– Послушайте! – я подбежала к мужчине. – Вы не правы! Ваша жена вам не изменяет!
Мужчина секунду смотрел на меня, как на душевнобольную. Потом схватил меня за руку, притянул к себе и поцеловал, крикнув злополучной дамочке в белой норке:
– Карина, знай, эта женщина – моя любовница! Я разведусь с тобой и женюсь на ней!
Глаза неизвестной мне доселе Карины, если, конечно, не считать эпизода в Кавголово, сверкнули яростным огнем. Я мысленно прокляла дурацкую привычку советского человека вмешиваться в семейные ссоры и в надежде, что дама в белой норке вспомнит меня, натянула жалкую улыбочку и помахала ей рукой.
Карина издала рык разъяренной тигрицы. И в следующую секунду ее маленький, но очень твердый кулачок опустился на мой нос! Я едва устояла на ногах. Признаться, меня удержал только страх рухнуть в грязное месиво из воды, снега и песка.
– Послушайте! – я спряталась за ее мужем и, прикрываясь им, как омоновцы щитами во время футбольного матча, попыталась все объяснить. – Я же хотела помочь! Я понимаю, что никто не поверит, будто вы потеряли трусы, когда на вас прыгнула собака, но…
– Мразь! – Карина не собиралась слушать, она колошматила мужа сумкой, пытаясь попасть в меня.
– Да! Да! – орал в ответ чертов недоделанный "Отелло". – А ты думала, только у тебя могут быть любовники?!
– Эта шлюха изменяег тебе, Вано! Я видела ее с отвратительным, толстым и лысым старикашкой! Его мерзкая собака чуть не сделала меня заикой! Эта… все подстроила!
Тут я разозлилась.
– Да пошли вы со своими трусами!!! – я, выложив всю энергию своего возмущения, толкнула супруга Карины.
Сработал эффект неожиданности, да и скользкая поверхность помогла. Огромная туша, нелепо взмахнув руками, грохнулась на свою верещащую супругу. Пока они барахтались в жиже из талого снега, угрожая убить друг друга, тещу, свекровь и некую Тамару Иоселиани, я быстренько ретировалась. На губах чувствовался соленый вкус.
Черт, эта дура разбила мне нос!
"Сама-то хороша…" – проворчал запоздало проснувшийся здравый смысл.
Вытерев кровь и отдышавшись, набрала номер Эрнесто.
– Да? – ответил недовольный голос со странным акцентом, я такого никогда не слышала.
– Мне дала ваш номер Маргарита Мирзоян…
– За Кузнечным рынком. Оптовый магазин "Лучший кофе", – моментально отрубил Эрнесто. – Буду еще два часа.
Кузнечный рынок занимает переулок между церковью Владимирской Божьей Матери и Инженерно-экономическим университетом. В пятистах метрах от Невского проспекта. Проехав через улицу Марата, я через двадцать минут остановилась прямо напротив симпатичной вывески "Лучший кофе". Колоритный индеец сидит над мешком и курит трубку. Глаза индейца закрыты, а лицевая мускулатура расслаблена. Учитывая, чем торгует Эрнесто под прикрытием жареных зерен арабики, реклама более чем смелая. У меня, во всяком случае, сразу родилась мысль: с чего это индейцу так похорошело?
– Здравствуйте, – меня встретил шкафообразный молодой человек.
Его нижняя челюсть представляла собой нечто среднее между баржевой кормой и куском сала. Я мысленно тут же окрестила его "Иван Федорович Крузенштерн – человек и пароход".
– Вы, наверное, продавец-консультант? – уточнила я, потирая ушибленный Кариной нос. – Мне нужен Эрнесто, я от Маргариты Мирзоян.
– Минуту, – процедил сквозь зубы охранник.
По спине сбежала струйка пота. До сих пор я наркоторговцев видела только в кино. Мне представилось полутемное помещение, где мрачный мачо сидит над открытым стальным кейсом и ковыряет ножичком пластиковые пакеты с кокаином.
– Проходите, – пробасил вернувшийся товарищ.
Меня подстерегло разочарование. Эрнесто не был похож на мачо. Скорее на продавца гвоздик образца семидесятых прошлого века. Волосатые руки, волосатая грудь и лысеющий затылок свидетельствовали об избытке тестостерона. Он сидел в тесной комнатке с узким окном, забитой стеллажами с бумагами. Еще бы нарукавники – и вылитый кассир армянского ресторана.
– Вечеринку собрались устраивать? – кисло спросил он у меня, потирая рукой живот. И ни с того ни с сего добавил:
– Люди веселятся, а меня изжога мучит.
Мне так и хотелось спросить: "А вы где перевозите товар? Не заглатываете часом? Полиэтилен очень вреден для слизистой. Частая перевозка наркотиков приводит к гастриту! Во-первых, из-за пластиковой тары, во-вторых, из-за стресса и, в-третьих, из-за частой рвоты…"
– В общем да, скромную, только для своих, – я кашлянула.
– Кокос? – Эрнесто совсем скривился.
– Да, только хороший, – попросила я. – Не такой, как дали Кристине Федоровне Гавриловой.
Эрнесто вздохнул.
– Как вы меня задолбали! Устал уже объяснять – ничего я не напутал, дал ей хороший товар, да и оставалось у нее столько, что этим не передознешься!
– Но она же умерла! – я скрестила руки на груди и выставила ногу вперед, изображая богатую капризную стерву.
– Повторяю в сотый раз, – Эрнесто положил руку на живот. Бурчание я слышала даже в двух метрах от несчастного. – Кристина брала грамм раз в неделю. Ей муж денег не давал. Она отбирала у прислуги часть того, что экономке выделялось на хозяйство. Понемногу. Иначе Леонид Аркадьевич бы заметил. Граммом передознуться нельзя, даже если она его одной ноздрей за раз втянула! Ясно?
– Может, она хотела покончить с собой и набирала нужную дозу? – высказала я идиотское предположение.
– Она без дорожки встать не могла, – Эрнесто воззрился на меня, как бык на пикадора, – чего она там собирала? Вы ее нос видели? Почти как у вас! Еще краснее и опухший весь. Сразу видно – конченая марафетчица!
Я непроизвольно прикрыла нос ладонью.
– Это не то, что вы думаете!
– Еще скажите, вам его какая-нибудь ревнивая баба расквасила, – саркастически усмехнулся Эрнесто. – Мне-то все равно, но не терплю лицемерия.
– Ну не знаю! – я всплеснула руками. – Тогда отчего же умерла Гаврилова?
– А мне это откуда известно? – четко и с расстановкой ответил Эрнесто. – Вам сколько?
– Грамма хватит! – жалко выкидывать деньги на дрянь, которую брошу в мусорный бак, как только выйду.
