Страница:
Я решил, обнажив почти совершенно свой центр на протяжении около 25 верст, сосредоточить 0,75 своих сил на крайнем правом фланге и этим кулаком нанести удар вдоль Волги по левому крылу неприятеля. Левофланговый корпус армии должен был отрезать пути отступления противника на север. Днем 14-го июня войска получили директиву:
В ночь на 16 июня ударная группа генерала Улагая построила боевой порядок западнее железной дороги к югу от деревни Копани: в центре и впереди 4 танка с 3 броневыми автомобилями; непосредственно за ними пехота - 7-ая дивизия и пластуны; в резерве два конных корпуса; на правом фланге 3 бронепоезда и 3-я Кубанская дивизия.
Едва стало сереть, танки двинулись вперед и, давя проволочные заграждения, разошлись вправо и влево, расстреливая бросившуюся в панике бежать неприятельскую пехоту. Следом за танками стремительно двинулась пехота. Вслед за пехотой устремилась в прорыв кавалерия.
Противник бежал частью на Царицын, частью в Воропоново. Брошенная для спасения положения со стороны станции Басаргино в направлении на Червленноразное красная конница, поддержанная двумя бронепоездами, успеха не имела. Наша конница, поддержанная бронеавтомобилями, отбросила красных. Конница генерала Шатилова заняла станцию Воропоново. На правом фланге 3-я Кубанская дивизия при помощи бронепоездов овладела станцией и деревней Бекетовка и отбросила противника к станции Ельшанка.
Противник отошел на 2-ую и последнюю укрепленную позицию, расположенную по высотам южнее и юго-западнее Царицына, по линии станция Ельшанка село Ельшанка - Крутенькая. В то время, как развивался бой на фронте ударной группы генерала Улагая, корпус генерала Покровского после артиллерийской подготовки перешел в наступление в общем направлении на Котлубань, но успеха достичь не мог. В 3 часа дня генерал Покровский вновь атаковал красных, прорвал фронт и совершенно разгромил противника, взяв 5000 пленных и 8 орудий, выйдя на фронт Карповка - Бабуркин, одновременно конные части 1-го корпуса заняли хутор Вертячий. Около 5 часов вечера войска генерала Улагая вновь атаковали противника и после ожесточенного боя овладели станцией и селом Ельшанкой и станцией Садовой. Успеху атаки много способствовали наши аэропланы, бомбардировавшие войска противника. Неприятель отошел к самой окраине города.
К сожалению, генерал Улагай не воспользовался расстройством противника, чтобы на плечах его ворваться в город, и с темнотой наступление приостановил. За ночь противник успел оправиться и закрепиться. Я приказал на рассвете атаковать врага и во что бы то ни стало овладеть городом. Однако, генерал Улагай все время ссылался на чрезмерное утомление людей и просил атаку отложить.
Наступил рассвет, противник продолжал лихорадочно укрепляться. Я на автомобиле лично проехал вперед, переговорил с генералом Улагаем и настоял на атаке. В пять часов вечера ударная группа снова двинулась в бой. 3-я Кубанская и 7-ая пехотная дивизии при поддержке бронепоездов после жестокой схватки прорвали наконец фронт красных и ворвались в город. Одновременно с атакой Царицына конница генерала Шатилова повела наступление на станцию Гумрак, овладела станцией и окончательно разгромила врага, пытавшегося здесь задержаться.
Разбитый на всех участках враг искал спасения в поспешном отступлении на север.
(Кроме большого количества пленных, орудий и пулеметов мы захватили 2 красных бронепоезда "Ленин" и "Троцкий", 131 паровоз и около 10000 вагонов, из них 165 классных и 2085 груженных артиллерийскими и интендантскими грузами).
18-го июня я отдал приказ:
В тот же день вечером прибыл в Царицын Главнокомандующий. Приняв почетный караул, он пригласил меня и начальника штаба в вагон. Главнокомандующий благодарил нас и расспрашивал о подробностях дела.
- "Ну, что, как теперь настроение. Одно время было, кажется, неважным", - улыбаясь, спросил меня генерал Деникин.
- "Так точно, ваше превосходительство, - нам было очень тяжело".
- "Ничего, ничего, теперь отдохнете".
К приезду Главнокомандующего я с генералом Юзефовичем составили подробный доклад, предлагая дальнейший план действий. Впредь до завершения операции войск генерала Эрдели, - овладение Астраханью и нижним плесом Волги, что дало бы возможность войти в реку нашей Каспийской флотилии, дальнейшее наступление на север, при отсутствии меридиональных дорог и необеспеченности тыла армии, представлялось трудно выполнимым.
Безостановочное, стремительное наступление Донской и Добровольческой армий, при чрезвычайной растяжке нашего фронта, при полном отсутствии резервов и совершенной неорганизованности тыла, представлялось опасным. Мы предлагали Главнокомандующему временно закрепиться на сравнительно коротком и обеспеченном на флангах крупными водными преградами фронте Царицын - Екатеринослав и, выделив из Кавказской армии часть сил для действия в юго-восточном направлении, с целью содействия Астраханской операции, сосредоточить в районе Харькова крупную конную массу 3 - 4 корпуса. В дальнейшем действовать конной массой по кратчайшим к Москве направлениям, нанося удары в тыл красным армиям.
