Страница:
— Очень больно? — спросил летчик у Стэнли.
— Терплю. — У измученного землянина дрогнули углы губ: можно было догадаться, что это принужденная улыбка.
— Часто в сознании? — Шестнадцатый оглянулся на Милтона.
— Всё время.
— Хреновы ваши дела. — Он имел в виду, что лучше бы актер лежал в коме и не мучился.
Шестнадцатый принялся рыться в сумке. Долго перебирал содержимое, словно никак не мог нащупать нужную вещь; не хочется доставать, с тоскливым чувством понял Лоцман. Пилот выудил газовую маску с массивной рукоятью, положил возле Стэнли.
— Как надоест эта канитель, вдохнешь пять-шесть раз — и конец. Клапан мягкий, работает безотказно. Даже при слабом дыхании.
Милтон подался вперед.
— Мое, — младший брат подвинул маску себе под бок.
— Не жадничай. — Шестнадцатый поднялся на ноги. — Этого добра на всех хватит.
— Не знаю. — Стэнли прижал к себе маску со смертельным газом, точно ребенок — любимую игрушку. — Чуть только отвернетесь, всё слышу. — Он оживился, и новая улыбка оказалась похожей на настоящую.
— Отберу и выброшу, а тебе надеру уши, — пообещал Милтон.
Черный юмор завтрашних покойников. Стэнли взял маску обеими руками и заглянул в резиновый раструб.
— Ничего особенного, — доложил он брату и сунул маску под одеяло к стенке. — Полежит тут, ничего не сделается.
— Стэн, отдал бы ты ее мне на хранение. Надежней будет.
Летчик похлопал старшего землянина по плечу:
— Оставь парня в покое. Он сам соображает.
— Вот именно! — Стэнли блеснул зубами в ухмылке. — Милт, не переживай: я одолжу, когда попросишь.
Шестнадцатый и Лоцман переглянулись. Они хорошо держатся, эти приговоренные; однако никто не знает, чего им стоит бодрость и веселье.
— У вас есть что на зуб положить? — осведомился пилот.
Настала неловкая тишина. Лоцман проклял себя за то, что не догадался прихватить харчей из Поющего Замка — там-то всего навалом, а здесь… Летчик полез в сумку, долго шарил; в конце концов выругался и с ожесточением клацнул застежками.
— С этой охотой на Лоцманов нам теперь ни хрена не дают. Всё — армии! Пошли, — кивнул он Милтону, — возьмешь НЗ — хоть женщину шоколадом побалуете. — Летчик шагнул к двери.
Она раскрылась, и на пороге встал бывший начальник службы безопасности.
— Ну что, мы летим? — заговорил он приветливо.
— Куда бы это?
— В Кинолетный город, — пояснил Таи с любезной улыбкой.
— Так и знал, что этим кончится, — проворчал Шестнадцатый. — Уйди с глаз. Лоцман, ты со мной или остаешься?
— Мы все с тобой. — Таи загораживал проход.
— Я беру только Лоцмана.
— Не надо со мной спорить, — увещевал Ловец. — Ты возьмешь нас на борт, а с комендантом города я объяснюсь сам. — Его рука красноречиво легла на боевой излучатель на поясе.
— Сказано: нет. Ты своей головой-то подумай…
— Я думал, — перебил Таи. — В городе медом не намазано, но мы устроимся.
Наверно, подобное пилоту не в диковинку, думал Лоцман, придвигаясь. Если гибнущих миров пруд пруди и в каждом актеры просят о спасении — разве кино станет ими заниматься? Однако у Шестнадцатого свое понятие о служебном долге и человечности; может быть, в виде исключения он увезет хотя бы Кис…
— Актеры не могут пересечь границу своего мира, — сказал летчик.
— Могут, — заявил Ловец.
Пилот досадливо покрутил головой:
— Слушайте, ребята, я всё понимаю. Вы не первые и не последние…
— Могут! — рявкнул Таи, вцепившись в кобуру излучателя. — Актеры уходят в Большой мир…
Сейчас нервы у Таи сдадут, оружие окажется в руках. Лоцман метнулся к нему.
— Уйди! — Ловец отшвырнул его, как щенка, и надвинулся на пилота.
Шестнадцатый, пониже ростом и полегче сложением, не шелохнулся, только напряглись мышцы шеи и подбородка.
— Прекрати! — У Таи на руке повисла Кис. — Прекрати сейчас же!
Он уступил, смирился. Отошел и привалился к стене, глухо вымолвил:
— Делайте что хотите.
Ахнувшийся затылком о стену охранитель мира потер гудящую голову. Шестнадцатый тяжелым взглядом смерил Ловца:
— Из него тоже вышел бы отличный офицер. — Актеры не поняли, о чем речь, а Лоцман поспешил увести разговор в сторону и напомнил пилоту:
— Ты обещал НЗ.
— Отдам, не зажму. — Шестнадцатый шагнул к Таи. — Послушай меня. Если я посажу вас в салон, вы сгорите в креслах, едва пересечем границу мира. Я могу забрать в город одного Лоцмана.
— Не надо объяснять. — Кис обняла Таи за пояс. — Мы всё понимаем.
Ловец вывернулся у нее из рук, впился глазами пилоту в лицо:
— Но бывает же, что актеры уходят в Большой мир!
— Возможно, — согласился Шестнадцатый. — Однако не из умирающих миров. — Он оглянулся на Стэнли. — Держись, приятель. Если б мог, я бы увез вас всех… Кто-нибудь идет брать жратву?
— Я иду. — Милтон двинулся к двери.
— Лоцман, если через пять минут тебя нет, я взлетаю. — Вертолетчик с землянином вышли.
— Иди, — тихо промолвила Кис. — Спасибо за всё. — Лоцман почувствовал себя предателем — он улетает, а они остаются умирать.
— Стэн, не наглупи с маской. Подожди чуток. Четыре дня. Я вернусь.
— Уговорил. — Стэнли хотел улыбнуться, но губы дрогнули в гримасе боли. — Если солнце вовсе погаснет… — он перевел дыхание, — я буду думать, что ночь… одна ночь долго тянется. И подожду.
Лоцман сжал кулаки, ногти впились в ладонь. Достало бы сил не расклеиться.
— Таи, что там про Большой мир?
— Ничего. Вздор.
— Таи! — Лоцман тряхнул его. Актер отшатнулся:
— Катись. Не то я тебя убью.
— Пять минут кончаются. — Кис потянула Лоцмана к порогу.
Он отмахнулся от нее.
— Что за Большой мир? Говори!
— Это легенда… Легенда умирающих миров. — С тем Лоцман и ушел.
— Я вернусь, — беззвучно повторял он, пробегая по дороге, наступая на пятки своей летящей впереди, удлиняющейся тени. — Я вернусь сюда. — Выскочил за ворота, повернул, понессся мимо ограды. — Вернусь!
Он выбежал на освещенную прожектором вырубку, где вместо кустов торчали жалкие пучки ломаных прутьев: от поднятого винтом ветра мертвые листья облетели, ветки обломались.
Навстречу шагал Милтон с объемистой коробкой.
