Сергей сделал вид, что не заметил этого.
***
К автосервису в Строгине Никитин подъехал без опоздания.
Заметив парней, ожидающих его рядом с черной "девяткой", он подал им знак следовать за собой.
Две машины двинулись в сторону кольцевой автострады. Немного не доехав до нее, Сергей остановился и вышел навстречу недавним знакомым.
Сергей с Володей приветствовали его широкими улыбками.
Едва они успели пожать друг другу руки, как с двух сторон дороги выскочили три белых "жигуленка". Из распахнувшихся дверей вновь прибывших машин к ним устремились несколько человек в гражданской одежде со вскинутыми стволами пистолетов.
Один из бегущих, на ходу доставая красную корку удостоверения, выкрикнул:
- Стоять, руки на машины, милиция!
Никитин послушно уперся о крышу своего автомобиля. К нему подскочили двое оперативников, один из которых приставил к нему пистолет, а второй быстрыми, но точными движениями ощупал задержанного с ног до головы в поисках возможного оружия.
Сергей с Володей, по-видимому, оказались в такой ситуации впервые, поэтому не сумели отреагировать должным образом, из-за чего были сбиты профессиональными ударами на землю, лицом вниз. На их запястьях защелкнулись наручники.
В результате осмотра у Володи из-за пояса был извлечен пистолет "ТТ".
Старший из группы, спокойно повертев оружие в руках, сказал:
- Этого в отделение, - и пальцем указал на Никитина, - а этих, - он кивнул в сторону распластавшихся на земле парней, - на явочную квартиру.
Ребят посадили в разные машины, доставили в одну из квартир еще не заселенной новостройки и развели по разным комнатам.
Войдя в помещение, где на полу, покрытом пестрым линолеумом, лежал Володя с заведенными за спину руками и где не было никакой мебели, кроме единственного табурета, старший представился:
- Старший оперуполномоченный Московского уголовного розыска майор Петрило.
Он выдержал небольшую паузу, а затем начал допрос:
- Фамилия, имя, отчество, год рождения?
Володя, еще не до конца осознавая происходящее, молчал.
- Молодой человек, настоятельно советую вам отвечать на вопросы. Двести восемнадцатая статья у тебя уже в кармане, будешь ерепениться, припишем и наркоту, - сказал майор, доставая из кармана пакетик с зеленой травкой.
Задержанный угрюмо насупился, обдумывая услышанное. В тюрьму ему, разумеется, не хотелось.
За считанные секунды перед ним возникла перспектива: или вольготная жизнь с кабаками, пьянками, шлюхами, или унылые деревянные нары в серой камере, которую он видел по телевизору.
Опер не торопил его с ответом.
- Шпырин Владимир Петрович, семьдесят первого года рождения, пробурчал парень.
- Так-то лучше, - оскалился Петрило, - а фамилию дружка?
- Пусть он сам вам скажет, - огрызнулся Володя.
- А ты не можешь?
- Могу, но не хочу.
Майор опустился на табурет.
- Не строй из себя блатюка. Ты "первоход", зелень неученая, - майор намеренно использовал блатной жаргон, - будешь оказывать содействие, глядишь, и условным сроком отделаешься.
- Больше ничего не скажу, - отрезал Володя.
Майор пристально посмотрел в лицо парня, лежащего на полу, и зловеще произнес:
- Жаль, думал, с тобой договоримся. Столбенко с Бесовским, - обратился он к кому-то в коридоре, - клиент созрел.
На призыв старшего в комнату ввалились два здоровенных детины с тупыми садисткими рожами и выжидательно замерли около пленника.
- Смотрите, чтоб не сдох, - предупредил майор, - ему еще суд предстоит, - и Петрило скрылся за дверью.
В комнате, где находился Сергей, произошла похожая сцена, но при этом допрашиваемый не проронил ни слова - даже не назвал себя.
Тогда за него принялся сам майор.
Двое оперов поставили на ноги упорно молчавшего молодого человека, крепко держа его за руки.
Вялая улыбка сползла с лица майора, и, подойдя вплотную к задержанному, он нанес пацану сильный удар в солнечное сплетение. Дыхание у Сергея остановилось, он тут же обмяк на руках ментов, при этом от боли на глаза его навернулись слезы, но он не издал ни звука.
- Ну-ка, слегка отпустите, - распорядился Петрило, обращаясь к своим подручным.
Те послушно исполнили приказ. Молодой человек вот-вот был готов упасть. Воспользовавшись этим, майор нанес ему резкий удар коленом в челюсть голова жертвы откинулась назад, словно это был не человек, а тряпичная кукла. Сжав пальцы на горле Сергея, старший опер спросил:
- Теперь будем говорить?
Переведя дыхание, тот процедил сквозь зубы:
- Не вечно тебе боговать, мусорская рожа.
Прежде чем сдохнуть, я успею посмотреть на твои киш...
Майор не дал ему договорить, оборвав фразу резким ударом в нос:
- Заткнись, падла!
В дверном проеме показалась потная физиономия Столбенко.
- Товарищ майор, молчит, - посетовал он.
В голосе Столбенко прозвучало такое неподдельное уныние, что старший решил ему помочь.
- Пойдем разговорим, - отозвался он, отходя от поверженного Сергея.
Забившись в угол и беспрестанно отплевываясь кровью, Володя с ненавистью посмотрел на майора.
Тот, не замечая его взгляда, взял парня за подбородок и приподнял голову, собираясь нанести ему удар в лицо.
В этот момент в комнату вошел Вася Доктор.
- Хватит, Плошка, оставь пацанов в покое, - жестко распорядился он, обращаясь к майору.
На этот раз Володя Шпырин обалдел по-настоящему. В вошедшем можно было бы узнать кого угодно, но никак не работника милиции. Татуированные пальцы Доктора подсказали ему ответ: перед ним тот, кого в милицейских протоколах характеризуют как "уголовный авторитет".
- Отведите его в ванную, приведите в божеский вид, - продолжал распоряжаться Корин. - Не забудьте снять браслеты.
На этот раз бывшие "оперативники" улыбались искренне; видимо, им самим разыгравшаяся сцена была не очень-то приятна.
Спустя несколько минут оба приятеля сидели перед Доктором, а бывший "майором" прикурил им по сигарете.
- Толковые пацаны, без гнилинки, - сказал он.
- Значит, Писарь не ошибся, - констатировал Василий Григорьевич, мальцы, вы на меня зла не держите, не забавы ради вам вывески немного попортили. Просто в своих людях нужно быть уверенным. Более подробно побеседуем с вами завтра. А пока Плошка свозит вас в баньку, - он обернулся в сторону "майора". - Приведешь врача, попаришь косточки, можешь побаловать телками и пивком. А завтра они должны быть у меня.
Растоптав окурок, Доктор не торопясь вышел.
У подъезда его ждал Никитин.
