Страница:
Спаслось лишь несколько человек. Они сумели уползти в кусты, в чащобу и теперь вот добрались домой, чтобы рассказать македонянам о том, что случилось в Иллирии.
Антипатр выслушал их с каменным лицом.
– Я тогда поверю, что Александр убит, когда увижу его мертвым, – сказал он. – А чтобы вам, трусам и предателям, не было повадно давать волю своему лживому языку, я велю заковать вас в цепи и бросить в темницу. Там вы и будете рассказывать друг другу о том, как покинули в опасном бою своих товарищей и своего царя.
Антипатр так и сделал. Больше никто не услышал голоса этих людей. Но тревога, оставленная их речами, пошла по стране, проникая в дома, в семьи воинов, ушедших в Иллирию, перекидываясь из одного города в другой, из одной деревни в другую…
Вошла она и в царский дворец в Пелле, в тихие покои Олимпиады. Эту весть принесла ей заплаканная Ланика. Олимпиада не могла вымолвить ни слова, у нее подкосились ноги.
– Какие-то люди прибежали оттуда, – продолжала Ланика, – говорят, были у Антипатра…
– Позови сюда Антипатра!
Ланика немедленно вышла, чтобы исполнить приказание. Трудно было глядеть в расширенные от ужаса глаза Олимпиады. Да и самой Ланике хотелось рыдать во весь голос. Если это так, ведь погибло все. Ее нежно любимый воспитанник, ее мальчик Александр… Ее брат, Черный Клит, который ушел с ним… Самые дорогие люди!..
Антипатр явился не сразу. Вошел хмурый, суровый, поклонился сдержанно.
– Говори правду, – потребовала Олимпиада.
– Я не знаю правды, – ответил Антипатр.
– А что же ты знаешь? Что там за гонцы были? Где Александр? Где его войско? Ведь они же сказали тебе?
– Я не верю тому, что они сказали.
Олимпиада поднялась, подошла к нему, жадно глядя в его глаза.
– Ты не лжешь мне?
На ее страшно побледневшем лице резко обозначились пятна румян и черные линии бровей. Вместо живого лица на Антипатра глядела трагическая маска с горящими глазами. Антипатр слегка отстранился.
«Испугалась! – подумал он. – Вот когда по-настоящему испугалась… Если так случилось, как говорят, то мщение не замедлит!»
– Я знаю, я знаю, о чем ты думаешь! – сказала Олимпиада. – Я вижу твои мысли. Если погибнет мой сын, погибну и я. Но ты скажи мне – жив ли он? Я приказываю! Я приказываю тебе, слышишь?
– Советую тебе молчать, – сказал Антипатр. – Это будет самое разумное, пока не узнаем настоящей правды.
– Запри ворота. Все ворота. Все входы. И везде поставь стражу. Отряды поставь. Побольше стражи. И немедленно пошли гонцов к Александру!
– Ворота заперты. Гонцы посланы.
– Приведи сюда войско, ведь царь Александр оставил тебе войско.
– Этого я не сделаю.
– Я приказываю!
– Нет. Я буду поступать, как найду нужным, пока царь Александр не снимет с меня обязанностей правителя Македонии. – Антипатр поклонился и вышел.
Наступила ночь, быть может самая страшная ночь в жизни Олимпиады. Фрески на стенах ее покоев таяли, исчезали как дым, и перед ее глазами являлась мрачная долина в иллирийских горах. И в этой долине, стесненной скалами и дремучим лесом, лежало убитое македонское войско. Лежат македоняне, и среди них ее светлокудрый сын, царь македонский…
Она выбегала из душной спальни, охваченная дикой мыслью – пусть запрягут коней, она поедет туда и поднимет тело своего сына!
Ланика успокаивала ее, уводила обратно в комнаты. Тогда Олимпиада требовала, чтобы Антипатр немедленно явился к ней. Пусть он идет в Иллирию с войском! Пусть он идет и отомстит варварам за своего царя! И пусть привезет тело Александра!
Но Антипатр не являлся.
И тогда ужас охватывал Олимпиаду. Антипатр изменил. Он теперь с линкестийцами. Они договариваются убить ее. Она слышит их голоса за стенами, они идут отомстить за сыновей Аэропа, казненных по ее наущению. Они растерзают ее сейчас!
– Никого нет, – убеждала ее Ланика. – Стража стоит на стенах. Все тихо.
Да, Ланика права. Все тихо.
– Ланика, ступай прикажи – пусть дадут мне лошадей. Я поеду в Иллирию. Милый сын мой лежит убитый, а я здесь… в бездействии!
– Я не хочу этому верить, – отвечала Ланика, – дождемся гонцов.
– Но линкестийцы убьют меня этой ночью! Ты слышишь, как они кричат на улице? «Она ответит нам за смерть Клеопатры и ее сына!» Они хотят отнять у меня царство!
– Никто не кричит на улице, – возражала Ланика. И думала, сокрушенно качая головой: «Может быть, сын ее убит, а она думает о царстве!»
– Им не удастся! – повторяла Олимпиада. – Я жена царя македонского и мать царя македонского, они не вырвут Македонии из моих рук! – И тут же громко стонала: – О, Александр! О, мой сын! О, Александр!
Ланика плакала:
– Хоть бы поскорее утро!
Не спал в эту ночь и Антипатр. Бремя государства лежало на его плечах. Сам вооруженный, он держал под оружием и войско, оставленное ему Александром. На границах он поставил форпосты. Антипатр знал, что вся Эллада кипит сейчас, как котел; Александр убит – долой македонян!
А по горным дорогам к пограничной крепости Пелию скакали его гонцы. Им дан был твердый приказ: увидеть Александра живым или мертвым, увидеть своими глазами и немедленно вернуться.
Если увидят его живым – пусть рассказывают об этом повсюду. Если увидят мертвым – пусть скажут об этом только ему одному, Антипатру.
И теперь, объезжая с отрядом сторожевые посты, Антипатр думал лишь об одном, ждал лишь одного – возвращения гонцов. Что скажут они ему? Какую весть привезут?
Уже давно миновали те майские дни, когда ушел в страну варваров Александр. Уже летние месяцы плывут один за другим. Пора бы, пора возвратиться…
Серебристое сияние жаркой летней ночи было полно затаенной тревоги и смятения.
Македония ждала новых вестей из Иллирии и решения своей судьбы.