– Держите, – Эрнесто полез в ящик стола и достал оттуда малюсенький узелок. Никаких колбочек на цепочке, как в фильмах показывают. Порошок в куске полиэтилена. – Семьдесят пять баксов. Постоянным клиентам скидка – по пятьдесят. Надумаете, приходите еще.
Удивительно, что он мне рекламного буклета не дал!
Положив в карман опасную покупку, я вышла на улицу. Жуть.
– Женщина, можно вас на секунду? – раздался над ухом вежливый мужской голос.
Я обернулась и чуть не вскрикнула. Передо мной стоял милиционер. Блин! Как мне не везет! Сейчас меня арестуют и посадят за хранение наркотиков! Покрывшись холодной испариной, я таращилась на служителя порядка как кролик на удава не в силах произнести ни слова. Он тоже молчал, мне показалось, что в глубине его пронзительных серых глаз мелькнуло подозрение. Ему все известно…
– Вы не могли бы нас с женой сфотографировать? – страж порядка улыбнулся и протянул мне "мыльницу".
– Фу-у-х… – вырвался у меня вздох облегчения. – С радостью!
– Только смотрите, чтобы вход в музей было видно. Достоевский здесь жил как-никак! Где еще такое увидишь?
Много где. В Баден-Бадене, Твери, Омске, где великий писатель был на каторге вместе с уголовными преступниками. В Санкт-Петербурге его квартира находится как раз здесь, в Кузнечном переулке, дом пять дробь два. Мне мгновенно стало весело и хорошо. Так здорово, что простой милиционер любит Федора Михайловича, что он пришел с женой в его музей и ко мне обратился только за тем, чтобы сфотографироваться! Дай бог Федору Михайловичу здоровья!
Из окна "Лучшего кофе" за мной подозрительно наблюдал "человек и пароход". Мысленно чертыхнувшись, я села в машину. Блин! Придется таскать с собой эту дрянь! Согласитесь, странно будет выглядеть, если тетка, только что купившая кокаин для вечеринки, тут же выкинет его в мусор!
Надо где-нибудь остановиться и выпить кофе. Слишком много волнений за одно утро, и до свадьбы осталось четыре дня. Пришлось оставить машину метрах в ста от кофейни. Свободных мест ближе не было.
Взяв себе "Венский" с шоколадом и "Восточный" с корицей, я уселась в самом дальнем углу, залпом выдула одну из чашек и закурила. Вытащив свою тетрадку, записала: "Кристину Федоровну тоже убили. У нее не было достаточного количества порошка, чтобы отравиться".
Что же получается? Леонида Аркадьевича убили, инсценировав самоубийство. Расчет был верным. Гаврилов умер последним, узнав о смерти дочери, жены и сына. При таких обстоятельствах версия о самоубийстве никому не показалась сомнительной. Никто даже не потрудился выяснить обстоятельства! К примеру, расспросить знакомых об отношениях между Леонидом Аркадьевичем и его домочадцами. Если он их терпеть не мог, с чего стреляться?
О том, что Кристина Федоровна злоупотребляет кокаином, тоже знали. Ее смерть от передозировки никому не показалась странной. Удел любого наркомана. Наверняка никто не произвел вскрытия. Ведь если женщину отравили, то патологоанатом это определил бы. Милиция обязана была бы завести дело, начать расследование. Но ничего такого! И опять только потому, что смерть Гавриловой выглядела "закономерно".
Теперь остается выяснить, при каких обстоятельствах погиб Александр Гаврилов, младший брат Эли. Его, видите ли, сожрала безвестная австралийская акула. Стоп! Кажется, Жорж говорил, что Шурик ездил нырять в компании некоего Гриши. Понятно. Следующим пунктом я записала: "Найти Гришу" и обвела это в круг.
Только я вышла из кофейни, как ожил мобильный.
– Алло, Сан Саныч?! – радостно завопил Николай Иванович. – Слушай, я нашел этого журналиста. Нормальный такой оказался мужик! Он сейчас в Питере, интервью берет у кого-то из полпредства. За триста долларов и ужин в ресторане готов рассказать интимные подробности из жизни Гаврилова. Даешь добро на орграсходы?
– Даю, не забудь диктофон с собой прихватить.
– Ты сейчас куда? – помощник пребывал в приподнятом настроении.
– Пока не знаю, возможно, мне сегодня вечером придется в клуб пойти. Надо поговорить с последним из нужных свидетелей. Зайду, куплю что-нибудь соответствующее из одежды.
– Вот женщины! Всегда повод найдут, чтобы по магазинам шастать! – воскликнул младший детектив Яретенко.
– Ты чего такой веселый? – не выдержала я.
– Екатерина Львовна сварила мне борщ с пампушками, – заговорщицки сообщил Николай Иванович. – Сан Саныч! Я такого борща не ел со времен первой тещи! Свекла соломкой тоненько, фасоль, килечки!
Меня чуть не стошнило. Борщ с кильками! Фу! Впрочем, о вкусах, как говорится, не спорят.
– А еще она изобрела шпикбургеры! Это фантастика! Знаешь, копченое сало слоями? Слой мяса, слой сала. И все это с чесноком, перцем, лучком, горчинкой, промеж двух жаренных на растительном масле черных хлебцев! Да с пивком!
– Эго любовь, Коля, – я тряхнула головой, чтобы не представлять себе "шпикбургер".
– Да, – согласился помощник, – после того что случилось, я чувствую на себе моральные обязательства.
По дороге к модному "Дому Мертенса" мне почему-то подумалось, что главный вид оргазма у большинства мужчин – гастрономический.
ОНА ОПИСАЛА УБИЙСТВО
Мужчина секунду смотрел на меня, как на душевнобольную. Потом схватил меня за руку, притянул к себе и поцеловал, крикнув злополучной дамочке в белой норке:
– Карина, знай, эта женщина – моя любовница! Я разведусь с тобой и женюсь на ней!
Глаза неизвестной мне доселе Карины, если, конечно, не считать эпизода в Кавголово, сверкнули яростным огнем. Я мысленно прокляла дурацкую привычку советского человека вмешиваться в семейные ссоры и в надежде, что дама в белой норке вспомнит меня, натянула жалкую улыбочку и помахала ей рукой.
Карина издала рык разъяренной тигрицы. И в следующую секунду ее маленький, но очень твердый кулачок опустился на мой нос! Я едва устояла на ногах. Признаться, меня удержал только страх рухнуть в грязное месиво из воды, снега и песка.
– Послушайте! – я спряталась за ее мужем и, прикрываясь им, как омоновцы щитами во время футбольного матча, попыталась все объяснить. – Я же хотела помочь! Я понимаю, что никто не поверит, будто вы потеряли трусы, когда на вас прыгнула собака, но…
– Мразь! – Карина не собиралась слушать, она колошматила мужа сумкой, пытаясь попасть в меня.
– Да! Да! – орал в ответ чертов недоделанный "Отелло". – А ты думала, только у тебя могут быть любовники?!
