолчала. Рука Сережки осмелела и начала потихоньку опускаться вниз.
– Стоп! – сказала Даша.
Сережка резко замер на границе дозволенного.
– С этим нужно что-то делать, – медленно проговорила Даша.
– С чем? – испугался он.
– Да с Варькой и Борькой.
– А-а-а… с ними. Ну да, – прокашлялся Белый. Мысли в голове заработали в заданном направлении. – А давай им свидание устроим? – Он глотнул из Дашиной чашки.
– Ага! И нарвемся, как в том году? Нет уж, спасибо, мне прошлого раза в «Кашалоте» вот как хватило. – Даша провела пальчиком поперек горла, показывая, насколько хватило. – Ты вспомни, – призвала она Сережкину память, – сидели вчетвером и маялись. Не знали, куда глаза деть. А потом меня Варька чуть в предательницы не записала.
– Ну, на сей счет можешь не волноваться. У меня есть кое-какие мыслишки, – расплывчато намекнул Серега и, наклонив голову, отыскал Дашины теплые губы.
17
Звонок подбросил Борьку с дивана.
– Достали вконец! Не квартира, а народная тропа. Ходят и ходят все кому не лень… – Разразившись этой гневной тирадой, Борька открыл дверь и сразу поморщился, как будто ему под нос кислый лимон сунули.
В отличие от Шустова, Серега был бодр и весел. С утра сиял, как начищенный самовар.
– Привет, – отсалютовал Белый.
– Здраво. Ты по делу или просто так погулять вышел? – наехал на него Борька.
Он не считал нужным скрывать свое дурное настроение.
Серега усмехнулся и покачал головой:
– Э, парень, да тебя, похоже, конкретно колбасит. Кончай кочумать!
– А что, у тебя есть предложение получше?
Борьку действительно колбасило, в том смысле, что душу скрутило будь здоров. И кочумал он конкретно, то есть ничего не делал, лежал бревном и смотрел в потолок. Третий день кряду Буратино прикидывался.
– Есть. – Белый снял потрепанные кроссовки и в носках прошел в комнату. Борька поплелся за ним. – В кино сегодня пойдем.
– С какой такой радости? Дашка занята?
– Считай, что у нас мальчишник.
– А что за фильм? – потянулся Борька, разминаясь. Кино посещать он любил.
– Грамотное кино, скучать не придется. – Белый назвал картину, только что вышедшую на широкий экран. – Короче, вот тебе билет. Сеанс в девятнадцать ноль-ноль. И чтобы без дураков.
– В смысле?
– В смысле: сказал – сделал. Чтобы я тебе потом не отзванивался, где ты и что ты.
– К чему такие сложности? Не проще вместе до «Баррикадной» дойти?
– Вот когда ты меня пригласишь, билет мне купишь, тогда и будешь командовать.
Борька криво усмехнулся:
– Слышь, ты только девочку из себя не строй, не идет тебе это, Белый.
– Вот сейчас действительно смешно пошутил. – Серега рассмеялся так, что затряслись немецкие стеклопакеты. Его ничем нельзя было пронять. – Да, чуть не забыл, – проговорил он сквозь смех. – Я обещал матери на дачу сгонять. В общем, в случае чего, увидимся в зале. Ну пока.
Борька провалялся до половины шестого. Потом в нем словно сработал взрывной механизм. Он встал, принял душ, побрился. Даже перекусил, насвистывая. Прихватив билет, он отправился к кинотеатру.
С афиши на него смотрел Мэл Гибсон. Как же, новый герой вестерна, и фильм нашумевший. А он в нем и главный режиссер, и главный продюсер, и главный актер. Варьке он нравился. Она говорила, что в его синих глазах есть что-то, занозой засевшее в душу. Удивляться тут было нечему. Старикан Мэл либо нравился женщинам, либо очень нравился женщинам, третьего, как говорится, не дано.
Судя по рекламным роликам и прессе, боевик обещает доставить массу удовольствия, отметил про себя Борька и взглянул на часы. Время поджимало, а Белого все не было. Борька еще немного потоптался у входа и пошел в зал, минуя буфет. В зале было прохладно и многолюдно. Несмотря на жару, народ рвался приобщиться к искусству. Ряд у Борьки согласно билету был семнадцатый, место почти в середине.
