Страница:
– Заснула?
– Заснула, заснула, не беспокойтесь. Еще раз извините, нам пора.
У него вдруг возникло сильное искушение приподнять Анастасии Самоцветовой веко и проверить, как там поживает зрачок, но официантка вряд ли поняла бы подобное проявление заботы. Она и так, кажется, начинала что-то подозревать – того и гляди, позовет милицию. Поэтому Иларион просто крякнул и одним движением забросил безвольно обмякшее тело поэтессы на плечо.
– Мужчина! – теряя последнее сходство с японкой, воскликнула официантка. – Я совсем забыла, вас же там ждут! Какой-то человек стоит у выхода и говорит, что вы ему срочно нужны. Ведь это вы Забродов?
– Да, это я, – признался Иларион. – Увы, увы… Ну, мы пошли.
Он поудобнее пристроил на плече свою ношу и вышел из-за ширмы в обеденный зал под удивленные и заинтересованные взгляды немногочисленных посетителей. Откуда-то доносились негромкие звуки японской музыки, в воздухе пахло пряностями и ароматическими курительными палочками, как в буддийском храме. Узкоглазый и желтолицый человек в коротком суйкане и широких хакама – неужели и впрямь японец? – услужливо раздвинул перед Иларионом седзи и поклонился. Лицо его оставалось приветливым и бесстрастным, как у деревянного идола, несмотря на то что с плеча Забродова свисало бесчувственное тело в лиловой хламиде с блестками и ярко-желтых гольфах, один из которых к тому же наполовину сполз с ноги и теперь болтался, как сдувшийся воздушный шарик.
Иларион даже не успел как следует удивиться тому, что кто-то ухитрился вычислить его в этом ресторане. Оказавшись в фойе, он сразу увидел нетерпеливо переминавшегося невысокого, почти квадратного человека с широким обветренным лицом.
– Ба! – воскликнул он. – Матвей! Ты откуда? Вот так сюрприз! Как ты меня нашел?
Прапорщик Матвей Брузгин шагнул ему навстречу и скупо улыбнулся, протягивая для пожатия широкую как лопата ладонь.
– Телефон отключать не надо, тогда не придется тебя с собаками разыскивать, – слегка уклончиво ответил он. – Давай пошевеливайся, надо ехать.
– Куда это? – подозрительно спросил Иларион.
– Мещеряков в больнице. Не хочешь проведать приятеля?
– Что он опять натворил? – спросил Иларион, пряча беспокойство за шутливым тоном. – Шоколада переел или тухлых мидий наглотался?
– Пуль он наглотался, – ответил Брузгин. – Состояние критическое.
– Старый идиот! Где он?
– Сначала его отвезли в Склифосовского, а когда Федотов узнал, переправили в наш госпиталь. Да ты не волнуйся так, все обойдется!
– А я и не волнуюсь, – солгал Иларион, снимая с плеча Анастасию Самоцветову и перекладывая ее на плечо Матвея Брузгина. – Слушай, присмотри за этим чудом природы, ладно? Минут через пять она должна очухаться. Если не очухается, значит, просто заснула. Разбуди ее, узнай адрес и отвези домой. Некогда мне с ней. Так, говоришь, в госпитале?
– Ага.. Эй, эй, погоди!
– Ну что еще? – нетерпеливо спросил Иларион, останавливаясь в дверях ресторана.
– Обуйся, – ответил Брузгин, заботливо усаживая Самоцветову на стоявшую под окном скамью и поправляя у нее на голове сбившийся парик
Глава 5
– Заснула, заснула, не беспокойтесь. Еще раз извините, нам пора.
У него вдруг возникло сильное искушение приподнять Анастасии Самоцветовой веко и проверить, как там поживает зрачок, но официантка вряд ли поняла бы подобное проявление заботы. Она и так, кажется, начинала что-то подозревать – того и гляди, позовет милицию. Поэтому Иларион просто крякнул и одним движением забросил безвольно обмякшее тело поэтессы на плечо.
– Мужчина! – теряя последнее сходство с японкой, воскликнула официантка. – Я совсем забыла, вас же там ждут! Какой-то человек стоит у выхода и говорит, что вы ему срочно нужны. Ведь это вы Забродов?
– Да, это я, – признался Иларион. – Увы, увы… Ну, мы пошли.
Он поудобнее пристроил на плече свою ношу и вышел из-за ширмы в обеденный зал под удивленные и заинтересованные взгляды немногочисленных посетителей. Откуда-то доносились негромкие звуки японской музыки, в воздухе пахло пряностями и ароматическими курительными палочками, как в буддийском храме. Узкоглазый и желтолицый человек в коротком суйкане и широких хакама – неужели и впрямь японец? – услужливо раздвинул перед Иларионом седзи и поклонился. Лицо его оставалось приветливым и бесстрастным, как у деревянного идола, несмотря на то что с плеча Забродова свисало бесчувственное тело в лиловой хламиде с блестками и ярко-желтых гольфах, один из которых к тому же наполовину сполз с ноги и теперь болтался, как сдувшийся воздушный шарик.
Иларион даже не успел как следует удивиться тому, что кто-то ухитрился вычислить его в этом ресторане. Оказавшись в фойе, он сразу увидел нетерпеливо переминавшегося невысокого, почти квадратного человека с широким обветренным лицом.
– Ба! – воскликнул он. – Матвей! Ты откуда? Вот так сюрприз! Как ты меня нашел?
Прапорщик Матвей Брузгин шагнул ему навстречу и скупо улыбнулся, протягивая для пожатия широкую как лопата ладонь.
– Телефон отключать не надо, тогда не придется тебя с собаками разыскивать, – слегка уклончиво ответил он. – Давай пошевеливайся, надо ехать.
– Куда это? – подозрительно спросил Иларион.
– Мещеряков в больнице. Не хочешь проведать приятеля?
– Что он опять натворил? – спросил Иларион, пряча беспокойство за шутливым тоном. – Шоколада переел или тухлых мидий наглотался?
– Пуль он наглотался, – ответил Брузгин. – Состояние критическое.
– Старый идиот! Где он?
– Сначала его отвезли в Склифосовского, а когда Федотов узнал, переправили в наш госпиталь. Да ты не волнуйся так, все обойдется!
