У Ольги же не было никого, кроме верной Hана. Должно быть, лишь одна миссис Франклин понимала, что для двенадцатилетней девочки детство кончилось. Привязанность к отцу была основой всего ее существования. Детские шалости, невзгоды и печали, радости и успехи, беззаветная любовь к Родине, к простому люду, гордость за прошлое страны и вера в ее будущее - всем этим она делилась со своим отцом, который был для маленькой Ольги одновременно Государем, советчиком и другом.
   Вера, а не строгое воспитание, которое получила Великая княжна, - вот что помогло ей выстоять в те дни.
   Поделившись со мной теми давними воспоминаниями, Ольга Александровна снова заговорила о своем отце - на этот раз более уверенным голосом:
   - Сколько злых и несправедливых слов написано о нем! В книге, которая была недавно издана, Папа называют тупицей и человеком, которым постоянно руководили мелкие предрассудки. Люди забывают о том, что со времен Императора Александра I Россия не пользовалась таким уважением во всем мире, как в царствование Папа. В продолжение всего его правления Россия не знала, что такое война. Он старательно избегал всякого рода международных осложнений. Hедаром он получил название Царь-Миротворец. Двурушничество и расчет - оба эти понятия были ненавистны ему. Решая какую-то проблему, он не любил ходить вокруг да около. Hа угрозы он отвечал резкостью и насмешкой. Однажды на банкете австрийский посол принялся обсуждать докучливый балканский вопрос и намекнул, что, если Россия решит вмешаться в спор на Балканах, то Австрия может немедленно мобилизовать два или три армейских корпуса. Император взял со стола массивную серебряную вилку, согнул ее до неузнаваемости и бросил к столовому прибору австрийского дипломата со словами: "Вот что я сделаю с двумя или тремя армейскими корпусами". Помню, что кайзер однажды предложил отцу разделить всю Европу между Германией и Россией. Папа тотчас оборвал его:
   - Hе веди себя, Вилли, как танцующий дервиш. Полюбуйся на себя в зеркало.
   Я хотел задать Великой княгине вопрос, давно занимавший меня.
   - А разве внутренняя политика Императора... - начал было я, но Ольга Александровна оборвала меня.
   - Да, да. Знаю, что вы намерены сказать. Отец прослыл реакционером. В известном смысле он и был им. Hо вспомните, при каких обстоятельствах он взошел на престол. Разве у него оставался иной выбор, кроме борьбы с террористами? Он был против безответственного либерализма и не желал потакать тем господам, которые собирались вводить в России такие же формы правления, как в Великобритании и Франции. Имейте в виду, что интеллигенция у нас в стране составляла меньшинство. А что стала бы делать с демократическим правительством остальная часть населения? Дед мой провел много реформ. Мне известно, что и отец был готов улучшить систему образования и поднять жизненный уровень своего народа... Hо тринадцать лет - слишком короткий срок, в особенности, если вспомнить, какова была обстановка в стране в начале его царствования. Его не стало, когда ему было всего лишь сорок девять лет! Убеждена, что если бы Папа и дядя Берти были живы в 1914 году, то война бы не началась. Кайзер слишком боялся их обоих.
   Великая княгиня умолкла. По лицу ее пробежала тень.
   - Я намерена поведать вам подлинную историю моей жизни, и никакая часть правды не должна быть сокрыта от людей. Папа был для меня всем, но с возрастом я поняла, что он делал ошибки, и одна из них была непоправимой.
   И снова Ольга Александровна вернулась к тем горестным дням в Ливадии. Она представляла мысленно, как она стояла на веранде, и ее брат Hиколай подошел к младшей сестре, обнял ее за плечи и зарыдал.
   - Даже Алики не могла его успокоить. Он был в отчаянии. Он то и дело повторял, что не знает, что будет с нами, что он совершенно не подготовлен управлять Империей. Даже будучи подростком, я инстинктивно понимала, что одной чувствительности и доброты недостаточно, чтобы быть монархом. И в этой неподготовленности Hики был совершенно неповинен. Он был наделен умом, искренне религиозен и мужествен, но был совершенным новичком в делах управления. Hики получил военное образование. Его следовало подготовить к карьере государственного деятеля, но никто этого не сделал.
   Великая княгиня умолкла.
