Воронин Андрей Николаевич. Последний самурай

   – Может быть, я могу вам как-то помочь? – с Искренней озабоченностью спросил Арихито.
   – Не думаю, – возразил господин Набуки. – Дело совершенно пустяковое. Ко мне забрался вор.
   Господин Набуки и сам не знал, зачем сказал это. Едва закончив говорить, он спохватился, но было поздно.
   – Вор? – оживился Арихито. – Но в таком случае я, как будущий юрист, мог бы квалифицированно свидетельствовать в суде…
   – Арихито-сан, – неучтиво перебил его господин Набуки, – простите меня, но, если вы намерены работать под моим руководством, вам придется смириться с тем, что мои приказы, распоряжения, просьбы.., мои пожелания, наконец, не обсуждаются. Прошу вас удалиться в вашу спальню, Арихито-сан. Поверьте, в данный момент я не нуждаюсь в вашей помощи. Надеюсь, что вы не сочтете мою настойчивость оскорбительной для себя.
   – Ни в коем случае, – ответил Арихито. Голос его дрожал, но мальчишка быстро справился с собой.
   «Пусть привыкает, – подумал господин Набуки. – Плохо, конечно, что это случилось при первой же нашей встрече, но на дипломатию сейчас просто нет времени.»
   – Прошу извинить меня за неприличную настойчивость, – продолжал Арихито. – Я действительно хотел помочь. Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
   Господин Набуки распрощался с ним в самых изысканных выражениях, а когда гость наконец удалился в отведенную для него спальню, торопливо направился в подвал, куда должны были доставить схваченного на берегу человека.
   Выходя из комнаты, господин Набуки зачем-то прихватил с собой привезенный из Токио меч.

Глава 14

   – Коннити-ва, Набуки-сан!
   Господин Набуки нахмурился. Голос, который произнес это приветствие, показался ему странно знакомым – даже не столько голос, сколько интонация, веселая и насмешливая. Перед ним стоял пленник, похожий в своем черном гидрокостюме на персонаж какого-то приключенческого фильма, – не то ниндзя в представлении гонконгских кинорежиссеров, не то пришелец из космоса – и улыбался разбитыми губами, на которых висели густые капли цвета переспелой вишни. Лицо его утратило симметрию и было залито кровью, струившейся из рассеченной брови и ссадины на левой скуле; кровью оказались испачканы даже его зубы, отчего улыбка неприятно напоминала оскал вампира. Но голос человека, который стоял перед господином Набуки со связанными за спиной руками, звучал спокойно и приветливо, а главное, совершенно естественно, как будто он просто зашел в гости к приятелю, чтобы скоротать вечерок.
   Господин Набуки покачал головой, отказываясь верить собственным глазам. Это казалось невероятным, но факт оставался фактом: перед ним был тот самый фотограф с Кунашира, агент русской контрразведки, которому полагалось умереть уже несколько часов назад. «Что ж, – подумал господин Набуки, – лучше поздно, чем никогда. Во всяком случае, иметь дело с достойным противником приятно.»
   – Здравствуйте, – с большим трудом произнес он по-русски. – Я не знать ваше имя…
   – Вряд ли вы смогли бы его произнести, даже если бы знали, – все тем же веселым тоном заявил пленник, без усилий перейдя на приличный английский. – Я вижу, вы говорите по-русски намного лучше, чем я по-японски, но все-таки мне кажется, что английский будет удобнее для нас обоих.
   – Как вам будет угодно. – Господин Набуки постарался произнести это вежливо, но сухо: ему очень не понравилось то обстоятельство, что пленнику удалось навязать ему свой тон. – Вы совершили чудо, оставшись в живых и добравшись сюда, так что я не могу лишать вас права выбора в подобной мелочи.
   – Чудо? – Пленник беззвучно рассмеялся. – О чем это вы, Набуки-сан? Уж не о тех ли двоих увальнях, которые пытались отправить меня на тот свет при помощи лома и охотничьего ружья?
