Воронин Андрей Николаевич. Разведка боем

   – Выпить бы надо за упокой, – закурил Тарасов.
   – Пора уходить, – поднялся Воскобойников. – Нас здесь ничего уже не держит. А Бубна помянем на новом месте, чтобы не спешить, не ерзать, как на иголках.
   – Найти бы такое место, чтоб не ерзать. Разве что там, где бирки на ногу цепляют, – курносый нос Витька по прежнему смотрел вверх, но настроение упало ниже нуля.
   – В любом случае я должен отдохнуть, – заявил Тарасов.
   – Мы тут тоже не жопу у печи грели, – резко бросил спецназовец, туго затягивая на голове узел черного платка. – Полчаса тебе дух перевести – и вперед, к новым вершинам.
   – Первым делом надо патронами разжиться, – заметил Глеб. – Иначе нам удачи не видать.

Глава 22

   Насчет боеприпасов Самойленко договорился в воинской части, расположенной неподалеку от города. Как бывший спецназовец он быстро нашел общий язык с нужными людьми. Патроны продали относительно дешево, и ими набили полный рюкзак.
   Путь группы лежал на запад, в сторону столицы. Глеб вспомнил место, будто самим Богом созданное для долговременного базирования группы, – колоссальные подмосковные склады: тысячи и тысячи квадратных метров площади, арендуемые самыми разными фирмами.
   При отечественной системе торговли огромное количество товара, особенно импортного, поступает вначале сюда и только потом доставляется во все концы России. Даже таможня здесь своя – инспектора в три смены растаможивают грузы и принимают на лапу.
   Сиверов знал, как реально обстоят дела на этих бескрайних складах, достойных попасть в книгу рекордов Гиннесса. Знал, что крупные компании занимают место под крышей, сравнимое с несколькими футбольными полями.
   Все площади используются, везде стоит товар.
   Товар разного качества – дорогой и дешевый, ходовой и не очень. Есть «улицы» и «переулки», куда погрузчики заезжают каждый день, чтобы подвезти оттуда груз к воротам, где его ждут грузовые машины – от трейлеров до минивэнов. Есть такие уголки, куда месяцами никто не заглядывает.
   Досмотр на складах строгий, но главным образом при выезде. Квадратные километры их площади не в состоянии проконтролировать ни одна служба охраны, такая задача и не ставится.
   По логике вещей кража должна повлечь за собой незаконный вывоз товара, и все внимание направлено на контроль вывоза.
   Фирмы-арендаторы боятся еще пожара. Специальное пожарное отделение прикомандировано к складам, вся территория под крышей оснащена импортными сверхнадежными датчиками. Они отслеживают не только дым, но и температуру, влажность и химический состав воздуха. Значит, развлекаться с газом противник здесь не сможет.
   Глеб не хотел сам указывать на склады как на возможную «базу». Он предложил другое место, чуть севернее. Но маршрут к нему пролегал мимо этого своеобразного города под крышей, на подъезде к которому днем и ночью царило оживление.
   Сработало. Все высказались за то, чтобы отправить двоих на разведку. Глеб не мог себе позволить оставить группу, поэтому отказался идти в паре с Самойленко. Вместо него отправился летчик.
   По возвращении именно Воскобойников оказался главным агитатором в пользу складов. Спецназовец тоже был целиком «за», но он не мог сравниться в красноречии и аргументации с человеком, получившим высшее образование.
   – Я вообще не предполагал, что у нас такое есть. Чистые полы, высокие потолки, никакой гнилью не пахнет. Ни одного пятна сырости, нигде не протекает крыша. Нормальное освещение, вентиляция. Отопления, конечно, нет, но сейчас там совершенно не холодно.
   – Полы какие, бетонные?
   – Бетонные, крашеные. Нас полы не колышут.
   Там есть мебельные склады, и спать мы будем на диванах. Насчет еды говорить можно целый день – выбор колоссальный. Если брать целыми упаковками и не теми, что лежат на виду, «усушку» и «утруску» очень не скоро заметят.
   – Значит, они регулярно проводят облавы с собаками. Иначе бомжи бы там обязательно свили гнездо.
   – Не знаю, бомжей мы не видели. Насчет облав сомневаюсь – там работа, как я понял, круглосуточно идет.
   Дальше Воскобойников стал доказывать, что при таких огромных масштабах на складах обязательно можно обнаружить заповедные зоны.
   – Посмотрим, где неходовой товар.
   – Много мы знаем, что сейчас котируется.
   – Голова у всех на плечах. Разберемся.
   Глебу уже не нравилось, что Воскобойников слишком рьяно всех агитирует. Не надо перегибать палку, люди и так согласятся. Потом, когда здесь случится неприятность, они обязательно вспомнят чрезмерный энтузиазм майора ВВС.
   А неприятность случится обязательно.

