Страница:
– Господи, что ты там делаешь?
– Здесь Алина. А что, они вам не сказали?
– Нет... А почему Прага?
– Они ее вывезли сюда.
– Господи!.. Саша, ты ее видел? Как она?
– Нет, пока ничего не знаю. Мы с другом только сели им на хвост. Мы точно знаем, куда придет конвой...
– Что за конвой?
– Три грузовика, в одном из которых вывезли Алину.
– Саша, но почему Чехия? Почему ничего нельзя было сделать здесь? Может, нужно было подключить органы? И вообще, как они смогли вывезти ее из страны?
– Это долгий разговор, Владимир Александрович. Знайте только, что все нормально. Через полчаса мы войдем в контакт с бандитами.
– Что это значит? – в голосе Владимира Александровича зазвучало такое неприкрытое волнение, грозящее вылиться чуть ли не в истерику, что Банда поспешил закончить разговор:
– Все будет хорошо. Мы обязательно освободим Алину. Мы еще позвоним вам, Владимир Александрович. Знайте, все будет хорошо. Я вам это обещаю, слышите?
– Да, да, Саша...
– До свидания, Владимир Александрович.
– Саша, подождите...
Но второй раз за вечер разговор оборвался на полуслове, – в трубке зазвучали короткие нервные гудки.
Банда, повесив трубку, обернулся к Вострякову, и Олег поразился, увидев неприкрытую тревогу на его лице.
– Что не так? Что-то случилось?
– Кажется, да.
– Что тебе сказал Большаков?
– Ему только то, буквально передо мной, позвонили бандиты, и он слышал голос Алины.
– Как? Они же еще...
– О чем я и говорю. Мы ждем конвой здесь, а кто-то в это время звонит Большакову в Москву, и Алина у него в руках.
– Я ничего не понимаю.
– Вот это-то и самое страшное. Неужели мы с тобой ошиблись? Неужели это не наш конвой? Ведь это значит, что мы потеряли Алину. Ты понимаешь, Олег?
– Банда, что за паника? Мы пока ничего не знаем. Но это еще ничего не значит, – Востряков, заметив, как безвольно опустились плечи друга, как на лице его появилось выражение усталости и отрешенности, испугался за него. Он толком не знал, что надо говорить, но чувствовал, что если сейчас, буквально в эту самую Минуту, не встряхнуть Банду, не вывести его из состояния оцепенения и апатии, случится непоправимое – Банда сдаст. И вот тогда надежды на спасение девушки будут потеряны навсегда. – Банда, ты, как баба. Ты услышал звон и, не зная, откуда он, начал паниковать. Через двадцать минут конвой прибудет на склад. Мы знаем уже, где это. Мы разработали план, а ты – как последний козел. Сосцал, что ли?
– Я тебе сейчас дам в морду.
– Дай, если легче станет после этого. Как ты себя ведешь? Алина ждет твоей помощи, а ты раскудахтался, как непотребная курица! Возьми себя в руки, старлей!
Он подошел к Банде и, приобняв его за плечи, сильно встряхнул, будто возвращая его к реальности из глубокого обморока.
– Банда, ты слышишь меня?
– Да, Олежка. Извини. Это была слабость, случайная слабость. Спасибо. Все. Все прошло... Так у нас осталось двадцать минут?
– Да. Пошли?
– Пошли...
– Владимир Александрович?
Голос в трубке был такой же резкий и требовательный, как и звонок, и Большаков почувствовал, как почему-то дрогнул его голос, предательски выдавая волнение.
– Да, я.
– Полковник Треухов, ФСБ.
– Очень приятно...
– По поручению Анатолия Ивановича – вы понимаете, о ком я говорю? – мы ведем ваше дело.
– Да, да, – Большаков понимал пока что одно: Анатолий Иванович – это тот дальний приятель-кэгэбист, начальник одного из управлений безопасности, которому он рассказал о похищении дочери и попросил помочь ее разыскать.
– У нас к вам, Владимир Александрович, возникает слишком много вопросов. Не хотите ли вы приехать к нам, чтобы мы могли поговорить откровенно и получить от вас кое-какие объяснения.
– Конечно... Но когда? Прямо сейчас? – было уже далеко за полночь, и Большаков не представлял себе, как он доберется – такси, что ли, ловить?
– Да, сейчас. Машина будет через десять минут у вашего подъезда.
– Хорошо...
– И постарайтесь больше никому не рассказывать о нашем разговоре. Вы меня поняли? Ждем. До встречи, – в третий раз за сегодняшний вечер телефонный разговор обрывался резко и неожиданно, оставляя после себя гораздо больше вопросов, чем ясности...
С трудом открыв будто налившиеся свинцом веки, она увидела лицо склонившегося над ней Исфахаллы. Оно было перекошено от злобы и ненависти, и девушка поспешила снова закрыть глаза, мечтая лишь об одном: чтобы этот кошмар пропал, чтобы она снова проснулась в своей тихой московской квартире и мама позвала ее пить утренний кофе.
Но кошмар не хотел ее покидать.
– Проснулась, свинья? Вставай, хватит валяться! Нежная она, видите ли! Вставай!
И чьи-то сильные руки рывком подняли ее на ноги.
Страшно болел разбитый нос. Голова гудела, как колокол, глухой звон отдавался в ушах. Ноги были словно чужие, отказываясь держать легкое девичье тело, предательски подрагивали в коленях. Если бы ее не держали, она бы снова упала.
Алина разомкнула свинцовые веки и прямо перед собой снова увидела Исфахаллу.
– Врезать бы тебе еще разок, чтобы запомнила раз и навсегда, как надо вести себя с мужчинами! Но сдохнешь ведь!.. Ладно, запомни там, куда мы тебя отвезем, тебя живо научат, как надо обслуживать мужчин и как надо уметь себя с ними вести. Поняла, сучка? Турецкий бордель тебе обеспечен!
Он замахнулся, как будто действительно желая ударить ее еще раз, и даже Хабиб, державший девушку за плечи, ни слова не понимавший по-русски и ничего не разобравший в угрозах Исфахаллы, сделал инстинктивное движение, будто пытаясь защитить ее от удара.
– Веди ее в машину, Хабиб, – скомандовал ему по-арабски Исфахалла. – И не спускай с нее глаз. Через пять минут придет доктор Хайллабу, и мы отправляемся...
