Словно угадав направление моих мыслей, клиент посерьезнел.
– Собственно, я к вам за помощью пришел. Дочь у меня пропала. Роза Жемчужная. Хочу, чтобы вы ее нашли.
– Но… – я замялась. – Видите ли, специфика нашего агентства такова, что…
– Вот именно! – перебил меня Ефрем. – Вы-то мне и нужны! Я как только рекламу увидел – сразу понял: только к вам! Роза ведь не просто так пропала. Она сбежала! К своему жениху!
– То есть вы знаете, где она прячется? – не поняла я.
– Нет, не знаю, – вздохнул цыган.
Подумав, что мне сейчас предложат поискать какой-нибудь табор, кочующий по бескрайним просторам нашей родины, я приготовилась соврать. Мол, знаете, у нас куча работы…
Ефрем, похоже, обладавший даром читать мои мысли, воскликнул:
– Не торопитесь отказываться! Я хорошо заплачу, у меня есть деньги! Хоть в последнее время наш Театр цыганской песни гастролирует мало… Об оплате не волнуйтесь! Как минимум двадцать тысяч в твердой валюте, а если быстро управитесь – все пятьдесят! Дело у нас семейное и как раз по вашему профилю – деликатное. Сейчас расскажу…
– А вот и я! – на пороге появился Николай Иванович с подносом и опять запел. – К нам приехал, к нам приехал Ефрем Анастасии-и-и-ич да-а-а-рогой!
Вот уж никогда бы не подумала, что младший детектив держит у себя в загашнике "Хеннесси", сигары, лимоны и швейцарский шоколад.
– О! – Жемчужный приложил руку к сердцу.
– Мы обязательно вам поможем, – застрекотал любитель романсов Яретенко, бросив на меня уничтожающий взгляд, – можете считать, что ваша дочь уже вернулась! Вы только дайте нам наводку, фотографию, изложите обстоятельства – и спите спокойно. Где бы она ни была – мы ее обязательно отыщем! Я возьму это дело под свой личный контроль. Нет, я сам лично буду его вести!
– Спасибо, – сердечно выдохнул цыган и смахнул слезу.
Я скрестила руки на груди и решила не вмешиваться. У меня есть заказ – разборка между Ольгой Корсаковой и ее изобретательной свекровью, а младший детектив пусть творит, что хочет. "Чем бы мужчина ни тешился, лишь бы не пил", – говорит в таких случаях Людочка.
Коньяк разлили по бокалам, шоколадки освободили от оберток, по кабинету поплыл сигарный дым. Опуская длинные воспоминания о былой славе, бесконечные "музыкальные паузы" и восторги Николая Ивановича – что заняло девяносто девять процентов времени, – приведу короткие эпизоды нашей беседы.
Как все актеры, Ефрем был склонен излишне драматизировать собственную речь, поэтому сдобрил ее огромным количеством трагического пафоса.
– У меня пропала дочь. Но прежде чем мы перейдем к сути, я хотел бы о ней рассказать. Она как ангел! Если бы речь шла о ком-то из старших дочерей, я бы спал спокойно…
"Ничего себе ремарка!" – мелькнула у меня мысль. Интересно, чем занимаются старшие дети?
– Те не пропадут, но Розочка! – продолжал цыган, как ни в чем не бывало. – Ее всегда кто-то сопровождал и заботился о ней. Наша девочка к восемнадцати годам с трудом понимала, что такое деньги!
– Как я вам завидую! – воскликнул Николай Иванович. – А мои транжиры…
– Коля, потом расскажешь, – я перебила помощника.
О своих детях – у младшего детектива их четверо: двое своих, двое приемных – он может говорить часами без остановки.
– Это наша вина! – трагично заломил руки Жемчужный. – Нельзя было ее так баловать! Но, поймите, Роза у нас с Марией, это моя жена, поздняя. Уже и не думали о детях, но Бог, – Жемчужный показал пальцем в небо, – рассудил по-своему.
– Сколько же у вас всего детей? – не удержалась я от любопытства.
– Восемь, – развел руками Ефрем. – Мало, но зато всех поднял. Всех в люди вывел. Одиннадцать внуков имею.
– Поразительно…
В моем механистически налаженном мозгу моментально отщелкалась прогрессия. У Жемчужного восемь детей, если каждый из его восьми родит своих восемь, то получается, что при таких темпах через десять поколений на земле будет больше миллиарда цыган!
– Розочку мы баловали. Ее братья и сестры росли в трудных условиях… Она же появилась на свет, когда ко мне уже привалило богатство… О, я даже помню день, когда осознал, что богат…
– Вернемся к главной теме, – у меня появилось смутное ощущение, что Жемчужный до ужаса похож на моего помощника. – Расскажите, как пропала Роза.
Ефрем посмотрел на меня с упреком и, сложив руки на груди, демонстративно перешел на протокольный язык.
– Двадцатого сентября две тысячи второго года около пяти утра Роза убежала к своему жениху. Известно, что они встречались втайне от меня и отца Христо. Оперативные сводки доносят, что молодые люди хотели все открыть и заручиться нашим благословением.
Я насупилась и откинулась назад в кресле. Тайное обручение, надежда на благословение… Интересно, господа цыгане хотя бы знают, в Каком веке живут?
– Так выдайте им благословение задним числом, и все уладится! – воскликнул Николай Иванович.
Младший детектив искренне верит, что все гениальное просто.
Жемчужный вздохнул и продолжил тоном "ну я же вам в сотый раз объясняю…":
– Тут дело непростое. Отец Христо убил моего брата из-за девушки. Наш обычай это допускает, и его не выдали, но вражда пустила глубокие корни. Теперь наши дети полюбили друг друга, но судьба против их счастья.
Ефрем опустил голову и закрылся ладонью.
– Ай-яй-яй! – покачал головой Николай Иванович. – Прямо по Шекспиру! Гамлет и Дездемона!
– Два года назад Христо ушел из табора и поклялся увести Розу, как только, – тут Жемчужный перешел с актерского языка на обывательский, – создаст материальную базу для молодой семьи. И никто не знает, куда он поехал… Поэтому я к вам и пришел. Найдется Христо – найдется и наша девочка. Хотя… – Ефрем замолчал и, порывисто вздохнув, закусил губу. Вроде как сдерживая рыдания. – Не знаем, что думать… Через два дня после исчезновения Розочки к нам в комнату влетела ласточка, покружила над нами и вылетела прочь. У жены после этого сердечный приступ случился. Вы ведь знаете, что означает птица, влетевшая в дом? Это душа умершего!
