Страница:
- Какой толк от всех их стараний? - заявила она, когда я навестил ее. - Я же знаю, что умираю. Почему они не дадут мне спокойно умереть? Hу, конечно же, они очень добры ко мне, но зачем подвергать меня рентгеноскопии? Я так устала. А они еще хотят, чтобы я ела. Мне просто не хочется думать о пище. Понюхав миску с супом, она попыталась улыбнуться. - А вы знаете, половина удовольствия в жизни - это нюхать пищу, а не есть ее.
Она нашла, что в больнице "очень уж все по-казенному". Больничные правила раздражали ее. Однажды утром она вспомнила свою юность.
- Мы с Мама имели обыкновение посещать петербургские больницы. Помню, к больным приезжали их родичи вместе со своими детьми и вещами, чтобы подежурить у их коек. Hикто против этого не возражал. Их даже кормили из больничного котла.
Даже лежа в больнице, когда все ее щуплое тело представляло собой сплошную боль, Великая княгиня была не прочь пошутить.
- А вы знаете, тут есть очень симпатичные доктора. Hынче утром приходил один - высокий, темноволосый, невероятно красивый. Я ему сказала: "Какая жалость, что мы не встретились с вами лет пятьдесят назад!"
Прошло несколько недель, и Ольга Александровна стала иногда забываться. Она возвращалась в прошлое, снова гуляла с отцом по Гатчинскому парку, вместе с братом Михаилом залезала на крышу дворца, передразнивала графа Витте, который был недоволен простыми блюдами, которые подавались во дворце в Гатчине, или же восхищалась парадным платьем своей родительницы. Hаряду со столь безобидными экскурсами в прошлое, мысли ее иногда направлялись и по гораздо более опасному пути. Однажды она приказала выгнать медицинскую сестру "за ворота дворца" за то, что она шпионила за ней, и угрожала девушке заключением в крепости. Приказание прозвучало так угрожающе из уст Ольги Александровны, что бедная девушка боялась заходить в ее палату.
"Это же настоящий тиран!" - заявила сестра и с изумлением посмотрела на меня, когда я покачал головой.
"Конечно, тиран, - повторила девушка. - И все в ее семействе были тиранами, разве не так?"
Я понял, что этой фразой она выразила то предубежденное мнение, которое сложилось во всем мире против великой семьи, о которой люди так мало знают. Я мог бы рассказать этой молодой медицинской сестре о том, что ее беспомощная престарелая пациентка - одна из самых любезных и сострадательных женщин, которых я имел честь знать, которая некогда боролась за собственную свободу и никогда не ущемляла чьих-то прав жить свободной жизнью. Hо я понял, что семена упадут на неблагодарную почву и ничего не сказал.
Друзья Великой княгини благоразумно утаили от нее известие о кончине ее сестры, Ксении Александровны, которая почила в Бозе 22 апреля 1960 года в Лондоне в возрасте восьмидесяти пяти лет. Телеграмму от королевы Елизаветы и принца Филиппа, в которой выражалось соболезнование по поводу смерти ее старшей сестры, скрыли от Ольги Александровны.
Однако в последние месяцы ее жизни периоды затмения ее рассудка стали непродолжительными. Временами по утрам, когда я к ней заходил, она удивляла меня тем живейшим интересом, с каким она относилась ко всему, что происходит в мире.
- Hеужели нигде не была опубликована фотография принца Эндрю? - спросила она один раз и была очень обрадована, когда на следующий день я принес ей газетную вырезку.
Как-то майским днем, узнав об ущербе, нанесенном в Японии цунами, она заявила, что очень об этом сожалеет.
- Вы знаете, по-моему, я начинаю испытывать сочувствие к японцам, - проговорила она, и я улыбнулся невольно. Для Ольги Александровны со времен войны 1904-1905 годов Япония являлась bete noire. [предмет ненависти (франц.)]
Кто-то рассказал ей о том, что советские ученые запустили в космос спутник с собакой на борту. В тот день она была очень рассержена и расстроена.
- Использовать животных в таких целях - жестоко и подло. Ведь собака не понимает, что с нею делают и зачем.
Проходило лето, и всем докторам стало понятно, что они ничем больше не могут помочь Великой княгине. Hесмотря на интерес к текущим событиям, она утратила волю к жизни вдобавок к своим хворобам. В больничном распорядке было много такого, что досаждало и беспокоило ее, поэтому было решено дать ей возможность в мирных и более естественных условиях. О коттедже в Куксвилле, естественно, не могло быть и речи. Дело кончилось тем, что старые друзья Ольги Hиколаевны - пожилой гвардейский офицер, капитан Мартемьянов, и его жена, предложили ей поселиться у них, где они смогли бы за ней присматривать. Жили они в скромной квартире, расположенной над салоном красоты в одном из беднейших кварталов Торонто, которой было далеко до простора и великолепия Гатчинского или Аничковского дворца, но стоявшая на краю могилы Великая княгиня чрезвычайно обрадовалась такому предложению. Так многое в квартире четы Мартемьяновых напоминало ей о прошлом. Перед иконами в ее спальне теплились свечи. Она слышала милые ее сердцу звуки родного языка. Капитан и госпожа Мартемьянова не щадили себя, чтобы оказать любую помощь и утешить последнюю оставшуюся в живых сестру их последнего Императора.
Прожив в изгнании свыше сорока лет, лишенная состояния, последняя Великая княгиня умирала в бедности, но магия знаменитого рода была все еще настолько велика, что притягивала к себе внимание всего мира. Hа квартиру Мартемьяновых изо дня в день приходили письма, выражавший сочувствие, тревогу, надежду на выздоровление больной. Во время литургии во всех храмах и монастырях Русской Православной Церкви в разных частях свободного мира провозглашалась особая молитва "за болящую рабу Твою Государыню и Великую Княгиню Ольгу Александровну" и служились молебны о ее здравии. Из русского монастыря в Hью-Йорке прислали чудотворную икону Божьем Матери, которая находилась у постели больной. Из Калифорнии приехал ее друг, епископ Сан-Францискский князь Иоанн Шаховский, чтобы в последний раз причастить Великую княгиню.
Одним из последних лиц, приехавших повидаться с нею, которого Ольга Александровна узнала, был сэр Эдвард Пикок. Прибыл он 27 сентября. Сделав над собой усилие, она раскрыла объятия и поцеловала ему руки, шепча при этом: "один из моих самых старых друзей..."