«Мог бы и с краю места взять, чтобы потом не ползти вслед за всеми», – поворчал Борька, усаживаясь в кресло. Время шло, а Белый все не появлялся. Нет, ну нормально. Белый че, схохмить с ним решил? Вытащил в кино, а сам «сделал ноги». Ну, ничего, он тоже шутить умеет, вот фильм посмотрит и пошутит. И только Борька так подумал, как среди опоздавших, спешащих занять свои места, заметил Варю.
Она посмотрела на свой билет и начала пробираться к нему… в смысле на свое место, рядом с ним. Его Варя, к счастью для него, пока не видела, смотрела вниз, стараясь не отдавить ноги сидевшим. Борька почувствовал, как сердце сдавило тисками. Огромный зал сузился до ее милого лица, обрамленного пушистыми волнами.
«Белый заслуживает ящик пива. Нет, два!» – поправил себя Борька.
Варя оказалась в двух шагах от него, и Борька шумно поднялся из кресла.
– Прошу! – галантно пропустил он Варю.
Нужно было видеть, как она дернулась, не зная, куда бежать и что делать. Для нее встреча с ним в этом зале стала полной неожиданностью, впрочем, как и для него. Но Борька все же успел подготовиться к такому повороту сюжета, потому что заметил ее раньше. Он следил за ней, впитывая в себя каждую черточку ее лица. Эти глаза… Он так соскучился по ним. В них сейчас промелькнула целая гамма чувств – удивление, недоумение, восторг, сменившийся холодной отстраненностью.
– Ну что же ты, садись, – мягко напомнил Борька ей о том, что они здесь не одни.
На них и в самом деле начали шикать самые нетерпеливые, хотя фильм еще не начался и свет не погас.
Варя покачала головой и начала пробираться обратно. Борька, не будь дураком, последовал за ней. Этот шанс он не упустит.
– Варь, подожди! – На улице он схватил ее под локоть, крепко, но не больно, чтобы она не смогла сразу вырваться.
– Зачем ты это устроил? – гневно сверкнула Варя глазами.
– Не я! Клянусь!
– Да ты теперь можешь хоть на Библии клясться, я тебе не поверю!
– А вот это ты зря. Это Сережка с Дашкой постарались. И сценарий у них наверняка один и тот же был. – Борька начал его излагать: – Дашка пришла к тебе сегодня и сказала, что вы идете в кино. Фильм зашибись, в смысле о’кей! – Варя перестала вырываться. – Она еще сказала, что ей куда-то нужно, положим на дачу маме помочь.
– Нет, в парикмахерскую, – растерянно поправила Варя бледно-розовыми губами.
– Ну пусть будет в парикмахерскую, – согласился Борька. – Потом она тебя предупредила, что может прийти перед самым началом, и сказала, чтобы ты ее не ждала, а шла сразу в зал.
– Значит, это все они устроили?
– Ну. Их рук дело. Отвечаю! Варь, давай поговорим, – плавно перешел Борька к делу.
Варя отвернулась от него. Помолчала, а затем чуть повернулась и заглянула ему в лицо. Она смотрела на него снизу вверх, потому что была ниже его на целую голову, и в ее глазах теперь тлели угольки печали.
– Борь, я знаю почти все, что ты мне скажешь… – начала Варя, нещадно теребя ручку сумочки, переброшенной через худенькое плечико.
– И опять ошибаешься, – перехватил Борька инициативу. – Я все это время знаешь чем занимался? – Он не стал ждать вопроса, сам на него ответил: – Вспоминал, как у нас с тобой все начиналось. Помнишь тот первый вечер, когда мы отмечали у меня победу над Клавой? Я тогда еще пошел тебя провожать. – Борька не отпускал Вариной руки, но она уже не пыталась ее отнять, и он подумал, что это хороший знак.
Хотя, может, она была настолько растеряна, что забыла о том, что их руки, как и прежде, сплетены.
– Да, помню.
Борька едва расслышал ее ответ, скорее прочел по губам.
– А помнишь, о чем мы с тобой тогда говорили? – с воодушевлением продолжил он.