– Эта шлюха изменяег тебе, Вано! Я видела ее с отвратительным, толстым и лысым старикашкой! Его мерзкая собака чуть не сделала меня заикой! Эта… все подстроила!
Тут я разозлилась.
– Да пошли вы со своими трусами!!! – я, выложив всю энергию своего возмущения, толкнула супруга Карины.
Сработал эффект неожиданности, да и скользкая поверхность помогла. Огромная туша, нелепо взмахнув руками, грохнулась на свою верещащую супругу. Пока они барахтались в жиже из талого снега, угрожая убить друг друга, тещу, свекровь и некую Тамару Иоселиани, я быстренько ретировалась. На губах чувствовался соленый вкус.
Черт, эта дура разбила мне нос!
"Сама-то хороша…" – проворчал запоздало проснувшийся здравый смысл.
Вытерев кровь и отдышавшись, набрала номер Эрнесто.
– Да? – ответил недовольный голос со странным акцентом, я такого никогда не слышала.
– Мне дала ваш номер Маргарита Мирзоян…
– За Кузнечным рынком. Оптовый магазин "Лучший кофе", – моментально отрубил Эрнесто. – Буду еще два часа.
Кузнечный рынок занимает переулок между церковью Владимирской Божьей Матери и Инженерно-экономическим университетом. В пятистах метрах от Невского проспекта. Проехав через улицу Марата, я через двадцать минут остановилась прямо напротив симпатичной вывески "Лучший кофе". Колоритный индеец сидит над мешком и курит трубку. Глаза индейца закрыты, а лицевая мускулатура расслаблена. Учитывая, чем торгует Эрнесто под прикрытием жареных зерен арабики, реклама более чем смелая. У меня, во всяком случае, сразу родилась мысль: с чего это индейцу так похорошело?
– Здравствуйте, – меня встретил шкафообразный молодой человек.
Его нижняя челюсть представляла собой нечто среднее между баржевой кормой и куском сала. Я мысленно тут же окрестила его "Иван Федорович Крузенштерн – человек и пароход".
– Вы, наверное, продавец-консультант? – уточнила я, потирая ушибленный Кариной нос. – Мне нужен Эрнесто, я от Маргариты Мирзоян.
– Минуту, – процедил сквозь зубы охранник.
По спине сбежала струйка пота. До сих пор я наркоторговцев видела только в кино. Мне представилось полутемное помещение, где мрачный мачо сидит над открытым стальным кейсом и ковыряет ножичком пластиковые пакеты с кокаином.
– Проходите, – пробасил вернувшийся товарищ.
Меня подстерегло разочарование. Эрнесто не был похож на мачо. Скорее на продавца гвоздик образца семидесятых прошлого века. Волосатые руки, волосатая грудь и лысеющий затылок свидетельствовали об избытке тестостерона. Он сидел в тесной комнатке с узким окном, забитой стеллажами с бумагами. Еще бы нарукавники – и вылитый кассир армянского ресторана.
– Вечеринку собрались устраивать? – кисло спросил он у меня, потирая рукой живот. И ни с того ни с сего добавил:
– Люди веселятся, а меня изжога мучит.
Мне так и хотелось спросить: "А вы где перевозите товар? Не заглатываете часом? Полиэтилен очень вреден для слизистой. Частая перевозка наркотиков приводит к гастриту! Во-первых, из-за пластиковой тары, во-вторых, из-за стресса и, в-третьих, из-за частой рвоты…"
– В общем да, скромную, только для своих, – я кашлянула.
– Кокос? – Эрнесто совсем скривился.
– Да, только хороший, – попросила я. – Не такой, как дали Кристине Федоровне Гавриловой.
Эрнесто вздохнул.
– Как вы меня задолбали! Устал уже объяснять – ничего я не напутал, дал ей хороший товар, да и оставалось у нее столько, что этим не передознешься!
– Но она же умерла! – я скрестила руки на груди и выставила ногу вперед, изображая богатую капризную стерву.
– Повторяю в сотый раз, – Эрнесто положил руку на живот. Бурчание я слышала даже в двух метрах от несчастного. – Кристина брала грамм раз в неделю. Ей муж денег не давал. Она отбирала у прислуги часть того, что экономке выделялось на хозяйство. Понемногу. Иначе Леонид Аркадьевич бы заметил. Граммом передознуться нельзя, даже если она его одной ноздрей за раз втянула! Ясно?
– Может, она хотела покончить с собой и набирала нужную дозу? – высказала я идиотское предположение.
– Она без дорожки встать не могла, – Эрнесто воззрился на меня, как бык на пикадора, – чего она там собирала? Вы ее нос видели? Почти как у вас! Еще краснее и опухший весь. Сразу видно – конченая марафетчица!
Я непроизвольно прикрыла нос ладонью.
– Это не то, что вы думаете!
– Еще скажите, вам его какая-нибудь ревнивая баба расквасила, – саркастически усмехнулся Эрнесто. – Мне-то все равно, но не терплю лицемерия.
– Ну не знаю! – я всплеснула руками. – Тогда отчего же умерла Гаврилова?
– А мне это откуда известно? – четко и с расстановкой ответил Эрнесто. – Вам сколько?
– Грамма хватит! – жалко выкидывать деньги на дрянь, которую брошу в мусорный бак, как только выйду.
– Держите, – Эрнесто полез в ящик стола и достал оттуда малюсенький узелок. Никаких колбочек на цепочке, как в фильмах показывают. Порошок в куске полиэтилена. – Семьдесят пять баксов. Постоянным клиентам скидка – по пятьдесят. Надумаете, приходите еще.
Удивительно, что он мне рекламного буклета не дал!
Положив в карман опасную покупку, я вышла на улицу. Жуть.
– Женщина, можно вас на секунду? – раздался над ухом вежливый мужской голос.
Я обернулась и чуть не вскрикнула. Передо мной стоял милиционер. Блин! Как мне не везет! Сейчас меня арестуют и посадят за хранение наркотиков! Покрывшись холодной испариной, я таращилась на служителя порядка как кролик на удава не в силах произнести ни слова. Он тоже молчал, мне показалось, что в глубине его пронзительных серых глаз мелькнуло подозрение. Ему все известно…
– Вы не могли бы нас с женой сфотографировать? – страж порядка улыбнулся и протянул мне "мыльницу".
– Фу-у-х… – вырвался у меня вздох облегчения. – С радостью!
– Только смотрите, чтобы вход в музей было видно. Достоевский здесь жил как-никак! Где еще такое увидишь?
Много где. В Баден-Бадене, Твери, Омске, где великий писатель был на каторге вместе с уголовными преступниками. В Санкт-Петербурге его квартира находится как раз здесь, в Кузнечном переулке, дом пять дробь два. Мне мгновенно стало весело и хорошо. Так здорово, что простой милиционер любит Федора Михайловича, что он пришел с женой в его музей и ко мне обратился только за тем, чтобы сфотографироваться! Дай бог Федору Михайловичу здоровья!