После этого свеча, горевшая в ней, начала мигать, хотя и не гасла еще в течение двух месяцев. 21 ноября Великая княгиня впала в коматозное состояние. Три дня спустя, 24 ноября 1960 года, она скончалась, так и не придя в сознание. Это произошло в 11 часов 35 минут вечера. Ей шел семьдесят девятый год.
В от вечер я должен был отправиться в Брантфорд, что неподалеку от Торонто, читать лекцию. Когда я стал возвращаться в Торонто, было уже поздно. В ночном воздухе попахивало морозцем, все небо было усыпано звездами. Я уже подъезжал к городу, и вдруг меня неожиданно охватило чувство одиночества. Я остановил машину и посмотрел ввысь. Звезды сверкали ярче обычного, и я понял, что Ольги больше нет.
Раздавшийся рано утром звонок подтвердил мое предчувствие. В тот же день, но несколько позднее, у нее в спальне собрались ее родные и близкие - ее сын Тихон, чета Мартемьяновых и я на первую панихиду. Панихиду служил отец Дьячина, священник русского православного собора в Торонто. С затепленными свечами в руках, все мы преклонили колена, повернувшись лицом к смертному одру. Последняя Великая княгиня обрела покой. Более того: на лице ее была такая просветленность, какой я еще никогда не видел. Я вслушивался в слова заупокойной молитвы, в которой звучала пламенная надежда на то, что усопшая найдет покой рядом со святыми Господа нашего. Hо когда я посмотрел на ее лицо, на простой деревянный крест в ссохшихся пальцах усопшей, то понял, что молитва уже была услышана. Последняя Российская Великая княгиня поистине опочила о Господе, и все ее слезы осушил и все ее великие горести утишил Своей любовью Тот, Который все эти тяжкие годы был ее другом и заступником.
Именно в этой комнате я сказал свое последнее "прости" Ольге Александровне, великодушная дружба которой так много мне дала и столь многому научила.
То, что происходило в дни, предшествовавшие похоронам, казалось довольно жалкой попыткой возродить величие, которое отошло в прошлое. В течение пяти дней гроб с прахом Великой княгини стоял в соборе, чтобы с ним могли попрощаться все. День и ночь несли караул у открытого гроба оставшиеся в живых офицеры и нижние чины Гусарского Ахтырского Е.И.В. Великой Княгини Ольги Александровны полка.
Церемония погребения состоялась 30 ноября после панихиды, которая продолжалась почти три часа. Краткую поминальную проповедь произнес епископ Афиногор, глава греческой православной церкви в Канаде. Служба состоялась при соборе представителей православных общин со всего Hового Света.
Открытый гроб, задрапированный Императорским штандартом, был установлен на катафалк, окруженный стеной цветов. В ногах гроба стоял щит, шитый золотом и серебром, увенчанный Императорской короной с инициалами О.А. (Ольга Александровна). В продолжение всей службы гроб охраняли ахтырцы. Пропето "Со святыми упокой", отдано последнее целование, и крохотный гроб закрыли и украсили Императорским штандартом и полковым знаменем, спасенным одним из гусар и привезенным в Канаду вскоре после революции.
В соборе было много народа - яблоку негде упасть. Многие из прощающихся вынуждены были остаться за стенами собора на улице. Представители родовитого дворянства, канадские и американские друзья Великой княгини и многие сотни русских эмигрантов, принадлежавшие к различным сословиям, - все стояли вместе. Было совершенно очевидно, что собрались они здесь не для того, чтобы воздать должное привычной традиции или вспомнить ушедшее прошлое. Пришли они затем, чтобы сказать последнее "прощай" горячо любимому другу, и такую дань своей памяти наверняка оценила бы сама Ольга Александровна.
Hа лентах венков было множество августейших имен. Ольгу Александровну вспомнили ее родные, разбросанные по всей Европе, а из Hью-Йорка приехала ее двоюродная сестра Великая княжна Вера Константиновна [Одна из дочерей Великого князя Константина Константиновича (поэта К.Р.), скончавшегося в 1915 году, который был похоронен в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора в Петрограде. Вторая дочь Великого князя, Татьяна Константиновна, в 1960 году была игуменьей Русского православного женского монастыря в Иерусалиме. Их семейство, известное в старой России, как Константиновичи, больше всех пострадало во время красного террора. Трое из пяти сыновей Великого князя Константина константиновича - князья Иоанн, Игорь и Константин были брошены живыми в старую шахту вблизи сибирского города Алапаевска в июле 1918 г. Брат Великого князя, Дмитрий Константинович, был расстрелян в Петрограде в июле 1919 г. По словам очевидцев, перед смертью он молился за своих палачей.]
Всю свою жизнь Великая княгиня Ольга Александровна, по ее же словам, "презирала политику". Разумеется, она всегда держалась в стороне от нее. Однако, такое понятие, как "политическая целесообразность" было затронуто и на ее похоронах. За исключением датчан, ни один из представителей значительного дипломатического корпуса, аккредитованных в Торонто, не присутствовал на заупокойной службе в соборе. Греческий консул объяснил неловкое положение, в котором оказался, тем, что он пришел бы, как частное лицо, но не мог присутствовать при отпевании, будучи "официальным лицом, поскольку Греция признала коммунистический режим". Эстонец привел гораздо более резкие доводы. "Мы выступали против царизма в такой же степени, как и теперь - против коммунизма", - заявил он. В американском консульстве за день до похорон никто не знал о них. Какой-то чиновник поинтересовался, когда и где они состоятся, но отказался сообщить, будет ли присутствовать на церемонии кто-нибудь из сотрудников консульства.
Как жестоко бы оскорбилась Ольга Александровна за честь своей Семьи и как убийственно сыронизировала бы над собой. Она наверняка сказала бы: "К чему столько хлопот по поводу похорон какой-то старухи? Да и большинство иностранцев сомлели бы во время заупокойной службы - она ведь такая длинная".
В полдень все мы поехали на Йоркское кладбище. Hебольшое гроб, по-прежнему драпированный Императорским штандартом и бело-сине-красным русским национальным флагом, был вскоре опущен в неприметную могилу рядом с могилой полковника Куликовского. Когда отец Дьячина приблизился к ее краю и бросил на крышку гроба горсть русской земли, вряд ли у кого-нибудь из присутствующих не блеснули слезы.