В эту же ночь к воротам старого эллинского города Фивы подъехало несколько всадников, закутанных в плащи. Подъехали тихо, чтобы их не услышала стража македонского гарнизона, оставленного Александром в фиванском кремле Кадмее. И хотя ночь была светлой и стража на стенах крепости не спала, никто не слышал, как открылись тяжелые городские ворота и неизвестные въехали в город.
Утром стража донесла начальнику гарнизона Филоте, которого звали так же, как сына Пармениона, что в Фивах неспокойно. Филота поднялся на крепостную стену, откуда был виден весь город. На улицах и площадях толпился народ. Выступали ораторы. Неясный шум доносился в Кадмею, выкрики, как будто фиванцы радовались чему-то…
Филота почувствовал неладное. Он выслал отряд в город, чтобы узнать, что случилось. Отряд вернулся очень скоро.
– В Фивах восстание! Власть захватили демократы, они ночью приехали из Афин.
Филота приказал запереть крепость.
Скоро стало известно, что в Кадмею не вернулись из города два македонских военачальника – Аминта и Тимолай. Их убили на площади.
Филота не мог понять, как фиванцы решились на все это. Что дало им такую дерзость?
Шум в городе разрастался. Вот уже фиванцы собрались у самых стен Кадмеи. Что кричат они?
– Ваш Александр убит в Иллирии! Вашего царя больше нет в живых! Уходите из Кадмеи! Убирайтесь, пока не уморили вас голодом!
Гарнизон подавленно молчал. Неужели это правда? А если правда – ведь не на пир поехал Александр, а на сражение! – то кто же выручит их теперь? Может быть, сдаться и уйти, пока фиванцы согласны их выпустить?
– Вы видели, как поступили они с Аминтой и Тимолаем? – сурово сказал Филота. – Так же будет и с нами, как только выйдем из крепости. Но если бы мы даже оказались сильнее их, мы не уйдем из Кадмеи, пока не будет приказа из Македонии.
– Неужели это правда, что Александр погиб? – обращались македоняне друг к другу с одним и тем же вопросом. И каждому хотелось услышать в ответ: нет, неправда!
Но кто мог с уверенностью сказать, что Александр жив? И все смотрели на Филоту.
– Я не могу этому поверить, – сказал Филота, – но если придется поверить, соберем все наше мужество, чтобы выдержать эту беду. И пока нам не сообщат из Македонии, что тело Александра в Эгах, мы будем держать Кадмею и ждать его.
Он приказал тщательно осмотреть стены крепости – где надо подправить, где починить, где укрепить их. И сам пошел проверить и на месте решить, как лучше подготовить крепость к защите.
Весть о смерти Александра взбудоражила всю Элладу. Демократы, противники македонских царей, ликовали. Они широко разносили эту весть, они кричали об этом на площадях, на народных собраниях, в театрах. Они призывали эллинские города восстать против македонского владычества. Сейчас самая пора избавиться от македонян – Александр убит и войско его погибло!
На эту весть откликнулся и персидский царь Дарий. Раньше, когда афинские демократы просили его помочь в борьбе с македонянами, Дарий писал им:
«Я не дам вам денег, не просите меня, вы все равно ничего не получите!»
А теперь он разослал письма во все эллинские города, призывая их к восстанию и предлагая хорошие деньги. Он сам был заинтересован в том, чтобы прогнать македонян с азиатского берега.
Хорошие деньги! Взять у варвара деньги, позволить исконному врагу подкупить Элладу?
Нет. Эллины на это не пойдут. Они будут презирать самих себя, если примут это позорное золото.
Все государства Эллады отвергли предложение персидского царя. Все, кроме Спарты. Спарта взяла персидские деньги.
И взял персидские деньги Демосфен.
Послы Дария привезли в Афины триста талантов – около 720 тысяч рублей золотом – с условием употребить их в интересах персидского царя. Афинское правительство отвергло их. Но Демосфен взял: он считал, что интересы их одни и те же – погубить ненавистную ему Македонию.
Тем более это легко будет сделать теперь, когда там уже нет царя!
Снова, как в день смерти Филиппа, Демосфен надел праздничные одежды и вышел на Пникс. Он привел с собой какого-то человека с кровавой повязкой на руке.
Толпа на площади собралась немедленно. Что-то будет? Говорят, Александр убит, но правда ли это? Народ теснился поближе к возвышению, на котором стоял Демосфен. Подтвердит ли он эту весть или опровергнет?
Демосфен подтвердил. Да, Александр погиб в бою с трибаллами. И все македонское войско погибло в иллирийских горах. Эллада может считать себя свободной от всех договоров и обязательств, которые были заключены с македонским царем Филиппом и которые были подтверждены с Александром. Потому что ни Филиппа, ни Александра больше нет в живых!
– Вот свидетель! – сказал Демосфен и подтолкнул вперед человека с перевязанной рукой. – Он сам был в бою под Пелием, где и получил рану. На его глазах был убит македонянин Александр!
Гул прошел по толпе. И нельзя было понять – верят этому люди или нет, радуются или боятся выразить радость…
– Да, – сказал раненый, – войско тавлантиев окружило македонян. Я сам видел, как слетели белые перья с царского шлема! Своими глазами. Македоняне попали в ловушку. Царь македонский больше не придет в Афины.
Македонская партия в Афинах умолкла. Снова всюду командовал Демосфен и такой же жестокий противник македонян оратор Ликург. Всюду слышались их речи, их распоряжения. Теперь действовать немедленно. Настало время освободиться от македонского ига, и терять этого времени нельзя! Афины больше не признают власти македонян. Но этого мало. Афины должны помочь и другим эллинским государствам освободиться от Македонии. И прежде всего надо помочь Фивам. Этот древний могущественный город, прославленный город Эпаминонда, так тяжко унижен. Там стоит македонский гарнизон. Македонян надо изгнать из Кадмеи!
Афины вооружались. Демосфен распорядился, чтобы оружие было отправлено к фиванским беотархам, которые сейчас взяли власть в свои руки. Это оружие было куплено на персидское золото.
Демосфен хоть сейчас повел бы афинян на помощь Фивам. Но афиняне каждый раз, как только дело доходило до войны, до похода, считали, что торопиться незачем.
История Афин хранит много славных и громких побед, когда вся Эллада была обязана им спасением от варваров. Но бесплатный, широко распространившийся труд рабов сделал свободных афинских граждан изнеженными, тяготы и лишения военных походов пугали их.