Варя отлично помнила, о чем они говорили с Борей в тот вечер. Она могла бы повторить слово в слово всю их беседу, даже те интонации, с которыми он ей что-то говорил. Его жесты, улыбки, взгляды. Она помнила во всех подробностях каждое их свидание, но не хотела давать ему в руки такое сильное оружие против себя. Поэтому Варя сделала вид, что задумалась, вспоминая.
– Кажется, о том, кто что любит. – Ее лоб прорезали две глубокие морщинки.
Она уже немного пришла в себя после первого удивления, когда столкнулась с Борей в зале кинотеатра. Правда, ее мысли по-прежнему пребывали в хаотическом беспорядке, а сердце бешено стучало, и под ложечкой что-то ныло. Должно быть, предчувствие, что сегодня, сейчас между ними все решится. И это решение должна будет принять она. Выбор был прост, нужно было всего лишь поставить в нужном месте запятую: «Казнить, нельзя помиловать. Казнить нельзя, помиловать!»
– Да, еще мы говорили о литературе, – добавила Варя.
– Точно. – Борины губы, до этого напряженно сжатые, вдруг расслабленно улыбнулись. – Мы говорили об одном писателе, кажется, у него была распространенная среди америкосов фамилия – Джонсон.
– Адам Джексон, – поправила Варя. – Он вывел десять собственных законов о счастье, о любви, о здоровье, об удаче.
Боря прищурился и задал каверзный вопрос:
– А ты, случайно, не помнишь седьмой закон счастья?
– Ну, сейчас вряд ли вспомню именно седьмой, – честно призналась Варя.
С того времени столько воды утекло, она столько книг прочитала. К тому же совсем недавно она увлеклась женским архетипом в мифах и сказаниях и читала книги исключительно по этой тематике.
– Зато я помню. Он называл седьмой закон открытием к истинному счастью. В нем говорится, что ошибки и неудачи представляют собой уроки жизни и что, прощая других, ты прощаешь себя. – Боря перевел дух и продолжил: – Наверное, мне был нужен именно такой урок, чтобы разобраться в самом себе. Я понял, что нельзя начинать что-то новое, пока прошлое не отпускает тебя. Теперь я с этим покончил. Поверь, это не пустые слова. Варь, прости меня. Прости в последний раз. Я знаю, моему поступку нет оправдания, но если у меня есть хотя бы один шанс, пожалуйста, скажи мне об этом.
Варя уже знала, что ответит Боре. Как ни банально это звучит, но этот ответ подсказывало ей сердце. И еще она поняла, что пыталась вспомнить все эти дни. Этот самый закон ученого мужа: прощая других, ты прощаешь себя. Но разве не об этом же говорила ей мама: «Любящие люди остаются вместе не потому, что сумели забыть, а потому, что сумели простить»?
Варя подняла голову, посмотрела прямо в глаза Боре, напряженно ждущему ее ответа, и сказала четко и звонко:
– Да, Борь, я даю тебе этот шанс.
А на следующий день Варя с Борей встретились с Дашей и Сережкой около входа в зоопарк. Белый по-свойски подмигнул парочке.
– Ну что, счастливые деньки вернулись?
– Да. Прощать приятно. – Варя прижалась к Бориному плечу, он наклонил голову, и как-то так получилось, что их губы встретились.
– Эй, влюбленные, когда закончите миловаться, вспомните, что по расписанию у нас зоопарк! – насмешливо напомнила Даша, беря Сережку под руку.
– Юль, удели мне мгновение, – заканючил Колька, догоняя.
– Время пошло.
– Круто задвинула.
– А ты как хотел?
Юля упорно шла к цели, Колька не отставал.
– Юльк, ну брось мне кость. Скажи, что ты хоть немного скучаешь по мне.
– Как я могу по тебе скучать, если ты мне прохода целый год не даешь.
– Вот видишь, целый год! – воодушевился Колька. – Это о чем говорит? О том, что, кроме тебя, мне никто не нужен. Ну, оступился один раз. Ну, с кем не бывает? Ну, можно же простить, поверить…
– Знаешь, что я тебе на это скажу?
– Что?
– Верю, верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу! – скептически бросила Юлька через плечо и захлопнула перед Колькиным носом дверь подъезда.