— Эк нам повезло! — закричал он издали. — Тут шоколаду — на всю жизнь хватит! Пока, дружище. — Он мотнул головой, прощаясь.
— Я вернусь к вам, — сказал Лоцман — и пожалел, что не придержал язык. У землянина внутри словно что-то сломалось: лицо дернулось, из горла вырвался хриплый кашель.
— Не уверен, что тебе стоит возвращаться, — пересилив себя, ровным голосом ответил Милтон, ловчей перехватил коробку и прошел мимо Лоцмана к поселку.
Зарокотал двигатель, тронулись с места лопасти винта. Прожектор погас, остались звезды над головой да пятно света на каменной стене, и красный огонек под ним.
— Эй, стой! — Лоцман кинулся к вертолету, рванул дверцу кабины. — Мотоцикл надо взять!
— Ну так бери! — заорал пилот сквозь нарастающий рев.
«Дракон» светил фарой в скальную стену. Свет бил в ровный, без единой трещины камень, блестел, отражаясь на гладких поверхностях руля, рамы и крыльев. Лоцман уставился на мотоцикл, не веря собственным глазам: переднее колесо на четверть утонуло в камне. Ухватившись за руль, он поднатужился и дернул, надеясь освободить друга из плена, но «дракон» в прямом смысле слова сросся с горой.
— Великий Змей… — выдохнул потрясенный Лоцман. Горы накатывают, как морской прилив; получаса не прошло — а каменная смерть подобралась к «дракону».
Он со всех ног пустился к вертолету, дернул дверь кабины, прыгнул на место второго пилота. Красными, синими, желтыми, зелеными глазами таращился пульт управления, желтела подсветка на шкалах. Пол под ногами ходил ходуном, всё грохотало и ревело. Лоцман захлопнул дверь, стало потише.
— Куда летим?! — Шестнадцатый обернулся:
— В Поющий Замок! Шагай в салон!
— В Кинолетный город давай!
— Чего?!
— В Кинолетный!
— Ты спятил! В город нельзя!
— Мне надо! — Замок, рассудил Лоцман, может подождать — а для гибнущего Дархана надо расстараться немедля. И начинать, само собой, нужно с города — выяснить, сколько у Лоцмана Богинь, нельзя ли добраться До той, которая сотворила Дархан, и как уходят в Большой мир. Дураку ясно, что эти сведения можно добыть только в Кинолетном.
— Комендант запретил! — рявкнул Шестнадцатый. — Тебе нельзя там появляться!
— Плевать на коменданта! У меня тут люди гибнут! — От крика саднило горло. — Выключи ты его, сил нет!
Летчик перебросил рычаг, заглушил двигатель; разноцветные огоньки и подсветка на пульте погасли. Вертолет продолжал вибрировать от вращения винта.
— Про Кинолетный забудь, — сказал пилот; охранитель мира едва разобрал слова сквозь рокот лопастей.
— Я должен. Надо понять, кто объявил охоту на Лоцманов. Скорее всего Итель; я выясню, как до него добраться.
Летчик отрицательно покачал головой.
— Я не подписал ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. Значит, что-то могу против Богини, коменданта, Ителя… Если не я, больше некому, пойми.
Пилот обеими руками потер глаза; Лоцман с трудом различал его в темноте кабины.
— Ты сам говорил, что солдат расплодилось немерено. Еще чуть подождать — и они заполонят город, выживут вас. С кино станут летать военные пилоты.
— Уймись ты, пророк! Марш в салон, и летим в Замок.
— Хорошо. — Охранитель мира повысил голос: — Тогда я останусь — потому что здесь остаются мои актеры, — он взялся за дверную рукоять, — а на твоей совести будет гибель Лоцмана. Единственного, который не струсил и не поставил подпись — и который мог что-то сделать, а ты не дал. — Он сдвинул дверь в сторону. В кабину ворвался ветер, и усилился шум винта.
Летчик отвернулся.
— Двигай в салон и летим в Замок — или вылезай и закрой дверь.
Лоцман спрыгнул наземь, отступил на пару шагов, щурясь от режущего глаза ветра. Шестнадцатый намерен выполнить приказ коменданта, но он сдастся, потому что охранитель мира сказал правду: речь идет не только о жизни обитателей Дархана, но и обо всей системе здешних миров; и кто, как не летчик-спасатель, видевший такое, что другим и не снилось, — кто, как не он, поддержит мятежного Лоцмана?
Дверь кабины захлопнулась, взревел двигатель, лопасти снова пошли в разгон. Впившийся в лицо ветер пытался смести, отогнать прочь. Ну, кто кого переупрямит — Лоцман пилота или пилот его?
Вертолет оторвался от земли. Неужто улетает?!
Улетает! Метнувшись под брюхо уходящей в небо машины, Лоцман уцепился за полоз, подтянулся, перебросил тело наверх, укрепился, обхватив широкую «лыжу» руками и ногами. Вертолет поднимался и одновременно разворачивался. Перед глазами проплыл поселок с одиноким фонарем, мелькнула фара «дракона».
Лоцман вжался щекой в жесткую, внезапно ставшую родной поверхность «лыжи». Если отцепиться и упасть — потом костей не соберешь… Великий Змей, а как лететь сквозь солнце вживую, без защиты корпуса? Что ж со мной будет-то?!
Внизу опять пробежала по дуге звездочка фонаря, затем двинулась обратно — вертолет рыскал вправо-влево. Вспыхнул прожектор, столб белого света уперся в землю, наклонился, вытягиваясь, погнал по вырубке светлое пятно. Пилот меня ищет! Лоцман стиснул зубы, подавляя желание заорать во всё горло: «Я здесь!»
Вертолет пошел вниз. Сядет — раздавит мне руки-ноги, сообразил охранитель мира. Он дернулся, готовясь соскочить с полоза где-нибудь метрах в двух над землей — и с ужасом обнаружил, что руками не шевельнуть. Судорогой свело? Похоже. Он сумел расплести ноги и зажать полоз коленями с боков, однако с руками ничего не смог поделать. Скособочился, вытянул шею и с отчаяния попытался укусить бицепс, побороть судорогу — да ведь Лоцман не Змей, куртку и свитер человечьими зубами не прокусишь.
Столб света внизу укорачивался, мертвая вырубка летела в лицо. Ну и пусть, мелькнуло в голове. Покалечит — не бросит же подыхать — заберет в Кинолетный лечиться.
Лоцман зажмурился, готовясь к удару и лютой боли, передвинул ноги повыше, чтобы не ахнуться оземь коленями.
Вертолет содрогнулся, Лоцмана подбросило на «лыже», боль прошила руки, плечи, ребра. Он вскрикнул, сам себя не слыша за грохотом двигателя и винта, ударился скулой о полоз, свалился с высоты, ударился бедром и оказался на земле лежмя, по-прежнему прицепленный к «лыже» кольцом рук. Ух! Живой.
С трудом соображая, он осмотрелся. В землю лупил прожектор, под корпусом стояло облако отраженного света. В нем виднелись стойки висящих над землей полозьев, а рядом — стойки дополнительно выпущенных поплавков, на которые и встал вертолет. Шестнадцатый догадался, где Лоцман, и спас его от увечья.