Притаившись в темноте по обе стороны ворот, они подождали, когда машины остановились и старший конвоя пошел договариваться о пропуске на склад с охраной.
План был разработан заранее, и теперь оставалось только четко реализовать его.
Парни подобрались к последней, замыкавшей конвой машине и, одновременно рванув на себя обе двери водительской кабины, в мгновение ока вытащили окаменевших от неожиданности иранцев из грузовика. Все было сделано тихо и профессионально: несколько коротких ударов, и надолго выключенные обмякшие тела исчезли в темноте, а место в кабине заняли бывшие спецназовцы.
Им повезло, что водители даже не стали глушить двигатели и в реве моторов никто не заметил ничего подозрительного.
Конвой тронулся и медленно вкатил на территорию складской площадки, направляясь, как по заказу, в самый дальний, плохо освещенный угол.
Банда и Востряков только радостно переглянулись, выруливая следом за иранцами, В эту ночь им вроде бы везло.
Машины наконец остановились, двигатели были выключены, погасли фары, и в наступившей темноте и тишине прозвучало несколько резких команд по-арабски.
Водители выпрыгивали из машин, собираясь вокруг маленькой и худенькой фигурки начальника, и в темноте ночи никто из них не понял, откуда взялись эти двое, в мгновение ока обезвредившие всех грозных иранских боевиков.
А для Банды и Олежки эта работа показалась разминкой: вдвоем, пользуясь темнотой и неожиданностью нападения, справиться с троими ничего не подозревающими кадрами не составило никакого труда. Четвертого, этого худенького и маленького иранца, Банда сгреб одной рукой, легко приподняв и оторвав от земли, и несколько раз для профилактики стукнул головой о борт грузовика, как будто доказывая, что время шуток прошло.
Они не случайно захватили именно его: про совсем маленького иранца, сносно говорившего по-русски, рассказал им еще инспектор на Брестской таможне.
– Где девушка? – шепотом спросил его Банда, приблизив свое лицо вплотную к его округлившимся от страха глазам.
– Какой девушка? – попробовал заверещать иранец, но Банда коротко двинул его под дых, сбивая дыхание, и шепотом же предупредил:
– Еще раз попытаешься кричать – убью на месте.
– Какая девушка? – уже тихо отозвался иранец, с трудом переводя дыхание. – Я честный бизнесмен. Я гражданин Ирана. У нас здесь фирма. О какой девушке вы говорите?
– О русской девушке, которую вы вывезли из Москвы. Неужели забыл, дорогой?
– Я ничего не знаю.
– Правда? – Банда нащупал в наплечной кобуре рукоятку "вальтера" и вытянул его из-под куртки, уткнув ствол в шею иранца, снизу вверх приподнимая его за подбородок.
– Ничего не знаю, – гораздо менее уверенно повторил иранец, и Банда вдруг сразу понял, что они на верном пути. Это придало парню сил и настойчивости.
– Это мы сейчас проверим. Олежка, посмотри-ка по фурам. Может, что интересное найдешь?
Востряков исчез в темноте, и лишь чуть слышный скрип открываемых запоров и треск срываемых пломб обозначал его присутствие. Минут через десять он вернулся, и все это время Банда держал иранца на прицеле, не убирая пальца со спускового крючка и не произнося ни слова, тем самым вселяя в своего пленника инстинктивный животный ужас.
– Нашел. Она была здесь. Там, во второй фуре, среди ящиков устроено логово. Постелена солома.
Там явно кто-то ехал.
– Отлично. Так что, будешь говорить?
– Я не знаю. Мы все опечатали еще в Москве...
– Ладно. Поговорим в другом месте. В машину его.
Они втроем забрались в кабину ближайшего грузовика, и Банда завел двигатель, выруливая к выезду со стоянки и разгоняясь посильнее.
Охрана склада только удивленно проводила глазами грузовик с бешеными иранцами, на полном лету вынесший ворота стоянки и исчезнувший в ночной темноте.
Банда остановился через квартал, затормозив около их "мицубиси-паджеро". Они вдвоем быстро перетащили пленника в джип, вскочили в машину и стремительно понеслись на выезд из города, стараясь как можно дальше отъехать от склада.
Операция прошла, как по маслу – никто из свидетелей не смог бы узнать ни их, ни машину, зато в руках у них был ценный язык, умевший говорить по-русски.
Теперь ребята не сомневались в успехе...
Он не знал, почему это сделал.
Может быть, просто устал. А может, испугался.
Полковник Треухов разговаривал с ним грубо и снисходительно. Называл его почему-то не по имени-отчеству, а генералом:
– Генерал, ты понимаешь, что наделал?
– Генерал, в неприятную ты штуку влез!
– Генерал, теперь у тебя один путь – сделать все, что мы тебе прикажем...
Владимир Александрович в жизни никогда не чувствовал себя таким униженным, как во время этого разговора.
Но особенно его поразило и озадачило последнее высказывание полковника Треухова:
– Короче, генерал, действовать будем так. Дочь твою постараемся найти, если она еще жива. Но это неважно. Главное – ты поменяешь место службы.
Пора расстаться с Военно-космическими силами, с институтом в Химках. Теперь у тебя будет другая задача. Стране крайне необходимо твое участие в немного другой сфере. Возможно даже, что тебе придется уехать из Москвы. Станешь отныне скорее всего адмиралом. В ближайшее время вопрос будет решен, тебя известят. Вопросы?
– Никак нет, – почему-то, как старшему, ответил Владимир Александрович, вжимая, как от удара, голову в плечи. – Только Алинушку найдите, я вас прошу!
– Найдем... И вот еще что. Про этого парня, Бондаровича, надо забыть. Не было его никогда. Ясно?
– В смысле?
– Ты его никогда не встречал. Понятно?
– Да...
– Ну тогда ты свободен. Машина отвезет тебя домой. И помалкивай. Даже жене ни слова...
Алина не знала, что ждет ее впереди.
Они проехали уже несколько стран, и теперь впереди открывалось море, голубой каемкой разливаясь по горизонту.
Теперь они неслись по Болгарии, и почему-то одно слово крутилось бесконечно в отупевшей от боли и усталости голове девушки: "Братушки". Да, вокруг были болгары, братушки, но никто не мог помочь ей, прижатой к заблокированной дверце "БМВ" мощной фигурой Хабиба.
Несколько раз в разговорах иранцев прозвучало слово "Варна", и Алина поняла, что за прекрасный город открывает им свою панораму...