– А я и не волнуюсь, – солгал Иларион, снимая с плеча Анастасию Самоцветову и перекладывая ее на плечо Матвея Брузгина. – Слушай, присмотри за этим чудом природы, ладно? Минут через пять она должна очухаться. Если не очухается, значит, просто заснула. Разбуди ее, узнай адрес и отвези домой. Некогда мне с ней. Так, говоришь, в госпитале?
– Ага.. Эй, эй, погоди!
– Ну что еще? – нетерпеливо спросил Иларион, останавливаясь в дверях ресторана.
– Обуйся, – ответил Брузгин, заботливо усаживая Самоцветову на стоявшую под окном скамью и поправляя у нее на голове сбившийся парик
Глава 5
Адвокат по гражданским и уголовным делам Сигэцу Акиро вынул из кармана массивный портсигар, покрытый фальшивой позолотой, со щелчком открыл его и долго выбирал сигарету, хотя все они были абсолютно одинаковы. Этот ритуал, который казался глупым даже самому мистеру Сигэцу, был когда-то придуман им специально для придания солидности в глазах небогатых клиентов и постепенно вошел в привычку. Адвокат Сигэцу очень редко мог позволить себе сбросить маску и побыть самим собой Впрочем, то же самое можно было с уверенностью сказать о подавляющем большинстве его современников, и это обстоятельство несколько утешало Сигэцу в минуты мрачных раздумий. Минуты эти наступали, как правило, по утрам, когда адвокат просыпался после ночного марш-броска по дешевым барам, жестоко страдая от головной боли и угрызений совести Выбрав наконец сигарету, Сигэцу прикурил о г массивной настольной зажигалки и откинулся на спинку кресла окутавшись облаком серого табачного дыма. У него возникло искушение положить ноги на стол, как это делают янки в старых черно-белых боевиках из жизни полицейских и частных детективов, но он сдержался: его контора располагалась в районе старого порта, так что по дороге сюда на его подошвы могла налипнуть какая угодно дрянь.
Без удовольствия посасывая сигарету, Сигэцу взял с захламленного стола папку с материалами по господину Набуки Синдзабуро и перелистал ее, скользя взглядом по знакомым строчкам, как будто за ночь в папке могло появиться что-то новое. Ничего нового в папке, конечно же, не было. Здесь содержалась биография господина Набуки – основателя и бессменного главы могущественной «Набуки корпорейшн», возникшей, как и ресторанная империя МакДональдс, из сети дешевых закусочных всего за пару десятков лет. Помимо ресторанного бизнеса, ежегодно приносившего немалый доход, корпорация Набуки располагала солидной рыболовецкой флотилией, а в последнее десятилетие успешно конкурировала на рынке фотографических услуг даже с такими монстрами, как «Кодак» и «Фуджи». Рестораны и проявочные мастерские Набуки незаметно расползались по всему миру, завоевывая новые рынки, что, в общем-то, делало господину Набуки честь как грамотному бизнесмену и патриоту, утверждающему экономическое могущество Японии.
Одним словом, все, что Сигэцу Акиро удалось собрать о Набуки Синдзабуро, более или менее укладывалось в рамки официальной биографии этого уважаемого господина и, насколько мог судить адвокат, полностью соответствовало действительности. У Сигэцу был отменный нюх на липу любого сорта – возможно, потому, что сам он не отличался разборчивостью в средствах и был далеко не без греха. Если бы биография Набуки была фальшивой, он почуял бы это сразу, как лисица чует затаившуюся под снегом мышь. Фальшивые биографии, как правило, видны с первого взгляда: они чересчур гладкие и неприметные, без падений и взлетов, сочиненные с единственной целью – привлечь как можно меньше внимания. Биография же господина Набуки была яркой и не всегда безгрешной. Раскопать подробности делишек, которыми господин Набуки занимался в молодости, адвокату так и не удалось, но кое-что можно было понять и так, не вдаваясь в детали.
Вот, например, такой факт: с сорок седьмого по сорок девятый год господин Набуки проживал на Окинаве и работал уборщиком в баре, где проводили свое свободное время солдаты американской военной базы. Эти солдаты иногда исчезали без следа. Порой их находили – вернее, находили то, что от них осталось. В сентябре сорок девятого года силами местной жандармерии и американской военной полиции была обнаружена и арестована группа заговорщиков – молодых людей из прилегающих к базе деревень, в течение двух лет занимавшихся охотой на янки. Большинство членов группы были расстреляны по приговору военно-полевого суда. Уборщик из бара Набуки Синдзабуро был допрошен по этому делу и отпущен восвояси, поскольку доказать его причастность к убийствам американских военнослужащих не удалось. В этом не было ничего особенного: тогда хватали всех без разбора, а потом отпускали, не найдя в их поведении ничего компрометирующего. И даже то, что многие из расстрелянных заговорщиков были добрыми приятелями Набуки, ни о чем не говорило: в сельской местности все знакомы друг с другом, а уж человеку, который работает в баре, не миновать общения с половиной населения острова.
Сигэцу вздохнул, сбил пепел с кончика сигареты в массивную керамическую пепельницу и посмотрел в окно. Пыльные жалюзи были опущены, но адвокат давно до мельчайших деталей изучил открывавшийся из его конторы унылый вид: гофрированные стены и ржавые крыши складов и пакгаузов, мертвые остовы портальных кранов, штабеля каких-то серых от времени ящиков и тюков… В хорошую погоду из его окна можно было разглядеть море, но сегодня оно тонуло в серой туманной мгле, которая могла скрывать что угодно: возделанное поле, городскую окраину или вовсе какой-нибудь марсианский пейзаж.
Адвокат вздохнул, закурил новую сигарету и вернулся к папке.
Полиция отпустила Набуки Синдзабуро, но уже в декабре сорок девятого он почему-то покинул Окинаву, подавшись поближе к цивилизации, на Хонсю. Возможно, он просто решил поискать счастья в местах не столь диких, как Окинава. Почему бы и нет? Но что-то подсказывало Сигэцу, что дело было не только в этом. Во всяком случае, убийства американцев на Окинаве на какое-то время прекратились.
Но бог с ней, с Окинавой. Происхождение господина Набуки – вот что было по-настоящему интересно! Все, что власти знали по этому поводу, стало им известно со слов самого Набуки. Он утверждал, что до сорок шестого года жил с родителями в Хиросиме и был отправлен на Окинаву в гости к бабке. Документы его, естественно, пропали вместе с родителями в тот день, когда американцы сбросили бомбу. Как ни цинично это звучало, но благодаря американцам из Хиросимы получилось отличное место для исчезнувших метрик и сгоревших родословных. Сигэцу Акиро приложил немало усилий, чтобы разузнать, существовала ли на самом деле окинавская бабка Набуки Синдзабуро.