Одновременно организовывать тыл, укомплектовывать и разворачивать части, создавать свободные резервы, строить в тылу укрепленные узлы сопротивления. Все эти соображения мы изложили каждый в отдельном рапорте, которые и вручили Главнокомандующему. Генерал Деникин, выслушав нас и принимая от нас рапорты, усмехнулся:
- "Ну, конечно, первыми хотите попасть в Москву".
Отпуская нас, Главнокомандующий сказал, что завтра будет иметь случай с нами переговорить.
На следующее утро генерал Деникин присутствовал на торжественном богослужении и принял парад войскам. После парада он пригласил меня и генерала Юзефовича в вагон и здесь, в присутствии генерала Романовского, прочел нам свою директиву:
Прослушав директиву, мы с генералом Юзефовичем буквально остолбенели. Сам генерал Деникин был Московской директивой, видимо, очень доволен. Закончив чтение, он весело добавил:
"Да, вот как мы стали шагать. Для этой директивы мне пришлось взять стоверстную карту".
Мне и поныне непонятно, как мог этот документ выйти из-под пера генерала Деникина.
Я доложил Главнокомандующему о том, что части мои после тяжелого трехсотверстного похода по пустыне и сорокадневных напряженных боев окончательно истомлены и просил дать возможность армии хоть немного передохнуть.
Главнокомандующий согласился:
"Конечно, ведь до выхода донцов к Камышину в вашем распоряжении будет, вероятно, недели две. Вам только следует не задерживать переправы тех частей, которые вы пошлете на левый берег".
Тут же Главнокомандующий отдал распоряжение о возвращении в Добровольческую армию 7-й пехотной дивизии и направлении туда 2-й Терской казачьей дивизии, Осетинского конного полка и пластунских Терских и Осетинского батальонов, взамен коих мне высылалась 2-я Кубанская пластунская бригада.
Наши части, преследуя разбитого противника, уже к вечеру 19-го июня, сбив неприятеля с высоты северного берега реки Пичуга, овладели посадом Дубовка. Я приостановил дальнейшее преследование, выслав для сохранения связи с противником небольшие конные части. На левый берег Волги я наметил переправить 3-ю Кубанскую казачью дивизию генерала Мамонова.
В тот же день генерал Деникин с чинами моего штаба обедал у меня. Во время обеда я провозгласил тост за здоровье Главнокомандующего. Генерал Деникин, отвечая мне, подчеркнул значение сегодняшнего дня.
"Сегодня мною отдан приказ армиям идти на Москву".
Вечером Главнокомандующий выехал из Царицына в Харьков.
За выделением из состава моей армии 7-й пехотной дивизии, терцев и осетин, численность моих войск становилась весьма незначительной. Вследствие больших потерь и отсутствия свежих пополнений, боевой состав казачьих полков не превосходил 500 - 600 человек. Пластунские части были также малочисленны, 6-я пехотная дивизия, жестоко пострадавшая под Котельниково, была окончательно небоеспособна, отведена в глубокий тыл и укомплектована за счет пленных красноармейцев, только еще обучалась и приводилась в порядок. Несколько в лучшем положении находились артиллерия и технические войска, пополненные пленными и добровольцами.
Отсутствие на Кубани твердой власти и порядка на местах и непрекращающаяся политическая борьба давали возможность казакам уклоняться от выполнения воинского долга. Кубань перестала давать пополнения. Не только эвакуированные в тыл раненые, но и значительная часть уволенных в командировки и отпуск казаков, пользуясь ослаблением власти, уклонялись от возвращения в строй. Полевая рабочая страда особенно оттягивала казаков в тыл. Конский состав был сильно измотан, за беспрерывными боями ковка совсем запущена; материальная часть, оружие и снаряжение были в самом плачевном состоянии. Все это требовалось привести в порядок.
В боевом отношении части не оставляли желать лучшего. Казаки дрались отлично.
Ощущался лишь недостаток в опытных офицерах. Вследствие тяжелых потерь в офицерском составе кадровых офицеров почти не оставалось, большинство было произведенными за боевые отличия из простых казаков и зеленая молодежь. Состав командиров частей и старших начальников был подобран отличив. Между ними имелся целый ряд офицеров совершенно исключительной доблести, отлично разбиравшихся в обстановке: опытный, с большим военным кругозором доблестный генерал Мамонтов, совершенно исключительного порыва, отличные кавалерийские начальники генералы Бабиев и Павличенко; выдающийся кавалерийский начальник, кавалер ордена Св.
Георгия 4-й и 3-й степеней, генерал Савельев.
В лице командиров корпусов я имел хороших помощников: генерал Шатилов, прекрасно подготовленный, с большим военным опытом, великолепно разбиравшийся в обстановке, отличался к тому же выдающейся личной храбростью и большой инициативой.
Генерал Улагай, с большим военным чутьем, высокой воинской доблести, пользующийся исключительным обаянием у своих подчиненных, был несомненно также выдающимся кавалерийским начальником. Полученные им несколько тяжелых ранений в связи с прирожденной повышенной нервностью отражались на его характере. Под влиянием тяжелой физической и моральной обстановки генералу Улагаю свойственно было подчас состояние полной апатии. Состояние это бывало чисто временным, стоило ему отдохнуть, как старый порыв к нему возвращался.
Генерал Покровский военным чутьем и боевым опытом, конечно, значительно уступал и генералу Шатилову, и генералу Улагаю. Его неоценимыми свойствами были совершенно исключительная, непоколебимая твердость духа, редкая настойчивость в достижении поставленной цели и огромная выдержка. Это был человек незаурядного ума, очень хороший организатор.