– Я не верю в приметы, – мои пальцы нервно дрогнули, – ну, или почти не верю…
Вообще-то от черных кошек я шарахаюсь. И если за чем-нибудь возвращаюсь, обязательно смотрюсь в зеркало. Еще когда рассыпаю соль, то кидаю три щепотки из рассыпанной кучки через левое плечо, стучу по дереву и плююсь, всегда стараюсь утром ставить на пол сперва правую ногу, потом левую. Кроме того, стараюсь не планировать важных дел на пятницу тринадцатого. Ну, и серебряную монетку под порог новой квартиры положила. А так в приметы не верю… Все дело в самовнушении! Я же цивилизованная женщина, врач, между прочим.
– Прошу тебя, найди нашу девочку! – вернулся к высокой патетике наш гость. – Чтобы мы хоть знали, где она! Заплачу тебе любую цену, только назови! Пятьдесят тысяч долларов заплачу! Хочешь больше – заплачу больше! Только найди! – Ефрем поставил локти на колени и закрыл голову ладонями.
Николай Иванович, прикончив пятый или шестой бокал "Хеннесси", встал, положил руку на плечо Жемчужного и, тряхнув всеми своими подбородками, сказал:
– Не волнуйся, друг! Я буду искать твою дочь, как свою собственную!
Жемчужный тоже встал и многозначительно кивнул младшему детективу Яретенко.
– Мой народ тебя не забудет.
– Извините, что вмешиваюсь в героическую сцену, – язвительно проговорила я, – но вы случайно не прихватили с собой фотографии вашей исчезнувшей дочери?
– Обижаете, – Жемчужный надулся и полез во внутренний карман кожаного пальто. – Вот!
Секунду я смотрела на фотографию, поднесенную к моему носу, как баран на хрестоматийные ворота. Потом для верности протерла глаза, закрыла их и опять открыла.
– Вы ничего не путаете? – спросила я, уставившись на Жемчужного.
Тот повернул фотографию к себе, вытащил из другого кармана очки, надел их и еще раз посмотрел.
– Фу-ух, я уж думал, не ту фотографию взял! Вы так не пугайте, – махнул он рукой. – Ничего я не путаю! Это моя дочь – Роза Жемчужная.
– Да? – я плотно сжала руками виски. В голове пронесся вихрь. Говорят, у каждого человека на Земле есть абсолютный двойник и все люди братья. Судя по фотографии, встречаются и сестры-близнецы. Что же? Не верить своим глазам? Или допустить, что чудеса иногда случаются? Факт оставался фактом: с портретной, профессионально выполненной цветной фотографии размером тринадцать на восемнадцать на меня смотрела… Ольга Корсакова! Только я разинула рот, чтобы сказать: "Да она же только что здесь была!", как Николай Иванович, взмахнув руками, завопил:
– Сан Саныч! Я вспомнил! Мне нужен срочный укол! Ой!
Помощник схватился за сердце и заковылял к двери.
Жемчужный недоуменно уставился на поклонника цыганского романса.
– Гхм, – я кашлянула, – минутку.
Только я приблизилась к Николаю Ивановичу, тот намертво вцепился в мой локоть и повис.
– Скорее! В мой кабинет… там аптечка! – и, быстро-быстро перебирая полусогнутыми ногами, потащил меня в соседнее помещение.
– Коля, ты что устроил?! – возмутилась я, стряхивая помощника со своей руки. – Что за…
– Послушай, – зашептал Николай Иванович, притворяя дверь, – я знаю, что ты хочешь сказать, но это не правильно! Я видел девушку, которая к тебе обратилась. Да, она похожа, но Ефрему об этом говорить не обязательно!
– Почему? – уперлась я.
– Во-первых, нет никакой гарантии, что это она, а во-вторых, подумай о нашей репутации. Представляешь, если мы в течение нескольких дней отыщем его дочь? Об этом точно по телевидению сообщат! Не говоря уж о деньгах, – добавил помощник. – Я понимаю, что тебе на это наплевать, но некоторые военные пенсионеры в средствах весьма и весьма нуждаются!
– Коля, – изумилась я. – Как тебе не стыдно?! Человек волнуется, переживает!
– Ну с чего ты взяла, что девица, которая утром приходила, – это его дочка?! – зашипел помощник. – Мне Люда сказала, утренняя барышня обратилась по поводу проблем со свекровью, так?
– И что? Ты же слышал – его дочь сбежала к жениху. Вполне логично предположить, что они поженились. А еще Ефрем сказал, что их семьи не ладят!..
– Но жениха-то звали Христо! А у этой, утренней, как мужа величать?
– Олег, – я пришла в легкое замешательство.
Воспользовавшись моментом, Николай Иванович тут же изложил мне свой план.
– Слушай, давай мы сейчас не будем его обнадеживать, ладно? С ним же в случае ошибки удар приключится! Завтра ты поедешь к этой девице и осторожно выяснишь, кто у нее папа, мама… Ясно? Если подтвердится – тогда ради Бога, валяй, воссоединяй семью. И, кстати, оплата будет вполне заслуженной. Расследование-то проведено! А?
– Коля, все-таки это нехорошо, – я скрестила руки на груди и отвернулась.
– Очень даже хорошо! – ответил младший детектив. – Дочку нашли. Нашли быстро. Расследование провели! Чего еще нужно? Сашка! Подумай о людях! Я на своей "шестерке" девятый год езжу! Она подо мной как-нибудь рассыплется! Умру в дорожно-транспортном происшествии, и тебе будет стыдно!
– Почему это? – вытаращилась я, не поспевая за ходом мысли Николая Ивановича.
– Я к тебе буду в кошмарах являться и говорить: "Если бы у меня была новая машина"…
– Ага, то есть ты рассчитываешь напарить этого несчастного, чтобы приобрести себе груду штампованного железа? – я уперла руки в бока. – Коля, скажи мне, пожалуйста, знакомо ли тебе такое понятие, как "этика"?
Николай Иванович стал величественно-серьезным, скрестил руки на животе и усевшись на край своего стола, изрек:
– По понятиям, Сан Саныч, живут бандиты, а я, как честный человек, вынужден существовать на подножном корму объективной реальности!
Да-а, просто так высшие флотские чины не раздают…
Ефрем, увидев нас, изобразил на лице испуг.
– Ай-яй! Все хорошо? – он вдруг встал и хлопнул Николая Ивановича по заду.
Тот оторопел.
– Не понял?!
– Укол не больно? – молитвенно сложил руки Жемчужный.
– Какой еще укол? – буркнул помощник, подозрительно косясь на артиста, потом сообразил, что забылся, и схватился за голову. – Ах, укол… Да, знаете ли, как всегда. У Александры Александровны рука легкая… – Мы берем ваше дело, фотографию прошу оставить.