Оказалось, что бабка существовала. Эта почтенная женщина, по имени Набуки Пунэко, жила на Окинаве с тех пор, как по болезни вынуждена была покинуть дом полковника императорской армии Минамото-но Сугимото, где до войны состояла няней при сыне полковника. Никаких свидетельств по поводу того, был ли у нее внук, не сохранилось, зато Сигэцу посчастливилось отыскать пожелтевший номер «Дзюнтэн ниппон», где в разделе светской хроники на глаза ему попалась обведенная нарядной рамочкой заметка о том, что в семье полковника Минамото родился наследник. Само по себе это ни о чем не говорило, если бы не дата, сын полковника Минамото, вверенный попечению Набуки Цунэко, оказался одногодком ее внука Синдзабуро. Более того, согласно официальным данным, семья полковника проживала именно в Хиросиме и погибла во время печально известных событий сорок шестого года. Сам полковник до этого, к счастью, не дожил. Он геройски пал в Маньчжурии, отражая атаку русских «Т-34», о чем в одном из своих последних номеров сообщала все та же «Дзюнтэн ниппон».
Адвокат бросил папку на захламленный стол и самодовольно ухмыльнулся: все-таки он неплохо поработал. Пусть ему не удалось выяснить ничего конкретного, но белые пятна и странные совпадения, имевшие место в прошлом господина Набуки, сами по себе выглядели достаточно красноречиво. Отсутствие ясной информации порой выдает человека даже вернее, чем масса проверенных фактов.
Взять, к примеру, знакомство господина Набуки с печально знаменитым литератором Мисимой. Какое-то время они были даже дружны, но в шестьдесят девятом году этой дружбе по какой-то причине пришел конец, а уже в семидесятом Мисима поднял мятеж и, убедившись в том, что армия за ним не пойдет, покончил с собой. Господин Набуки в это время путешествовал по Европе, а по возвращении лишь развел руками в ответ на настойчивые просьбы журналистов прокомментировать ситуацию: чего же, сказал он, можно ждать от человека, озаглавившего одну из своих книг «Мой друг Адольф Гитлер»? Мисима был сумасшедшим, сказал господин Набуки, и остается только удивляться долготерпению властей, позволявших ему из года в год заниматься подрывной деятельностью…
Эти слова господина Набуки общественность хорошо запомнила. Кое-кто из старых знакомых после этого перестал с ним общаться, зато всем остальным стало понятно; господин Набуки не желает иметь ничего общего с экстремистами и готов всеми силами отстаивать закон и порядок. На этом благородном фоне тот факт, что до шестьдесят девятого года и дверь, и банковский счет господина Набуки всегда были открыты для Мисимы, как-то потерялся. И уж конечно господин Набуки не имел ни малейшего отношения к нашумевшему побегу нескольких ближайших соратников Мисимы из следственного отделения тюрьмы, состоявшемуся буквально за неделю до начала судебного заседания…
Господин Набуки не занимался сомнительной чепухой, хотя, как всякий крупный бизнесмен, оказывал некоторое влияние на политику. Он развивал свой бизнес и с этой целью в начале восьмидесятых совершил знаменитое кругосветное турне, о котором в ту пору много писали в газетах. Там, где проходил господин Набуки, словно сами по себе вырастали и начинали бойко работать недорогие рыбные ресторанчики и фотоателье. Деловая хватка господина Набуки и его личное обаяние были так велики, что дочерние предприятия «Набуки корпорейшн» возникали даже в таких отдаленных странах, как Арабские Эмираты, Сирия, Ливия, Афганистан и Исландия. В начале девяностых он первым из соотечественников открыл свой ресторан в Москве. Это был риск, но со временем он оправдался, и конкурентам оставалось лишь в отчаянии кусать локти, наблюдая за расцветом «Набуки корпорейшн».
Копаясь в прошлом и настоящем господина Набуки, адвокат Сигэцу Акиро все время испытывал смутное беспокойство. Он понимал, что влез в чужую весовую категорию и что каждый неосторожный шаг чреват для него самыми серьезными последствиями. В тех кругах, где вращался адвокат Сигэцу, шепотом поговаривали, что Набуки наверняка знается с якудзой. Это скорее всего была пустая болтовня, но даже без помощи бандитов из якудзы Набуки мог сотворить с неугодным ему человеком все, что хотел. Однако Сигэцу было не впервой дергать тигра за хвост, и он рассчитывал на свою ловкость, которая не однажды выручала его из, казалось, безнадежных ситуаций. Дело Рю Тахиро, строительного рабочего с Окинавы, было, конечно же, безнадежным. Сигэцу вовсе не рассчитывал на помощь могущественного господина Набуки. Его визит преследовал совсем иные цели: Сигэцу хотелось встретиться с объектом своих исследований лицом к лицу, чтобы хоть разок заглянуть ему в глаза. Кто-то из классиков русской литературы сказал, что глаза – зеркало души. Сигэцу никогда не был знатоком и поклонником русской литературы, но под этой фразой готов был подписаться обеими руками. Правда, глаза господина Набуки оказались непроницаемы, как два стеклянных шарика, но это лишь подтверждало теорию Сигэцу: господин Набуки был не тем, за кого себя выдавал.
Сигэцу было наплевать на судьбу Рю Тахиро: он интересовался реакцией господина Набуки. Никаких мстительных братьев у Рю не было, и с этой стороны жизни адвоката ничто не угрожало. Господин Набуки отреагировал именно так, как ожидал адвокат, но что-то подсказывало Сигэцу, что это не конец, а только начало дела Рю Тахиро. Именно для того, чтобы быть в курсе всей эпопеи, Сигэцу оставил в офисе господина Набуки небольшой сувенир – миниатюрное подслушивающее устройство, укрепленное им на кресле для посетителей. Записывающую аппаратуру Сигэцу установил в подвале соседнего здания и теперь раз в два дня с большими предосторожностями наведывался туда, чтобы забрать кассету. Правда, на кассетах не было ничего интересного, но отсутствие информации лишний раз убеждало Сигэцу, что господин Набуки – человек непростой и очень осторожный. Словом, огромная работа, проделанная адвокатом Сигэцу, принесла определенные плоды, и теперь оставалось лишь решить, что с этими плодами делать.