Мой ближайший помощник генерал Юзефович давно уже стремился в строй.
Формировавшиеся полки регулярной конницы намечено было свести в кавалерийский корпус с присвоением ему наименования 5-го. Главнокомандующий предложил генералу Юзефовичу должность командира корпуса. Последний изъявив согласие. Потеря генерала Юзефовича была для меня очень чувствительна, однако я понимал его стремление идти в строй и не мог его отговаривать. Начальник штаба генерал Юзефович брал с собой генерала Кусонского, последний только согласно моего ходатайства, был произведен в этот чин. Я предложил должное начальника штаба армии генералу Шатилову. Последний долго отказывался, но, наконец, уступил моим настойчивым просьбам. На должность генерал-квартирмейстера генерал Шатилов рекомендовал мне генерала Зигеля. Выбор этот впоследствии оказался весьма удачным. Командиром 4-го конного корпуса я просил назначить генерала Топоркова, который и был в этой должности утвержден.
В Поволжье 21-го июня 3-я Кубанская дивизия переправилась через Волгу и ухе на следующий день головными частями заняла село Средне-Ахтубинское, где была встречена населением колокольным звоном, 22-го июня я получил телеграмму генерала Романовского:
Потерпев поражение у Царицына, противник лихорадочно стал сосредоточивать к Камышину подкрепление для своей разбитой армии, сняв для этой цели даже несколько дивизий с Сибирского фронта, где за последнее время красные одержали некоторые успехи над армиями адмирала Колчака. Эти подкрепления, приняв на себя отступающие части противника, 24-го июня стали на пути нашего наступления, преградив путь к Камышину. Противник, заняв сильную позицию, успел сосредоточить значительную массу артиллерии, опираясь, кроме того, на могучую поддержку Волжской флотилии. Фронтальная атака Варкинской позиции успеха не имела. Не имела успеха и атака обходной колонны 1-го корпуса, двинутой в направлении на Щепкин.
Предпринятые в последующие дни так же безуспешные атаки с фронта и фланга укрепленной красными позиции выяснили невозможность овладеть Камышиным силами одного лишь 1-го корпуса. Я решил выдвинуть на поддержку генерала Покровского 4-й корпус.
27-го июня армии была дана директива:
Все эти дни мне пришлось работать, не покладая рук; помимо оперативных распоряжений у меня был целый ряд забот по гражданскому управлению части Саратовской и Астраханской губерний. Под рукой не было никакого организованного аппарата. За продолжительное владычество красных была уничтожена подавляющая часть местных интеллигентных сил, все приходилось создавать сызнова.
Исправляющим должность Саратовского губернатора был назначен полковник Лачинов, бывший кавалергард, затем адъютант наместника Кавказа, одно время помощник губернатора Батумской области. Сообщая мне об этом назначении, генерал Деникин упомянул, что имел в виду сделать мне приятное, так как знает о близких моих с Лачиновым отношениях. Видимо, кто-то из лиц, выдвигавших Лачинова, ввел Главнокомандующего в заблуждение. Я знал Лачинова лишь по непродолжительной службе в одной бригаде молодыми офицерами. Он прибыл с несколькими лицами своего управления в Царицын на следующий день после отъезда Главнокомандующего. Как показало дальнейшее, он оказался не в состоянии справиться со своим делом.
Астраханским губернатором был назначен Б. Е. Крыштафович, по прежней своей службе хорошо знавший Астраханское войско. Подведомственная ему область пока ограничивалась лишь частью Черноярского уезда. В Царицын прибыл и Астраханский атаман Ляхов, честный и скромный человек. По приглашению его я посетил станицу Верхнецарицынскую, первой из астраханских станиц освобожденную от красного ига.
Станичный сбор поднес мне звание почетного казака.
Город Царицын, Красный Верден, как называли его большевики, оказался в ужасном состоянии. Все мало-мальски состоятельное или интеллигентное население было истреблено, магазинов и лавок не существовало. Зимой в городе свирепствовали страшные эпидемии, смертность была огромной, умерших не успевали хоронить, трупы сваливались в овраге у городской тюрьмы. По словам жителей, в овраге свалено было до 12 000 трупов. С весною трупы стали разлагаться, зловоние стояло на несколько верст кругом. Я отдал распоряжение сформировать рабочие команды из пленных и засыпать овраг. Работа длилась целую неделю. Улицы города представляли собой свалочное место. Одних конских трупов было вывезено из города и пригородов более 400. Уже через несколько дней по нашем приходе город стал оживать. Улицы наполнились народом. С левого берега Волги понавезли всякой живности и зелени.
Продукты быстро падали в цене. Постепенно стали открываться магазины.
Первые дни не было отбоя от посетителей. Большинство обращались с просьбами неисполнимыми. Были разные случаи. Какая-то дама настойчиво требовала от меня дать ей развод. Однажды доложили мне о том, что меня желает видеть отставной генерал от кавалерии Эйхгольц. Вошел крупный красивый старик в штатском костюме.
"Ваше превосходительство, я знаю, как вы заняты и не смею отнимать от вас времени. Я генерал Эйхгольц. В молодости служил ординарцем при Михаил Дмитриевиче Скобелеве. По смерти последнего его сестра, княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская передала мне академический знак покойного. Я хранил его, как святыню. Большевики окончательно ограбили меня, однако знак мне удалось сохранить. Сам я уже одной ногой в могиле. Я хотел бы, чтобы этот дорогой мне знак украшал грудь достойную. Прошу вас не отказать его принять".