Колька остался стоять с опущенной головой и разбитым сердцем. Раньше Юлька называла его «Коленька, ненаглядный, милый, хороший, дорогой»… А теперь? «Ежу – погожу»… Обидно было слышать такое. Справедливо, но чертовски обидно. И как теперь с этим бороться, непонятно. Но одно Колька знал наверняка: без Юльки ему не жить.
Впрочем, это уже совсем другая история…
– Достали вконец! Не квартира, а народная тропа. Ходят и ходят все кому не лень… – Разразившись этой гневной тирадой, Борька открыл дверь и сразу поморщился, как будто ему под нос кислый лимон сунули.
В отличие от Шустова, Серега был бодр и весел. С утра сиял, как начищенный самовар.
– Привет, – отсалютовал Белый.
– Здраво. Ты по делу или просто так погулять вышел? – наехал на него Борька.
Он не считал нужным скрывать свое дурное настроение.
Серега усмехнулся и покачал головой:
– Э, парень, да тебя, похоже, конкретно колбасит. Кончай кочумать!
– А что, у тебя есть предложение получше?
Борьку действительно колбасило, в том смысле, что душу скрутило будь здоров. И кочумал он конкретно, то есть ничего не делал, лежал бревном и смотрел в потолок. Третий день кряду Буратино прикидывался.
– Есть. – Белый снял потрепанные кроссовки и в носках прошел в комнату. Борька поплелся за ним. – В кино сегодня пойдем.
– С какой такой радости? Дашка занята?
– Считай, что у нас мальчишник.
– А что за фильм? – потянулся Борька, разминаясь. Кино посещать он любил.
– Грамотное кино, скучать не придется. – Белый назвал картину, только что вышедшую на широкий экран. – Короче, вот тебе билет. Сеанс в девятнадцать ноль-ноль. И чтобы без дураков.
– В смысле?
– В смысле: сказал – сделал. Чтобы я тебе потом не отзванивался, где ты и что ты.
– К чему такие сложности? Не проще вместе до «Баррикадной» дойти?
– Вот когда ты меня пригласишь, билет мне купишь, тогда и будешь командовать.
Борька криво усмехнулся:
– Слышь, ты только девочку из себя не строй, не идет тебе это, Белый.
– Вот сейчас действительно смешно пошутил. – Серега рассмеялся так, что затряслись немецкие стеклопакеты. Его ничем нельзя было пронять. – Да, чуть не забыл, – проговорил он сквозь смех. – Я обещал матери на дачу сгонять. В общем, в случае чего, увидимся в зале. Ну пока.
Борька провалялся до половины шестого. Потом в нем словно сработал взрывной механизм. Он встал, принял душ, побрился. Даже перекусил, насвистывая. Прихватив билет, он отправился к кинотеатру.
С афиши на него смотрел Мэл Гибсон. Как же, новый герой вестерна, и фильм нашумевший. А он в нем и главный режиссер, и главный продюсер, и главный актер. Варьке он нравился. Она говорила, что в его синих глазах есть что-то, занозой засевшее в душу. Удивляться тут было нечему. Старикан Мэл либо нравился женщинам, либо очень нравился женщинам, третьего, как говорится, не дано.
Судя по рекламным роликам и прессе, боевик обещает доставить массу удовольствия, отметил про себя Борька и взглянул на часы. Время поджимало, а Белого все не было. Борька еще немного потоптался у входа и пошел в зал, минуя буфет. В зале было прохладно и многолюдно. Несмотря на жару, народ рвался приобщиться к искусству. Ряд у Борьки согласно билету был семнадцатый, место почти в середине.
«Мог бы и с краю места взять, чтобы потом не ползти вслед за всеми», – поворчал Борька, усаживаясь в кресло. Время шло, а Белый все не появлялся. Нет, ну нормально. Белый че, схохмить с ним решил? Вытащил в кино, а сам «сделал ноги». Ну, ничего, он тоже шутить умеет, вот фильм посмотрит и пошутит. И только Борька так подумал, как среди опоздавших, спешащих занять свои места, заметил Варю.
Она посмотрела на свой билет и начала пробираться к нему… в смысле на свое место, рядом с ним. Его Варя, к счастью для него, пока не видела, смотрела вниз, стараясь не отдавить ноги сидевшим. Борька почувствовал, как сердце сдавило тисками. Огромный зал сузился до ее милого лица, обрамленного пушистыми волнами.