Он просто двинул пару раз этому хлюпику так, что его душа рванулась было из бренного тела на свидание к любимому Аллаху и только волею случая вернулась обратно.
И иранец заговорил.
– Да, мы везли девушку. Она ехала от самой Москвы в запломбированной фуре. В том тайнике, который вы нашли. Мы с ней хорошо обращались, клянусь Аллахом! Кормили, поили...
– В запломбированной фуре? Это каким же образом, интересно?
– Мы им с собой еду дали.
– Кому это "им"?
– С ней все время был сторож, Хабиб. Человек-великан. Очень большой и сильный.
– Где она сейчас?
– Я точно не знаю...
– Нет, ты вспомнишь, – Банда снова угрожающе поднял кулак, и иранец заторопился, от волнения проглатывая слова:
– Подождите, не бейте... Вы меня не так поняли. Я знаю, куда ее везут, просто я не знаю, где именно они сейчас; Хайллабу с Хабибом и Исфахаллой забрали ее сразу после Лодзи...
– А как же фура снова оказалась опечатанной?
– Мы купили пломбы... Они повезли ее на юг, в Болгарию, в Варну, чтобы морем вывезти в Турцию.
– Зачем?
– Хайллабу очень злой на ее отца. Он не согласился работать на нашу страну. И Хайллабу решил отомстить, сделать самое ужасное, то, что не сможет выдержать сердце отца.
– Ты наконец скажешь или нет, что они задумали?
– Они продадут ее в публичный дом. Где-нибудь в Турции. В каком-нибудь маленьком городке. Там ее в конце концов замучают, или посадят на иглу, или убьют. А отцу пришлют на память несколько фотографий или видеокассету.
– Сволочи! – Банда вскочил, в ярости собираясь отыграться на этом маленьком иранце, и только благодаря реакции Вострякова, успевшего повиснуть на плечах друга, иранец остался в живых.
– Банда, стой! Этот хрен при чем? Хайллабу будем убивать. Долго, медленно, мучительно. Слышишь, Банда? Успокойся, я тебя прошу. Банда, у нас нет времени, нам надо спасать ее!
– Да, сейчас... – бешено сверкая глазами и с трудом переводя дыхание, Банда постарался взять себя в руки. Наконец ему это удалось, и допрос был продолжен:
– Во сколько вы расстались в Лодзи?
– Сейчас припомню...
– Быстрее!
– Около полудня. Мы там долго стояли. Намаз, омовение... Поели немного...
– Олежка, быстро считай, сколько от Лодзи до Варны!
– Примерно полторы тысячи километров, – через несколько минут доложил Востряков, прикинув приблизительное расстояние по своему атласу автомобильных дорог Европы.
– На чем они?
– "БМВ". Черный. Последней модели, по-моему... – услужливо начал объяснять иранец, но Банда не дослушал:
– Триста восемнадцать "i". Таможенник в Бресте, помнишь, рассказывал о нем.
– Да, – Олег призадумался. – Банда, им почти всю дорогу идти по горам, так что средняя скорость не превысит восьмидесяти километров в час. А значит, в пути они будут практически сутки. А еще намаз какой-нибудь или там еще какая херня...
– А от нас до Варны?
– Примерно столько же, – грустно заключил Востряков, сверившись со своим атласом.
– Вот тебе, Олежка, и ответ. У них полсуток выигрыша. Все. – Банда растерянно посмотрел на друга. – Мы в пролете.
И вдруг что-то изменилось в глазах Вострякова.
Как будто какая-то мысль оживила их, зажгла, и веселые чертики снова запрыгали в них, делая их обладателя вновь похожим на неунывающего весельчака Олежку Вострякова.
– Говоришь, в пролете? Да? Банда, мы выиграли! Мы будем там первыми! Мы опередим их!
– По-моему, ты сошел с ума...
– Банда, да послушай же! Мы будем не в пролете, а в полете!
– На самолете?..
– Именно!
– Это, конечно, позволит нам быть первыми, – ни радости, ни восторга предложение Вострякова у Банды почему-то не вызвало. – Но что дальше? Ты хочешь штурмом брать их машину или катер с голыми руками?
– Банда, что-то я тебя не понимаю...
– Олежка, милый, я хоть и темный, но отлично знаю, что в аэропортах тебя просветят до последней кишки. Это в машине есть тайник. А где ты спрячешь "пушки", когда пойдешь через электромагнитные ворота? Куда ты денешь оружие, когда будут просвечивать твою сумку?
– Банда, ну не говорил ли я, что ты – человек темный и малообразованный.
– Что тебе еще от меня нужно? – устало и безразлично, даже не разозлившись, спросил Сашка. – Иди лучше этого иранца отпусти на все четыре стороны.
– Погоди с иранцем! Знаешь, зачем в аэропортах контроль? Чтобы предотвратить случаи терроризма.
– Так что?
– А кто из летчиков не боится угона самолета?
– Кто? – Банда совсем не врубался, куда клонит друг.
– Частник! – Востряков победно вскинул вверх руку. – Мы полетим на частном самолете, Банда!
Быстрый огонек интереса вспыхнул в глазах Банды, но тут же погас, как будто снова опуская голубую радугу его глаз в пучину равнодушия и покорности судьбе.
– Где ты его возьмешь, Олежка?
– Как где? В аэропорту! Я вот только название забыл. Там, в пансионе, откуда ты звонил Большакову, я видел рекламу...
– Ты серьезно?
– Вполне!
– Так чего же ты молчишь?
– Я тебе это уже полчаса объяснить пытаюсь!
– Так бы сразу и сказал!.. Где аэропорт?
– Не знаю.
– А кто...
– ...таксист, – опередил его вопрос Востряков, улыбаясь.
– Какой таксист?
– Да любой таксист, Банда!
– Стой, а деньги на полет?
– А тебе "мицубиси" сильно нужна?
Бондарович несколько минут молчал, вглядываясь в лицо друга, а потом произнес только одну фразу:
– Знаешь, Олежка, что-то я не могу понять: то ли я такой тупой в последнее время стал, то ли ты у меня – ну просто гений!..
Как Востряков и предсказывал, таксист с радостью согласился за десять долларов отвести ребят в "Хрубицку Гору", как называлось это место, и в результате, расставаясь с Прагой, Банде и Вострякову надо было решить лишь один вопрос – куда девать маленького иранца, единственного свидетеля их приключений и самого информированного об их планах человека.