Адвокат Сигэцу Акиро начал копаться в прошлом такого уважаемого человека, как господин Набуки, отнюдь не по собственной инициативе. Он получил заказ и выполнил его наилучшим образом – так, как было бы не под силу даже полиции Почему? Да по той простой причине, что современная полиция начисто лишена фантазии. Современный полицейский – это мелкий чиновник, кое-как отрабатывающий жалованье. Интуицию ему с успехом заменяет компьютер, а обладать фантазией чиновнику не положено по штатному расписанию. Именно поэтому, видимо, полиция прошла мимо добытых Сигэцу любопытных сведений. Сведения, конечно, спорные, но они наводят на определенные размышления. Какие именно размышления – это адвоката Сигэцу не касается, пусть об этом думает заказчик..
Сигэцу окончательно отодвинул папку и крутанулся вместе с креслом – просто так, от избытка энергии. Заказчик… «А ведь заказчик, пожалуй, этих сведений не получит, – подумал он, с глубокомысленным видом выпуская дым в потолок – А если получит, то ему придется заплатить за них настоящую цену, а не те жалкие пять тысяч долларов, которые он предложил, пользуясь моим бедственным положением. Ха! Что такое пять тысяч, когда речь идет о миллионах? Тех самых миллионах, которые господин Набуки согласится заплатить за молчание.»
В мечтах Сигэцу уже видел себя продающим пресловутую папку одновременно господину Набуки, своему заказчику и двум-трем популярным печатным изданиям из тех, что вечно вынюхивают скандалы. Он понимал, что подобные игры кончаются очень плохо, но в глубине души не верил, что с ним может произойти что-нибудь подобное. В конце концов, он жил в цивилизованном государстве, под защитой многочисленных законов, и не делал ничего, что было бы этими законами запрещено. Шантаж? Но кто говорит о шантаже? Дружеская услуга, вот что это такое… А получив деньги, можно будет уехать далеко и потеряться так основательно, что даже всемогущему господину Набуки окажется не под силу свести с ним счеты…
Это была скользкая дорожка, на которой множество неглупых и опытных людей переломало себе и ноги, и шеи, но адвокат Сигэцу привык к риску и хорошо усвоил, что крупные выигрыши достаются только тем, кто готов в нужный момент поставить на карту все, вплоть до собственной жизни.
Он посмотрел на часы и задвигался, наводя порядок на столе. Пора было собираться на встречу с заказчиком. Встреча была назначена неподалеку отсюда, в старой гавани, превращенной ныне в кладбище кораблей, которые отслужили свое и ждали, когда их разрежут и отправят на переплавку. Местечко это редко посещалось людьми и пользовалось в городе дурной славой. Конечно, груды ржавого железа, вонь стоячей воды и гниющих водорослей, белые потеки птичьего помета на рыжих от ржавчины клепаных бортах и прочие прелести старой гавани вызывали отвращение у жителей одного из крупнейших мегаполисов в мире, но адвокату Сигэцу это было на руку: он не нуждался в свидетелях.
Через двадцать минут Сигэцу уже припарковывал свою спортивную «хонду» на старом причале, возле которого ржавел небольшой рыболовецкий траулер. На корме этой дырявой посудины еще можно было разобрать облупившиеся иероглифы названия – кажется, траулер назывался «Ходзея-мару». Сигэцу выбрался из машины и стал не спеша прохаживаться по причалу, держа в руке портфель и дымя сигаретой. Его глодало нетерпение, он больше не мог сидеть на месте. Операция, которая должна была сделать его богатым и уважаемым человеком, вступала в заключительную стадию, и результат теперь зависел от умения вести переговоры.
Между замшелыми камнями причала и ржавым бортом траулера светлела полоска грязной, затянутой радужной нефтяной пленкой воды, в которой плавал какой-то мусор. Вода не была неподвижной – она колебалась, заставляя мусор подрагивать и перемещаться. Океан дышал, и эта лужица тухлой портовой жижи была его частью и жила с ним одной жизнью. На покосившуюся мачту траулера спланировала чайка, уселась на рее, потопталась, устраиваясь поудобнее, оступилась, взмахнула крыльями и с недовольным криком улетела прочь.
Сигэцу отлепил от нижней губы окурок, бросил его в грязную воду и поспешно отошел подальше: все-таки воняло здесь феноменально, особенно у самой воды. Странно, подумал он. Если человек – царь природы, то почему ему и всем его начинаниям повсюду сопутствуют не цветение и пышность, а смерть, грязь, отвратительная вонь и разрушение? Почему все, к чему мы прикасаемся, немедленно превращается в гниющие отбросы? Мы отвергли древних богов, и они за это лишили нас своего покровительства…
Он криво усмехнулся, поймав себя на столь непривычных мыслях. При чем здесь боги? Человек грязен, глуп и подл от природы, и незачем выдумывать каких-то богов, чтобы объяснить эти его качества. Их и не надо объяснять, их надо использовать себе во благо, и тогда ты сам заживешь как бог. А может быть, и лучше…
Он опять посмотрел на часы, а когда поднял взгляд от циферблата, заказчик уже был тут как тут. Он стоял на замусоренном причале в каких-нибудь трех метрах от Сигэцу, засунув руки в карманы легкой спортивной куртки, и было, как всегда, непонятно, откуда он взялся и как смог подобраться так тихо и незаметно.
Это был высокий и сутулый европеец с узким жестким лицом и непослушной копной темно-русых волос на голове. Лет ему было где-то от тридцати до пятидесяти: точнее Сигэцу определить не мог, да и не стремился. Одет заказчик был в джинсы, кроссовки и светлую спортивную куртку – ни дать ни взять турист, которого ненароком занесло в старую гавань. Это впечатление усиливал чехол видеокамеры, висевший на ремне через плечо. Руки заказчик держал в карманах куртки, а его глубокопосаженные глаза смотрели с весьма странным выражением, которое было трудно определить. Сигэцу не знал, что означает это выражение, но оно ему не нравилось.
– Хэллоу, мистер Смит, – подавив нервную дрожь и раздвинув губы в радостной улыбке, воскликнул адвокат. – Вы всегда появляетесь как привидение! Когда-нибудь вы сделаете меня заикой.