Из окна "Лучшего кофе" за мной подозрительно наблюдал "человек и пароход". Мысленно чертыхнувшись, я села в машину. Блин! Придется таскать с собой эту дрянь! Согласитесь, странно будет выглядеть, если тетка, только что купившая кокаин для вечеринки, тут же выкинет его в мусор!
Надо где-нибудь остановиться и выпить кофе. Слишком много волнений за одно утро, и до свадьбы осталось четыре дня. Пришлось оставить машину метрах в ста от кофейни. Свободных мест ближе не было.
Взяв себе "Венский" с шоколадом и "Восточный" с корицей, я уселась в самом дальнем углу, залпом выдула одну из чашек и закурила. Вытащив свою тетрадку, записала: "Кристину Федоровну тоже убили. У нее не было достаточного количества порошка, чтобы отравиться".
Что же получается? Леонида Аркадьевича убили, инсценировав самоубийство. Расчет был верным. Гаврилов умер последним, узнав о смерти дочери, жены и сына. При таких обстоятельствах версия о самоубийстве никому не показалась сомнительной. Никто даже не потрудился выяснить обстоятельства! К примеру, расспросить знакомых об отношениях между Леонидом Аркадьевичем и его домочадцами. Если он их терпеть не мог, с чего стреляться?
О том, что Кристина Федоровна злоупотребляет кокаином, тоже знали. Ее смерть от передозировки никому не показалась странной. Удел любого наркомана. Наверняка никто не произвел вскрытия. Ведь если женщину отравили, то патологоанатом это определил бы. Милиция обязана была бы завести дело, начать расследование. Но ничего такого! И опять только потому, что смерть Гавриловой выглядела "закономерно".
Теперь остается выяснить, при каких обстоятельствах погиб Александр Гаврилов, младший брат Эли. Его, видите ли, сожрала безвестная австралийская акула. Стоп! Кажется, Жорж говорил, что Шурик ездил нырять в компании некоего Гриши. Понятно. Следующим пунктом я записала: "Найти Гришу" и обвела это в круг.
Только я вышла из кофейни, как ожил мобильный.
– Алло, Сан Саныч?! – радостно завопил Николай Иванович. – Слушай, я нашел этого журналиста. Нормальный такой оказался мужик! Он сейчас в Питере, интервью берет у кого-то из полпредства. За триста долларов и ужин в ресторане готов рассказать интимные подробности из жизни Гаврилова. Даешь добро на орграсходы?
– Даю, не забудь диктофон с собой прихватить.
– Ты сейчас куда? – помощник пребывал в приподнятом настроении.
– Пока не знаю, возможно, мне сегодня вечером придется в клуб пойти. Надо поговорить с последним из нужных свидетелей. Зайду, куплю что-нибудь соответствующее из одежды.
– Вот женщины! Всегда повод найдут, чтобы по магазинам шастать! – воскликнул младший детектив Яретенко.
– Ты чего такой веселый? – не выдержала я.
– Екатерина Львовна сварила мне борщ с пампушками, – заговорщицки сообщил Николай Иванович. – Сан Саныч! Я такого борща не ел со времен первой тещи! Свекла соломкой тоненько, фасоль, килечки!
Меня чуть не стошнило. Борщ с кильками! Фу! Впрочем, о вкусах, как говорится, не спорят.
– А еще она изобрела шпикбургеры! Это фантастика! Знаешь, копченое сало слоями? Слой мяса, слой сала. И все это с чесноком, перцем, лучком, горчинкой, промеж двух жаренных на растительном масле черных хлебцев! Да с пивком!
– Эго любовь, Коля, – я тряхнула головой, чтобы не представлять себе "шпикбургер".
– Да, – согласился помощник, – после того что случилось, я чувствую на себе моральные обязательства.
По дороге к модному "Дому Мертенса" мне почему-то подумалось, что главный вид оргазма у большинства мужчин – гастрономический.
ОНА ОПИСАЛА УБИЙСТВО
Пока я пыталась дозвониться до Лики, чтобы выяснить, будет ли Гриша на планируемом дне рождения, продавцы модного дома успели разъяснить мне все тенденции мировой моды на предстоящую весну. Ну, во-первых, снова в моде экстремальное мини. Коротенькие юбочки, платьица или совершенно неприличные шорты. Модно шелк и набивные ткани. Тяжелые вышивки бисером, "шаманские" украшения и все элементы этники, какие существуют в природе. Во-вторых, актуальны исторические мотивы. В частности, короткие платья на пояске с лямкой через одно плечо, напоминающие греческие туники. От новинок моды я, несмотря на все уговоры, отказалась и остановила выбор на вечно живой классике – черном платье от Шанель, хотя у меня уже три похожих есть.
Когда говорливая Лика освободила свой телефон, я смогла с ней связаться. На мой вопрос относительно Гриши Домовая ответила, что с ними его не будет.
– У него сейчас гетеросексуальный период, – заявила девушка, – так что его тетка должна знать, где он.
– Дай мне телефон его тети, – попросила я.
– Тетки в смысле? – переспросила Лика.
– Какая разница? – я приготовилась записывать.
– Тетка – это женщина, с которой он имеет половую связь, а тетя – это сестра одного из родителей, – серьезно разъяснила тонкости языка Домовая. – Так вот, его тетка в настоящий момент – Ксюха Рыбникова. Она ревнивая до ужаса. Тот самый вариант, когда даже к фонарю… Не знаю, как ее поддеть. Нет, знаю. Скажем, что вы журналистка, которая пишет статью про жизнь питерской андеграундной тусовки. Ксюха тогда с радостью клюнет. Только вы это… не тушуйтесь перед ней. Она всех на зуб пробует. Кто выдерживает – с теми нормально общается.
Нельзя сказать, что перспектива быть распробованной на зуб девятнадцатилетней оторвой меня обрадовала.
– И еще, – добавила Лика, – она мечтает, чтобы я ей хоть на день машину свою одолжила. Под этим предлогом можно будет ее вызвонить и про вас рассказать. На две такие темы она точно поведется, можно не сомневаться. Приезжайте в "Плазу", в ресторане ее подождем. Я позвоню, пока вы едете…
В ресторане меня проводили к столику у окна. Люди у входа смотрели на меня с завистью. Вечеринка, оказывается, планировалась в честь дочки какого-то федерального министра. Пригласили только самых-самых. Лика выглядела потрясающе. На ней было изумительно элегантное платье. Многослойный крой и золотистый шелк вкупе с потрясающим комплектом топазовых украшений. Рядом с ней сидело вертлявое неприятное существо с выпученными глазами. Нещадно протравленные блондораном волосы в сочетании с шифоновой рюшистой блузкой и красными кожаными штанами придавали девушке вид вокзальной шлюхи.
