Страница:
В конце апреля в XIII-ую армию переброшена была с сибирского фронта из бывшей III-ей советской армии 85-ая бригада 29-той стрелковой дивизии. Благодаря прибывшим частям и влитым пополнениям к маю месяцу в боевом составе XIII-ой советской армии числилось вновь до 12 000 штыков и 3000 сабель.
Во главе XIII-ой армии поставлен был подполковник генерального штаба латыш Паука. По всему фронту армии большевики производили усиленные фортификационные работы. Укрепленные позиции усиливались большим количеством артиллерии. Поступали сведения о налаживании большевиками ближайшего тыла XIII-ой армии и упорядочении железнодорожного сообщения в прифронтовой полосе.
Русская армия к маю месяцу уже представляла серьезную силу. Численность бойцов на фронте, в запасных и тыловых частях достигла 40 000 человек. Все боеспособное было влито в строй. Материальная часть приведена в порядок. Мы располагали десятью танками, двадцатью аэропланами, правда, весьма несовременными, самого разнообразного типа. Работы по укреплению позиций на всем фронте значительно подвинулись. Войска успели отдохнуть и оправиться. Во всех частях велись усиленные строевые занятия.
Общая стратегическая обстановка начинала складываться для нас благоприятно. Мы не только могли быть временно спокойны за участь Крыма, но могли вновь померяться с врагом.
Тяжелое экономическое положение не позволяло далее оставаться в Крыму. Выход в богатые южные уезды Северной Таврии представлялся жизненно необходимым. Наши успехи должны были отразиться благоприятно и на нашем политическом положении.
В начале мая был окончательно разработан план летней кампании. Он сводился к следующему:
1. Выдвижение Русской армии на линию Бердянск - Пологи - Александровск и Днепр.
2. Операции по овладению Таманским полуостровом, с целью создания на Кубани нового очага борьбы.
3. Выдвижение на линию Ростов - Таганрог - Донецкий каменноугольный район - станция Гришино - станция Синельниково.
4. Очищение от красных Дона и Кубани (казаки должны были дать живую силу для продолжения борьбы).
5. Беспрерывные укрепления Крымских перешейков (доведение укреплений до крепостного типа).
6. Создание в Крыму базы для Вооруженных Сил Юга России. 30-го апреля была объявлена обязательная поставка 4000 тысяч лошадей за установленную плату, для чего Крым делился на пять районов, соответственно его уездам. Прием производился особыми ремонтными комиссиями по одной на каждый район. Поставленными лошадьми удалось запрячь артиллерию и часть обозов и посадить на коней один кавалерийский полк в 400 коней.
15-го мая была объявлена мобилизация родившихся в 1900-1901 году. Боевые награды во все времена и у всех народов являлись одним из стимулов побуждающих воинов к подвигам. Нельзя было отрицать значение боевых наград и в той борьбе, которая велась во имя идеи, в основу которой легли высшие человеческие побуждения. В армиях адмирала Колчака, генерала Деникина, генерала Юденича подвиги отмечались боевыми наградами. Солдаты, а в некоторых из этих армий и офицеры, награждались боевыми орденами, а в армиях адмирала Колчака даже орденом Св. Георгия. За боевые отличия офицеры производились в старшие чины. В армиях генерала Деникина боевые подвиги награждались исключительно чинами. При беспрерывных боях многие получали в течение двух лет несколько чинов и в штаб-офицеры и даже в генералы попадали совсем юноши. Являясь по своему чину кандидатами на высшие должности командиров частей и высших соединений, они не обладали ни достаточной зрелостью, ни должным опытом. Необходимо было, кроме чинов ввести в армии другой вид боевых отличий. Награждение подвигов, совершенных в междоусобной брани, общероссийскими орденами, коими доселе награждались подвиги в борьбе с внешним врагом, представлялось едва ли уместным.
Приказом от 30-го апреля мною был учрежден орден во имя Святителя Николая Чудотворца в виде черного металлического креста с изображением Святителя Николая и надписью «Верою спасется Россия» на трехцветной национальной ленте.