Выход нашел Банда, и, как обычно, довольно оригинальный: он приковал их пленника наручниками к фонарному столбу в ближайшем парке, рассчитывая, что до утра несчастного араба не найдут, а утром чешские власти уже никак не смогут помешать осуществлению их планов...
Светало, когда ребята, расплатившись с таксистом, въехали на летное поле. Охрана аэродрома поначалу крайне подозрительно отнеслась к их появлению, но небольшие чаевые вполне ее успокоили, и ребята получили даже дельный совет.
Один из охранников вспомнил, что пан Вацек уже возится у своего самолета. А пан Вацек часто выполняет заказы клиентов на перевозку. Попробуйте, мол, уговорить его.
Аэродром в эти предутренние часы был тих и пустынен, и парни без труда заметили человека, копавшегося в моторном отсеке маленького самолета.
– День добрый! Пан Вацек?
Чех вздрогнул и удивленно оглянулся, чуть не выронив из рук гаечный ключ.
– Вы что, русские?
– Да. А вы знаете язык?
– В школе когда-то учил. Что вам надо?
– Чтобы вы покатали нас на своем самолете.
– С какой стати?
– Пан Вацек, нам очень нужно попасть в один городок, и нам посоветовали обратиться к вам. Говорят, вы что-то вроде воздушного таксиста.
– Кто это сказал?
– Охранники аэропорта.
– Что ж. Вам повезло. Осталось работы минут на пятнадцать, и моя "Сессна", надеюсь, сможет вам помочь.
– Так это и есть "Сессна"? – удивился Банда, вспомнив название легендарного самолета, под управлением Матиаса Руста наколовшего всю противовоздушную оборону огромной страны и приземлившегося прямо на Красной площади Москвы, у самых стен Кремля.
– Она, – ласково похлопал ладонью по борту свой самолет пан Вацек.
Банда даже удивился, до чего этот человек был похож на классический, сложившийся у него в сознании образ чеха: невысокий и лысоватый, усатый и кругленький, с выпирающим животиком, свидетельствовавшим как нельзя лучше о пристрастии хозяина к хорошему пиву. Его лицо было открытым и улыбчивым, но одновременно хитрым и, как говорится, себе на уме – ну просто копия бравого солдата Швейка. На вид ему можно было дать лет сорок пять – пятьдесят, и это обстоятельство тоже обрадовало Банду: с человеком, что-то повидавшим на своем веку, всегда легче найти взаимопонимание, особенно в таком непростом деле, с каким они пожаловали к этому пану Вацеку.
Летчик тем временем, видимо, почувствовал пристальный взгляд Банды, и что-то, наверное, его насторожило. Он отвлекся от своей работы и внимательно присмотрелся к этим русским:
– А куда мы полетим, кстати?
– В Болгарию.
– Куда?! – глаза его округлились и от удивления медленно полезли на лоб.
– В Болгарию. В Варну.
– Вы, наверное, издеваетесь надо мной?
– Нет, мы очень серьезно. Я бы даже сказал, слишком серьезно, – тон Банды действительно исключал даже малейший намек на шутку.
– Мы вам хорошо заплатим, пан Вацек, вы не беспокойтесь. Мы сознаем весь риск и всю сложность этого полета, – поспешил на помощь Банде Востряков, справедливо считая себя более опытным в обхождении с людьми, – и оплата, пан Вацек, я вас уверяю, вам очень понравится.
Востряков знал одно ценное правило: если хочешь произвести на человека хорошее впечатление, если хочешь войти в доверие – не ленись повторять имя этого человека. Звучание собственного имени – самое привычное, самое приятное и "самое располагающее к доверию звучание.
И на этот раз, кажется, правило психологов сработало – лицо чеха немного смягчилось, и он уже не смотрел на них, как на полных идиотов. Чувствовалось, что по крайней мере суммой оплаты он заинтересовался.
– И сколько это будет стоить? Паны понимают, что мы будем лететь часов пять-шесть и что на это уйдет уйма горючего? И что мне столько же горючего надо, чтобы добраться назад? Паны понимают, что румыны – странные люди, и я не пожелал бы даже своему врагу летать над их территорией? Паны действительно все это учитывают?
– Ну конечно, пан Вацек! – инициативу разговора Востряков теперь твердо взял в свои руки, даже отодвинув плечом Банду подальше. – Мы вам заплатим очень хорошо. Пять тысяч долларов наличными.
– Сколько? Пять тысяч! – чех, конечно, обрадовался предложенной сумме, но вовремя сообразил, что с этими ребятами можно и поторговаться. – Неплохо, конечно, но если бы вы заказали Францию... Румыния – очень нехорошая страна, цыганская страна. Там так опасно летать...
– И мы оставим вам наш автомобиль, – с нажимом, не давая летчику опомниться, продолжил Олег. – Посмотрите – "мицубиси-паджеро", возраст три года. Да ей самая бросовая цена – тысяч десять – пятнадцать.
– Да, но...
– Конечно, нотариально мы договор заверить не успеем. Но у вас будут все документы на руках, мы вам дадим даже наш московский адрес, и вы в любой момент сможете все переоформить.
– Ну тогда...
– Летим?
– Летим!..
– Банда, а неужели ты думаешь, что в декларации в Бресте я указал всю свою валюту?
–?..
– Я не настолько наивен. Банда, чтобы ехать с тобой на приключения с пятьюстами долларов в кармане.
– Олежка... – Банда даже не находил слов признательности, чтобы более-менее внятно выразить другу свою благодарность. – Олежка, друг, иногда я просто не понимаю, а что бы я вообще без тебя делал?!
– Здесь Алина. А что, они вам не сказали?
– Нет... А почему Прага?
– Они ее вывезли сюда.
– Господи!.. Саша, ты ее видел? Как она?
– Нет, пока ничего не знаю. Мы с другом только сели им на хвост. Мы точно знаем, куда придет конвой...
– Что за конвой?
– Три грузовика, в одном из которых вывезли Алину.
– Саша, но почему Чехия? Почему ничего нельзя было сделать здесь? Может, нужно было подключить органы? И вообще, как они смогли вывезти ее из страны?
– Это долгий разговор, Владимир Александрович. Знайте только, что все нормально. Через полчаса мы войдем в контакт с бандитами.
