– Ой! Коля, позови Бронса!
Боксер скакал метрах в пятидесяти от нас, радостно грызя фату! Он запутался в шифоне и теперь с треском его разрывал!
– Черт, уберите же собаку! – зарычала Ника.
Охранник рядом с ней молча вытащил пистолет и прицелился.
– С ума спятил! – Ника опустила его руку. – Вот как надо! Фють-фють! Собачка! Иди ко мне! Мяу-мяу!
Никогда бы не подумала, что элитная охрана может так натурально мяукать!
– Не надо кошку! – зашипел Николай Иванович, но было поздно.
Бронс придавил передними лапами Нику и облизал ей все лицо от подбородка до лба.
– Между прочим, если бы не эта чудесная собака, тот ненормальный… – вступилась за Бронса Домовая.
– Можно вопрос, Анжелика Васильевна? – Ника отряхивалась от комков земли. – Чем он вас заманил?
– Он пообещал отвести меня к Эле.
– К Эле?! – спросили хором я, Николай Иванович и Ника.
Мы погрузились в лимузин и поехали обратно в дом. Только начальница охраны убежала. Ей позвонили и сообщили нечто волнующее. Во всяком случае, она побледнела и умчалась, не сказав ни слова.
Нас провели через потайной ход, чтобы не привлекать внимания. Мне в глаза бросился скелет в кандалах.
– Оригинальное дизайнерское решение, – я нервно кашлянула.
– Это не решение. Он здесь всегда был, – пробасил охранник. – Василий Петрович, когда особняк купил, просил внутри ничего не трогать.
Через десять минут мы уже сидели в кабинете у Василия Петровича. В дверь робко постучали. Бекетов открыл дверь, а через пару секунд подошел к Домовому и что-то прошептал тому на ухо.
– Слушай, а это ход… – Василий Петрович кивнул. – Пусть действуют. Лика, иди, переоденься. Ты вроде два платья заказывала?
– Другое мне не нравится, – заявила Домовая.
– Сейчас это никакого значения не имеет. Поедешь замуж выходить, пока мы тут разбираемся.
– Одна?! – изумилась девушка.
– Почему одна, с гостями, – невозмутимо ответил Василий Петрович.
– Пана, не хочется тебя расстраивать, но жених есть необходимое условие выхода замуж, – саркастически заметила Лика.
– Ну, где я тебе прямо сейчас жениха-то возьму?! – развел руками Домовой. – Мы над этим работаем. Поезжай, из лимузина не выходи. Пусть все думают, что ты там с Никитой. Если будет надо – попрыгай на сиденье и бюстгальтер в люк брось. Народ все поймет, не станет беспокоить.
– У всех свадьбы как свадьбы, – проворчала Лика, – расписались, обвенчались, напились. Через месяц развод отмечают. А у нас дурдом! Говорила я, надо все по скромному организовать. Этот позор увидели бы только мы одни!
Лика ушла, ругая Никиту Шерера и закон Мерфи, по которому все, что плохо началось, закончится еще хуже.
– Ну, дорогой товарищ, рассказывайте…
– Он не виноват! – раздался за дверь истерический вопль. – Не трогайте его! Это все я! Я воровала ваши картины! Наказывайте меня! Его не трогайте!
Домовой строго поглядел на Бекетова.
– Что творится у меня в доме?! Кто там за дверью?
– Это я – Люся!
– Пусть войдет! – крикнул Василий Петрович через дверь.
В кабинет ввалилась раскрасневшаяся, растрепанная Шилова. Ее белый воротник был с одного края оторван и болтался. В руках она держала холст, свернутый в рулон.
– Вот она! Не убивайте его! Это все я! Это я придумала подменять ваши картины! Он даже не знал, где я их беру!
Я уставилась на задержанного и, некультурно показав пальцем, заявила:
– Это профессор Косулин!
– Евгений Дмитриевич, – кивнул тот, – совершенно верно. А вы, должно быть, Александра Александровна Ворошилова.
– Вы что знакомы? – Василий Петрович окончательно перестал что-либо понимать. Он взял стоявший на столе графин с золотисто-коричневой жидкостью и налив себе полстакана, выпил залпом. – Ы-ых! До костей пробрало! – Домовой энергично встряхнулся.
– Заочно, – кивнул Евгений Дмитриевич.
И тут книжный стеллаж в углу кабинета пришел в движение. Я поежилась. Только привидений тут не хватает! Но из-за шкафа появилась Ника, держа за локоть полную женщину с черным мешком на голове. Интересно, сколько в этом доме потайных ходов?!
Домовой ошалело посмотрел на Бекетова и потянулся за второй порцией коньяка.
Ника молча сдернула мешок с головы женщины, и Василий Петрович, тихо охнув, налил себе полный стакан. Поднес его к губам, затем поставил обратно.
– Этого не может быть, – заявил он.
– Еще как может! – взвизгнула женщина. – Где этот мудак?! Я ему сейчас все…
Последовало красочное и эмоциональное описание некоторых особенно жестоких пыток средневековья на чистейшем матерном диалекте без единого вкрапления иных слов.
– …на суковатый кол без вазелина! – прорычала дама напоследок.
Я хлопнула себя ладонью по лбу.
– Эля! – и чуть не добавила: "Ну как Кинкос? Ты уже вернулась?" Без всякого сомнения, перед нами стояла Гаврилова – только сильно потолстевшая и чересчур бледная.
– Эля, – Домовой пришел в себя и бросился ее обнимать, – девочка наша дорогая! Ты где была?! Мы тебя обыскались!
– В подвале у вашего управляющего! За этим сенсационным разоблачением, последовало непарламентское описание надругательств, которые Гаврилова обещала учинить над Эльнуром Фомичом.
– Но как? – Домовой протер глаза. – Как ему такое удалось?!
– Из-за долбанного уфологического общества!
Даже не знаю, надо ли уточнять, что уфологам Эля пожелала самых кошмарных мучений. Особенно Мише. Гаврилова собиралась кормить его фотографиями НЛО до тех пор, пока они у Миши из ушей не полезут.
Ее рассказ о том, как она попала в подвал Эльнура Фомича, требовал переложения с матерного на русский. Оказывается, в прошлом году друзья-уфологи слезно попросили Элю поддержать их материально.
Но своих денег у девушки не было, а о том, чтобы попросить у отца на содержание МНОВВ не могло быть и речи. Тогда Миша, "ведущий эксперт", придумал историю с похищением.
Уличного освещения на окраинах Кавголово не бывало отродясь. Уфологи созывают со всей страны единомышленников на конференцию. Для того чтобы организовать "контакт", они ставят в кромешной темноте трактор с крюком, который должен будет поднять Элю в воздух. На девушку надели специальные постромки, чтобы пристегнуть крюк. К трактору приладили сто тысячеваттных люминесцентных ламп. Когда они вспыхивают разом, трактор никто не видит, а когда гаснут – тем более. Темнота хоть глаз выколи. Чтобы было не слышно, как трактор отъезжает, включают сирену. И потом утверждают, что системы ПВО округа тоже засекли НЛО. Планировалось, что Эля вернется через несколько дней.