– И координаты для связи, – добавила я.
Ефрем нацарапал на листке номера каких-то телефонов и вытащил из кошелька деньги.
– Вот, здесь тысяча. Это задаток.
– Угу, – младший детектив Яретенко тут же ухватил зеленые купюрки и выбежал с ними в приемную.
Жемчужный приподнял шляпу и поклонился.
– Я ухожу, но не прощаюсь.
– До свидания, – я из последних сил изображала любезность.
Получив корешок от приходного ордера, клиент удалился. Может быть, это и не профессионально, но на меня моментально снизошло облегчение. Я расстегнула пиджак и развалилась в своем кресле, закинув ноги на подлокотник. За окном уже стемнело. Сейчас выпью чашку кофе и поеду домой. Взгляд зафиксировался на видеокассете.
– Хоть посмотрю, что там про меня рассказывают…
– Сашка, может, тебе показалось? – Николай Иванович вернулся, разглядывая фотографию Розы Жемчужной через увеличительное стекло. – Он же русским языком сказал: "Дочка пропала двадцатого сентября, сбежала к жениху". А твоя дамочка пришла по поводу разборок со свекровью! И зовут ее Ольга! Вот если бы появилась цыганка с потерей памяти, тогда другое дело! Кстати, трюк с охраной ты хорошо придумала. Они небось уже всему зданию успели рассказать, что у нас звезды шоу-бизнеса обслуживаются!
– Да? – удивилась я. – А мне показалось, что это ты его специально приволок!
– Ну-у… – Николай Иванович почесал лысину. – Знаешь, как это бывает. Я мог рассказать журналисту, тот брал потом интервью у Жемчужного, Ефрем пожаловался на свои семейные проблемы, репортер вспомнил про меня…
– Это ж как надо ненавидеть романсы, – пробурчала я.
– Кстати, ты не думаешь, что надо отметить успешное начало работы? – Николай Иванович красноречиво щелкнул пальцами по нижней челюсти. – Где-нибудь посидели бы…
– Нет уж! Я домой!
– Ой, – вздохнула Людочка, когда я одевалась, – здесь все так шикарно, что можно жить остаться!
Стены нашего офиса выровнены и покрашены в "блекло-лососевый" цвет. В сочетании с кожаной мебелью ванильного тона и темно-коричневыми полированными столами создается очень теплая цветовая гамма. Вишневый паркет сверкает новеньким лаком, зеркала блестят, а икебаны из сухих растений располагают к медитации… проще говоря, навевают сон. Особенно это чувствуется под вечер. Дизайнер, которого прислал Вадим Соколов, сделал все настолько безупречно, "с высоким вкусом", что так и хотелось пришпилить на стену кричащий рекламный плакат.
Я зевнула и ответила детективу-администратору.
– Оставайтесь, на охране сэкономим… Дома кот Себастьян смотрел новости.
Еще котенком он научился нажимать лапой на пульт и задумчиво глазеть на меняющиеся цветные картинки. Уж не знаю, что он там видит, но телевизор моего кота привлекает чрезвычайно. В целом Себастьян ведет вполне обычный для представителей мужского пола образ жизни. С утра просыпается, умывается, идет в туалет. Потом смотрит в окно, затем завтракает. До обеда спит или ловит воображаемых мышей. Обедает, смотрит телевизор. Периодически уходит в загул. Может явиться через пару дней, и плевать ему, что я волнуюсь. Правда, по отношению ко мне проявляет высочайшую заботливость. Стоит мне приуныть или заболеть – Себастьян неотлучно рядом, мурчит какие-то свои кошачьи песни и даже ложится на то место, где болит. Очень, кстати, помогает. Еще Себастьян внимательно слушает мои рассуждения по разным вопросам и даже весьма живо реагирует на них. Кивает головой или, наоборот, зевает и отворачивается.
Соорудив нехитрый ужин из порванных вручную листьев салата, двух ложек кукурузы и банки тунца, я поставила кассету в магнитофон.
– Себастьян, сейчас меня будут показывать по телевизору, – заговорщицки пообещала я коту.
Тот недоверчиво покосился на экран.
Промелькнула заставка "Светской хроники". Вела ее довольно противная дама. Если искать для нее сравнение, то, пожалуй, подойдет такое: гадюка с гиперфункцией ядовитых желез. То, с какой злостью и энергией ведущая мусолит "гостей" своей программы или пересказывает светские сплетни, у меня вызвало чувство гадливости. Сюжет обо мне, судя по анонсу, приберегли на самый конец. Я занервничала…
– Итак, дорогие мои телезрители, сейчас я, как и обещала, поведаю вам о новом модном увлечении среди скучающих богатых дам, – ведущая сморщилась и закатила глаза.
На экране замелькали кадры приема в эстонском консульстве! А я и не заметила тогда, что меня снимали!
– Александре Александровне Ворошиловой повезло так, как в жизни не бывает, – ехидно комментировала ведущая, – в одночасье она из запущенной домохозяйки превратилась в светскую львицу. Эстонское правительство вернуло ей имущество предков. Так сказать, реституция в действии… Не будем задаваться вопросом, сколько несчастных русских семей выбросили на улицу, чтобы мадам Ворошилова могла блистать на приемах…
Я подавилась зернышком кукурузы и закашлялась. Это ж надо так врать! В четырех особняках, которые до революции принадлежали моей бабушке – княгине Айре Друзе – и были возвращены мне по закону о реституции, не было жилых квартир! К 2000 году в одном находилась гостиница, в другом универмаг, в третьем – аппарат мэрии, а в четвертом – городская ратуша! И потом, эстонцы вернули мне особняки только на бумаге! На практике все ограничилось выплатой ренты! Каждый месяц на специальный счет мне перечисляют деньги "за пользование собственностью"! Это уже не говоря о том, что я никогда в жизни не была домохозяйкой!
– Вот сволочь! – я едва поборола искушение запустить в экран ложкой.
– …чем же занялась эта дама, получив миллионное состояние? – ведущая корчила невообразимые рожи. – Наверное, вы подумали, что благотворительностью? А самые испорченные могут предположить, что большая часть средств пошла на оплату эскорт-услуг симпатичных мальчиков…
Камера показала приятного юношу, сидевшего на приеме рядом со мной.
– Это же сын посла, какие эскорт-услуги! – заорала я.