- Ну как? - поинтересовался Сергей, пытаясь по его глазам прочесть ответ.
Тот откашлялся.
- Честные фраера.
- И что дальше?
- А дальше смотреть будем.
- Не перестарались твои "быки"?
- Все в норме. Могло бы быть и хуже, - честно признался Вася.
- Ну что, Григорьич, тогда встретимся после "бундеса"? - вместо прощания сказал Писарь и двинулся в сторону своего автомобиля.
В самый последний момент Доктор окликнул его.
- Ты.., это... Береги себя - понял?
Никитин в ответ только улыбнулся.
***
Когда все поданное секретаршей Валей было съедено без остатка, Император протер тарелку хлебной горбушкой и, понюхав ее, отправил в беззубый рот.
- Зоновская привычка, - пояснил он Самиду, который недоумевающе смотрел, как он ест. - Я как с зоны откинулся, потом три года тюремной пайкой отрыгивался...
Звездинский, выпив несколько рюмок дорогого шнапса, порядком захмелел. Он то и дело посматривал на дешевые гонконговские часы, словно боясь куда-то опоздать, и этот характерный жест не укрылся от внимания наблюдательного Мирзоева.
- Что такое? Спешишь?
- Да там хавчик халявн... - начал было пидар, но тут же осекся. Извини, дорогой, у нас, у воров, каждая минута на учете.
Само собой, обзови себя пидар вором где-нибудь в Бутырке - его бы как минимум убили. Но тут, с "этими лохами", можно было бы позволить себе и не такое.
А чем плохо?
Сиди королем - жратвы, выпивона на дармовщинку до отвала, куражься, сколько хочешь, и за это еще денег дадут.
Хорошо быть при понятиях!
Правда, Пантелей немного переживал из-за того, что не успевал к бесплатной раздаче ужина, организуемой благотворительным обществом для бродяг и бездомных, однако разносолы хозяина-лоха говорили в пользу того, что сегодня можно и не спешить.
- Так что, брателло, чем тебе помочь? - дружелюбно подмигнул Звездинский Мирзоеву.
Тот откашлялся.
- Мне бы татуировочку...
- Ха! Делов-то!
И тут слово взял Тахир.
Он еще раз повторил, что Самид - очень уважаемый человек, но чтобы быть уважаемым еще больше, хочет нанести себе несколько татуировочек - сродни тем, какими наколот блатной гость.
Неожиданно пьяно икнув, Император произнес:
- Такие - не надо!
И потянулся к бутылке со шнапсом.
Пока гость наливал себе полный стакан водки, Мирза тихо сказал Тахиру:
- Ну, сука, смотри, наверняка очень уважаемый вор... Не хочет меня колоть теми же, что и у него.
Жадный...
- Ничего, - Тахир сделал успокаивающий жест. - Воры - они ведь тоже деньги любят!
- А какие у тебя татуировки есть? - поинтересовался Самид.
Пантелей с готовностью стащил с себя рубашку, цветом и запахом более напоминавшую половую тряпку в общественном туалете.
- Вот!
Да, Самид был поражен, восхищен и обескуражен одновременно.
- Что это значит? - азербайджанец ткнул толстым пальцем в изображение женщины с гигиенической надписью "Чистота - залог здоровья".
- На преступление толкнула женщина, - не моргнув глазом, ответил пидар.
- А это? - волосатый палец уперся в изображение бубнового короля.
- Король всех мастей...
- Ва! Авторитетно! - присвистнул азербайджанец. - А мне можешь такую нарисовать?
- Нет вопроса!
Спустя полчаса они уже договорились обо всем или почти обо всем...
- Значит, так, - в руках Звездинского появился калькулятор, также наверняка подобранный на помойке, - "Бубновый король" - тысяча марок, "Чистота - залог здоровья" - семьсот марок, "Перстни" - по сто за палец... его грязные ногти стучали по потертым кнопкам калькулятора. - Ну а черта, так и быть, бесплатно нарисую... Да, чуть не забыл: "один в четырех стенах"... Триста марок.
И тут Мирзоев кстати или некстати вспомнил разговор с бакинским родственником и статью в "Московском комсомольце" о том, что "коронацию на вора" якобы можно купить за деньги.
- Послушай, а если ты меня так наколешь...
Получается, что я как бы и вор?
- Для настоящего, патентованного вора нужно еще и купола нарисовать, авторитетно заявил Пантелей.
- Хрен с тобой, гулять так гулять! - воскликнул Самид. - Рисуй, братан...
***
Одесский вокзал знаменит многим. Любитель одесско-еврейского фольклора сразу же вспомнит известный шлягер "Семь-сорок"; репатриант, проживающий ныне в каком-нибудь кибуце под Хайфой, - толпы страждущих уехать на Землю Обетованную, которые стояли тут в семидесятые годы, а обыватели и воры - как лихо исчезают тут сумки, чемоданы и баулы.
Скрипнули тормоза; проводница, пройдясь по купе, объявила на каком-то жутком диалекте:
- Кгаджане, Одесса-мама подошла до перрона...
Выходьте.
Вещей у Анатолия Сопко было немного: закинув на плечо спортивную сумку, он привычно огляделся по сторонам. Вроде бы все нормально - никакой опасности.
А навстречу ему уже шел Соловей - он широко улыбался, глядя на Лысого.
Рядом с Владимиром Юрьевичем следовали три "торпеды", нагло тесня от пахана встречных прохожих.
- Привет, как доехал? - Соловьев действительно был рад Толику.
- Вашими молитвами, - последовал ответ.
- Как Крытый?
- Велел кланяться.
На этом процедура встречи была закончена: Толика усадили в роскошную "БМВ", и автомобиль, описав правильный полукруг, помчался в сторону Пушкинской.
Особняк Соловья стоял в двух кварталах от всемирно известного оперного театра. Яркое южное солнце отражалось в лужицах воды - не в пример Москве, в Одессе-маме регулярно мыли мостовые. Радужная бензиновая пленка поигрывала на поверхности луж, и у Лысого от всего этого поднялось настроение.
Оглядев придирчивым взглядом жилище одесского авторитета, Толик удовлетворенно присвистнул.
- Губа не дура...
Явно польщенный такой оценкой Соловей, как и подобает людям его ранга, скромно опустил глаза:
- Не мое.
- Как это?
- Взял в аренду... Ненадолго, только на пятьдесят лет.
- А чего это у вас власти такие жадные? Взял бы сразу Оперный театр и памятник гражданину Ришелье в придачу...
- Братве не понравился, - хмыкнул тот в ответ.
Да, жилище авторитета действительно впечатляло: роскошная комната, больше похожая на конференц-зал в пятизвездочной гостинице, была обставлена мебелью в стиле а-ля Людовик XIV, тяжелая бронза, явно не ереванского производства, зеркала, сделавшие бы честь дворцу Воронцовых...