Эти несколько дней Миша прятал ее в подвале своего дома. Там для девушки специально оборудовали комнату. "Похищение" возымело гигантский резонанс. К членам МНОВВ приезжали журналисты, иностранные эксперты, военные – и все охотно покупали фото – и видеоматериалы. Немного подпортили картину следы трактора на месте похищения, но Миша твердо стоял на том, что они появились до прилета корабля с планеты Кинкос. Видя, какой успех получила его затея, Миша уговорил Элю посидеть в подвале еще немного. Девушка соглашается, но уже весьма неохотно. А затем и вовсе устраивает бунт. Ей скучно, некомфортно и вообще все надоело. К тому же она поняла, что ее друзья-уфологи – просто-напросто шарлатаны.
Однако за время исчезновения жены, Никита вдруг понял, что может стать единоличным наследником Гавриловых. Эля ему не противна, но ее дикая ревность, постоянные разговоры о пришельцах, галлюцинации и злоба на весь мир причиняют определенный дискомфорт. Уловив колебания Шерера, Эльнур Фомич мгновенно нарисовал ему радужные перспективы. Получить наследство, продать часть "Оргсинтеза" и на вырученные деньги жить безбедно всю оставшуюся жизнь. Никита хочет в Австралию, Негоняйко-Наливайко – в Японию.
В результате, когда Никита забрал Элю от ломающего руки Миши, он не собирался везти ее домой. Он доставил жену на дачу к Эльнуру Фомичу. Из одного подвала девушка попала в другой. Предательство самого близкого человека привело ее в исступление. Никита попросил Негоняйко-Наливайко убить Элю безболезненно. Ввести ей наркотик или дать смертельную дозу снотворного. Но Эльнур Фомич решил подстраховаться. Мало ли что взбредет в голову Никите? Он сказал, что убил Элю, но на самом деле сделал для нее камеру со звуконепроницаемыми стенами и стальной дверью. Элю хорошо кормили, поставили ей телевизор, компьютер и даже душевую кабину. Постепенно она смирилась со своим пленом и целыми днями играла в компьютерные игры. Шерер был уверен, что ее нет в живых.
Эля рассказывала, волнуясь:
– Но я-то в полном порядке, сижу смотрю целыми днями телевизор! Все знаю! И вдруг что я слышу! Этот мудак собирается жениться на вашей, простите, идиотке! Да еще и по любви! Он сразу на нее глаз положил! Я помню! А она перед ним своей … вертела, только из штанов не выскакивала! Да я ей все волосы повырываю, кошке драной! Пусти! – последнее относилось к Нике.
Но начальница службы безопасности крепко держала Гаврилову, заломив той на всякий случай руку.
– Что она несет? – Василий Петрович растерянно поглядел на меня.
Я лихорадочно соображала – сказать ему про наш сговор с Ланой Попенхайен, или не стоит.
– Ну, она-то откуда знает?! – подал голос с дивана Николай Иванович. Он держал в руках бокал с коньяком. Напиток был расставлен в графинах по всему кабинету Домового. Судя по благодушному выражению лица, младший детектив уже успел под шумок выпить не один бокал. – Мало ли что болтает девица, у которой инопланетяне жир откачивали? У нее ж "не все дома"!
Только благодаря железным мускулам Ники помощник Яретенко остался жив. Эля дернулась вперед с рыком:
– Я тебе сейчас покажу не все дома! Ой! Пусти, ведьма! Руку мне сломаешь!
– Сломаю, в случае необходимости, – заверила ее Ника.
– Сломает, будь уверена! – подтвердил с дивана Николай Иванович.
Бронс залез на кожаный диван Домового и развалился кверху лапами. Он выпачкал в грязи кучу народа, и его круглая морда светилась от счастья.
– Это кто там мой коньяк глушит? – Василий Петрович показал пальцем на младшего детектива. – И что за кабыздох на моем диване?!
– Мой помощник со своей собакой, – мне стало ужасно жаль Домового. – Эта собака, кстати, задержала Евгения Дмитриевича.
– А-а, – Домовой несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, потом залез в ящик стола и вытащил пачку таблеток. Я успела разглядеть надпись на упаковке "Прозак". Знаменитый американский антидепрессант. – Тогда пускай лежит. А помощнику вашему, по-моему, уже хватит! Он еле сидит.
– Я, между прочим, пенсионер, – обиделся Николай Иванович. – Мне крепко сидеть здоровье не позволяет.
Домовой глубоко вздохнул, извлек из блистера две капсулы, положил в рот и запил коньяком.
– Так, – он положил ладони на стол, – я этот бардак больше терпеть, не намерен. Вернемся к нашей свадьбе. Ника, где ты нашла Элю?
– Она сидела в машине недалеко от наших ворот, пыталась скрыться, но ребята ее задержали. Сразу меня вызвали. Случай сами понимаете…
– Как ты сюда попала? – обратился к девушке Домовой.
– Он привез, – Эля показала на Косулина.
– Зачем? – Василий Петрович обернулся к профессору.
Тут отмерла Люся, которая всю сцену стояла за спинкой кресла своего любовника.
– Женя, я не понимаю… – пролепетала она.
– Перестань звать меня Женя, – прошипел Косулин, – я же просил не афишировать наши отношения! Еще не хватает, чтобы мои знакомые узнали о моем романе с горничной!
Люся закрылась руками и вскрикнула, будто получила пощечину. А у меня появилось желание двинуть Косулину по его холеной физиономии чем-нибудь тяжелым. Но я пошла цивилизованным путем:
– Роман с горничной – это еще ничего, дорогой Евгений Петрович. Вот когда ваши знакомые узнают, что. вы вор…
– Кстати, мы к этому еще вернемся, – Домовой погрозил профессору пальцем. – А сейчас, будьте любезны, объяснить, зачем и откуда вы привезли сюда Элю?
– Она… она… – Косулин замялся.
– Этот гандон с ними заодно, – разрешила его сомнения Гаврююва.
– Я бы попросил! – возмутился Косулин. – Эта хамка, право, заслуживает, чтобы ее ликвидировали!
– Чья бы корова мычала! – дернулась Эля. – Хотел за мой счет дважды одной и той же коллекцией поживиться? Василий Петрович, ты хоть знаешь, что у тебя горничная, его любовница, картины ворует?! Те самые, что вам Никита продал, папы моего коллекция.
– Нет, это для меня новость, – нахмурился Домовой.
