Воронин Андрей Николаевич. Разведка боем

   – Грабить не надо, я вас избавил от этих проблем, – ответил Тарасов майору. – Я же знал, что завтра – послезавтра начнут камешки кидать в мой огород: с Кормильцем было хорошо, теперь стало плохо. Быстренько забудут, что решение приняло большинство. Я вас всех как облупленных знаю, кроме, вон, его.
   Сиверов внешне спокойно принял кивок в свою сторону. Секунду назад он успел выразительно глянуть на Самойленко: давить сейчас не нужно, желательно усыпить бдительность.
   – Насчет тебя, Глеб, я тоже не сомневаюсь. Боишься, что крыша у меня поехала, выбираешь момент, чтобы пушку отобрать. Давай попробуй.
   Тарасов описал кривую дулом в воздухе и все. увидели, что пистолет у него на взводе. Рябое лицо спецназовца закаменело, он с трудом выдавил из себя:
   – Если случайно пальнешь, пусть даже в потолок…
   – ..ты за себя не ручаешься, – издевательским тоном продолжил Тарасов.
   – Нет, я ручаюсь. Пристрелю как бешеного пса.
   – Спасибо за предупреждение, – Тарасов упер дуло в левый бок заложника.
   Тот, наконец, прервал свое молчание, обратился ко всем сразу:
   – Прошу вас, не нервничайте. Мы обо всем уже договорились… Честное слово, я вполне мог бы.., удовлетворять ваши потребности.
   На самом деле Костромин, конечно, нервничал больше всех. Стекла очков запотели, но он боялся снять их и протереть.
   – Сегодня первый взнос, – кивнул довольный замкомполка.
   – Ты серьезно думаешь, что он вернется на фирму и будет посылать нам пособие, как Кормилец? – Витек решил продемонстрировать свой здравый смысл. – Предателем был Кормилец или нет, в любом случае он не из страха бабки отправлял. А этот сразу побежит к ментам.
   «Как будто сговорились портить дело, – подосадовал Сиверов. – Что Алексей не по делу влез, что Витек».
   – Не побежит, – широко улыбнулся бывший замкомполка. – Я уже предупредил: из-под земли достану.
   – Толя, мать твою, ты хоть помнишь, кто ты? – не вытерпел Воскобойников, от которого Глеб еще не слышал крепких выражений. – Ты же русский офицер, как ты мог до такого опуститься?
   – Не надо ля-ля. Меня обгадили и выкинули вон из армии. В камере я Библию читал, больше нечего было. Мне там одно выражение понравилось: «изблевать». Тебя точно так же изблевали, как меня. Дело твое: можешь надевать белые перчатки, а потом уже браться за собственный член.
   А я не намерен марку держать, ради чего? Надо будет, кому угодно продырявлю башку и глазом не моргну.
   – Никто меня не изблевал, не надо нас равнять. И в ВВС я еще вернусь, запомни.
   – Теперь понятно, какого хрена ты бережешь свою нравственную непорочность. Можешь не стараться, целка уже порвана.
   Сиверов кожей ощущал, как накаляется обстановка. Психоз – штука заразительная. Тарасов заражал остальных, заставлял их раскачивать ситуацию вместо того, чтобы обмануть замкомполка безразличием.
   – Сознательные? Будете честным трудом бабки зарабатывать? Попробуйте, желаю удачи. А мне все равно билет в рай не светит, – поднявшись на ноги, Тарасов рывком поднял пленника.
   – Сядь, шакал. Никто тебе не разрешал уйти, – Ильяс побледнел, его ноздри вздрагивали.
   – Угомонитесь вы в самом деле, – Сиверов приобнял за плечи молодого ингуша. – Прекратите пустой базар.
   «Только горячего джигита здесь не хватало», – подумал он, следя за пистолетом в руке Тарасова.
   Глебово спокойствие, однако, еще больше раздражало замкомполка.
   – Грамотный ты наш. Где научился зубы заговаривать?