Он передал мне серебряный академический знак.
Я благодарил и спросил, не могу ли быть чем-либо полезен.
"Благодарю вас, я в настоящее время устроился и зарабатываю уроками достаточно для своего пропитания. Я привык служить, работая полным паром, теперь это особенно необходимо, однако здоровье и лета мне работать уже не позволяют, а обременять собой армию я не хочу. Долг же свой перед Родиной я выполнил, отправив в ряды армии трех сыновей. Двое из них уже погибли".
Генерал откланялся. Я был глубоко тронут его посещением.
29-го июня в Петров день был у меня официальный обед для епископа, начальников губернии, представителей администрации и города. В тот же день вечером я выехал в Екатеринодар. Я хотел добиться присылки мне наконец кубанских пополнений.
Главнокомандующий принял меня в присутствии генерала Романовского. Я доложил о ничтожном боевом составе полков, отсутствии необходимых пополнений, указал, что общая численность войск, входящих в состав армии, столь незначительна, что совершенно не оправдывает существование многочисленных штабов, и что если части не будут пополнены, то казалось бы необходимым свести некоторые из них вместе, расформировать ряд штабов и самую армию свести в корпус.
Главнокомандующий сослался на то, что "ничего не может поделать с казаками", что "самостийники помогать не хотят..." Присутствующий при разговоре генерал Романовский советовал мне самому переговорить с казаками. Я довольно резко ответил, что мое дело командовать армией, вести же переговоры с казаками не входит в круг моих обязанностей. Главнокомандующий, видимо желая прекратить разговор, предложил генералу Романовскому созвать совещание с участием моим, войскового и походного атаманов. Я просил генерала Деникина о замене полковника Лачинова более подходящим лицом. Главнокомандующий ответил согласием, предложив мне переговорить с временно исправлявшим должность начальника внутренних дел А. И. Пильцем.
"Группе генерала Улагая (2-ой и 4-ый корпуса, 7-ая пехотная дивизия, дивизион танков, бронеавтомобилей и 4 бронепоезда) прорвать фронт противника и, развивая наступление вдоль железной дороги Сарепта Царицын, овладеть Царицыном с юга.К 10-му июня по данным разведки противник имел под Царицыном 16 000 штыков, 5000 сабель, 119 орудий, 6 бронепоездов. На Волге стояла речная флотилия из 4-х дивизионов, катеров и понтонов и 9-ти канонерок и миноносцев. 14-го июня к Царицыну подошел переброшенный из Уфы через Саратов один из полков 2-ой красной дивизии. В ближайшие дни ожидался подход остальных полков дивизии.
1-му Кубанскому корпусу, выделив часть сил для обеспечения маневра с севера, наступать в общем направлении на хутор Россошинский - Гумрак, дабы прижать противника к Волге и отрезать ему путь отхода на север.
Начало общего наступления с рассветом 16-го июня".
В ночь на 16 июня ударная группа генерала Улагая построила боевой порядок западнее железной дороги к югу от деревни Копани: в центре и впереди 4 танка с 3 броневыми автомобилями; непосредственно за ними пехота - 7-ая дивизия и пластуны; в резерве два конных корпуса; на правом фланге 3 бронепоезда и 3-я Кубанская дивизия.
Едва стало сереть, танки двинулись вперед и, давя проволочные заграждения, разошлись вправо и влево, расстреливая бросившуюся в панике бежать неприятельскую пехоту. Следом за танками стремительно двинулась пехота. Вслед за пехотой устремилась в прорыв кавалерия.
Противник бежал частью на Царицын, частью в Воропоново. Брошенная для спасения положения со стороны станции Басаргино в направлении на Червленноразное красная конница, поддержанная двумя бронепоездами, успеха не имела. Наша конница, поддержанная бронеавтомобилями, отбросила красных. Конница генерала Шатилова заняла станцию Воропоново. На правом фланге 3-я Кубанская дивизия при помощи бронепоездов овладела станцией и деревней Бекетовка и отбросила противника к станции Ельшанка.
Противник отошел на 2-ую и последнюю укрепленную позицию, расположенную по высотам южнее и юго-западнее Царицына, по линии станция Ельшанка село Ельшанка - Крутенькая. В то время, как развивался бой на фронте ударной группы генерала Улагая, корпус генерала Покровского после артиллерийской подготовки перешел в наступление в общем направлении на Котлубань, но успеха достичь не мог. В 3 часа дня генерал Покровский вновь атаковал красных, прорвал фронт и совершенно разгромил противника, взяв 5000 пленных и 8 орудий, выйдя на фронт Карповка - Бабуркин, одновременно конные части 1-го корпуса заняли хутор Вертячий. Около 5 часов вечера войска генерала Улагая вновь атаковали противника и после ожесточенного боя овладели станцией и селом Ельшанкой и станцией Садовой. Успеху атаки много способствовали наши аэропланы, бомбардировавшие войска противника. Неприятель отошел к самой окраине города.
К сожалению, генерал Улагай не воспользовался расстройством противника, чтобы на плечах его ворваться в город, и с темнотой наступление приостановил. За ночь противник успел оправиться и закрепиться. Я приказал на рассвете атаковать врага и во что бы то ни стало овладеть городом. Однако, генерал Улагай все время ссылался на чрезмерное утомление людей и просил атаку отложить.