Всю свою жизнь Демосфен горько упрекал афинян в бездеятельности, в медлительности, бранил их, стыдил… И все-таки афиняне сохраняли свой характер. Надо выждать. Посмотреть, как обернутся события. Другое дело, если враг подойдет к афинским стенам, тогда они тотчас возьмутся за оружие! Но пока это в Фивах… Фиванцы и сами справятся. Тем более, что аркадяне идут им на помощь. А македонянам уже не на что надеяться. Вот и элейцы прогнали своих правителей, которые держали сторону Александра. Этоляне тоже волнуются…
Антипатр, видя, что происходит в Элладе, потребовал созвать совет амфиктионов. Представители эллинских городов собрались на Истме в Коринфской области.
Македонские послы сурово напомнили им о заключенных с Македонией договорах.
– Каждый город клятвенно обещал не выпускать из своих стен скрывшихся у них политических преступников и не дозволить им вернуться на родину. Афиняне сделали это. Они позволили фиванским беглецам, которые прятались у них, вернуться в Фивы, они снабдили их деньгами и оружием, – разве это не измена? А договоры заключаются для того, чтобы их выполнять. Так вот и выполняйте – усмирите своих мятежников. Вы обязаны это сделать!
Старейшины, прибывшие на собрание, вздыхали. Да, это так. Договоры заключаются для того, чтобы их выполнять.
Но перед их глазами стояли фиванские послы. Они стояли с оливковыми ветвями в руках, обвитыми овечьей и козьей шерстью, и умоляли о помощи.
– Избавьте от позора и тягчайшего унижения наш древний и славный город. Эллада всегда была свободной – вспомните об этом! Вступитесь за святое дело – защитите нашу свободу!
– Что вы будете делать с вашей свободой? – презрительно отвечал Антипатр. – Вы своими раздорами и войнами погубили Элладу, вы истребляете самих себя неустанно, многие годы! У вас даже нет вождя, чтобы выступить в поход против нашего общего врага – перса. А когда наш царь Александр согласился вести объединенное войско против персов, вы принимаете персидские деньги, чтобы воевать с нами. Где у вас совесть?
И все-таки мольбы фиванцев победили. Зачем Антипатр говорит об Александре, если его уже нет на свете? Кто же поведет их в Персию? И кто же спросит с них за нарушенные договоры, если того, с кем эти договоры заключались, нет в живых?
Македоняне уехали с Истма в суровом и яростном молчании. Без вооруженной силы с эллинами невозможно договориться. А от Александра все еще нет вестей.
Антипатр выслушал их с каменным лицом.
– Я тогда поверю, что Александр убит, когда увижу его мертвым, – сказал он. – А чтобы вам, трусам и предателям, не было повадно давать волю своему лживому языку, я велю заковать вас в цепи и бросить в темницу. Там вы и будете рассказывать друг другу о том, как покинули в опасном бою своих товарищей и своего царя.
Антипатр так и сделал. Больше никто не услышал голоса этих людей. Но тревога, оставленная их речами, пошла по стране, проникая в дома, в семьи воинов, ушедших в Иллирию, перекидываясь из одного города в другой, из одной деревни в другую…
Вошла она и в царский дворец в Пелле, в тихие покои Олимпиады. Эту весть принесла ей заплаканная Ланика. Олимпиада не могла вымолвить ни слова, у нее подкосились ноги.
– Какие-то люди прибежали оттуда, – продолжала Ланика, – говорят, были у Антипатра…
– Позови сюда Антипатра!
Ланика немедленно вышла, чтобы исполнить приказание. Трудно было глядеть в расширенные от ужаса глаза Олимпиады. Да и самой Ланике хотелось рыдать во весь голос. Если это так, ведь погибло все. Ее нежно любимый воспитанник, ее мальчик Александр… Ее брат, Черный Клит, который ушел с ним… Самые дорогие люди!..
Антипатр явился не сразу. Вошел хмурый, суровый, поклонился сдержанно.
– Говори правду, – потребовала Олимпиада.
– Я не знаю правды, – ответил Антипатр.
– А что же ты знаешь? Что там за гонцы были? Где Александр? Где его войско? Ведь они же сказали тебе?
– Я не верю тому, что они сказали.
Олимпиада поднялась, подошла к нему, жадно глядя в его глаза.
– Ты не лжешь мне?
На ее страшно побледневшем лице резко обозначились пятна румян и черные линии бровей. Вместо живого лица на Антипатра глядела трагическая маска с горящими глазами. Антипатр слегка отстранился.
«Испугалась! – подумал он. – Вот когда по-настоящему испугалась… Если так случилось, как говорят, то мщение не замедлит!»
– Я знаю, я знаю, о чем ты думаешь! – сказала Олимпиада. – Я вижу твои мысли. Если погибнет мой сын, погибну и я. Но ты скажи мне – жив ли он? Я приказываю! Я приказываю тебе, слышишь?
– Советую тебе молчать, – сказал Антипатр. – Это будет самое разумное, пока не узнаем настоящей правды.
– Запри ворота. Все ворота. Все входы. И везде поставь стражу. Отряды поставь. Побольше стражи. И немедленно пошли гонцов к Александру!
– Ворота заперты. Гонцы посланы.
– Приведи сюда войско, ведь царь Александр оставил тебе войско.
– Этого я не сделаю.
– Я приказываю!
– Нет. Я буду поступать, как найду нужным, пока царь Александр не снимет с меня обязанностей правителя Македонии. – Антипатр поклонился и вышел.
Наступила ночь, быть может самая страшная ночь в жизни Олимпиады. Фрески на стенах ее покоев таяли, исчезали как дым, и перед ее глазами являлась мрачная долина в иллирийских горах. И в этой долине, стесненной скалами и дремучим лесом, лежало убитое македонское войско. Лежат македоняне, и среди них ее светлокудрый сын, царь македонский…
Она выбегала из душной спальни, охваченная дикой мыслью – пусть запрягут коней, она поедет туда и поднимет тело своего сына!
Ланика успокаивала ее, уводила обратно в комнаты. Тогда Олимпиада требовала, чтобы Антипатр немедленно явился к ней. Пусть он идет в Иллирию с войском! Пусть он идет и отомстит варварам за своего царя! И пусть привезет тело Александра!
Но Антипатр не являлся.
И тогда ужас охватывал Олимпиаду. Антипатр изменил. Он теперь с линкестийцами. Они договариваются убить ее. Она слышит их голоса за стенами, они идут отомстить за сыновей Аэропа, казненных по ее наущению. Они растерзают ее сейчас!