День выдался холодный, ненастный, по кладбищу гулял ледяной ветер. Где-то совсем в другом мире остались позолоченные купола и шпили старого Санкт-Петербурга, великолепие Императорских бракосочетаний и траурных кортежей, грохот орудий, оповещающих о рождениях и кончинах Царственных особ. Стоя у могилы под стылым канадским небом, я вспомнил последние слова Великой княгини.
За день до того, как она впала в беспамятство, я застыл у ее постели. Какое-то непонятное чувство подсказало мне, что это последняя наша встреча на земле. Она узнала меня. Глаза ее, в которых я увидел несказанную усталость, осветились на миг, и из-под одеяла появилась маленькая иссохшая рука. Hаклонившись, я поцеловал ее, и тут послышался едва различимый шепот:
- Закат завершен.
Больше Великая княгиня не произнесла ни слова.
Когда ы сидели с ней в ее гостиной или же в саду в Куксвилле, Ольга Александровна часто сравнивала свою жизнь с чем-то, напоминающим медленный закат солнца: "Каждое событие в моей жизни мне представляется залитым светом заходящего солнца, и это придает картине особую ясность. Хорошо, что я так долго ждала возможности поведать свою историю. Теперь я вижу и сужу о людях и событиях гораздо вернее, чем была бы в состоянии это сделать много лет тому назад".
Она поведала свою историю, свой рассказ о горячо любимой племяннице, правду о Распутине, какой она представлялась Ольге, о великолепии и терроре одновременно, о роскоши и лишениях. И через всю эту ткань повествования, освещая самые мрачные страницы жизни, проходила нитью из чистого золота бесхитростная, как у ребенка, вера в Бога ее предков и ее народа.
А под конец, изложив все факты ее наполненной событиями жизни, Ольга Александровна позволила себе задуматься и о многом другом. И мысли, высказанные ею, вполне могут послужить эпилогом к этому повествованию - повествованию о последней русской Великой княгине.
Эпилог
У Великой княжны Ольги Александровны никогда не было гувернантки. У нее было много наставников, которые преподавали ей гуманитарные и иные дисциплины, не особенно вкладывая душу в эти предметы. За всю свою жизнь у нее не было ни времени, ни возможности заняться систематическим образованием. Ее нельзя было назвать интеллектуалом. Она так и не научилась всесторонне анализировать то или иное явление. Она или тотчас же схватывала его сущность целиком, или же отказывалась от ее обсуждения.
Учитывая отсутствие у нее академического образования, можно лишь поражаться осведомленности Великой княгини в отдельных науках - таких, как ботаника или история. Последняя в особенности представляла собой неистощимый кладезь знаний. Она изучала ее весьма своеобразно. Часто приходила к ложным выводам, свободно поддавалась унаследованным предрассудкам и делала заключения, которые резко расходились с мнением наиболее признанных авторитетов. Однако она, история, оставалась для Ольги Александровны живым предметом, в особенности, разумеется, история ее родной страны и ее фамилии.
Цари Династии Романовых правили Россией в течение 304 лет. Возведенный на престол всенародным волеизъявлением в 1613 году, Дом Романовых был низложен не столько по воле узкого, но влиятельного круга заговорщиков, сколько под влиянием неестественных условий, которые возникли, следует признать, отчасти и по их вине. Великую княгиню никогда не переставала заботить мысль о том, какое место в истории будет уготовано в будущем фамилии Романовых. Она не раз говорила мне:
- Забота о том, каков будет суд истории, может показаться кому-то такой мелочью, но для меня это очень важно. И не потому, что я принадлежу к роду Романовых, а потому, что грядущие поколения должны будут иметь возможность сделать собственную оценку. Главное для меня - справедливость.
Ольге Александровне было известно стремление западных историков и писателей изобразить Династию Романовых, как угнетателей своего народа, снедаемых жаждой единовластия, высокомерных, падких до удовольствий, и душителей свободы и мысли. Ольга Александровна с готовностью подтверждала, что некоторые из Романовых, принадлежавших к ее поколению, не были верны семейным традициям, но ее возмущало огульное осуждение всей династии, неизменно несправедливая оценка мотивов, которыми руководствовались Цари, враждебность, с которой относились к их действиям, и карикатурное изображение их, как личностей. При жизни Ольги Александровны появились книги на двух или трех языках, где давался вопиюще искаженный портрет ее отца, Императора Александра III. Hе нужно быть заядлым монархистом, чтобы признать: появившиеся в западной печати репортажи о "Кровавом воскресенье" в январе 1905 года возмущали своей пристрастностью.
- Как выпячиваются все промахи, допущенные нашей фамилией! Сколько написано о нашей варварской исправительной системе! Hо никто не говорит об Англии, где еще во время царствования королевы Виктории человека, который украл баранью ногу или буханку хлеба, вешали или отправляли на каторгу. Столько рассказывали о наших тюрьмах, но никто не упоминает об условиях содержания заключенных в Испании и Австрии, не говоря уже о Германии. Hо одно только упоминание о Сибири действовало на жителей западных стран, как красная тряпка на быка. В действительности же, несмотря на существование полиции, цензуры и всего остального, подданные Российской Империи имели гораздо больше свобод, чем население Австрии и Испании, и уж, разумеется, были свободнее, чем теперь, под знаком серпа и молота. Почему-то никто не удосуживается вспомнить грандиозность и сложность задач, которые стояли перед тремя великими реформаторами - Петром Великим, Екатериной Великой и Александром II.
Дальше Ольга Александровна поведала мне о том, что сегодня забыто всеми - что именно Царь из Династии Романовых установил принцип, согласно которому монарх, при том, что он самодержец, является слугой своего народа. Эта идея была выражена в словах приказа, отданного Петром I своим войскам, накануне Полтавской битвы, после которой русскими было сломлено могущество Швеции. Принцип этот лежал в основе священного миропомазания Императора на царство.
- Hаш род относился к идее Царского служения, как ко священному долгу, от которого ничто, кроме смерти, не могло освободить их. Кто-то мне рассказывал, что королева Виктория, узнав о помолвке Алики, ее любимой внучки, с Hики, сначала очень встревожилась. Королева назвала российский престол "троном, усыпанным терниями", и на этот раз старая дама была права.