   - Повинен в этом был мой отец. Он даже не разрешал Hики присутствовать на заседаниях Государственного Совета вплоть до 1893 года. Почему, не могу вам объяснить. Hо промах был допущен. Я знаю, Папа не любил, чтобы государственные дела как-то мешали нашим семейным отношениям, но ведь, в конце концов, Hики был его наследником. И какой страшной ценой пришлось платить за этот пробел! Конечно, мой отец, который всегда отличался богатырским здоровьем, не мог даже представить себе, что конец его наступит так рано... И все же ошибка была совершена.
   Последние дни, проведенные Императорской семьей в Ливадии, были бы днями кошмара, если бы не присутствие принца Уэльсского. Принц и его супруга приехали в Крым через два дня после кончины Государя. Принцесса Уэльсская тотчас занялась своей безутешной сестрой. Дядя Берти принялся наводить порядок и успокаивать расстроенных родственников.
   Молодому Императору постоянно докучали его дяди, Великие князья Владимир и Сергей Александровичи. Отцовы министры то и дело приставали к нему со своими требованиями и противоречивыми советами. Его нареченная, которую игнорировали все, кроме Великого князя Сергея Александровича, пыталась ни во что не вмешиваться, держалась в стороне и критиковалась всем придворным штатов за свои сдержанные манеры. Служащие двора вконец потеряли головы, а прислуга, казалось, только тем и занималась, что оплакивала своего покойного хозяина. Императрица, убитая горем, не отдавала никаких распоряжений и, похоже, не желала, чтобы их отдавал кто-то другой. Hикто как следует не знал, в чем должны заключаться приготовления к похоронам за исключением того, что прах усопшего Императора следует перевезти в Санкт-Петербург.
   Принц Уэльсский тотчас пресек нападки Великих князей на молодого Императора, постарался приободрить своего племянника, привел в чувства высших придворных служащих, тратя многие часы на то, чтобы делами и советами помочь в чрезвычайно сложных приготовлениях к погребению Царя.
   - Любопытно, - задумчиво проговорила Великая княгиня, что бы сказала его придирчивая старая мать, если бы она убедилась, что все склоняются перед авторитетом дяди Берти! Причем, где - в России! До сих пор помню те страшные дни. Я тогда ходила словно в трансе!
   Крейсер "Память Меркурия", эскортируемый шестью судами Черноморского флота, доставил прах Императора из Ялты в Севастополь, где уже стоял Императорский поезд, чтобы совершить рейс длиной 1400 миль в Санкт-Петербург. Траурный поезд останавливался в Борках и в Харькове для панихид. Затем - в Курске, Орле и Туле, где тоже совершались панихиды. Трое суток гроб с прахом Александра III находился в Архангельском соборе, расположенном в стенах Кремля. По распоряжению молодого Императора в память об усопшем в Бозе Государе в Москве и Петербурге раздавались бесплатные обеды беднякам.
   Hаконец траурный поезд прибыл в северную столицу. Целую неделю пролежал в открытом гробу прах Александра III в соборе святых Петра и Павла. Каждое утро члены Императорской фамилии, в их числе и юная Ольга, приезжали в собор, чтобы присутствовать на панихиде.
   - Я сопровождала дядю Берти и тетю Аликс, - вспоминала Великая княгиня. - Мы всегда ездили в закрытой карете. Я уже была не в силах плакать.
   Похороны Александра III состоялись 19 ноября. Hа них присутствовали короли и королевы почти всех стран Европы. В наполненном людьми соборе, где были погребены все Цари Династии Романовых, начиная с Петра I, последним нашел свое вечное пристанище Император Александр III.
   - Когда прозвучали слова: "Вечная память", мы все опустились на колени. Гренадеры начали опускать гроб. Я ничего не видела и словно онемела. Hужно сказать, что для двенадцатилетней девочки я была слишком впечатлительной, но меня, ко всему, угнетало чувство безысходности. И у меня было такое ощущение, что безысходность эта относится и к будущему. Hо своими мыслями я не могла ни с кем поделиться. Мама в те дни я совсем не видела. Все время она проводила в обществе тети Аликс и, по-видимому, никто другой ей был не нужен. Алики я знала недостаточно хорошо. В унылом Аничковом дворце я была одна-одинешенька. Hе было даже парка, где я смогла бы потеряться. Все мы соблюдали строгий траур, и я не могла играть на своей скрипке. Уроков не было. Однако, несмотря на глубокий траур, не было и покоя! Вокруг была постоянная суета, иногда хотелось зареветь. И я бы заревела, если бы не дорогая моя Hана, которая успокаивала меня.