Судорога отпустила, руки упали вниз. Охранитель мира сел, потирая пронизанные сотнями болезненных иголок ладони. Рокотал крутящийся винт, гнал ветер.
Шестнадцатый не появлялся. Лоцман вылез из-под вертолета, неловко встал; ветер едва не сшиб его с ног. Дверь салона сдвинулась, и в проеме показался летчик. Он протянул Лоцману руку и затащил его внутрь. Свет прожектора отражался от земли, и в салоне было очень светло.
У Шестнадцатого был расстегнут шлем. Пилот молча глядел на Лоцмана, и от этого темного взгляда охранителю мира стало неуютно, точно нашкодил из глупой блажи, словно из бездумного ухарства ему взбрендило прокатиться на полозьях. Он покаянно вымолвил:
— Извини. Мне надо в Кинолетный. Правда, надо.
— Сигнализация не сработала, — неживым, деревянным голосом сообщил летчик. — Не сообщила, что ты прицепился. Я сам догадался проверить, внизу поискать. А тебя там нет… Сейчас многие пытаются удрать — кто куда. — Он застегнул шлем. — Ладно, летим в Кинолетный. Может, выйдет какой толк. — Он стоял перед Лоцманом и, казалось, не находил в себе сил пройти в кабину. — Ты… — мертвый голос дрогнул, обрел нотки душевной боли, — я уже убил одного Лоцмана. Ты стал бы вторым.
Охранитель мира молчал.
— Она… та Лоцманка… напросилась. «Не хочу в Кинолетном помирать, найди мне мир без Лоцмана». Надеялась выжить в чужом мире. Я тоже понадеялся. Повез. Прошли сквозь солнце. А как на посадку — она и сгорела. Кричала — жуть. И запах паленого — страшный. Потом кресла, обшивку меняли. В чужой мир Лоцману нельзя… Мы с ней четыре дня жили. Четыре ночи. И — сгорела. Сам ее сжег. А тут ты — на полозьях затеял. Сквозь солнце… — Шестнадцатый повернулся, рванул дверь и скрылся в кабине. Свет прожектора погас, вертолет дернулся и пошел вверх.
Глава 11
— Терплю. — У измученного землянина дрогнули углы губ: можно было догадаться, что это принужденная улыбка.
— Часто в сознании? — Шестнадцатый оглянулся на Милтона.
— Всё время.
— Хреновы ваши дела. — Он имел в виду, что лучше бы актер лежал в коме и не мучился.
Шестнадцатый принялся рыться в сумке. Долго перебирал содержимое, словно никак не мог нащупать нужную вещь; не хочется доставать, с тоскливым чувством понял Лоцман. Пилот выудил газовую маску с массивной рукоятью, положил возле Стэнли.
— Как надоест эта канитель, вдохнешь пять-шесть раз — и конец. Клапан мягкий, работает безотказно. Даже при слабом дыхании.
Милтон подался вперед.
— Мое, — младший брат подвинул маску себе под бок.
— Не жадничай. — Шестнадцатый поднялся на ноги. — Этого добра на всех хватит.
— Не знаю. — Стэнли прижал к себе маску со смертельным газом, точно ребенок — любимую игрушку. — Чуть только отвернетесь, всё слышу. — Он оживился, и новая улыбка оказалась похожей на настоящую.
— Отберу и выброшу, а тебе надеру уши, — пообещал Милтон.
Черный юмор завтрашних покойников. Стэнли взял маску обеими руками и заглянул в резиновый раструб.
— Ничего особенного, — доложил он брату и сунул маску под одеяло к стенке. — Полежит тут, ничего не сделается.
— Стэн, отдал бы ты ее мне на хранение. Надежней будет.
Летчик похлопал старшего землянина по плечу:
— Оставь парня в покое. Он сам соображает.
— Вот именно! — Стэнли блеснул зубами в ухмылке. — Милт, не переживай: я одолжу, когда попросишь.
Шестнадцатый и Лоцман переглянулись. Они хорошо держатся, эти приговоренные; однако никто не знает, чего им стоит бодрость и веселье.
— У вас есть что на зуб положить? — осведомился пилот.
Настала неловкая тишина. Лоцман проклял себя за то, что не догадался прихватить харчей из Поющего Замка — там-то всего навалом, а здесь… Летчик полез в сумку, долго шарил; в конце концов выругался и с ожесточением клацнул застежками.
— С этой охотой на Лоцманов нам теперь ни хрена не дают. Всё — армии! Пошли, — кивнул он Милтону, — возьмешь НЗ — хоть женщину шоколадом побалуете. — Летчик шагнул к двери.
Она раскрылась, и на пороге встал бывший начальник службы безопасности.
— Ну что, мы летим? — заговорил он приветливо.
— Куда бы это?
— В Кинолетный город, — пояснил Таи с любезной улыбкой.
— Так и знал, что этим кончится, — проворчал Шестнадцатый. — Уйди с глаз. Лоцман, ты со мной или остаешься?
— Мы все с тобой. — Таи загораживал проход.
— Я беру только Лоцмана.
— Не надо со мной спорить, — увещевал Ловец. — Ты возьмешь нас на борт, а с комендантом города я объяснюсь сам. — Его рука красноречиво легла на боевой излучатель на поясе.
— Сказано: нет. Ты своей головой-то подумай…
— Я думал, — перебил Таи. — В городе медом не намазано, но мы устроимся.
Наверно, подобное пилоту не в диковинку, думал Лоцман, придвигаясь. Если гибнущих миров пруд пруди и в каждом актеры просят о спасении — разве кино станет ими заниматься? Однако у Шестнадцатого свое понятие о служебном долге и человечности; может быть, в виде исключения он увезет хотя бы Кис…
— Актеры не могут пересечь границу своего мира, — сказал летчик.
— Могут, — заявил Ловец.
Пилот досадливо покрутил головой:
— Слушайте, ребята, я всё понимаю. Вы не первые и не последние…
— Могут! — рявкнул Таи, вцепившись в кобуру излучателя. — Актеры уходят в Большой мир…
Сейчас нервы у Таи сдадут, оружие окажется в руках. Лоцман метнулся к нему.
— Уйди! — Ловец отшвырнул его, как щенка, и надвинулся на пилота.
Шестнадцатый, пониже ростом и полегче сложением, не шелохнулся, только напряглись мышцы шеи и подбородка.
— Прекрати! — У Таи на руке повисла Кис. — Прекрати сейчас же!
Он уступил, смирился. Отошел и привалился к стене, глухо вымолвил:
— Делайте что хотите.
Ахнувшийся затылком о стену охранитель мира потер гудящую голову. Шестнадцатый тяжелым взглядом смерил Ловца:
— Из него тоже вышел бы отличный офицер. — Актеры не поняли, о чем речь, а Лоцман поспешил увести разговор в сторону и напомнил пилоту:
— Ты обещал НЗ.
— Отдам, не зажму. — Шестнадцатый шагнул к Таи. — Послушай меня. Если я посажу вас в салон, вы сгорите в креслах, едва пересечем границу мира. Я могу забрать в город одного Лоцмана.