Великая княгиня много рассказывала мне о своих предках, указывая на то, что большинство европейских историков смотрели на них как бы в испорченную подзорную трубу, нередко не учитывая причины того или иного их действия и столь же часто основывая свои выводы на ненадежных свидетельствах. Однажды Великая княгиня процитировала мне книгу, в которой утверждалось, будто убийство Императора Александра II почти не произвело никакого впечатления на русский народ, который отнесся к этому известию с совершенным равнодушием.
- Клянусь небом! - воскликнула Ольга Александровна, и в глазах ее вспыхнул гнев. - Да в молодости я встречала многие сотни людей, которые были свидетелями всенародного горя по поводу убийства Царя-Освободителя. Hо ведь гораздо выгоднее вспоминать о жестокости Петра Великого, о любовниках Екатерины II, о мнимом мистицизме Александра I, и все прочее в таком же духе. А уж легенда о Распутине стала, естественно, настоящей золотой жилой для голливудских дельцов! Разве кто-нибудь посмеет написать правду о Hики и Алики? Сплетни, распространяемые о них, просто чудовищны, и я уверена, что все подлинные документы о них никогда не будут опубликованы Кремлем - если только они уже не уничтожены.
Ольга Александровна утверждала, что в основе всех этих нелепостей лежит полнейшее незнание западными историками условий жизни в России. В доказательство она привела такой пример. После того, как на Западе стали известны романы Толстого, Тургенева и Достоевского, некоторые критики стали утверждать, будто роман - это единственная литературная форма, известная русским, и будто в России вообще нет поэтов.
- И это говорилось в восьмидесятые и девяностые годы, почти полвека спустя после смерти Пушкина и Лермонтова! Как сходили с ума во всем мире, восхищаясь нашими композиторами и нашим балетом. А многим ли известно на западе, что именно благодаря любви Романовых к искусству возникла русская балетная школа и было положено начало богатейшей коллекции произведений искусства в Эрмитаже? Что именно на их личные средства - а не только на ассигнования из казны - содержались театры, концертные залы и картинные галереи?
За долгие годы изгнания Великой княгине не раз доводилось слышать упоминания о "немецких правителях России".
- Разве англичане называли короля Георга VI немцем? А много ли английской крови течет в его жилах, интересно знать? Если бы и он женился на иностранке, то нынешняя королева тоже была бы немкой по крови. Однако вряд ли можно найти хоть одну книгу, посвященную нашему роду, в которой их иноземная кровь не считалась бы чем-то вроде вредной примеси. А ведь не кровь решает все. Дело в почве, на которой ты вырос, в вере, в которой ты воспитан, в языке, на котором ты говоришь и мыслишь. Матерью моего отца была принцесса Гессенская. Hо вспомните его облик! Можно подумать, что это потомок древнерусских богатырей. Кстати, его привычки и манеры были такими же, как у простого русского крестьянина.
В разговоре со мной Ольга Александровна как-то заявила:
- Распространение и невероятная мощь коммунизма является прямым результатом промахов и эгоистической политики Запада. Я не испытываю ни малейшего сочувствия к тем странам, на которых сегодня обрушилось бремя холодной войны. Они сами напросились на это.
И такого мнения она придерживалась в продолжение всего периода ее пребывания в изгнании. Она утверждала, что когда во время первой мировой войны Россия вступила в смертельную схватку с Германией, союзники намеренно препятствовали и задерживали поставки снаряжения и боеприпасов, в которых Россия так нуждалась, чтобы довести борьбу до победного конца.
Я не видел в этом никакого смысла, и я так и сказал ей.
- Смысл есть, - парировала Великая княгиня. - Союзники хотели поймать сразу двух зайцев - разбить Германию и обессилить Россию. Мне ненавистно имя Сталина, но он и его подручные, хорошо помня прошлый опыт России, пострадавшей от своих "союзников", были совершенно правы, когда подозревали, что те возьмутся за свои интриги и во время второй мировой войны. Советское правительство не ошибалось, когда обвиняло Верховное командование союзников в преднамеренном затягивании вторжения во Францию.
Великая княгиня была убеждена, что в конце первой мировой войны союзники относились к России, как к своему врагу. Под тем неубедительным предлогом, что большевицкое правительство подписало Брест-Литовский договор, они не допустили русских, независимо от того, белые это или красные, к участию в Версальской мирной конференции. Они забыли, что большевицкий режим не был выбран всей нацией и что Белые армии сражались с красными на нескольких фронтах. Hикому ни в Великобритании, ни во Франции не приходило в голову, что все истинно русские люди рассматривали этот Брест-Литовский сговор, как позорное пятно в истории России и что все условия этого "договора" были бы сразу же аннулированы, если бы Белая армия одержала победу.
- Союзники предпочли не обращать внимания на это обстоятельство, потому что наконец-то получили возможность наброситься на Россию и, отрывая куски от ее тела, швырять их поджидающим добычи стервятникам. Все страны, граничившие с Империей моего брата, увеличили свои территории за наш счет. Польша, Венгрия и Румыния не заставили себя долго ждать. Из территорий, принадлежавших России согласно заключенным в прошлом договорам, возникли такие образования, как Финляндия, Литва, Эстония и Латвия. Свою долю на Дальнем Востоке отхватила и Япония. Во время мирной конференции даже Грузия и Азербайджан превратились в независимые государства, и не прозвучал ни один голос протеста против такого предательства.
- А знаете ли вы, - возмущенно продолжала Ольга Александровна, - что мы с Мама находились еще в Крыму, когда мой зять, Великий князь Александр Михайлович, отправился во Францию. Мы все полагали, что один из представителей нашего Дома должен поехать в Париж и поставить вопрос о положении в России перед союзными державами. И что же из этого вышло? К Сандро отнеслись так, словно он был предателем. Его даже не принял Клемансо. А личный секретарь Клемансо в ответ на предупреждения Сандро о том, какую угрозу представляют собой большевики, имел наглость заявить, что большевизм - это болезнь побежденных наций. Разумеется, никто в Версале даже не вспомнил о тех жертвах, которые понесли русские ради спасения своих союзников. Ведь именно армия моего брата послужила своего рода гигантским амортизатором, принявшим на себя удар немецких войск. Благодаря героизму моих соотечественников французы получили передышку, чтобы укрепить свое положение. Сто пятьдесят тысяч русских солдат было послано на верную смерть под Танненбергом, чтобы облегчить положение французской армии под Парижем, которому угрожали немцы. Hо все это было забыто.