– А это еще не все. Он сегодня приехал к вашему долбанному управляющему и потребовал у того сто штук зеленых за молчание. Мол, он догадался, что в подвале сижу я. Ага, догадался! Я через охранника записку передавала. Ко мне тюремщика приставили немого, чтоб чего не сболтнул, ха-ха! В общем, я этому калеке еле-еле втолковала, чтобы отдал бумажку любому человеку, который в дом случайно зайдет. Ну этот дурак и отдал! Профессор чай не лох! Быстро сообразил, как гешефт сварить! Приперся шантажировать Эльнура Фомича, чтоб ему всю жизнь на лекарства работать. Короче, ваш управляющий, гнус поганый, вот этого профессора повел в подвал. Говорит, сейчас, мол, убедишься, что там никого нет. Повел его ко мне. Тоже, наверное, хотел запереть, сволочь. Только я уже со стулом возле входа караулила. Начисто о голову этого идиота, управляющего вашего, разломала. Этому манерному козлу, – Гаврилова показала на Косулина, – обещала коллекцию картин подарить. Она же моя! Шерер незаконно наследство получил!
– Но отчего ты сама не пришла?! – недоуменно приподнял брови Домовой.
– Ага! – кивнула Эля. – Разбежались! Откуда я знаю, что у вас на уме?! Может, вы, ради счастья своей доченьки меня из АКМ бы шарахнули!
– Эля! Как ты могла так обо мне думать! – трагично воскликнул Василий Петрович. – Ты же мне как дочка! Я тебя удочерить хотел, если найду!
– Быть сестрой вашей курвы?! – Эля уперла свободную руку в бок. – Да я лучше обратно в подвал полезу.
– Ну в подвал, так в подвал, – разозлился Домовой. – Я к тебе с распахнутыми чакрами, а ты мне в них наплевала! Говори, где Шерер и Эльнур Фомич!
Тут у Домового зазвонил телефон.
– Что еще? – крикнул он в трубку. – А, Лика… Слушай, тут в общем все само собой решилось. Не надо тебе в загс ехать. Скажи всем, что свадьба по техническим причинам отменяется. И церемони… це-рем… короче, педику этому чего-нибудь успокоительного дайте.
Выпив еще полстакана коньяка, Домовой поднялся.
– Поехали! Эля, говори, где эти уроды окопались.
– Я думаю, что они на полпути в аэропорт или к финской границе.
Гаврилова не успела договорить, телефон Василия Петровича зазвонил снова.
– Алло! – рявкнул тот в трубку. – А это ты, Эльнур Фомич… Я про тебя и забыл. Хорошо, я на твои условия согласен. Куда приехать? Ага. Понял. Выезжаю.
Сунув мобильник в карман, Василий Петрович закрыл глаза ладонью и хмыкнул.
– Господи! Где были мои глаза, когда я такого идиота управляющим брал? Ника, Александра Александровна, Бекетов – со мной. Прокурора тоже в машину проводите, может понадобиться. И профессора давайте на всякий случай. Для комплекта. Чтоб вся банда в сборе. Остальным кушать свадебный торт и пить до утра.
Элю Гаврилову пришлось увезти, вколов ей какое-то снотворное. А мы, забравшись в свадебный лимузин, покатили в направлении Репино.
ВНЕБРАЧНЫЙ АФЕРИСТ
Боксер скакал метрах в пятидесяти от нас, радостно грызя фату! Он запутался в шифоне и теперь с треском его разрывал!
– Черт, уберите же собаку! – зарычала Ника.
Охранник рядом с ней молча вытащил пистолет и прицелился.
– С ума спятил! – Ника опустила его руку. – Вот как надо! Фють-фють! Собачка! Иди ко мне! Мяу-мяу!
Никогда бы не подумала, что элитная охрана может так натурально мяукать!
– Не надо кошку! – зашипел Николай Иванович, но было поздно.
Бронс придавил передними лапами Нику и облизал ей все лицо от подбородка до лба.
– Между прочим, если бы не эта чудесная собака, тот ненормальный… – вступилась за Бронса Домовая.
– Можно вопрос, Анжелика Васильевна? – Ника отряхивалась от комков земли. – Чем он вас заманил?
– Он пообещал отвести меня к Эле.
– К Эле?! – спросили хором я, Николай Иванович и Ника.
Мы погрузились в лимузин и поехали обратно в дом. Только начальница охраны убежала. Ей позвонили и сообщили нечто волнующее. Во всяком случае, она побледнела и умчалась, не сказав ни слова.
Нас провели через потайной ход, чтобы не привлекать внимания. Мне в глаза бросился скелет в кандалах.
– Оригинальное дизайнерское решение, – я нервно кашлянула.
– Это не решение. Он здесь всегда был, – пробасил охранник. – Василий Петрович, когда особняк купил, просил внутри ничего не трогать.
Через десять минут мы уже сидели в кабинете у Василия Петровича. В дверь робко постучали. Бекетов открыл дверь, а через пару секунд подошел к Домовому и что-то прошептал тому на ухо.
– Слушай, а это ход… – Василий Петрович кивнул. – Пусть действуют. Лика, иди, переоденься. Ты вроде два платья заказывала?
– Другое мне не нравится, – заявила Домовая.
– Сейчас это никакого значения не имеет. Поедешь замуж выходить, пока мы тут разбираемся.
– Одна?! – изумилась девушка.
– Почему одна, с гостями, – невозмутимо ответил Василий Петрович.
– Пана, не хочется тебя расстраивать, но жених есть необходимое условие выхода замуж, – саркастически заметила Лика.
– Ну, где я тебе прямо сейчас жениха-то возьму?! – развел руками Домовой. – Мы над этим работаем. Поезжай, из лимузина не выходи. Пусть все думают, что ты там с Никитой. Если будет надо – попрыгай на сиденье и бюстгальтер в люк брось. Народ все поймет, не станет беспокоить.
– У всех свадьбы как свадьбы, – проворчала Лика, – расписались, обвенчались, напились. Через месяц развод отмечают. А у нас дурдом! Говорила я, надо все по скромному организовать. Этот позор увидели бы только мы одни!
Лика ушла, ругая Никиту Шерера и закон Мерфи, по которому все, что плохо началось, закончится еще хуже.
– Ну, дорогой товарищ, рассказывайте…
– Он не виноват! – раздался за дверь истерический вопль. – Не трогайте его! Это все я! Я воровала ваши картины! Наказывайте меня! Его не трогайте!
Домовой строго поглядел на Бекетова.
– Что творится у меня в доме?! Кто там за дверью?
– Это я – Люся!
– Пусть войдет! – крикнул Василий Петрович через дверь.
В кабинет ввалилась раскрасневшаяся, растрепанная Шилова. Ее белый воротник был с одного края оторван и болтался. В руках она держала холст, свернутый в рулон.
– Вот она! Не убивайте его! Это все я! Это я придумала подменять ваши картины! Он даже не знал, где я их беру!
Я уставилась на задержанного и, некультурно показав пальцем, заявила:
– Это профессор Косулин!