– Но все вы, господа, ошибаетесь. Госпожа Ворошилова занялась частным сыском. Да-да, вы не ослышались. На первый взгляд это может показаться странным, или, как говорят, когда речь заходит о богатых, – эксцентричным. Но давайте хорошенько подумаем. Всем известно увлечение домохозяек макулатурными детективчиками. В этом свете решение Александры Александровны не кажется загадочным. Только подумайте, год за годом она проглатывала десятки книжек в мягких обложках, где дамочки, похожие на нее, раскрывали немыслимые преступления. И вот ей выпадает шанс! Вуаля! Она открывает детективное агентство с загадочным названием "Око Гименея"… Право, не знаю, как на это реагировать… Учитывая популярность сказочек про детективную деятельность дамского пола, можно предположить, что только бедность и удерживает наших соотечественниц хоть в каких-то рамках. Что лишний раз доказывает – бедность вовсе не порок! А очень полезное в некоторых клинических случаях явление. С вами была программа "Светская хроника" и я, Лана Попенхайен. Выключив магнитофон, я, скрипя зубами, набрала номер Николая Ивановича.
– Алло? – ответил мне сонный голос.
– Коля, – тихо проговорила я. – Если ты еще хоть раз еще хоть в одно средство массовой информации обратишься без моего ведома, я тебя уволю. Ясно?
– Сашка! Не заводись! – воскликнул помощник. – Скандалы – основа популярности. Если бы Мадонна реагировала на все, что о ней пишут, как ты на этот дурацкий репортаж, о ней бы вообще никто никогда не узнал! Еще парочка…
– Еще хоть один – и мы больше незнакомы! – проорав это в трубку, я отсоединилась.
Первым моим желанием было подать на проклятую стерву Попенхайен в суд, но логика подсказывала, что она этого только и ждет. Начнет вопить по всем каналам про попирательство независимой журналистки "дорвавшейся до денег домохозяйкой". Похоже, со мной приключился тот самый случай, на который у народа имеется мудрость: "Не тронь… чтоб не воняло".
– Тоже, наверное, про Мадонну начиталась, – проворчала я себе под нос и вытащила из холодильника коробку мороженого, пломбир "Баскин Роббинс", – лучшее успокоительное на свете.
Поглазев новости и слопав килограмм высококалорийного продукта, я успокоилась настолько, что меня потянуло в сон. Чтобы окончательно забыться, лежа в постели, я открыла красивое глянцевое издание на хорошей бумаге: "Частный сыск: история и практические советы профессионалов". Очень "снотворная" книжка. Вступление оптимистическое: "Частным детективом нельзя стать – им надо родиться"… Что-то не припомню младенцев, родившихся с лицензией в руках. Дальше: "Если вы вдруг возомнили, что можете раскрывать преступления, – это абсолютно ничего не значит". Для тех, кто стерпел первые два абзаца, поощрение: "Но наш учебник поможет вам продвинуться на этом поприще". Совет номер один гласил: "Никогда не беритесь за дело, которого не можете раскрыть". "Резонно", – заметила я и, не в силах более справляться с зевотой, выключила свет.
Перед сном мелькнула мысль, что наш случай простой и особого умения не требует. Надо будет завтра созвониться с Владимиром Самойловичем – это знакомый психотерапевт, занимается семейными консультациями. Дело Корсаковых, скорее всего, завершится у него в кабинете… В этой связи перед сном на меня нахлынули мрачные воспоминания. Все мои свекрови были исчадиями ада. Просто в голове не умещалось, как у сына могут оставаться хоть какие-то теплые чувства но отношению к ним? Во-первых, все они пребывали в уверенности, что сын должен сделать так, чтобы они ни в чем себе не отказывали. Во-вторых, меня они ненавидели со страшной силой и постоянно твердили, что я пользуюсь плодами их "труда и мучений". В-третьих, они имели дурацкую привычку сравнивать себя со мной, причем, естественно, сравнение всегда выходило не в мою пользу. В-четвертых, все негативные поступки сына приписывались моему дурному влиянию, а все достижения автоматически причислялись к заслугам их воспитания. Всех превзошла Инесса Михайловна, мать третьего гражданского мужа Вадима Соколова, ныне известного политтехнолога.
Инесса Михайловна, как женщина интеллигентная, вызвала меня в ресторан. Под французское вино и фламандское жаркое на углях она долго и пространно рассказывала мне о Зигмунде Фрейде. Разговор плавно перетек на детство Вадима. Инесса Михайловна, закатив глаза, вспоминала, как Вадечка прижимался к ее ногам и клал голову ей на грудь. Поскольку я врач, то кое-что об Эдиповом комплексе знаю[2]. Мне стало интересно: она мне сейчас прямо скажет, что сын ее всегда любил и будет любить, причем, как бы это сказать, не очень сыновней любовью, или все-таки дело ограничится туманными намеками?
– Я понимаю, почему Вадим из всех своих женщин выбрал именно вас, – подошла наконец мадам Соколова к сути. – Мы с вами так похожи…
У меня глоток воды застрял в горле. Поперхнувшись и закашлявшись, я лихорадочно стала соображать, какое такое сходство имеется между мной и Инессой Михайловной? Я – высоченная, костлявая "шпала" ста восьмидесяти трех сантиметров с прямым носом, тонкими губами и четко очерченными скулами. Инесса Михайловна – пышнотелая брюнетка, сто пятьдесят семь с каблуками, обладательница пикантных усиков над толстой верхней губой. Я – врач-реаниматолог, а Инесса Михайловна – журналистка, пишущая на эзотерические темы. Я "горячая эстонская девчонка", а она жгучая по-лумолдаванка-полуказачка.
– Ну да, обе мы, конечно, женщины… – заметила я вполголоса.
– Вы меня не совсем правильно поняли, – возразила Инесса Михайловна. – Дело в том, что я не обычная мать. Я – фаллическая мать. И Вадим бессознательно выбрал доминантную женщину, подобную мне. И это лишний раз доказывает, что мой сын на самом деле – латентный гомосексуалист.
Инесса Михайловна несколько секунд смотрела на меня в упор, оценивая произведенный ею эффект. Не буду скрывать – эффект был велик. После этой памятной встречи я перестала упрекать Вадима Соколова в "черствости и неблагодарности", когда он под любыми предлогами отказывался звонить своей "фаллической матери".
НАВОДЯЩИЕ ДОПРОСЫ
– Собственно, я к вам за помощью пришел. Дочь у меня пропала. Роза Жемчужная. Хочу, чтобы вы ее нашли.
– Но… – я замялась. – Видите ли, специфика нашего агентства такова, что…
– Вот именно! – перебил меня Ефрем. – Вы-то мне и нужны! Я как только рекламу увидел – сразу понял: только к вам! Роза ведь не просто так пропала. Она сбежала! К своему жениху!
– То есть вы знаете, где она прячется? – не поняла я.
– Нет, не знаю, – вздохнул цыган.