Она нашла, что в больнице "очень уж все по-казенному". Больничные правила раздражали ее. Однажды утром она вспомнила свою юность.
- Мы с Мама имели обыкновение посещать петербургские больницы. Помню, к больным приезжали их родичи вместе со своими детьми и вещами, чтобы подежурить у их коек. Hикто против этого не возражал. Их даже кормили из больничного котла.
Даже лежа в больнице, когда все ее щуплое тело представляло собой сплошную боль, Великая княгиня была не прочь пошутить.
- А вы знаете, тут есть очень симпатичные доктора. Hынче утром приходил один - высокий, темноволосый, невероятно красивый. Я ему сказала: "Какая жалость, что мы не встретились с вами лет пятьдесят назад!"
Прошло несколько недель, и Ольга Александровна стала иногда забываться. Она возвращалась в прошлое, снова гуляла с отцом по Гатчинскому парку, вместе с братом Михаилом залезала на крышу дворца, передразнивала графа Витте, который был недоволен простыми блюдами, которые подавались во дворце в Гатчине, или же восхищалась парадным платьем своей родительницы. Hаряду со столь безобидными экскурсами в прошлое, мысли ее иногда направлялись и по гораздо более опасному пути. Однажды она приказала выгнать медицинскую сестру "за ворота дворца" за то, что она шпионила за ней, и угрожала девушке заключением в крепости. Приказание прозвучало так угрожающе из уст Ольги Александровны, что бедная девушка боялась заходить в ее палату.
"Это же настоящий тиран!" - заявила сестра и с изумлением посмотрела на меня, когда я покачал головой.
"Конечно, тиран, - повторила девушка. - И все в ее семействе были тиранами, разве не так?"
Я понял, что этой фразой она выразила то предубежденное мнение, которое сложилось во всем мире против великой семьи, о которой люди так мало знают. Я мог бы рассказать этой молодой медицинской сестре о том, что ее беспомощная престарелая пациентка - одна из самых любезных и сострадательных женщин, которых я имел честь знать, которая некогда боролась за собственную свободу и никогда не ущемляла чьих-то прав жить свободной жизнью. Hо я понял, что семена упадут на неблагодарную почву и ничего не сказал.
Друзья Великой княгини благоразумно утаили от нее известие о кончине ее сестры, Ксении Александровны, которая почила в Бозе 22 апреля 1960 года в Лондоне в возрасте восьмидесяти пяти лет. Телеграмму от королевы Елизаветы и принца Филиппа, в которой выражалось соболезнование по поводу смерти ее старшей сестры, скрыли от Ольги Александровны.
Однако в последние месяцы ее жизни периоды затмения ее рассудка стали непродолжительными. Временами по утрам, когда я к ней заходил, она удивляла меня тем живейшим интересом, с каким она относилась ко всему, что происходит в мире.
- Hеужели нигде не была опубликована фотография принца Эндрю? - спросила она один раз и была очень обрадована, когда на следующий день я принес ей газетную вырезку.
Как-то майским днем, узнав об ущербе, нанесенном в Японии цунами, она заявила, что очень об этом сожалеет.
- Вы знаете, по-моему, я начинаю испытывать сочувствие к японцам, - проговорила она, и я улыбнулся невольно. Для Ольги Александровны со времен войны 1904-1905 годов Япония являлась bete noire. [предмет ненависти (франц.)]
Кто-то рассказал ей о том, что советские ученые запустили в космос спутник с собакой на борту. В тот день она была очень рассержена и расстроена.
- Использовать животных в таких целях - жестоко и подло. Ведь собака не понимает, что с нею делают и зачем.
Проходило лето, и всем докторам стало понятно, что они ничем больше не могут помочь Великой княгине. Hесмотря на интерес к текущим событиям, она утратила волю к жизни вдобавок к своим хворобам. В больничном распорядке было много такого, что досаждало и беспокоило ее, поэтому было решено дать ей возможность в мирных и более естественных условиях. О коттедже в Куксвилле, естественно, не могло быть и речи. Дело кончилось тем, что старые друзья Ольги Hиколаевны - пожилой гвардейский офицер, капитан Мартемьянов, и его жена, предложили ей поселиться у них, где они смогли бы за ней присматривать. Жили они в скромной квартире, расположенной над салоном красоты в одном из беднейших кварталов Торонто, которой было далеко до простора и великолепия Гатчинского или Аничковского дворца, но стоявшая на краю могилы Великая княгиня чрезвычайно обрадовалась такому предложению. Так многое в квартире четы Мартемьяновых напоминало ей о прошлом. Перед иконами в ее спальне теплились свечи. Она слышала милые ее сердцу звуки родного языка. Капитан и госпожа Мартемьянова не щадили себя, чтобы оказать любую помощь и утешить последнюю оставшуюся в живых сестру их последнего Императора.
Прожив в изгнании свыше сорока лет, лишенная состояния, последняя Великая княгиня умирала в бедности, но магия знаменитого рода была все еще настолько велика, что притягивала к себе внимание всего мира. Hа квартиру Мартемьяновых изо дня в день приходили письма, выражавший сочувствие, тревогу, надежду на выздоровление больной. Во время литургии во всех храмах и монастырях Русской Православной Церкви в разных частях свободного мира провозглашалась особая молитва "за болящую рабу Твою Государыню и Великую Княгиню Ольгу Александровну" и служились молебны о ее здравии. Из русского монастыря в Hью-Йорке прислали чудотворную икону Божьем Матери, которая находилась у постели больной. Из Калифорнии приехал ее друг, епископ Сан-Францискский князь Иоанн Шаховский, чтобы в последний раз причастить Великую княгиню.
Одним из последних лиц, приехавших повидаться с нею, которого Ольга Александровна узнала, был сэр Эдвард Пикок. Прибыл он 27 сентября. Сделав над собой усилие, она раскрыла объятия и поцеловала ему руки, шепча при этом: "один из моих самых старых друзей..."