«Белый заслуживает ящик пива. Нет, два!» – поправил себя Борька.
Варя оказалась в двух шагах от него, и Борька шумно поднялся из кресла.
– Прошу! – галантно пропустил он Варю.
Нужно было видеть, как она дернулась, не зная, куда бежать и что делать. Для нее встреча с ним в этом зале стала полной неожиданностью, впрочем, как и для него. Но Борька все же успел подготовиться к такому повороту сюжета, потому что заметил ее раньше. Он следил за ней, впитывая в себя каждую черточку ее лица. Эти глаза… Он так соскучился по ним. В них сейчас промелькнула целая гамма чувств – удивление, недоумение, восторг, сменившийся холодной отстраненностью.
– Ну что же ты, садись, – мягко напомнил Борька ей о том, что они здесь не одни.
На них и в самом деле начали шикать самые нетерпеливые, хотя фильм еще не начался и свет не погас.
Варя покачала головой и начала пробираться обратно. Борька, не будь дураком, последовал за ней. Этот шанс он не упустит.
– Варь, подожди! – На улице он схватил ее под локоть, крепко, но не больно, чтобы она не смогла сразу вырваться.
– Зачем ты это устроил? – гневно сверкнула Варя глазами.
– Не я! Клянусь!
– Да ты теперь можешь хоть на Библии клясться, я тебе не поверю!
– А вот это ты зря. Это Сережка с Дашкой постарались. И сценарий у них наверняка один и тот же был. – Борька начал его излагать: – Дашка пришла к тебе сегодня и сказала, что вы идете в кино. Фильм зашибись, в смысле о’кей! – Варя перестала вырываться. – Она еще сказала, что ей куда-то нужно, положим на дачу маме помочь.
– Нет, в парикмахерскую, – растерянно поправила Варя бледно-розовыми губами.
– Ну пусть будет в парикмахерскую, – согласился Борька. – Потом она тебя предупредила, что может прийти перед самым началом, и сказала, чтобы ты ее не ждала, а шла сразу в зал.
– Значит, это все они устроили?
– Ну. Их рук дело. Отвечаю! Варь, давай поговорим, – плавно перешел Борька к делу.
Варя отвернулась от него. Помолчала, а затем чуть повернулась и заглянула ему в лицо. Она смотрела на него снизу вверх, потому что была ниже его на целую голову, и в ее глазах теперь тлели угольки печали.
– Борь, я знаю почти все, что ты мне скажешь… – начала Варя, нещадно теребя ручку сумочки, переброшенной через худенькое плечико.
– И опять ошибаешься, – перехватил Борька инициативу. – Я все это время знаешь чем занимался? – Он не стал ждать вопроса, сам на него ответил: – Вспоминал, как у нас с тобой все начиналось. Помнишь тот первый вечер, когда мы отмечали у меня победу над Клавой? Я тогда еще пошел тебя провожать. – Борька не отпускал Вариной руки, но она уже не пыталась ее отнять, и он подумал, что это хороший знак.
Хотя, может, она была настолько растеряна, что забыла о том, что их руки, как и прежде, сплетены.
– Да, помню.
Борька едва расслышал ее ответ, скорее прочел по губам.
– А помнишь, о чем мы с тобой тогда говорили? – с воодушевлением продолжил он.
Варя отлично помнила, о чем они говорили с Борей в тот вечер. Она могла бы повторить слово в слово всю их беседу, даже те интонации, с которыми он ей что-то говорил. Его жесты, улыбки, взгляды. Она помнила во всех подробностях каждое их свидание, но не хотела давать ему в руки такое сильное оружие против себя. Поэтому Варя сделала вид, что задумалась, вспоминая.
– Кажется, о том, кто что любит. – Ее лоб прорезали две глубокие морщинки.
Она уже немного пришла в себя после первого удивления, когда столкнулась с Борей в зале кинотеатра. Правда, ее мысли по-прежнему пребывали в хаотическом беспорядке, а сердце бешено стучало, и под ложечкой что-то ныло. Должно быть, предчувствие, что сегодня, сейчас между ними все решится. И это решение должна будет принять она. Выбор был прост, нужно было всего лишь поставить в нужном месте запятую: «Казнить, нельзя помиловать. Казнить нельзя, помиловать!»
– Да, еще мы говорили о литературе, – добавила Варя.
