Ворон Елена. Без права на смерть

   Пока Лоцман с Шестнадцатым шагали к вертолету, обоим пришло в голову одно и то же.
   — Ты подумал, как станем выкручиваться, если в Замке солдаты? — осведомился пилот.
   — Думаю. Не по душе мне, что Эстеллу никто не встречает. Даже если Хозяйка не сумела открыть границу, видеть-то ее они должны. Актеры, я имею в виду.
   — Слушай, давай одежей поменяемся. Если что, у тебя будет лишняя минута сориентироваться. Ты свою шевелюру под шлем спрячешь — уж больно приметна — и сотворишь мне парик. Я сяду в кресло второго пилота, машину доведу; а в Замке ты вылезешь летчик летчиком.
   — А ты вылезешь Лоцман Лоцманом? Тут-то они тебя и прикончат.
   — Хоть бы тебе живым остаться, — хмуро отозвался Шестнадцатый.
   — Нет, погоди, дай еще подумать…
   Вылетев из солнца, Шестнадцатый завис над Поющим Замком.
   — Вертолета не видать. Если они тут, притаились в засаде.
   Он посадил машину перед главной лестницей, выпрыгнул из кабины и, не оглядываясь, с видом хозяина Замка устремился вверх по ступеням. Лжепилот выбрался чуть позже и не столь уверенно — вертолетчикам не полагается шастать по миру без дела — двинулся следом. Поющий Замок мертво молчал. Они поднялись на первую террасу.
   — Остановитесь, — прокатился по дворцу усиленный мегафоном голос— Не двигаться и не творить. Ваши женщины у нас в руках, не советую оказывать сопротивление.
   В Замке загремело эхо. Шестнадцатый и лжепилот застыли.
   — Лоцман! — душераздирающе закричала Анна. — Помогите!
   Эхо зарыдало. Шестнадцатый дождался, пока оно стихнет, и громко спросил:
   — Кто вы и что вам надо?
   На террасе из ниоткуда возникли шестеро автоматчиков, взяли его в кольцо. Сбоку по галерее прошел офицер — подтянутый, с золотыми погонами — и стал неспешно спускаться по лестнице. Шестнадцатый подождал, пока он приблизится, и требовательно спросил:
   — В чем дело?
   — Нам нужен Лоцман Поющего Замка.
   — К вашим услугам.
   — Лоцман, беги! — пронзительно выкрикнула Хозяйка. Сквозь завизжавшее эхо пробился звук пощечины, которую ей кто-то дал.
   Офицер оглядел Шестнадцатого с головы до ног:
   — Вы, конечно, употребляли стимуляторы?
   — Да.
   — Я привез вам еще. — С неопределенной улыбкой офицер полез за пазуху.
   Летчик невольно отшатнулся. Офицер выхватил пистолет и трижды выстрелил. Эхо отозвалось затихающей автоматной очередью. Лжепилот схватился за грудь, медленно повернулся — и повалился на светлый камень террасы.
   — Ло-оцма-ан! — Рыдающий крик Хозяйки наполнил Замок.
   — Я в состоянии отличить пилота от Лоцмана, — самодовольно бросил офицер. — Ваш маскарад никуда не годится. — Он сунул пистолет в кобуру, обошел летчика стороной, пнул мертвое тело. — Готов. Пошли!
   Прикрывая его полукольцом, автоматчики затопали вниз. Замок рыдал от криков Хозяйки.
   Из солнца вынырнул вертолет, упал вниз за белыми стенами. По боковой лестнице спустились еще четверо солдат, один из которых тащил какой-то большой и явно тяжелый прибор; все вместе они вышли за ворота, погрузились в салон. Вертолет взлетел и исчез в слепящем свете. На полминуты воцарилась тишина, потом Замок робко запел.
   Шестнадцатый вихрем скатился по ступеням, ворвался в салон своего вертолета.
   — Живой?!
   — На четверть. — Охранитель мира выполз из-под кресел в проход. — Чуть не сдох. — Он со стоном уронил голову.
   Шестнадцатый прислушался к неровному дыханию, принес кислородную подушку, наложил маску Лоцману на лицо.
   — По правде, я тоже с жизнью успел попрощаться… А фантом твой вышел что надо. Я бы и сам купился, не то что дурной офицеришка.