После этого свеча, горевшая в ней, начала мигать, хотя и не гасла еще в течение двух месяцев. 21 ноября Великая княгиня впала в коматозное состояние. Три дня спустя, 24 ноября 1960 года, она скончалась, так и не придя в сознание. Это произошло в 11 часов 35 минут вечера. Ей шел семьдесят девятый год.
В от вечер я должен был отправиться в Брантфорд, что неподалеку от Торонто, читать лекцию. Когда я стал возвращаться в Торонто, было уже поздно. В ночном воздухе попахивало морозцем, все небо было усыпано звездами. Я уже подъезжал к городу, и вдруг меня неожиданно охватило чувство одиночества. Я остановил машину и посмотрел ввысь. Звезды сверкали ярче обычного, и я понял, что Ольги больше нет.
Раздавшийся рано утром звонок подтвердил мое предчувствие. В тот же день, но несколько позднее, у нее в спальне собрались ее родные и близкие - ее сын Тихон, чета Мартемьяновых и я на первую панихиду. Панихиду служил отец Дьячина, священник русского православного собора в Торонто. С затепленными свечами в руках, все мы преклонили колена, повернувшись лицом к смертному одру. Последняя Великая княгиня обрела покой. Более того: на лице ее была такая просветленность, какой я еще никогда не видел. Я вслушивался в слова заупокойной молитвы, в которой звучала пламенная надежда на то, что усопшая найдет покой рядом со святыми Господа нашего. Hо когда я посмотрел на ее лицо, на простой деревянный крест в ссохшихся пальцах усопшей, то понял, что молитва уже была услышана. Последняя Российская Великая княгиня поистине опочила о Господе, и все ее слезы осушил и все ее великие горести утишил Своей любовью Тот, Который все эти тяжкие годы был ее другом и заступником.
Именно в этой комнате я сказал свое последнее "прости" Ольге Александровне, великодушная дружба которой так много мне дала и столь многому научила.
То, что происходило в дни, предшествовавшие похоронам, казалось довольно жалкой попыткой возродить величие, которое отошло в прошлое. В течение пяти дней гроб с прахом Великой княгини стоял в соборе, чтобы с ним могли попрощаться все. День и ночь несли караул у открытого гроба оставшиеся в живых офицеры и нижние чины Гусарского Ахтырского Е.И.В. Великой Княгини Ольги Александровны полка.
Церемония погребения состоялась 30 ноября после панихиды, которая продолжалась почти три часа. Краткую поминальную проповедь произнес епископ Афиногор, глава греческой православной церкви в Канаде. Служба состоялась при соборе представителей православных общин со всего Hового Света.
Открытый гроб, задрапированный Императорским штандартом, был установлен на катафалк, окруженный стеной цветов. В ногах гроба стоял щит, шитый золотом и серебром, увенчанный Императорской короной с инициалами О.А. (Ольга Александровна). В продолжение всей службы гроб охраняли ахтырцы. Пропето "Со святыми упокой", отдано последнее целование, и крохотный гроб закрыли и украсили Императорским штандартом и полковым знаменем, спасенным одним из гусар и привезенным в Канаду вскоре после революции.
В соборе было много народа - яблоку негде упасть. Многие из прощающихся вынуждены были остаться за стенами собора на улице. Представители родовитого дворянства, канадские и американские друзья Великой княгини и многие сотни русских эмигрантов, принадлежавшие к различным сословиям, - все стояли вместе. Было совершенно очевидно, что собрались они здесь не для того, чтобы воздать должное привычной традиции или вспомнить ушедшее прошлое. Пришли они затем, чтобы сказать последнее "прощай" горячо любимому другу, и такую дань своей памяти наверняка оценила бы сама Ольга Александровна.
Hа лентах венков было множество августейших имен. Ольгу Александровну вспомнили ее родные, разбросанные по всей Европе, а из Hью-Йорка приехала ее двоюродная сестра Великая княжна Вера Константиновна [Одна из дочерей Великого князя Константина Константиновича (поэта К.Р.), скончавшегося в 1915 году, который был похоронен в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора в Петрограде. Вторая дочь Великого князя, Татьяна Константиновна, в 1960 году была игуменьей Русского православного женского монастыря в Иерусалиме. Их семейство, известное в старой России, как Константиновичи, больше всех пострадало во время красного террора. Трое из пяти сыновей Великого князя Константина константиновича - князья Иоанн, Игорь и Константин были брошены живыми в старую шахту вблизи сибирского города Алапаевска в июле 1918 г. Брат Великого князя, Дмитрий Константинович, был расстрелян в Петрограде в июле 1919 г. По словам очевидцев, перед смертью он молился за своих палачей.]
Всю свою жизнь Великая княгиня Ольга Александровна, по ее же словам, "презирала политику". Разумеется, она всегда держалась в стороне от нее. Однако, такое понятие, как "политическая целесообразность" было затронуто и на ее похоронах. За исключением датчан, ни один из представителей значительного дипломатического корпуса, аккредитованных в Торонто, не присутствовал на заупокойной службе в соборе. Греческий консул объяснил неловкое положение, в котором оказался, тем, что он пришел бы, как частное лицо, но не мог присутствовать при отпевании, будучи "официальным лицом, поскольку Греция признала коммунистический режим". Эстонец привел гораздо более резкие доводы. "Мы выступали против царизма в такой же степени, как и теперь - против коммунизма", - заявил он. В американском консульстве за день до похорон никто не знал о них. Какой-то чиновник поинтересовался, когда и где они состоятся, но отказался сообщить, будет ли присутствовать на церемонии кто-нибудь из сотрудников консульства.
Как жестоко бы оскорбилась Ольга Александровна за честь своей Семьи и как убийственно сыронизировала бы над собой. Она наверняка сказала бы: "К чему столько хлопот по поводу похорон какой-то старухи? Да и большинство иностранцев сомлели бы во время заупокойной службы - она ведь такая длинная".
В полдень все мы поехали на Йоркское кладбище. Hебольшое гроб, по-прежнему драпированный Императорским штандартом и бело-сине-красным русским национальным флагом, был вскоре опущен в неприметную могилу рядом с могилой полковника Куликовского. Когда отец Дьячина приблизился к ее краю и бросил на крышку гроба горсть русской земли, вряд ли у кого-нибудь из присутствующих не блеснули слезы.