– Что это значит? – в голосе Владимира Александровича зазвучало такое неприкрытое волнение, грозящее вылиться чуть ли не в истерику, что Банда поспешил закончить разговор:
– Все будет хорошо. Мы обязательно освободим Алину. Мы еще позвоним вам, Владимир Александрович. Знайте, все будет хорошо. Я вам это обещаю, слышите?
– Да, да, Саша...
– До свидания, Владимир Александрович.
– Саша, подождите...
Но второй раз за вечер разговор оборвался на полуслове, – в трубке зазвучали короткие нервные гудки.
* * *
– Олег, здесь что-то не так.Банда, повесив трубку, обернулся к Вострякову, и Олег поразился, увидев неприкрытую тревогу на его лице.
– Что не так? Что-то случилось?
– Кажется, да.
– Что тебе сказал Большаков?
– Ему только то, буквально передо мной, позвонили бандиты, и он слышал голос Алины.
– Как? Они же еще...
– О чем я и говорю. Мы ждем конвой здесь, а кто-то в это время звонит Большакову в Москву, и Алина у него в руках.
– Я ничего не понимаю.
– Вот это-то и самое страшное. Неужели мы с тобой ошиблись? Неужели это не наш конвой? Ведь это значит, что мы потеряли Алину. Ты понимаешь, Олег?
– Банда, что за паника? Мы пока ничего не знаем. Но это еще ничего не значит, – Востряков, заметив, как безвольно опустились плечи друга, как на лице его появилось выражение усталости и отрешенности, испугался за него. Он толком не знал, что надо говорить, но чувствовал, что если сейчас, буквально в эту самую Минуту, не встряхнуть Банду, не вывести его из состояния оцепенения и апатии, случится непоправимое – Банда сдаст. И вот тогда надежды на спасение девушки будут потеряны навсегда. – Банда, ты, как баба. Ты услышал звон и, не зная, откуда он, начал паниковать. Через двадцать минут конвой прибудет на склад. Мы знаем уже, где это. Мы разработали план, а ты – как последний козел. Сосцал, что ли?
– Я тебе сейчас дам в морду.
– Дай, если легче станет после этого. Как ты себя ведешь? Алина ждет твоей помощи, а ты раскудахтался, как непотребная курица! Возьми себя в руки, старлей!
Он подошел к Банде и, приобняв его за плечи, сильно встряхнул, будто возвращая его к реальности из глубокого обморока.
– Банда, ты слышишь меня?
– Да, Олежка. Извини. Это была слабость, случайная слабость. Спасибо. Все. Все прошло... Так у нас осталось двадцать минут?
– Да. Пошли?
– Пошли...
* * *
Третий звонок в кабинет Владимира Александровича раздался буквально через несколько секунд после того, как повесил трубку Банда. Это был звонок местный, московский, и в тишине квартиры он прозвучал особенно резко и требовательно.– Владимир Александрович?
Голос в трубке был такой же резкий и требовательный, как и звонок, и Большаков почувствовал, как почему-то дрогнул его голос, предательски выдавая волнение.
– Да, я.
– Полковник Треухов, ФСБ.
– Очень приятно...
– По поручению Анатолия Ивановича – вы понимаете, о ком я говорю? – мы ведем ваше дело.
– Да, да, – Большаков понимал пока что одно: Анатолий Иванович – это тот дальний приятель-кэгэбист, начальник одного из управлений безопасности, которому он рассказал о похищении дочери и попросил помочь ее разыскать.
– У нас к вам, Владимир Александрович, возникает слишком много вопросов. Не хотите ли вы приехать к нам, чтобы мы могли поговорить откровенно и получить от вас кое-какие объяснения.
– Конечно... Но когда? Прямо сейчас? – было уже далеко за полночь, и Большаков не представлял себе, как он доберется – такси, что ли, ловить?
– Да, сейчас. Машина будет через десять минут у вашего подъезда.
– Хорошо...
– И постарайтесь больше никому не рассказывать о нашем разговоре. Вы меня поняли? Ждем. До встречи, – в третий раз за сегодняшний вечер телефонный разговор обрывался резко и неожиданно, оставляя после себя гораздо больше вопросов, чем ясности...
* * *
Кто-то плеснул ей, в лицо холодной водой, и только тогда Алина пришла в себя.С трудом открыв будто налившиеся свинцом веки, она увидела лицо склонившегося над ней Исфахаллы. Оно было перекошено от злобы и ненависти, и девушка поспешила снова закрыть глаза, мечтая лишь об одном: чтобы этот кошмар пропал, чтобы она снова проснулась в своей тихой московской квартире и мама позвала ее пить утренний кофе.
Но кошмар не хотел ее покидать.
– Проснулась, свинья? Вставай, хватит валяться! Нежная она, видите ли! Вставай!
И чьи-то сильные руки рывком подняли ее на ноги.
Страшно болел разбитый нос. Голова гудела, как колокол, глухой звон отдавался в ушах. Ноги были словно чужие, отказываясь держать легкое девичье тело, предательски подрагивали в коленях. Если бы ее не держали, она бы снова упала.
Алина разомкнула свинцовые веки и прямо перед собой снова увидела Исфахаллу.
– Врезать бы тебе еще разок, чтобы запомнила раз и навсегда, как надо вести себя с мужчинами! Но сдохнешь ведь!.. Ладно, запомни там, куда мы тебя отвезем, тебя живо научат, как надо обслуживать мужчин и как надо уметь себя с ними вести. Поняла, сучка? Турецкий бордель тебе обеспечен!
Он замахнулся, как будто действительно желая ударить ее еще раз, и даже Хабиб, державший девушку за плечи, ни слова не понимавший по-русски и ничего не разобравший в угрозах Исфахаллы, сделал инстинктивное движение, будто пытаясь защитить ее от удара.
– Веди ее в машину, Хабиб, – скомандовал ему по-арабски Исфахалла. – И не спускай с нее глаз. Через пять минут придет доктор Хайллабу, и мы отправляемся...
* * *
Банда и Востряков появились у ворот открытой складской площадки "Чехавтотранса" минуты на три раньше конвоя.Притаившись в темноте по обе стороны ворот, они подождали, когда машины остановились и старший конвоя пошел договариваться о пропуске на склад с охраной.
План был разработан заранее, и теперь оставалось только четко реализовать его.
Парни подобрались к последней, замыкавшей конвой машине и, одновременно рванув на себя обе двери водительской кабины, в мгновение ока вытащили окаменевших от неожиданности иранцев из грузовика. Все было сделано тихо и профессионально: несколько коротких ударов, и надолго выключенные обмякшие тела исчезли в темноте, а место в кабине заняли бывшие спецназовцы.