– Никого нет, – убеждала ее Ланика. – Стража стоит на стенах. Все тихо.
Да, Ланика права. Все тихо.
– Ланика, ступай прикажи – пусть дадут мне лошадей. Я поеду в Иллирию. Милый сын мой лежит убитый, а я здесь… в бездействии!
– Я не хочу этому верить, – отвечала Ланика, – дождемся гонцов.
– Но линкестийцы убьют меня этой ночью! Ты слышишь, как они кричат на улице? «Она ответит нам за смерть Клеопатры и ее сына!» Они хотят отнять у меня царство!
– Никто не кричит на улице, – возражала Ланика. И думала, сокрушенно качая головой: «Может быть, сын ее убит, а она думает о царстве!»
– Им не удастся! – повторяла Олимпиада. – Я жена царя македонского и мать царя македонского, они не вырвут Македонии из моих рук! – И тут же громко стонала: – О, Александр! О, мой сын! О, Александр!
Ланика плакала:
– Хоть бы поскорее утро!
Не спал в эту ночь и Антипатр. Бремя государства лежало на его плечах. Сам вооруженный, он держал под оружием и войско, оставленное ему Александром. На границах он поставил форпосты. Антипатр знал, что вся Эллада кипит сейчас, как котел; Александр убит – долой македонян!
А по горным дорогам к пограничной крепости Пелию скакали его гонцы. Им дан был твердый приказ: увидеть Александра живым или мертвым, увидеть своими глазами и немедленно вернуться.
Если увидят его живым – пусть рассказывают об этом повсюду. Если увидят мертвым – пусть скажут об этом только ему одному, Антипатру.
И теперь, объезжая с отрядом сторожевые посты, Антипатр думал лишь об одном, ждал лишь одного – возвращения гонцов. Что скажут они ему? Какую весть привезут?
Уже давно миновали те майские дни, когда ушел в страну варваров Александр. Уже летние месяцы плывут один за другим. Пора бы, пора возвратиться…
Серебристое сияние жаркой летней ночи было полно затаенной тревоги и смятения.
Македония ждала новых вестей из Иллирии и решения своей судьбы.
В эту же ночь к воротам старого эллинского города Фивы подъехало несколько всадников, закутанных в плащи. Подъехали тихо, чтобы их не услышала стража македонского гарнизона, оставленного Александром в фиванском кремле Кадмее. И хотя ночь была светлой и стража на стенах крепости не спала, никто не слышал, как открылись тяжелые городские ворота и неизвестные въехали в город.
Утром стража донесла начальнику гарнизона Филоте, которого звали так же, как сына Пармениона, что в Фивах неспокойно. Филота поднялся на крепостную стену, откуда был виден весь город. На улицах и площадях толпился народ. Выступали ораторы. Неясный шум доносился в Кадмею, выкрики, как будто фиванцы радовались чему-то…
Филота почувствовал неладное. Он выслал отряд в город, чтобы узнать, что случилось. Отряд вернулся очень скоро.
– В Фивах восстание! Власть захватили демократы, они ночью приехали из Афин.
Филота приказал запереть крепость.
Скоро стало известно, что в Кадмею не вернулись из города два македонских военачальника – Аминта и Тимолай. Их убили на площади.
Филота не мог понять, как фиванцы решились на все это. Что дало им такую дерзость?
Шум в городе разрастался. Вот уже фиванцы собрались у самых стен Кадмеи. Что кричат они?
– Ваш Александр убит в Иллирии! Вашего царя больше нет в живых! Уходите из Кадмеи! Убирайтесь, пока не уморили вас голодом!
Гарнизон подавленно молчал. Неужели это правда? А если правда – ведь не на пир поехал Александр, а на сражение! – то кто же выручит их теперь? Может быть, сдаться и уйти, пока фиванцы согласны их выпустить?
– Вы видели, как поступили они с Аминтой и Тимолаем? – сурово сказал Филота. – Так же будет и с нами, как только выйдем из крепости. Но если бы мы даже оказались сильнее их, мы не уйдем из Кадмеи, пока не будет приказа из Македонии.
– Неужели это правда, что Александр погиб? – обращались македоняне друг к другу с одним и тем же вопросом. И каждому хотелось услышать в ответ: нет, неправда!
Но кто мог с уверенностью сказать, что Александр жив? И все смотрели на Филоту.
– Я не могу этому поверить, – сказал Филота, – но если придется поверить, соберем все наше мужество, чтобы выдержать эту беду. И пока нам не сообщат из Македонии, что тело Александра в Эгах, мы будем держать Кадмею и ждать его.
Он приказал тщательно осмотреть стены крепости – где надо подправить, где починить, где укрепить их. И сам пошел проверить и на месте решить, как лучше подготовить крепость к защите.
Весть о смерти Александра взбудоражила всю Элладу. Демократы, противники македонских царей, ликовали. Они широко разносили эту весть, они кричали об этом на площадях, на народных собраниях, в театрах. Они призывали эллинские города восстать против македонского владычества. Сейчас самая пора избавиться от македонян – Александр убит и войско его погибло!
На эту весть откликнулся и персидский царь Дарий. Раньше, когда афинские демократы просили его помочь в борьбе с македонянами, Дарий писал им:
«Я не дам вам денег, не просите меня, вы все равно ничего не получите!»
А теперь он разослал письма во все эллинские города, призывая их к восстанию и предлагая хорошие деньги. Он сам был заинтересован в том, чтобы прогнать македонян с азиатского берега.
Хорошие деньги! Взять у варвара деньги, позволить исконному врагу подкупить Элладу?
Нет. Эллины на это не пойдут. Они будут презирать самих себя, если примут это позорное золото.
Все государства Эллады отвергли предложение персидского царя. Все, кроме Спарты. Спарта взяла персидские деньги.
И взял персидские деньги Демосфен.
Послы Дария привезли в Афины триста талантов – около 720 тысяч рублей золотом – с условием употребить их в интересах персидского царя. Афинское правительство отвергло их. Но Демосфен взял: он считал, что интересы их одни и те же – погубить ненавистную ему Македонию.
Тем более это легко будет сделать теперь, когда там уже нет царя!
Снова, как в день смерти Филиппа, Демосфен надел праздничные одежды и вышел на Пникс. Он привел с собой какого-то человека с кровавой повязкой на руке.