Подумав, что мне сейчас предложат поискать какой-нибудь табор, кочующий по бескрайним просторам нашей родины, я приготовилась соврать. Мол, знаете, у нас куча работы…
Ефрем, похоже, обладавший даром читать мои мысли, воскликнул:
– Не торопитесь отказываться! Я хорошо заплачу, у меня есть деньги! Хоть в последнее время наш Театр цыганской песни гастролирует мало… Об оплате не волнуйтесь! Как минимум двадцать тысяч в твердой валюте, а если быстро управитесь – все пятьдесят! Дело у нас семейное и как раз по вашему профилю – деликатное. Сейчас расскажу…
– А вот и я! – на пороге появился Николай Иванович с подносом и опять запел. – К нам приехал, к нам приехал Ефрем Анастасии-и-и-ич да-а-а-рогой!
Вот уж никогда бы не подумала, что младший детектив держит у себя в загашнике "Хеннесси", сигары, лимоны и швейцарский шоколад.
– О! – Жемчужный приложил руку к сердцу.
– Мы обязательно вам поможем, – застрекотал любитель романсов Яретенко, бросив на меня уничтожающий взгляд, – можете считать, что ваша дочь уже вернулась! Вы только дайте нам наводку, фотографию, изложите обстоятельства – и спите спокойно. Где бы она ни была – мы ее обязательно отыщем! Я возьму это дело под свой личный контроль. Нет, я сам лично буду его вести!
– Спасибо, – сердечно выдохнул цыган и смахнул слезу.
Я скрестила руки на груди и решила не вмешиваться. У меня есть заказ – разборка между Ольгой Корсаковой и ее изобретательной свекровью, а младший детектив пусть творит, что хочет. "Чем бы мужчина ни тешился, лишь бы не пил", – говорит в таких случаях Людочка.
Коньяк разлили по бокалам, шоколадки освободили от оберток, по кабинету поплыл сигарный дым. Опуская длинные воспоминания о былой славе, бесконечные "музыкальные паузы" и восторги Николая Ивановича – что заняло девяносто девять процентов времени, – приведу короткие эпизоды нашей беседы.
Как все актеры, Ефрем был склонен излишне драматизировать собственную речь, поэтому сдобрил ее огромным количеством трагического пафоса.
– У меня пропала дочь. Но прежде чем мы перейдем к сути, я хотел бы о ней рассказать. Она как ангел! Если бы речь шла о ком-то из старших дочерей, я бы спал спокойно…
"Ничего себе ремарка!" – мелькнула у меня мысль. Интересно, чем занимаются старшие дети?
– Те не пропадут, но Розочка! – продолжал цыган, как ни в чем не бывало. – Ее всегда кто-то сопровождал и заботился о ней. Наша девочка к восемнадцати годам с трудом понимала, что такое деньги!
– Как я вам завидую! – воскликнул Николай Иванович. – А мои транжиры…
– Коля, потом расскажешь, – я перебила помощника.
О своих детях – у младшего детектива их четверо: двое своих, двое приемных – он может говорить часами без остановки.
– Это наша вина! – трагично заломил руки Жемчужный. – Нельзя было ее так баловать! Но, поймите, Роза у нас с Марией, это моя жена, поздняя. Уже и не думали о детях, но Бог, – Жемчужный показал пальцем в небо, – рассудил по-своему.
– Сколько же у вас всего детей? – не удержалась я от любопытства.
– Восемь, – развел руками Ефрем. – Мало, но зато всех поднял. Всех в люди вывел. Одиннадцать внуков имею.
– Поразительно…
В моем механистически налаженном мозгу моментально отщелкалась прогрессия. У Жемчужного восемь детей, если каждый из его восьми родит своих восемь, то получается, что при таких темпах через десять поколений на земле будет больше миллиарда цыган!
– Розочку мы баловали. Ее братья и сестры росли в трудных условиях… Она же появилась на свет, когда ко мне уже привалило богатство… О, я даже помню день, когда осознал, что богат…
– Вернемся к главной теме, – у меня появилось смутное ощущение, что Жемчужный до ужаса похож на моего помощника. – Расскажите, как пропала Роза.
Ефрем посмотрел на меня с упреком и, сложив руки на груди, демонстративно перешел на протокольный язык.
– Двадцатого сентября две тысячи второго года около пяти утра Роза убежала к своему жениху. Известно, что они встречались втайне от меня и отца Христо. Оперативные сводки доносят, что молодые люди хотели все открыть и заручиться нашим благословением.
Я насупилась и откинулась назад в кресле. Тайное обручение, надежда на благословение… Интересно, господа цыгане хотя бы знают, в Каком веке живут?
– Так выдайте им благословение задним числом, и все уладится! – воскликнул Николай Иванович.
Младший детектив искренне верит, что все гениальное просто.
Жемчужный вздохнул и продолжил тоном "ну я же вам в сотый раз объясняю…":
– Тут дело непростое. Отец Христо убил моего брата из-за девушки. Наш обычай это допускает, и его не выдали, но вражда пустила глубокие корни. Теперь наши дети полюбили друг друга, но судьба против их счастья.
Ефрем опустил голову и закрылся ладонью.
– Ай-яй-яй! – покачал головой Николай Иванович. – Прямо по Шекспиру! Гамлет и Дездемона!
– Два года назад Христо ушел из табора и поклялся увести Розу, как только, – тут Жемчужный перешел с актерского языка на обывательский, – создаст материальную базу для молодой семьи. И никто не знает, куда он поехал… Поэтому я к вам и пришел. Найдется Христо – найдется и наша девочка. Хотя… – Ефрем замолчал и, порывисто вздохнув, закусил губу. Вроде как сдерживая рыдания. – Не знаем, что думать… Через два дня после исчезновения Розочки к нам в комнату влетела ласточка, покружила над нами и вылетела прочь. У жены после этого сердечный приступ случился. Вы ведь знаете, что означает птица, влетевшая в дом? Это душа умершего!
– Я не верю в приметы, – мои пальцы нервно дрогнули, – ну, или почти не верю…
Вообще-то от черных кошек я шарахаюсь. И если за чем-нибудь возвращаюсь, обязательно смотрюсь в зеркало. Еще когда рассыпаю соль, то кидаю три щепотки из рассыпанной кучки через левое плечо, стучу по дереву и плююсь, всегда стараюсь утром ставить на пол сперва правую ногу, потом левую. Кроме того, стараюсь не планировать важных дел на пятницу тринадцатого. Ну, и серебряную монетку под порог новой квартиры положила. А так в приметы не верю… Все дело в самовнушении! Я же цивилизованная женщина, врач, между прочим.