   Лоцман отвел от лица маску, тревожно спросил:
   — Точно фантом? Я боялся, что живой человек.
   — Натуральный фантом, — успокоил летчик, — нежизнеспособный и нестойкий. Его уже нет, на лестнице пусто. Спасибо, хоть продержался, пока эти не улетели.
   — Я очень боялся, — повторил охранитель мира. — Вообще едва мог творить — какая-то сила мешала.
   — Потому что они стабилизатор приволокли, я видел, как его назад перли. Оттого и Хозяйку твою отловили — без стабилизатора шиш бы с ней справились.
   Лоцман снова взял у Шестнадцатого кислородную подушку, несколько раз глубоко вдохнул.
   — Сейчас встану, и пойдем Эстеллу принимать.
   — Иными словами, мне тебя тащить на своем горбу? — Лоцман вымученно улыбнулся:
   — Сам дотащусь.
   — Сделай милость.
   Он хотел поймать нить жизни от Марии; с большим трудом уловил жалкий обрывок, который и нитью было не назвать. Окликнул Хозяйку; она не пожелала разговаривать — видно, обиделась, что он сотворил лжепилота и не сообщил ей, и Хозяйка поверила, будто офицер застрелил охранителя мира. Собравшись с силами, он вылез из вертолета.
   — Мои орлы, поди, уж заждались.
   — Наверное, — согласился Шестнадцатый, который успел скинуть сотворенные для маскарада куртку и штаны и переоделся в летную форму. — Клянут тебя последними словами.
   На террасе третьего этажа их встретила Анна — встрепанная, красная от злости.
   — Это уже ни в какие ворота не лезет! Сперва меня запирают в Замке, не пускают домой, потом приваливает какая-то солдатня… Тащат, понимаете ли, бьют!
   Лоцман хотел пройти мимо, но при этих словах остановился:
   — Вас били?
   — Меня, слава богу, — нет. Но эту вашу даму… Представьте, мерзавец ударил ее по лицу! Сущий громила, а посмел поднять руку на женщину. Возмутительно.
   — Анна, я вам еще раз напомню охоту ваших актеров за Эстеллой.
   — Не вижу связи, — ощетинилась Богиня.
   — Идем. — Шестнадцатый потянул охранителя мира к дверям. — Нечего тут препираться… Было б с кем.
   — Не хамите! — крикнула ему вслед окончательно разозленная Анна.
   Дверь в комнату Лоцмана была замурована — Хозяйка, как обещала, закрыла Богине выход в Большой мир. Лоцман приподнял гобелен, повешенный на месте бывшего дверного проема, постучал кулаком по кирпичной кладке.
   — Сделано на совесть.
   — Будешь растворять? — с сомнением в голосе осведомился летчик.
   — Надо бы — да сил нет. В окно полезем.
   С балкона четвертого этажа они разбили в окне стекло и классическим способом, по связанным простыням, спустились. Лоцман первым спрыгнул с подоконника в комнату и, хрустя подошвами по осколкам, подошел к зеркалу.
   Кабинет Анны в Зазеркалье был полон солнечного света. Едва глянув, что там творится, Лоцман открыл границу и рванулся, позабыв о собственном заклятии, думая проскочить в иномирье. Ударился в обжигающее лютым холодом стекло, отшатнулся, молясь своим Богиням, чтобы ЭТОГО не было, чтобы мерещилось, чудилось, чтобы не актер, а Лоцман сошел с ума, — потому что у Стэнли ТАКОЙ роли не было.
   В Зазеркалье Эстелла с посиневшим лицом билась в рабочем кресле Анны. Ее обнаженные руки были в кровавых царапинах, запястья схвачены наручниками. На столе, упершись ногой в подлокотник кресла, сидел Стэнли и с озверелым лицом душил актрису свернутым в жгут полотенцем.
   — Стэнли! — рявкнул Лоцман, грохнул ногой по зеркалу. Граница мира отбросила его назад.
   Землянин взвился со стола; откуда-то — видно, из угла комнаты — к зеркалу бросилась Кис.
   — Черт бы тебя побрал! Наконец-то! — заорали актеры в один голос.