Им повезло, что водители даже не стали глушить двигатели и в реве моторов никто не заметил ничего подозрительного.
Конвой тронулся и медленно вкатил на территорию складской площадки, направляясь, как по заказу, в самый дальний, плохо освещенный угол.
Банда и Востряков только радостно переглянулись, выруливая следом за иранцами, В эту ночь им вроде бы везло.
Машины наконец остановились, двигатели были выключены, погасли фары, и в наступившей темноте и тишине прозвучало несколько резких команд по-арабски.
Водители выпрыгивали из машин, собираясь вокруг маленькой и худенькой фигурки начальника, и в темноте ночи никто из них не понял, откуда взялись эти двое, в мгновение ока обезвредившие всех грозных иранских боевиков.
А для Банды и Олежки эта работа показалась разминкой: вдвоем, пользуясь темнотой и неожиданностью нападения, справиться с троими ничего не подозревающими кадрами не составило никакого труда. Четвертого, этого худенького и маленького иранца, Банда сгреб одной рукой, легко приподняв и оторвав от земли, и несколько раз для профилактики стукнул головой о борт грузовика, как будто доказывая, что время шуток прошло.
Они не случайно захватили именно его: про совсем маленького иранца, сносно говорившего по-русски, рассказал им еще инспектор на Брестской таможне.
– Где девушка? – шепотом спросил его Банда, приблизив свое лицо вплотную к его округлившимся от страха глазам.
– Какой девушка? – попробовал заверещать иранец, но Банда коротко двинул его под дых, сбивая дыхание, и шепотом же предупредил:
– Еще раз попытаешься кричать – убью на месте.
– Какая девушка? – уже тихо отозвался иранец, с трудом переводя дыхание. – Я честный бизнесмен. Я гражданин Ирана. У нас здесь фирма. О какой девушке вы говорите?
– О русской девушке, которую вы вывезли из Москвы. Неужели забыл, дорогой?
– Я ничего не знаю.
– Правда? – Банда нащупал в наплечной кобуре рукоятку "вальтера" и вытянул его из-под куртки, уткнув ствол в шею иранца, снизу вверх приподнимая его за подбородок.
– Ничего не знаю, – гораздо менее уверенно повторил иранец, и Банда вдруг сразу понял, что они на верном пути. Это придало парню сил и настойчивости.
– Это мы сейчас проверим. Олежка, посмотри-ка по фурам. Может, что интересное найдешь?
Востряков исчез в темноте, и лишь чуть слышный скрип открываемых запоров и треск срываемых пломб обозначал его присутствие. Минут через десять он вернулся, и все это время Банда держал иранца на прицеле, не убирая пальца со спускового крючка и не произнося ни слова, тем самым вселяя в своего пленника инстинктивный животный ужас.
– Нашел. Она была здесь. Там, во второй фуре, среди ящиков устроено логово. Постелена солома.
Там явно кто-то ехал.
– Отлично. Так что, будешь говорить?
– Я не знаю. Мы все опечатали еще в Москве...
– Ладно. Поговорим в другом месте. В машину его.
Они втроем забрались в кабину ближайшего грузовика, и Банда завел двигатель, выруливая к выезду со стоянки и разгоняясь посильнее.
Охрана склада только удивленно проводила глазами грузовик с бешеными иранцами, на полном лету вынесший ворота стоянки и исчезнувший в ночной темноте.
Банда остановился через квартал, затормозив около их "мицубиси-паджеро". Они вдвоем быстро перетащили пленника в джип, вскочили в машину и стремительно понеслись на выезд из города, стараясь как можно дальше отъехать от склада.
Операция прошла, как по маслу – никто из свидетелей не смог бы узнать ни их, ни машину, зато в руках у них был ценный язык, умевший говорить по-русски.
Теперь ребята не сомневались в успехе...
* * *
Этому полковнику Владимир Александрович рассказал все – и про иранцев, и про похищение, и про Банду. Он объяснил каждое слово из записанных кэгэбэшниками на пленку телефонных разговоров. Он рассказал обо всех контактах с представителями Ирана. Он подтвердил, что единственным посвященным в эти дела был Банда.Он не знал, почему это сделал.
Может быть, просто устал. А может, испугался.
Полковник Треухов разговаривал с ним грубо и снисходительно. Называл его почему-то не по имени-отчеству, а генералом:
– Генерал, ты понимаешь, что наделал?
– Генерал, в неприятную ты штуку влез!
– Генерал, теперь у тебя один путь – сделать все, что мы тебе прикажем...
Владимир Александрович в жизни никогда не чувствовал себя таким униженным, как во время этого разговора.
Но особенно его поразило и озадачило последнее высказывание полковника Треухова:
– Короче, генерал, действовать будем так. Дочь твою постараемся найти, если она еще жива. Но это неважно. Главное – ты поменяешь место службы.
Пора расстаться с Военно-космическими силами, с институтом в Химках. Теперь у тебя будет другая задача. Стране крайне необходимо твое участие в немного другой сфере. Возможно даже, что тебе придется уехать из Москвы. Станешь отныне скорее всего адмиралом. В ближайшее время вопрос будет решен, тебя известят. Вопросы?
– Никак нет, – почему-то, как старшему, ответил Владимир Александрович, вжимая, как от удара, голову в плечи. – Только Алинушку найдите, я вас прошу!
– Найдем... И вот еще что. Про этого парня, Бондаровича, надо забыть. Не было его никогда. Ясно?
– В смысле?
– Ты его никогда не встречал. Понятно?
– Да...
– Ну тогда ты свободен. Машина отвезет тебя домой. И помалкивай. Даже жене ни слова...
* * *
Кончались уже третьи сутки их бешеной гонки по Европе.Алина не знала, что ждет ее впереди.
Они проехали уже несколько стран, и теперь впереди открывалось море, голубой каемкой разливаясь по горизонту.
Теперь они неслись по Болгарии, и почему-то одно слово крутилось бесконечно в отупевшей от боли и усталости голове девушки: "Братушки". Да, вокруг были болгары, братушки, но никто не мог помочь ей, прижатой к заблокированной дверце "БМВ" мощной фигурой Хабиба.
Несколько раз в разговорах иранцев прозвучало слово "Варна", и Алина поняла, что за прекрасный город открывает им свою панораму...