– Евгений Дмитриевич, – кивнул тот, – совершенно верно. А вы, должно быть, Александра Александровна Ворошилова.
– Вы что знакомы? – Василий Петрович окончательно перестал что-либо понимать. Он взял стоявший на столе графин с золотисто-коричневой жидкостью и налив себе полстакана, выпил залпом. – Ы-ых! До костей пробрало! – Домовой энергично встряхнулся.
– Заочно, – кивнул Евгений Дмитриевич.
И тут книжный стеллаж в углу кабинета пришел в движение. Я поежилась. Только привидений тут не хватает! Но из-за шкафа появилась Ника, держа за локоть полную женщину с черным мешком на голове. Интересно, сколько в этом доме потайных ходов?!
Домовой ошалело посмотрел на Бекетова и потянулся за второй порцией коньяка.
Ника молча сдернула мешок с головы женщины, и Василий Петрович, тихо охнув, налил себе полный стакан. Поднес его к губам, затем поставил обратно.
– Этого не может быть, – заявил он.
– Еще как может! – взвизгнула женщина. – Где этот мудак?! Я ему сейчас все…
Последовало красочное и эмоциональное описание некоторых особенно жестоких пыток средневековья на чистейшем матерном диалекте без единого вкрапления иных слов.
– …на суковатый кол без вазелина! – прорычала дама напоследок.
Я хлопнула себя ладонью по лбу.
– Эля! – и чуть не добавила: "Ну как Кинкос? Ты уже вернулась?" Без всякого сомнения, перед нами стояла Гаврилова – только сильно потолстевшая и чересчур бледная.
– Эля, – Домовой пришел в себя и бросился ее обнимать, – девочка наша дорогая! Ты где была?! Мы тебя обыскались!
– В подвале у вашего управляющего! За этим сенсационным разоблачением, последовало непарламентское описание надругательств, которые Гаврилова обещала учинить над Эльнуром Фомичом.
– Но как? – Домовой протер глаза. – Как ему такое удалось?!
– Из-за долбанного уфологического общества!
Даже не знаю, надо ли уточнять, что уфологам Эля пожелала самых кошмарных мучений. Особенно Мише. Гаврилова собиралась кормить его фотографиями НЛО до тех пор, пока они у Миши из ушей не полезут.
Ее рассказ о том, как она попала в подвал Эльнура Фомича, требовал переложения с матерного на русский. Оказывается, в прошлом году друзья-уфологи слезно попросили Элю поддержать их материально.
Но своих денег у девушки не было, а о том, чтобы попросить у отца на содержание МНОВВ не могло быть и речи. Тогда Миша, "ведущий эксперт", придумал историю с похищением.
Уличного освещения на окраинах Кавголово не бывало отродясь. Уфологи созывают со всей страны единомышленников на конференцию. Для того чтобы организовать "контакт", они ставят в кромешной темноте трактор с крюком, который должен будет поднять Элю в воздух. На девушку надели специальные постромки, чтобы пристегнуть крюк. К трактору приладили сто тысячеваттных люминесцентных ламп. Когда они вспыхивают разом, трактор никто не видит, а когда гаснут – тем более. Темнота хоть глаз выколи. Чтобы было не слышно, как трактор отъезжает, включают сирену. И потом утверждают, что системы ПВО округа тоже засекли НЛО. Планировалось, что Эля вернется через несколько дней.
Эти несколько дней Миша прятал ее в подвале своего дома. Там для девушки специально оборудовали комнату. "Похищение" возымело гигантский резонанс. К членам МНОВВ приезжали журналисты, иностранные эксперты, военные – и все охотно покупали фото – и видеоматериалы. Немного подпортили картину следы трактора на месте похищения, но Миша твердо стоял на том, что они появились до прилета корабля с планеты Кинкос. Видя, какой успех получила его затея, Миша уговорил Элю посидеть в подвале еще немного. Девушка соглашается, но уже весьма неохотно. А затем и вовсе устраивает бунт. Ей скучно, некомфортно и вообще все надоело. К тому же она поняла, что ее друзья-уфологи – просто-напросто шарлатаны.
Однако за время исчезновения жены, Никита вдруг понял, что может стать единоличным наследником Гавриловых. Эля ему не противна, но ее дикая ревность, постоянные разговоры о пришельцах, галлюцинации и злоба на весь мир причиняют определенный дискомфорт. Уловив колебания Шерера, Эльнур Фомич мгновенно нарисовал ему радужные перспективы. Получить наследство, продать часть "Оргсинтеза" и на вырученные деньги жить безбедно всю оставшуюся жизнь. Никита хочет в Австралию, Негоняйко-Наливайко – в Японию.
В результате, когда Никита забрал Элю от ломающего руки Миши, он не собирался везти ее домой. Он доставил жену на дачу к Эльнуру Фомичу. Из одного подвала девушка попала в другой. Предательство самого близкого человека привело ее в исступление. Никита попросил Негоняйко-Наливайко убить Элю безболезненно. Ввести ей наркотик или дать смертельную дозу снотворного. Но Эльнур Фомич решил подстраховаться. Мало ли что взбредет в голову Никите? Он сказал, что убил Элю, но на самом деле сделал для нее камеру со звуконепроницаемыми стенами и стальной дверью. Элю хорошо кормили, поставили ей телевизор, компьютер и даже душевую кабину. Постепенно она смирилась со своим пленом и целыми днями играла в компьютерные игры. Шерер был уверен, что ее нет в живых.
Эля рассказывала, волнуясь:
– Но я-то в полном порядке, сижу смотрю целыми днями телевизор! Все знаю! И вдруг что я слышу! Этот мудак собирается жениться на вашей, простите, идиотке! Да еще и по любви! Он сразу на нее глаз положил! Я помню! А она перед ним своей … вертела, только из штанов не выскакивала! Да я ей все волосы повырываю, кошке драной! Пусти! – последнее относилось к Нике.
Но начальница службы безопасности крепко держала Гаврилову, заломив той на всякий случай руку.
– Что она несет? – Василий Петрович растерянно поглядел на меня.
Я лихорадочно соображала – сказать ему про наш сговор с Ланой Попенхайен, или не стоит.
– Ну, она-то откуда знает?! – подал голос с дивана Николай Иванович. Он держал в руках бокал с коньяком. Напиток был расставлен в графинах по всему кабинету Домового. Судя по благодушному выражению лица, младший детектив уже успел под шумок выпить не один бокал. – Мало ли что болтает девица, у которой инопланетяне жир откачивали? У нее ж "не все дома"!
Только благодаря железным мускулам Ники помощник Яретенко остался жив. Эля дернулась вперед с рыком:
– Я тебе сейчас покажу не все дома! Ой! Пусти, ведьма! Руку мне сломаешь!
– Сломаю, в случае необходимости, – заверила ее Ника.