– Это Ксения Рыбникова, – представила мне собеседницу Лика. – А это, Ксюшка, познакомься, Александра Александровна Ворошилова, о которой я тебе говорила.
– Здрасьте, – бросила девица. – Ночными делами интересуетесь?
– В каком-то смысле да, – я посмотрела на Домовую, та отстраненно курила, будто Рыбниковой за столом вовсе "не сидело".
– Тогда поехали, покажу такое, что у ваших читателей рвотный рефлекс образуется, – щедро пообещала добрая девушка.
– Чтобы машина в восемь утра стояла у меня в гараже, без единой царапины. Поняла? – строго и чуть презрительно оборвала ее Лика.
– Ясень пень, мне проблемы не нужны, – Рыбникова втянула голову в плечи.
Через десять минут Ксюша суетливо заталкивала меня на пассажирское место в розовом спортивном "Родстере – Z8", очень дорогой вещи от концерна "БМВ", со словами:
– Пиплы в осадок выпадут!
– Ксюшечка, – манерно прощебетала я, складывая руки на коленях, – засорять свою речь англицизмами, если можно найти адекватную замену в русском языке, считается дурным тоном.
– Аут! – восторженно отозвалась Ксюша, закатив глаза.
Мы быстро покатили по шоссе. На шифоновую блузку у девушки была накинута только короткая пелеринка из красного искусственного меха.
С непривычки мне слегка заложило уши. Сама никогда не езжу свыше восьмидесяти, а чаще и до пятидесяти не дотягиваю. Никогда не думала, что по нашим зимним дорогам можно гонять с такой скоростью! Подумав, что мы или взлетим, или разобьемся насмерть, я крепко пожалела о плотном завтраке.
– Как там тебя звать-то? – спросила Ксюша, вытаскивая сигарету из пачки зубами.
Руль она едва придерживала большим пальцем левой руки. Стоило ей отъехать от Домовой на километр – сдерживавшееся хамство выплеснулось наружу.
– Александра Александровна, – меня к этому времени уже так вдавило в кресло, что манерный писк получался сам собой.
– Короче, погоняла нет? – Ксюша затянулась и перекинула сигарету из одного края ярко накрашенного рта в другой.
– Не поняла? – переспросила я.
– Вот мастдай-то однобитный! – воскликнула Ксюша. – Короткое имя есть? Ладно, фигня, ты дольше пропаришься, чем мне придумать. Буду звать тебя… – она приподняла бровь и выдала:
– Сан Санна.
"Удивительно, что Ксюша и Николай Иванович стоят на одной ступени развития!" – подумала я. Младший детектив Яретенко зовет меня "Сан Саныч".
– Я так понимаю, что ты приняла это решение в одностороннем порядке? – мне показалось, что в рамках разыгрываемой роли эта реплика необходима.
– Отпад! – вытаращила глаза Ксюша и покачала головой. – Значит так, раз уж Домовая тебя мне навесила в нагрузку к машине, слушай и усваивай правила. Будешь на меня стучать – пожалеешь, будешь совать нос, куда не надо, – тоже пожалеешь, надоешь – выгоню. Понятно?
Я не нашлась, что ответить. Некоторым детям в детстве определенно не додали ремня. Ксюша – пример редкостной обделенности воспитанием. Но уговор есть уговор. Гришу надо найти. До свадьбы Лики остается чуть-чуть больше трех дней.
– Ксения, – масляным голосом ответила я, – все твои требования будут выполнены.
– Не свисти, – последовал ответ. – Знаю я вас, журналистов. Все доложишь в красках. Где машину ставили, да сколько народу в ней каталось, да кому еще давали порулить!
– Ксюшечка, что ты! – я приложила руки к груди. – Надеюсь, мы сможем найти общий язык! Кстати, никогда не ездила на такой шикарной машине. Можно повести? Хотя бы километр…
Девушка удивленно приподняла брови.
– Поцарапаешь, всю жизнь расплачиваться с Домовой будешь, – предупредила она.
– Я аккуратно! Если тебе не жалко…
– Жалко, знаешь, где? – огрызнулась Ксюша. – Мне-то по фигу, тебе платить, если что.
Мы остановились на обочине и поменялись местами… Машина слушалась малейшего движения, мягко шурша шинами по дороге.
– А побыстрее? – недовольно топнула ногой девушка. – Мы так на место к ночи притащимся!
Я крепко сжала зубы и надавила на газ.
– Э! – завопила Ксюша. – Да не так! Ты что?! Спятила?
Стрелка спидометра подползла к ста пятидесяти. С трудом вписавшись в поворот, мы промчались мимо поста ДПС.
– Начинающий Шумахер! Ты представляешь, сколько эта тачка, блин, стоит?! – орала Ксюша.
– Слушай внимательно, – процедила я сквозь зубы, обгоняя попутные машины, на подъезде к городу движение стало более оживленным.
Побледневшая Ксюша вцепилась обеими руками в ручку двери и уставилась на меня испуганными глазами. Весь ее гонор исчез.
– Мои правила такие, – я резко отвернула руль, чтобы не снести зеркало летевшему навстречу "Жигулю", тот ответил возмущенным бибиканьем, – называть меня Александра Александровна, не хамить, слушать, что я говорю, о взрослых отзываться уважительно и прилежно учиться себя вести! Ты поняла?!
Ксюша на секунду окрысилась.
– А то что будет?
– А вот что, – я утопила газ совсем, стрелка подползла к ста семидесяти, миновала двести…
Впереди загорелся красный свет, машины, между которыми "Z8" петлял, как серебряный заяц, истерично гудели.
– Все поняла?! – переспросила я.
– Поняла, – прошептала полумертвая от страха Ксюша.
– Без байды?! – рявкнула я.
– Отвечаю, – последовал серьезный ответ.
Тогда я отпустила газ и начала мелко и прерывисто нажимать на тормоз. Так советуют тормозить в гололед, чтобы избежать заноса. Постепенно увеличивая амплитуду, удалось остановить машину прямо у стоп-линии. По-моему, все водители у перекрестка облегченно выдохнули.
– Куда дальше ехать? – спросила я у надувшейся "проводницы", когда она пришла в себя.
– В Ледовый дворец, на керлинг, – буркнула в ответ Ксюша и зло добавила:
– Александра Александровна.
Керлинг – новомодный вид спорта, забавный гибрид боулинга и натирки паркета. Чтобы им заняться, требуется каток, много свободного времени, швабры, огромные гранитные "шайбы" размером с пылесос и лишняя пара-тройка тысяч долларов на этот инвентарь. Играют в керлинг командами. Смысл игры – загнать в круг как можно больше своих "камней", соответственно выбив "камни" противника. Чтобы гранитная "шайба" лучше скользила, лед перед ней натирают жесткими щетками.
Всю дорогу до Ледового дворца Рыбникова не проронила ни слова. Только ответила на звонок.