Определение подвигов и лиц, достойных награждения орденом Св. Николая Чудотворца возлагалось на орденскую следственную комиссию и на кавалерскую думу ордена.
В предвидении возобновления военных операций и, придавая в связи с этим исключительное значение вопросам железнодорожных перебросок и правильному обслуживанию войск железнодорожной сетью, я объединил все железнодорожное дело в руках начальника военных сообщений, каковая мера в последствии оказалась весьма удачной.
Одновременно с мероприятиями военного характера был проведен ряд мер по гражданскому управлению.
11-го мая было объявлено «Временное положение о начальниках гражданской части при командирах корпусов». Это положение обеспечивало впредь во вновь освобожденных местностях правильную организацию гражданского аппарата тотчас по занятии местности нашими войсками и ставился предел самовольным полновластным распоряжениям войсковых начальников, действовавших вразброд каждый по собственному усмотрению при полном неведении дела. Отныне гражданское управление во вновь освобожденных местностях вверялось командирам корпусов через состоящих при них начальниках гражданской части, с правами губернатора. Начальник гражданской части, подчиненный в порядке управления своего района, непосредственно командиру корпуса, должен был получать общие руководящие указания от начальника гражданского управления. Он объединял деятельность начальников уездов в пределах корпусных районов с подчиненными им чинами сельской и городской стражи, начальников участков и волостных надзирателей и формировал через начальников уезда во вновь занятых городах и селениях городскую и сельскую стражу. При начальнике гражданской части состояли уполномоченные управлений финансов, юстиции, снабжения и отдела земледелия, исполнявшее его задания в пределах своего ведомства, на основании руководящих указаний, получаемых от начальников подлежащих управлений. Это мероприятие оказалось весьма удачным и в дальнейшем в полной мере оправдало себя.
Существенным образом реорганизовано было сыскное дело. Уголовный розыск был отделен от государственно-политического и получил возможность заняться прямым своим делом - борьбой с уголовной преступностью. За преступления уголовные и государственные в настоящих условиях виновные могли быть подвержены или высшей мере наказания - смертной казни, или заключению в тюрьме. Другие меры наказания не могли быть применены. Число тюрем было весьма ограничено и не могло вместить всех осужденных. Осужденные преступники продолжали оставаться в домах предварительного заключения, переполняя их до крайности, требуя значительной охраны и поглощая большие средства. Отбросы общества жили тунеядцами за счет страны, в то время как вся страна терпела неописуемые лишения, ведя борьбу за Родину.
Приказом моим от 11-го мая была установлена мера административного характера - высылка в Советскую Россию лиц, изоблеченных в явном сочувствии большевизму, в непомерной личной наживе на почве тяжелого экономического положения края и пр. Приказ этот был выработан военным и морским судным отделом. Право высылки предоставлено было губернаторам и комендантам крепостей, причем требовалось обязательное производство дознания и заключение по последнему прокурорского надзора.
Весьма досадовал я на поднятый в печати шум вокруг вопроса о возвращении в Крым русских беженцев новороссийской и одесской эвакуации. Некоторые из них попали за границей в весьма тяжелые условия. Особенно тяжело было положение на пустынном острове Лемнос, где среди детей была большая смертность. Оттуда писались отчаянные письма, вызывая справедливую тревогу близких.
Русские люди склонны были переходить от отчаяния к радужным надеждам. Те, кто недавно еще видел в Крыму могилу, ныне считал его неприступной крепостью. Ежедневно сыпалось бесконечное число ходатайств и петиций о возвращении тех или других лиц в Крым. Столбцы газет пестрели статьями, под заглавием: «Верните нам наши семьи», «Вернуть их обратно» и т. д.
Отлично понимая, что офицер или чиновник не может спокойно нести службу, постоянно болея душой за близких ему лиц, я, в то же время отдавал себе отчет в том, что положение наше не может почитаться обеспеченным и учитывая, что с приездом новых партий беженцев в Крым, тяжелое положение страны еще усилиться, всячески оттягивал разрешение этого вопроса.