Наступил рассвет, противник продолжал лихорадочно укрепляться. Я на автомобиле лично проехал вперед, переговорил с генералом Улагаем и настоял на атаке. В пять часов вечера ударная группа снова двинулась в бой. 3-я Кубанская и 7-ая пехотная дивизии при поддержке бронепоездов после жестокой схватки прорвали наконец фронт красных и ворвались в город. Одновременно с атакой Царицына конница генерала Шатилова повела наступление на станцию Гумрак, овладела станцией и окончательно разгромила врага, пытавшегося здесь задержаться.
Разбитый на всех участках враг искал спасения в поспешном отступлении на север.
(Кроме большого количества пленных, орудий и пулеметов мы захватили 2 красных бронепоезда "Ленин" и "Троцкий", 131 паровоз и около 10000 вагонов, из них 165 классных и 2085 груженных артиллерийскими и интендантскими грузами).
18-го июня я отдал приказ:
"ПРИКАЗ Кавказской Армии №57.19-го утром я прибыл в Царицын и прямо с вокзала поехал в собор. Огромная толпа народа заполнила храм, площадь и прилегающие к ней улицы. Престарелый епископ Дамиан за несколько дней до нашего прихода должен был бежать и скрывался где-то на окраине города. Служил настоятель собора, освобожденный из тюрьмы нашими войсками. Во время службы и он, и большинство присутствующих плакали. По окончании богослужения я вышел на площадь и обратился к населению, приветствуя граждан с их освобождением и обещая защиту и покровительство армии.
18 июня 1919 года. Г. Царицын.
Славные войска Кавказской армии!
8-го мая под станцией Великокняжеской вы разбили противника и погнали его к Царицыну.
С тех пор, в течение сорока дней, не зная отдыха, вы гнали врага. Ни безводье калмыцких степей, ни палящий зной, ни отчаянное сопротивление врага, к которому беспрерывно подходили подкрепления, не могли остановить вас.
В ряде жестоких боев вы разбили Х и подошедшую XI армии противника и, подойдя к Волге, ворвались в логовище врага - Царицын...
За все эти сорок дней противник потерял 40 000 пленных, 70 орудий, 300 пулеметов; его бронепоезда, броневики и другая военная добыча попали в ваши руки.
Ура вам, храбрецы, непобедимые орлы Кавказской армии.
Слава о новых подвигах ваших пронесется как гром, и весть о ваших победах в родных станицах, селах и аулах заставит гордостью забиться сердца ваших отцов, жен и сыновей.
Генерал Врангель".
В тот же день вечером прибыл в Царицын Главнокомандующий. Приняв почетный караул, он пригласил меня и начальника штаба в вагон. Главнокомандующий благодарил нас и расспрашивал о подробностях дела.
- "Ну, что, как теперь настроение. Одно время было, кажется, неважным", - улыбаясь, спросил меня генерал Деникин.
- "Так точно, ваше превосходительство, - нам было очень тяжело".
- "Ничего, ничего, теперь отдохнете".
К приезду Главнокомандующего я с генералом Юзефовичем составили подробный доклад, предлагая дальнейший план действий. Впредь до завершения операции войск генерала Эрдели, - овладение Астраханью и нижним плесом Волги, что дало бы возможность войти в реку нашей Каспийской флотилии, дальнейшее наступление на север, при отсутствии меридиональных дорог и необеспеченности тыла армии, представлялось трудно выполнимым.
Безостановочное, стремительное наступление Донской и Добровольческой армий, при чрезвычайной растяжке нашего фронта, при полном отсутствии резервов и совершенной неорганизованности тыла, представлялось опасным. Мы предлагали Главнокомандующему временно закрепиться на сравнительно коротком и обеспеченном на флангах крупными водными преградами фронте Царицын - Екатеринослав и, выделив из Кавказской армии часть сил для действия в юго-восточном направлении, с целью содействия Астраханской операции, сосредоточить в районе Харькова крупную конную массу 3 - 4 корпуса. В дальнейшем действовать конной массой по кратчайшим к Москве направлениям, нанося удары в тыл красным армиям.
Одновременно организовывать тыл, укомплектовывать и разворачивать части, создавать свободные резервы, строить в тылу укрепленные узлы сопротивления. Все эти соображения мы изложили каждый в отдельном рапорте, которые и вручили Главнокомандующему. Генерал Деникин, выслушав нас и принимая от нас рапорты, усмехнулся:
- "Ну, конечно, первыми хотите попасть в Москву".
Отпуская нас, Главнокомандующий сказал, что завтра будет иметь случай с нами переговорить.
На следующее утро генерал Деникин присутствовал на торжественном богослужении и принял парад войскам. После парада он пригласил меня и генерала Юзефовича в вагон и здесь, в присутствии генерала Романовского, прочел нам свою директиву:
"Вооруженные Силы Юга России, разбив армии противника, овладели Царицыном, очистили Донскую область, Крым и значительную часть губерний Воронежской, Екатеринославской и Харьковской.Директива эта, подучившая впоследствии название "Московской", являлась одновременно смертным приговором армиям Юга России. Все принципы стратегии предавались забвению. Выбор одного главного операционного направления, сосредоточение на этом направлении главной массы сил, маневр - все это отсутствовало. Каждому корпусу просто указывался маршрут на Москву.
Имея конечной целью захват сердца России - Москвы, приказываю:
1. Генералу Врангелю выйти на фронт Саратов - Ртищево - Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее на Нижний Новгород, Владимир и Москву.