Несмотря на теплую погоду, в камине, отделанном мореным дубом, потрескивали сосновые поленья - яркие огоньки радовали взор. Во всей необъятной комнате витал запах смолы: все это пробуждало в памяти картины мирные и благодатные.
Однако предстоящий разговор был весьма далек от благодатных и мирных тем...
- Звери, которых мы прихватили, - начал Толик без всякой подготовки, дали нам пару адресов...
- Где?
- Да тут, у тебя.
С этими словами Сопко протянул хозяину дома листок, исписанный мелким почерком.
- Чайник, - коротко позвал Соловей.
Один из телохранителей подошел к пахану.
- Где это? - спросил Владимир Юрьевич, указывая на один из адресов.
- Сухой Фонтан, - ответил охранник.
- А это?
- Улица Черноморской дороги, - удивленно уставился Чайник на Соловьева. - Тут же написано...
- Сам вижу, - хозяин поджал губы. - Позвони Штуке, пусть подтянется со своими "быками"...
Лысый, подавшись корпусом вперед, настороженно поинтересовался:
- Хочешь взять их прямо сейчас?
- А чего их брать? Глушить, паскуд гнилых, и весь базар...
- Я хочу, чтобы они повякали. Писарю нужен адрес Мирзы, - объяснил гость свою заинтересованность.
Соловей задумчиво почесал за ухом.
- Для этого Штука не подойдет... Чайник, - он остановил охранника, отмени приказ. Штука умеет только разрывать и калечить, - пояснил он Анатолию.
Телохранитель ждал новых указаний и стоял на месте, пока Соловей думал. Молчание продолжалось достаточно долго. Наконец Лысый первым нарушил его:
- Дай мне человек пять со стволами и три тачки.
Я разберусь сам.
- Ты гость, - запротестовал хозяин, - не дай Бог чего... Крытый на меня зверем смотреть будет по жизни.
- Ну ты даешь, Соловей, - улыбнулся Лысый, стараясь вложить в свою улыбку максимум предупредительности, - я, в натуре, не институтка... И не нам с тобой свои потроха беречь.
- Как хочешь, - согласился Соловей. - Чайник, ты слышал наш базар? Поедешь с гостем. А людей все-таки у Штуки возьмешь. Они побойчей других будут.
***
Ехали на трех машинах: два скоростных "бимера" и "восьмерка". По адресу на Сухом Фонтане никого не оказалось - Лысый даже приуныл. На всякий случай оставить засаду и двигаться дальше, на улицу Черноморской дороги...
Старая "хрущевка", заплеванные, пахнущие прокисшими щами и половиками подъезды, помойные коты, то и дело снующие по лестницам, - человеку, который родился и вырос в подобных трущобах, нельзя было рассчитывать на что-нибудь стоящее в жизни.
Двое людей Штуки стали на лестнице, третий - у самой двери.
- Чайник, как будем их выкуривать? - тихо спросил Лысый у "торпеды".
- А чего их выкуривать? - удивился тот. - Дверь высадим, и все дела...
- А соседи?
- Если стреляют не в них, они хавальник не раскроют.
- Ладно, - после непродолжительной, но выразительной паузы сказал Сопко, - принимаю! Спрячьтесь за угол, я сам позвоню.
Подельники быстро и четко выполнили приказ.
Толик с силой вдавил кнопку звонка.
За дверью послышались осторожные шаги.
- Кто там? - голос был с явно кавказским акцентом.
- Здравствуйте, мне Расул нужен, - откашлявшись, произнес Лысый.
Именно это имя называл ему в Киеве Руслан. По его словам, Расул должен быть старшим в их бригаде.
- А ты кто такой?
- Я от Руслана, - все так же спокойно ответил гость.
Послышался щелчок открываемого дверного замка. Как только между дверью и косяком образовалась минимальная щель, Сопко с силой ударил по ней ногой, выхватывая на ходу пистолет.
Хозяин "хрущевки" явно не ожидал такого поворота событий: он был буквально отброшен в противоположный конец прихожей.
Лысый с людьми Соловья замешкался буквально на какое-то мгновение, но этого вполне хватило, чтобы поверженный азербайджанец успел выстрелить. Стоявший рядом с Лысым "бык", схватившись за плечо, свалился на заплеванную лестничную площадку, взвыв от боли.
Автоматически, не вспоминая о том, что хотел взять кавказцев живыми, Толик несколько раз выстрелил в голову противника. Третьего выстрела он мог и не делать - тот был мертв.
- Прошмонайте хату, - коротко бросил он.
"Быки" бросились выполнять распоряжение.
- Никого, - послышался через несколько минут голос Чайника - он был в самой дальней комнате.
В этот самый момент снизу послышались крики - Лысый, нервы которого были взвинчены до предела, невольно вздрогнул. Вслед за криком раздались беспорядочные выстрелы.
Бросившись вниз и увлекая за собой бойцов, Сопко выскочил на улицу.
Взгляду его предстала достаточно неожиданная картина: из подъехавшего, пока они были наверху, "Москвича" со стороны водителя вывалилось тело бородатого детины. Легкая спортивная куртка еще недавно белого цвета была сплошь залита кровью.
Из-за угла соседнего дома вел беспорядочный огонь третий и последний оставшийся из группы Расула.
Сопко со своими людьми, используя всевозможные прикрытия - от тонкого ствола тополя до сваленной под окнами дома кучи отходов, вяло отстреливались.
Вдруг Чайник резко вскочил из-за мусорного бака и, петляя, бросился в противоположную от стрелявшего сторону. Обежав вокруг дома, он оказался за спиной кавказца и что было силы заорал:
- Брось волыну, мразь.
Услышав неожиданный окрик, тот развернулся на сто восемьдесят градусов, явно намереваясь убить Чайника, но тот опередил кавказца. Громко тявкнув, короткий ствол импортного револьвера выплюнул сноп огня. Пуля пробила голову азербайджанца, и тот, отброшенный силой выстрела, медленно сполз по стене дома.
В этот момент подбежал Лысый. Уставившись на то, что еще несколько минут назад было головой человека, он в сердцах сплюнул:
- Тьфу.., бля.., скопытился!
- Угу... - уныло пробурчал Чайник.
- Ладно, уходим, - распорядился Сопко.
Через час, сидя на мягком антикварном диване в доме Соловьева, Анатолий рассказывал ему о происшедших событиях.
Видя, как расстроился киевский гость. Владимир Юрьевич ободряюще произнес:
- Да будет тебе киснуть, ну пошмаляли зверей, и ладно:
- Крытый очень рассердится, - грустно протянул Лысый.
- С Колей я сам поговорю, - предложил Соловей, набирая номер киевского "авторитета".
- Спасибо, Соловей, за поддержку, только я "косяк" запорол, мне и на правилке ответ держать, - мрачно поблагодарил Анатолий одесского пахана.