— Не надо объяснять. — Кис обняла Таи за пояс. — Мы всё понимаем.
Ловец вывернулся у нее из рук, впился глазами пилоту в лицо:
— Но бывает же, что актеры уходят в Большой мир!
— Возможно, — согласился Шестнадцатый. — Однако не из умирающих миров. — Он оглянулся на Стэнли. — Держись, приятель. Если б мог, я бы увез вас всех… Кто-нибудь идет брать жратву?
— Я иду. — Милтон двинулся к двери.
— Лоцман, если через пять минут тебя нет, я взлетаю. — Вертолетчик с землянином вышли.
— Иди, — тихо промолвила Кис. — Спасибо за всё. — Лоцман почувствовал себя предателем — он улетает, а они остаются умирать.
— Стэн, не наглупи с маской. Подожди чуток. Четыре дня. Я вернусь.
— Уговорил. — Стэнли хотел улыбнуться, но губы дрогнули в гримасе боли. — Если солнце вовсе погаснет… — он перевел дыхание, — я буду думать, что ночь… одна ночь долго тянется. И подожду.
Лоцман сжал кулаки, ногти впились в ладонь. Достало бы сил не расклеиться.
— Таи, что там про Большой мир?
— Ничего. Вздор.
— Таи! — Лоцман тряхнул его. Актер отшатнулся:
— Катись. Не то я тебя убью.
— Пять минут кончаются. — Кис потянула Лоцмана к порогу.
Он отмахнулся от нее.
— Что за Большой мир? Говори!
— Это легенда… Легенда умирающих миров. — С тем Лоцман и ушел.
— Я вернусь, — беззвучно повторял он, пробегая по дороге, наступая на пятки своей летящей впереди, удлиняющейся тени. — Я вернусь сюда. — Выскочил за ворота, повернул, понессся мимо ограды. — Вернусь!
Он выбежал на освещенную прожектором вырубку, где вместо кустов торчали жалкие пучки ломаных прутьев: от поднятого винтом ветра мертвые листья облетели, ветки обломались.
Навстречу шагал Милтон с объемистой коробкой.
— Эк нам повезло! — закричал он издали. — Тут шоколаду — на всю жизнь хватит! Пока, дружище. — Он мотнул головой, прощаясь.
— Я вернусь к вам, — сказал Лоцман — и пожалел, что не придержал язык. У землянина внутри словно что-то сломалось: лицо дернулось, из горла вырвался хриплый кашель.
— Не уверен, что тебе стоит возвращаться, — пересилив себя, ровным голосом ответил Милтон, ловчей перехватил коробку и прошел мимо Лоцмана к поселку.
Зарокотал двигатель, тронулись с места лопасти винта. Прожектор погас, остались звезды над головой да пятно света на каменной стене, и красный огонек под ним.
— Эй, стой! — Лоцман кинулся к вертолету, рванул дверцу кабины. — Мотоцикл надо взять!
— Ну так бери! — заорал пилот сквозь нарастающий рев.
«Дракон» светил фарой в скальную стену. Свет бил в ровный, без единой трещины камень, блестел, отражаясь на гладких поверхностях руля, рамы и крыльев. Лоцман уставился на мотоцикл, не веря собственным глазам: переднее колесо на четверть утонуло в камне. Ухватившись за руль, он поднатужился и дернул, надеясь освободить друга из плена, но «дракон» в прямом смысле слова сросся с горой.
— Великий Змей… — выдохнул потрясенный Лоцман. Горы накатывают, как морской прилив; получаса не прошло — а каменная смерть подобралась к «дракону».
Он со всех ног пустился к вертолету, дернул дверь кабины, прыгнул на место второго пилота. Красными, синими, желтыми, зелеными глазами таращился пульт управления, желтела подсветка на шкалах. Пол под ногами ходил ходуном, всё грохотало и ревело. Лоцман захлопнул дверь, стало потише.
— Куда летим?! — Шестнадцатый обернулся:
— В Поющий Замок! Шагай в салон!
— В Кинолетный город давай!
— Чего?!
— В Кинолетный!
— Ты спятил! В город нельзя!
— Мне надо! — Замок, рассудил Лоцман, может подождать — а для гибнущего Дархана надо расстараться немедля. И начинать, само собой, нужно с города — выяснить, сколько у Лоцмана Богинь, нельзя ли добраться До той, которая сотворила Дархан, и как уходят в Большой мир. Дураку ясно, что эти сведения можно добыть только в Кинолетном.
— Комендант запретил! — рявкнул Шестнадцатый. — Тебе нельзя там появляться!
— Плевать на коменданта! У меня тут люди гибнут! — От крика саднило горло. — Выключи ты его, сил нет!
Летчик перебросил рычаг, заглушил двигатель; разноцветные огоньки и подсветка на пульте погасли. Вертолет продолжал вибрировать от вращения винта.
— Про Кинолетный забудь, — сказал пилот; охранитель мира едва разобрал слова сквозь рокот лопастей.
— Я должен. Надо понять, кто объявил охоту на Лоцманов. Скорее всего Итель; я выясню, как до него добраться.
Летчик отрицательно покачал головой.
— Я не подписал ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. Значит, что-то могу против Богини, коменданта, Ителя… Если не я, больше некому, пойми.
Пилот обеими руками потер глаза; Лоцман с трудом различал его в темноте кабины.
— Ты сам говорил, что солдат расплодилось немерено. Еще чуть подождать — и они заполонят город, выживут вас. С кино станут летать военные пилоты.
— Уймись ты, пророк! Марш в салон, и летим в Замок.
— Хорошо. — Охранитель мира повысил голос: — Тогда я останусь — потому что здесь остаются мои актеры, — он взялся за дверную рукоять, — а на твоей совести будет гибель Лоцмана. Единственного, который не струсил и не поставил подпись — и который мог что-то сделать, а ты не дал. — Он сдвинул дверь в сторону. В кабину ворвался ветер, и усилился шум винта.
Летчик отвернулся.
— Двигай в салон и летим в Замок — или вылезай и закрой дверь.
Лоцман спрыгнул наземь, отступил на пару шагов, щурясь от режущего глаза ветра. Шестнадцатый намерен выполнить приказ коменданта, но он сдастся, потому что охранитель мира сказал правду: речь идет не только о жизни обитателей Дархана, но и обо всей системе здешних миров; и кто, как не летчик-спасатель, видевший такое, что другим и не снилось, — кто, как не он, поддержит мятежного Лоцмана?
Дверь кабины захлопнулась, взревел двигатель, лопасти снова пошли в разгон. Впившийся в лицо ветер пытался смести, отогнать прочь. Ну, кто кого переупрямит — Лоцман пилота или пилот его?
Вертолет оторвался от земли. Неужто улетает?!
Улетает! Метнувшись под брюхо уходящей в небо машины, Лоцман уцепился за полоз, подтянулся, перебросил тело наверх, укрепился, обхватив широкую «лыжу» руками и ногами. Вертолет поднимался и одновременно разворачивался. Перед глазами проплыл поселок с одиноким фонарем, мелькнула фара «дракона».