   Шаг за шагом он пятился назад, оттаскивая Костромина, чьих глаз уже не было видно за мутными стеклами – только второй подбородок мелко подрагивал.
   – Где рябой? – внезапный визг Тарасова прозвучал как скрежет ножа по стеклу.
   Все непроизвольно оглянулись на место, где только что сидел спецназовец. Никто, даже Сиверов, не заметил, когда и куда исчез Самойленко.
   Наверняка собрался напасть на Тарасова сзади – оглушить, обезоружить.
   Замкомполка вовремя заметил недостающее в тесном кругу звено. Еще секунда – и звено может материализоваться снова, причем достаточно ощутимо для Тарасова. Левой рукой ухватив пленника за шею, человек с прилипшими ко лбу бесцветными волосами резко сдвинулся вбок, оглянулся назад и вверх.
   – Шалишь, Леха. Рэмбо драный. Ты хоть десять черных косынок повяжи, а меня не возьмешь, обожжешься.
   Покорный и вялый пленник неожиданно рванулся, едва не выскользнул из цепкий объятий.
   – Ах ты, сука!
   Замкомполка побоялся ударить рукоятью «ТТ» – это означало отвести от Костромина дуло, отвести угрозу. И подставить под угрозу самого себя. Ткнул изо всех сил дулом в глаз, но чуть промазал – иначе выбил бы, сделав заложника инвалидом. Попал в бровь, правда, Костромин все равно охнул и побледнел как полотно. От болевого шока он мгновенно поплыл, ноги подкосились.
   Пистолет был на взводе и палец лежал на спусковом крючке. Только чудом обошлось без выстрела. Пока обошлось.
   – Не шевелиться, уроды! – на губах Тарасова проступила пена. – Не дышать!
   Послышался мягкий гул очередного погрузчика, скоро он окажется совсем близко.
   Начало припадка стало уже несомненным. Лицо с прилипшими ко лбу волосами будто расползалось по швам, но глаза продолжали с маниакальной дотошностью въедаться в бывших сотоварищей – казалось, от них действительно ничто не ускользнет.
   Все замерли: белобрысый вихор на макушке Витька встал торчком, интеллигентное лицо майора ВВС дышало негодованием, гордый профиль ингуша – ненавистью. Только жутковатая маска Ди Каприо по-прежнему ничего не выражала.
   Вдруг Тарасов отшатнулся, выронил пистолет и стал не правдоподобно медленно валиться набок. Тут же сверху, с кучи поролоновых подушек, спрыгнула низкорослая фигура в черном платке, жилистая рука резко дернула на себя пленника.
   Народ, как по команде, бросился вперед. Никто не понял сразу, что случилось, – кто попал в Тарасова и не успел ли сам безумец выстрелить в пленника? Вроде бы не успел – мужик вовсю шевелится, ищет упавшие в суматохе очки.
   Зато замкомполка не дышал. Круглое отверстие повыше виска толчками выплевывало кровь.
   – Ты его так лихо? – спросил у спецназовца Воскобойников.
   – Разуй глаза, смотри, что у меня в руках, – Самойленко продемонстрировал видавший виды «калаш».
   – В н-натуре, – ежась пробормотал Витек. – В-выстрела же не было… То есть слышно не было.
   Все обернулись к Глебу – что у него в руках?
   Ничего, пусто.
   Только Самойленко и Ди Каприо понимали, из какого оружия был застрелен Тарасов, но показывать свою осведомленность не спешили.
   Заложнику дали минеральной воды из бутылки.
   Первым глотком он поперхнулся. Потом, откашлявшись и отфыркавшись, выпил все до дна.
   – Еще?
   – Нет, спасибо.
   – Учись, студент, – бросил Самойленко Витьку. – Человек с того света выскочил и все равно не забывает про вежливость.
   – К-к-курва, – беззлобно, с уважением покачал белобрысой головой Витек.
   Слово ни к кому конкретно не относилось, а было только вздохом облегчения.