- Тоже мне, "косяк" нашел! - возразил Соловьев. - Так масть легла, твоей вины здесь нет.
- Давай трубку, - Сопко протянул руку, поднес телефон к уху и, услышав голос Крытого, сказал:
- Коля, это я. Лажа вышла, мой бок...
Во второй раз за вечер Лысый рассказывал о происшедшем, он старательно подбирал слова, пытаясь зашифровать текст:
- ..гости обожрались, и все пьяные. Что делать?
В динамике зависла пауза, после чего Кроменский произнес:
- Домой езжай, - и повесил трубку.
Глава 9
Все было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство: как выяснилось, процесс нанесения татуировок - достаточно болезненный: будто бы тысячи ненасытных злых ос впиваются в тело жертвы.
Самид понял это сразу - как только Император взял в руки иголки и тушь.
- Ой, не так сильно! - взмолился Самид, когда первая игла вонзилась в его тело.
Пидар отпрянул - он не ожидал, что его клиент так бурно отреагирует на боль. Даже он, Император Пантелей Звездинский, не кричал так отчаянно, когда на зоне в Пермской области его насильно татуировали очень специфическими наколками.
- Мы ведь договорились, - "петух" принялся увещевать азербайджанца, потому как деньги за выполненную работу ему были обещаны после операции.
- Больно же... - тихо стонал Мирзоев.
- Терпи, брателло, перетерпишь - будешь самым настоящим вором в законе, - возразил Кольщик, обмакивая иголку в тушь.
- А долго еще?
- Да ведь я только-только по трафарету купола рисовать начал, - весело откликнулся Император.
Мирзоев сжал зубы, чтобы не закричать, но это не помогло - слезы брызнули из его глаз.
Стоявший рядом Тахир молча извлек из кармана надушенный носовой платок и вытер им раскрасневшееся лицо патрона.
Терпеть, к сожалению, пришлось долго: Звездинский начал с самого тяжелого и ответственного - с церковных куполов: они, как известно, являются "фирменным" знаком отличия настоящего вора.
Затем перешел к бубновому королю.
- Может, не надо? - еще раз осторожно поинтересовался он, понимая, сколь нелепо будут смотреться на спине Мирзы изображения знака воров и знака пидаров.
- Надо, - всхлипнул Мирзоев.
- Точно?
- Но ведь это блатная наколка? Уважаемая? - осведомился Самид, постанывая.
- Еще какая!
- Давай...
- А ты не будешь кричать?
- Постараюсь...
- Молодец, пацан, быть тебе вором, - похвалил его пидар. - Ну, держись...
Татуирование продолжалось более трех часов - Император все-таки жалел клиента: то и дело давал ему передохнуть.
Наконец, когда все было закончено и свежетатуированный Самид, закурив, уселся в кресло (при этом он старался не прикасаться голой спиной к обивке, чтобы не вызвать болезненных ощущений), вконец обнаглевший пидар подошел к клиенту поближе.
- А я тебя еще кой-чему могу научить... - загадочно произнес он.
Мирза взглянул на него исподлобья.
- Чему?
- Хочешь - "пальцовке" научу?
- А что это?
- Ну, без "пальцовки", браток, никакой ты не вор... Надо учиться.
- А как это?
- Триста марок, - скромно заявил Император.
Обучение "пальцовке", в отличие от нанесения татуировки, не было связано с болезненными ощущениями, и потому Мирза согласился:
Достав из бумажника деньги, он протянул их "учителю".
- Ну, смотри!
Пидар, дико вытаращив глаза, раскинул татуированные пальцы веером и страшно, словно желая кого-то напугать, зашипел:
- Бля буду, в натуре, щас вальну... Понял?
Самид коротко кивнул.
- Ага.
- Повтори!
Не стоит и говорить, что у азербайджанца с первого раза ничего не получилось - Пантелей только головой покачал.
- Нет, не то... Смотри! Бля, козлина, щас вальну на хер в натуре... Ну?
Мирзоев послушно повторил - теперь Звездинский остался доволен.
- Ну, ничего... Ты с самого утра, как зубы почистишь, становись в ванной у зеркала и тренируйся...
- Хорошо, - азер сглотнул слюну. - Так и поступлю... А теперь, - он кивнул Тахиру, - закажи машину, мне надо в офис... А потом мы с тобой в автосалон поедем.
- А я?
- Что-то еще?
Состроив заговорщицкое лицо, Император произнес:
- Есть дело...
***
Да, Мирзоев изощрялся как только мог - неуемное честолюбие и жадность сжигали его, как в августе огонь сжигает сухую траву. И, конечно же, он ни сном, ни духом не ведал, какие тучи сгущаются над его головой, потому как в Берлин уже прибыл Сергей Никитин...
В берлинском аэропорту "Тигель" его встретил разбитной худощавый парень чуть старше двадцати лет, с копной огненно-рыжих волос и добродушной улыбкой на веснушчатом лице.
- Эрик, - представился он.
- Антон, - назвался Сергей, протягивая юноше свою широкую ладонь.
- Отец просил извиниться, что не смог встретить вас лично, - произнес рыжий парень, застенчиво улыбаясь.
- Ничего страшного, - ответил Сергей, следуя за парнем к автомобильной стоянке.
Удобно устроившись в кожаном кресле темно-синего "бимера", Никитин достал из кармана пачку "Мальборо", любезно предложил молодому человеку закурить. После того как долговязый паренек отказался, гость, зажав в зубах фильтр сигареты и щелкнув золоченой зажигалкой, глубоко затянулся.
Примерно через сорок минут они добрались до района "Хаубанхов", расположенного в восточной части Берлина, где еще год назад безраздельно правили коммунисты, и, пожалуй, тайная полиция "штази" - самое жуткое порождение режима Хоннекера.
Войдя в мало чем отличающуюся от своих советских аналогов пятиэтажку, приехавшие поднялись на третий этаж.
Им открыл мужчина, которому на вид было около пятидесяти лет, с такими же рыжими волосами, как и у Эрика, только слегка тронутыми сединой.
- Здравствуйте, вы Антон?
- Да, а вы, если не ошибаюсь, Герман?
Они прошли в скромно обставленную комнату, в которой не было ничего, кроме старой хельги, невысокого столика и двух кресел с продавленными подушками. Усаживаясь в одно из них, хозяин квартиры указал на второе гостю.
- Как поживает Коля? - прежде всего спросил Герман.
- Жив, здоров, просил передать огромный привет, - ответил Сергей. - Он рекомендовал мне вас как надежного человека.
- А как же иначе, - довольно улыбнулся хозяин квартиры, - мало того, что мы учились с вместе в школе, так еще пять лет провели в одном лагере.
Еще в дверях Никитин обратил внимание на татуированные перстни, покрывающие фаланги пальцев давнего друга Крытого.
