Воронин Андрей Николаевич. Разведка боем

   Кто его знает, не упадет ли теперь на приличный градус сумасшедшее рвение боевиков? Может, именно Тарасов был для них самой раскрученной фигурой, самым желанным уловом. Ведь остальных не «рекламировали» по телевизору, а замкомполка превратили чуть ли не в символическую фигуру. Недаром по каналам связи боевики предлагали в свое время отдать за него одного то двадцать, то тридцать пленных федералов.
   Другие фамилии – к примеру, Воскобойникова – вообще ни разу не озвучивались.
   – Решился человек, вот он и выживет, – пробормотал Витек себе под нос. – А у нас очко играет остаться, но уйти еще страшней. Потому и сдохнем, как собаки. Будут чечены по куску отрывать.
   – Только не ной, – поморщился Самойленко. – Семен случайно погиб, к Жориной смерти абреки вообще отношения не имеют.
   – Может, настало время прийти и попроситься, чтобы нам впаяли срок? Пару лет пересидели бы все в одной камере, – мечтательно произнес Витек.
   – Ага. Боевики тем временем перевоспитаются, крылышки отрастят.
   – Проситься? – возмутился летчик. – У ментов, у фээсбэшников? У тех, кто нас бросил на произвол судьбы?
   – Потише, ребята. Тут товар поблизости выгружают, – влез в разговор Ильяс.
   – Меня, может, и бросили, – упрямо продолжал Витек. – А тебе, в принципе, помогли: выписали новые документы, дали хату в другом городе.
   – Что значит «дали»? – майор злился на себя, что ввязался в ненужный спор. – Одну забрали, другую дали.
   – А чего ты еще ждал? Системы противоракетной обороны вокруг твоего квартала?
   – Много выступаешь. Первый раз вижу, чтобы от страха язык удлинялся.
   – Мне, к примеру, на полкопейки не помогли.
   А тебе на них жаловаться грех.
   У Воскобойникова не было настроения вдаваться в подробности.
   – Если мне создали все условия, какого хрена я, по-твоему, здесь торчу? Ради чьих-то красивых глаз?
   – Просто жена тебя бросила. Но ФСБ тут не виновато.
   – Да кто ты такой, чтобы рот открывать?
   Воскобойников оглянулся в поисках чего-нибудь тяжелого. Но вокруг были только поролоновые подушки, и пришлось швырнуть в белобрысого парня еще не вскрытой банкой шпрот. Витек едва увернулся – попади банка в голову, он бы, как минимум, отключился.
   Возмущение Воскобойникова было велико: он ведь не делился с Витьком подробностями личной жизни. В разное время рассказывал только троим – теперь вот выяснилось, что кто-то из них от скуки обсуждал его историю с парнем.
   – Подеритесь еще, – предложил Самойленко. – Один смурной сбежал, но свято место пусто не бывает.
   Воскобойников поднял воротник и уперся подбородком в грудь. Обида комом стояла в горле, он безумно жалел, что поддался слабости, поведал о последних тягостных месяцах своей семейной жизни.
   – Виноват, братец, ты, – Самойленко направил в сторону Витька свой короткий указательный палец с характерной мозолью. – На три дня без обеда остаешься.
   – С какой стати? Какое я, интересно, правило нарушил?
   – Договорились не вспоминать прошлое.
   – Ты, пожалуйста, не передергивай. Нельзя напоминать о деле. А я о деле даже не заикался.
   – Короче, посидишь голодный.
   – Не имеешь права! Глеб, скажи ты.
   На теперешний момент авторитет Сиверова был, конечно, весомей, несмотря на краткий срок его пребывания в команде. Он понимал, что формально Витек прав. Но не стоило парню ради красного словца колоть летчика в больное место.
   Самойленко вперился в Сиверова взглядом из-под черного, начинающегося от самых бровей платка. Наверняка этот человек с тонкими губами и серо-стальными, слегка прищуренными глазами захочет продемонстрировать свой статус. Как быстро, черт возьми, преодолел он путь от новичка, которому не доверял никто.