Лоцман вжался щекой в жесткую, внезапно ставшую родной поверхность «лыжи». Если отцепиться и упасть — потом костей не соберешь… Великий Змей, а как лететь сквозь солнце вживую, без защиты корпуса? Что ж со мной будет-то?!
Внизу опять пробежала по дуге звездочка фонаря, затем двинулась обратно — вертолет рыскал вправо-влево. Вспыхнул прожектор, столб белого света уперся в землю, наклонился, вытягиваясь, погнал по вырубке светлое пятно. Пилот меня ищет! Лоцман стиснул зубы, подавляя желание заорать во всё горло: «Я здесь!»
Вертолет пошел вниз. Сядет — раздавит мне руки-ноги, сообразил охранитель мира. Он дернулся, готовясь соскочить с полоза где-нибудь метрах в двух над землей — и с ужасом обнаружил, что руками не шевельнуть. Судорогой свело? Похоже. Он сумел расплести ноги и зажать полоз коленями с боков, однако с руками ничего не смог поделать. Скособочился, вытянул шею и с отчаяния попытался укусить бицепс, побороть судорогу — да ведь Лоцман не Змей, куртку и свитер человечьими зубами не прокусишь.
Столб света внизу укорачивался, мертвая вырубка летела в лицо. Ну и пусть, мелькнуло в голове. Покалечит — не бросит же подыхать — заберет в Кинолетный лечиться.
Лоцман зажмурился, готовясь к удару и лютой боли, передвинул ноги повыше, чтобы не ахнуться оземь коленями.
Вертолет содрогнулся, Лоцмана подбросило на «лыже», боль прошила руки, плечи, ребра. Он вскрикнул, сам себя не слыша за грохотом двигателя и винта, ударился скулой о полоз, свалился с высоты, ударился бедром и оказался на земле лежмя, по-прежнему прицепленный к «лыже» кольцом рук. Ух! Живой.
С трудом соображая, он осмотрелся. В землю лупил прожектор, под корпусом стояло облако отраженного света. В нем виднелись стойки висящих над землей полозьев, а рядом — стойки дополнительно выпущенных поплавков, на которые и встал вертолет. Шестнадцатый догадался, где Лоцман, и спас его от увечья.
Судорога отпустила, руки упали вниз. Охранитель мира сел, потирая пронизанные сотнями болезненных иголок ладони. Рокотал крутящийся винт, гнал ветер.
Шестнадцатый не появлялся. Лоцман вылез из-под вертолета, неловко встал; ветер едва не сшиб его с ног. Дверь салона сдвинулась, и в проеме показался летчик. Он протянул Лоцману руку и затащил его внутрь. Свет прожектора отражался от земли, и в салоне было очень светло.
У Шестнадцатого был расстегнут шлем. Пилот молча глядел на Лоцмана, и от этого темного взгляда охранителю мира стало неуютно, точно нашкодил из глупой блажи, словно из бездумного ухарства ему взбрендило прокатиться на полозьях. Он покаянно вымолвил:
— Извини. Мне надо в Кинолетный. Правда, надо.
— Сигнализация не сработала, — неживым, деревянным голосом сообщил летчик. — Не сообщила, что ты прицепился. Я сам догадался проверить, внизу поискать. А тебя там нет… Сейчас многие пытаются удрать — кто куда. — Он застегнул шлем. — Ладно, летим в Кинолетный. Может, выйдет какой толк. — Он стоял перед Лоцманом и, казалось, не находил в себе сил пройти в кабину. — Ты… — мертвый голос дрогнул, обрел нотки душевной боли, — я уже убил одного Лоцмана. Ты стал бы вторым.
Охранитель мира молчал.
— Она… та Лоцманка… напросилась. «Не хочу в Кинолетном помирать, найди мне мир без Лоцмана». Надеялась выжить в чужом мире. Я тоже понадеялся. Повез. Прошли сквозь солнце. А как на посадку — она и сгорела. Кричала — жуть. И запах паленого — страшный. Потом кресла, обшивку меняли. В чужой мир Лоцману нельзя… Мы с ней четыре дня жили. Четыре ночи. И — сгорела. Сам ее сжег. А тут ты — на полозьях затеял. Сквозь солнце… — Шестнадцатый повернулся, рванул дверь и скрылся в кабине. Свет прожектора погас, вертолет дернулся и пошел вверх.
Глава 11
В Кинолетном городе был ослепительный день, солнце с бездумной щедростью проливало потоки лучей. На вертолетных площадках стояло меньше половины машин, под брюхом у них съежились тени, а на пустых местах пылали пронзительно-оранжевые кресты.
У края площадки, где сел Шестнадцатый вертолет, стояли два фургона защитного цвета, и бродили солдаты, скучали, глазели по сторонам.
— Надо тебе где-нибудь схорониться. — Вышедший из кабины в салон летчик неодобрительно поцокал языком. — Не ровен час, попадешь в переплет… Не по душе мне это сволочье.
— И мне. — Лоцман оторвался от окна. — Раздобудь летную форму — я и прошмыгну незамеченным.
— Форма на дороге не валяется. Свою тебе отдать, а самому щеголять без штанов?
— Есть же запасные. На складе…
— Запасных нет, — отрезал летчик. Форма — не вертолет, чтобы пошел, взял. Ишь, удумал! — Он с беспокойством озирался: к площадке подтягивались две БМП. — Однако и тут не посидишь. Ума не приложу, как тебя мимо них провести.
— Стань-ка прямо и не вертись. — Лоцман всмотрелся, чтобы до мельчайших подробностей запомнить, как выглядит летная форма. Сосредоточился, зажмурился, сжал кулаки. Ну же… ну! Получилось. Кривясь от режущей боли в груди, он обессиленно плюхнулся в кресло.
— Бить тебя некому, чудила, — заворчал пилот, стаскивая новую куртку, народившуюся поверх его собственной. — И радуется! Нашел развлекуху.
Лоцман смеялся, позабыв о боли. Пилот вылез из вторых брюк, бросил форму ему на колени:
— Наряжайся. Да свое смотри не позабудь. — Лоцман переоделся. Голубой рубашки, как у летчика, в наборе не оказалось: отдельный воротничок был пристегнут к куртке изнутри, но снаружи была видимость порядка. Свертывая собственные пожитки, он полюбопытствовал:
— Откуда же берут форму, коли не со склада? — Летчик задумался — простейший вопрос поставил его в тупик.
— Ее Лоцманы делают? — подсказал охранитель мира с участливым видом, забавляясь недоумением приятеля.
— Каждый является со своей формой — и мы, и солдаты.
— А откуда вы приходите?
— Н-не знаю… Отвяжись с дурацкими вопросами! — рассердился Шестнадцатый. — Давай на выход.
Держа под мышкой тугой сверток, Лоцман шагал за своим провожатым. Кому какое дело, почему из вертолета вылезли два летчика? Может, у них был тренировочный полет. Нет, не так: Шестнадцатый летал по вызову, взял на борт потерпевшего аварию собрата.
— Если спросят имя, скажешь — Двадцать Седьмой, — велел пилот.