***
К автосервису в Строгине Никитин подъехал без опоздания.
Заметив парней, ожидающих его рядом с черной "девяткой", он подал им знак следовать за собой.
Две машины двинулись в сторону кольцевой автострады. Немного не доехав до нее, Сергей остановился и вышел навстречу недавним знакомым.
Сергей с Володей приветствовали его широкими улыбками.
Едва они успели пожать друг другу руки, как с двух сторон дороги выскочили три белых "жигуленка". Из распахнувшихся дверей вновь прибывших машин к ним устремились несколько человек в гражданской одежде со вскинутыми стволами пистолетов.
Один из бегущих, на ходу доставая красную корку удостоверения, выкрикнул:
- Стоять, руки на машины, милиция!
Никитин послушно уперся о крышу своего автомобиля. К нему подскочили двое оперативников, один из которых приставил к нему пистолет, а второй быстрыми, но точными движениями ощупал задержанного с ног до головы в поисках возможного оружия.
Сергей с Володей, по-видимому, оказались в такой ситуации впервые, поэтому не сумели отреагировать должным образом, из-за чего были сбиты профессиональными ударами на землю, лицом вниз. На их запястьях защелкнулись наручники.
В результате осмотра у Володи из-за пояса был извлечен пистолет "ТТ".
Старший из группы, спокойно повертев оружие в руках, сказал:
- Этого в отделение, - и пальцем указал на Никитина, - а этих, - он кивнул в сторону распластавшихся на земле парней, - на явочную квартиру.
Ребят посадили в разные машины, доставили в одну из квартир еще не заселенной новостройки и развели по разным комнатам.
Войдя в помещение, где на полу, покрытом пестрым линолеумом, лежал Володя с заведенными за спину руками и где не было никакой мебели, кроме единственного табурета, старший представился:
- Старший оперуполномоченный Московского уголовного розыска майор Петрило.
Он выдержал небольшую паузу, а затем начал допрос:
- Фамилия, имя, отчество, год рождения?
Володя, еще не до конца осознавая происходящее, молчал.
- Молодой человек, настоятельно советую вам отвечать на вопросы. Двести восемнадцатая статья у тебя уже в кармане, будешь ерепениться, припишем и наркоту, - сказал майор, доставая из кармана пакетик с зеленой травкой.
Задержанный угрюмо насупился, обдумывая услышанное. В тюрьму ему, разумеется, не хотелось.
За считанные секунды перед ним возникла перспектива: или вольготная жизнь с кабаками, пьянками, шлюхами, или унылые деревянные нары в серой камере, которую он видел по телевизору.
Опер не торопил его с ответом.
- Шпырин Владимир Петрович, семьдесят первого года рождения, пробурчал парень.
- Так-то лучше, - оскалился Петрило, - а фамилию дружка?
- Пусть он сам вам скажет, - огрызнулся Володя.
- А ты не можешь?
- Могу, но не хочу.
Майор опустился на табурет.
- Не строй из себя блатюка. Ты "первоход", зелень неученая, - майор намеренно использовал блатной жаргон, - будешь оказывать содействие, глядишь, и условным сроком отделаешься.
- Больше ничего не скажу, - отрезал Володя.
Майор пристально посмотрел в лицо парня, лежащего на полу, и зловеще произнес:
- Жаль, думал, с тобой договоримся. Столбенко с Бесовским, - обратился он к кому-то в коридоре, - клиент созрел.
На призыв старшего в комнату ввалились два здоровенных детины с тупыми садисткими рожами и выжидательно замерли около пленника.
- Смотрите, чтоб не сдох, - предупредил майор, - ему еще суд предстоит, - и Петрило скрылся за дверью.
В комнате, где находился Сергей, произошла похожая сцена, но при этом допрашиваемый не проронил ни слова - даже не назвал себя.
Тогда за него принялся сам майор.
Двое оперов поставили на ноги упорно молчавшего молодого человека, крепко держа его за руки.
Вялая улыбка сползла с лица майора, и, подойдя вплотную к задержанному, он нанес пацану сильный удар в солнечное сплетение. Дыхание у Сергея остановилось, он тут же обмяк на руках ментов, при этом от боли на глаза его навернулись слезы, но он не издал ни звука.
- Ну-ка, слегка отпустите, - распорядился Петрило, обращаясь к своим подручным.
Те послушно исполнили приказ. Молодой человек вот-вот был готов упасть. Воспользовавшись этим, майор нанес ему резкий удар коленом в челюсть голова жертвы откинулась назад, словно это был не человек, а тряпичная кукла. Сжав пальцы на горле Сергея, старший опер спросил:
- Теперь будем говорить?
Переведя дыхание, тот процедил сквозь зубы:
- Не вечно тебе боговать, мусорская рожа.
Прежде чем сдохнуть, я успею посмотреть на твои киш...
Майор не дал ему договорить, оборвав фразу резким ударом в нос:
- Заткнись, падла!
В дверном проеме показалась потная физиономия Столбенко.
- Товарищ майор, молчит, - посетовал он.
В голосе Столбенко прозвучало такое неподдельное уныние, что старший решил ему помочь.
- Пойдем разговорим, - отозвался он, отходя от поверженного Сергея.
Забившись в угол и беспрестанно отплевываясь кровью, Володя с ненавистью посмотрел на майора.
Тот, не замечая его взгляда, взял парня за подбородок и приподнял голову, собираясь нанести ему удар в лицо.
В этот момент в комнату вошел Вася Доктор.
- Хватит, Плошка, оставь пацанов в покое, - жестко распорядился он, обращаясь к майору.
На этот раз Володя Шпырин обалдел по-настоящему. В вошедшем можно было бы узнать кого угодно, но никак не работника милиции. Татуированные пальцы Доктора подсказали ему ответ: перед ним тот, кого в милицейских протоколах характеризуют как "уголовный авторитет".
- Отведите его в ванную, приведите в божеский вид, - продолжал распоряжаться Корин. - Не забудьте снять браслеты.
На этот раз бывшие "оперативники" улыбались искренне; видимо, им самим разыгравшаяся сцена была не очень-то приятна.
Спустя несколько минут оба приятеля сидели перед Доктором, а бывший "майором" прикурил им по сигарете.
- Толковые пацаны, без гнилинки, - сказал он.
- Значит, Писарь не ошибся, - констатировал Василий Григорьевич, мальцы, вы на меня зла не держите, не забавы ради вам вывески немного попортили. Просто в своих людях нужно быть уверенным. Более подробно побеседуем с вами завтра. А пока Плошка свозит вас в баньку, - он обернулся в сторону "майора". - Приведешь врача, попаришь косточки, можешь побаловать телками и пивком. А завтра они должны быть у меня.
Растоптав окурок, Доктор не торопясь вышел.
У подъезда его ждал Никитин.