Теперь же отправить отряды для связи с Уральской армией и для очищения нижнего плеса Волги.
2. Генералу Сидорину - правым крылом, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин - - Балашов.
Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях: а) Воронеж, Козлов, Рязань и б) Новый Оскол, Елец, Волово, Кашира.
3. Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлении: Курск, Орел, Тула.
Для обеспечения с запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав - Брянск.
4. Генералу Добророльскому выйти на Днепр от Александровска до устья, имея в виду в дальнейшем занятие Херсона и Николаева.
5. Генералам Тяжельникову (командующий войсками Черноморской области) и Эрдели продолжать выполнение ранее поставленных задач.
6. Черноморскому флоту содействовать выполнению боевых задач генералов Тяжельникова и Добророльского и блокировать порт Одессу.
7. Разграничительные линии: а) между группой генерала Эрдели и Кавказской армией - прежняя; б) между Кавказской и Донской армиями Калач, граница Донской области, Балашов, Тамбов, Моршанск, все пункты для Донской армии; в) между Донской и Добровольческой армиями Славяносербск, Старобельск, Валуйки, Короча, Щигры, Верховье, Узловая, Кашира - все пункты для Донской армии; г)
между Добровольческой армией и 3-м корпусом - северная граница Таврической губернии - Александровск.
8. Железная дорога Царицын - Поворино - Балашов предоставляется в общее пользование Кавказской и Донской армиям.
9. О получении донести.
Царицын, 20 июня 1919 года. Нр 08878.
Генерал-лейтенант Деникин. Начальник штаба генерал-лейтенант Романовский".
Прослушав директиву, мы с генералом Юзефовичем буквально остолбенели. Сам генерал Деникин был Московской директивой, видимо, очень доволен. Закончив чтение, он весело добавил:
"Да, вот как мы стали шагать. Для этой директивы мне пришлось взять стоверстную карту".
Мне и поныне непонятно, как мог этот документ выйти из-под пера генерала Деникина.
Я доложил Главнокомандующему о том, что части мои после тяжелого трехсотверстного похода по пустыне и сорокадневных напряженных боев окончательно истомлены и просил дать возможность армии хоть немного передохнуть.
Главнокомандующий согласился:
"Конечно, ведь до выхода донцов к Камышину в вашем распоряжении будет, вероятно, недели две. Вам только следует не задерживать переправы тех частей, которые вы пошлете на левый берег".
Тут же Главнокомандующий отдал распоряжение о возвращении в Добровольческую армию 7-й пехотной дивизии и направлении туда 2-й Терской казачьей дивизии, Осетинского конного полка и пластунских Терских и Осетинского батальонов, взамен коих мне высылалась 2-я Кубанская пластунская бригада.
Наши части, преследуя разбитого противника, уже к вечеру 19-го июня, сбив неприятеля с высоты северного берега реки Пичуга, овладели посадом Дубовка. Я приостановил дальнейшее преследование, выслав для сохранения связи с противником небольшие конные части. На левый берег Волги я наметил переправить 3-ю Кубанскую казачью дивизию генерала Мамонова.
В тот же день генерал Деникин с чинами моего штаба обедал у меня. Во время обеда я провозгласил тост за здоровье Главнокомандующего. Генерал Деникин, отвечая мне, подчеркнул значение сегодняшнего дня.
"Сегодня мною отдан приказ армиям идти на Москву".
Вечером Главнокомандующий выехал из Царицына в Харьков.
За выделением из состава моей армии 7-й пехотной дивизии, терцев и осетин, численность моих войск становилась весьма незначительной. Вследствие больших потерь и отсутствия свежих пополнений, боевой состав казачьих полков не превосходил 500 - 600 человек. Пластунские части были также малочисленны, 6-я пехотная дивизия, жестоко пострадавшая под Котельниково, была окончательно небоеспособна, отведена в глубокий тыл и укомплектована за счет пленных красноармейцев, только еще обучалась и приводилась в порядок. Несколько в лучшем положении находились артиллерия и технические войска, пополненные пленными и добровольцами.
Отсутствие на Кубани твердой власти и порядка на местах и непрекращающаяся политическая борьба давали возможность казакам уклоняться от выполнения воинского долга. Кубань перестала давать пополнения. Не только эвакуированные в тыл раненые, но и значительная часть уволенных в командировки и отпуск казаков, пользуясь ослаблением власти, уклонялись от возвращения в строй. Полевая рабочая страда особенно оттягивала казаков в тыл. Конский состав был сильно измотан, за беспрерывными боями ковка совсем запущена; материальная часть, оружие и снаряжение были в самом плачевном состоянии. Все это требовалось привести в порядок.
В боевом отношении части не оставляли желать лучшего. Казаки дрались отлично.
Ощущался лишь недостаток в опытных офицерах. Вследствие тяжелых потерь в офицерском составе кадровых офицеров почти не оставалось, большинство было произведенными за боевые отличия из простых казаков и зеленая молодежь. Состав командиров частей и старших начальников был подобран отличив. Между ними имелся целый ряд офицеров совершенно исключительной доблести, отлично разбиравшихся в обстановке: опытный, с большим военным кругозором доблестный генерал Мамонтов, совершенно исключительного порыва, отличные кавалерийские начальники генералы Бабиев и Павличенко; выдающийся кавалерийский начальник, кавалер ордена Св.
Георгия 4-й и 3-й степеней, генерал Савельев.