* * *
На этот раз в отличие от того, московского допроса Банда не нашел в себе сил и терпения, чтобы получить нужную информацию аккуратно и нежно, тратя время на поиски психологических подходов.Он просто двинул пару раз этому хлюпику так, что его душа рванулась было из бренного тела на свидание к любимому Аллаху и только волею случая вернулась обратно.
И иранец заговорил.
– Да, мы везли девушку. Она ехала от самой Москвы в запломбированной фуре. В том тайнике, который вы нашли. Мы с ней хорошо обращались, клянусь Аллахом! Кормили, поили...
– В запломбированной фуре? Это каким же образом, интересно?
– Мы им с собой еду дали.
– Кому это "им"?
– С ней все время был сторож, Хабиб. Человек-великан. Очень большой и сильный.
– Где она сейчас?
– Я точно не знаю...
– Нет, ты вспомнишь, – Банда снова угрожающе поднял кулак, и иранец заторопился, от волнения проглатывая слова:
– Подождите, не бейте... Вы меня не так поняли. Я знаю, куда ее везут, просто я не знаю, где именно они сейчас; Хайллабу с Хабибом и Исфахаллой забрали ее сразу после Лодзи...
– А как же фура снова оказалась опечатанной?
– Мы купили пломбы... Они повезли ее на юг, в Болгарию, в Варну, чтобы морем вывезти в Турцию.
– Зачем?
– Хайллабу очень злой на ее отца. Он не согласился работать на нашу страну. И Хайллабу решил отомстить, сделать самое ужасное, то, что не сможет выдержать сердце отца.
– Ты наконец скажешь или нет, что они задумали?
– Они продадут ее в публичный дом. Где-нибудь в Турции. В каком-нибудь маленьком городке. Там ее в конце концов замучают, или посадят на иглу, или убьют. А отцу пришлют на память несколько фотографий или видеокассету.
– Сволочи! – Банда вскочил, в ярости собираясь отыграться на этом маленьком иранце, и только благодаря реакции Вострякова, успевшего повиснуть на плечах друга, иранец остался в живых.
– Банда, стой! Этот хрен при чем? Хайллабу будем убивать. Долго, медленно, мучительно. Слышишь, Банда? Успокойся, я тебя прошу. Банда, у нас нет времени, нам надо спасать ее!
– Да, сейчас... – бешено сверкая глазами и с трудом переводя дыхание, Банда постарался взять себя в руки. Наконец ему это удалось, и допрос был продолжен:
– Во сколько вы расстались в Лодзи?
– Сейчас припомню...
– Быстрее!
– Около полудня. Мы там долго стояли. Намаз, омовение... Поели немного...
– Олежка, быстро считай, сколько от Лодзи до Варны!
– Примерно полторы тысячи километров, – через несколько минут доложил Востряков, прикинув приблизительное расстояние по своему атласу автомобильных дорог Европы.
– На чем они?
– "БМВ". Черный. Последней модели, по-моему... – услужливо начал объяснять иранец, но Банда не дослушал:
– Триста восемнадцать "i". Таможенник в Бресте, помнишь, рассказывал о нем.
– Да, – Олег призадумался. – Банда, им почти всю дорогу идти по горам, так что средняя скорость не превысит восьмидесяти километров в час. А значит, в пути они будут практически сутки. А еще намаз какой-нибудь или там еще какая херня...
– А от нас до Варны?
– Примерно столько же, – грустно заключил Востряков, сверившись со своим атласом.
– Вот тебе, Олежка, и ответ. У них полсуток выигрыша. Все. – Банда растерянно посмотрел на друга. – Мы в пролете.
И вдруг что-то изменилось в глазах Вострякова.
Как будто какая-то мысль оживила их, зажгла, и веселые чертики снова запрыгали в них, делая их обладателя вновь похожим на неунывающего весельчака Олежку Вострякова.
– Говоришь, в пролете? Да? Банда, мы выиграли! Мы будем там первыми! Мы опередим их!
– По-моему, ты сошел с ума...
– Банда, да послушай же! Мы будем не в пролете, а в полете!
– На самолете?..
– Именно!
– Это, конечно, позволит нам быть первыми, – ни радости, ни восторга предложение Вострякова у Банды почему-то не вызвало. – Но что дальше? Ты хочешь штурмом брать их машину или катер с голыми руками?
– Банда, что-то я тебя не понимаю...
– Олежка, милый, я хоть и темный, но отлично знаю, что в аэропортах тебя просветят до последней кишки. Это в машине есть тайник. А где ты спрячешь "пушки", когда пойдешь через электромагнитные ворота? Куда ты денешь оружие, когда будут просвечивать твою сумку?
– Банда, ну не говорил ли я, что ты – человек темный и малообразованный.
– Что тебе еще от меня нужно? – устало и безразлично, даже не разозлившись, спросил Сашка. – Иди лучше этого иранца отпусти на все четыре стороны.
– Погоди с иранцем! Знаешь, зачем в аэропортах контроль? Чтобы предотвратить случаи терроризма.
– Так что?
– А кто из летчиков не боится угона самолета?
– Кто? – Банда совсем не врубался, куда клонит друг.
– Частник! – Востряков победно вскинул вверх руку. – Мы полетим на частном самолете, Банда!
Быстрый огонек интереса вспыхнул в глазах Банды, но тут же погас, как будто снова опуская голубую радугу его глаз в пучину равнодушия и покорности судьбе.
– Где ты его возьмешь, Олежка?
– Как где? В аэропорту! Я вот только название забыл. Там, в пансионе, откуда ты звонил Большакову, я видел рекламу...
– Ты серьезно?
– Вполне!
– Так чего же ты молчишь?
– Я тебе это уже полчаса объяснить пытаюсь!
– Так бы сразу и сказал!.. Где аэропорт?
– Не знаю.
– А кто...
– ...таксист, – опередил его вопрос Востряков, улыбаясь.
– Какой таксист?
– Да любой таксист, Банда!
– Стой, а деньги на полет?
– А тебе "мицубиси" сильно нужна?
Бондарович несколько минут молчал, вглядываясь в лицо друга, а потом произнес только одну фразу:
– Знаешь, Олежка, что-то я не могу понять: то ли я такой тупой в последнее время стал, то ли ты у меня – ну просто гений!..