- Ну как? - поинтересовался Сергей, пытаясь по его глазам прочесть ответ.
Тот откашлялся.
- Честные фраера.
- И что дальше?
- А дальше смотреть будем.
- Не перестарались твои "быки"?
- Все в норме. Могло бы быть и хуже, - честно признался Вася.
- Ну что, Григорьич, тогда встретимся после "бундеса"? - вместо прощания сказал Писарь и двинулся в сторону своего автомобиля.
В самый последний момент Доктор окликнул его.
- Ты.., это... Береги себя - понял?
Никитин в ответ только улыбнулся.
***
Когда все поданное секретаршей Валей было съедено без остатка, Император протер тарелку хлебной горбушкой и, понюхав ее, отправил в беззубый рот.
- Зоновская привычка, - пояснил он Самиду, который недоумевающе смотрел, как он ест. - Я как с зоны откинулся, потом три года тюремной пайкой отрыгивался...
Звездинский, выпив несколько рюмок дорогого шнапса, порядком захмелел. Он то и дело посматривал на дешевые гонконговские часы, словно боясь куда-то опоздать, и этот характерный жест не укрылся от внимания наблюдательного Мирзоева.
- Что такое? Спешишь?
- Да там хавчик халявн... - начал было пидар, но тут же осекся. Извини, дорогой, у нас, у воров, каждая минута на учете.
Само собой, обзови себя пидар вором где-нибудь в Бутырке - его бы как минимум убили. Но тут, с "этими лохами", можно было бы позволить себе и не такое.
А чем плохо?
Сиди королем - жратвы, выпивона на дармовщинку до отвала, куражься, сколько хочешь, и за это еще денег дадут.
Хорошо быть при понятиях!
Правда, Пантелей немного переживал из-за того, что не успевал к бесплатной раздаче ужина, организуемой благотворительным обществом для бродяг и бездомных, однако разносолы хозяина-лоха говорили в пользу того, что сегодня можно и не спешить.
- Так что, брателло, чем тебе помочь? - дружелюбно подмигнул Звездинский Мирзоеву.
Тот откашлялся.
- Мне бы татуировочку...
- Ха! Делов-то!
И тут слово взял Тахир.
Он еще раз повторил, что Самид - очень уважаемый человек, но чтобы быть уважаемым еще больше, хочет нанести себе несколько татуировочек - сродни тем, какими наколот блатной гость.
Неожиданно пьяно икнув, Император произнес:
- Такие - не надо!
И потянулся к бутылке со шнапсом.
Пока гость наливал себе полный стакан водки, Мирза тихо сказал Тахиру:
- Ну, сука, смотри, наверняка очень уважаемый вор... Не хочет меня колоть теми же, что и у него.
Жадный...
- Ничего, - Тахир сделал успокаивающий жест. - Воры - они ведь тоже деньги любят!
- А какие у тебя татуировки есть? - поинтересовался Самид.
Пантелей с готовностью стащил с себя рубашку, цветом и запахом более напоминавшую половую тряпку в общественном туалете.
- Вот!
Да, Самид был поражен, восхищен и обескуражен одновременно.
- Что это значит? - азербайджанец ткнул толстым пальцем в изображение женщины с гигиенической надписью "Чистота - залог здоровья".
- На преступление толкнула женщина, - не моргнув глазом, ответил пидар.
- А это? - волосатый палец уперся в изображение бубнового короля.
- Король всех мастей...
- Ва! Авторитетно! - присвистнул азербайджанец. - А мне можешь такую нарисовать?
- Нет вопроса!
Спустя полчаса они уже договорились обо всем или почти обо всем...
- Значит, так, - в руках Звездинского появился калькулятор, также наверняка подобранный на помойке, - "Бубновый король" - тысяча марок, "Чистота - залог здоровья" - семьсот марок, "Перстни" - по сто за палец... его грязные ногти стучали по потертым кнопкам калькулятора. - Ну а черта, так и быть, бесплатно нарисую... Да, чуть не забыл: "один в четырех стенах"... Триста марок.
И тут Мирзоев кстати или некстати вспомнил разговор с бакинским родственником и статью в "Московском комсомольце" о том, что "коронацию на вора" якобы можно купить за деньги.
- Послушай, а если ты меня так наколешь...
Получается, что я как бы и вор?
- Для настоящего, патентованного вора нужно еще и купола нарисовать, авторитетно заявил Пантелей.
- Хрен с тобой, гулять так гулять! - воскликнул Самид. - Рисуй, братан...
***
Одесский вокзал знаменит многим. Любитель одесско-еврейского фольклора сразу же вспомнит известный шлягер "Семь-сорок"; репатриант, проживающий ныне в каком-нибудь кибуце под Хайфой, - толпы страждущих уехать на Землю Обетованную, которые стояли тут в семидесятые годы, а обыватели и воры - как лихо исчезают тут сумки, чемоданы и баулы.
Скрипнули тормоза; проводница, пройдясь по купе, объявила на каком-то жутком диалекте:
- Кгаджане, Одесса-мама подошла до перрона...
Выходьте.
Вещей у Анатолия Сопко было немного: закинув на плечо спортивную сумку, он привычно огляделся по сторонам. Вроде бы все нормально - никакой опасности.
А навстречу ему уже шел Соловей - он широко улыбался, глядя на Лысого.
Рядом с Владимиром Юрьевичем следовали три "торпеды", нагло тесня от пахана встречных прохожих.
- Привет, как доехал? - Соловьев действительно был рад Толику.
- Вашими молитвами, - последовал ответ.
- Как Крытый?
- Велел кланяться.
На этом процедура встречи была закончена: Толика усадили в роскошную "БМВ", и автомобиль, описав правильный полукруг, помчался в сторону Пушкинской.
Особняк Соловья стоял в двух кварталах от всемирно известного оперного театра. Яркое южное солнце отражалось в лужицах воды - не в пример Москве, в Одессе-маме регулярно мыли мостовые. Радужная бензиновая пленка поигрывала на поверхности луж, и у Лысого от всего этого поднялось настроение.
Оглядев придирчивым взглядом жилище одесского авторитета, Толик удовлетворенно присвистнул.
- Губа не дура...
Явно польщенный такой оценкой Соловей, как и подобает людям его ранга, скромно опустил глаза:
- Не мое.
- Как это?
- Взял в аренду... Ненадолго, только на пятьдесят лет.
- А чего это у вас власти такие жадные? Взял бы сразу Оперный театр и памятник гражданину Ришелье в придачу...
- Братве не понравился, - хмыкнул тот в ответ.
Да, жилище авторитета действительно впечатляло: роскошная комната, больше похожая на конференц-зал в пятизвездочной гостинице, была обставлена мебелью в стиле а-ля Людовик XIV, тяжелая бронза, явно не ереванского производства, зеркала, сделавшие бы честь дворцу Воронцовых...