– Прошу тебя, найди нашу девочку! – вернулся к высокой патетике наш гость. – Чтобы мы хоть знали, где она! Заплачу тебе любую цену, только назови! Пятьдесят тысяч долларов заплачу! Хочешь больше – заплачу больше! Только найди! – Ефрем поставил локти на колени и закрыл голову ладонями.
Николай Иванович, прикончив пятый или шестой бокал "Хеннесси", встал, положил руку на плечо Жемчужного и, тряхнув всеми своими подбородками, сказал:
– Не волнуйся, друг! Я буду искать твою дочь, как свою собственную!
Жемчужный тоже встал и многозначительно кивнул младшему детективу Яретенко.
– Мой народ тебя не забудет.
– Извините, что вмешиваюсь в героическую сцену, – язвительно проговорила я, – но вы случайно не прихватили с собой фотографии вашей исчезнувшей дочери?
– Обижаете, – Жемчужный надулся и полез во внутренний карман кожаного пальто. – Вот!
Секунду я смотрела на фотографию, поднесенную к моему носу, как баран на хрестоматийные ворота. Потом для верности протерла глаза, закрыла их и опять открыла.
– Вы ничего не путаете? – спросила я, уставившись на Жемчужного.
Тот повернул фотографию к себе, вытащил из другого кармана очки, надел их и еще раз посмотрел.
– Фу-ух, я уж думал, не ту фотографию взял! Вы так не пугайте, – махнул он рукой. – Ничего я не путаю! Это моя дочь – Роза Жемчужная.
– Да? – я плотно сжала руками виски. В голове пронесся вихрь. Говорят, у каждого человека на Земле есть абсолютный двойник и все люди братья. Судя по фотографии, встречаются и сестры-близнецы. Что же? Не верить своим глазам? Или допустить, что чудеса иногда случаются? Факт оставался фактом: с портретной, профессионально выполненной цветной фотографии размером тринадцать на восемнадцать на меня смотрела… Ольга Корсакова! Только я разинула рот, чтобы сказать: "Да она же только что здесь была!", как Николай Иванович, взмахнув руками, завопил:
– Сан Саныч! Я вспомнил! Мне нужен срочный укол! Ой!
Помощник схватился за сердце и заковылял к двери.
Жемчужный недоуменно уставился на поклонника цыганского романса.
– Гхм, – я кашлянула, – минутку.
Только я приблизилась к Николаю Ивановичу, тот намертво вцепился в мой локоть и повис.
– Скорее! В мой кабинет… там аптечка! – и, быстро-быстро перебирая полусогнутыми ногами, потащил меня в соседнее помещение.
– Коля, ты что устроил?! – возмутилась я, стряхивая помощника со своей руки. – Что за…
– Послушай, – зашептал Николай Иванович, притворяя дверь, – я знаю, что ты хочешь сказать, но это не правильно! Я видел девушку, которая к тебе обратилась. Да, она похожа, но Ефрему об этом говорить не обязательно!
– Почему? – уперлась я.
– Во-первых, нет никакой гарантии, что это она, а во-вторых, подумай о нашей репутации. Представляешь, если мы в течение нескольких дней отыщем его дочь? Об этом точно по телевидению сообщат! Не говоря уж о деньгах, – добавил помощник. – Я понимаю, что тебе на это наплевать, но некоторые военные пенсионеры в средствах весьма и весьма нуждаются!
– Коля, – изумилась я. – Как тебе не стыдно?! Человек волнуется, переживает!
– Ну с чего ты взяла, что девица, которая утром приходила, – это его дочка?! – зашипел помощник. – Мне Люда сказала, утренняя барышня обратилась по поводу проблем со свекровью, так?
– И что? Ты же слышал – его дочь сбежала к жениху. Вполне логично предположить, что они поженились. А еще Ефрем сказал, что их семьи не ладят!..
– Но жениха-то звали Христо! А у этой, утренней, как мужа величать?
– Олег, – я пришла в легкое замешательство.
Воспользовавшись моментом, Николай Иванович тут же изложил мне свой план.
– Слушай, давай мы сейчас не будем его обнадеживать, ладно? С ним же в случае ошибки удар приключится! Завтра ты поедешь к этой девице и осторожно выяснишь, кто у нее папа, мама… Ясно? Если подтвердится – тогда ради Бога, валяй, воссоединяй семью. И, кстати, оплата будет вполне заслуженной. Расследование-то проведено! А?
– Коля, все-таки это нехорошо, – я скрестила руки на груди и отвернулась.
– Очень даже хорошо! – ответил младший детектив. – Дочку нашли. Нашли быстро. Расследование провели! Чего еще нужно? Сашка! Подумай о людях! Я на своей "шестерке" девятый год езжу! Она подо мной как-нибудь рассыплется! Умру в дорожно-транспортном происшествии, и тебе будет стыдно!
– Почему это? – вытаращилась я, не поспевая за ходом мысли Николая Ивановича.
– Я к тебе буду в кошмарах являться и говорить: "Если бы у меня была новая машина"…
– Ага, то есть ты рассчитываешь напарить этого несчастного, чтобы приобрести себе груду штампованного железа? – я уперла руки в бока. – Коля, скажи мне, пожалуйста, знакомо ли тебе такое понятие, как "этика"?
Николай Иванович стал величественно-серьезным, скрестил руки на животе и усевшись на край своего стола, изрек:
– По понятиям, Сан Саныч, живут бандиты, а я, как честный человек, вынужден существовать на подножном корму объективной реальности!
Да-а, просто так высшие флотские чины не раздают…
Ефрем, увидев нас, изобразил на лице испуг.
– Ай-яй! Все хорошо? – он вдруг встал и хлопнул Николая Ивановича по заду.
Тот оторопел.
– Не понял?!
– Укол не больно? – молитвенно сложил руки Жемчужный.
– Какой еще укол? – буркнул помощник, подозрительно косясь на артиста, потом сообразил, что забылся, и схватился за голову. – Ах, укол… Да, знаете ли, как всегда. У Александры Александровны рука легкая… – Мы берем ваше дело, фотографию прошу оставить.
– И координаты для связи, – добавила я.
Ефрем нацарапал на листке номера каких-то телефонов и вытащил из кошелька деньги.
– Вот, здесь тысяча. Это задаток.
– Угу, – младший детектив Яретенко тут же ухватил зеленые купюрки и выбежал с ними в приемную.
Жемчужный приподнял шляпу и поклонился.
– Я ухожу, но не прощаюсь.
– До свидания, – я из последних сил изображала любезность.
Получив корешок от приходного ордера, клиент удалился. Может быть, это и не профессионально, но на меня моментально снизошло облегчение. Я расстегнула пиджак и развалилась в своем кресле, закинув ноги на подлокотник. За окном уже стемнело. Сейчас выпью чашку кофе и поеду домой. Взгляд зафиксировался на видеокассете.