   – Алексей свое сказал. Мне добавить нечего, – бросил Глеб.
   – Буду я вам сидеть и смотреть, как вы жрете. Я ухожу, и пусть кто-нибудь посмеет меня остановить.
   Витек забросил на спину рюкзак со сменой одежды, фонариком и еще кое-какой мелочевкой.
   Самойленко с Сиверовым безмолвно обменялись взглядами и поняли друг друга без слов.
   На всякий случай Глеб взялся за автомат. Парень, конечно, завернет назад. Но если у него хватит духу пройти метров тридцать, появится необходимость в прикрытии.
   Тридцать метров Витек не осилил. Сперва остановился, потом сел, постукал себя с досадой кулаком в челюсть и потянулся назад, стараясь не попасться на глаза водителю ближайшего погрузчика.

Глава 27

   Из Подмосковья поступили свежие новости, и троица обсуждала их уже на другом месте – в здании чеченской сельской школы на территории, подконтрольной российским войскам. Выделенные из бюджета средства на восстановление школы где-то растворились. Здание по-прежнему стояло закопченное, с выбитыми стеклами. На полу в классных комнатах валялись куски штукатурки и битого кирпича, но в одной из них спешно навели порядок: подмели пол, вытерли его влажной тряпкой, застелили , коврами, чтобы через час скрутить их обратно.
   Разговаривали на чеченском:
   – Неплохой довод в пользу его требований.
   Человек с серебристыми искрами на черной щетине имел в виду мертвеца, в чьем кармане обнаружили обрывок обоев с высоким тарифом.
   – Убедительный. Хуже всего, что он забрал оружие.
   – Мы могли бы подкинуть остальным улику, раскрыть его. Но что мы сейчас от этого выиграем? Надо соглашаться. У Малгабека в последнее время все четко получается. Не всякая машинка разницу ловит.
   – Такие доллары тоже стоят денег. По триста пятьдесят за тысячу, у нас их с руками отрывают.
   Теперь раздели на три запроса этой неверной свиньи. Не жирно ли ему будет?
   – Можно подкинуть другие, из старой партии.
   – Я думаю, наш друг уже слышал историю Бубнова. В любом случае он найдет способ проверить доллары, прежде чем выйти из игры.
   – Согласен, – произнес наконец свое слово обладатель огненно-рыжей бороды. – На фальшивку он не клюнет. Надо извиниться, сказать что больше никаких подвохов с нашей стороны не будет. Для большей убедительности поторговаться: предложить четыреста тысяч вместо пятисот.
   При этом он должен пообещать забрать с собой все оружие.
   Из трех собеседников эмир Халил был единственным, кто говорил на чеченском не слишком свободно. Часто в голове его рождались фразы на турецком, арабском, английском – приходилось их переводить. Из-за этого речь его выглядела более правильной и более мертвой. Но именно эти жесткие и законченные конструкции предложений делали ее весомой и авторитетной.
   По возрасту Халил с его нежной, почти девичьей кожей лица и рук был младше своих собеседников, и по законам горцев за ним не должно было остаться последнее слово. Но беспощадная война с неверными пошатнула эти законы больше, чем семьдесят лет социализма. Авторитет старейшин остался только для торжественных церемоний – обрезания, свадьбы и похорон.
   – Не нравится мне вся эта история, – заметил собеседник с длинной черной бородой. – Подозрительно долго никто ничего не замечает.
   – Кто и когда в России что-то замечал? – усмехнулся чеченец, заросший щетиной. – Нам давно пора понять: у них масштабы другие. Для нашего народа каждый на вес золота. Не важно, хорош он или плох, главное, что он чеченец и мусульманин. А для них тысячей больше, тысячей меньше. У них народу больше, чем камней у нас в горах.