Глава 29

   Михаил Эдуардович так и не смог вразумительно объяснить, каким образом Тарасов собирался качать из него деньги. Признался, что покойный излагал свои мысли очень сбивчиво. Ничего не понимая, пленник согласился, чтобы его не раздражать.
   Теперь уже планы Тарасова не имели значения.
   – Главное, вы убедились, что мы не бандиты, – повторил еще раз Воскобойников. – Есть обстоятельства, по которым мы живем так, как живем. Но зла никому не делаем.
   – Хоть скажите мужику, что он свободен, – вмешался Самойленко. – Потом уже оправдываться будем.
   – В самом деле зарапортовались. Вы абсолютно свободны. Сейчас кто-нибудь из ребят вас проводит до машины. Надеюсь, место вы приблизительно запомнили?
   – Все в порядке, не беспокойтесь, – Костромин так рьяно взялся протирать очки, что выдавил одно из стекол.
   – По пути выполняйте все указания, – предупредил спецназовец. – Нежелательно, чтобы складская охрана прицепилась к вам с вопросами.
   И вообще, забудьте что с вами случилось. Угрожать мы вам не угрожаем и в любом случае не станем разыскивать. Но чисто по-человечески…
   Просьба лишнего не болтать. Насчет глаза придумайте сами.
   – Придумаю, конечно, – торопливо заверил спасенный. – Скажу, что… В общем, придумаю,. никто не подкопается.
   Фиолетовый заплывший глаз и без очков выглядел ужасно. Уцелевшее стекло в тонкой золотистой оправе увеличило и раздуло картину.
   – Извините, ради Бога, – Воскобойников приложил ладонь к груди. – Он просто чокнулся, крыша поехала.
   Недавний заложник смотрел на труп с сожалением и ужасом. Уже чувствовал себя виноватым в смерти Тарасова. Может быть, стоило вести себя как-то по-другому?
   Глеб уловил его настроение:
   – Вы здесь ни при чем. Если б нам хватало денег, он что-нибудь другое придумал бы. Кого-то из своих решил бы укокошить.
   – Идемте, я вас выведу, – летчик потянул Костромина за собой.
   Иначе тот будет смотреть на труп, как завороженный. Для человека мирного, непривычного к крови это отзовется потом навязчивыми кошмарами и страхами.
   – Может быть, я в самом деле сумел бы помочь… В качестве благодарности, – робко предложил бедняга.
   – Никому ни слова, хотя бы в ближайшие три дня, – напутствовал Сиверов. – Этого с вас достаточно.
   Его взгляд тоже невольно остановился на мертвом теле. Ведь был Тарасов когда-то человеком.
   Окончил училище еще в советские времена, служил, зарабатывал звездочки на погоны. По-разному в армии зарабатываются звания и должности, но если б он тогда уже был отмороженным, не видать бы ему повышений, как своих ушей.
   Когда случился сдвиг по фазе? На кавказской войне, где он стал потихоньку спиваться от безысходности? Или в ту ночь, когда две чеченки попались под горячую руку? А может, в одиночной камере с Библией, когда он воочию представлял страшные картины Божьего гнева? Или в психушке? Если оказался щепкой в потоке, рано или поздно течение покажется зловонным и мутным.
   Глеб ощутил потребность послушать Вагнера, окунуться в холодные пенящиеся валы музыки.
   Слитно звучат струнные и духовые, короткие призывы солирующей флейты напоминают голоса чаек над свинцово-серым морем.
   Глеб не сразу заметил на плейере зеленый «глазок». Первый раз за все время операции ему послали сигнал – по возможности срочно выйти на двустороннюю связь. Устройство, понятное дело, не предполагало звуковой сигнал – он неизбежно привлек бы внимание. Вызов на связь всего лишь «зажигал» светодиод, который уже не гас, чтобы быть гарантированно обнаруженным.
   Сиверов сбросил сигнал вручную, нажатием кнопки «стоп». Вытащил диск, аккуратно придерживая пальцами за края.