– Сломает, будь уверена! – подтвердил с дивана Николай Иванович.
Бронс залез на кожаный диван Домового и развалился кверху лапами. Он выпачкал в грязи кучу народа, и его круглая морда светилась от счастья.
– Это кто там мой коньяк глушит? – Василий Петрович показал пальцем на младшего детектива. – И что за кабыздох на моем диване?!
– Мой помощник со своей собакой, – мне стало ужасно жаль Домового. – Эта собака, кстати, задержала Евгения Дмитриевича.
– А-а, – Домовой несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, потом залез в ящик стола и вытащил пачку таблеток. Я успела разглядеть надпись на упаковке "Прозак". Знаменитый американский антидепрессант. – Тогда пускай лежит. А помощнику вашему, по-моему, уже хватит! Он еле сидит.
– Я, между прочим, пенсионер, – обиделся Николай Иванович. – Мне крепко сидеть здоровье не позволяет.
Домовой глубоко вздохнул, извлек из блистера две капсулы, положил в рот и запил коньяком.
– Так, – он положил ладони на стол, – я этот бардак больше терпеть, не намерен. Вернемся к нашей свадьбе. Ника, где ты нашла Элю?
– Она сидела в машине недалеко от наших ворот, пыталась скрыться, но ребята ее задержали. Сразу меня вызвали. Случай сами понимаете…
– Как ты сюда попала? – обратился к девушке Домовой.
– Он привез, – Эля показала на Косулина.
– Зачем? – Василий Петрович обернулся к профессору.
Тут отмерла Люся, которая всю сцену стояла за спинкой кресла своего любовника.
– Женя, я не понимаю… – пролепетала она.
– Перестань звать меня Женя, – прошипел Косулин, – я же просил не афишировать наши отношения! Еще не хватает, чтобы мои знакомые узнали о моем романе с горничной!
Люся закрылась руками и вскрикнула, будто получила пощечину. А у меня появилось желание двинуть Косулину по его холеной физиономии чем-нибудь тяжелым. Но я пошла цивилизованным путем:
– Роман с горничной – это еще ничего, дорогой Евгений Петрович. Вот когда ваши знакомые узнают, что. вы вор…
– Кстати, мы к этому еще вернемся, – Домовой погрозил профессору пальцем. – А сейчас, будьте любезны, объяснить, зачем и откуда вы привезли сюда Элю?
– Она… она… – Косулин замялся.
– Этот гандон с ними заодно, – разрешила его сомнения Гаврююва.
– Я бы попросил! – возмутился Косулин. – Эта хамка, право, заслуживает, чтобы ее ликвидировали!
– Чья бы корова мычала! – дернулась Эля. – Хотел за мой счет дважды одной и той же коллекцией поживиться? Василий Петрович, ты хоть знаешь, что у тебя горничная, его любовница, картины ворует?! Те самые, что вам Никита продал, папы моего коллекция.
– Нет, это для меня новость, – нахмурился Домовой.
– А это еще не все. Он сегодня приехал к вашему долбанному управляющему и потребовал у того сто штук зеленых за молчание. Мол, он догадался, что в подвале сижу я. Ага, догадался! Я через охранника записку передавала. Ко мне тюремщика приставили немого, чтоб чего не сболтнул, ха-ха! В общем, я этому калеке еле-еле втолковала, чтобы отдал бумажку любому человеку, который в дом случайно зайдет. Ну этот дурак и отдал! Профессор чай не лох! Быстро сообразил, как гешефт сварить! Приперся шантажировать Эльнура Фомича, чтоб ему всю жизнь на лекарства работать. Короче, ваш управляющий, гнус поганый, вот этого профессора повел в подвал. Говорит, сейчас, мол, убедишься, что там никого нет. Повел его ко мне. Тоже, наверное, хотел запереть, сволочь. Только я уже со стулом возле входа караулила. Начисто о голову этого идиота, управляющего вашего, разломала. Этому манерному козлу, – Гаврилова показала на Косулина, – обещала коллекцию картин подарить. Она же моя! Шерер незаконно наследство получил!
– Но отчего ты сама не пришла?! – недоуменно приподнял брови Домовой.
– Ага! – кивнула Эля. – Разбежались! Откуда я знаю, что у вас на уме?! Может, вы, ради счастья своей доченьки меня из АКМ бы шарахнули!
– Эля! Как ты могла так обо мне думать! – трагично воскликнул Василий Петрович. – Ты же мне как дочка! Я тебя удочерить хотел, если найду!
– Быть сестрой вашей курвы?! – Эля уперла свободную руку в бок. – Да я лучше обратно в подвал полезу.
– Ну в подвал, так в подвал, – разозлился Домовой. – Я к тебе с распахнутыми чакрами, а ты мне в них наплевала! Говори, где Шерер и Эльнур Фомич!
Тут у Домового зазвонил телефон.
– Что еще? – крикнул он в трубку. – А, Лика… Слушай, тут в общем все само собой решилось. Не надо тебе в загс ехать. Скажи всем, что свадьба по техническим причинам отменяется. И церемони… це-рем… короче, педику этому чего-нибудь успокоительного дайте.
Выпив еще полстакана коньяка, Домовой поднялся.
– Поехали! Эля, говори, где эти уроды окопались.
– Я думаю, что они на полпути в аэропорт или к финской границе.
Гаврилова не успела договорить, телефон Василия Петровича зазвонил снова.
– Алло! – рявкнул тот в трубку. – А это ты, Эльнур Фомич… Я про тебя и забыл. Хорошо, я на твои условия согласен. Куда приехать? Ага. Понял. Выезжаю.
Сунув мобильник в карман, Василий Петрович закрыл глаза ладонью и хмыкнул.
– Господи! Где были мои глаза, когда я такого идиота управляющим брал? Ника, Александра Александровна, Бекетов – со мной. Прокурора тоже в машину проводите, может понадобиться. И профессора давайте на всякий случай. Для комплекта. Чтоб вся банда в сборе. Остальным кушать свадебный торт и пить до утра.
Элю Гаврилову пришлось увезти, вколов ей какое-то снотворное. А мы, забравшись в свадебный лимузин, покатили в направлении Репино.
ВНЕБРАЧНЫЙ АФЕРИСТ
Дача управляющего "Оргсинтезом" была выстроена в классической "новорусской" манере зари капитализма. Коттедж из красного кирпича и голубые елки по периметру. На мир смотришь будто из-за кремлевской стены. Неизменная делать ландшафтного дизайна при такой "архитектуре" – альпийская горка.
Ника с охраной пошли вперед. Прямо, как в боевиках! Перелезли через забор, знаками показывая друг другу, что делать. Минут через пять ворота распахнулись, и мы въехали внутрь.
Маленький, толстенький, почти лысый и удивительно похожий на актера Калягина, Эльнур Фомич Негоняйко-Наливайко сидел пристегнутый наручниками к сосновому стулу, обреченно глядя в одну точку. Никита Шерер валялся на полу с огромным синяком на челюсти.