* * *

   Трое сидели на ковре, поджав по-турецки ноги.
   Лакомились пловом со свежей бараниной. Овца была зарезана совсем недавно – человек с серебристыми искрами в густой щетине продемонстрировал свое искусство. Пользовался только ножичком с тонким лезвием длиной в мизинец. Держал «орудие производства» двумя пальцами – большим и указательным. Повару осталось только подобрать лучшие куски и кинуть их вариться в казан.
   Мясо туши, разделанной так искусно, просто таяло во рту. Все трое ели в меру, не так, как было принято в старые времена – тогда гость из вежливости обязан был рыгнуть несколько раз в конце обеда, показывая, что желудок полон.
   Правда, здесь не было гостей и хозяев, здесь все были на одинаковых правах.
   – Одного летчика мы уже упустили в ад, – заметил человек с иссиня-черной бородой, каждый длинный завиток которой напоминал спираль металлической стружки. – Асадулла теперь злится. Говорит, что мы должны были дать ему возможность рассчитаться с должником.
   – Чем громче крик, тем меньше в нем толка.
   За все эти годы уважаемый Асадулла прославился только своей родственной близостью к Шамилю, – презрительно усмехнулся второй собеседник.
   Его борода горела огнем. Нежно-шелковистая, как у девушки, кожа лица и рук резко контрастировала с ярко-рыжим цветом волос своей матовой бледностью.
   – Возможно, он шумит о том же, о чем Шамиль молчит.
   – Шамиль не станет вмешиваться в это дело.
   Он даже не посчитал нужным участвовать в общей встрече. Хочет выступать мстителем за весь чеченский джамаат, а не только за родню.
   Общая встреча состоялась вскоре после того, как был получен список заложников. Кто-то прибыл на нее лично, кто-то смог участвовать только по Интернету, в режиме телеконференции. Некоторые из заинтересованных в мести тому или другому из команды изгоев, находились в надежном горном убежище, другие – в Европе, в благополучной шенгенской зоне. Но техническими средствами оснащены были почти все.
   Долгих прений не было, общего согласия удалось достигнуть достаточно быстро. Традиции традициями, но нельзя, чтобы за каждым неверным из списка охотилась отдельная группа. Миссию придется передоверить в одни руки.
   Только Асадулла высказал тогда особое мнение. Он считал необходимым создать сводный отряд из представителей всех заинтересованных лиц и таким образом соблюсти завещанные предками правила.
   Большинство, однако, решило не терять времени и задействовать сплоченную группу, где бойцы понимают друг друга с полуслова, где не возникнет подспудной борьбы за лидерство. Чтобы каждый не делил для себя: где важная добыча, а где нет, где моя, а где чужая.
   – Ребята в России стараются, но всякие накладки возможны. Эти неверные знают, что их ждет – ад на земле прежде ада на том свете. Их можно взять ранеными или без сознания – другого варианта нет. Если получим еще один-два трупа, надо любой ценой их сфотографировать. Дать снимок в Интернете и в наших газетах, поставить правильную подпись. Что мешает написать о проведенном суде и зачитанном приговоре? Тогда Асадулла мог бы говорить народу, что он исполнил свой долг.
   – Кто опустится так низко? – покачал головой человек с серебристыми искрами в щетине. – Последнее дело приписывать себе месть, которую совершить не смог.
   Обладатель огненно-рыжей бороды и нежной кожи был моложе своих собеседников. Он принадлежал к другому поколению, которому казались смешными и непонятными любые принципы, усложняющие жизнь. Жить нужно во имя победы, во имя власти. Стыдиться лжи так же смешно и нелепо, как идти воевать в папахе и черкеске вместо удобного заграничного камуфляжа из ткани, способной менять свой цвет.
   – Сейчас покажу, какие координаты нам передали вчера.
   Вытерев жирные от мяса пальцы и губы, чернобородый принял от эмира сложенную топографическую карту. Расстелил ее, покрыв добрую половину ковра. Карта была старой, еще советских времен, но с аккуратно внесенными изменениями.
   – Кто у тебя так красиво рисует тушью, эмир Халил? Нам нужен хороший мастер, знакомый с арабской и иранской школами каллиграфии. Ты же видел роспись зала на заседании Верховной Шуры. Согласись, что изречения пророка могли бы быть изображены с большим искусством.
   Огненнобородый командир действительно был никем иным, как Халилом, самым дерзким и удачливым командиром нового поколения. Гражданин Турции, чеченец по отцу, он привлекал своих сверстников еще и «чистой», без примеси «совка», биографией. Никогда он не был комсопольским работником, как Радуев, не получал поощрений в рядах Советской Армии, как Басаев.
   Европейски образованный, он не стал бескомпромиссным воином «джихада» под давлением обстоятельств. Он родился таким, и это было видно с первого взгляда.
   В ФСБ уже имели сведения, что Халил скоро сядет третьим рядом с Масхадовым и Басаевым.
   Но те, кто присутствовал на заседаниях Шуры, знали, точнее чувствовали, что Халила ожидает еще более славное будущее.
   Он не несет ответственности за предыдущие ошибки и поражения. Он молод, но это не минус.
   Никогда еще средний возраст рядовых боевиков не был таким молодым – мало кто из бойцов прежнего поколения остался в живых. Кумиром для них может быть только такой, как Халил.
   Не только Масхадов, но даже Шамиль для них уже слишком старомоден, готов к компромиссам, растерял веру в победу.
   – Младшая жена постаралась, – ответил эмир. – Она у меня во всех отношениях младшая, недавно исполнилось пятнадцать лет.
   – Говорят, ты привез ее из Бахрейна.
   – Целыми днями может вышивать, рисовать.
   Никто не просил ее исправлять карту, сама захотела. Я мог бы, конечно, велеть ей написать для образца несколько изречений Пророка – да святится его имя во веки веков. Но тут я придерживаюсь традиции: истинная каллиграфия испокон веков была уделом мужчин. Сделанное мужской рукой может воистину стать источником силы и вдохновения. Исполненное женщиной всегда будет только красивым узором.
   – Ты как всегда смотришь в корень.
   – Давай о деле. Где они, здесь?
   Чернобородый вкратце пересказал полученную о складах информацию.
   – Что с этим типом, который морочит нам голову? У тебя есть идея, как с ним установить контакт?
   – Продавец передал кое-какие детали. Стрелок, каких поискать. Не из тех, кому подавай только снайперские винтовки. Он из любого стрелкового оружия выжмет нужный результат. Любит музыку, взял с собой плейер. Деньги тоже любит – больше всего на свете.
   – Это все?
   – Пока все. Я не стал слишком настаивать.
   Когда настаиваешь, тебе лгут. Продавец тоже понимает, что этот «пастух» решил дополнительно заработать на своем стаде.
   – Пусть сам с ним разберется или поможет нам. Надо узнать фамилию, разыскать родню, – высказался третий собеседник, с серебристыми волосками в густой щетине.
   – Неверный знает, чем рискует. Наверняка позаботился о родне, услал подальше. Не стоит нам распыляться, здесь нужно действовать, – эмир Халил ткнул пальцем в обозначенную на подробной карте территорию складов. – Сегодня вечером мне переправят подробный план и служебные инструкции охраны.