   – Речь не об этих шакалах. Они свое дело сделали, и спецслужбам на них плевать. Речь о стрельбе – ее так легко не пропускают.
   – В Баламаново открыли дело. Все гильзы аккуратно подобрали, весь рынок перетрясли. В пионерский лагерь тоже приехали следователи – сторож вызвал. Но кому придет в голову связать два случая, произошедших на таком расстоянии?
   – А оружие? Сколько времени эти шакалы болтаются по России с оружием, и ни разу их не захомутали? – последнее слово чеченец произнес по-русски.
   – Мало, по-твоему, в России незаконных стволов?
   – Достаточно. Только другие не носят их с собой круглые сутки. Держат в надежном месте, чтобы раз в месяц взять в руки на час-другой.
   А у этих круглый год при себе.
   – Они сами вместе с пушками в надежном месте торчат, лишний раз на свет не высовываются.
   – Возьми карту и посмотри – где они были и где оказались.
   – Думаешь, их специально не трогают?
   – Сделаем так, – предложил эмир Халил. – Пустим утку, что к нашим людям в России подключится серьезный человек. Посмотрим, как там среагируют.
   – Правильно. Главное, чтобы поверили.
   – Заставим поверить.
   Раздался характерный нарастающий гул. Высоко в небе пролетел военный самолет. Его не стоило опасаться. Здешний район считался самым мирным во всей Чечне, даже зачистки здесь давно закончились.

* * *

   Глеб устал отсиживаться, защищаться. Ожидание никогда не было его стихией – он привык первым наносить мгновенный и точный удар. Теперь решил позволить себе короткий рейд, благо дежурить выпало тем, профессионализму кого он мог довериться – Самойленко и Николаичу-Ди Каприо.
   Когда все остальные заснули, Глеб негромко обратился к ним:
   – Попробую покружить по окрестностям. Может, что интересное разведаю. Отпускаете одного?
   Никто, конечно, не забыл последних событий: исчезновения Тарасова, выходки Витька, у которого просто не хватило духу уйти. Первое, что приходило на ум, – Глеб тоже решил начать новую, «самостоятельную» жизнь. Но стал бы он морочить голову, если б действительно собрался покинуть команду? Кто помешал бы ему свалить?
   – Или потом без обеда оставите за нарушение правил?
   – Иди, какой разговор. Только аккуратнее, ты нам еще понадобишься.
   – Нас и здесь обнаружили, – Николаич уже знает. Хочу, чтоб ты тоже знал.
   – Значит, Кормильцев не виноват, – скрипнул зубами спецназовец. – Теперь понятно, почему Тарас слинял. Решил, что дело в шляпе: нас наконец накроют всех, и больше его услуги не понадобятся.
   – Не торопись с выводами, – покачал головой Глеб. – Стал бы Тарас доверять им в таких играх?
   – У него мозги не в порядке. И уже давно.
   Дурдом не прошел бесследно.
   – Это не он. Надумает вернуться – на здоровье.
   – Мне бы твою уверенность. Хотя насчет спонсора ты тоже был единственный, кто с самого начала не верил в его виновность… Как теперь смириться с тем, что человека погубили по глупости? Мужик от себя отрывал, от дела, от семьи.
   И давал, чтоб мы жили. Что он мог чувствовать, когда явились его кончать?
   – Два раза ему звонил, – признался Глеб. – Решил, что убедил.
   – Ты звонил? Когда?
   – Какая разница?
   Человек с обожженным лицом продолжал молча слушать, никак не реагируя на новые, открывшиеся факты. У спецназовца, наоборот, все чувства были четко написаны на рябом лице – от удивления до гнева.
   – А если он из-за этого охрану взял? Тех, кто застрелил Бубна.
   – Если б поверил, просто уехал бы. Неделю не стал бы показываться ни в офисе, ни на квартире…
   Насчет истории со смертью Жоры вопросов куча.