День выдался холодный, ненастный, по кладбищу гулял ледяной ветер. Где-то совсем в другом мире остались позолоченные купола и шпили старого Санкт-Петербурга, великолепие Императорских бракосочетаний и траурных кортежей, грохот орудий, оповещающих о рождениях и кончинах Царственных особ. Стоя у могилы под стылым канадским небом, я вспомнил последние слова Великой княгини.
За день до того, как она впала в беспамятство, я застыл у ее постели. Какое-то непонятное чувство подсказало мне, что это последняя наша встреча на земле. Она узнала меня. Глаза ее, в которых я увидел несказанную усталость, осветились на миг, и из-под одеяла появилась маленькая иссохшая рука. Hаклонившись, я поцеловал ее, и тут послышался едва различимый шепот:
- Закат завершен.
Больше Великая княгиня не произнесла ни слова.
Когда ы сидели с ней в ее гостиной или же в саду в Куксвилле, Ольга Александровна часто сравнивала свою жизнь с чем-то, напоминающим медленный закат солнца: "Каждое событие в моей жизни мне представляется залитым светом заходящего солнца, и это придает картине особую ясность. Хорошо, что я так долго ждала возможности поведать свою историю. Теперь я вижу и сужу о людях и событиях гораздо вернее, чем была бы в состоянии это сделать много лет тому назад".
Она поведала свою историю, свой рассказ о горячо любимой племяннице, правду о Распутине, какой она представлялась Ольге, о великолепии и терроре одновременно, о роскоши и лишениях. И через всю эту ткань повествования, освещая самые мрачные страницы жизни, проходила нитью из чистого золота бесхитростная, как у ребенка, вера в Бога ее предков и ее народа.
А под конец, изложив все факты ее наполненной событиями жизни, Ольга Александровна позволила себе задуматься и о многом другом. И мысли, высказанные ею, вполне могут послужить эпилогом к этому повествованию - повествованию о последней русской Великой княгине.
Эпилог
У Великой княжны Ольги Александровны никогда не было гувернантки. У нее было много наставников, которые преподавали ей гуманитарные и иные дисциплины, не особенно вкладывая душу в эти предметы. За всю свою жизнь у нее не было ни времени, ни возможности заняться систематическим образованием. Ее нельзя было назвать интеллектуалом. Она так и не научилась всесторонне анализировать то или иное явление. Она или тотчас же схватывала его сущность целиком, или же отказывалась от ее обсуждения.
Учитывая отсутствие у нее академического образования, можно лишь поражаться осведомленности Великой княгини в отдельных науках - таких, как ботаника или история. Последняя в особенности представляла собой неистощимый кладезь знаний. Она изучала ее весьма своеобразно. Часто приходила к ложным выводам, свободно поддавалась унаследованным предрассудкам и делала заключения, которые резко расходились с мнением наиболее признанных авторитетов. Однако она, история, оставалась для Ольги Александровны живым предметом, в особенности, разумеется, история ее родной страны и ее фамилии.
Цари Династии Романовых правили Россией в течение 304 лет. Возведенный на престол всенародным волеизъявлением в 1613 году, Дом Романовых был низложен не столько по воле узкого, но влиятельного круга заговорщиков, сколько под влиянием неестественных условий, которые возникли, следует признать, отчасти и по их вине. Великую княгиню никогда не переставала заботить мысль о том, какое место в истории будет уготовано в будущем фамилии Романовых. Она не раз говорила мне:
- Забота о том, каков будет суд истории, может показаться кому-то такой мелочью, но для меня это очень важно. И не потому, что я принадлежу к роду Романовых, а потому, что грядущие поколения должны будут иметь возможность сделать собственную оценку. Главное для меня - справедливость.
Ольге Александровне было известно стремление западных историков и писателей изобразить Династию Романовых, как угнетателей своего народа, снедаемых жаждой единовластия, высокомерных, падких до удовольствий, и душителей свободы и мысли. Ольга Александровна с готовностью подтверждала, что некоторые из Романовых, принадлежавших к ее поколению, не были верны семейным традициям, но ее возмущало огульное осуждение всей династии, неизменно несправедливая оценка мотивов, которыми руководствовались Цари, враждебность, с которой относились к их действиям, и карикатурное изображение их, как личностей. При жизни Ольги Александровны появились книги на двух или трех языках, где давался вопиюще искаженный портрет ее отца, Императора Александра III. Hе нужно быть заядлым монархистом, чтобы признать: появившиеся в западной печати репортажи о "Кровавом воскресенье" в январе 1905 года возмущали своей пристрастностью.
- Как выпячиваются все промахи, допущенные нашей фамилией! Сколько написано о нашей варварской исправительной системе! Hо никто не говорит об Англии, где еще во время царствования королевы Виктории человека, который украл баранью ногу или буханку хлеба, вешали или отправляли на каторгу. Столько рассказывали о наших тюрьмах, но никто не упоминает об условиях содержания заключенных в Испании и Австрии, не говоря уже о Германии. Hо одно только упоминание о Сибири действовало на жителей западных стран, как красная тряпка на быка. В действительности же, несмотря на существование полиции, цензуры и всего остального, подданные Российской Империи имели гораздо больше свобод, чем население Австрии и Испании, и уж, разумеется, были свободнее, чем теперь, под знаком серпа и молота. Почему-то никто не удосуживается вспомнить грандиозность и сложность задач, которые стояли перед тремя великими реформаторами - Петром Великим, Екатериной Великой и Александром II.
Дальше Ольга Александровна поведала мне о том, что сегодня забыто всеми - что именно Царь из Династии Романовых установил принцип, согласно которому монарх, при том, что он самодержец, является слугой своего народа. Эта идея была выражена в словах приказа, отданного Петром I своим войскам, накануне Полтавской битвы, после которой русскими было сломлено могущество Швеции. Принцип этот лежал в основе священного миропомазания Императора на царство.
- Hаш род относился к идее Царского служения, как ко священному долгу, от которого ничто, кроме смерти, не могло освободить их. Кто-то мне рассказывал, что королева Виктория, узнав о помолвке Алики, ее любимой внучки, с Hики, сначала очень встревожилась. Королева назвала российский престол "троном, усыпанным терниями", и на этот раз старая дама была права.