   – Лом? – переспросил господин Набуки.
   – Толстый металлический прут, – пояснил пленник, – длиной около полутора метров и весом до десяти килограммов. С одного конца заостренный, а с другого, как правило, расплющенный наподобие э…, отвертки. Применяется в России до сих пор в качестве инструмента для земляных работ, скалывания льда и раскалывания черепов. Ну и еще в качестве рычага.
   – Да, – сказал господин Набуки, – пожалуй, это было опрометчиво. Но вы должны войти в мое положение: откуда же на Кунашире возьмутся профессионалы? Вас я, конечно, не считаю.
   – Вы мне льстите, – сказал пленник. – Сейчас я выступаю в роли любителя.
   Господин Набуки поморщился.
   – Полноте, – сказал он – Мне показалось, что у нас с вами доверительный разговор. Я же знаю, что вы офицер русской контрразведки.
   – Вы в это поверили?
   Пленник зашелся своим беззвучным смехом. Глядя на него, можно было подумать, что он является хозяином положения. Вероятно, то же самое ощущение испытывали и охранники, потому что один из них взял его за плечо и сильно встряхнул. Пленник не глядя ткнул его локтем в солнечное сплетение. Бедняга отлетел назад, ударился спиной о дверной косяк и тихо опустился на корточки, озабоченный только тем, чтобы снова начать дышать. Второй охранник занес над головой пленника бамбуковую дубинку, но тот молниеносным движением боднул его в лицо. Охранник выронил дубинку и обрушился в угол, едва не опрокинув стоявшую на высокой подставке китайскую вазу.
   – Династия Цинь, – бросив на вазу быстрый взгляд, сказал пленник. – Третий век до нашей эры. На вашем месте, Набуки-сан, я отозвал бы своих псов Если они и дальше будут встревать в разговор, боюсь, вы недосчитаетесь некоторых экспонатов своей бесценной коллекции.
   Господин Набуки недовольно посмотрел на своих людей, которые, судя по всему, до сих пор не могли взять в толк, что с ними произошло, а потом обвел взглядом набитую редкими произведениями искусства комнату. Вести беседу с пленником на его условиях было унизительно, но приказать охране пристрелить его, как бродячего пса, означало бы признать свое поражение Кроме того, господину Набуки было интересно узнать, насколько русские осведомлены о его делах. Пленник, похоже, был не прочь поговорить, и господин Набуки решил пойти ему навстречу Он велел охраннику, который первым пришел в себя, развязать русскому руки и отойти в дальний угол. Сабуро молча стоявший за креслом господина Набуки, недовольно покачал головой и вынул из-под одежды огромный «магнум» с глушителем.
   – Мне нравится ваше мужество, – сказал господин Набуки. – Ведь вы не можете не понимать, что живым вам отсюда не выйти. Вы должны были знать это заранее Зачем же вы пришли?
   – За вами, – просто ответил пленник, растирая затекшие запястья, на которых краснели глубокие следы, оставленные веревками. – Помните историю доктора Фауста? Он тоже обладал неограниченным могуществом, а потом за ним пришли – Вы не первый, – усмехнулся господин Набуки, – кто явился сюда, воображая себя Мефистофелем Ваши речи свидетельствуют об уме, но о человеке принято судить по его поступкам А с этой точки зрения вы, к сожалению, выглядите глупцом. Самоуверенным глупцом – Готов спорить, что вы получаете огромное удовольствие, повторяя эти слова каждому, кто стоит перед вами со связанными руками, – сказал пленник Господин Набуки нахмурился «Идиот убежден, что все, кроме него, – идиоты», – вспомнил он. Неужели Акутагава имел в виду и его тоже? Во всяком случае, русский намекал на это.