   Эстелла тоже вскочила, опрокинула кресло и едва не вырвалась у Стэнли из рук. Он дернул жгут — с такой силой, что, казалось, должен был сломать ей шею, — сгреб брыкающуюся актрису под мышки, подтащил к зеркалу и швырнул:
   — Забирай ее к чертовой матери! — Он отступил, перевел дух, лицо из зверского сделалось измученным и несчастным. — Бог мой…
   — Ты не представляешь, что это было! — Кис вцепилась в раму. — Поймать нетрудно, но удержать… — Она всхлипнула.
   — Я с ней чуть не свихнулся. — Стэнли потирал руки, словно от жгута, которым он душил актрису, на пальцах осталась слизь. — Сущий дьявол. Даже убить ее невозможно! Задушишь — а она тут же снова…
   Удерживая Эстеллу одной рукой, Лоцман освободил ее шею от полотенца. Эстелла хрипло дышала и пыталась его оттолкнуть — разом ослабевшая, потерявшая способность бороться. Он усадил ее на постель.
   — Лоцман, это черт знает что! — В зеркале показался Итель со взъерошенной бородой. Он был порядком напуган, но пытался скрыть страх за шумным возмущением. — Ваши бандиты захватили женщину, истязали ее тут целый час!
   — Вы не пробовали ее освободить? — К зеркалу подошел Шестнадцатый.
   Итель сердито ощерился.
   — Я не имею дела с бандитами. Но я требую — слышите, Лоцман? — я требую, чтобы они убрались из этого дома. Немедля.
   — Стэнли, будь другом, протолкни его сюда, — попросил летчик.
   Итель отпрыгнул; прыжок сделал бы честь кенгуру.
   — Никакого насилия! Лоцман, вы им не позволите.
   — Разумеется. — Он стоял возле Эстеллы, прижимая к себе ее голову, поглаживая теплый затылок. — Насилия будет не больше, чем в книгах, которые вы издаете.
   — Вот заладили! Опять за свое. — Ощутив, что расправа ему не угрожает, Итель приободрился. — Долго еще ваши бан… люди будут толочься здесь?
   — Спасибо, — сказал охранитель мира актерам. Они стояли со строгими лицами, будто на похоронах.
   — Идите. — Актеры исчезли.
   Шестнадцатый не отрывал от Ителя тяжелого взгляда:
   — И из-за этой мрази гибнет Кинолетный? Лоцман, я тебе не прощу, если ты с ним не разделаешься.
   — Помолчи.
   Лоцман закрыл границу, отвернулся от зеркала; со стороны Большого мира оно затянулось чернотой.
   — Эст, как ты? Ну, милая, конец твоим приключениям. — Он снял с актрисы наручники. — Эст. Хорошая моя.
   — Ей бы вина глоток, — посоветовал летчик.
   Эстелла коснулась покрытой синяками шеи, поглядела на пальцы, словно ожидая увидеть на них кровь. Подняла свои темные глаза на Лоцмана. Хорошенькое личико побелело, маленький острый подбородок задрожал.
   — Прости нас. Ингмар… не хотел…
   — Об этом мы после потолкуем.
   — Не сердись на него. Пожалуйста.
   — Не сержусь. — Лоцман поставил актрису на ноги. — Эст, комната у меня сейчас без двери. Мы полезем в окно: я спрыгну на крышу галереи и поймаю тебя.
   Эстелле кровь бросилась в лицо. Она выпрямилась, подошла к окну.
   — Я сама спущусь. Нет, отойди. — Она отстранила Шестнадцатого, который собрался помочь. — Лоцман! Ты не знаешь, как страшно… то, что мы в Большом мире… Мы… виноваты, но…
   — Я понимаю, — мягко сказал он. — Не казнись.
   Эстелла провела рукой по лбу, откинула за спину локоны. Прошептала горько:
   — Змей меня задави.
   Подобрав юбки, она забралась на подоконник.
   — Осторожно. — Лоцман тоже вспрыгнул, чтобы соскочить вниз и принять актрису на руки, — не скакать же ей, в самом деле, в длинном платье и туфельках…
   — Змей меня задави! — истошно выкрикнула Эстелла и прыгнула.