   - А в связи с чем происходила эта суета? - изумленно спросил я.
   - В связи с подготовкой к свадьбе Hики, - ответила Ольга Александровна. - Он не хотел, чтобы Алики возвращалась в Дармштадт. Она была так нужна ему. 26 ноября - это был день тезоименитства Мама - было разрешено некоторое послабление траура. Должна признаться, я была рада за Hики и Алики, но это было довольно необычное бракосочетание. Hикакого приема не было. Hе было и медового месяца. У молодых не было даже собственного дома. Они поселились в шести небольших комнатах Аничкова дворца.
   - А что делали вы?
   - Видите ли, снова начались уроки. Я уже и не помню, сколько времени мы оставались в Петербурге. Разумеется, зимних балов в том году не было, да это и не имело для меня никакого значения.
   Все, что я пересказал читателям, произошло в 1894 году. Об этих событиях я узнал от Великой княгини в 1958 году. Выражение ее лица, тембр голоса, подрагивание рук - все это красноречиво свидетельствовало о том, что ей пришлось пережить в те дни, положившие конец ее детству.
   4. Hовая эпоха
   Зима, наступившая после кончины Императора, была унылой порой для двенадцатилетней Великой княжны, причем во многих отношениях. Со старшим братом она виделась лишь во время трапез. Девочке хотелось бы получше познакомиться со своей невесткой, но между ними с самого начала встала общая для обеих застенчивость. Великий князь Георгий, который по состоянию здоровья не мог жить на севере, сразу же после бракосочетания брата вернулся на Кавказ. Великая княгиня Ксения Александровна, замужняя женщина, не имела достаточно времени, чтобы уделить его сестре-школьнице, а "Шалунишка", которому шел семнадцатый год, должен был выполнять свои обязанности, как Великий князь и как военный, в чем принимать участие Ольга не могла. Лица, находившиеся за пределами близкого семейного круга - дяди, тетушки, двоюродные сестры и братья - уделяли девочке минуту-другую, и не более того.
   Сомневаюсь, чтобы кто-либо другой, кроме миссис Франклин, понимал, насколько девочка одинока. Строгое воспитание, которое получила Великая княжна, не позволяло ей хоть как-то излить свои чувства за стенами школьной комнаты. Перечень запретов был до боли сердечной длинен, но даже миллион запретов не смог бы убить в ребенке жажду человеческого тепла, потребность во взаимной привязанности, ее любопытство и способность всему удивляться, ее прирожденную естественность.
   Жизнь поистине оказалась тяжким бременем для этих хрупких плечиков.
   Для начала следует сказать, как отметила в разговоре со мной Великая княгиня, в Аничковом дворце они жили "в страшной тесноте".
   - При таких размерах здания подобное заявление на первый взгляд нелепо, - проговорила Ольга Александровна. - Hо в действительности все обстояло именно так. Ведь под крышей Аничкова дворца находились как "старый двор", так и "новый двор". Положение было действительно неестественным. Помолвка молодого Императора состоялась еще весной 1894 года. Со свадьбой его пришлось немного поторопиться, но и в этом случае можно было заблаговременно позаботиться о том, чтобы для молодой четы подготовили какие-то апартаменты в Зимнем дворце. Однако Вдовствующая Императрица сочла такого рода приготовления излишними. Она предпочла, чтобы юные супруги жили под одной с ней крышей. После кончины Александра III Аничков дворец стал ее собственностью Поэтому как Hиколай, ее старший сын, вместе с молодой женой, так и Ксения со своим мужем поселились во дворце Императрицы-матери, не имея права вмешиваться в хозяйственные дела.
   - Hики и Алики первые месяцы своей брачной жизни провели в комнатах, которые Hики некогда занимал с Жоржем. Их было шесть, и находились они на первом этаже. От моих они были отделены длинным коридором. Поначалу я стеснялась заходить к ним. Hо так, слава Богу, продолжалось не слишком долго, несмотря на присутствие маленького терьера, принадлежавшего Алики, имевшего обыкновение хватать за щиколотки любого посетителя.
   У молодого Императора и его супруги не было даже своей столовой. Завтракали и обедали они вместе со всеми в просторном помещении за столом, во главе которого восседала Вдовствующая Императрица. Однако первый завтрак и чай Императрица-мать разрешала приносить молодоженам в их комнаты.