Глава 23

   Десантированием на склады руководил Самойленко, Глеб не стал у него оспаривать эту привилегию. Отправился вперед, в связке с рябым спецназовцем. Почти все огромные здания имели три этажа, связанные между собой не только лестницами, но и съездами в торцах. Именно дугообразные съезды в основном и использовались – практически никто не перемещался с этажа на этаж пешком.
   Сварные металлические лестницы играли роль запасного маршрута для срочной эвакуации в случае пожара. Сейчас, пока склады работали в «штатном режиме», по съездам поднимались и спускались погрузчики и еще специальные малогабаритные электромобили для тех представителей компаний, которым необходимо было осмотреть уже полученный товар. Радиус съездов был довольно приличным, это позволяло обеспечить пологий спуск и подъем.
   Множество прожекторов освещало местность вокруг здания ярче, чем днем. Преодолеть открытую зону можно было только под днищем трейлера, подъезжающего к складу. И уже возле раскрытых ворот соскочить в момент торможения.
   Все попарно проделали этот маневр.
   Дальше предстояло миновать еще одну зону, на этот раз небольшую по размерам. Здесь производились погрузка и разгрузка. С одной стороны, было много лишних глаз: водители машин и погрузчиков, представили фирм, с другой – каждый был занят своим делом. Если держаться уверенно, спокойно, не привлекая себе внимания, получится как на свадьбе. Родные невесты думают, что гости со стороны жениха и наоборот.
   Самойленко, конечно, заранее снял свою черную повязку, у Глеба в одежде изначально не имелось ничего, что могло бы вызвать подозрения.
   Запачканные джинсы он уже успел постирать без мыла и стирального порошка, о камни.
   Никто не проявил к «гостям» интереса – теперь можно было легко затеряться в «переулках», среди аккуратных штабелей товара. Чего здесь только не было… Те самые стиральные порошки – от «Ариеля» до «Тайда», аккуратно расфасованные удобрения для розничной продажи садоводам, пластиковые ванны и фаянсовые умывальники модных расцветок, рулоны линолеума и обоев, разные виды краски – каждая банка была так плотно закрыта, что запаха почти не чувствовалось.
   Зато моющие средства и недорогая парфюмерия пахли гораздо активней. Этот коктейль забивал нос по мере удаления от ворот с их сквозняком. Можно было предсказать, что люди в команде с ним вряд ли свыкнутся. Грубые, пусть даже не слишком благоуханные запахи не так напрягают нервную систему, как назойливые искусственные ароматы.
   Высота потолка достигала пяти метров, некоторые штабеля и пирамиды в прямом смысле слова упирались в него. Попалась первая лестница наверх – сварной двухмаршевый трап без особых изысков. Сиверов и Самойленко не стали спешить с подъемом – на них могли обратить внимание с погрузчика, следующего по главной магистрали.
   Потерпев минут десять за толстой стеной из коробок с дезодорантами, они дождались паузы в «уличном движении». Резким броском рванули вверх – быстро подтянулись на руках, почти не касаясь подошвами ступеней.
   На втором этаже располагался уже не такой ходовой товар в мелкой расфасовке, как на первом. Мотоциклы, дорогие телевизоры с большой диагональю экрана, тарелки спутниковых антенн, оконные стеклопакеты и филенчатые двери.
   Погрузчиков здесь было меньше, голосов тоже.
   С запахами дело тоже обстояло благополучнее.
   Логика подсказывала, что на третьем еще спокойнее – спецназовец жестом пригласил Глеба подняться выше.
   Сиверову приходилось притворяться, что он никогда здесь раньше не был. От всей этой вынужденной фальши было не по себе. Хороши или плохи люди в команде – они, во всяком случае, свои. И нет ничего хуже, чем носить маску среди своих.
   Кто задумал эту операцию – похоже, не сам Филиппович, а другой начальник, повыше рангом.