   Серебряным огнем вспыхнула на солнце парча. Навстречу ей метнулась серебристая молния, поймала актрису в полете, не дала упасть на крышу галереи. Раздался короткий вскрик. Обвившийся вокруг тела актрисы Змей покачался со своей ношей — и распустил кольца. Эстелла полетела вниз, мимо галереи второго этажа, упала на увитую розами терраску. Выполнивший просьбу актрисы Змей с шелестом, который отчетливо слышался среди внезапного молчания Замка, уполз восвояси.
   Лоцман добежал до Эстеллы, стал на колени. Актриса лежала на расползшихся плетях с мелкими красными розами, похожими на разбрызганную кровь. Под горлом из кожи торчал обломок ключицы, грудная клетка была смята, точно платье не облегало человеческое тело, а было кое-как набито тряпками.
   — Эст! Что ж ты наделала?
   Шестнадцатый примчался вслед за Лоцманом.
   — Будь я проклят… — расстроенно пробормотал он.
   Охранитель мира попытался сотворить бокал целительного вина, однако сердце сумасшедше колотилось, сбивалось дыхание, и власть над миром никак не давалась. Он стиснул голову руками. Если актрису сейчас не оживить, она погибнет совсем. Не будет больше той Эстеллы, которую он знал с начала съемок, — ласковой, заботливой, любящей… прошедшей через Большой мир и пытавшейся вместе с Ингмаром сжечь в машине своего Лоцмана. Но ведь она сама звала свою смерть, не желая оставаться прежней Эстеллой.
   Охранитель мира поднялся с колен:
   — Что ж… раз хотела умереть — пускай… — Шестнадцатый взял актрису на руки:
   — Куда ее?
   — В спальню.
   Лоцман повел пилота к лестнице. Эстелла сама так решила. Это уже третья ее смерть: первый раз во время съемок, второй — от руки Лоцмана. Нам всем не впервой умирать. Эст, родная. Я заставлю Анну написать роман по-человечески, и ты будешь сама собой, и все будут нормальными людьми…
   Анна пряталась. Вроде бы мелькнуло в окне ее испуганное лицо — однако Богиня не вышла, не поглядела вблизи на погибшую актрису. Хозяйка тоже не показывалась.
   Лоцман с Шестнадцатым пообедали за роскошным столом, который Хозяйка несколько часов назад накрыла для охранителя мира. Еда казалась безвкусной, вина — кислыми.
   «Хозяюшка, — позвал Лоцман, закончив есть, — спасибо тебе».
   «Отвяжись», — отозвалась красавица.
   «Извини, если что не так».
   «Я убрала кирпичи, — неприветливо сообщила Хозяйка. — Можешь идти караулить».
   Темный, древний на вид гобелен по-прежнему висел на месте двери. Лоцман поднял его и беспрепятственно проник в свою разгромленную комнату.
   — Иди-ка ты передохни, — сказал он Шестнадцатому, который нырнул под гобелен следом. Лоцман прямо в ботинках завалился на постель. — Лично я уморился до предела. Комната справа свободна.
   Летчик прошел к зеркалу, посмотрел в Аннин кабинет. Солнечный свет там как будто сгустился и приобрел вечерний красноватый оттенок. За окном поблескивало море — вспыхивали тонкие блики, точно показывали бока серебристые рыбки.
   — Если не возражаешь, я бы остался здесь. Тебя не стесню. — Летчик всматривался в Зазеркалье. — У той Богини в окно виден сад, вроде как у нас в Кинолетном. А здесь море. Совсем не такое, как я видел в наших мирах.
   Лоцман перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку:
   — А я не хочу моря. Мне надо, чтобы актеры вернулись в Замок. Если кто появится — разбудишь.
   Казалось, не прошло и минуты, как Шестнадцатый тронул его за плечо:
   — Подъем.
   Лоцман сел. Кругом было темно, на столе горела свеча. В Зазеркалье было черным-черно, лишь серело не задернутое шторой окно.
   — Что такое?
   — Итель с кем-то ругается, — объяснил летчик. — Похоже, твои пришли.
   Лоцман прислушался. И впрямь доносится сварливый голос. Затем дверь в комнату распахнулась, хлынул поток света из гостиной и зажглась люстра в кабинете.