— Почему именно Двадцать Семь?
— Вид у тебя больно потрепанный. Двадцать Седьмой давным-давно сгинул где-то в умирающих мирах — вот и скажем, что я его вытащил. В таком разе про шрам можешь врать не стесняясь, и про седину тоже.
Охранитель мира довольно ухмыльнулся. Он всегда знал, что вертолетчики Лоцманам лучшие друзья.
Прибывшие БМП вырулили на площадку, проехали краем и стали в отдалении. Из них никто не вышел, однако фургоны со взводом солдат находились как раз на пути у Лоцмана и Шестнадцатого. Пилот забрал левее, чтобы пройти не между машинами, а сбоку.
— Скажи, — спросил охранитель мира, — это всё-таки правда, что актеры уходят в Большой мир?
Летчика передернуло.
— Я рад, что твой черноглазый стервец туда не попадет, — угрюмо бросил он. — Убийца. Нечего ему там делать.
Лоцман обиделся за Таи.
— Если хочешь знать, он спас мне жизнь.
— Экий подвиг!
— Дважды спас: один раз давно и еще сегодня. Он меня вытащил, когда я сотворил фонарь и звезды и остановилось сердце.
— Оберегать Лоцмана — долг любого актера, — заявил пилот. — И заруби себе на носу: из гибнущих миров в Большой мир не попасть. Лишь из самых больших и живучих, которые не умирают после окончания съемок.
— А ты был в Большом?
Шестнадцатый глянул, как на сумасшедшего, и промолчал.
Они миновали четверых привалившихся к фургону солдат; разморенные теплом автоматчики проводили их ленивыми взглядами. Никто не окликнул и не поинтересовался номером непривычно седого пилота. Опять пронесло!
Прошли между ангарами, затем по улочке, куда выходили глухие задние стены разноцветных коттеджей, и наконец летчик свернул к зеленовато-желтому, как недоспелый лимон, домику.
— Тут отсидишься — жилье пустует. Если только эти не вселились.
— Кто?
— Проданные Лоцманы. Поселятся, дом изгадят, а потом сдохнут. И лежат, пока спецкоманда не подберет. Скоро весь город провоняет тухлятиной. — В тоне пилота звучала горькая злость.
Шестнадцатый прошел вдоль лимонной стены, заглянул в окно и с гадливой гримасой отступил.
— Так и есть. Полюбуйся на красавца.
Внутренне сжавшись, Лоцман приблизился и посмотрел. В комнате, где стулья валялись кверху ножками, постель была выпотрошена, а из буфета выметена на пол нехитрая посуда, среди битых тарелок сидел голый, обтянутый изъязвленной кожей скелет. Понурив голову, он выдергивал у себя прядку за прядкой слипшихся в сосульки волос и задумчиво раскладывал их вокруг себя.
Шестнадцатый сердито сплюнул и двинулся обратно к дороге.
— Самое ценное в наших мирах — это Лоцманы. А их продают без жалости. Ты б знал, что творится в мирах, которые осиротели! Туда летать страшно. — Он вышел на улочку, поглядел вправо-влево. — Куда ж тебя вести, а?
— Туда, где можно узнать про Большой мир.
— Вот заладил! Это место, где продают Лоцманов. — Шестнадцатый двинулся по улице — не потому, что придумал, куда идти, а чтобы не стоять на месте.
— То есть Богиня, которая создала и затем позабыла Дархан, живет в Большом мире?
— Да. Но тебе к ней ходу нет — Лоцманы туда не попадают. И уж тем более проданные.
— Скажи, а могло случиться так, что одна Богиня отняла меня у другой и заставила работать на себя?
— В жизни не слыхал ничего подобного. Странные у тебя мысли, право слово. С другой стороны, ты вообще не как все. ОБЯЗАТЕЛЬСТВО не подписал, способность творить сохранил… Я уж молчу о том, что ты парень, а по обыкновению, у Богинь, в Лоцманах девчонки. У тебя должен быть Бог, а не Богиня.
Охранитель мира загорелся новой надеждой:
— А если необычное будет продолжаться — и мы сумеем вытащить актеров с Дархана? Ты поможешь?
Пилот покачал головой:
— Они обречены. Смирись.
Болезненно сжалось сердце. Летчик знает, что говорит, и повидал немало — не зря у него такие усталые и печальные глаза, неспроста врезались в кожу складки у рта. Шестнадцатый говорит правду… Так что же, Лоцман не спасет своих актеров? Они погибнут там, в дарханском поселке?
А обитатели Поющего Замка? Их мир тоже начал сужаться. Сперва их замучает кино, потом раздавят горы. А он, охранитель мира, будет заживо гнить в Кинолетном городе.
Ну уж нет. Не будет этого. Не позволю.
— Послушай, дружище, — начал он, — что любит ваш комендант?
— В смысле?
— Ну, что ему можно предложить? В обмен на информацию и помощь.
— Смеешься? У коменданта всё есть.
— Так уж и все?
— Коменданта окружает орава твоих бывших собратьев, которые творят, что ему вздумается. Для них-то стимуляторов не жалеют.
— Досадно. Я бы с ним побеседовал. Подняли бы эти… как их… — сосредоточась, он уловил нужное слово, — архивы и узнали б, сколько у меня Богинь. Вдруг и впрямь две?
— На кой тебе две? Тут и с одной морока. — Лоцман улыбнулся:
— В том-то и суть — нынешняя соблазнилась на деньгу, а что себе думает прежняя, еще не известно.
— Фантазер. Соваться к коменданту нельзя: ты самый опасный из проданных Лоцманов, и он это помнит.
Летчик остановился на перекрестке. Впереди над крышами блестели крутые бока двух ангаров, вправо и влево тянулись опрятные улочки, обсаженные кустами, полные безмятежной тишины. Дорогу перебежала огненно-рыжая кошка — точно сгусток пламени прокатился, — взмыла на крыльцо, нырнула в дыру, выпиленную в двери дома.
— Видал котяру? Лоцманская, — сказал Шестнадцатый и пояснил: — Одна из Лоцманок сделала. И вот зверюга живет, как видишь. Уж давно.
— А та Лоцманка? — Пилот нахмурился:
— Сотворила кошку и умерла. Так бывает: проданного Лоцмана привезут в город, он подпишет ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, сотворит что-нибудь ценное — ящик хорошего вина, к примеру, или клумбу с цветами, скульптуру — и помрет достойно, как человек. Не превращаясь в падаль.
— Я тоже не хочу стать падалью, — сказал охранитель мира. — Но я здесь никого не знаю. Поэтому я спрашиваю твоего совета: куда мне податься и с кем говорить?
— Да познакомлю я тебя с кем надо, не дергайся, — Летчик перешел дорогу и запетлял между домов с палисадниками, прыгая через клумбы и продираясь сквозь живые изгороди.
Лоцман спешил за ним. Похоже, Шестнадцатый надумал нечто дельное, однако поди угадай, что выйдет из его затеи. Лучше бы поделился планом, а не таил в себе.