– Еду. Нет, не одна. Нет, не с Дилей. Пока, потом перетрем.
На арене вяло состязались две команды.
Ксюша замахала руками молодому человеку, который сосредоточенно примерялся, куда направить камень. Увидев объект своей страсти, она мгновенно растаяла.
– Гриша! Ути-пуси мой! Привет! Глядя, как она резво бросилась вниз по узким ступенькам, я схватилась за спинку ближайшего кресла. Казалось, девушка вот-вот не удержится на своих каблучищах и покатится кубарем. Но она благополучно выбежала на лед. Мелко семеня ногами и оглушительно визжа, добралась до Гриши и радостно повисла у него на шее. Видя, что главный "кидала" захвачен теткой, остальные игроки понуро оперлись на свои швабры. Поцелуй обещал быть долгим.
– Фу! Как можно быть такой дурой! – раздался у меня над ухом презрительный голос.
– Вы так считаете? – спросила я автоматически.
– А вы нет? – рядом восседала, к моему удивлению, Крымник. – Смотреть противно. Не девушка, а коврик для ног!
– Может быть, она просто об этом не думает, – предположила я, – действует по зову сердца.
– Сказала бы, по зову чего она действует! – базарно фыркнула модель. – Кстати, не ожидала, что вы керлингом интересуетесь. А как же обучение Анжелики Васильевны хорошим манерам?
Тон Крымник был откровенно издевательским. Я решила ее позлить. В гневе люди часто высказывают больше, чем хотели бы.
– Вы знаете, Алина, – мои губы сложились в жеманную ухмылку, – если говорить откровенно, мы с вами обе знаем, что Лика может позволить себе все, что угодно. Она может есть руками, вытирать рот скатертью, сморкаться в шторы – никто не пикнет. У этой девушки для счастья есть абсолютно все. Она богата, красива, у нее любящий заботливый отец. Не все этим могут похвастаться…
И уставилась на позеленевшую от злости модель поверх очков. Моя речь должна была очень ее разозлить. Во всех интервью Алина говорит, что успеха добилась исключительно тяжким трудом на подиуме и самоотверженным фитнесом.
"Халявщица", наслаждающаяся папашиными деньгами, должна вызывать у нее зубовный скрежет.
Крымник смерила меня гневным взглядом.
– Мать была сука и б.., и дочка, шалава, вся в нее, – процедила она сквозь зубы.
– Фу, как грубо! – я скорчила презрительную мину, – мне кажется, Алина, что вы нуждаетесь в уроках хороших манер больше, чем Лика.
– Я, по крайней мере, не сплю со всеми подряд, – зло отчеканила она секунд через десять. Долго подбирала слова.
– И что? – недоумение получилось само собой.
– Корчит из себя недотрогу, сцены закатывает, руки заламывает, а сама трахается с дворецким! Я сама, своими глазами видела! В саду, в беседке, как уличная проститутка!
– Не верю.
Станиславский мог бы мной гордиться.
Модель злобно фыркнула и направилась к выходу. Судя по ее напряженным, подпрыгивающим шагам – она вне себя от ярости. Интересно… Может быть, тот единственный настоящий мужчина, которого встретила Лика – это Бекетов? Он ее страстная любовь, служащая у папы?
– Александра Александровна! – завопила Ксюша, уперев руки в бока. – Вы так и будете стоять? Или снизойдете до нашего плебейского общества?!
Ишь, слова какие знает! Про плебеев и патрициев. Небось, и кто Цезаря порешил, в курсе…
Спустившись вниз, я склонила голову, обведя всех присутствующих взглядом училки-мегеры. Присутствующие кисло поздоровались, ковыряя коньками лед.
– Александра Александровна Ворошилова.
– Журналистка, – небрежно бросила Ксюша, – будет писать, как бессмысленно и тупо мы прожигаем жизнь.
– Очень приятно, Гриша, – поздоровался со мной свидетель гибели Александра Гаврилова, на котором мертвой хваткой повисла мадмуазель Рыбникова, беспрестанно чмокающая и хихикающая.
Игроки вяло собирались. Ксюша утащила Никиту в угол и что-то горячо шептала ему на ухо, периодически показывая на меня пальцем и глупо хихикая. Неужели подобное поведение кажется ей сексуальным? Глянцевые журналы активно пропагандируют эту идею. Мол, глупость женщины позволяет мужчине чувствовать себя с ней на высоте, и, следовательно, повышает ее шансы. Шансы на что, извините? Остаться с не очень умным субъектом, который страдает комплексом неполноценности?
– Куда теперь? – спросила Ксюша, капризно надув розовые губки.
– Надо перекусить, – ответил ей Гриша. – Кстати, ты завтра на "Орлиную гору" поедешь?
– Не-а, – протянула Ксюша. – Я после Давоса эти горные лыжи и сноуборды видеть не могу. С родителями накаталась до одурения. Мы на следующей неделе с Ланой, может, в Кению съездим на недельку. Позагорать напоследок.
– Ты, кстати, своим сказала, что тебя до сессии не допустили? – вкрадчиво спросил Гриша.
– С ума сошел?! – Ксюша легонько стукнула его по голове ладонью. – Мои родители такого не поймут. Они в полной уверенности, что я у них гений и гордость факультета.
"Это объясняет твои комплексы, – подумала я. – Например, желание быть "круче тучи". Ведь у Ксюши наверняка есть своя машина. Какой-нибудь демократичный "Фольксваген" или "Пежо", может быть, даже "Мерседес", но она выпрашивает у Лики Домовой на день шикарный Родстер, какого больше ни у кого в городе нет! Когда родители хотят видеть ребенка идеальным, а за любое проявление слабости жестоко презирают, – хуже этого не может быть на свете. Страшно подумать, что будет, когда обман откроется. Ксюша вполне может выйти в окно".
Когда говорливая Лика освободила свой телефон, я смогла с ней связаться. На мой вопрос относительно Гриши Домовая ответила, что с ними его не будет.
– У него сейчас гетеросексуальный период, – заявила девушка, – так что его тетка должна знать, где он.
– Дай мне телефон его тети, – попросила я.
– Тетки в смысле? – переспросила Лика.
– Какая разница? – я приготовилась записывать.
– Тетка – это женщина, с которой он имеет половую связь, а тетя – это сестра одного из родителей, – серьезно разъяснила тонкости языка Домовая. – Так вот, его тетка в настоящий момент – Ксюха Рыбникова. Она ревнивая до ужаса. Тот самый вариант, когда даже к фонарю… Не знаю, как ее поддеть. Нет, знаю. Скажем, что вы журналистка, которая пишет статью про жизнь питерской андеграундной тусовки. Ксюха тогда с радостью клюнет. Только вы это… не тушуйтесь перед ней. Она всех на зуб пробует. Кто выдерживает – с теми нормально общается.