   Чем дольше думаешь, тем больше. Тарасов, как минимум, не все нам рассказал.
   Забрав трофейную винтовку, Сиверов, не прощаясь, вылез через люк на крышу. После яркого света на складе темнота накрыла черной волной.
   Но даже в первые секунды для человека по прозвищу Слепой она не была подобием этой самой слепоты. Он сразу четко различил не только звезды и мутную за пеленой облаков луну, но рифление листов кровли, мусор в полиэтиленовых пакетах, выходы вентиляционных труб.
   Прожектора, расположенные по краю, направлены были вниз. Они не уделяли крыше даже малой толики своего потока. Но Сиверов в этом и не нуждался. Окунувшись в темноту как в родную стихию, он двинулся, пригибаясь, вперед.
   Огромный складской комплекс можно было рассматривать как десяток отдельных зданий, разделенных глухими стенами. Но вполне допустимо было считать их и единым сооружением – в этом случае стены играли роль внутренних перегородок. Отсюда, сверху, единство было особенно наглядным, по слитым листам кровли нельзя было определить, где кончается один склад и начинается соседний.
   Ровных участков здесь не было – постоянный небольшой уклон. Поднимаясь вверх, добираешься до гребня. Оттуда открывается зрелище застывшего моря с равномерными грядами волн или окаменевшей пустыни с барханами. Темнота скрывает углы, подкрепляет иллюзию. Дальше постепенный спуск под уклон.
   Приближаясь к гребню, Сиверов одновременно пригибался все ниже. Он вполне допускал, что где-то на крыше дежурит в ожидании враг. Глебу не было нужды снимать обувь, как Тарасову, в своих мягких кроссовках он передвигался абсолютно бесшумно.
   Он не ставил перед собой задачу найти кого-то и уничтожить. Важно доиграть до конца перед чеченцами свою роль негодяя, готового продать хоть мать родную за хорошие деньги. Роль безгранично самоуверенного профессионала, который рискованным способом набивает себе цену.
   Такой будет успешно отбиваться, пока не увидит в своих руках весомых пачек, не пощупает воротник президента на каждой из купюр. Но вряд ли займется ночной охотой, желая нанести противнику еще больший урон. Нельзя выходить из образа циника. А цинику лишние геройства не нужны, он вообще не делает лишних усилий.
   Глеб хотел всего лишь приглядеться, прислушаться. Если повезет, уяснить себе ближайшие намерения врага – как и когда стая волков попытается в очередной раз ухватить добычу. Ступая по ребристым листам, он слышал внизу гул погрузчиков. Дважды ложился на живот, прикладывал ухо к крыше, чтобы разобрать разговор. Оба раза общались между собой хозяин товара и работник склада, в обоих случаях говорилось о том, откуда взять товар, – сверху или сбоку штабеля.
   Выход к краю крыши тоже ничего нового не дал. Знакомая картина: движутся огоньки на шоссе, грузовые машины съезжают с трассы на короткую дорогу к складам. Рядом с обычной бортовой машиной, облепленной грязью, можно видеть сияющие трейлеры – всем своим видом они наглядно демонстрируют: мы только что из шенгенской зоны и долго у вас не задержимся.
   Метров на сто от стены склада земля разровнена, заасфальтирована. Асфальт размечен, разрисован стрелками, чтобы не создавать путаницы и заторов. На остальном пространстве до шоссе темнеют кусты и белеют прожилки берез среди хвои чахлых елок. Ничего подозрительного там не просматривается.
   Хотя, конечно, подкрепление к боевикам может прибыть точно так же, как сюда прибыла команда изгоев, – под днищем любого из трейлеров. Или внутри, в самой машине. И не увидишь отсюда сверху ничегошеньки.
   Вон, расхаживают охранники – один, другой.