Они просквозили под окнами длинного дома, где растущие рядом кусты цеплялись колючками за одежду, и вынырнули на небольшую площадь. Лоцману бросилось в глаза строение, формой напоминающее вертолет: одноэтажное, вытянутое, с торца — полукруглый вестибюль, как фонарь кабины. Похоже, сюда-то они и торопились.
— Отдай, а? — внезапно донесся знакомый жалостный голос. Чумазая деваха, Леди Звездного Дождя, опять что-то канючила. — Миленький, дай, ты ж обещал! Обещал ведь…
Охранитель мира отыскал ее взглядом. Возле здания-вертолета с мрачным видом топтался пилот, а бывшая Лоцманка заглядывала ему в лицо, пыталась взять за руки.
— Отда-ай, — жалобно тянула она. — Ну прошу же…
— Отвяжись, — огрызнулся летчик.
— Пошли, — Шестнадцатый потянул за собой остановившегося Лоцмана. — С командиром отряда потолкуем.
— Погоди. — Он направился к девахе с пилотом. — Что ты ей обещал?
— Кадры со съемок, — буркнул тот и вдруг подался к охранителю мира, как к нежданному спасителю. — Да скажи ты ей, чтоб отвязалась! Сил нет.
— А ты отдай! — заголосила Леди. Признала Лоцмана и тоже бросилась к нему за поддержкой. — Скажи, пусть отдаст! Я хочу их видеть! Мои, родные… Хоть глазком взглянуть… — Она хлюпала носом, утиралась рукавом, оставляя на лице коричневые разводы.
Лоцман поморщился, как от зубной боли. До чего довели девку! А ведь когда-то была гордая, красивая. Охранительница мира, Лоцман Звездного Дождя.
— Отдай ей — и все дела, — посоветовал Шестнадцатый. Вертолетчик, ругаясь, полез в нагрудный карман. Лоцман напружинился, стиснул кулаки, задержал дыхание, не сводя глаз с замарашки.
Пилоты невольно прянули назад. Деваха вмиг преобразилась: лицо засияло чистотой, пушистые кудри осыпали плечи, богатое черное платье заиграло звездной пылью.
— Будь я проклят! — вырвалось у Шестнадцатого. Он поддержал пошатнувшегося Лоцмана. — Экая красотка, — проговорил он без особой уверенности.
Ее мокрые опухшие глаза остались прежними, дрожащие руки униженно тянулись к юному летчику.
У края площадки, где сел Шестнадцатый вертолет, стояли два фургона защитного цвета, и бродили солдаты, скучали, глазели по сторонам.
— Надо тебе где-нибудь схорониться. — Вышедший из кабины в салон летчик неодобрительно поцокал языком. — Не ровен час, попадешь в переплет… Не по душе мне это сволочье.
— И мне. — Лоцман оторвался от окна. — Раздобудь летную форму — я и прошмыгну незамеченным.
— Форма на дороге не валяется. Свою тебе отдать, а самому щеголять без штанов?
— Есть же запасные. На складе…
— Запасных нет, — отрезал летчик. Форма — не вертолет, чтобы пошел, взял. Ишь, удумал! — Он с беспокойством озирался: к площадке подтягивались две БМП. — Однако и тут не посидишь. Ума не приложу, как тебя мимо них провести.
— Стань-ка прямо и не вертись. — Лоцман всмотрелся, чтобы до мельчайших подробностей запомнить, как выглядит летная форма. Сосредоточился, зажмурился, сжал кулаки. Ну же… ну! Получилось. Кривясь от режущей боли в груди, он обессиленно плюхнулся в кресло.
— Бить тебя некому, чудила, — заворчал пилот, стаскивая новую куртку, народившуюся поверх его собственной. — И радуется! Нашел развлекуху.
Лоцман смеялся, позабыв о боли. Пилот вылез из вторых брюк, бросил форму ему на колени:
— Наряжайся. Да свое смотри не позабудь. — Лоцман переоделся. Голубой рубашки, как у летчика, в наборе не оказалось: отдельный воротничок был пристегнут к куртке изнутри, но снаружи была видимость порядка. Свертывая собственные пожитки, он полюбопытствовал:
— Откуда же берут форму, коли не со склада? — Летчик задумался — простейший вопрос поставил его в тупик.
— Ее Лоцманы делают? — подсказал охранитель мира с участливым видом, забавляясь недоумением приятеля.
— Каждый является со своей формой — и мы, и солдаты.
— А откуда вы приходите?
— Н-не знаю… Отвяжись с дурацкими вопросами! — рассердился Шестнадцатый. — Давай на выход.
Держа под мышкой тугой сверток, Лоцман шагал за своим провожатым. Кому какое дело, почему из вертолета вылезли два летчика? Может, у них был тренировочный полет. Нет, не так: Шестнадцатый летал по вызову, взял на борт потерпевшего аварию собрата.
— Если спросят имя, скажешь — Двадцать Седьмой, — велел пилот.
— Почему именно Двадцать Семь?
— Вид у тебя больно потрепанный. Двадцать Седьмой давным-давно сгинул где-то в умирающих мирах — вот и скажем, что я его вытащил. В таком разе про шрам можешь врать не стесняясь, и про седину тоже.
Охранитель мира довольно ухмыльнулся. Он всегда знал, что вертолетчики Лоцманам лучшие друзья.
Прибывшие БМП вырулили на площадку, проехали краем и стали в отдалении. Из них никто не вышел, однако фургоны со взводом солдат находились как раз на пути у Лоцмана и Шестнадцатого. Пилот забрал левее, чтобы пройти не между машинами, а сбоку.
— Скажи, — спросил охранитель мира, — это всё-таки правда, что актеры уходят в Большой мир?
Летчика передернуло.
— Я рад, что твой черноглазый стервец туда не попадет, — угрюмо бросил он. — Убийца. Нечего ему там делать.
Лоцман обиделся за Таи.
— Если хочешь знать, он спас мне жизнь.
— Экий подвиг!
— Дважды спас: один раз давно и еще сегодня. Он меня вытащил, когда я сотворил фонарь и звезды и остановилось сердце.
— Оберегать Лоцмана — долг любого актера, — заявил пилот. — И заруби себе на носу: из гибнущих миров в Большой мир не попасть. Лишь из самых больших и живучих, которые не умирают после окончания съемок.
— А ты был в Большом?
Шестнадцатый глянул, как на сумасшедшего, и промолчал.
Они миновали четверых привалившихся к фургону солдат; разморенные теплом автоматчики проводили их ленивыми взглядами. Никто не окликнул и не поинтересовался номером непривычно седого пилота. Опять пронесло!
Прошли между ангарами, затем по улочке, куда выходили глухие задние стены разноцветных коттеджей, и наконец летчик свернул к зеленовато-желтому, как недоспелый лимон, домику.
— Тут отсидишься — жилье пустует. Если только эти не вселились.
— Кто?
— Проданные Лоцманы. Поселятся, дом изгадят, а потом сдохнут. И лежат, пока спецкоманда не подберет. Скоро весь город провоняет тухлятиной. — В тоне пилота звучала горькая злость.
Шестнадцатый прошел вдоль лимонной стены, заглянул в окно и с гадливой гримасой отступил.