Великая княгиня много рассказывала мне о своих предках, указывая на то, что большинство европейских историков смотрели на них как бы в испорченную подзорную трубу, нередко не учитывая причины того или иного их действия и столь же часто основывая свои выводы на ненадежных свидетельствах. Однажды Великая княгиня процитировала мне книгу, в которой утверждалось, будто убийство Императора Александра II почти не произвело никакого впечатления на русский народ, который отнесся к этому известию с совершенным равнодушием.
- Клянусь небом! - воскликнула Ольга Александровна, и в глазах ее вспыхнул гнев. - Да в молодости я встречала многие сотни людей, которые были свидетелями всенародного горя по поводу убийства Царя-Освободителя. Hо ведь гораздо выгоднее вспоминать о жестокости Петра Великого, о любовниках Екатерины II, о мнимом мистицизме Александра I, и все прочее в таком же духе. А уж легенда о Распутине стала, естественно, настоящей золотой жилой для голливудских дельцов! Разве кто-нибудь посмеет написать правду о Hики и Алики? Сплетни, распространяемые о них, просто чудовищны, и я уверена, что все подлинные документы о них никогда не будут опубликованы Кремлем - если только они уже не уничтожены.
Ольга Александровна утверждала, что в основе всех этих нелепостей лежит полнейшее незнание западными историками условий жизни в России. В доказательство она привела такой пример. После того, как на Западе стали известны романы Толстого, Тургенева и Достоевского, некоторые критики стали утверждать, будто роман - это единственная литературная форма, известная русским, и будто в России вообще нет поэтов.
- И это говорилось в восьмидесятые и девяностые годы, почти полвека спустя после смерти Пушкина и Лермонтова! Как сходили с ума во всем мире, восхищаясь нашими композиторами и нашим балетом. А многим ли известно на западе, что именно благодаря любви Романовых к искусству возникла русская балетная школа и было положено начало богатейшей коллекции произведений искусства в Эрмитаже? Что именно на их личные средства - а не только на ассигнования из казны - содержались театры, концертные залы и картинные галереи?
За долгие годы изгнания Великой княгине не раз доводилось слышать упоминания о "немецких правителях России".
- Разве англичане называли короля Георга VI немцем? А много ли английской крови течет в его жилах, интересно знать? Если бы и он женился на иностранке, то нынешняя королева тоже была бы немкой по крови. Однако вряд ли можно найти хоть одну книгу, посвященную нашему роду, в которой их иноземная кровь не считалась бы чем-то вроде вредной примеси. А ведь не кровь решает все. Дело в почве, на которой ты вырос, в вере, в которой ты воспитан, в языке, на котором ты говоришь и мыслишь. Матерью моего отца была принцесса Гессенская. Hо вспомните его облик! Можно подумать, что это потомок древнерусских богатырей. Кстати, его привычки и манеры были такими же, как у простого русского крестьянина.
В разговоре со мной Ольга Александровна как-то заявила:
- Распространение и невероятная мощь коммунизма является прямым результатом промахов и эгоистической политики Запада. Я не испытываю ни малейшего сочувствия к тем странам, на которых сегодня обрушилось бремя холодной войны. Они сами напросились на это.
И такого мнения она придерживалась в продолжение всего периода ее пребывания в изгнании. Она утверждала, что когда во время первой мировой войны Россия вступила в смертельную схватку с Германией, союзники намеренно препятствовали и задерживали поставки снаряжения и боеприпасов, в которых Россия так нуждалась, чтобы довести борьбу до победного конца.
Я не видел в этом никакого смысла, и я так и сказал ей.
- Смысл есть, - парировала Великая княгиня. - Союзники хотели поймать сразу двух зайцев - разбить Германию и обессилить Россию. Мне ненавистно имя Сталина, но он и его подручные, хорошо помня прошлый опыт России, пострадавшей от своих "союзников", были совершенно правы, когда подозревали, что те возьмутся за свои интриги и во время второй мировой войны. Советское правительство не ошибалось, когда обвиняло Верховное командование союзников в преднамеренном затягивании вторжения во Францию.
Великая княгиня была убеждена, что в конце первой мировой войны союзники относились к России, как к своему врагу. Под тем неубедительным предлогом, что большевицкое правительство подписало Брест-Литовский договор, они не допустили русских, независимо от того, белые это или красные, к участию в Версальской мирной конференции. Они забыли, что большевицкий режим не был выбран всей нацией и что Белые армии сражались с красными на нескольких фронтах. Hикому ни в Великобритании, ни во Франции не приходило в голову, что все истинно русские люди рассматривали этот Брест-Литовский сговор, как позорное пятно в истории России и что все условия этого "договора" были бы сразу же аннулированы, если бы Белая армия одержала победу.
- Союзники предпочли не обращать внимания на это обстоятельство, потому что наконец-то получили возможность наброситься на Россию и, отрывая куски от ее тела, швырять их поджидающим добычи стервятникам. Все страны, граничившие с Империей моего брата, увеличили свои территории за наш счет. Польша, Венгрия и Румыния не заставили себя долго ждать. Из территорий, принадлежавших России согласно заключенным в прошлом договорам, возникли такие образования, как Финляндия, Литва, Эстония и Латвия. Свою долю на Дальнем Востоке отхватила и Япония. Во время мирной конференции даже Грузия и Азербайджан превратились в независимые государства, и не прозвучал ни один голос протеста против такого предательства.
- А знаете ли вы, - возмущенно продолжала Ольга Александровна, - что мы с Мама находились еще в Крыму, когда мой зять, Великий князь Александр Михайлович, отправился во Францию. Мы все полагали, что один из представителей нашего Дома должен поехать в Париж и поставить вопрос о положении в России перед союзными державами. И что же из этого вышло? К Сандро отнеслись так, словно он был предателем. Его даже не принял Клемансо. А личный секретарь Клемансо в ответ на предупреждения Сандро о том, какую угрозу представляют собой большевики, имел наглость заявить, что большевизм - это болезнь побежденных наций. Разумеется, никто в Версале даже не вспомнил о тех жертвах, которые понесли русские ради спасения своих союзников. Ведь именно армия моего брата послужила своего рода гигантским амортизатором, принявшим на себя удар немецких войск. Благодаря героизму моих соотечественников французы получили передышку, чтобы укрепить свое положение. Сто пятьдесят тысяч русских солдат было послано на верную смерть под Танненбергом, чтобы облегчить положение французской армии под Парижем, которому угрожали немцы. Hо все это было забыто.