   – Не фурычит? – поинтересовался Витек, стараясь отвлечься от случившегося, завязать разговор на постороннюю тему. – Наверное, батарейки сели.
   Последний раз Глеб пользовался плейером, чтобы прослушать второе послание от противника.
   Значит, вызов от Федора Филипповича пришел в течение последних двух часов. Нужно выйти на связь, нужен всего-навсего мобильник. Только где его сейчас возьмешь – опять откалываться от коллектива?
   Воскобойникова одного не отпустили, с ним в паре отправился Николаич. Догнать ребят, спросить мобильник у Костромина? Замкомполка наверняка отобрал его, пока вел пленника к месту.
   А Михаил Эдуардович вроде не поднимал вопроса, чтобы телефон вернули. Забыл или просто не хотелось ничего брать с трупа?
   – Надо убрать его, похоронить, – приблизился Глеб к Тарасову.
   – Тащить до выхода? – вслух прикинул спецназовец.
   – А как еще? Не на крыше ведь бросать.
   – Да нет, я все понимаю. И я мог бы спятить в том же стиле.
   «Дождаться майора с Ди Каприо?» – подумал Глеб. Он отлично понимал, каким риском является дальнейшее дробление группы.
   – Надо только все подготовить, – добавил спецназовец. – Я здесь видел гробы – вон в той стороне. Здесь, блин, все есть, на все случаи жизни.
   Витька передернуло. Он сжался и обхватил плечи руками.
   – В гробу, думаешь, легче тащить будет? – не понял идеи Ильяс.
   – Возьмем сразу штук пять, договорюсь с погрузчиком – пусть подвезет к выходу. Переодеться придется, чтоб сойти за менеджера из похоронной конторы. Но все равно легче, чем на горбу тащить. И безопаснее.
   Глеб молча одобрил идею. Боевики не должны знать о новых потерях в команде. Пусть перед ними маячит прежний полновесный стимул.
   Изгои здесь тоже не высовываются – это ясно врагу как день. За армией погрузчиков он уследить не в состоянии и меньше всего ждет, что кто-то из команды воспользуется услугами этого вида транспорта.
   – Гробы метров через сорок, – уточнил Самойленко.
   Для здешнего «города» под крышей расстояние в самом деле ничтожное.
   – Пошли вместе, – предложил Сиверов. – Пролезем задворками. Двое тащат, двое страхуют.
   – Я не смогу нести, – сразу предупредил Витек. – Даже дотронуться не смогу.
   – Дотронешься, как миленький, – отрезал спецназовец. – Нужно будет – руками, нужно будет – еще и зубами поможешь. Иначе оставим здесь одного.
   Мобильник, изъятый у пленника, действительно обнаружился в кармане у покойного Тарасова.
   Сиверов без лишнего шума забрал его себе. Если б его заслали к врагу, этот жест был бы нормальным, естественным. А теперь будто украл.
   Гробы оказались роскошными – под красное дерево, с ручками. Тарасова уложили, закрыли крышкой.
   – Теперь возвращайтесь, – уверенно сказал переодетый в «цивильное» спецназовец. – Менеджер должен быть один, двое уже вызовут подозрение.
   Глеб хотел обговорить главное:
   – Как внизу, на выезде? Этим, на погрузчиках, плевать: ты платишь, он везет. А на выезде документы проверяют, накладные.
   – Забыл, где живешь? Если чечены у нас любой вопрос за бабки решают, я, тоже как-нибудь сторгуюсь.
   – Так у нас, в натуре, ничего не останется, – Витька одолел приступ жадности. – Растранжирим сейчас последнее, а дальше откуда возьмем?
   Глядишь, в самом деле грабить придется.
   – Успокойся, – усмехнулся Самойленко. – Скоро отмучаемся, недолго уже осталось. Лично мне так кажется.
   – Спасибо, утешил.