— Так и есть. Полюбуйся на красавца.
Внутренне сжавшись, Лоцман приблизился и посмотрел. В комнате, где стулья валялись кверху ножками, постель была выпотрошена, а из буфета выметена на пол нехитрая посуда, среди битых тарелок сидел голый, обтянутый изъязвленной кожей скелет. Понурив голову, он выдергивал у себя прядку за прядкой слипшихся в сосульки волос и задумчиво раскладывал их вокруг себя.
Шестнадцатый сердито сплюнул и двинулся обратно к дороге.
— Самое ценное в наших мирах — это Лоцманы. А их продают без жалости. Ты б знал, что творится в мирах, которые осиротели! Туда летать страшно. — Он вышел на улочку, поглядел вправо-влево. — Куда ж тебя вести, а?
— Туда, где можно узнать про Большой мир.
— Вот заладил! Это место, где продают Лоцманов. — Шестнадцатый двинулся по улице — не потому, что придумал, куда идти, а чтобы не стоять на месте.
— То есть Богиня, которая создала и затем позабыла Дархан, живет в Большом мире?
— Да. Но тебе к ней ходу нет — Лоцманы туда не попадают. И уж тем более проданные.
— Скажи, а могло случиться так, что одна Богиня отняла меня у другой и заставила работать на себя?
— В жизни не слыхал ничего подобного. Странные у тебя мысли, право слово. С другой стороны, ты вообще не как все. ОБЯЗАТЕЛЬСТВО не подписал, способность творить сохранил… Я уж молчу о том, что ты парень, а по обыкновению, у Богинь, в Лоцманах девчонки. У тебя должен быть Бог, а не Богиня.
Охранитель мира загорелся новой надеждой:
— А если необычное будет продолжаться — и мы сумеем вытащить актеров с Дархана? Ты поможешь?
Пилот покачал головой:
— Они обречены. Смирись.
Болезненно сжалось сердце. Летчик знает, что говорит, и повидал немало — не зря у него такие усталые и печальные глаза, неспроста врезались в кожу складки у рта. Шестнадцатый говорит правду… Так что же, Лоцман не спасет своих актеров? Они погибнут там, в дарханском поселке?
А обитатели Поющего Замка? Их мир тоже начал сужаться. Сперва их замучает кино, потом раздавят горы. А он, охранитель мира, будет заживо гнить в Кинолетном городе.
Ну уж нет. Не будет этого. Не позволю.
— Послушай, дружище, — начал он, — что любит ваш комендант?
— В смысле?
— Ну, что ему можно предложить? В обмен на информацию и помощь.
— Смеешься? У коменданта всё есть.
— Так уж и все?
— Коменданта окружает орава твоих бывших собратьев, которые творят, что ему вздумается. Для них-то стимуляторов не жалеют.
— Досадно. Я бы с ним побеседовал. Подняли бы эти… как их… — сосредоточась, он уловил нужное слово, — архивы и узнали б, сколько у меня Богинь. Вдруг и впрямь две?
— На кой тебе две? Тут и с одной морока. — Лоцман улыбнулся:
— В том-то и суть — нынешняя соблазнилась на деньгу, а что себе думает прежняя, еще не известно.
— Фантазер. Соваться к коменданту нельзя: ты самый опасный из проданных Лоцманов, и он это помнит.
Летчик остановился на перекрестке. Впереди над крышами блестели крутые бока двух ангаров, вправо и влево тянулись опрятные улочки, обсаженные кустами, полные безмятежной тишины. Дорогу перебежала огненно-рыжая кошка — точно сгусток пламени прокатился, — взмыла на крыльцо, нырнула в дыру, выпиленную в двери дома.
— Видал котяру? Лоцманская, — сказал Шестнадцатый и пояснил: — Одна из Лоцманок сделала. И вот зверюга живет, как видишь. Уж давно.
— А та Лоцманка? — Пилот нахмурился:
— Сотворила кошку и умерла. Так бывает: проданного Лоцмана привезут в город, он подпишет ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, сотворит что-нибудь ценное — ящик хорошего вина, к примеру, или клумбу с цветами, скульптуру — и помрет достойно, как человек. Не превращаясь в падаль.
— Я тоже не хочу стать падалью, — сказал охранитель мира. — Но я здесь никого не знаю. Поэтому я спрашиваю твоего совета: куда мне податься и с кем говорить?
— Да познакомлю я тебя с кем надо, не дергайся, — Летчик перешел дорогу и запетлял между домов с палисадниками, прыгая через клумбы и продираясь сквозь живые изгороди.
Лоцман спешил за ним. Похоже, Шестнадцатый надумал нечто дельное, однако поди угадай, что выйдет из его затеи. Лучше бы поделился планом, а не таил в себе.
Они просквозили под окнами длинного дома, где растущие рядом кусты цеплялись колючками за одежду, и вынырнули на небольшую площадь. Лоцману бросилось в глаза строение, формой напоминающее вертолет: одноэтажное, вытянутое, с торца — полукруглый вестибюль, как фонарь кабины. Похоже, сюда-то они и торопились.
— Отдай, а? — внезапно донесся знакомый жалостный голос. Чумазая деваха, Леди Звездного Дождя, опять что-то канючила. — Миленький, дай, ты ж обещал! Обещал ведь…
Охранитель мира отыскал ее взглядом. Возле здания-вертолета с мрачным видом топтался пилот, а бывшая Лоцманка заглядывала ему в лицо, пыталась взять за руки.
— Отда-ай, — жалобно тянула она. — Ну прошу же…
— Отвяжись, — огрызнулся летчик.
— Пошли, — Шестнадцатый потянул за собой остановившегося Лоцмана. — С командиром отряда потолкуем.
— Погоди. — Он направился к девахе с пилотом. — Что ты ей обещал?
— Кадры со съемок, — буркнул тот и вдруг подался к охранителю мира, как к нежданному спасителю. — Да скажи ты ей, чтоб отвязалась! Сил нет.
— А ты отдай! — заголосила Леди. Признала Лоцмана и тоже бросилась к нему за поддержкой. — Скажи, пусть отдаст! Я хочу их видеть! Мои, родные… Хоть глазком взглянуть… — Она хлюпала носом, утиралась рукавом, оставляя на лице коричневые разводы.
Лоцман поморщился, как от зубной боли. До чего довели девку! А ведь когда-то была гордая, красивая. Охранительница мира, Лоцман Звездного Дождя.
— Отдай ей — и все дела, — посоветовал Шестнадцатый. Вертолетчик, ругаясь, полез в нагрудный карман. Лоцман напружинился, стиснул кулаки, задержал дыхание, не сводя глаз с замарашки.
Пилоты невольно прянули назад. Деваха вмиг преобразилась: лицо засияло чистотой, пушистые кудри осыпали плечи, богатое черное платье заиграло звездной пылью.
— Будь я проклят! — вырвалось у Шестнадцатого. Он поддержал пошатнувшегося Лоцмана. — Экая красотка, — проговорил он без особой уверенности.
Ее мокрые опухшие глаза остались прежними, дрожащие руки униженно тянулись к юному летчику.