   Полуодетый Итель ринулся к зеркалу со своей стороны и забарабанил кулаком по раме.
   — Лоцман! Лоцман, черт вас дери!
   — Я слушаю.
   Зеркало у Ителя прояснилось, он разглядел вставшего с постели охранителя мира.
   — Ваши мерзавцы опять тут! Сколько можно терпеть это нашествие? Уймите их, наконец. Теперь уже и среди ночи… — Он умолк — в дверях показался Ловец Таи.
   В руке у Ловца был стилет. Таи был мрачен, под глазами — темные полукружья усталости. Он бросил взгляд в зеркало.
   — А, Лоцман. Ждешь. — Он отступил обратно за дверь. Итель повернулся и глядел, вытянув шею. Лоцману не было видно, что делается в гостиной, однако по сердцу прошелся холодок недоброго предчувствия. Кто у них там? Ловец и Милтон втащили Ингмара. Они держали его за руки так, что тело северянина находилось в воздухе, а ноги волочились по полу; голова бессильно болталась. Мертв? Нет, живой. Глаза приоткрылись, тело напряглось, Ингмар рванулся. Таи всадил ему в грудь стилет. Выдернул. Северянин обмяк. Холодея всем телом, Лоцман разглядел несколько одинаковых дыр в его замшевой куртке — все напротив сердца. Одна, две, три, четыре… Да сколько же их?! Пять, шесть… Таи убивал его всю дорогу, пока волок сюда.
   — Получай, — процедил Ловец.
   Они с Милтоном сунули Ингмара в зеркало головой вперед. Охранитель мира подхватил северянина, втащил в комнату. Милтон снял очки, вытер рукавом лицо.
   — Проще самому умереть, чем переловить этих, — вымолвил он, не глядя на Лоцмана.
   Таи потрогал кончик клинка, нервно сжал рукоять. Казалось, у него рука чешется вонзить стилет во что-нибудь, он только не найдет во что. Итель попятился от актера.
   — Лоцман, — Таи посмотрел в Зазеркалье, — я для тебя готов сделать что хочешь. Ловить, кого скажешь. Убить, кого надо. Но не заставляй меня вылавливать актеров.
   — Осталось всего двое. Я бы не поручал тебе, если б мог управиться сам. Идите, ребята. Спасибо.
   — Лоцман, доколе?! — взорвался Итель. Лицо коротышки пошло красными пятнами. — С какой стати я должен терпеть тут ваших душегубов?
   Актеры повернулись к нему. Издатель замер с приоткрытым ртом.
   — Лоцман, — с тоской проговорил Таи, — позволь, я его убью.
   — Не позволю. Идите.
   — Жаль, — вздохнул Ловец.
   Ушли. Отдуваясь, Итель добрел до кресла и повалился в него.
   — Лоцман, — заговорил он возмущенно, — это вмешательство в личную жизнь! Мы с Анной решили, что я пока живу у нее; у нас, можно сказать, медовый месяц…
   Не дослушав, охранитель мира закрыл границу и нагнулся над Ингмаром. Северянин лежал на полу бездыханный.
   — Актеры запросто оживают в Большом мире, — сказал Лоцман Шестнадцатому. — А здесь он сам не воскреснет. Надо оживлять.
   Летчик взял со стола свечу, рассмотрел крупные, мужественные черты мертвого лица.
   — Тебе мало одного самоубийства?
   — Ингмар не Эстелла. Он выдержит.
   — Зачем?
   Лоцман провел рукой по влажным волосам северянина:
   — Инг был мне другом. Я хочу, чтобы он всё помнил.
   — Если ты со мной советуешься, я против.
   — Я сделаю волшебный свет.
   Охранитель мира сосредоточился. Кристалл, испускающий волшебный свет. Чудодейственный кристалл… Я хочу, чтобы Ингмар ожил. Мой друг должен жить! Ему необходим чудесный кристалл… Ну же, ну!
   Получилось. Источавший синеватый свет камень обжег ладонь. От неожиданности Лоцман выронил его, снова подобрал. Удерживая кончиками пальцев, морщась от боли, провел кристаллом надо лбом северянина, над висками, возле шеи. Пятнышко света бежало по коже.
   — Расстегни ему куртку, — велел Лоцман пилоту.