– Хоть посмотрю, что там про меня рассказывают…
– Сашка, может, тебе показалось? – Николай Иванович вернулся, разглядывая фотографию Розы Жемчужной через увеличительное стекло. – Он же русским языком сказал: "Дочка пропала двадцатого сентября, сбежала к жениху". А твоя дамочка пришла по поводу разборок со свекровью! И зовут ее Ольга! Вот если бы появилась цыганка с потерей памяти, тогда другое дело! Кстати, трюк с охраной ты хорошо придумала. Они небось уже всему зданию успели рассказать, что у нас звезды шоу-бизнеса обслуживаются!
– Да? – удивилась я. – А мне показалось, что это ты его специально приволок!
– Ну-у… – Николай Иванович почесал лысину. – Знаешь, как это бывает. Я мог рассказать журналисту, тот брал потом интервью у Жемчужного, Ефрем пожаловался на свои семейные проблемы, репортер вспомнил про меня…
– Это ж как надо ненавидеть романсы, – пробурчала я.
– Кстати, ты не думаешь, что надо отметить успешное начало работы? – Николай Иванович красноречиво щелкнул пальцами по нижней челюсти. – Где-нибудь посидели бы…
– Нет уж! Я домой!
– Ой, – вздохнула Людочка, когда я одевалась, – здесь все так шикарно, что можно жить остаться!
Стены нашего офиса выровнены и покрашены в "блекло-лососевый" цвет. В сочетании с кожаной мебелью ванильного тона и темно-коричневыми полированными столами создается очень теплая цветовая гамма. Вишневый паркет сверкает новеньким лаком, зеркала блестят, а икебаны из сухих растений располагают к медитации… проще говоря, навевают сон. Особенно это чувствуется под вечер. Дизайнер, которого прислал Вадим Соколов, сделал все настолько безупречно, "с высоким вкусом", что так и хотелось пришпилить на стену кричащий рекламный плакат.
Я зевнула и ответила детективу-администратору.
– Оставайтесь, на охране сэкономим… Дома кот Себастьян смотрел новости.
Еще котенком он научился нажимать лапой на пульт и задумчиво глазеть на меняющиеся цветные картинки. Уж не знаю, что он там видит, но телевизор моего кота привлекает чрезвычайно. В целом Себастьян ведет вполне обычный для представителей мужского пола образ жизни. С утра просыпается, умывается, идет в туалет. Потом смотрит в окно, затем завтракает. До обеда спит или ловит воображаемых мышей. Обедает, смотрит телевизор. Периодически уходит в загул. Может явиться через пару дней, и плевать ему, что я волнуюсь. Правда, по отношению ко мне проявляет высочайшую заботливость. Стоит мне приуныть или заболеть – Себастьян неотлучно рядом, мурчит какие-то свои кошачьи песни и даже ложится на то место, где болит. Очень, кстати, помогает. Еще Себастьян внимательно слушает мои рассуждения по разным вопросам и даже весьма живо реагирует на них. Кивает головой или, наоборот, зевает и отворачивается.
Соорудив нехитрый ужин из порванных вручную листьев салата, двух ложек кукурузы и банки тунца, я поставила кассету в магнитофон.
– Себастьян, сейчас меня будут показывать по телевизору, – заговорщицки пообещала я коту.
Тот недоверчиво покосился на экран.
Промелькнула заставка "Светской хроники". Вела ее довольно противная дама. Если искать для нее сравнение, то, пожалуй, подойдет такое: гадюка с гиперфункцией ядовитых желез. То, с какой злостью и энергией ведущая мусолит "гостей" своей программы или пересказывает светские сплетни, у меня вызвало чувство гадливости. Сюжет обо мне, судя по анонсу, приберегли на самый конец. Я занервничала…
– Итак, дорогие мои телезрители, сейчас я, как и обещала, поведаю вам о новом модном увлечении среди скучающих богатых дам, – ведущая сморщилась и закатила глаза.
На экране замелькали кадры приема в эстонском консульстве! А я и не заметила тогда, что меня снимали!
– Александре Александровне Ворошиловой повезло так, как в жизни не бывает, – ехидно комментировала ведущая, – в одночасье она из запущенной домохозяйки превратилась в светскую львицу. Эстонское правительство вернуло ей имущество предков. Так сказать, реституция в действии… Не будем задаваться вопросом, сколько несчастных русских семей выбросили на улицу, чтобы мадам Ворошилова могла блистать на приемах…
Я подавилась зернышком кукурузы и закашлялась. Это ж надо так врать! В четырех особняках, которые до революции принадлежали моей бабушке – княгине Айре Друзе – и были возвращены мне по закону о реституции, не было жилых квартир! К 2000 году в одном находилась гостиница, в другом универмаг, в третьем – аппарат мэрии, а в четвертом – городская ратуша! И потом, эстонцы вернули мне особняки только на бумаге! На практике все ограничилось выплатой ренты! Каждый месяц на специальный счет мне перечисляют деньги "за пользование собственностью"! Это уже не говоря о том, что я никогда в жизни не была домохозяйкой!
– Вот сволочь! – я едва поборола искушение запустить в экран ложкой.
– …чем же занялась эта дама, получив миллионное состояние? – ведущая корчила невообразимые рожи. – Наверное, вы подумали, что благотворительностью? А самые испорченные могут предположить, что большая часть средств пошла на оплату эскорт-услуг симпатичных мальчиков…
Камера показала приятного юношу, сидевшего на приеме рядом со мной.
– Это же сын посла, какие эскорт-услуги! – заорала я.
– Но все вы, господа, ошибаетесь. Госпожа Ворошилова занялась частным сыском. Да-да, вы не ослышались. На первый взгляд это может показаться странным, или, как говорят, когда речь заходит о богатых, – эксцентричным. Но давайте хорошенько подумаем. Всем известно увлечение домохозяек макулатурными детективчиками. В этом свете решение Александры Александровны не кажется загадочным. Только подумайте, год за годом она проглатывала десятки книжек в мягких обложках, где дамочки, похожие на нее, раскрывали немыслимые преступления. И вот ей выпадает шанс! Вуаля! Она открывает детективное агентство с загадочным названием "Око Гименея"… Право, не знаю, как на это реагировать… Учитывая популярность сказочек про детективную деятельность дамского пола, можно предположить, что только бедность и удерживает наших соотечественниц хоть в каких-то рамках. Что лишний раз доказывает – бедность вовсе не порок! А очень полезное в некоторых клинических случаях явление. С вами была программа "Светская хроника" и я, Лана Попенхайен. Выключив магнитофон, я, скрипя зубами, набрала номер Николая Ивановича.