   Вернувшись на место, Витек сразу натянул куртку на белобрысую голову – так страус прячет голову в песок. Глаза и уши работали у одного Ильяса. Сиверов мог бы отойти под благовидным предлогом. Всем уже стало ясно: правило, воспрещающее отлучки в одиночестве, слишком сложно теперь соблюдать.
   Но Глеб не спешил оставить тех, в чьей способности к самозащите вовсе не был уверен. Дождался возвращения Николаича и Воскобойникова. Ди Каприо он несколько раз видел в деле – на мужика можно положиться, по крайней мере пару минут он гарантированно продержится.
   – Ну как? – поинтересовался Ильяс.
   – Там уже менты копошились вокруг тачки.
   Мы хозяина в спину подтолкнули, а сами живо развернули оглобли.
   – Что он придумает насчет глаза? Не поверят ведь, что вышел отлить и на ветку напоролся.
   – По крайней мере, не заложит, не должен, – уверенно заявил Воскобойников.
   Правда, уверенность быстро таяла. Не прошло и полминуты как он пробормотал, как бы в споре с самим собой:
   – Не должен. Хотя… Самое хреновое в этой жизни, когда теряешь веру в людей. Если в себя нет веры, все кажется ненадежным. Как на болоте живешь.
   – Где труп? – глухо донеслось из щели в уродливой маске.
   Все настолько редко слышали голос Николаича, что в первый момент показалось, будто вопрос задал кто-то посторонний.
   – Схожу гляну, как наш «менеджер» внизу договаривается. – тронулся с места Глеб, предоставляя Ильясу роль рассказчика.
   Надо убедиться, что с сержантом спецназа все в порядке. Странное затишье царит на складе. Неужели противник слишком благодушно настроился в преддверии полюбовной сделки? Не хотят никого трогать поодиночке, чтобы взять разом, наверняка?
   Лавируя между штабелями товара, Глеб приближался к металлическому трапу, быстро набирая номер пальцами левой руки. В трубке мобильника прозвучал гудок, потом отчетливо послышался знакомый голос, будто Федор Филиппович Потапчук находился совсем рядом. Генерал не тратил время на лишние слова:
   – Для тебя две новости. Первая: если Тарасов вернулся, держи ухо востро. Это он отправил вашего Жору на тот свет. Вторая: радиоперехват показал, что из Чечни сюда пожаловала серьезная фигура – закрыть, наконец, вопрос.
   – По Тарасову проблем больше не будет. Насчет фигуры – есть вероятность блефа.
   – Два дня тебе на окончательный диагноз.
   Уложишься?
   – Постараюсь.

Глава 30

   Со второго этажа на первый Глеб спускаться не стал. Высунувшись в проем, бросил взгляд вниз – на ворота в стене, отделенные друг от друга небольшими промежутками. Сейчас, в относительно теплую пору, все ворота были открытыми.
   Обстановка прежняя: машины загружаются и разгружаются – без суеты, но достаточно оперативно. Никто не слоняется без дела, не перекуривает, не кучкуется ради пустой трепотни – непривычная в общем-то картина.
   Низкорослой знакомой фигуры на кривоватых ногах нигде не видно. Всякое могло, черт возьми, случиться за это время. Сиверов уже собрался слезть вниз, хоть и не имел в голове четкого плана, как наводить справки. И вдруг откуда-то сверху раздался голос:
   – Никак подстраховывать меня собрался?
   Обижаешь, начальник.
   Спецназовец уже успел переодеться в прежнее повседневное шмотье, повязать на голове неизменный черный платок. Поведал, что обо всем договорился за наличные. Нанял грузовичок, которому предстояло возвращаться порожняком.
   – Мужик в Тверь поедет, ну я его и попросил завезти груз в тамошнее похоронное бюро.
   – А дальше?
   – Разберутся. Я накатал записку с именем-фамилией, положил в гроб. Найдут родню или за общественный счет похоронят.
   – Потянут за ниточку, допросят водилу. Он ведь не будет молчать.
   – Пока все закрутится, нас здесь уже не будет.