   Шестнадцатый разнял застежки, издырявленную полотняную рубаху просто-напросто разорвал. Кристалл осветил несколько шрамов и одну темную, бескровную ранку. Лоцман взял камень в другую руку: пальцы отчаянно жгло.
   Широкая грудь северянина приподнялась и опала. Снова поднялась — Ингмар задышал. Начало биться сердце; поначалу робко трепыхнулось, затем застучало ровно и мощно, как положено сердцу северного воина. Ингмар открыл глаза.
   — Великий Змей… — Лоцман выбросил погасший, израсходовавший чудотворную силу кристалл, подул на пальцы. — Ну, Инг, и хлопот ты нам задал!
   — Влей в него полбочонка вина, — посоветовал Шестнадцатый. — Веди в столовую, я тут постерегу. Свечу возьми.
   Ингмар тяжело поднялся, пошатнулся на нетвердых ногах.
   — Лоцман…
   — Пошли скорей. — Охранитель мира схватил свечу со стола. — Подними гобелен.
   Ингмар стоял, точно не мог сообразить, о чем его просят. Шестнадцатый приподнял тяжелую ткань, выпуская их из комнаты. Северянин шагнул неуверенно, согнулся неловко. Лоцман схватил его под руку и повлек по коридору.
   — Нас ждет чудный ужин. Хозяйка такие вина выставила — закачаешься; мы с Шестнадцатым еще не всё вылакали, тебе тоже осталось. Даже не знаю, в каких бочонках они хранятся. Наверно, Хозяйка сама сотворила… — Он болтал без умолку, заговаривая Ингмару зубы, не давая вставить ни слова. Только бы северянин не успел опомниться и что-нибудь учудить, лишь бы не сломался под грузом вины — действительной и мнимой.
   «Хозяйка! — позвал Лоцман, открывая перед Ингмаром дверь в столовую — Приходи, поможешь мне его отвлечь».
   «Хозяйка не показывается актерам», — откликнулась она.
   «У нас особый случай».
   «Прости, не могу. Напои его допьяна и уложи спать. Утром ему полегчает».
   Спасибо за совет, обиженно подумал Лоцман. Это я и сам понимаю.
   Он поставил свечу; пролившийся расплавленный воск закапал на белоснежную скатерть. Ингмар рухнул на стул, как будто внезапно отнялись ноги. Вслепую повел рукой, опрокинул графин с остатками вина, которое пили Лоцман с Шестнадцатым. Охранитель мира уселся рядом, придвинул чистый бокал и непочатый графин.
   — Лоцман… — начал было северянин.
   — Никаких разговоров. Сперва выпьем.
   Он налил себе и Ингмару. Сам едва пригубил, а северянин осушил бокал, точно в нем была простая вода. Вино оказалось крепким — крепче всего, что Лоцману прежде доводилось пробовать в Замке. Он положил в рот кусок холодного мяса и вновь наполнил бокал Ингмара.
   — Пей.
   Северянин снова выпил до дна. Охранитель мира тоже глотнул и отправил в рот второй кусок мяса. Ингмар потянулся налить себе еще.
   — Что Эстелла?
   — Мертва.
   Темное вино пролилось через край. Ингмар поставил графин, одним глотком опорожнил бокал. Положил руки на стол. На белой скатерти они казались выточенными из дерева.
   — Лоцман. — Северянин мотнул опущенной головой, светлые пряди почти скрыли профиль. — Спасибо, что оживил. Я… всё помню. И Большой мир. И наши съемки. — Слова давались ему с трудом — медленно, нехотя отрывались от губ. — Даже свой прежний мир помню.
   — Всё утрясется, — сказал Лоцман, подливая ему вина. — И съемки у нас еще будут. Человеческие, а не эти, Ителевы.
   Ингмар приговорил четвертый бокал. Согнулся над столом еще ниже.
   — Ты был моим другом. А я… тебя чуть не убил. Ты спал в машине… беззащитный… — Он заплакал, стыдясь и закрывая лицо руками.
   Лоцман глотнул вина. Мы останемся друзьями, как же иначе. Инг больше не будет играть идиотских ролей, пусть Анна только попробует…
   Северянин отнял руки от лица, вытер их о скатерть.