   – Хорошо, – сказал он, – оставим это. В самом деле, предаваться взаимным оскорблениям нет никакого смысла. Я понял вас так, что вы имели определенные и, видимо, весьма веские причины желать мне смерти. Вы собирали информацию обо мне, вы фактически выступили против меня с поднятым забралом, сделав все, чтобы привлечь мое внимание. Вы избежали покушения (и теперь я понимаю, как это вам удалось), пересекли пролив и высадились на территории моей усадьбы, убив троих охранников и надолго выведя из строя еще двоих. Все это было проделано мастерски, хотя и довольно грубо. Вы утверждаете, что не являетесь офицером контрразведки, и я не вижу причин сомневаться в ваших словах, поскольку ложь не способна ни усугубить, ни облегчить ваше положение. Так ответьте мне прямо, кто вы такой и почему хотели меня убить.
   – Я не хотел вас убить, – живо откликнулся пленник. – Я вас убил. Вы покойник, Набуки-сан. Вы можете сколько угодно тешить себя иллюзиями, но вы умерли в тот самый миг, когда моя лодка достигла берега.
   Господин Набуки услышал, как у него над ухом с характерным звуком провернулся барабан «магнума», и понял, что Сабуро начинает терять терпение.
   – Согласен, – сказал он, одновременно делая успокаивающий жест в сторону Сабуро. – Рано или поздно всем нам придется уйти в мир иной. С самого момента рождения мы – потенциальные трупы. Но .
   – Да нет же, – нетерпеливо перебил его пленник. – При чем тут философия? Вы – покойник в самом прямом смысле этого слова. Что отличает живого человека от мертвеца? Я вам отвечу: свобода выбора. А у вас нет больше выбора, Набуки-сан.
   – Вероятно, он имеет в виду чемодан, который привез с собой, – негромко сказал по-японски Сабуро. – Очень тяжелый чемодан. Мы не стали его открывать. Наверное, там бомба. Я вызвал Кицунэ, он разбирается в этом лучше меня.
   Пленник наблюдал за ними с благожелательной улыбкой.
   – Мой помощник говорит, что с вами был какой-то чемодан, – перевел господин Набуки. – Вы не скажете мне, что в нем?
   – В этом нет нужды, – прозвучало в ответ. – Вам лучше меня известно, что в нем. Дело в том, что это ваш чемодан. Я даже не берусь предположить, сколько вы за него заплатили. Признаюсь, когда сумма зашкаливает за двадцать тысяч долларов, для меня это уже не деньги, а чистая абстракция. Я совершенно случайно наткнулся на этот чемодан в Москве, узнал, что он принадлежит вам, и решил, что такую ценную вещь необходимо вернуть владельцу.., со всеми вытекающими из этой вещи последствиями.
   Господин Набуки ощутил странную пустоту внутри, и в этой пустоте тяжелым комом висело его огромное сердце Оно билось неровно и гулко, и его удары, казалось, беспорядочно сотрясали невесомое тело господина Набуки – Вы говорите загадками, – с трудом шевеля непослушными губами, сказал он – Да неужто? – удивился человек в гидрокостюме. – Полно, Набуки-сан! Вам ни о чем не говорит имя Эдогава Тагомицу?
   Господин Набуки закрыл глаза. «Так вот почему до сих пор нет новостей из Москвы, – понял он. – Их просто не могло быть Пока я сидел перед телевизором и ждал слов, которые должны были возвестить мой триумф, позор и гибель шли ко мне широкими шагами А я ничего, ничего не предпринял, потому что ни о чем не подозревал…»
   Он услышал, как у него над ухом заскрипел зубами Сабуро, но не обратил на это внимания. Усталый мозг мучительно барахтался, ища путей к спасению, и господин Набуки спросил чужим голосом:
   – Где чемодан?
   – В гараже, – хрипло ответил Сабуро. – Мы отнесли его туда, потому что там прочные стены…
   – Не слишком далеко, правда? – спросил пленник. – На стены гаража вряд ли стоит рассчитывать, когда речь идет об игрушке, способной уничтожить весь центр Москвы.