Несмотря на теплую погоду, в камине, отделанном мореным дубом, потрескивали сосновые поленья - яркие огоньки радовали взор. Во всей необъятной комнате витал запах смолы: все это пробуждало в памяти картины мирные и благодатные.
Однако предстоящий разговор был весьма далек от благодатных и мирных тем...
- Звери, которых мы прихватили, - начал Толик без всякой подготовки, дали нам пару адресов...
- Где?
- Да тут, у тебя.
С этими словами Сопко протянул хозяину дома листок, исписанный мелким почерком.
- Чайник, - коротко позвал Соловей.
Один из телохранителей подошел к пахану.
- Где это? - спросил Владимир Юрьевич, указывая на один из адресов.
- Сухой Фонтан, - ответил охранник.
- А это?
- Улица Черноморской дороги, - удивленно уставился Чайник на Соловьева. - Тут же написано...
- Сам вижу, - хозяин поджал губы. - Позвони Штуке, пусть подтянется со своими "быками"...
Лысый, подавшись корпусом вперед, настороженно поинтересовался:
- Хочешь взять их прямо сейчас?
- А чего их брать? Глушить, паскуд гнилых, и весь базар...
- Я хочу, чтобы они повякали. Писарю нужен адрес Мирзы, - объяснил гость свою заинтересованность.
Соловей задумчиво почесал за ухом.
- Для этого Штука не подойдет... Чайник, - он остановил охранника, отмени приказ. Штука умеет только разрывать и калечить, - пояснил он Анатолию.
Телохранитель ждал новых указаний и стоял на месте, пока Соловей думал. Молчание продолжалось достаточно долго. Наконец Лысый первым нарушил его:
- Дай мне человек пять со стволами и три тачки.
Я разберусь сам.
- Ты гость, - запротестовал хозяин, - не дай Бог чего... Крытый на меня зверем смотреть будет по жизни.
- Ну ты даешь, Соловей, - улыбнулся Лысый, стараясь вложить в свою улыбку максимум предупредительности, - я, в натуре, не институтка... И не нам с тобой свои потроха беречь.
- Как хочешь, - согласился Соловей. - Чайник, ты слышал наш базар? Поедешь с гостем. А людей все-таки у Штуки возьмешь. Они побойчей других будут.
***
Ехали на трех машинах: два скоростных "бимера" и "восьмерка". По адресу на Сухом Фонтане никого не оказалось - Лысый даже приуныл. На всякий случай оставить засаду и двигаться дальше, на улицу Черноморской дороги...
Старая "хрущевка", заплеванные, пахнущие прокисшими щами и половиками подъезды, помойные коты, то и дело снующие по лестницам, - человеку, который родился и вырос в подобных трущобах, нельзя было рассчитывать на что-нибудь стоящее в жизни.
Двое людей Штуки стали на лестнице, третий - у самой двери.
- Чайник, как будем их выкуривать? - тихо спросил Лысый у "торпеды".
- А чего их выкуривать? - удивился тот. - Дверь высадим, и все дела...
- А соседи?
- Если стреляют не в них, они хавальник не раскроют.
- Ладно, - после непродолжительной, но выразительной паузы сказал Сопко, - принимаю! Спрячьтесь за угол, я сам позвоню.
Подельники быстро и четко выполнили приказ.
Толик с силой вдавил кнопку звонка.
За дверью послышались осторожные шаги.
- Кто там? - голос был с явно кавказским акцентом.
- Здравствуйте, мне Расул нужен, - откашлявшись, произнес Лысый.
Именно это имя называл ему в Киеве Руслан. По его словам, Расул должен быть старшим в их бригаде.
- А ты кто такой?
- Я от Руслана, - все так же спокойно ответил гость.
Послышался щелчок открываемого дверного замка. Как только между дверью и косяком образовалась минимальная щель, Сопко с силой ударил по ней ногой, выхватывая на ходу пистолет.
Хозяин "хрущевки" явно не ожидал такого поворота событий: он был буквально отброшен в противоположный конец прихожей.
Лысый с людьми Соловья замешкался буквально на какое-то мгновение, но этого вполне хватило, чтобы поверженный азербайджанец успел выстрелить. Стоявший рядом с Лысым "бык", схватившись за плечо, свалился на заплеванную лестничную площадку, взвыв от боли.
Автоматически, не вспоминая о том, что хотел взять кавказцев живыми, Толик несколько раз выстрелил в голову противника. Третьего выстрела он мог и не делать - тот был мертв.
- Прошмонайте хату, - коротко бросил он.
"Быки" бросились выполнять распоряжение.
- Никого, - послышался через несколько минут голос Чайника - он был в самой дальней комнате.
В этот самый момент снизу послышались крики - Лысый, нервы которого были взвинчены до предела, невольно вздрогнул. Вслед за криком раздались беспорядочные выстрелы.
Бросившись вниз и увлекая за собой бойцов, Сопко выскочил на улицу.
Взгляду его предстала достаточно неожиданная картина: из подъехавшего, пока они были наверху, "Москвича" со стороны водителя вывалилось тело бородатого детины. Легкая спортивная куртка еще недавно белого цвета была сплошь залита кровью.
Из-за угла соседнего дома вел беспорядочный огонь третий и последний оставшийся из группы Расула.
Сопко со своими людьми, используя всевозможные прикрытия - от тонкого ствола тополя до сваленной под окнами дома кучи отходов, вяло отстреливались.
Вдруг Чайник резко вскочил из-за мусорного бака и, петляя, бросился в противоположную от стрелявшего сторону. Обежав вокруг дома, он оказался за спиной кавказца и что было силы заорал:
- Брось волыну, мразь.
Услышав неожиданный окрик, тот развернулся на сто восемьдесят градусов, явно намереваясь убить Чайника, но тот опередил кавказца. Громко тявкнув, короткий ствол импортного револьвера выплюнул сноп огня. Пуля пробила голову азербайджанца, и тот, отброшенный силой выстрела, медленно сполз по стене дома.
В этот момент подбежал Лысый. Уставившись на то, что еще несколько минут назад было головой человека, он в сердцах сплюнул:
- Тьфу.., бля.., скопытился!
- Угу... - уныло пробурчал Чайник.
- Ладно, уходим, - распорядился Сопко.
Через час, сидя на мягком антикварном диване в доме Соловьева, Анатолий рассказывал ему о происшедших событиях.
Видя, как расстроился киевский гость. Владимир Юрьевич ободряюще произнес:
- Да будет тебе киснуть, ну пошмаляли зверей, и ладно:
- Крытый очень рассердится, - грустно протянул Лысый.
- С Колей я сам поговорю, - предложил Соловей, набирая номер киевского "авторитета".
- Спасибо, Соловей, за поддержку, только я "косяк" запорол, мне и на правилке ответ держать, - мрачно поблагодарил Анатолий одесского пахана.