   — Разреши, я пойду к себе.
   Лоцман взял свечу. Расплавленный воск покатился мутными каплями, обжег и без того ноющие пальцы.
   — Я провожу. Инг, начнутся новые съемки — и всё будет хорошо.
   Он довел северянина до его комнаты; посветил, стоя в дверях, пока Ингмар добрался до постели.
   — Доброй ночи. — Актер не ответил.
   Держа зловредную свечу наклонно, чтобы воск не тек на пальцы, охранитель мира шагал по коридорам дворца. Надо бы Шестнадцатого отпустить — пусть вздремнет чуток.
   От стены отделилась темная тень, обратилась Хозяйкой. Капюшон плаща скрывал ее волосы.
   — Я принесла лечебную мазь.
   Лоцман поставил свечу на пол. Хозяйка извлекла из-под плаща салфетку, пропитанную мазью, обтерла ему руки. Свежо запахло хвоей, боль стала униматься.
   — Вот кого мне не хватало, — Лоцман осторожно, без излишнего нахальства, обнял свою красавицу.
   — Мне тебя тоже. — Она прижалась к нему, провела ладонью ему по груди. — Ох, Ясноликая… Что с нами будет?
   — Мы с тобой — самые счастливые на свете. Понимаешь? У каждого Бога — свой Хозяин и Лоцман, у Богини — Хозяйка и Лоцманка. И только мы с тобой…
   — Да. — Она положила прохладные пальцы ему на губы. — До поры до времени.
   — О чем ты? — Он отвел ее руку от лица. Хозяйка промолчала, и тогда Лоцман поцеловал ей пальцы — сначала с внутренней стороны, потом с тыльной. Она не отняла руку, и он поцеловал запястье и ладонь, снова перебрал губами пальцы.
   — Оставь. Не надо, — попросила Хозяйка с изумившей его горечью.
   — Почему?
   — Скоро узнаешь. — Она отпрянула от него и мгновенно растаяла в сумраке коридора. Из темноты долетел ее голос: — Твой летчик зовет.
   Лоцман ничего не слышал, однако подхватил свечу и поспешил к себе. Хоть бы понять, что так тревожит Хозяйку, чего она ждет, какой напасти. Ее пугают грядущие съемки? Она обмолвилась, что Мария заберет Лоцмана себе. Да, это проблема, над этим требуется поразмыслить.
   Он нырнул под гобелен в свою комнату.
   — Хорошо, что пришел. — Шестнадцатый стоял перед зеркалом.
   — Ты меня звал?
   — Нет. Но этот гад что-то задумал.
   В Зазеркалье горел яркий свет. В кабинет вошел Итель — с видом решительным и непреклонным, с длинной железякой в руках.
   Встав перед ходом в иномирье, он размахнулся и с кряканьем обрушил свое орудие на зеркало. Отброшенная границей двух миров, железяка чуть не вырвалась из рук. Итель отложил ее, потер ладони, подул на них. Заново размахнулся, саданул зеркало со всей силы. Едва устоял на ногах.
   — Открой границу, — сказал Шестнадцатый. — Открой, а? Я его самого этой железкой…
   Лоцман обнял пилота за плечи и увел из комнаты.
   — Ляг, отдохни. — Он отворил перед летчиком соседнюю дверь. — Мои дарханцы скоро всех переловят, и нам с тобой дело найдется.
   Шестнадцатый ощупью отыскал постель.
   — Как я надеюсь, что ты прав…
   Утром актеры привели Рафаэля. Не сумевший одолеть зеркало Итель бросил Аннин дом на произвол судьбы и уехал, поэтому четверо актеров вошли тихо, без скандала. Лоцман их не услышал бы, если бы спал. Он открыл границу. Шестнадцатый, который уже выспался и пару минут назад взялся собирать на подоконнике осколки разбитого стекла, оставил свое занятие и подошел к зеркалу.
   — А тде ваш черноглазый? — спросил он.
   — Никто не знает, — отозвался Милтон и подтолкнул виконта.
   — Иди.
   Рафаэль, с руками в наручниках за спиной, шагнул к зеркалу, глянул в лицо охранителю мира.
   — Здравствуй, Лоцман.
   — Проходи.