– Ну, друг ситный, рассказывай, – Домовой плюхнулся на диван. – Что тебя подвигло врать про самоубийство Гаврилова?
Я села на стул и с наслаждением скинула туфли.
– Меня убьют? – трясущимся голосом спросил Эльнур Фомич.
– Ну разумеется! – ответил Домовой, скрещивая руки на груди. – Но если честно расскажешь, как было дело, обещаю твоей вдове пожизненную пайку. Ни в чем не будет нуждаться.
Бывший управляющий побледнел и принялся монотонно рассказывать. Причем издалека. По всей видимости, он хотел, чтобы мы поняли его мотивы.
Эльнур Фомич Негоняйко с детства страдал от своей фамилии.
– Вы себе не представляете! Все эти " Негодяйко ", " Неваляйко", " Недоумко "…
– Надо думать последнее тебя особенно задевало, – сочувственно кивнул головой Василий Петрович.
Наплевав на патриархальные татарские традиции, управляющий хотел сменить смешную фамилию при вступлении в брак. Но судьба – лихая шутница. Эльнур Фомич влюбился в девушку по фамилии На-ливайко. Супруги, подумав (или не подумав), решили превратить свои смешные "погоняла" в экзотику и взяли себе двойную фамилию – Негоняйко-Наливайко. В результате их несчастные дети-близнецы, натерпевшись издевательств в детском саду, первого сентября валялись в истерике: "Не пойдем в школу ни за что!"
Когда Эльнур Фомич или его супруга заполняли документы или их кому-нибудь предъявляли, принимающая сторона давилась от смеха. На работе, независимо друг от друга, коллективы тут же окрестили Эльнура Фомича Негодяйко, наливай-ка, а его жену, соответственно Негодяйка, наливай-ка.
– Интересное совпадение, – заметил прокурор. – У нас в управлении есть мужик но фамилии Дермес, на первый слог ударение. Такой гнус! Я его фамилии еще не знал, а как-то заорал: "Ну, ты и дермец!"
– Потом расскажешь, Никанор Исидорыч, – Домовой слегка пихнул прокурора локтем. – Меня сейчас интересует, кто из этих уродов Леню убил.
Эльнур Фомич, заикаясь и торопясь, понес полную околесицу. Сложности жизни породили у него жгучее желание куда-нибудь уехать. Туда, где его фамилия перестанет вызывать приступы гомерического хохота и каскады колких шуточек. Оказалось, что "Негоняйко-Наливайко-сан", в переводе с одного из островных наречий японского, означало "полыхающие утренние зори". Кроме того, Япония – рай для техномана. Эльнур Фомич ненавидел дикую природу, одним из первых установил у себя в доме электронную систему управления, даже в ларек за хлебом ездил на машине, а мышцы тренировал при помощи электрических импульсов. Без особого, правда, эффекта.
На пути к счастью возвышался Эверест проблем.
Во-первых, для получения вида на жительство было необходимо приобрести недвижимость, а это в Японии запредельно дорого. Во-вторых, надо получить работу, а чтобы найти более-менее приличную работу, требуется японское образование. С российским дипломом, в лучшем случае, можно попасть уборщиком в "Макдоналдс". Однако был и другой путь – заплатить сто пятьдесят миллионов иен (около миллиона долларов) и стать официальным иммигрантом.
Когда Эльнур Фомич уже почти отчаялся, судьба подарила ему шанс. Он прошел конкурс и стал управляющим комбината "Оргсинтез". Зарплату дали солидную, но для переезда в Японию ее надо откладывать всю жизнь. Однажды в кабинете Негоняйко-Наливайко появился Ханс Бликсен – директор "Роял Датч Шелл" по инвестиционным проектам в России.
– Так я и знал! – хлопнул себя по коленям Василий Петрович.
Вежливый немец на отличном русском языке объяснил цель своего визита. Корпорация хотела бы приобрести "Оргсинтез" в собственность, в управление – без разницы. Если Эльнур Фомич сможет убедить акционеров продать компанию, его щедро наградят. Предложенной суммы вполне хватит, чтобы переехать в Японию.
– Вот козел! Они сначала ко мне приходили! – возмутился Домовой. – Намекали: "Положение ваше шатко, в любой момент может что-нибудь случиться…"
А я им: "Это с вами в любой момент может что-то случиться". Вы бы видели их рожи!
Господин Бликсен ясно намекнул Эльнуру Фомичу – надо сделать так, чтобы "Оргсинтез" приносил доходы меньшие, чем банковский процент с той суммы, что владельцы получат при продаже. Эльнур Фомич яростно взялся за дело.
– Вот ты сволочь, вот сволочь! А я думаю – одна авария за другой, одна за другой! – Василий Петрович вскочил и принялся колотить ладонью по лысине Негоняйко-Наливайко. – А ты мне: "Оборудование старое, рабочие-алкоголики, чего же вы хотите?!" Сволочь! Да и еще тупая! Правильно тебя в школе недоумком дразнили! Тонна нефти стоит десять долларов, а тонна бензина – тысячу. Чтобы ты ни делал, а доходность комбината до уровня банковского процента не снизить никак! Лучше 6 ты воровал, гад! Лучше бы часть прибыли от меня скрывал! Быстрее бы в свою Японию свалил, придурок! Помню, помню, как ты к нам с Леней явился! Давайте продадим! Получил тогда пинка под задницу? Надо было на тебя питбуля спустить, как Леня предлагал! Чтобы мысли идиотские в голове не блуждали! Чтоб каждый раз за порванную ягодицу хватался, при мысли о продаже!
Домовой глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Потом сел на место.
– Дальше рассказывай. С этими уродами как познакомился? – Василий Петрович показал дулом пистолета на Шере-ра и Косулина.
– Сейчас, – Эльнур Фомич по-заячьи сложил ладошки и пригнул голову.
Судьба, словно сжалившись над Негоняйко-Наливайко, посылает ему встречу с Никитой Шерером – известным пловцом и альфонсом.
– Стоп, – прервал его Домовой. – Ника! Воды ведро! Сколько раз тебе говорить, не укладывай свидетелей замертво?! Как их после этого допрашивать?
Ника молча принесла со двора ведро ледяной воды и окатила Никиту.
– Поднимайся, – хрупкая на вид женщина легко подхватила молодого человека под мышки и усадила на стул. – И не падай, а то опять водой оболью!
– Теперь ты, сказочник хренов, Бажов недоделанный, – Василий Петрович повернулся к свежеиспеченному зятю. – Рассказывай – что, как, когда, зачем.
– Если я все расскажу, вы отдадите меня под суд? – с надеждой спросил Никита.