Толпа на площади собралась немедленно. Что-то будет? Говорят, Александр убит, но правда ли это? Народ теснился поближе к возвышению, на котором стоял Демосфен. Подтвердит ли он эту весть или опровергнет?
Демосфен подтвердил. Да, Александр погиб в бою с трибаллами. И все македонское войско погибло в иллирийских горах. Эллада может считать себя свободной от всех договоров и обязательств, которые были заключены с македонским царем Филиппом и которые были подтверждены с Александром. Потому что ни Филиппа, ни Александра больше нет в живых!
Гул прошел по толпе. И нельзя было понять – верят этому люди или нет, радуются или боятся выразить радость…
– Да, – сказал раненый, – войско тавлантиев окружило македонян. Я сам видел, как слетели белые перья с царского шлема! Своими глазами. Македоняне попали в ловушку. Царь македонский больше не придет в Афины.
Македонская партия в Афинах умолкла. Снова всюду командовал Демосфен и такой же жестокий противник македонян оратор Ликург. Всюду слышались их речи, их распоряжения. Теперь действовать немедленно. Настало время освободиться от македонского ига, и терять этого времени нельзя! Афины больше не признают власти македонян. Но этого мало. Афины должны помочь и другим эллинским государствам освободиться от Македонии. И прежде всего надо помочь Фивам. Этот древний могущественный город, прославленный город Эпаминонда, так тяжко унижен. Там стоит македонский гарнизон. Македонян надо изгнать из Кадмеи!
Афины вооружались. Демосфен распорядился, чтобы оружие было отправлено к фиванским беотархам, которые сейчас взяли власть в свои руки. Это оружие было куплено на персидское золото.
Демосфен хоть сейчас повел бы афинян на помощь Фивам. Но афиняне каждый раз, как только дело доходило до войны, до похода, считали, что торопиться незачем.
История Афин хранит много славных и громких побед, когда вся Эллада была обязана им спасением от варваров. Но бесплатный, широко распространившийся труд рабов сделал свободных афинских граждан изнеженными, тяготы и лишения военных походов пугали их.
Всю свою жизнь Демосфен горько упрекал афинян в бездеятельности, в медлительности, бранил их, стыдил… И все-таки афиняне сохраняли свой характер. Надо выждать. Посмотреть, как обернутся события. Другое дело, если враг подойдет к афинским стенам, тогда они тотчас возьмутся за оружие! Но пока это в Фивах… Фиванцы и сами справятся. Тем более, что аркадяне идут им на помощь. А македонянам уже не на что надеяться. Вот и элейцы прогнали своих правителей, которые держали сторону Александра. Этоляне тоже волнуются…
Антипатр, видя, что происходит в Элладе, потребовал созвать совет амфиктионов. Представители эллинских городов собрались на Истме в Коринфской области.
Македонские послы сурово напомнили им о заключенных с Македонией договорах.
– Каждый город клятвенно обещал не выпускать из своих стен скрывшихся у них политических преступников и не дозволить им вернуться на родину. Афиняне сделали это. Они позволили фиванским беглецам, которые прятались у них, вернуться в Фивы, они снабдили их деньгами и оружием, – разве это не измена? А договоры заключаются для того, чтобы их выполнять. Так вот и выполняйте – усмирите своих мятежников. Вы обязаны это сделать!
Старейшины, прибывшие на собрание, вздыхали. Да, это так. Договоры заключаются для того, чтобы их выполнять.
Но перед их глазами стояли фиванские послы. Они стояли с оливковыми ветвями в руках, обвитыми овечьей и козьей шерстью, и умоляли о помощи.
– Избавьте от позора и тягчайшего унижения наш древний и славный город. Эллада всегда была свободной – вспомните об этом! Вступитесь за святое дело – защитите нашу свободу!
– Что вы будете делать с вашей свободой? – презрительно отвечал Антипатр. – Вы своими раздорами и войнами погубили Элладу, вы истребляете самих себя неустанно, многие годы! У вас даже нет вождя, чтобы выступить в поход против нашего общего врага – перса. А когда наш царь Александр согласился вести объединенное войско против персов, вы принимаете персидские деньги, чтобы воевать с нами. Где у вас совесть?
И все-таки мольбы фиванцев победили. Зачем Антипатр говорит об Александре, если его уже нет на свете? Кто же поведет их в Персию? И кто же спросит с них за нарушенные договоры, если того, с кем эти договоры заключались, нет в живых?
Македоняне уехали с Истма в суровом и яростном молчании. Без вооруженной силы с эллинами невозможно договориться. А от Александра все еще нет вестей.
МАКЕДОНСКОЕ ВОЙСКО ИДЕТ!
Не в силах разрушить стены Кадмеи и расправиться с македонским гарнизоном, фиванцы окружили крепость высоким и плотным палисадом, окопали рвами, чтобы никто не мог прорваться туда и помочь македонянам. Они отрезали всякий доступ в Кадмею, туда уже не могли подвезти ни съестных припасов, ни оружия.
Чего теперь ждать македонянам? Смерти. Они не сдались, не попросили отпустить их на родину. Теперь конец, пусть погибают. Кадмея снова станет фиванской, Фивы обретут свободу, позор Херонеи будет отомщен!
У Антипатра в Македонии еще есть войско. Он, конечно, явится подавить восстание. Но Фивы на этот раз не уступят в битве!
Фиванцы деятельно готовились защищать город. Везли провиант, запасались на случай осады. Везли оружие. Освободили рабов и вооружили их, поставив на защиту городских стен. Вооружили и метеков,[44] усилив ими свое войско. А там подойдут и союзники – афиняне, аркадяне. Конец македонскому владычеству! Эллада снова свободна!
Правители города, вожди демократической партии, которых изгнал когда-то Филипп, торжествовали. Славный город Фивы, древний город Фивы, город великого вождя и героя Эпаминонда, который когда-то даже Спарту поставил на колени, – этот город сбросит македонские цепи. Он снова будет властвовать над всей Беотией. Фиванские беотархи будут вершить фиванские и беотийские дела.
В радостном возбуждении вновь избранные правители не знали отдыха в эти дни. Они произносили речи, призывая стоять насмерть за свободу своего города, они готовили войско, осматривали стены, приказывая укреплять их… Им казалось, что над Фивами встает какая-то невиданно светлая заря, занимается новый день радости, свободы, славы!
В этом счастливом тумане они не задумывались и не тревожились сомнениями. Афины обещают помочь, Демосфен прислал им оружие. Все так. Однако афинское ополчение пока что и не думает выйти за пределы афинской земли. Придут аркадяне, они уже вышли в путь. Однако что-то путь их слишком долог и труден, они где-то остановились в горах.