Жизнь в тылу постепенно налаживалась, стали прибывать иностранные товары, открывались магазины, театры, кинематографы. Севастополь подчистился и подтянулся. Воинские чины на улицах были одеты опрятно, тщательно отдавали честь.
В начале мая, как в Севастополе, так и в других городах, появились случаи холеры. В середине месяца число заболеваний увеличилось, и в Севастополе достигло двадцати-двадцати пяти случаев в день. Я приказал во всех частях армии, в военных и гражданских управлениях и учреждениях, а затем и в городских участках произвести холерные прививки. Начальник санитарной части города доктор Лукашевич решительно взялся за дело и эпидемия не получила широкого распространения.
В конце апреля я дал несколько обедов представителям иностранных миссий английской, французской, американской, японской, сербской и польской и принял приглашения на обеды английской, французской и японской миссий. С представителями всех миссий без исключения установились наилучшие отношения. В разговорах с ними я неизменно подчеркивал значение нашей борьбы не только для самой России, но и для всей Европы, указывал, что угроза мирового большевизма не изжита, что доколе в Москве будут сидеть представители интернационала, ставящие себе задачей зажечь мировой пожар, спокойствия в Европе быть не может. Не может быть и экономического равновесия, пока с мирового рынка будет выброшена шестая часть света.
На изменение политики Великобритании рассчитывать не приходилось, мы могли искать поддержки лишь в правительстве Франции и, может быть, Америки. С целью получения поддержки этих стран я предпринимал шаги и в Севастополе, и в Париже.
29 апреля (12 мая) военный представитель в Константинополе генерал Лукомский писал по моему поручению нашему дипломатическому представителю А. А. Нератову:
«Главнокомандующий полагает, что нам надлежит всемерно использовать отмечаемое за последнее время благоприятное отношение к нам американцев. Главнокомандующий рассчитывает как на дипломатическую, так в будущем и на финансовую поддержку С.-А. Соединенных Штатов.
Сообщая Вам об изложенном, я полагал бы весьма желательным, чтобы Вы сообщили о вышеприведенном мнении нашему послу в Париже».
Принимая все меры для обеспечения дальнейшей борьбы, я ни один день не забывал о необходимости обеспечить возможность эвакуации армии и населения на случай неудачи.
Решив в ближайшее время перейти в наступление, я хотел заблаговременно принять меры против несомненных попыток англичан нам в этом помешать и, одновременно, в случае успеха, использовать его с целью получения дальнейшей поддержки Франции. Я просил П. Б. Струве проехать в Париж.
1 (14) мая заместитель П. Б. Струве князь Трубецкой писал по моему поручению А. А. Нератову:
Он просил меня указать, не испытываю ли я нужду в каких-либо предметах боевого снаряжения и выразил полную готовность сделать все от него зависящее для ее удовлетворения. Я благодарил за предложение и сказал, что в настоящую минуту особенно нуждаюсь в бензине для боевых машин и рельсах для проведения ветки к Бешуйским копям, разработка коих облегчит острую нужду в угле. Генерал Мильн отдал тут же распоряжение об отпуске бензина из Батуми и предложил воспользоваться для получения рельс старым русским имуществом, оставшимся в Трапезунде. На замечание мое, что в Трапезунде могут встретиться затруднения со стороны турок, генерал Мильн предложил послать с нашим транспортом английский броненосец для прикрытия погрузки.
В дальнейшей беседе я вскользь упомянул о тяжелом экономическом положении Крыма. Великобританское правительство, взяв на себя инициативу переговоров с большевиками, до сего времени никаких существенных результатов не достигло. Дальнейшее пребывание в Крыму грозит армии и населению голодом. При этих условиях я не вижу другой возможности как попытаться расширить занятую нами территорию. Генерал Мильн видимо весьма заинтересовался моими словами и пытался выяснить мои дальнейшие намерения, однако, я от продолжения разговора уклонился.
3 (16) мая Маклаков телеграфировал:
16 (29) мая начальник Английской военной миссии генерал Перси вручил мне нижеследующую ноту:
Во главе XIII-ой армии поставлен был подполковник генерального штаба латыш Паука. По всему фронту армии большевики производили усиленные фортификационные работы. Укрепленные позиции усиливались большим количеством артиллерии. Поступали сведения о налаживании большевиками ближайшего тыла XIII-ой армии и упорядочении железнодорожного сообщения в прифронтовой полосе.