– Дорогой зять, так ты сейчас непосредственно под ним, – Василий Петрович улыбнулся до самых зубов мудрости. – Вот прокурор, – Домовой показал на Никанора Исидорыча, – причем не какой-нибудь, а генеральный. Вот адвокат. Ты не знал, что Бекетов адвокат? Меньше нос надо было задирать! А вот суд присяжных, – Василий Петрович показал на нас. – И свидетели имеются, и судья. Четыре ходки имею, пятую часть жизни зону топтал, так что законы знаю.
– Я хочу, чтобы меня судили по нормальным законам! – завопил Шерер.
– Будем судить по нормальным, – мирно согласился Домовой. – По этому дурацкому "уголовнику" Никанор Исидорыч никак меня не может посадить, правда?
– Точно, – вздохнул прокурор.
– Вот видишь? Так-то… – Домовой щелкнул языком и тяжело вздохнул.
– Тогда я ничего не скажу, – Никита замкнулся в гордом молчании. – Я тут вообще случайно оказался. А ваш управляющий все врет, чтобы отмазаться. Оговаривает меня.
– Бекетов! Питбуля! – приказал Василий Петрович.
В дом ввели собаку. Очень милое существо тигровой расцветки.
– Ластик, хороший! – Домовой потряс пса за морду. – Ластик у нас сыворотка правды. Сейчас я дам ему команду… Ластик, захват!
В ту же секунду питбуль метнулся и вцепился Шереру в… причинное место. Однако, судя потому, что Никита не заорал, а только замер в полном ужасе, зубов собака не сжала.
Василий Петрович написал в блокнотике какое-то слово и показал Шереру.
– Если я сейчас произнесу вот это, – на бумажке было написано "рви!", – то можешь себе представить, что случится.
Никита покрылся крупными каплями пота и начал скороговоркой выплескивать информацию.
Шерер к этому моменту был уже дважды женат на иностранных пожилых гражданках. Обе его супруги скончались, и Никита унаследовал от них кое-какой капитал. Денег ему хватило ненадолго. Молодой человек привык себе ни в чем не отказывать. Шикарные машины, курорты, вечеринки быстро съели все деньги. Спортивную форму за это время он утратил. В смысле, идеальные, магнетически-прекрасные линии тела остались, но вот дыхание, выносливость, а главное, дисциплина – улетучились. Никита привык поздно ложиться, поздно вставать, проводил каждую ночь с новой девушкой, пил-курил и злоупотреблял галлюциногенами. В общем, дорога обратно в спорт закрылась. Когда денег не стало совсем, Шерер вернулся из теплых приморских стран в холодную Россию. Здесь он быстро завоевал популярность в тусовке, подрабатывал моделью. Не брезговал многочисленными связями со скучающими состоятельными дамами.
Нерегулярные заработки испарялись быстрее, чем появлялись новые возможности. Никита стал подумывать о женитьбе. И здесь его поджидал неприятный сюрприз. Бизнес-леди, охотно соглашавшиеся на приятные интимные встречи, отнюдь не горели желанием делить капиталы с расточительным молодым гулякой, а на страже невест с хорошим приданым стояли родственники. Шерер приуныл… На одной частной вечеринке Никита с настойчивостью голодной собаки пытался склеить мадмуазель Негоняйко-Наливайко, старшую дочку управляющего "Оргсинтезом". Но вместо нее познакомился с Эльнуром Фомичом.
Ника с охраной пошли вперед. Прямо, как в боевиках! Перелезли через забор, знаками показывая друг другу, что делать. Минут через пять ворота распахнулись, и мы въехали внутрь.
Маленький, толстенький, почти лысый и удивительно похожий на актера Калягина, Эльнур Фомич Негоняйко-Наливайко сидел пристегнутый наручниками к сосновому стулу, обреченно глядя в одну точку. Никита Шерер валялся на полу с огромным синяком на челюсти.
– Ну, друг ситный, рассказывай, – Домовой плюхнулся на диван. – Что тебя подвигло врать про самоубийство Гаврилова?
Я села на стул и с наслаждением скинула туфли.
– Меня убьют? – трясущимся голосом спросил Эльнур Фомич.
– Ну разумеется! – ответил Домовой, скрещивая руки на груди. – Но если честно расскажешь, как было дело, обещаю твоей вдове пожизненную пайку. Ни в чем не будет нуждаться.
Бывший управляющий побледнел и принялся монотонно рассказывать. Причем издалека. По всей видимости, он хотел, чтобы мы поняли его мотивы.
Эльнур Фомич Негоняйко с детства страдал от своей фамилии.
– Вы себе не представляете! Все эти " Негодяйко ", " Неваляйко", " Недоумко "…
– Надо думать последнее тебя особенно задевало, – сочувственно кивнул головой Василий Петрович.
Наплевав на патриархальные татарские традиции, управляющий хотел сменить смешную фамилию при вступлении в брак. Но судьба – лихая шутница. Эльнур Фомич влюбился в девушку по фамилии На-ливайко. Супруги, подумав (или не подумав), решили превратить свои смешные "погоняла" в экзотику и взяли себе двойную фамилию – Негоняйко-Наливайко. В результате их несчастные дети-близнецы, натерпевшись издевательств в детском саду, первого сентября валялись в истерике: "Не пойдем в школу ни за что!"
Когда Эльнур Фомич или его супруга заполняли документы или их кому-нибудь предъявляли, принимающая сторона давилась от смеха. На работе, независимо друг от друга, коллективы тут же окрестили Эльнура Фомича Негодяйко, наливай-ка, а его жену, соответственно Негодяйка, наливай-ка.
– Интересное совпадение, – заметил прокурор. – У нас в управлении есть мужик но фамилии Дермес, на первый слог ударение. Такой гнус! Я его фамилии еще не знал, а как-то заорал: "Ну, ты и дермец!"
– Потом расскажешь, Никанор Исидорыч, – Домовой слегка пихнул прокурора локтем. – Меня сейчас интересует, кто из этих уродов Леню убил.
Эльнур Фомич, заикаясь и торопясь, понес полную околесицу. Сложности жизни породили у него жгучее желание куда-нибудь уехать. Туда, где его фамилия перестанет вызывать приступы гомерического хохота и каскады колких шуточек. Оказалось, что "Негоняйко-Наливайко-сан", в переводе с одного из островных наречий японского, означало "полыхающие утренние зори". Кроме того, Япония – рай для техномана. Эльнур Фомич ненавидел дикую природу, одним из первых установил у себя в доме электронную систему управления, даже в ларек за хлебом ездил на машине, а мышцы тренировал при помощи электрических импульсов. Без особого, правда, эффекта.
На пути к счастью возвышался Эверест проблем.
Во-первых, для получения вида на жительство было необходимо приобрести недвижимость, а это в Японии запредельно дорого. Во-вторых, надо получить работу, а чтобы найти более-менее приличную работу, требуется японское образование. С российским дипломом, в лучшем случае, можно попасть уборщиком в "Макдоналдс". Однако был и другой путь – заплатить сто пятьдесят миллионов иен (около миллиона долларов) и стать официальным иммигрантом.