   По сторонам не глядят, только под ноги. Надавали лицензий охранным фирмам, а там сплошное раздолбайство. Куда годятся эти двое? Два пустых места и больше ничего. Впрочем, не надо им сейчас проявлять излишнюю бдительность, могут все дело испортить.
   Покончив с наружным осмотром, Глеб пролез через люк обратно в здание. Таких люков на крыше хватало, каждый вблизи от выхода на поверхность вентиляционной трубы. Снова ярко освещенные склады, разномастные упаковки и разнообразные запахи.
   Глеб двигался не спеша, внимательно присматриваясь к закоулкам и щелям между залежами товара. В одной из таких щелей заметил спящих парня и девушку. При ближайшем рассмотрении обнаружились многочисленные следы уколов на запястьях, на внутренней стороне локтевых сгибов и даже на шее.
   Аптечные склады для всей Москвы находились в другом месте. Но «гуманитарку» сбрасывали именно сюда, в том числе и лекарства. Судя по всему, парень с девушкой уже давно пробрались внутрь – они явно отчаялись заработать на волшебное зелье.
   Надписи на коробках указывали на то, что там сильное обезболивающее средство. За пределами грязной подстилки узкую полоску пола сплошь покрывали разбитые ампулы. Никаких признаков того, что парень с девушкой что-то ели и пили в последнее время. По-видимому, очнувшись, они тут же кололись по новой.
   Присев на корточки, Глеб всмотрелся в землистые лица. Тряхнул девушку за плечо, шлепнул ее друга по щеке. Бесполезно, они сейчас далеко.
   Переступили грань – даже если сейчас заберет их «скорая», дальше не светит ничего, кроме медленного умирания в мучительной «ломке». А в военном госпитале в той же Чечне импортное обезболивающее здорово пригодилось бы.
   Метрах в пятнадцати, за стенкой из коробок, притормозил погрузчик. Выглянув в проезд, Сиверов заметил, что работник склада в форменной куртке как-то слишком уж торопливо складывает коробки для вывоза. На каждой красовался значок Всемирной организации здравоохранения.
   – Не суетись, мать твою, – прошипел второй человек в цивильном костюме.
   Но сам тоже нервно оглядывался по сторонам.
   Воруют «гуманитарку»? Наверное, и с охраной есть договоренность. Этот товар, конечно, проще «увести», чем собственность частной фирмы. Та обязательно поднимет шум, подаст заявление о пропаже. У коробок с такой вот помощью настоящего хозяина нет, значит, возможны самые разные варианты.
   Впрочем, Глеба мало интересовали «язвы» общества. Слишком серьезная стояла перед ним задача.
   Путешествие по складу продолжилось, – путешествие человека, умевшего оставаться невидимым.
   Приблизительно через час траектория пути стала изгибаться в сторону отправного пункта, он не хотел слишком долго отсутствовать на своем месте.
   Глеб уже решил, что больших плодов его ночной обход не принес. Как вдруг заметил движение руки водителя очередного погрузчика. Новенькая, похожая на игрушечную машинка с двумя лапами только что прокатилась мимо. За рулем сидел человек лет тридцати вроде бы абсолютно славянского типа. Какая-то деталь его внешности слегка смутила Сиверова, но погрузчик уже укатил вперед. Глеб решил, что секундное впечатление вызвано усталостью.
   На всякий случай проводил погрузчик глазами.
   В последний момент, перед поворотом, кисть левой руки водителя порхнула в сторону легким движением при полной неподвижности головы и плеча.
   Нечто отделилось от кисти и бликом света продолжило движение в воздухе. Погрузчик еще не пропал из виду, а Глеб уже все понял. Ему оставили второе послание – недалеко от места, где обнаружилось первое.
   Теперь он осознал свое первое впечатление.
   Волосы у водителя в самом деле были светлыми, глаза голубыми – точнее, один глаз, потому что Сиверов успел ухватить только профиль. Но вот чисто выбритая щека… Синеватый оттенок показывал, какая щетина на ней вылезет, если к середине следующего дня бритва не пройдется по коже снова. Щетина густая, жесткая, темная. Бороды и усы у горцев иногда гораздо темней, чем волосы на голове.