   Сиверов упустил из виду, что машина может взять курс в сторону от Москвы. Вдруг местное УФСБ кинется само действовать, не спросившись на Лубянке? Люди иногда десятилетиями ждут подходящего дела, с которым можно выскочить на поверхность.
   «Нервы у мужика не выдержали, – подумал Сиверов. – Написал с расчетом, что приедут, заберут. Надеется за решеткой пережить тяжелые времена».
   Спецназовец уловил ход мыслей своего спутника:
   – Очко у меня давно уже железное. Так давно, что ржаветь потихоньку начинает. В камеру я не пойду – не заслужил. И на помощь от этих гладеньких, при галстуках не рассчитываю. Они нас давно кинули. Если перебьем друг друга и передушим, им же легче будет. Сотрут соответствующий файл, и место освободится.

* * *

   Время близилось к полуночи, к назначенному бандитами сроку. Сиверов был уверен в подвохе.
   Как бы высоко боевики не оценили его способности, не привыкли они отстегивать столько человеку без кресла и без погонов. Засады не будет, у них, наверное, тоже есть пословица, что второй раз на те же грабли наступать не годится.
   Новую подлость придумали. Но не идти нельзя.
   Нельзя выходить из образа человека, на полном серьезе назначившего заоблачную цену. Раз назначил, значит должен верить, что ее реально могут заплатить.
   Команда изгоев не спала. Никто кроме Глеба не знал о виновнике гибели Бубнова, и некоторые мучительно задавались вопросом: так ли уж виноват был замкомполка? Стоило ли дело убойного выстрела или нужно было потерпеть еще минуту-другую. Тарасов очнулся бы, понял, как далеко зашел… И почему все-таки никто не расслышал выстрела?
   Тягостные размышления прервал Глеб. Он вышел на середину, держа в руках винтовку с оптическим прицелом.
   – Оружие английское, глушитель чеченский.
   Трофей, добыт здесь. Я не спешил говорить, но сейчас самое время. Мне опять нужно отлучиться – хочу, чтобы вы были готовы ко всему.
   Спать сегодня ночью не рекомендую.
   – А ты? – спросил Ильяс.
   – Мне тут недалеко. Обещали за вас полмиллиона баксов, вот я и схожу, поинтересуюсь.
   – Без прикрытия?
   – Так проще.
   Глеб уже все для себя решил. Его теперь интересовали исключительно водители погрузчиков.
   Пристроившись в засаде, он дождется рано или поздно «почтальона» – того, кто подкинул второй радужный диск.
   Как этот ублюдок оказался за рулем? Устроился позавчера на работу по липовым документам?
   Или просто увел свободную машину из «стойла»?
   Склады огромные, вряд ли все водители точно помнят друг друга в лицо.
   «Улица» была достаточно широкой, встречные погрузчики могли легко разъезжаться. Глеб насчитал максимум пять машин в минуту, но были отрезки времени, когда не показывалась ни одна.
   Время шло, пора уже было проявлять нетерпение, интересоваться содержимым пакета. Но он ждал и дождался… Так же тщательно выбрит, так же голубоглаз. Пожалуй, слишком красив для водителя погрузчика. Черт возьми, сзади тянется кто-то еще. И упускать нельзя, второй раз этот тип здесь не появится.
   Сиверов спрыгнул со штабеля итальянской кафельной плитки – ее цвет и узор были обозначены яркой нашлепкой на каждой из упаковок.
   Спрыгнул не на проезжую часть, а назад, в длинный узкий проем, подобный тому, где обосновалась команда. Здесь он был гораздо уже. Пришлось протискиваться вперед, стараясь не обозначить себя даже слабым шумом и не отстать от погрузчика.
   Где-то удавалось пробежать десяток метров, где-то нужно было ползти. Где-то приходилось подтягиваться и так преодолевать препятствие.
   Скорость погрузчика нельзя было назвать высокой, но все равно через минуту такого следования параллельным курсом Сиверов вымок до нитки.