Когда Эльнур Фомич уже почти отчаялся, судьба подарила ему шанс. Он прошел конкурс и стал управляющим комбината "Оргсинтез". Зарплату дали солидную, но для переезда в Японию ее надо откладывать всю жизнь. Однажды в кабинете Негоняйко-Наливайко появился Ханс Бликсен – директор "Роял Датч Шелл" по инвестиционным проектам в России.
– Так я и знал! – хлопнул себя по коленям Василий Петрович.
Вежливый немец на отличном русском языке объяснил цель своего визита. Корпорация хотела бы приобрести "Оргсинтез" в собственность, в управление – без разницы. Если Эльнур Фомич сможет убедить акционеров продать компанию, его щедро наградят. Предложенной суммы вполне хватит, чтобы переехать в Японию.
– Вот козел! Они сначала ко мне приходили! – возмутился Домовой. – Намекали: "Положение ваше шатко, в любой момент может что-нибудь случиться…"
А я им: "Это с вами в любой момент может что-то случиться". Вы бы видели их рожи!
Господин Бликсен ясно намекнул Эльнуру Фомичу – надо сделать так, чтобы "Оргсинтез" приносил доходы меньшие, чем банковский процент с той суммы, что владельцы получат при продаже. Эльнур Фомич яростно взялся за дело.
– Вот ты сволочь, вот сволочь! А я думаю – одна авария за другой, одна за другой! – Василий Петрович вскочил и принялся колотить ладонью по лысине Негоняйко-Наливайко. – А ты мне: "Оборудование старое, рабочие-алкоголики, чего же вы хотите?!" Сволочь! Да и еще тупая! Правильно тебя в школе недоумком дразнили! Тонна нефти стоит десять долларов, а тонна бензина – тысячу. Чтобы ты ни делал, а доходность комбината до уровня банковского процента не снизить никак! Лучше 6 ты воровал, гад! Лучше бы часть прибыли от меня скрывал! Быстрее бы в свою Японию свалил, придурок! Помню, помню, как ты к нам с Леней явился! Давайте продадим! Получил тогда пинка под задницу? Надо было на тебя питбуля спустить, как Леня предлагал! Чтобы мысли идиотские в голове не блуждали! Чтоб каждый раз за порванную ягодицу хватался, при мысли о продаже!
Домовой глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Потом сел на место.
– Дальше рассказывай. С этими уродами как познакомился? – Василий Петрович показал дулом пистолета на Шере-ра и Косулина.
– Сейчас, – Эльнур Фомич по-заячьи сложил ладошки и пригнул голову.
Судьба, словно сжалившись над Негоняйко-Наливайко, посылает ему встречу с Никитой Шерером – известным пловцом и альфонсом.
– Стоп, – прервал его Домовой. – Ника! Воды ведро! Сколько раз тебе говорить, не укладывай свидетелей замертво?! Как их после этого допрашивать?
Ника молча принесла со двора ведро ледяной воды и окатила Никиту.
– Поднимайся, – хрупкая на вид женщина легко подхватила молодого человека под мышки и усадила на стул. – И не падай, а то опять водой оболью!
– Теперь ты, сказочник хренов, Бажов недоделанный, – Василий Петрович повернулся к свежеиспеченному зятю. – Рассказывай – что, как, когда, зачем.
– Если я все расскажу, вы отдадите меня под суд? – с надеждой спросил Никита.
– Дорогой зять, так ты сейчас непосредственно под ним, – Василий Петрович улыбнулся до самых зубов мудрости. – Вот прокурор, – Домовой показал на Никанора Исидорыча, – причем не какой-нибудь, а генеральный. Вот адвокат. Ты не знал, что Бекетов адвокат? Меньше нос надо было задирать! А вот суд присяжных, – Василий Петрович показал на нас. – И свидетели имеются, и судья. Четыре ходки имею, пятую часть жизни зону топтал, так что законы знаю.
– Я хочу, чтобы меня судили по нормальным законам! – завопил Шерер.
– Будем судить по нормальным, – мирно согласился Домовой. – По этому дурацкому "уголовнику" Никанор Исидорыч никак меня не может посадить, правда?
– Точно, – вздохнул прокурор.
– Вот видишь? Так-то… – Домовой щелкнул языком и тяжело вздохнул.
– Тогда я ничего не скажу, – Никита замкнулся в гордом молчании. – Я тут вообще случайно оказался. А ваш управляющий все врет, чтобы отмазаться. Оговаривает меня.
– Бекетов! Питбуля! – приказал Василий Петрович.
В дом ввели собаку. Очень милое существо тигровой расцветки.
– Ластик, хороший! – Домовой потряс пса за морду. – Ластик у нас сыворотка правды. Сейчас я дам ему команду… Ластик, захват!
В ту же секунду питбуль метнулся и вцепился Шереру в… причинное место. Однако, судя потому, что Никита не заорал, а только замер в полном ужасе, зубов собака не сжала.
Василий Петрович написал в блокнотике какое-то слово и показал Шереру.
– Если я сейчас произнесу вот это, – на бумажке было написано "рви!", – то можешь себе представить, что случится.
Никита покрылся крупными каплями пота и начал скороговоркой выплескивать информацию.
Шерер к этому моменту был уже дважды женат на иностранных пожилых гражданках. Обе его супруги скончались, и Никита унаследовал от них кое-какой капитал. Денег ему хватило ненадолго. Молодой человек привык себе ни в чем не отказывать. Шикарные машины, курорты, вечеринки быстро съели все деньги. Спортивную форму за это время он утратил. В смысле, идеальные, магнетически-прекрасные линии тела остались, но вот дыхание, выносливость, а главное, дисциплина – улетучились. Никита привык поздно ложиться, поздно вставать, проводил каждую ночь с новой девушкой, пил-курил и злоупотреблял галлюциногенами. В общем, дорога обратно в спорт закрылась. Когда денег не стало совсем, Шерер вернулся из теплых приморских стран в холодную Россию. Здесь он быстро завоевал популярность в тусовке, подрабатывал моделью. Не брезговал многочисленными связями со скучающими состоятельными дамами.
Нерегулярные заработки испарялись быстрее, чем появлялись новые возможности. Никита стал подумывать о женитьбе. И здесь его поджидал неприятный сюрприз. Бизнес-леди, охотно соглашавшиеся на приятные интимные встречи, отнюдь не горели желанием делить капиталы с расточительным молодым гулякой, а на страже невест с хорошим приданым стояли родственники. Шерер приуныл… На одной частной вечеринке Никита с настойчивостью голодной собаки пытался склеить мадмуазель Негоняйко-Наливайко, старшую дочку управляющего "Оргсинтезом". Но вместо нее познакомился с Эльнуром Фомичом.