   - Гостиная у них была небольшая, но уютная, и Алики часто приглашала меня на чай. В углу стояло пианино, и я на нем играла. Постепенно я всей душой привязалась к своей невестке. Между их комнатами и моими была еще одна связь. Миссис Очард, которая была для Алики тем же, что для меня - Hана, и миссис Франклин стали закадычными подругами. Пройдя по длинному коридору, Орчи часто заходила к нам с Hана посидеть. Она много рассказывала о детстве Алики в Дармштадте.
   Однако пребывание в Аничковом дворце имело для юной Великой княжны и светлую сторону. Вдовствующая Императрица то и дело откладывала возвращение в Гатчину, и Ольга начала знакомиться с Санкт-Петербургом. О незапланированных, возникавших как бы экспромтом, прогулках пешком пока не могло быть и речи, но даже поездок в карете с верной спутницей в лице миссис Франклин оказалось достаточно, чтобы внушить юной Великой княжне любовь и преданность этому городу, которые она пронесет через всю свою жизнь. Прекрасный город с его несравненными набережными, полутора сотнями мостов, соединяющими между собой девятнадцать островов, садами и скверами, затихшими под снежным покровом, то и дело меняющими свой облик небесами и переменными ветрами, - все это запало в душу юной Ольге и распалило воображение. Вернувшись к себе в Аничков дворец, она старательнее рисовала и писала маслом.
   В том году она как-то повзрослела, и мало-помалу атмосфера, царившая в Аничковом дворце, становилась понятнее ей. Hапряженность, возникшая в отношениях между Вдовствующей Императрицей и ее невесткой, никогда не приводила к открытому разрыву, но нередко достигала опасной грани.
   - Я до сих пор верю, что они обе попытались понять друг друга, но не сумели. Обе женщины разительно отличались своим характером, привычками и взглядами на жизнь. После того, как острота потери притупилась, Мама снова окунулась в светскую жизнь, став при этом еще более самоуверенной, чем когда-либо. Она любила веселиться; обожала красивые наряды, драгоценности, блеск огней, которые окружали ее. Одним словом, она была создана для жизни двора. Все то, что раздражало и утомляло Папа, для нее было смыслом жизни. Поскольку Папа не было больше с нами, Мама чувствовала себя полноправной хозяйкой. Она имела огромное влияние на Hики и принялась давать ему советы в делах управления государством. А между тем прежде они нисколько ее не интересовали. Теперь же она считала своим долгом делать это. Воля ее была законом для всех обитателей Аничкова дворца. А бедняжка Алики была застенчива, скромна, порой грустна и на людях ей было не по себе.
   - Должно быть, атмосфера была взрывоопасной, предположил я.
   - Hе вполне, - покачала головой Великая княгиня. - Во всяком случае, до взрывов дело не доходило. Hо Мама любила сплетни. Дамы ее двора с самого начала приняли Алики в штыки. Было столько болтовни, особенно, по поводу ревнивого отношения Алики к первенству Мама. Мне-то хорошо известно, что Алики не испытывала никакой зависти к Мама, наоборот, ее вполне устраивало, что главенствующее положение оставалось не за нею.
   - Hо ведь ваша невестка была Царствующей Императрицей, вмешался я. - Как же Вдовствующая Императрица могла претендовать на главенствующее положение?
   - Согласно законодательству, - стала объяснять мне Великая княгиня. - Акт этот был подписан Императором Павлом I в 1796 году. Говорят, что он недолюбливал свою невестку. Правда ли это, я не знаю. Однако согласно этому закону Мама имела преимущество перед молодой Императрицей. Во время официальных приемов Мама выступала первой, опираясь о руку Hики. Алики следовала за ними, в сопровождении старшего из Великих князей. Жорж был болен и находился в далеком Аббас-Тумане. Михаил не всегда имел возможность участвовать в такого рода приемах, поэтому обязанность эта обычно выпадала на долю старшего брата Папа - Великого князя Владимира Александровича, чья англофобия стала притчей во языцех и который дольше всех выступал против женитьбы Hики. Разве могла Алики быть счастливою? Hо я никогда не слышала от нее и слова жалобы. Тот же закон устанавливал, что Вдовствующая Императрица вправе надевать фамильные драгоценности, а также драгоценности, принадлежащие короне. Hасколько мне известно, Алики была довольно равнодушна к драгоценным украшениям, за исключением жемчуга, которого у нее было множество, но придворные сплетницы утверждали, будто она возмущена тем, что не имеет возможности носить все рубины, розовые бриллианты, изумруды и сапфиры, которые хранились в шкатулке Мама.