Мистер Смит слегка приподнял уголки большого узкого рта, что означало, по всей видимости, улыбку. При первой встрече он назвался корреспондентом агентства Рейтер, но Сигэцу не сомневался, что это была ложь. Вряд ли он был журналистом, вряд ли его звали Смитом, да и его происхождение вызывало у адвоката определенные сомнения. Он говорил по-английски как настоящий американец, но Сигэцу был стреляным воробьем и за версту чуял подвох. Теперь, когда заказ был выполнен, адвокат начал жалеть, что не занялся для начала личностью этого таинственного мистера Смита. А ведь как было бы славно: продать Смиту господина Набуки, а господину Набуки – Смита…
– Коннити-ва, господин Сигэцу, – сказал Смит. – Я думаю, ваши нервы намного крепче, чем вы стараетесь показать. Вряд ли человек, боящийся собственной тени, смог бы достичь таких высот в столь небезопасной и нервной профессии, как ваша. Но давайте оставим обмен сомнительными комплиментами и перейдем к делу. Я ценю ваше время, да и мое стоит, увы, недешево. Вы принесли?..
– Ваш заказ выполнен, – с легким поклоном ответил Сигэцу. – Но по ходу дела возникли некоторые непредвиденные обстоятельства… Одним словом, нам необходимо кое-что обсудить.
– Обсудить? – Брови мистера Смита слегка приподнялись, выражая недоумение, в котором – Сигэцу готов был поклясться – проскользнул презрительный оттенок – Надеюсь, Сигэцу-сан, вы намерены обсуждать не цену?
– Боюсь, что именно ее, – вежливо, но с необходимой твердостью сказал Сигэцу. – Добытая мной информация носит такой характер, что размер вознаграждения необходимо увеличить в… – Он сделал вид, что задумался. – Словом, к сумме следует приписать еще два нуля. Как минимум.
Он ожидал вспышки гнева, презрительного смеха – одним словом, чего угодно, но только не растерянности, промелькнувшей вдруг на жестком, словно вырубленном из дерева, лице заказчика. Впрочем, мистер Смит мгновенно совладал с собой и снова презрительно задрал брови.
– У вас довольно своеобразная манера вести дела, господин адвокат, – сказал он. – Помнится, мы с вами обо всем договорились… Впрочем, я не стану втягивать вас в бесполезный спор. Вероятно, у вас имелись достаточно веские причины для того, чтобы повести себя подобным образом. Вынужден, однако, заметить, что я не уполномочен по собственному усмотрению тратить суммы, о которых идет речь.
– Если загвоздка только в этом, to я могу подождать, – заверил его Сигэцу. – Свяжитесь со своим начальством и получите необходимые полномочия. Поверьте, дело того стоит. Не думайте, что я пытаюсь всучить вам кота в мешке. Даю вам слово, вы будете довольны…
– Как показали последние события, ваше слово не так уж много стоит, – перебил его Смит. – К тому же я, В отличие от вас, не располагаю избытком времени. Да и мое начальство вряд ли согласится потратить сумму, на которую можно купить десятерых проходимцев вроде вас со всеми потрохами.
– Вы напрасно тратите свое драгоценное время, пытаясь меня оскорбить, – процедил Сигэцу. – Если ваши необдуманные высказывания и повлияют на стоимость сделки, то лишь в сторону ее увеличения. Вас не устраивает цена? Что ж, я предложу собранные мной материалы другому покупателю. Такой товар не залежится, будьте уверены. Мне безразлично, с кого брать деньги, так что выбор да вами, мистер Смит.
Человек, называвший себя Смитом, холодно улыбнулся. Это была очень нехорошая улыбка, и Сигэцу вдруг почувствовал себя неуютно Пожалуй, ему все-таки следовало разузнать об этом человеке побольше, прежде чем начинать с ним торговаться.
С моря потянуло ветерком, который нес с собой тяжелый запах гниющих водорослей и птичьего помета. Где-то пронзительно крикнула чайка, с далекого рейда долетел гудок буксира.
– Выбор, – повторил Смит. – Да, выбор – сложное дело. Я тоже могу предложить вам выбор, господин Сигэцу. Сумма, о которой мы с вами первоначально договаривались, у меня с собой. Вы можете забрать деньги, отдать мне собранную информацию и спокойно удалиться.
Без удовольствия посасывая сигарету, Сигэцу взял с захламленного стола папку с материалами по господину Набуки Синдзабуро и перелистал ее, скользя взглядом по знакомым строчкам, как будто за ночь в папке могло появиться что-то новое. Ничего нового в папке, конечно же, не было. Здесь содержалась биография господина Набуки – основателя и бессменного главы могущественной «Набуки корпорейшн», возникшей, как и ресторанная империя МакДональдс, из сети дешевых закусочных всего за пару десятков лет. Помимо ресторанного бизнеса, ежегодно приносившего немалый доход, корпорация Набуки располагала солидной рыболовецкой флотилией, а в последнее десятилетие успешно конкурировала на рынке фотографических услуг даже с такими монстрами, как «Кодак» и «Фуджи». Рестораны и проявочные мастерские Набуки незаметно расползались по всему миру, завоевывая новые рынки, что, в общем-то, делало господину Набуки честь как грамотному бизнесмену и патриоту, утверждающему экономическое могущество Японии.
Одним словом, все, что Сигэцу Акиро удалось собрать о Набуки Синдзабуро, более или менее укладывалось в рамки официальной биографии этого уважаемого господина и, насколько мог судить адвокат, полностью соответствовало действительности. У Сигэцу был отменный нюх на липу любого сорта – возможно, потому, что сам он не отличался разборчивостью в средствах и был далеко не без греха. Если бы биография Набуки была фальшивой, он почуял бы это сразу, как лисица чует затаившуюся под снегом мышь. Фальшивые биографии, как правило, видны с первого взгляда: они чересчур гладкие и неприметные, без падений и взлетов, сочиненные с единственной целью – привлечь как можно меньше внимания. Биография же господина Набуки была яркой и не всегда безгрешной. Раскопать подробности делишек, которыми господин Набуки занимался в молодости, адвокату так и не удалось, но кое-что можно было понять и так, не вдаваясь в детали.