Беотархи фиванские не слышали, как смеется в Афинах Эсхин, извечный сторонник македонской партии.
– Аркадяне ждут денег, Демосфен обещал заплатить им за помощь Фивам. Они ждут задатка. Но Демосфен слишком скуп. Деньги нужны ему самому – хотя бы и персидские!
Фиванские беотархи думали только об одном – освободиться от македонян, отомстить им за свое поражение, поднять Фивы на прежнюю высоту власти и могущества!
И все это теперь возможно, все возможно. Ведь Александра нет в живых! Он уже не приведет в Элладу свои фаланги. А с Антипатром, если он явится, битва будет недолгой! Македоняне забудут дорогу в Беотию!
Так проходили дни, полные горячей деятельности в Фивах. Полные суровой сдержанности и ожидания в Кадмее.
Филота строго следил за дисциплиной своего гарнизона. Но воины и сами понимали, как серьезно и опасно их положение. Жили настороже; жили, неустанно прислушиваясь к тому, что происходит за стенами; жили, не выпуская из рук оружия. Расчетливо экономили провиант – еще неизвестно, когда придет к ним помощь.
– А придет ли помощь? – спрашивали Филоту.
– Придет.
– Ты веришь в это, Филота?
– Я не верю. Я знаю.
И снова и снова поднимался на стену крепости и глядел в широкие дали Беотии – на хлеба, которые уже созрели, на маленькие круглые тока, где молотили хлеб, на окрестные горы, на светлую голубизну реки, на дорогу, идущую от Фермопил… Что там за пыль поднимается над этой дорогой? Не идет ли Александрово войско? Нет, это веют хлеб поселяне, подбрасывая зерно на воздух. Нет, это туман мерцает и тащится по лугу от реки… Александр ушел так давно, еще в начале мая. Племена в тех краях сильные и свирепые. Филиппа они боялись, но испугаются ли такого юного царя? Справится ли он с ними? Вырвется ли оттуда живым? Или его и вправду уже нет на свете? Так или иначе Филота не сдаст Кадмеи. Не сдаст до конца, если даже придется здесь погибнуть.
Прошло около двух недель с тех пор, как принесли известие о смерти македонского царя, с тех пор, как в Фивах подняли восстание вернувшиеся изгнанники-демократы. Македоняне в Кадмее видели, как с каждым днем становится крепче стена, отгораживающая их от всего мира. Фиванцы, заколачивая колья, кричали им что-то бранное, насмехались над ними. Македоняне отвечали им тем же. Те – с откровенным весельем победителей, эти – с яростью и угрозой побежденных, но не сдавшихся.
И вот, когда была на исходе вторая неделя фиванского торжества, в Фивы явились испуганные гонцы с беотийских границ.
– Идет македонское войско!
Встревоженный народ проводил гонцов к правителям города. Бледные, еле переводя дух, гонцы повторили:
– Македонское войско идет форсированным маршем. Уже прошло через Фермопилы. Подходит к Копаидскому озеру!
Правители, стараясь сохранять спокойствие, переглянулись между собой, как бы спрашивая друг у друга – что это значит?
– Это Антипатр идет! – сказал один из беотархов. – Неужели мы испугаемся Антипатра? Не такой уж он грозный полководец, да и войска у него немного. А наши македоняне крепко заперты в Кадмее, они ему не помогут!
Правители успокоили народ. Приказали вооружиться. Если Антипатр подойдет к Фивам, дадут сражение.
Но вскоре явились другие гонцы, еще более встревоженные, еще более испуганные.
– Граждане фиванские! На нас идет сам Александр!
И снова правители принялись убеждать фиванцев:
– Как может оказаться здесь Александр, если он убит в Иллирии? Ведь люди видели своими глазами, как под Пелием погибло вместе с ним все его войско!
– Но мы слышали, что вождя называют Александром! – уверяли гонцы. – Они уже вступили в Галиартскую область. В селениях, где они брали провиант, люди слышали это имя – Александр!
– Ну так, значит, это Александр-Линкестиец, сын Аэропа. А уж с ними-то мы договоримся. Линкестийцы никогда не стремились поработить Элладу. И вы сами подумайте, граждане фиванские, если бы Александр, сын Филиппа, был жив, то смог ли бы он от Пелиона дойти сюда за тринадцать дней? Не на крыльях же они летят, они люди, а не боги. Не поддавайтесь пустым страхам – убитые не встают, а невозможное остается невозможным!
Фивы снова успокоились. Люди принялись за свои обычные дела. Да и правда – как мог бы Александр за тринадцать дней явиться из-под Пелиона в Беотию? Пустые слухи, пустые страхи!
А на другой день Александр, которого фиванцы так охотно и так надежно похоронили, уже стоял со своим войском в Онхесте, почти под стенами Фив.
Невозможное оказалось возможным. Александр пришел.
Чего теперь ждать македонянам? Смерти. Они не сдались, не попросили отпустить их на родину. Теперь конец, пусть погибают. Кадмея снова станет фиванской, Фивы обретут свободу, позор Херонеи будет отомщен!
У Антипатра в Македонии еще есть войско. Он, конечно, явится подавить восстание. Но Фивы на этот раз не уступят в битве!
Фиванцы деятельно готовились защищать город. Везли провиант, запасались на случай осады. Везли оружие. Освободили рабов и вооружили их, поставив на защиту городских стен. Вооружили и метеков,[44] усилив ими свое войско. А там подойдут и союзники – афиняне, аркадяне. Конец македонскому владычеству! Эллада снова свободна!
Правители города, вожди демократической партии, которых изгнал когда-то Филипп, торжествовали. Славный город Фивы, древний город Фивы, город великого вождя и героя Эпаминонда, который когда-то даже Спарту поставил на колени, – этот город сбросит македонские цепи. Он снова будет властвовать над всей Беотией. Фиванские беотархи будут вершить фиванские и беотийские дела.
В радостном возбуждении вновь избранные правители не знали отдыха в эти дни. Они произносили речи, призывая стоять насмерть за свободу своего города, они готовили войско, осматривали стены, приказывая укреплять их… Им казалось, что над Фивами встает какая-то невиданно светлая заря, занимается новый день радости, свободы, славы!