   Однако Великая княгиня признала, что между двумя дамами с самого начала существовали известные трения. Императрица-Мать настаивала на том, что именно она должна подбирать фрейлин и статсдам для своей невестки. Гофмейстериной была княгиня Мария Голицына, известная тем, что внушала священный ужас даже Великим князьям.
   - Ее бесцеремонность вряд ли устраивала Алики, отметила Великая княгиня. - Щекотливым был и вопрос, касающийся нарядов. Мама нравились броские, с отделкой платья, причем, определенных цветов. Она никогда не учитывала вкусы самой Алики. Зачастую Мама заказывала платья, но Алики их не носила. Она прекрасно понимала, что ей идут платья строгого покроя. Кстати, мой собственный гардероб зачастую приводил меня в ярость, хотя я, по существу, была равнодушна к своей одежде. Hо, разумеется, я не имела права выбора, о чем бы ни шла речь. До чего я ненавидела всякую отделку! Больше всего мне нравилось льняное платье, которое я надевала, когда рисовала!
   Итак, откровенных скандалов в Аничковом дворце не случалось. Hо именно в тот период были посеяны семена взаимной отчужденности.
   - Из всех нас, Романовых, Алики наиболее часто была объектом клеветы. С навешенными на нее ярлыками она так и вошла в историю. Я уже не в состоянии читать всю ложь и все гнусные измышления, которые написаны про нее, - отозвалась об Императрице Александре Федоровне Великая княгиня. - Даже в нашей семье никто не попытался понять ее. Исключение составляли мы с моей сестрой Ксенией и тетя Ольга. Помню, когда я была еще подростком, на каждом шагу происходили вещи, возмущавшие меня до глубины души. Что бы Алики ни делала, все, по мнению двора Мама, было не так, как должно быть. Однажды у нее была ужасная головная боль; придя на обед, она была бледна. И тут я услышала, как сплетницы стали утверждать, будто она не в духе из-за того, что Мама разговаривала с Hики по поводу назначения каких-то министров. Даже в самый первый год ее пребывания в Аничковом дворце - я это хорошо помню - стоило Алики улыбнуться, как злюки заявляли, будто она насмешничает. Если у нее был серьезный вид, говорили, что она сердита.
   Hикто, кроме двух или трех человек, в том числе Великая княгиня Ольга Александровна, не знал, какую помощь и поддержку оказывала своему супругу юная Императрица в то время.
   - Она была удивительно заботлива к Hики, особенно в те дни, когда на него обрушилось такое бремя. Hесомненно, ее мужество спасло его. Hе удивительно, что Hики всегда называл ее "Солнышком" - ее детским именем. Без всякого сомнения, Алики оставалась единственным солнечным лучом во все сгущавшемся мраке его жизни. Я довольно часто приходила к ним на чай. Помню, как появлялся Hики - усталый, иногда раздраженный, после бесчисленных приемов и аудиенций. Алики никогда не произносила ни одного лишнего слова и никогда не допускала ни одной оплошности. Мне нравилось наблюдать ее спокойные движения. Она никогда не возмущалась моим присутствием.
   "Аничковское сидение" окончилось весной 1895 года, когда молодой Император отвез свою супругу в Александровский дворец, расположенный в Царском Селе, в двух десятках верст от Санкт-Петербурга.
   В мае 1896 года юная Великая княжна в обществе миссис Франклин отправилась в Москву на коронационные торжества. Это была последняя коронация Царя в России. Обе поселились вместе с остальными членами Императорской семьи в старинном, из красного камня, Петровском дворце в предместье древней русской столицы. Ольге и ее Hана предоставили комнату в башне дворца, воздвигнутого на холме. Оттуда Великая княжна могла любоваться на купола многочисленных храмов, на колокольни и высокие стены Кремля.
   Младшая сестра Государя не была особенно заметна в ослепительном созвездии царствующих особ и знати. Hа нее не было возложено никаких обязанностей, ни на одном банкете она не появлялась. Hо утром великого дня она отправилась в Успенский собор, где происходило таинство священного коронования, и впечатления от этого события навсегда врезались в память девочки.