Вот, например, такой факт: с сорок седьмого по сорок девятый год господин Набуки проживал на Окинаве и работал уборщиком в баре, где проводили свое свободное время солдаты американской военной базы. Эти солдаты иногда исчезали без следа. Порой их находили – вернее, находили то, что от них осталось. В сентябре сорок девятого года силами местной жандармерии и американской военной полиции была обнаружена и арестована группа заговорщиков – молодых людей из прилегающих к базе деревень, в течение двух лет занимавшихся охотой на янки. Большинство членов группы были расстреляны по приговору военно-полевого суда. Уборщик из бара Набуки Синдзабуро был допрошен по этому делу и отпущен восвояси, поскольку доказать его причастность к убийствам американских военнослужащих не удалось. В этом не было ничего особенного: тогда хватали всех без разбора, а потом отпускали, не найдя в их поведении ничего компрометирующего. И даже то, что многие из расстрелянных заговорщиков были добрыми приятелями Набуки, ни о чем не говорило: в сельской местности все знакомы друг с другом, а уж человеку, который работает в баре, не миновать общения с половиной населения острова.
Сигэцу вздохнул, сбил пепел с кончика сигареты в массивную керамическую пепельницу и посмотрел в окно. Пыльные жалюзи были опущены, но адвокат давно до мельчайших деталей изучил открывавшийся из его конторы унылый вид: гофрированные стены и ржавые крыши складов и пакгаузов, мертвые остовы портальных кранов, штабеля каких-то серых от времени ящиков и тюков… В хорошую погоду из его окна можно было разглядеть море, но сегодня оно тонуло в серой туманной мгле, которая могла скрывать что угодно: возделанное поле, городскую окраину или вовсе какой-нибудь марсианский пейзаж.
Адвокат вздохнул, закурил новую сигарету и вернулся к папке.
Полиция отпустила Набуки Синдзабуро, но уже в декабре сорок девятого он почему-то покинул Окинаву, подавшись поближе к цивилизации, на Хонсю. Возможно, он просто решил поискать счастья в местах не столь диких, как Окинава. Почему бы и нет? Но что-то подсказывало Сигэцу, что дело было не только в этом. Во всяком случае, убийства американцев на Окинаве на какое-то время прекратились.
Но бог с ней, с Окинавой. Происхождение господина Набуки – вот что было по-настоящему интересно! Все, что власти знали по этому поводу, стало им известно со слов самого Набуки. Он утверждал, что до сорок шестого года жил с родителями в Хиросиме и был отправлен на Окинаву в гости к бабке. Документы его, естественно, пропали вместе с родителями в тот день, когда американцы сбросили бомбу. Как ни цинично это звучало, но благодаря американцам из Хиросимы получилось отличное место для исчезнувших метрик и сгоревших родословных. Сигэцу Акиро приложил немало усилий, чтобы разузнать, существовала ли на самом деле окинавская бабка Набуки Синдзабуро.
Оказалось, что бабка существовала. Эта почтенная женщина, по имени Набуки Пунэко, жила на Окинаве с тех пор, как по болезни вынуждена была покинуть дом полковника императорской армии Минамото-но Сугимото, где до войны состояла няней при сыне полковника. Никаких свидетельств по поводу того, был ли у нее внук, не сохранилось, зато Сигэцу посчастливилось отыскать пожелтевший номер «Дзюнтэн ниппон», где в разделе светской хроники на глаза ему попалась обведенная нарядной рамочкой заметка о том, что в семье полковника Минамото родился наследник. Само по себе это ни о чем не говорило, если бы не дата, сын полковника Минамото, вверенный попечению Набуки Цунэко, оказался одногодком ее внука Синдзабуро. Более того, согласно официальным данным, семья полковника проживала именно в Хиросиме и погибла во время печально известных событий сорок шестого года. Сам полковник до этого, к счастью, не дожил. Он геройски пал в Маньчжурии, отражая атаку русских «Т-34», о чем в одном из своих последних номеров сообщала все та же «Дзюнтэн ниппон».
Адвокат бросил папку на захламленный стол и самодовольно ухмыльнулся: все-таки он неплохо поработал. Пусть ему не удалось выяснить ничего конкретного, но белые пятна и странные совпадения, имевшие место в прошлом господина Набуки, сами по себе выглядели достаточно красноречиво. Отсутствие ясной информации порой выдает человека даже вернее, чем масса проверенных фактов.
Взять, к примеру, знакомство господина Набуки с печально знаменитым литератором Мисимой. Какое-то время они были даже дружны, но в шестьдесят девятом году этой дружбе по какой-то причине пришел конец, а уже в семидесятом Мисима поднял мятеж и, убедившись в том, что армия за ним не пойдет, покончил с собой. Господин Набуки в это время путешествовал по Европе, а по возвращении лишь развел руками в ответ на настойчивые просьбы журналистов прокомментировать ситуацию: чего же, сказал он, можно ждать от человека, озаглавившего одну из своих книг «Мой друг Адольф Гитлер»? Мисима был сумасшедшим, сказал господин Набуки, и остается только удивляться долготерпению властей, позволявших ему из года в год заниматься подрывной деятельностью…
Эти слова господина Набуки общественность хорошо запомнила. Кое-кто из старых знакомых после этого перестал с ним общаться, зато всем остальным стало понятно; господин Набуки не желает иметь ничего общего с экстремистами и готов всеми силами отстаивать закон и порядок. На этом благородном фоне тот факт, что до шестьдесят девятого года и дверь, и банковский счет господина Набуки всегда были открыты для Мисимы, как-то потерялся. И уж конечно господин Набуки не имел ни малейшего отношения к нашумевшему побегу нескольких ближайших соратников Мисимы из следственного отделения тюрьмы, состоявшемуся буквально за неделю до начала судебного заседания…
Господин Набуки не занимался сомнительной чепухой, хотя, как всякий крупный бизнесмен, оказывал некоторое влияние на политику. Он развивал свой бизнес и с этой целью в начале восьмидесятых совершил знаменитое кругосветное турне, о котором в ту пору много писали в газетах. Там, где проходил господин Набуки, словно сами по себе вырастали и начинали бойко работать недорогие рыбные ресторанчики и фотоателье. Деловая хватка господина Набуки и его личное обаяние были так велики, что дочерние предприятия «Набуки корпорейшн» возникали даже в таких отдаленных странах, как Арабские Эмираты, Сирия, Ливия, Афганистан и Исландия. В начале девяностых он первым из соотечественников открыл свой ресторан в Москве. Это был риск, но со временем он оправдался, и конкурентам оставалось лишь в отчаянии кусать локти, наблюдая за расцветом «Набуки корпорейшн».