В этом счастливом тумане они не задумывались и не тревожились сомнениями. Афины обещают помочь, Демосфен прислал им оружие. Все так. Однако афинское ополчение пока что и не думает выйти за пределы афинской земли. Придут аркадяне, они уже вышли в путь. Однако что-то путь их слишком долог и труден, они где-то остановились в горах.
Беотархи фиванские не слышали, как смеется в Афинах Эсхин, извечный сторонник македонской партии.
– Аркадяне ждут денег, Демосфен обещал заплатить им за помощь Фивам. Они ждут задатка. Но Демосфен слишком скуп. Деньги нужны ему самому – хотя бы и персидские!
Фиванские беотархи думали только об одном – освободиться от македонян, отомстить им за свое поражение, поднять Фивы на прежнюю высоту власти и могущества!
И все это теперь возможно, все возможно. Ведь Александра нет в живых! Он уже не приведет в Элладу свои фаланги. А с Антипатром, если он явится, битва будет недолгой! Македоняне забудут дорогу в Беотию!
Так проходили дни, полные горячей деятельности в Фивах. Полные суровой сдержанности и ожидания в Кадмее.
Филота строго следил за дисциплиной своего гарнизона. Но воины и сами понимали, как серьезно и опасно их положение. Жили настороже; жили, неустанно прислушиваясь к тому, что происходит за стенами; жили, не выпуская из рук оружия. Расчетливо экономили провиант – еще неизвестно, когда придет к ним помощь.
– А придет ли помощь? – спрашивали Филоту.
– Придет.
– Ты веришь в это, Филота?
– Я не верю. Я знаю.
И снова и снова поднимался на стену крепости и глядел в широкие дали Беотии – на хлеба, которые уже созрели, на маленькие круглые тока, где молотили хлеб, на окрестные горы, на светлую голубизну реки, на дорогу, идущую от Фермопил… Что там за пыль поднимается над этой дорогой? Не идет ли Александрово войско? Нет, это веют хлеб поселяне, подбрасывая зерно на воздух. Нет, это туман мерцает и тащится по лугу от реки… Александр ушел так давно, еще в начале мая. Племена в тех краях сильные и свирепые. Филиппа они боялись, но испугаются ли такого юного царя? Справится ли он с ними? Вырвется ли оттуда живым? Или его и вправду уже нет на свете? Так или иначе Филота не сдаст Кадмеи. Не сдаст до конца, если даже придется здесь погибнуть.
Прошло около двух недель с тех пор, как принесли известие о смерти македонского царя, с тех пор, как в Фивах подняли восстание вернувшиеся изгнанники-демократы. Македоняне в Кадмее видели, как с каждым днем становится крепче стена, отгораживающая их от всего мира. Фиванцы, заколачивая колья, кричали им что-то бранное, насмехались над ними. Македоняне отвечали им тем же. Те – с откровенным весельем победителей, эти – с яростью и угрозой побежденных, но не сдавшихся.
И вот, когда была на исходе вторая неделя фиванского торжества, в Фивы явились испуганные гонцы с беотийских границ.
– Идет македонское войско!
Встревоженный народ проводил гонцов к правителям города. Бледные, еле переводя дух, гонцы повторили:
– Македонское войско идет форсированным маршем. Уже прошло через Фермопилы. Подходит к Копаидскому озеру!
Правители, стараясь сохранять спокойствие, переглянулись между собой, как бы спрашивая друг у друга – что это значит?
– Это Антипатр идет! – сказал один из беотархов. – Неужели мы испугаемся Антипатра? Не такой уж он грозный полководец, да и войска у него немного. А наши македоняне крепко заперты в Кадмее, они ему не помогут!
Правители успокоили народ. Приказали вооружиться. Если Антипатр подойдет к Фивам, дадут сражение.
Но вскоре явились другие гонцы, еще более встревоженные, еще более испуганные.
– Граждане фиванские! На нас идет сам Александр!
И снова правители принялись убеждать фиванцев:
– Как может оказаться здесь Александр, если он убит в Иллирии? Ведь люди видели своими глазами, как под Пелием погибло вместе с ним все его войско!
– Но мы слышали, что вождя называют Александром! – уверяли гонцы. – Они уже вступили в Галиартскую область. В селениях, где они брали провиант, люди слышали это имя – Александр!
– Ну так, значит, это Александр-Линкестиец, сын Аэропа. А уж с ними-то мы договоримся. Линкестийцы никогда не стремились поработить Элладу. И вы сами подумайте, граждане фиванские, если бы Александр, сын Филиппа, был жив, то смог ли бы он от Пелиона дойти сюда за тринадцать дней? Не на крыльях же они летят, они люди, а не боги. Не поддавайтесь пустым страхам – убитые не встают, а невозможное остается невозможным!
Фивы снова успокоились. Люди принялись за свои обычные дела. Да и правда – как мог бы Александр за тринадцать дней явиться из-под Пелиона в Беотию? Пустые слухи, пустые страхи!
А на другой день Александр, которого фиванцы так охотно и так надежно похоронили, уже стоял со своим войском в Онхесте, почти под стенами Фив.
Невозможное оказалось возможным. Александр пришел.
СУДЬБА ФИВ
Александр, как только узнал о событиях в Фивах, прямо из-под Пелиона повернул войско в Беотию.
– Они обманули меня! – сказал он, взбешенный вероломством фиванцев. – И они за это жестоко поплатятся. Я заставлю их горько пожалеть о том, что они сделали!
Войско шло почти без отдыха. Александр шагал вместе с пехотинцами своим резким, стремительным шагом, показывая пример выносливости и неутомимости. Широкоплечий, коренастый, он не уступал старым воинам, закаленным в трудных походах. И там, где даже они сдавали, он все еще шагал и шагал.
Они шли по суровым землям, по бесплодным, иссохшим степям, поднимая пыль, от которой задыхались сами. Они переправлялись через реки, карабкались по каменистым склонам горных хребтов, стоящих на пути. Перейдя Кабунские горы, они на седьмой день вступили в Фессалию. А еще через шесть дней оказались по ту сторону Фермопил и по Локрийским холмам вошли в Беотию.
Немного не дойдя до Фив, Александр занял небольшой город Онхест, недалеко от Копаидского озера. Здесь, среди безлесной Тенарской равнины, войско его остановилось и перевело дыхание.
Эллины не верили своим глазам, увидев Александра. Но это был Александр, сын Филиппа, и это его фаланги стояли под Фивами!
И сразу в Элладе все переменилось. Афинское ополчение, которое Демосфен собрал на помощь Фивам, осталось дома.