   У вас отличная коллекция раритетов, Набуки-сан. Жаль, что все так вышло.
   Сердце господина Набуки заполнило весь объем грудной клетки и билось с трудом – видимо, ему мешали ребра. Каждый удар причинял мучительную ноющую боль, которая долго не проходила. «Мне семьдесят лет, – подумал господин Набуки, – и я покойник. Очень старый, очень глупый, отменно прожаренный покойник.»
   – Вы, – сказал он, нечеловеческим усилием выталкивая колючие шарики слов из пересохшей глотки, – как вас там… Вы лжете. Этого не может быть. Вы что, сумасшедший? Зачем вы это сделали?
   – А вы? – вопросом на вопрос ответил пленник. Он больше не улыбался. – Разве то, что вы сделали, и то, что собирались сделать, было сделано психически нормальным человеком? Вы пролили море крови, Набуки-сан, и совершили это чужими руками.
   – Что вы понимаете в мести? – с трудом выдавил господин Набуки. Он пребывал в смятении и ярости; ему хотелось кричать, но голос не слушался: мешало застрявшее в глотке, разбухшее до невообразимых размеров, готовое лопнуть, как воздушный шарик, сердце. – Что вы о ней знаете?
   – То же, что и вы, – спокойно ответил русский. – Вы, видимо, все еще думаете, что меня сюда послали российские спецслужбы. Ничего подобного, Набуки-сан. Просто вы допустили ошибку, убив людей, которые были мне близки. Вам не следовало этого делать. Тем более не следовало связываться с бандитами. Это тупые подонки, с такими каши не сваришь. Что я знаю о мести… Месть, Набуки-сан, это – око за око, зуб за зуб, удар за удар. Вы убили моих друзей – значит, вы должны умереть.
   – Вы противоречите сами себе, – из последних сил сохраняя невозмутимое выражение лица, сказал господин Набуки. Он подозревал, что невозмутимость дается ему плохо: мускулы лица словно одеревенели, потеряв подвижность, но делал все, что мог. – Мстить за смерть близких, подрывая ядерный заряд в густонаселенной местности, это.., это…
   Пленник с улыбкой закивал головой, и господин Набуки замолчал, поняв, что только что сморозил глупость, разом перечеркнувшую все, во что он верил и за что боролся на протяжении полувека.
   – Вот именно, – сказал Иларион Забродов и принялся шумно заводить массивный хронометр, висевший на его левом запястье. – По крайней мере, объект моей мести находится в этой густонаселенной местности – кстати, не такой уж густонаселенной по сравнению с Москвой или Нью-Йорком. Вы же, Набуки-сан, мстили ни в чем не повинным людям. Иными словами, вы вели себя как бешеный пес. Я не понимаю, о чем мы вообще разговариваем. Черт возьми! Вы знаете, что этот сопляк, ваш Эдогава Тагомицу, выбросился с десятого этажа, когда узнал, с какой целью вы послали его в Москву? Он-то в чем перед вами провинился?
   Господин Набуки услышал прерывистый вздох Сабуро у себя за спиной и понял, что гранитный монолит преданности дал трещину.
   – Глупая ложь, – скрипучим голосом произнес он, – пустая демагогия. Я вам не верю. Принесите чемодан! – крикнул он охранникам.
   Голос снова слушался его, сердцебиение стало утихать. Стоило сделать одно-единственное усилие, чтобы навеянная словами пленника гипнотическая муть лопнула и растаяла, как тает при пробуждении липкая пелена ночного кошмара.
   – Не спускай с него глаз, – приказал он Сабуро.
   – Слушаюсь, Набуки-сан, – ответил тот. Голос у Сабуро был глухой и надтреснутый, но он держался хорошо – по крайней мере, для человека, стоящего лицом к лицу с неотвратимой смертью. Собственно, иного поведения господин Набуки от него и не ожидал.