Копаясь в прошлом и настоящем господина Набуки, адвокат Сигэцу Акиро все время испытывал смутное беспокойство. Он понимал, что влез в чужую весовую категорию и что каждый неосторожный шаг чреват для него самыми серьезными последствиями. В тех кругах, где вращался адвокат Сигэцу, шепотом поговаривали, что Набуки наверняка знается с якудзой. Это скорее всего была пустая болтовня, но даже без помощи бандитов из якудзы Набуки мог сотворить с неугодным ему человеком все, что хотел. Однако Сигэцу было не впервой дергать тигра за хвост, и он рассчитывал на свою ловкость, которая не однажды выручала его из, казалось, безнадежных ситуаций. Дело Рю Тахиро, строительного рабочего с Окинавы, было, конечно же, безнадежным. Сигэцу вовсе не рассчитывал на помощь могущественного господина Набуки. Его визит преследовал совсем иные цели: Сигэцу хотелось встретиться с объектом своих исследований лицом к лицу, чтобы хоть разок заглянуть ему в глаза. Кто-то из классиков русской литературы сказал, что глаза – зеркало души. Сигэцу никогда не был знатоком и поклонником русской литературы, но под этой фразой готов был подписаться обеими руками. Правда, глаза господина Набуки оказались непроницаемы, как два стеклянных шарика, но это лишь подтверждало теорию Сигэцу: господин Набуки был не тем, за кого себя выдавал.
Сигэцу было наплевать на судьбу Рю Тахиро: он интересовался реакцией господина Набуки. Никаких мстительных братьев у Рю не было, и с этой стороны жизни адвоката ничто не угрожало. Господин Набуки отреагировал именно так, как ожидал адвокат, но что-то подсказывало Сигэцу, что это не конец, а только начало дела Рю Тахиро. Именно для того, чтобы быть в курсе всей эпопеи, Сигэцу оставил в офисе господина Набуки небольшой сувенир – миниатюрное подслушивающее устройство, укрепленное им на кресле для посетителей. Записывающую аппаратуру Сигэцу установил в подвале соседнего здания и теперь раз в два дня с большими предосторожностями наведывался туда, чтобы забрать кассету. Правда, на кассетах не было ничего интересного, но отсутствие информации лишний раз убеждало Сигэцу, что господин Набуки – человек непростой и очень осторожный. Словом, огромная работа, проделанная адвокатом Сигэцу, принесла определенные плоды, и теперь оставалось лишь решить, что с этими плодами делать.
Адвокат Сигэцу Акиро начал копаться в прошлом такого уважаемого человека, как господин Набуки, отнюдь не по собственной инициативе. Он получил заказ и выполнил его наилучшим образом – так, как было бы не под силу даже полиции Почему? Да по той простой причине, что современная полиция начисто лишена фантазии. Современный полицейский – это мелкий чиновник, кое-как отрабатывающий жалованье. Интуицию ему с успехом заменяет компьютер, а обладать фантазией чиновнику не положено по штатному расписанию. Именно поэтому, видимо, полиция прошла мимо добытых Сигэцу любопытных сведений. Сведения, конечно, спорные, но они наводят на определенные размышления. Какие именно размышления – это адвоката Сигэцу не касается, пусть об этом думает заказчик..
Сигэцу окончательно отодвинул папку и крутанулся вместе с креслом – просто так, от избытка энергии. Заказчик… «А ведь заказчик, пожалуй, этих сведений не получит, – подумал он, с глубокомысленным видом выпуская дым в потолок – А если получит, то ему придется заплатить за них настоящую цену, а не те жалкие пять тысяч долларов, которые он предложил, пользуясь моим бедственным положением. Ха! Что такое пять тысяч, когда речь идет о миллионах? Тех самых миллионах, которые господин Набуки согласится заплатить за молчание.»
В мечтах Сигэцу уже видел себя продающим пресловутую папку одновременно господину Набуки, своему заказчику и двум-трем популярным печатным изданиям из тех, что вечно вынюхивают скандалы. Он понимал, что подобные игры кончаются очень плохо, но в глубине души не верил, что с ним может произойти что-нибудь подобное. В конце концов, он жил в цивилизованном государстве, под защитой многочисленных законов, и не делал ничего, что было бы этими законами запрещено. Шантаж? Но кто говорит о шантаже? Дружеская услуга, вот что это такое… А получив деньги, можно будет уехать далеко и потеряться так основательно, что даже всемогущему господину Набуки окажется не под силу свести с ним счеты…
Это была скользкая дорожка, на которой множество неглупых и опытных людей переломало себе и ноги, и шеи, но адвокат Сигэцу привык к риску и хорошо усвоил, что крупные выигрыши достаются только тем, кто готов в нужный момент поставить на карту все, вплоть до собственной жизни.
Он посмотрел на часы и задвигался, наводя порядок на столе. Пора было собираться на встречу с заказчиком. Встреча была назначена неподалеку отсюда, в старой гавани, превращенной ныне в кладбище кораблей, которые отслужили свое и ждали, когда их разрежут и отправят на переплавку. Местечко это редко посещалось людьми и пользовалось в городе дурной славой. Конечно, груды ржавого железа, вонь стоячей воды и гниющих водорослей, белые потеки птичьего помета на рыжих от ржавчины клепаных бортах и прочие прелести старой гавани вызывали отвращение у жителей одного из крупнейших мегаполисов в мире, но адвокату Сигэцу это было на руку: он не нуждался в свидетелях.
Через двадцать минут Сигэцу уже припарковывал свою спортивную «хонду» на старом причале, возле которого ржавел небольшой рыболовецкий траулер. На корме этой дырявой посудины еще можно было разобрать облупившиеся иероглифы названия – кажется, траулер назывался «Ходзея-мару». Сигэцу выбрался из машины и стал не спеша прохаживаться по причалу, держа в руке портфель и дымя сигаретой. Его глодало нетерпение, он больше не мог сидеть на месте. Операция, которая должна была сделать его богатым и уважаемым человеком, вступала в заключительную стадию, и результат теперь зависел от умения вести переговоры.
Между замшелыми камнями причала и ржавым бортом траулера светлела полоска грязной, затянутой радужной нефтяной пленкой воды, в которой плавал какой-то мусор. Вода не была неподвижной – она колебалась, заставляя мусор подрагивать и перемещаться. Океан дышал, и эта лужица тухлой портовой жижи была его частью и жила с ним одной жизнью. На покосившуюся мачту траулера спланировала чайка, уселась на рее, потопталась, устраиваясь поудобнее, оступилась, взмахнула крыльями и с недовольным криком улетела прочь.