   Через несколько минут Сиверов уже поднимал радужный диск. На этот раз никто не сидел в засаде, от этой игры противник отказался. Конечно, Глеб рано или поздно обнаружил бы очередной «привет» от боевиков. Но раньше все-таки лучше.
   – Четыреста тысяч, – прозвучал голос в наушниках. – Если б вышел на нас без всяких посредников, получил бы все шестьсот. Сам виноват: мы потратились на тех, кто в этом деле не рискует ничем. Поэтому четыреста – предел. Эти деньги надо еще отработать. Уйти незаметно для своих и взять с собой их оружие. В крайнем случае можно оставить два ствола дежурным. Деньги найдешь в пакете. Завтра после полуночи на этом же месте. Никого здесь не будет. Взрывного устройства тоже, все равно ты найдешь способ его обезвредить.
   «Начали льстить, – сказал себе Сиверов. – Будь внимательней».
   – Бери деньги, – продолжал голос. – У тебя хватит времени их пересчитать, перещупать все подряд. Мы специально не клали соток. У нас много красивых соток, но тебе же главное не красота, тебе нужны настоящие. Смотри, изучай – у тебя ведь глаз-алмаз. Мы платим вперед. Вперед на полтора часа. Времени у тебя больше, чем нужно.

Глава 28

   По возвращении Глеба ждал большой сюрприз.
   Кто спал, давно проснулись – и вовсе не потому, что их встревожило отсутствие еще одного из членов команды. Нечто более удивительное подняло всех. Вернулся тот, кого они не ожидали больше увидеть. И не один.
   Одежда Тарасова выглядела грязной и мокрой, хотя дождя с момента его ухода не было. Потные бесцветные волосы прилипли ко лбу, челюсти безостановочно перемалывали небольшие продолговатые бисквиты, упаковку с которыми он прихватил мимоходом с первого этажа.
   Бисквиты он брал левой рукой. Пальцы правой оставались еще скрюченными – так бывает у тех, кто слишком долго и напряженно сжимал рукоять пистолета. Тарасов медленно сгибал их в суставах, не поворачиваясь к человеку, которого привел с собой.
   От мужчины лет пятидесяти с двойным подбородком пахло дорогим одеколоном и хорошими сигаретами. Из всей команды только майор Воскобойников ценил в прошлой жизни хороший табак.
   Никто не осудил бы летчика, если б он на спонсорские деньги время от времени баловал себя пачкой настоящих, а не липовых «Мальборо» или «Кэмел». Но во вторую жизнь Дмитрия – жизнь изгоя, потерявшего работу и семью, – гурманство никак не вписывалось. По большому счету, все потеряло вкус.
   Теперь, рядом с незнакомцем не только Воскобойников чувствовал свою ущербность. Костюм, галстук, очки в тонкой золотистой оправе, – все обличало человека благополучного, преуспевающего.
   – У меня запрос по существу, – при виде Сиверова Витек вскинул руку вверх. – Глеб с Тарасовым тоже нарушили правила. Какое для них будет наказание?
   – Умолкни, – бросил, не оборачиваясь, Самойленко.
   – Не выйдет. Нашли, тоже, салабона. Деды, блин…
   По-прежнему не оборачиваясь, Самойленко двинул назад локтем. Витек зажал ладонью разбитую губу, с подбородка упали одна за другой две капли крови.
   – Знаешь, кто это? – мрачно кивнув в сторону нового лица, спросил у Глеба спецназовец.
   – Догадываюсь.
   В первый момент Сиверов не мог поверить, что замкомполка притащил с собой заложника. Но с каждой секундой пребывания рядом с Тарасовым эта дикая нелепость рисовалась все очевиднее. Маленькие васильковые глазки светились двумя незамутненными точками на перепачканном грязью лице. Светились от безумия, теперь уже несомненного.