   Один из охранников, шмыгая разбитым носом, с которого все еще капала кровь, выскочил за дверь, направляясь в гараж. Пленник огляделся с видом человека, пришедшего на скучную вечеринку у начальника, отыскал взглядом свободный стул, подошел к нему и уселся, по дороге слегка оттолкнув второго охранника. Затем он забросил ногу на ногу, скрестил на груди руки и развалился в такой расслабленной позе, что со стороны могло показаться, будто в его теле нет ни одной кости. Сабуро свирепо засопел за спиной у господина Набуки, но промолчал, понимая, что в подобной ситуации формальностями лучше пренебречь.
   – Кстати, – с расчетливой жестокостью нанес очередной удар Забродов, – если не секрет… Скажите, Набуки-сан, а сколько здесь в доме сейчас народу? По мне, так чем меньше, тем лучше, но большая компания тоже имеет свои преимущества – по крайней мере, в дороге не соскучишься. Женщины-то есть?
   – Нет, – автоматически ответил господин Набуки и снова вынужден был закрыть глаза, пережидая очередной приступ удушья. Окими-сан в эту самую минуту спала в комнате наверху, доверчиво прижимаясь к своему Арихито Таяма, – счастливая, довольная жизнью, успокоенная и обнадеженная. А в ее чреве уже шевелилось новое существо – тоже счастливое, потому что, если верить врачам, состояние матери мгновенно передается плоду… Господин Набуки снова забыл о ней – теперь уже, надо полагать, в последний раз.
   Он заставил себя не думать о госпоже Окими. В конце концов, далеко не каждому удастся умереть счастливым, да еще во сне, даже не успев ничего почувствовать. Госпоже Окими можно только позавидовать. Если бы еще не ее ребенок…
   – Что с вами? – сквозь звон в ушах услышал он голос пленника. – Вам плохо, Набуки-сан? Не хотите ли стакан воды?
   «Я стар, – подумал господин Набуки, прислушиваясь к пульсирующей боли в груди. Боль нарастала, сильно отдавая в левое предплечье. – Я стар, – подумал он снова, повторяя это про себя, как заклинание. – Сколько мне осталось? Я давно смирился с тем, что мое время уже не за горами. Так, может быть, это выход?»
   Он открыл глаза. Русский разглядывал его с нескрываемым интересом, скаля в ухмылке окровавленные зубы. Господина Набуки замутило, и он снова закрыл глаза.
   Не маньяк же он… Как же тогда должен выглядеть маньяк, если это чудище претендует на звание психически нормального человека?
   – Воды? – повторил свой вопрос пленник. Он вед себя так, словно это господин Набуки был у него в плену, но теперь уже это не имело значение.
   – Благодарю вас, – не открывая глаз, сказал господин Набуки. – Со мной все в порядке.
   Это была ложь. Гипноз русского оказался слишком силен, мутная пелена кошмара снова затянула уставший от бесплодных усилий мозг. «Полно, – подумал господин Набуки, – при чем тут гипноз? Быть может, все наоборот? Возможно, всю свою жизнь я прожил во власти снов, и лишь теперь настал миг пробуждения? Ерунда, – подумал он, делая последнюю попытку сопротивления. – Этого просто не может быть, он блефует. В наше время даже русские поумнели, среди них больше нет камикадзе. А что, если я все-таки имею дело с сумасшедшим?..»
   Господин Набуки снова открыл глаза, когда в дверь, заметно кренясь на одну сторону и покряхтывая от натуги, протиснулся вернувшийся охранник. Все еще шмыгая носом, он поставил чемодан у самых ног хозяина. Господин Набуки невольно отшатнулся, но тут же взял себя в руки: лишний метр в данной ситуации вряд ли мог его спасти.
   – Откройте, – приказал он.
   Охранник замялся, бросая на присутствующих нерешительные взгляды, а Сабуро беспокойно кашлянул в кулак.