   Одновременно он напрягал слух, пытаясь точно определить наличие других машин на «улице».
   Лишний попутчик, кажется, отстал. Свернуть было некуда. Остановился?
   Слишком длинные и прямые здесь магистрали, трудно гарантировать отсутствие свидетелей где-нибудь вдалеке. Сиверов мог потерять важный темп, но все-таки стремительно вскарабкался наверх. Обернутый толем товар хранился здесь в деревянных решетках – достаточно было дважды ухватиться рукой.
   Есть, черт возьми, лишний глаз. Далеко впереди, за перекрестком, разгружают какое-то дерьмо. Черт бы побрал эту суету, не склад, а муравейник!
   Настойчивость рано или поздно приносит свои плоды. Неизвестно, держал ли в голове противник точный маршрут или просто «патрулировал» на всякий случай. Так или иначе, он свернул на перекрестке. Буквально через два метра что-то вырвало его из сиденья, затянуло в щель, как пылесос затягивает мелкий мусор.
   Не стоило оставлять на виду бесхозный погрузчик. Сиверов всегда точно рассчитывал силу удара – в ближайшие четверть часа «почтальон» не очнется. Вероятность, что свои его обнаружат, тоже ничтожно мала.
   Человек с тонкими губами и спокойными серо-стальными глазами сел за руль в униформе работника склада, уверенно продолжил путь.
   Очень скоро он свернул еще раз, направляясь к дугообразному съезду вниз. Он примерно знал, где находятся гаражи, – на нулевом, подземном уровне. Здесь машины оставляют по окончании смены, здесь проводятся ремонт и профилактика.
   Чтобы не создавать перерывов в работе склада, не было единых для всех смен – каждый выходил по собственному графику. Ни у кого из очевидцев не вызвало удивления, когда машина под номером «сто семнадцать» заехала на прямоугольник с тем же номером, обозначенным синей краской на бетонном полу.

* * *

   Изображать полную невинность обезоруженному чеченцу не имело смысла.
   – Не стрелял, никого не убивал. Я только водитель, поэтому поручили…
   Он говорил по-русски без акцента. Похоже, учился где-то в России или работал.
   – У меня свой интерес, мне твои подвиги до фонаря. Гонорар на месте?
   – Должен быть там.
   – Сходишь возьмешь. И принесешь мне в клюве.
   – Никакой подставы, друг.
   В ответ на «друга» Сиверову мучительно захотелось переломать бандиту нос. Но Глеб сдержался.
   – Вот и сходи.
   По лицу чеченца было видно – он ничего не знает наверняка. Так оно, скорее всего, и есть: о ловушке не сообщают на общем собрании, в лучшем случае два-три человека в курсе дела.
   – Я все равно на тебя не похож.
   – Почему? Рост такой же, комплекция. Волосы даже посветлее, но каши маслом не испортить. Короче, встал и пошел, – жестко закончил Сиверов.
   Добрались до места вдвоем, не показываясь на открытых участках. Глеб уже мог различить в крайнем вертикальном ряду чуть сдвинутую картонную коробку. Где-то там пакет – под ней или сбоку. А может, внутри? Чеченцы щедро отмеряли время на пересчет и осмотр купюр.
   Не здесь ли собака зарыта?
   – Сперва сам пересчитаешь, потом мне отдашь.
   – Потом ты меня пристрелишь, – чеченец решил затребовать хоть какие-то гарантии.
   – Может быть. Зависит от твоих товарищей.
   Если второй раз решили меня прокинуть, тогда точно пристрелю. А если там все в порядке, зачем мне твоя жизнь?
   – Как ты меня распознал?
   – Неси бабки – узнаешь. По моим прикидкам, твои шансы пятьдесят на пятьдесят.
   «Почтальон» попытался еще покачать права, но Сиверов свои разъяснения закончил, теперь аргументом стал передернутый затвор. Покрутив головой, чеченец стал медленно сдвигаться в нужную сторону, до Глеба долетел шепот молитвы на арабском.