   – Ну и как тебе? – продолжал интересоваться Самойленко. – Круто?
   – Круче некуда.
   – Я знал, что вы начнете канитель разводить, – кивнул Тарасов. – Ничего, потом спасибо мне скажете. Надо просто называть вещи своими именами. Прошу любить и жаловать: наш новый спонсор, Костромин Михаил Эдуардович.
   Достав из кармана водительские права заложника, он протянул их Ди Каприо, стоявшему ближе всех. Тот обратил внимание не на фамилию, а на транспортное средство:
   – «Опель-Астра».
   – Не шестисотый «мере», – стал оправдываться Тарасов. – На тех с шофером ездят.
   – А этот сам был за рулем? – спросил Самойленко.
   Тарасов привел нового «спонсора» совсем недавно и по-настоящему еще ничего не успел рассказать.
   – Неужели такого барыгу, как ты, подсадил?
   Жутковатая улыбочка появилась на лице бывшего замкомполка.
   – Да нет, я не пытался вызвать сочувствие.
   Просто показал ему пушку на заправке, сообщил, что он теперь мой шофер.
   – Приятная новость.
   – Где теперь тачка? – Сиверов пристально посмотрел в васильковые глазки.
   Он еще не решил для себя, как быть. Заложника, понятное дело, надо отпустить и как-то убедить его забыть о случившемся, не заявлять по горячим следам в милицию. С Тарасовым еще сложнее. Выгонять опасно, оставлять тоже. Связать по рукам и ногам во избежание еще худших выходок? А дальше? Как таскать его с места на место?
   Тычками дула в спину? Вряд ли его напугаешь таким образом. Напугать легко Костромина – респектабельного, здравомыслящего, в очках с тонкой золотой оправой.
   – Где тачка?
   – На обочине. В километре отсюда? – рявкнул Самойленко.
   – Тише, мыши, кот на крыше, – невозмутимо отреагировал Тарасов. – Или вы за время моего отсутствия закупили эти склады с потрохами, наняли охрану в бронежилетах? Нет, не заметно.
   Тогда пищать надо под сурдинку.
   – Чего нам бояться? Стукача ведь больше нет, слава героям, – ядовито процедил Самойленко.
   – Слава нам с Жорой, – кивнул Тарасов. – Если тебе точно нечего бояться, поезжай в Москву, потусуйся на Красной площади с воздушными шариками в руках. Пока не хочется? Вот и я о том же. Рано еще шуметь, товарищ сержант.
   Тарасов ненавязчиво отметил разницу в их прежнем статусе. Прежде он себе такого не позволял.
   – Так где конкретно машина? – решил все-таки уточнить Сиверов.
   Не надо поддаваться искушению сразу применять жесткие меры. Безумец – самый опасный противник, его действия невозможно просчитать.
   В импульсивном выбросе его сила и ловкость могут многократно превысить возможности нормального человека. Пусть лучше успокоится, расслабится.
   Тарасов хотел того же самого от своих товарищей по команде:
   – Спокойно. Не наведу я ментов на след. Тем более, что мы с Эдуардычем обо всем уже полюбовно договорились.
   – Его будут искать.
   – Уже позвонил, сообщил, что задержится.
   Все это время бывший замкомполка говорил с, полным ртом, шумно жуя бисквиты и так же шумно проглатывая. Из бокового кармана куртки торчала рукоять «ТТ». Размявшиеся пальцы снова вцепились в нее.
   – Если мы превратились в обычных бандитов, надо выходить на трассу и грабить, – глядя мимо всех произнес Воскобойников.
   По лицу было видно, что летчик уже и в остальных сомневается – может, и они созрели для нового образа жизни? Демонстрируя потерю интереса к разговору, Глеб сел и, запрокинув голову, опустошил половину бутыли с минералкой.