– Алло? – ответил мне сонный голос.
– Коля, – тихо проговорила я. – Если ты еще хоть раз еще хоть в одно средство массовой информации обратишься без моего ведома, я тебя уволю. Ясно?
– Сашка! Не заводись! – воскликнул помощник. – Скандалы – основа популярности. Если бы Мадонна реагировала на все, что о ней пишут, как ты на этот дурацкий репортаж, о ней бы вообще никто никогда не узнал! Еще парочка…
– Еще хоть один – и мы больше незнакомы! – проорав это в трубку, я отсоединилась.
Первым моим желанием было подать на проклятую стерву Попенхайен в суд, но логика подсказывала, что она этого только и ждет. Начнет вопить по всем каналам про попирательство независимой журналистки "дорвавшейся до денег домохозяйкой". Похоже, со мной приключился тот самый случай, на который у народа имеется мудрость: "Не тронь… чтоб не воняло".
– Тоже, наверное, про Мадонну начиталась, – проворчала я себе под нос и вытащила из холодильника коробку мороженого, пломбир "Баскин Роббинс", – лучшее успокоительное на свете.
Поглазев новости и слопав килограмм высококалорийного продукта, я успокоилась настолько, что меня потянуло в сон. Чтобы окончательно забыться, лежа в постели, я открыла красивое глянцевое издание на хорошей бумаге: "Частный сыск: история и практические советы профессионалов". Очень "снотворная" книжка. Вступление оптимистическое: "Частным детективом нельзя стать – им надо родиться"… Что-то не припомню младенцев, родившихся с лицензией в руках. Дальше: "Если вы вдруг возомнили, что можете раскрывать преступления, – это абсолютно ничего не значит". Для тех, кто стерпел первые два абзаца, поощрение: "Но наш учебник поможет вам продвинуться на этом поприще". Совет номер один гласил: "Никогда не беритесь за дело, которого не можете раскрыть". "Резонно", – заметила я и, не в силах более справляться с зевотой, выключила свет.
Перед сном мелькнула мысль, что наш случай простой и особого умения не требует. Надо будет завтра созвониться с Владимиром Самойловичем – это знакомый психотерапевт, занимается семейными консультациями. Дело Корсаковых, скорее всего, завершится у него в кабинете… В этой связи перед сном на меня нахлынули мрачные воспоминания. Все мои свекрови были исчадиями ада. Просто в голове не умещалось, как у сына могут оставаться хоть какие-то теплые чувства но отношению к ним? Во-первых, все они пребывали в уверенности, что сын должен сделать так, чтобы они ни в чем себе не отказывали. Во-вторых, меня они ненавидели со страшной силой и постоянно твердили, что я пользуюсь плодами их "труда и мучений". В-третьих, они имели дурацкую привычку сравнивать себя со мной, причем, естественно, сравнение всегда выходило не в мою пользу. В-четвертых, все негативные поступки сына приписывались моему дурному влиянию, а все достижения автоматически причислялись к заслугам их воспитания. Всех превзошла Инесса Михайловна, мать третьего гражданского мужа Вадима Соколова, ныне известного политтехнолога.
Инесса Михайловна, как женщина интеллигентная, вызвала меня в ресторан. Под французское вино и фламандское жаркое на углях она долго и пространно рассказывала мне о Зигмунде Фрейде. Разговор плавно перетек на детство Вадима. Инесса Михайловна, закатив глаза, вспоминала, как Вадечка прижимался к ее ногам и клал голову ей на грудь. Поскольку я врач, то кое-что об Эдиповом комплексе знаю[2]. Мне стало интересно: она мне сейчас прямо скажет, что сын ее всегда любил и будет любить, причем, как бы это сказать, не очень сыновней любовью, или все-таки дело ограничится туманными намеками?
– Я понимаю, почему Вадим из всех своих женщин выбрал именно вас, – подошла наконец мадам Соколова к сути. – Мы с вами так похожи…
У меня глоток воды застрял в горле. Поперхнувшись и закашлявшись, я лихорадочно стала соображать, какое такое сходство имеется между мной и Инессой Михайловной? Я – высоченная, костлявая "шпала" ста восьмидесяти трех сантиметров с прямым носом, тонкими губами и четко очерченными скулами. Инесса Михайловна – пышнотелая брюнетка, сто пятьдесят семь с каблуками, обладательница пикантных усиков над толстой верхней губой. Я – врач-реаниматолог, а Инесса Михайловна – журналистка, пишущая на эзотерические темы. Я "горячая эстонская девчонка", а она жгучая по-лумолдаванка-полуказачка.
– Ну да, обе мы, конечно, женщины… – заметила я вполголоса.
– Вы меня не совсем правильно поняли, – возразила Инесса Михайловна. – Дело в том, что я не обычная мать. Я – фаллическая мать. И Вадим бессознательно выбрал доминантную женщину, подобную мне. И это лишний раз доказывает, что мой сын на самом деле – латентный гомосексуалист.
Инесса Михайловна несколько секунд смотрела на меня в упор, оценивая произведенный ею эффект. Не буду скрывать – эффект был велик. После этой памятной встречи я перестала упрекать Вадима Соколова в "черствости и неблагодарности", когда он под любыми предлогами отказывался звонить своей "фаллической матери".
НАВОДЯЩИЕ ДОПРОСЫ
Следующий день не задался с самого утра. Во-первых, меня разбудил настойчивый телефонный звонок. Некто Федор Никанорович принялся долго и цветисто извиняться, что машина за мебелью прибудет на час позже, чем мы якобы договорились. Не в состоянии спросонья объяснять, что он ошибся, я сонным голосом пробурчала:
– Хорошо.
И повесила трубку. Совесть позорно проспала этот факт. Неизвестные, ни в чем не повинные люди целый час прождут машину Федора Никаноровича, что должна приехать за их мебелью… Но спасти законные полчаса до запланированного подъема мне все равно не удалось. Позвонил Николай Иванович с гениальным утренним вопросом:
– Сашка, я тебя не разбудил?
– Опоздал, – осознав неотвратимость подъема, я медленно села.
– Ты что больше любишь – золото или серебро?
– Хорошо.
И повесила трубку. Совесть позорно проспала этот факт. Неизвестные, ни в чем не повинные люди целый час прождут машину Федора Никаноровича, что должна приехать за их мебелью… Но спасти законные полчаса до запланированного подъема мне все равно не удалось. Позвонил Николай Иванович с гениальным утренним вопросом:
– Сашка, я тебя не разбудил?
– Опоздал, – осознав неотвратимость подъема, я медленно села.
– Ты что больше любишь – золото или серебро?