   Понятно, что новых чеченских «авторитетов» голыми руками не возьмешь. Но неужели нельзя было сочинить другой план, без неизбежных жертв? Потапчук сам по себе нормальный мужик, не из тех, кто десятками бросает на ветер людские жизни. И все-таки трудно иногда исполнителю говорить с тем, кто заказывает музыку. Слишком разные точки зрения.
   Сиверов еще раз вспомнил разговор с генералом и пришел к выводу, что Федор Филиппович сам был не в восторге от этой затеи. Но начальство знало о ситуации в Чечне что-то такое, что заставляло спешить, искать малейшую возможность для устранения «перспективного товарища» и его ближайших соратников.
   – Ну как тебе? – спросил у Глеба. Самойленко.
   – Как в лучших домах.
   На третьем этаже стоял специфический запах мебели. Мебели хватало всякой: и дешевой, разборной, и дорогой, корпусной. «Мягкие части» диванов и кресел были накрыты полиэтиленовой пленкой.
   – Нам бы желательно в тот конец, подальше, – в разговоре с Глебом Самойленко теперь воздерживался от безапелляционного тона. – Чтобы долго не путешествовать за жратвой.
   – Продукты ведь на первом? – уточнил Сиверов.
   – Ну да. Спуститься, прихватить под мышку и наверх.
   Низкорослый с кривоватыми ногами спецназовец изобразил движение обезьяны – как она подхватывает перезрелый, упавший на землю плод и подтягивается на ветке. Глеб невольно улыбнулся – эту улыбку можно было сравнить с легкой рябью на поверхности холодной и темной воды.
   – Свет здесь горит постоянно, но в этом есть свои преимущества.
   Человек по прозвищу Слепой не мог тут согласиться. Многие из своих козырей он выкладывал именно в темноте. По мнению Сиверова, преимущества здесь были другими. Сигнализация среагирует на применение отравляющего газа. Бандиты не смогут с такой же легкостью открыть на полную катушку огонь, как в глухом провинциальном Баламаново или на заброшенной территории пионерлагеря. На складах есть вооруженная охрана, здешние работники без проблем могут вызвать на помощь спецподразделения, каковых в Москве более чем достаточно. На вызов прибудут оперативно, не станут отсиживаться, как менты в Баламаново.
   Боевики не откажутся от своих планов. Но быстро поймут, что наскоком тут дела не решишь, требуется квалифицированная работа. И это повышает шансы вытянуть эмира Халила.
   Идти по третьему этажу пришлось немало, никак не меньше километра. Казалось, они не в здании находились, а на какой-то новой планете, где небо имеет вид рифленых скрепленных друг с другом металлических листов, где почва твердая и ровная, равномерно окрашенная местами в зеленый, местами в темно-коричневый цвет. Естественный ландшафт образован не камнями и деревьями, а теми изделиями, которые случайно завезены были с Земли и размножились здесь, в благоприятных условиях, со скоростью бактерий.
   Наконец, выбрали подходящее место метрах в пятнадцати от лестницы. Много поролоновых подушек от кресел и диванов – на них можно спать, сидеть. Их высокие стопки служат вместо стен, отгораживающих от «проезжей части». До трапа недалеко. На первом этаже, как раз под ними, продукты и прохладительные напитки в пластиковых бутылках.
   – Надо затовариться, – решил Сиверов. – Чтоб ребята сразу могли поесть и горло промочить.
   – Что будем с мусором делать? Баков и прочих отстойников я здесь не видел.
   – Придется поднимать на крышу. Вон как раз люк, – показал Глеб.
   – И сортир, значит, там устроим, – согласился спецназовец. – Больше негде.
   Сиверов слегка расширил щель, переложив на новое место часть диванных подушек. Осмотрелся вокруг. Сколько времени им суждено провести здесь? Как долго еще придется вызывать огонь на себя, чтобы по-крупному спровоцировать противника?