Сигэцу отлепил от нижней губы окурок, бросил его в грязную воду и поспешно отошел подальше: все-таки воняло здесь феноменально, особенно у самой воды. Странно, подумал он. Если человек – царь природы, то почему ему и всем его начинаниям повсюду сопутствуют не цветение и пышность, а смерть, грязь, отвратительная вонь и разрушение? Почему все, к чему мы прикасаемся, немедленно превращается в гниющие отбросы? Мы отвергли древних богов, и они за это лишили нас своего покровительства…
Он криво усмехнулся, поймав себя на столь непривычных мыслях. При чем здесь боги? Человек грязен, глуп и подл от природы, и незачем выдумывать каких-то богов, чтобы объяснить эти его качества. Их и не надо объяснять, их надо использовать себе во благо, и тогда ты сам заживешь как бог. А может быть, и лучше…
Он опять посмотрел на часы, а когда поднял взгляд от циферблата, заказчик уже был тут как тут. Он стоял на замусоренном причале в каких-нибудь трех метрах от Сигэцу, засунув руки в карманы легкой спортивной куртки, и было, как всегда, непонятно, откуда он взялся и как смог подобраться так тихо и незаметно.
Это был высокий и сутулый европеец с узким жестким лицом и непослушной копной темно-русых волос на голове. Лет ему было где-то от тридцати до пятидесяти: точнее Сигэцу определить не мог, да и не стремился. Одет заказчик был в джинсы, кроссовки и светлую спортивную куртку – ни дать ни взять турист, которого ненароком занесло в старую гавань. Это впечатление усиливал чехол видеокамеры, висевший на ремне через плечо. Руки заказчик держал в карманах куртки, а его глубокопосаженные глаза смотрели с весьма странным выражением, которое было трудно определить. Сигэцу не знал, что означает это выражение, но оно ему не нравилось.
– Хэллоу, мистер Смит, – подавив нервную дрожь и раздвинув губы в радостной улыбке, воскликнул адвокат. – Вы всегда появляетесь как привидение! Когда-нибудь вы сделаете меня заикой.
Мистер Смит слегка приподнял уголки большого узкого рта, что означало, по всей видимости, улыбку. При первой встрече он назвался корреспондентом агентства Рейтер, но Сигэцу не сомневался, что это была ложь. Вряд ли он был журналистом, вряд ли его звали Смитом, да и его происхождение вызывало у адвоката определенные сомнения. Он говорил по-английски как настоящий американец, но Сигэцу был стреляным воробьем и за версту чуял подвох. Теперь, когда заказ был выполнен, адвокат начал жалеть, что не занялся для начала личностью этого таинственного мистера Смита. А ведь как было бы славно: продать Смиту господина Набуки, а господину Набуки – Смита…
– Коннити-ва, господин Сигэцу, – сказал Смит. – Я думаю, ваши нервы намного крепче, чем вы стараетесь показать. Вряд ли человек, боящийся собственной тени, смог бы достичь таких высот в столь небезопасной и нервной профессии, как ваша. Но давайте оставим обмен сомнительными комплиментами и перейдем к делу. Я ценю ваше время, да и мое стоит, увы, недешево. Вы принесли?..
– Ваш заказ выполнен, – с легким поклоном ответил Сигэцу. – Но по ходу дела возникли некоторые непредвиденные обстоятельства… Одним словом, нам необходимо кое-что обсудить.
– Обсудить? – Брови мистера Смита слегка приподнялись, выражая недоумение, в котором – Сигэцу готов был поклясться – проскользнул презрительный оттенок – Надеюсь, Сигэцу-сан, вы намерены обсуждать не цену?
– Боюсь, что именно ее, – вежливо, но с необходимой твердостью сказал Сигэцу. – Добытая мной информация носит такой характер, что размер вознаграждения необходимо увеличить в… – Он сделал вид, что задумался. – Словом, к сумме следует приписать еще два нуля. Как минимум.
Он ожидал вспышки гнева, презрительного смеха – одним словом, чего угодно, но только не растерянности, промелькнувшей вдруг на жестком, словно вырубленном из дерева, лице заказчика. Впрочем, мистер Смит мгновенно совладал с собой и снова презрительно задрал брови.
– У вас довольно своеобразная манера вести дела, господин адвокат, – сказал он. – Помнится, мы с вами обо всем договорились… Впрочем, я не стану втягивать вас в бесполезный спор. Вероятно, у вас имелись достаточно веские причины для того, чтобы повести себя подобным образом. Вынужден, однако, заметить, что я не уполномочен по собственному усмотрению тратить суммы, о которых идет речь.
– Если загвоздка только в этом, to я могу подождать, – заверил его Сигэцу. – Свяжитесь со своим начальством и получите необходимые полномочия. Поверьте, дело того стоит. Не думайте, что я пытаюсь всучить вам кота в мешке. Даю вам слово, вы будете довольны…
– Как показали последние события, ваше слово не так уж много стоит, – перебил его Смит. – К тому же я, В отличие от вас, не располагаю избытком времени. Да и мое начальство вряд ли согласится потратить сумму, на которую можно купить десятерых проходимцев вроде вас со всеми потрохами.
– Вы напрасно тратите свое драгоценное время, пытаясь меня оскорбить, – процедил Сигэцу. – Если ваши необдуманные высказывания и повлияют на стоимость сделки, то лишь в сторону ее увеличения. Вас не устраивает цена? Что ж, я предложу собранные мной материалы другому покупателю. Такой товар не залежится, будьте уверены. Мне безразлично, с кого брать деньги, так что выбор да вами, мистер Смит.
Человек, называвший себя Смитом, холодно улыбнулся. Это была очень нехорошая улыбка, и Сигэцу вдруг почувствовал себя неуютно Пожалуй, ему все-таки следовало разузнать об этом человеке побольше, прежде чем начинать с ним торговаться.
С моря потянуло ветерком, который нес с собой тяжелый запах гниющих водорослей и птичьего помета. Где-то пронзительно крикнула чайка, с далекого рейда долетел гудок буксира.
– Выбор, – повторил Смит. – Да, выбор – сложное дело. Я тоже могу предложить вам выбор, господин Сигэцу. Сумма, о которой мы с вами первоначально договаривались, у меня с собой. Вы можете забрать деньги, отдать мне собранную информацию и спокойно удалиться.