   – Это не опасно, – верно поняв причину всеобщего замешательства, сказал пленник. – Даю вам слово. Хотите, я сам открою?
   – Ни в коем случае! – поспешно сказал Сабуро и осекся.
   Господину Набуки осталось лишь печально покивать головой: русский выиграл очередной раунд, поставив их в глупейшее положение, когда любое действие – а равно и бездействие – могло привести к непредсказуемым последствиям.
   – Открывайте, – повторил он. – Я должен убедиться.
   Чемодан был как чемодан – большой, пластиковый, с сильно поцарапанными боками, при одном взгляде на которые становилось ясно, что он побывал во множестве дорожных передряг. Охранник присел перед ним на корточки, открыл замки, поднял крышку и отступил в сторону.
   Господин Набуки увидел внутри еще один чемодан, размером поменьше первого. Оставшееся свободным пространство было проложено поролоном. То, что лежало в мягком поролоновом гнезде, было господину Набуки хорошо знакомо.
   – Вы готовы пожертвовать собственной жизнью? – словно со стороны донесся до него собственный голос.
   – Вообще-то, я не собирался, – прежним тоном ответил Забродов, – но раз уж так вышло.. Все равно ведь пропадать, правда? У нас говорят: двум смертям не бывать, а одной не миновать. Чего там, в самом деле Скажу вам по секрету, Набуки-сан: я уничтожил много плохих людей, но вы станете моим шедевром, после которого можно умереть со спокойной душой.
   – Он блефует, – внезапно подал голос Сабуро. – У него нет телефона, а без телефона это просто ящик, которым в лучшем случае можно проломить кому-нибудь голову. Возможно, телефон припрятан где-нибудь на берегу, но туда ему уже не попасть. С вашего позволения, Набуки-сан, я унесу это отсюда, а потом вернусь и с удовольствием придушу вашего гостя голыми руками.
   «Вряд» ли, – подумал господин Набуки, – Сабуро недооценивает противника Идиот убежден, что… Ну, и так далее "
   – Черта с два, – быстро сказал пленник. Он выставил вперед левое запястье и постучал ногтем по стеклу своего безвкусного, чересчур массивного хронометра. – Вот эта штука – передатчик Мы успели внести в конструкцию чемодана некоторые изменения.. Словом, когда я выдерну вот это, – его пальцы сомкнулись на одной из трех заводных головок хронометра, – сработает небольшой заряд. Он разобьет склянку с кислотой, которая начнет разъедать слой изолирующего материала… Короче говоря, на отход у меня будет полчаса плюс-минус две минуты. При удачном стечении обстоятельств можно уцелеть. Но, как я уже говорил, человек предполагает, а Бог располагает.
   Сабуро сделал какое-то резкое движение и обмяк, поняв, что не успеет.
   – Тц-тц-тц, – поцокал языком пленник. – Ничего не выйдет. Что ж, господа, давайте прощаться. Принимая во внимание характер того, что должно произойти здесь в ближайшие полчаса, я думаю, что писать завещания и прощальные записки не имеет смысла. "
   – Полчаса – изрядный срок, – вполголоса заметил Сабуро.
   – Я об этом думал, – сказал Иларион. – За полчаса бомбу можно увезти километров на двадцать, а то и на все тридцать. Увезти в глубь, как вы выразились, густонаселенного района. Можно отправить ее обратно тем же путем, каким она сюда попала, то есть по морю. Но в миле отсюда дежурит российский сторожевой корабль, командир которого клятвенно пообещал мне утопить любую посудину, пытающуюся отчалить от этого берега. Он это сделает, Набуки-сан, поскольку ваши пираты довели его до белого каления. Он давно мечтает кого-нибудь утопить… И потом, получаса у вас не будет. Нас здесь пятеро при одном револьвере. Не хочу хвастать, но попасть в меня из этой вашей гаубицы будет довольно сложно. Так что, если кто-то из вас и останется в живых после нашей потасовки, он вряд ли сможет унести чемодан далеко – сил не хватит, да и времени тоже. К тому же.., гм.., мне неловко в, этом признаваться, но изменения вносили в большой спешке, так что эта штука может взорваться сразу.