* * *

   Небольшой загородный дом, купленный в прошлом году, стал для Ирины родным. Каждая его доска, каждый квадратный сантиметр пропитались уютом – тем, который сотворила именно она.
   Облик каждой привлекательной женщины неповторим. Неповторим и уют, создаваемый каждой истинной хозяйкой. Одна любит растения – тут и там красуются кактусы разных сортов.
   Другая обладает удивительно тонким чувством цвета – расцветка обоев, абажура и ковра сочетаются в гармоничный, без единой фальшивой ноты аккорд. Третья умеет готовить и сервировать стол – едва только откроешь дверь, и запахи заставляют блаженно расслабиться, особенно если вернулся с холода.
   Ирина Быстрицкая сочетала в себе много качеств, недаром она смогла понравиться такому человеку, как Сиверов. И не разочаровать его до сих пор. Но все-таки главным в ней были не таланты, а улыбка. Слегка асимметричное лицо – темноглазое и чернобровое, обрамленное черными, как смоль, волосами – напоминало Глебу лица с древнеперсидских миниатюр, особенно тех, где художник изображал прекрасных гурий в раю. Разве что щеки у Ирины не были такими румяными, как у райских красавиц.
   Еще не могло быть у гурий морщинок вроде той складки озабоченности, которая прорезалась сегодня на переносице. Длительное отсутствие любимого человека было для Быстрицкой привычным делом. Но сегодня она поняла, что Глеб не просто отсутствует, работа его снова очень опасна. В одной из соседних пустующих дач появились жильцы – двое мужчин. Они явно не были подвержены модному в последнее время уклону в «голубизну». Быстрицкая сразу поняла, что это охрана.
   Из прошлого случая ФСБ, похоже, сделало выводы. Тогда ее взяли в заложницы незнакомцы, подъехавшие к дому на черной «Волге». Потом в телефонном разговоре с Глебом Ренат Ахмедшин пытался торговать ее жизнью, ее, в прямом смысле слова, головой.
   Теперь около дома выставили ненавязчивую охрану. И это означало только одно: противник не погнушается ничем.
   Перед Ириной в вазе лежали яблоки из старого сада, который заглядывал прямо в окно. Они ждали Глеба, могли еще долго лежать и не портиться. За себя хозяйка не переживала, ей мучительно хотелось узнать, где сейчас любимый человек. Она прекрасно отдавала себе отчет, что затея безнадежная, «постояльцы» дачи не проронят ни слова. Но все же отправилась к ним, отнесла свой «фирменный» пирог, попыталась разговорить.
   Двое мужчин долго отказывались от угощения.
   Потом все-таки взяли. Но чувствовалось, что их мучит совесть – ведь отблагодарить они не смогут. Ирина пыталась подъехать и с той стороны, и с другой. Оба держались стойко: они всего-навсего старые школьные друзья, приехали сюда отдохнуть от суеты большого города.
   – Что-то я вас ни разу не видела вместе на рыбной ловле, – настаивала Ирина.
   Из окна ее дома открывался чудесный вид на реку, и там часто можно было видеть друзей пооданочке.
   – Да и место здесь не рыбное. Вы прекрасно знаете, что лучше всего клюет вон там, возле моста.
   Мужчины пожимали плечами. Быстрицкая понимала, что терпеть подобные расспросы оба готовы целую вечность. Они выполняют приказ. Как и ее Глеб.