– Точно. – Борины губы, до этого напряженно сжатые, вдруг расслабленно улыбнулись. – Мы говорили об одном писателе, кажется, у него была распространенная среди америкосов фамилия – Джонсон.
– Адам Джексон, – поправила Варя. – Он вывел десять собственных законов о счастье, о любви, о здоровье, об удаче.
Боря прищурился и задал каверзный вопрос:
– А ты, случайно, не помнишь седьмой закон счастья?
– Ну, сейчас вряд ли вспомню именно седьмой, – честно призналась Варя.
С того времени столько воды утекло, она столько книг прочитала. К тому же совсем недавно она увлеклась женским архетипом в мифах и сказаниях и читала книги исключительно по этой тематике.
– Зато я помню. Он называл седьмой закон открытием к истинному счастью. В нем говорится, что ошибки и неудачи представляют собой уроки жизни и что, прощая других, ты прощаешь себя. – Боря перевел дух и продолжил: – Наверное, мне был нужен именно такой урок, чтобы разобраться в самом себе. Я понял, что нельзя начинать что-то новое, пока прошлое не отпускает тебя. Теперь я с этим покончил. Поверь, это не пустые слова. Варь, прости меня. Прости в последний раз. Я знаю, моему поступку нет оправдания, но если у меня есть хотя бы один шанс, пожалуйста, скажи мне об этом.
Варя уже знала, что ответит Боре. Как ни банально это звучит, но этот ответ подсказывало ей сердце. И еще она поняла, что пыталась вспомнить все эти дни. Этот самый закон ученого мужа: прощая других, ты прощаешь себя. Но разве не об этом же говорила ей мама: «Любящие люди остаются вместе не потому, что сумели забыть, а потому, что сумели простить»?
Варя подняла голову, посмотрела прямо в глаза Боре, напряженно ждущему ее ответа, и сказала четко и звонко:
– Да, Борь, я даю тебе этот шанс.
А на следующий день Варя с Борей встретились с Дашей и Сережкой около входа в зоопарк. Белый по-свойски подмигнул парочке.
– Ну что, счастливые деньки вернулись?
– Да. Прощать приятно. – Варя прижалась к Бориному плечу, он наклонил голову, и как-то так получилось, что их губы встретились.
– Эй, влюбленные, когда закончите миловаться, вспомните, что по расписанию у нас зоопарк! – насмешливо напомнила Даша, беря Сережку под руку.
* * *
А в это самое время Юля Туполева возвращалась домой из «Библио-Глобуса». В руке у нее была полиэтиленовая сумка. В ней лежал объемистый научный трактат: «Как стать счастливой», изложенный в популярной форме. Юлька была преисполнена желанием проштудировать его от корки до корки и запастись счастьем на всю оставшуюся жизнь. Последний год в этом смысле что-то ее не слишком баловал. И тут из подворотни вынырнул Ежов Колька. «Ну вот, только о нем подумаешь, он тут как тут», – поморщилась Юлька, надвинув на самый нос козырек джинсовой бейсболки, и резво зашагала к дому.– Юль, удели мне мгновение, – заканючил Колька, догоняя.
– Время пошло.
– Круто задвинула.
– А ты как хотел?
Юля упорно шла к цели, Колька не отставал.
– Юльк, ну брось мне кость. Скажи, что ты хоть немного скучаешь по мне.
– Как я могу по тебе скучать, если ты мне прохода целый год не даешь.
– Вот видишь, целый год! – воодушевился Колька. – Это о чем говорит? О том, что, кроме тебя, мне никто не нужен. Ну, оступился один раз. Ну, с кем не бывает? Ну, можно же простить, поверить…
– Знаешь, что я тебе на это скажу?
– Что?
– Верю, верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу! – скептически бросила Юлька через плечо и захлопнула перед Колькиным носом дверь подъезда.
Колька остался стоять с опущенной головой и разбитым сердцем. Раньше Юлька называла его «Коленька, ненаглядный, милый, хороший, дорогой»… А теперь? «Ежу – погожу»… Обидно было слышать такое. Справедливо, но чертовски обидно. И как теперь с этим бороться, непонятно. Но одно Колька знал наверняка: без Юльки ему не жить.
Впрочем, это уже совсем другая история…