В лице командиров корпусов я имел хороших помощников: генерал Шатилов, прекрасно подготовленный, с большим военным опытом, великолепно разбиравшийся в обстановке, отличался к тому же выдающейся личной храбростью и большой инициативой.
Генерал Улагай, с большим военным чутьем, высокой воинской доблести, пользующийся исключительным обаянием у своих подчиненных, был несомненно также выдающимся кавалерийским начальником. Полученные им несколько тяжелых ранений в связи с прирожденной повышенной нервностью отражались на его характере. Под влиянием тяжелой физической и моральной обстановки генералу Улагаю свойственно было подчас состояние полной апатии. Состояние это бывало чисто временным, стоило ему отдохнуть, как старый порыв к нему возвращался.
Генерал Покровский военным чутьем и боевым опытом, конечно, значительно уступал и генералу Шатилову, и генералу Улагаю. Его неоценимыми свойствами были совершенно исключительная, непоколебимая твердость духа, редкая настойчивость в достижении поставленной цели и огромная выдержка. Это был человек незаурядного ума, очень хороший организатор.
Мой ближайший помощник генерал Юзефович давно уже стремился в строй.
Формировавшиеся полки регулярной конницы намечено было свести в кавалерийский корпус с присвоением ему наименования 5-го. Главнокомандующий предложил генералу Юзефовичу должность командира корпуса. Последний изъявив согласие. Потеря генерала Юзефовича была для меня очень чувствительна, однако я понимал его стремление идти в строй и не мог его отговаривать. Начальник штаба генерал Юзефович брал с собой генерала Кусонского, последний только согласно моего ходатайства, был произведен в этот чин. Я предложил должное начальника штаба армии генералу Шатилову. Последний долго отказывался, но, наконец, уступил моим настойчивым просьбам. На должность генерал-квартирмейстера генерал Шатилов рекомендовал мне генерала Зигеля. Выбор этот впоследствии оказался весьма удачным. Командиром 4-го конного корпуса я просил назначить генерала Топоркова, который и был в этой должности утвержден.
В Поволжье 21-го июня 3-я Кубанская дивизия переправилась через Волгу и ухе на следующий день головными частями заняла село Средне-Ахтубинское, где была встречена населением колокольным звоном, 22-го июня я получил телеграмму генерала Романовского:
"Имея в виду окончательно ликвидировать остатки разгромленной вами 10 советской армии, дабы не дать возможность ей оправиться и, принимая во внимание невозможность выполнения этой задачи одними частями корпуса генерала Мамонтова, сильно переутомленными непрерывными боями и большими переходами, Главнокомандующий приказал теперь же, частью сил Кавказской армии, продолжать преследование красных. Что касается частей, подлежащих передаче в Добрармию, последние должны быть теперь же направлены в районы по указанию генерала Май-Маевского.Основываясь на данном мне Главнокомандующим 8-го июня обещании предоставить армии возможность отдохнуть, я отдал целый ряд соответствующих распоряжений командирам корпусов, начальнику снабжения и прочим. Теперь все приходилось отменять. Я решил продолжать преследование главных сил красных, отходящих по Саратовскому тракту вдоль Волги, наиболее свежим 1-м Кубанским корпусом, оставив 2-й и 4-й в моем резерве эшелонированными вглубь. Продолжая преследование врага, 1-й Кубанский корпус овладел 22-го июня поселком Балыклея и, не давая противнику задерживаться, стремительно гнал его к Камышину. Однако 24-го июня на линии остров Большой - Варкин корпус неожиданно встретил упорное сопротивление красных.
Харьков. 22/06. 3 часа. 08911. Романовский".
Потерпев поражение у Царицына, противник лихорадочно стал сосредоточивать к Камышину подкрепление для своей разбитой армии, сняв для этой цели даже несколько дивизий с Сибирского фронта, где за последнее время красные одержали некоторые успехи над армиями адмирала Колчака. Эти подкрепления, приняв на себя отступающие части противника, 24-го июня стали на пути нашего наступления, преградив путь к Камышину. Противник, заняв сильную позицию, успел сосредоточить значительную массу артиллерии, опираясь, кроме того, на могучую поддержку Волжской флотилии. Фронтальная атака Варкинской позиции успеха не имела. Не имела успеха и атака обходной колонны 1-го корпуса, двинутой в направлении на Щепкин.
Предпринятые в последующие дни так же безуспешные атаки с фронта и фланга укрепленной красными позиции выяснили невозможность овладеть Камышиным силами одного лишь 1-го корпуса. Я решил выдвинуть на поддержку генерала Покровского 4-й корпус.
27-го июня армии была дана директива:
"а) 1-му Кубанскому корпусу генерала Покровского, протянув свой левый фланг до реки Иловли, временно, до выхода 4-го корпуса на указанную ему линию, - перейти к активной обороне; б) 4-му корпусу (1-я конная и Сводно-горская дивизии) под командой генерала Успенского (генерал Топорков еще не прибыл из Добровольческой армии) - выйдя через деревни Грязная Зензеватка к реке Иловля, развернуться между этой последней и рекой Медведицей на фронте Гусевка - Даниловка, имея задачей в дальнейшем наступлении выйти на фронт Камышин - Красный Яр; в) 2-му Кубанскому корпусу (2-я Кубанская дивизия и 9-й пластунский батальон)Продвижение армии вперед при отсутствии меридиональных железных дорог в тылу армии чрезвычайно затрудняло снабжение. Для подвоза мы могли пользоваться лишь рекой Волгой. Для обеспечения движения нашей транспортной флотилии на восточный берег реки был выделен небольшой отряд 1-го Кубанского корпуса, который по переправе через Волгу 28-го июня занял Балыклейские хутора.