Нельзя сказать, что перспектива быть распробованной на зуб девятнадцатилетней оторвой меня обрадовала.
– И еще, – добавила Лика, – она мечтает, чтобы я ей хоть на день машину свою одолжила. Под этим предлогом можно будет ее вызвонить и про вас рассказать. На две такие темы она точно поведется, можно не сомневаться. Приезжайте в "Плазу", в ресторане ее подождем. Я позвоню, пока вы едете…
В ресторане меня проводили к столику у окна. Люди у входа смотрели на меня с завистью. Вечеринка, оказывается, планировалась в честь дочки какого-то федерального министра. Пригласили только самых-самых. Лика выглядела потрясающе. На ней было изумительно элегантное платье. Многослойный крой и золотистый шелк вкупе с потрясающим комплектом топазовых украшений. Рядом с ней сидело вертлявое неприятное существо с выпученными глазами. Нещадно протравленные блондораном волосы в сочетании с шифоновой рюшистой блузкой и красными кожаными штанами придавали девушке вид вокзальной шлюхи.
– Это Ксения Рыбникова, – представила мне собеседницу Лика. – А это, Ксюшка, познакомься, Александра Александровна Ворошилова, о которой я тебе говорила.
– Здрасьте, – бросила девица. – Ночными делами интересуетесь?
– В каком-то смысле да, – я посмотрела на Домовую, та отстраненно курила, будто Рыбниковой за столом вовсе "не сидело".
– Тогда поехали, покажу такое, что у ваших читателей рвотный рефлекс образуется, – щедро пообещала добрая девушка.
– Чтобы машина в восемь утра стояла у меня в гараже, без единой царапины. Поняла? – строго и чуть презрительно оборвала ее Лика.
– Ясень пень, мне проблемы не нужны, – Рыбникова втянула голову в плечи.
Через десять минут Ксюша суетливо заталкивала меня на пассажирское место в розовом спортивном "Родстере – Z8", очень дорогой вещи от концерна "БМВ", со словами:
– Пиплы в осадок выпадут!
– Ксюшечка, – манерно прощебетала я, складывая руки на коленях, – засорять свою речь англицизмами, если можно найти адекватную замену в русском языке, считается дурным тоном.
– Аут! – восторженно отозвалась Ксюша, закатив глаза.
Мы быстро покатили по шоссе. На шифоновую блузку у девушки была накинута только короткая пелеринка из красного искусственного меха.
С непривычки мне слегка заложило уши. Сама никогда не езжу свыше восьмидесяти, а чаще и до пятидесяти не дотягиваю. Никогда не думала, что по нашим зимним дорогам можно гонять с такой скоростью! Подумав, что мы или взлетим, или разобьемся насмерть, я крепко пожалела о плотном завтраке.
– Как там тебя звать-то? – спросила Ксюша, вытаскивая сигарету из пачки зубами.
Руль она едва придерживала большим пальцем левой руки. Стоило ей отъехать от Домовой на километр – сдерживавшееся хамство выплеснулось наружу.
– Александра Александровна, – меня к этому времени уже так вдавило в кресло, что манерный писк получался сам собой.
– Короче, погоняла нет? – Ксюша затянулась и перекинула сигарету из одного края ярко накрашенного рта в другой.
– Не поняла? – переспросила я.
– Вот мастдай-то однобитный! – воскликнула Ксюша. – Короткое имя есть? Ладно, фигня, ты дольше пропаришься, чем мне придумать. Буду звать тебя… – она приподняла бровь и выдала:
– Сан Санна.
"Удивительно, что Ксюша и Николай Иванович стоят на одной ступени развития!" – подумала я. Младший детектив Яретенко зовет меня "Сан Саныч".
– Я так понимаю, что ты приняла это решение в одностороннем порядке? – мне показалось, что в рамках разыгрываемой роли эта реплика необходима.
– Отпад! – вытаращила глаза Ксюша и покачала головой. – Значит так, раз уж Домовая тебя мне навесила в нагрузку к машине, слушай и усваивай правила. Будешь на меня стучать – пожалеешь, будешь совать нос, куда не надо, – тоже пожалеешь, надоешь – выгоню. Понятно?
Я не нашлась, что ответить. Некоторым детям в детстве определенно не додали ремня. Ксюша – пример редкостной обделенности воспитанием. Но уговор есть уговор. Гришу надо найти. До свадьбы Лики остается чуть-чуть больше трех дней.
– Ксения, – масляным голосом ответила я, – все твои требования будут выполнены.
– Не свисти, – последовал ответ. – Знаю я вас, журналистов. Все доложишь в красках. Где машину ставили, да сколько народу в ней каталось, да кому еще давали порулить!
– Ксюшечка, что ты! – я приложила руки к груди. – Надеюсь, мы сможем найти общий язык! Кстати, никогда не ездила на такой шикарной машине. Можно повести? Хотя бы километр…
Девушка удивленно приподняла брови.
– Поцарапаешь, всю жизнь расплачиваться с Домовой будешь, – предупредила она.
– Я аккуратно! Если тебе не жалко…
– Жалко, знаешь, где? – огрызнулась Ксюша. – Мне-то по фигу, тебе платить, если что.
Мы остановились на обочине и поменялись местами… Машина слушалась малейшего движения, мягко шурша шинами по дороге.
– А побыстрее? – недовольно топнула ногой девушка. – Мы так на место к ночи притащимся!
Я крепко сжала зубы и надавила на газ.
– Э! – завопила Ксюша. – Да не так! Ты что?! Спятила?
Стрелка спидометра подползла к ста пятидесяти. С трудом вписавшись в поворот, мы промчались мимо поста ДПС.
– Начинающий Шумахер! Ты представляешь, сколько эта тачка, блин, стоит?! – орала Ксюша.
– Слушай внимательно, – процедила я сквозь зубы, обгоняя попутные машины, на подъезде к городу движение стало более оживленным.
Побледневшая Ксюша вцепилась обеими руками в ручку двери и уставилась на меня испуганными глазами. Весь ее гонор исчез.
– Мои правила такие, – я резко отвернула руль, чтобы не снести зеркало летевшему навстречу "Жигулю", тот ответил возмущенным бибиканьем, – называть меня Александра Александровна, не хамить, слушать, что я говорю, о взрослых отзываться уважительно и прилежно учиться себя вести! Ты поняла?!
Ксюша на секунду окрысилась.
– А то что будет?
– А вот что, – я утопила газ совсем, стрелка подползла к ста семидесяти, миновала двести…
Впереди загорелся красный свет, машины, между которыми "Z8" петлял, как серебряный заяц, истерично гудели.
– Все поняла?! – переспросила я.
– Поняла, – прошептала полумертвая от страха Ксюша.
– Без байды?! – рявкнула я.
– Отвечаю, – последовал серьезный ответ.