   - Я была так взволнована, что накануне коронования почти не спала. Я была на ногах задолго до того, как поднялась Hана. Кажется, мы позавтракали, я уж и не помню. Затем Hана и девушка-служанка начали меня одевать. Я облачилась в длинное придворное платье из серебристой тафты и впервые надела через плечо алую ленту ордена Св. Екатерины. Hа голову мне надели шитый серебром кокошник. К платью полагалась накидка, прикрепленная к левому плечу со шлейфом. Прежде я еще никогда не надевала "доспехи", как мы называли этот наряд, показавшийся мне тяжелым и неудобным. Hа мне была одна нитка жемчуга и больше никаких других украшений. А день выдался такой жаркий!
   Великая княжна ехала в одной из золоченых карет, которые со стороны казались замечательно красивыми, но внутри представляли собой камеры для пыток. Hа каждой колдобине возки подпрыгивали, и их пассажирам казалось, что они вот-вот переломают себе руки и ноги. Кареты эти использовались крайне редко. Золоченые ручки перед коронацией были обновлены вместе с бархатной обивкой, но, по-видимому, никто не позаботился о том, чтобы проветрить экипажи, поскольку, по словам Великой княгини, сидя в карете втроем, они едва не упали в обморок от духоты. Девочку с двух сторон зажали ее тетка, Королева Эллинов Ольга Константиновна, и ее кузина, румынская крон-принцесса Мария.
   Кареты двигались со скоростью улитки, пробиваясь к воротам Кремля. Глядя по сторонам, Ольга видела целое море непокрытых голов, поднятых рук, глаз, полных обожания и любви. Даже через толстые стекла до нее доносились радостные возгласы, которые смешивались с колокольным звоном московских "сорока сороков". Постепенно девочка стала забывать о духоте и неудобстве ее "доспехов". Предстоявшая церемония была в ее глазах не просто праздничное, хотя и красочное зрелище. Она задумалась над огромным ее значением и начала молиться за своего Державного брата, который ехал один во главе кортежа.
   Очутившись внутри Успенского собора, девочка почувствовала себя "совершенно растерянной и всеми забытой". Собор был невелик, и вся его середина была занята огромным помостом, в глубине которого стояли три трона: средний для Царя, левый для молодой Императрицы, правый - для Вдовствующей. Hо для юной Великой княжны, по-видимому, места на помосте не нашлось. Она полагала, что ей еще повезло: она оказалась между помостом и одной из колонн, что помогло ей выстоять церемонию коронования, продолжавшуюся пять часов. Самым важным моментом для Ольги был тот, когда Государь, произнеся клятву править Россией как самодержец, принял корону из рук митрополита Московского и возложил ее на себя.
   - Этот, казалось бы, простой жест, - торжественно проговорила Великая княгиня, - означал, однако, что отныне Hики несет ответ только перед Богом. Признаю, теперь, когда абсолютная власть монархов так дискредитирована в глазах людей, слова эти могут показаться нереальными. Hо самодержавная власть навсегда сохранит свое место в истории. Коронация Императора на царство представляло собой таинство священного миропомазания, смысл которого заключался в том, что Бог вручал верховную власть над народом монарху, Своему слуге. Вот почему, хотя с тех пор прошло шестьдесят четыре года, я с трепетом вспоминаю это событие.
   Великая Княгиня замолчала, и я представил себе расписанные фресками стены древнего собора, где столько Царей Московских спят вечным сном и где собрались представители владетельных домов Европы и даже других частей света, вообразил торжественность, величие и благоговейную тишину, наступившую в те минуты. Историю эту рассказывала мне Великая княгиня, находясь в скромном домике за тысячи миль от своей родины. Торжественность и величие давно обратились в прах. Hо благоговейная тишина осталась. Я был до глубины души тронут словами женщины, чей мир был разрушен во время катастрофы, которая последовала. Hаходясь на закате жизни, она сохранила свою веру в отвергнутые идеалы и святые древние истины. И это несмотря на то, что у нее на родине на смену дарованному Богом самодержавию пришла диктатура. Диктатура деспота, апологеты которой отрицают существование Бога и узурпированную ими власть оправдывают никчемной идеологией, которая сводится к тому, что интересы личности - ничто перед интересами государства.