- Тоже мне, "косяк" нашел! - возразил Соловьев. - Так масть легла, твоей вины здесь нет.
- Давай трубку, - Сопко протянул руку, поднес телефон к уху и, услышав голос Крытого, сказал:
- Коля, это я. Лажа вышла, мой бок...
Во второй раз за вечер Лысый рассказывал о происшедшем, он старательно подбирал слова, пытаясь зашифровать текст:
- ..гости обожрались, и все пьяные. Что делать?
В динамике зависла пауза, после чего Кроменский произнес:
- Домой езжай, - и повесил трубку.
Глава 9
Все было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство: как выяснилось, процесс нанесения татуировок - достаточно болезненный: будто бы тысячи ненасытных злых ос впиваются в тело жертвы.
Самид понял это сразу - как только Император взял в руки иголки и тушь.
- Ой, не так сильно! - взмолился Самид, когда первая игла вонзилась в его тело.
Пидар отпрянул - он не ожидал, что его клиент так бурно отреагирует на боль. Даже он, Император Пантелей Звездинский, не кричал так отчаянно, когда на зоне в Пермской области его насильно татуировали очень специфическими наколками.
- Мы ведь договорились, - "петух" принялся увещевать азербайджанца, потому как деньги за выполненную работу ему были обещаны после операции.
- Больно же... - тихо стонал Мирзоев.
- Терпи, брателло, перетерпишь - будешь самым настоящим вором в законе, - возразил Кольщик, обмакивая иголку в тушь.
- А долго еще?
- Да ведь я только-только по трафарету купола рисовать начал, - весело откликнулся Император.
Мирзоев сжал зубы, чтобы не закричать, но это не помогло - слезы брызнули из его глаз.
Стоявший рядом Тахир молча извлек из кармана надушенный носовой платок и вытер им раскрасневшееся лицо патрона.
Терпеть, к сожалению, пришлось долго: Звездинский начал с самого тяжелого и ответственного - с церковных куполов: они, как известно, являются "фирменным" знаком отличия настоящего вора.
Затем перешел к бубновому королю.
- Может, не надо? - еще раз осторожно поинтересовался он, понимая, сколь нелепо будут смотреться на спине Мирзы изображения знака воров и знака пидаров.
- Надо, - всхлипнул Мирзоев.
- Точно?
- Но ведь это блатная наколка? Уважаемая? - осведомился Самид, постанывая.
- Еще какая!
- Давай...
- А ты не будешь кричать?
- Постараюсь...
- Молодец, пацан, быть тебе вором, - похвалил его пидар. - Ну, держись...
Татуирование продолжалось более трех часов - Император все-таки жалел клиента: то и дело давал ему передохнуть.
Наконец, когда все было закончено и свежетатуированный Самид, закурив, уселся в кресло (при этом он старался не прикасаться голой спиной к обивке, чтобы не вызвать болезненных ощущений), вконец обнаглевший пидар подошел к клиенту поближе.
- А я тебя еще кой-чему могу научить... - загадочно произнес он.
Мирза взглянул на него исподлобья.
- Чему?
- Хочешь - "пальцовке" научу?
- А что это?
- Ну, без "пальцовки", браток, никакой ты не вор... Надо учиться.
- А как это?
- Триста марок, - скромно заявил Император.
Обучение "пальцовке", в отличие от нанесения татуировки, не было связано с болезненными ощущениями, и потому Мирза согласился:
Достав из бумажника деньги, он протянул их "учителю".
- Ну, смотри!
Пидар, дико вытаращив глаза, раскинул татуированные пальцы веером и страшно, словно желая кого-то напугать, зашипел:
- Бля буду, в натуре, щас вальну... Понял?
Самид коротко кивнул.
- Ага.
- Повтори!
Не стоит и говорить, что у азербайджанца с первого раза ничего не получилось - Пантелей только головой покачал.
- Нет, не то... Смотри! Бля, козлина, щас вальну на хер в натуре... Ну?
Мирзоев послушно повторил - теперь Звездинский остался доволен.
- Ну, ничего... Ты с самого утра, как зубы почистишь, становись в ванной у зеркала и тренируйся...
- Хорошо, - азер сглотнул слюну. - Так и поступлю... А теперь, - он кивнул Тахиру, - закажи машину, мне надо в офис... А потом мы с тобой в автосалон поедем.
- А я?
- Что-то еще?
Состроив заговорщицкое лицо, Император произнес:
- Есть дело...
***
Да, Мирзоев изощрялся как только мог - неуемное честолюбие и жадность сжигали его, как в августе огонь сжигает сухую траву. И, конечно же, он ни сном, ни духом не ведал, какие тучи сгущаются над его головой, потому как в Берлин уже прибыл Сергей Никитин...
В берлинском аэропорту "Тигель" его встретил разбитной худощавый парень чуть старше двадцати лет, с копной огненно-рыжих волос и добродушной улыбкой на веснушчатом лице.
- Эрик, - представился он.
- Антон, - назвался Сергей, протягивая юноше свою широкую ладонь.
- Отец просил извиниться, что не смог встретить вас лично, - произнес рыжий парень, застенчиво улыбаясь.
- Ничего страшного, - ответил Сергей, следуя за парнем к автомобильной стоянке.
Удобно устроившись в кожаном кресле темно-синего "бимера", Никитин достал из кармана пачку "Мальборо", любезно предложил молодому человеку закурить. После того как долговязый паренек отказался, гость, зажав в зубах фильтр сигареты и щелкнув золоченой зажигалкой, глубоко затянулся.
Примерно через сорок минут они добрались до района "Хаубанхов", расположенного в восточной части Берлина, где еще год назад безраздельно правили коммунисты, и, пожалуй, тайная полиция "штази" - самое жуткое порождение режима Хоннекера.
Войдя в мало чем отличающуюся от своих советских аналогов пятиэтажку, приехавшие поднялись на третий этаж.
Им открыл мужчина, которому на вид было около пятидесяти лет, с такими же рыжими волосами, как и у Эрика, только слегка тронутыми сединой.
- Здравствуйте, вы Антон?
- Да, а вы, если не ошибаюсь, Герман?
Они прошли в скромно обставленную комнату, в которой не было ничего, кроме старой хельги, невысокого столика и двух кресел с продавленными подушками. Усаживаясь в одно из них, хозяин квартиры указал на второе гостю.
- Как поживает Коля? - прежде всего спросил Герман.
- Жив, здоров, просил передать огромный привет, - ответил Сергей. - Он рекомендовал мне вас как надежного человека.
- А как же иначе, - довольно улыбнулся хозяин квартиры, - мало того, что мы учились с вместе в школе, так еще пять лет провели в одном лагере.
Еще в дверях Никитин обратил внимание на татуированные перстни, покрывающие фаланги пальцев давнего друга Крытого.