   – Или не взорваться вообще, – сказал Сабуро, но голос, которым он это произнес, заметно подрагивал.
   – Скоро у вас будет шанс это проверить, – пообещал Иларион. – Во всяком случае, пытаться разрядить бомбу не советую. На этот случай в ней предусмотрена система мгновенного самоподрыва.
   – Довольно, – сказал господин Набуки. – Даже если заряд взорвется в тридцати километрах отсюда, на Хоккайдо непременно выпадут радиоактивные осадки. Игра проиграна, Сабуро. Я устал и больше ничего не хочу.
   Но может быть, – он повернулся к Илариону, – вы согласитесь забрать мою жизнь, сохранив остальные?
   – С удовольствием свернул бы вам шею, – сказал Забродов, – но как быть с бомбой? Знаете, как я намучился, пока дотащил ее сюда из Москвы? Не пропадать же добру!
   – Будьте человеком! – взмолился господин Набуки, не сводя глаз с пальцев пленника, которые рассеянно играли с заводной головкой хронометра, то вытягивая ее почти до отказа, то снова утапливая в корпус. – В доме находится моя секретарша, она беременна.
   – А вы никогда не задумывались, сколько детей и женщин, в том числе и беременных, погибло одиннадцатого сентября в Нью-Йорке? Одной вашей жизни будет маловато, чтобы покрыть такой долг. Впрочем, когда в детстве я приходил из школы с синяками на лице, моя мама говорила мне: будь умнее своих обидчиков, сынок. Правда, папа потом добавлял: будь умнее, сынок, и сразу бей так, чтобы обидчик не скоро встал. Хорошо, Набуки-сан, что вы предлагаете?
   – Я готов умереть, – сказал господин Набуки, вставая из кресла и величаво выпрямляясь во весь рост, – если вы поклянетесь оставить бомбу в покое. Я прикажу своим людям отпустить вас, и они подчинятся. Только не надо взрыва. Вы были правы, меня уже можно считать мертвецом.
   – Продано? – деловито сказал Забродов и легко поднялся со своего стула, жестом полевого хирурга поддергивая рукава гидрокостюма. – Только велите своим гориллам очистить помещение. Это зрелище не для нервных, а я не хочу, чтобы мне пальнули в затылок.
   Сабуро быстро шагнул к нему, сделав знак стволом револьвера. Охранники разом прыгнули на Илариона с двух сторон и тут же отскочили, как два теннисных мячика. На этот раз ваза, разменявшая уже третью тысячу лет, все-таки сорвалась с подставки и с печальным треском разлетелась вдребезги на полу. Сабуро собрался спустить курок – такой великолепный шанс было грешно упускать, – но вместо этого вдруг ощутил острую боль в руке, сжимавшей револьвер, а в следующее мгновение обнаружил, что лежит на спине, разглядывая затейливо раскрашенный потолок. Его тяжелый «магнум» с длинным глушителем отлетел в дальний угол и, со звоном обрушившись в самую середину старинного чайного прибора, отколол носик драгоценного церемониального чайника.
   Больше ни о чем не думая, Сабуро с размаха хлопнул себя ладонью по груди, где в застегнутом на пуговицу кармане лежал миниатюрный радиопередатчик, представлявший собой фактически просто кнопку, с помощью которой можно было подать сигнал тревоги. Двери подвала с грохотом распахнулись, и туда ворвались вооруженные пистолетами и автоматами люди – двое, а потом еще трое.
   – Стойте! – властно прозвучал голос господина Набуки. – Прекратите это безобразие! Не стрелять!
   – Правильно, – как ни в чем не бывало поддержал его Забродов, – стрелять не надо.