* * *
Полчаса спустя по шоссе, ведущему из города, неслись две машины – белый "мерседес" – такси с Востряковым в салоне и "мицубиси", управляемая Бандой. Их путь лежал на небольшой пригородный аэродром, выделенный лет восемь назад городскими властями под нужды частных авиакомпаний и собственников маленьких крылатых машин.Как Востряков и предсказывал, таксист с радостью согласился за десять долларов отвести ребят в "Хрубицку Гору", как называлось это место, и в результате, расставаясь с Прагой, Банде и Вострякову надо было решить лишь один вопрос – куда девать маленького иранца, единственного свидетеля их приключений и самого информированного об их планах человека.
Выход нашел Банда, и, как обычно, довольно оригинальный: он приковал их пленника наручниками к фонарному столбу в ближайшем парке, рассчитывая, что до утра несчастного араба не найдут, а утром чешские власти уже никак не смогут помешать осуществлению их планов...
Светало, когда ребята, расплатившись с таксистом, въехали на летное поле. Охрана аэродрома поначалу крайне подозрительно отнеслась к их появлению, но небольшие чаевые вполне ее успокоили, и ребята получили даже дельный совет.
Один из охранников вспомнил, что пан Вацек уже возится у своего самолета. А пан Вацек часто выполняет заказы клиентов на перевозку. Попробуйте, мол, уговорить его.
Аэродром в эти предутренние часы был тих и пустынен, и парни без труда заметили человека, копавшегося в моторном отсеке маленького самолета.
– День добрый! Пан Вацек?
Чех вздрогнул и удивленно оглянулся, чуть не выронив из рук гаечный ключ.
– Вы что, русские?
– Да. А вы знаете язык?
– В школе когда-то учил. Что вам надо?
– Чтобы вы покатали нас на своем самолете.
– С какой стати?
– Пан Вацек, нам очень нужно попасть в один городок, и нам посоветовали обратиться к вам. Говорят, вы что-то вроде воздушного таксиста.
– Кто это сказал?
– Охранники аэропорта.
– Что ж. Вам повезло. Осталось работы минут на пятнадцать, и моя "Сессна", надеюсь, сможет вам помочь.
– Так это и есть "Сессна"? – удивился Банда, вспомнив название легендарного самолета, под управлением Матиаса Руста наколовшего всю противовоздушную оборону огромной страны и приземлившегося прямо на Красной площади Москвы, у самых стен Кремля.
– Она, – ласково похлопал ладонью по борту свой самолет пан Вацек.
Банда даже удивился, до чего этот человек был похож на классический, сложившийся у него в сознании образ чеха: невысокий и лысоватый, усатый и кругленький, с выпирающим животиком, свидетельствовавшим как нельзя лучше о пристрастии хозяина к хорошему пиву. Его лицо было открытым и улыбчивым, но одновременно хитрым и, как говорится, себе на уме – ну просто копия бравого солдата Швейка. На вид ему можно было дать лет сорок пять – пятьдесят, и это обстоятельство тоже обрадовало Банду: с человеком, что-то повидавшим на своем веку, всегда легче найти взаимопонимание, особенно в таком непростом деле, с каким они пожаловали к этому пану Вацеку.
Летчик тем временем, видимо, почувствовал пристальный взгляд Банды, и что-то, наверное, его насторожило. Он отвлекся от своей работы и внимательно присмотрелся к этим русским:
– А куда мы полетим, кстати?
– В Болгарию.
– Куда?! – глаза его округлились и от удивления медленно полезли на лоб.
– В Болгарию. В Варну.
– Вы, наверное, издеваетесь надо мной?
– Нет, мы очень серьезно. Я бы даже сказал, слишком серьезно, – тон Банды действительно исключал даже малейший намек на шутку.
– Мы вам хорошо заплатим, пан Вацек, вы не беспокойтесь. Мы сознаем весь риск и всю сложность этого полета, – поспешил на помощь Банде Востряков, справедливо считая себя более опытным в обхождении с людьми, – и оплата, пан Вацек, я вас уверяю, вам очень понравится.
Востряков знал одно ценное правило: если хочешь произвести на человека хорошее впечатление, если хочешь войти в доверие – не ленись повторять имя этого человека. Звучание собственного имени – самое привычное, самое приятное и "самое располагающее к доверию звучание.
И на этот раз, кажется, правило психологов сработало – лицо чеха немного смягчилось, и он уже не смотрел на них, как на полных идиотов. Чувствовалось, что по крайней мере суммой оплаты он заинтересовался.
– И сколько это будет стоить? Паны понимают, что мы будем лететь часов пять-шесть и что на это уйдет уйма горючего? И что мне столько же горючего надо, чтобы добраться назад? Паны понимают, что румыны – странные люди, и я не пожелал бы даже своему врагу летать над их территорией? Паны действительно все это учитывают?
– Ну конечно, пан Вацек! – инициативу разговора Востряков теперь твердо взял в свои руки, даже отодвинув плечом Банду подальше. – Мы вам заплатим очень хорошо. Пять тысяч долларов наличными.
– Сколько? Пять тысяч! – чех, конечно, обрадовался предложенной сумме, но вовремя сообразил, что с этими ребятами можно и поторговаться. – Неплохо, конечно, но если бы вы заказали Францию... Румыния – очень нехорошая страна, цыганская страна. Там так опасно летать...
– И мы оставим вам наш автомобиль, – с нажимом, не давая летчику опомниться, продолжил Олег. – Посмотрите – "мицубиси-паджеро", возраст три года. Да ей самая бросовая цена – тысяч десять – пятнадцать.
– Да, но...
– Конечно, нотариально мы договор заверить не успеем. Но у вас будут все документы на руках, мы вам дадим даже наш московский адрес, и вы в любой момент сможете все переоформить.
– Ну тогда...
– Летим?
– Летим!..
* * *
– Олег, где ты возьмешь пять тысяч долларов наличными? – с ужасом шептал Банда на ухо другу, спрятавшись за хвостом "Сессны", пока хозяин производил последние приготовления. – Ты что, охренел?!– Банда, а неужели ты думаешь, что в декларации в Бресте я указал всю свою валюту?
–?..
– Я не настолько наивен. Банда, чтобы ехать с тобой на приключения с пятьюстами долларов в кармане.
– Олежка... – Банда даже не находил слов признательности, чтобы более-менее внятно выразить другу свою благодарность. – Олежка, друг, иногда я просто не понимаю, а что бы я вообще без тебя делал?!