под командой генерала Говорущенко, оставаясь в резерве командующего армией, перейти в район Дубовки".
Все эти дни мне пришлось работать, не покладая рук; помимо оперативных распоряжений у меня был целый ряд забот по гражданскому управлению части Саратовской и Астраханской губерний. Под рукой не было никакого организованного аппарата. За продолжительное владычество красных была уничтожена подавляющая часть местных интеллигентных сил, все приходилось создавать сызнова.
Исправляющим должность Саратовского губернатора был назначен полковник Лачинов, бывший кавалергард, затем адъютант наместника Кавказа, одно время помощник губернатора Батумской области. Сообщая мне об этом назначении, генерал Деникин упомянул, что имел в виду сделать мне приятное, так как знает о близких моих с Лачиновым отношениях. Видимо, кто-то из лиц, выдвигавших Лачинова, ввел Главнокомандующего в заблуждение. Я знал Лачинова лишь по непродолжительной службе в одной бригаде молодыми офицерами. Он прибыл с несколькими лицами своего управления в Царицын на следующий день после отъезда Главнокомандующего. Как показало дальнейшее, он оказался не в состоянии справиться со своим делом.
Астраханским губернатором был назначен Б. Е. Крыштафович, по прежней своей службе хорошо знавший Астраханское войско. Подведомственная ему область пока ограничивалась лишь частью Черноярского уезда. В Царицын прибыл и Астраханский атаман Ляхов, честный и скромный человек. По приглашению его я посетил станицу Верхнецарицынскую, первой из астраханских станиц освобожденную от красного ига.
Станичный сбор поднес мне звание почетного казака.
Город Царицын, Красный Верден, как называли его большевики, оказался в ужасном состоянии. Все мало-мальски состоятельное или интеллигентное население было истреблено, магазинов и лавок не существовало. Зимой в городе свирепствовали страшные эпидемии, смертность была огромной, умерших не успевали хоронить, трупы сваливались в овраге у городской тюрьмы. По словам жителей, в овраге свалено было до 12 000 трупов. С весною трупы стали разлагаться, зловоние стояло на несколько верст кругом. Я отдал распоряжение сформировать рабочие команды из пленных и засыпать овраг. Работа длилась целую неделю. Улицы города представляли собой свалочное место. Одних конских трупов было вывезено из города и пригородов более 400. Уже через несколько дней по нашем приходе город стал оживать. Улицы наполнились народом. С левого берега Волги понавезли всякой живности и зелени.
Продукты быстро падали в цене. Постепенно стали открываться магазины.
Первые дни не было отбоя от посетителей. Большинство обращались с просьбами неисполнимыми. Были разные случаи. Какая-то дама настойчиво требовала от меня дать ей развод. Однажды доложили мне о том, что меня желает видеть отставной генерал от кавалерии Эйхгольц. Вошел крупный красивый старик в штатском костюме.
"Ваше превосходительство, я знаю, как вы заняты и не смею отнимать от вас времени. Я генерал Эйхгольц. В молодости служил ординарцем при Михаил Дмитриевиче Скобелеве. По смерти последнего его сестра, княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская передала мне академический знак покойного. Я хранил его, как святыню. Большевики окончательно ограбили меня, однако знак мне удалось сохранить. Сам я уже одной ногой в могиле. Я хотел бы, чтобы этот дорогой мне знак украшал грудь достойную. Прошу вас не отказать его принять".
Он передал мне серебряный академический знак.
Я благодарил и спросил, не могу ли быть чем-либо полезен.
"Благодарю вас, я в настоящее время устроился и зарабатываю уроками достаточно для своего пропитания. Я привык служить, работая полным паром, теперь это особенно необходимо, однако здоровье и лета мне работать уже не позволяют, а обременять собой армию я не хочу. Долг же свой перед Родиной я выполнил, отправив в ряды армии трех сыновей. Двое из них уже погибли".
Генерал откланялся. Я был глубоко тронут его посещением.
29-го июня в Петров день был у меня официальный обед для епископа, начальников губернии, представителей администрации и города. В тот же день вечером я выехал в Екатеринодар. Я хотел добиться присылки мне наконец кубанских пополнений.
Главнокомандующий принял меня в присутствии генерала Романовского. Я доложил о ничтожном боевом составе полков, отсутствии необходимых пополнений, указал, что общая численность войск, входящих в состав армии, столь незначительна, что совершенно не оправдывает существование многочисленных штабов, и что если части не будут пополнены, то казалось бы необходимым свести некоторые из них вместе, расформировать ряд штабов и самую армию свести в корпус.
Главнокомандующий сослался на то, что "ничего не может поделать с казаками", что "самостийники помогать не хотят..." Присутствующий при разговоре генерал Романовский советовал мне самому переговорить с казаками. Я довольно резко ответил, что мое дело командовать армией, вести же переговоры с казаками не входит в круг моих обязанностей. Главнокомандующий, видимо желая прекратить разговор, предложил генералу Романовскому созвать совещание с участием моим, войскового и походного атаманов. Я просил генерала Деникина о замене полковника Лачинова более подходящим лицом. Главнокомандующий ответил согласием, предложив мне переговорить с временно исправлявшим должность начальника внутренних дел А. И. Пильцем.