Тогда я отпустила газ и начала мелко и прерывисто нажимать на тормоз. Так советуют тормозить в гололед, чтобы избежать заноса. Постепенно увеличивая амплитуду, удалось остановить машину прямо у стоп-линии. По-моему, все водители у перекрестка облегченно выдохнули.
– Куда дальше ехать? – спросила я у надувшейся "проводницы", когда она пришла в себя.
– В Ледовый дворец, на керлинг, – буркнула в ответ Ксюша и зло добавила:
– Александра Александровна.
Керлинг – новомодный вид спорта, забавный гибрид боулинга и натирки паркета. Чтобы им заняться, требуется каток, много свободного времени, швабры, огромные гранитные "шайбы" размером с пылесос и лишняя пара-тройка тысяч долларов на этот инвентарь. Играют в керлинг командами. Смысл игры – загнать в круг как можно больше своих "камней", соответственно выбив "камни" противника. Чтобы гранитная "шайба" лучше скользила, лед перед ней натирают жесткими щетками.
Всю дорогу до Ледового дворца Рыбникова не проронила ни слова. Только ответила на звонок.
– Еду. Нет, не одна. Нет, не с Дилей. Пока, потом перетрем.
На арене вяло состязались две команды.
Ксюша замахала руками молодому человеку, который сосредоточенно примерялся, куда направить камень. Увидев объект своей страсти, она мгновенно растаяла.
– Гриша! Ути-пуси мой! Привет! Глядя, как она резво бросилась вниз по узким ступенькам, я схватилась за спинку ближайшего кресла. Казалось, девушка вот-вот не удержится на своих каблучищах и покатится кубарем. Но она благополучно выбежала на лед. Мелко семеня ногами и оглушительно визжа, добралась до Гриши и радостно повисла у него на шее. Видя, что главный "кидала" захвачен теткой, остальные игроки понуро оперлись на свои швабры. Поцелуй обещал быть долгим.
– Фу! Как можно быть такой дурой! – раздался у меня над ухом презрительный голос.
– Вы так считаете? – спросила я автоматически.
– А вы нет? – рядом восседала, к моему удивлению, Крымник. – Смотреть противно. Не девушка, а коврик для ног!
– Может быть, она просто об этом не думает, – предположила я, – действует по зову сердца.
– Сказала бы, по зову чего она действует! – базарно фыркнула модель. – Кстати, не ожидала, что вы керлингом интересуетесь. А как же обучение Анжелики Васильевны хорошим манерам?
Тон Крымник был откровенно издевательским. Я решила ее позлить. В гневе люди часто высказывают больше, чем хотели бы.
– Вы знаете, Алина, – мои губы сложились в жеманную ухмылку, – если говорить откровенно, мы с вами обе знаем, что Лика может позволить себе все, что угодно. Она может есть руками, вытирать рот скатертью, сморкаться в шторы – никто не пикнет. У этой девушки для счастья есть абсолютно все. Она богата, красива, у нее любящий заботливый отец. Не все этим могут похвастаться…
И уставилась на позеленевшую от злости модель поверх очков. Моя речь должна была очень ее разозлить. Во всех интервью Алина говорит, что успеха добилась исключительно тяжким трудом на подиуме и самоотверженным фитнесом.
"Халявщица", наслаждающаяся папашиными деньгами, должна вызывать у нее зубовный скрежет.
Крымник смерила меня гневным взглядом.
– Мать была сука и б.., и дочка, шалава, вся в нее, – процедила она сквозь зубы.
– Фу, как грубо! – я скорчила презрительную мину, – мне кажется, Алина, что вы нуждаетесь в уроках хороших манер больше, чем Лика.
– Я, по крайней мере, не сплю со всеми подряд, – зло отчеканила она секунд через десять. Долго подбирала слова.
– И что? – недоумение получилось само собой.
– Корчит из себя недотрогу, сцены закатывает, руки заламывает, а сама трахается с дворецким! Я сама, своими глазами видела! В саду, в беседке, как уличная проститутка!
– Не верю.
Станиславский мог бы мной гордиться.
Модель злобно фыркнула и направилась к выходу. Судя по ее напряженным, подпрыгивающим шагам – она вне себя от ярости. Интересно… Может быть, тот единственный настоящий мужчина, которого встретила Лика – это Бекетов? Он ее страстная любовь, служащая у папы?
– Александра Александровна! – завопила Ксюша, уперев руки в бока. – Вы так и будете стоять? Или снизойдете до нашего плебейского общества?!
Ишь, слова какие знает! Про плебеев и патрициев. Небось, и кто Цезаря порешил, в курсе…
Спустившись вниз, я склонила голову, обведя всех присутствующих взглядом училки-мегеры. Присутствующие кисло поздоровались, ковыряя коньками лед.
– Александра Александровна Ворошилова.
– Журналистка, – небрежно бросила Ксюша, – будет писать, как бессмысленно и тупо мы прожигаем жизнь.
– Очень приятно, Гриша, – поздоровался со мной свидетель гибели Александра Гаврилова, на котором мертвой хваткой повисла мадмуазель Рыбникова, беспрестанно чмокающая и хихикающая.
Игроки вяло собирались. Ксюша утащила Никиту в угол и что-то горячо шептала ему на ухо, периодически показывая на меня пальцем и глупо хихикая. Неужели подобное поведение кажется ей сексуальным? Глянцевые журналы активно пропагандируют эту идею. Мол, глупость женщины позволяет мужчине чувствовать себя с ней на высоте, и, следовательно, повышает ее шансы. Шансы на что, извините? Остаться с не очень умным субъектом, который страдает комплексом неполноценности?
– Куда теперь? – спросила Ксюша, капризно надув розовые губки.
– Надо перекусить, – ответил ей Гриша. – Кстати, ты завтра на "Орлиную гору" поедешь?
– Не-а, – протянула Ксюша. – Я после Давоса эти горные лыжи и сноуборды видеть не могу. С родителями накаталась до одурения. Мы на следующей неделе с Ланой, может, в Кению съездим на недельку. Позагорать напоследок.
– Ты, кстати, своим сказала, что тебя до сессии не допустили? – вкрадчиво спросил Гриша.
– С ума сошел?! – Ксюша легонько стукнула его по голове ладонью. – Мои родители такого не поймут. Они в полной уверенности, что я у них гений и гордость факультета.
"Это объясняет твои комплексы, – подумала я. – Например, желание быть "круче тучи". Ведь у Ксюши наверняка есть своя машина. Какой-нибудь демократичный "Фольксваген" или "Пежо", может быть, даже "Мерседес", но она выпрашивает у Лики Домовой на день шикарный Родстер, какого больше ни у кого в городе нет! Когда родители хотят видеть ребенка идеальным, а за любое проявление слабости жестоко презирают, – хуже этого не может быть на свете. Страшно подумать, что будет, когда обман откроется. Ксюша вполне может выйти в окно".