Глава 24

   Как назвать трапезу в пятом часу ночи: поздний ужин или ранний завтрак? На семерых, по общему согласию, «позаимствовали» всего две бутылки водки. Только ради того, чтобы помянуть товарища.
   Разлили, встали. Слово взял Сиверов.
   – Жору я знал недолго, но сохраню о нем самые хорошие воспоминания. Не без грехов был человек, как и каждый из нас. Но добрых качеств имел неизмеримо больше. Из нас всех один Анатолий Алексеевич был рядом, когда Бубнов погиб, И все-таки ответственность лежит.., к примеру, и на мне. Я высказывался против поездки в Москву, против разбирательства с Кормильцевым. Моя вина, что не смог найти нужные слова, всех убедить. Считаю нужным выпить и за Кормильцева тоже. Я по-прежнему уверен, что мужик ни в чем не виноват. Скоро все вы убедитесь в этом. Очередное нападение докажет.
   – Где, здесь?
   – Не знаю точно, когда и где. Расслабляться нельзя – особенно тем, кто заступает на дежурство. Нам надо подробно все здесь изучить, чтобы чувствовать себя как дома.
   – На хрена тогда сюда залезли? – с искренним недоумением задал вопрос белобрысый Витек.
   – Давайте пока о другом. Сперва о вечном, потом о насущном. Помянем нашего товарища и нашего спонсора.
   Глеб первым опрокинул свою дозу, чуть-чуть не дотягивающую до ста пятидесяти граммов. Следом выпили и остальные. Только Тарасов выпил половину, а половину демонстративно выплеснул на пол, Впрочем, никто и не ожидал от него покаяния.
   – Теперь о насущном, – продолжил Глеб, когда все сели. – Место вполне подходящее. Нас накроют не из-за места, а совсем по другой причине.
   Не уверен, что новый бой с противником – самый худший для нас вариант. Оружие есть, с патронами вопрос тоже решили. Спросите себя, что лучше: мыкаться по России в вечном ожидании неприятностей или твердо знать, что они неотвратимы? Спекаться потихоньку от безделья и тоски или быть готовыми забрать на тот свет по крайней мере пяток боевиков? Кто бы из вас отказался, если б ему дали возможность вернуться в строй, повоевать в Чечне?
   – Так не дают ведь, – с горечью произнес рябой спецназовец.
   Он единственный из всех реально пытался вернуться на фронт. Но ничего не вышло, никто не хотел иметь у себя в подчинении бойца, ненароком взорвавшего в подвале семью муллы – и не самого рядового из чеченских священнослужителей.
   Плохая примета, когда у тебя в части объект кровной мести.
   – Нет, Виктор не хотел бы обратно. По лицу вижу, – уточнил Глеб.
   – Почему я один?
   – Ну да, Ильяс тоже не рвется. И правильно – вы еще ребята молодые.
   – Я вообще никуда не рвусь, – уточнил молодой ингуш. – Мне здесь, с вами нормально.
   – Хочу еще предупредить: не пытайтесь именно сейчас уйти в одиночное плавание. Сегодня это риск. Сегодня возле нас кружит нечисть, и каждого одиночку запросто сцапают. Тарасову повезло, но это ничего не значит.