Аркадяне уже спустились было со своих гор, направляясь к союзникам. Но имя Александра остановило их на Истме.
Зато в македонское войско отовсюду пошло пополнение. Шли платейцы, которых жестоко угнетали фиванцы, шли феспийцы, шли фокидяне… Все эти народы, когда-то порабощенные Фивами, ненавидели Фивы. Услышав о смерти Александра, они пришли в отчаяние. Кроме него, никто не мог укротить безудержную жестокость фиванцев. Впереди было снова рабство и мучительство.
Но Александр пришел!
И теперь не было для фиванцев врагов страшнее, чем эти люди, которых они так долго держали в рабстве, мучили и презирали.
В Фивах готовились принять бой. Македонская партия подняла было голос:
– Надо сдаться. Нам не сохранить города!
Но правители, которые незаконно вернулись в Фивы, нарушив все договоры, и друзья их, которые тайно открыли им ворота, не могли сдать города. Принять бой – еще есть надежда победить. Сдать город – приговорить себя к немедленной смерти.
В Кадмее уже знали, что Александр в Онхесте. В городе были друзья, которые ухитрялись сообщать македонянам обо всех событиях. Услышав, что Александр жив и что он здесь, под Фивами, Филота едва не прослезился:
– Пришел! Клянусь Зевсом, пришел!
И опять стоял на стене, с нетерпением ожидая увидеть идущее к Фивам македонское войско.
Прошел день, полный ожидания. Протекла медленная осенняя ночь. И наутро случилось то, чего так ждали македоняне в Кадмее, – они увидели идущее к Фивам войско. Шла конница. Шли фаланги. Громыхали осадные машины, волоча за собой густую желтую пыль. А впереди на вороном лобастом коне ехал Александр.
– Пришел!
Весь гарнизон кричал от радости, приветствуя своих. Трубили в трубы, чтобы показать Александру, что они живы и что они не сдались.
Александр подвел войско к стенам города и стал лагерем у его северной стороны. Тридцать тысяч пехоты и три тысячи конницы подступило к Фивам – опытные, умелые, закаленные в битвах воины и с ними полководец, не знающий, что такое страх.
– Подождем, – сказал Александр. – Может быть, фиванцы поймут свое безумие и попросят мира. Разбить их мы всегда успеем. Но если они одумаются и сдадут город, мы уйдем отсюда без войны, которая ни им, ни нам не нужна.
Фиванские правители поспешно собрались на совет. Они еще никак не могли опомниться, никак не могли поверить своим глазам, что царь македонский, живой и невредимый, стоит у их стен!
– Они обманули меня! – сказал он, взбешенный вероломством фиванцев. – И они за это жестоко поплатятся. Я заставлю их горько пожалеть о том, что они сделали!
Войско шло почти без отдыха. Александр шагал вместе с пехотинцами своим резким, стремительным шагом, показывая пример выносливости и неутомимости. Широкоплечий, коренастый, он не уступал старым воинам, закаленным в трудных походах. И там, где даже они сдавали, он все еще шагал и шагал.
Они шли по суровым землям, по бесплодным, иссохшим степям, поднимая пыль, от которой задыхались сами. Они переправлялись через реки, карабкались по каменистым склонам горных хребтов, стоящих на пути. Перейдя Кабунские горы, они на седьмой день вступили в Фессалию. А еще через шесть дней оказались по ту сторону Фермопил и по Локрийским холмам вошли в Беотию.
Немного не дойдя до Фив, Александр занял небольшой город Онхест, недалеко от Копаидского озера. Здесь, среди безлесной Тенарской равнины, войско его остановилось и перевело дыхание.
Эллины не верили своим глазам, увидев Александра. Но это был Александр, сын Филиппа, и это его фаланги стояли под Фивами!
И сразу в Элладе все переменилось. Афинское ополчение, которое Демосфен собрал на помощь Фивам, осталось дома.
Аркадяне уже спустились было со своих гор, направляясь к союзникам. Но имя Александра остановило их на Истме.
Зато в македонское войско отовсюду пошло пополнение. Шли платейцы, которых жестоко угнетали фиванцы, шли феспийцы, шли фокидяне… Все эти народы, когда-то порабощенные Фивами, ненавидели Фивы. Услышав о смерти Александра, они пришли в отчаяние. Кроме него, никто не мог укротить безудержную жестокость фиванцев. Впереди было снова рабство и мучительство.
Но Александр пришел!
И теперь не было для фиванцев врагов страшнее, чем эти люди, которых они так долго держали в рабстве, мучили и презирали.
В Фивах готовились принять бой. Македонская партия подняла было голос:
– Надо сдаться. Нам не сохранить города!
Но правители, которые незаконно вернулись в Фивы, нарушив все договоры, и друзья их, которые тайно открыли им ворота, не могли сдать города. Принять бой – еще есть надежда победить. Сдать город – приговорить себя к немедленной смерти.
В Кадмее уже знали, что Александр в Онхесте. В городе были друзья, которые ухитрялись сообщать македонянам обо всех событиях. Услышав, что Александр жив и что он здесь, под Фивами, Филота едва не прослезился:
– Пришел! Клянусь Зевсом, пришел!
И опять стоял на стене, с нетерпением ожидая увидеть идущее к Фивам македонское войско.
Прошел день, полный ожидания. Протекла медленная осенняя ночь. И наутро случилось то, чего так ждали македоняне в Кадмее, – они увидели идущее к Фивам войско. Шла конница. Шли фаланги. Громыхали осадные машины, волоча за собой густую желтую пыль. А впереди на вороном лобастом коне ехал Александр.
– Пришел!
Весь гарнизон кричал от радости, приветствуя своих. Трубили в трубы, чтобы показать Александру, что они живы и что они не сдались.
Александр подвел войско к стенам города и стал лагерем у его северной стороны. Тридцать тысяч пехоты и три тысячи конницы подступило к Фивам – опытные, умелые, закаленные в битвах воины и с ними полководец, не знающий, что такое страх.
– Подождем, – сказал Александр. – Может быть, фиванцы поймут свое безумие и попросят мира. Разбить их мы всегда успеем. Но если они одумаются и сдадут город, мы уйдем отсюда без войны, которая ни им, ни нам не нужна.
Фиванские правители поспешно собрались на совет. Они еще никак не могли опомниться, никак не могли поверить своим глазам, что царь македонский, живой и невредимый, стоит у их стен!