Русская армия к маю месяцу уже представляла серьезную силу. Численность бойцов на фронте, в запасных и тыловых частях достигла 40 000 человек. Все боеспособное было влито в строй. Материальная часть приведена в порядок. Мы располагали десятью танками, двадцатью аэропланами, правда, весьма несовременными, самого разнообразного типа. Работы по укреплению позиций на всем фронте значительно подвинулись. Войска успели отдохнуть и оправиться. Во всех частях велись усиленные строевые занятия.
Общая стратегическая обстановка начинала складываться для нас благоприятно. Мы не только могли быть временно спокойны за участь Крыма, но могли вновь померяться с врагом.
Тяжелое экономическое положение не позволяло далее оставаться в Крыму. Выход в богатые южные уезды Северной Таврии представлялся жизненно необходимым. Наши успехи должны были отразиться благоприятно и на нашем политическом положении.
В начале мая был окончательно разработан план летней кампании. Он сводился к следующему:
1. Выдвижение Русской армии на линию Бердянск - Пологи - Александровск и Днепр.
2. Операции по овладению Таманским полуостровом, с целью создания на Кубани нового очага борьбы.
3. Выдвижение на линию Ростов - Таганрог - Донецкий каменноугольный район - станция Гришино - станция Синельниково.
4. Очищение от красных Дона и Кубани (казаки должны были дать живую силу для продолжения борьбы).
5. Беспрерывные укрепления Крымских перешейков (доведение укреплений до крепостного типа).
6. Создание в Крыму базы для Вооруженных Сил Юга России. 30-го апреля была объявлена обязательная поставка 4000 тысяч лошадей за установленную плату, для чего Крым делился на пять районов, соответственно его уездам. Прием производился особыми ремонтными комиссиями по одной на каждый район. Поставленными лошадьми удалось запрячь артиллерию и часть обозов и посадить на коней один кавалерийский полк в 400 коней.
15-го мая была объявлена мобилизация родившихся в 1900-1901 году. Боевые награды во все времена и у всех народов являлись одним из стимулов побуждающих воинов к подвигам. Нельзя было отрицать значение боевых наград и в той борьбе, которая велась во имя идеи, в основу которой легли высшие человеческие побуждения. В армиях адмирала Колчака, генерала Деникина, генерала Юденича подвиги отмечались боевыми наградами. Солдаты, а в некоторых из этих армий и офицеры, награждались боевыми орденами, а в армиях адмирала Колчака даже орденом Св. Георгия. За боевые отличия офицеры производились в старшие чины. В армиях генерала Деникина боевые подвиги награждались исключительно чинами. При беспрерывных боях многие получали в течение двух лет несколько чинов и в штаб-офицеры и даже в генералы попадали совсем юноши. Являясь по своему чину кандидатами на высшие должности командиров частей и высших соединений, они не обладали ни достаточной зрелостью, ни должным опытом. Необходимо было, кроме чинов ввести в армии другой вид боевых отличий. Награждение подвигов, совершенных в междоусобной брани, общероссийскими орденами, коими доселе награждались подвиги в борьбе с внешним врагом, представлялось едва ли уместным.
Приказом от 30-го апреля мною был учрежден орден во имя Святителя Николая Чудотворца в виде черного металлического креста с изображением Святителя Николая и надписью «Верою спасется Россия» на трехцветной национальной ленте.
Определение подвигов и лиц, достойных награждения орденом Св. Николая Чудотворца возлагалось на орденскую следственную комиссию и на кавалерскую думу ордена.
В предвидении возобновления военных операций и, придавая в связи с этим исключительное значение вопросам железнодорожных перебросок и правильному обслуживанию войск железнодорожной сетью, я объединил все железнодорожное дело в руках начальника военных сообщений, каковая мера в последствии оказалась весьма удачной.
Одновременно с мероприятиями военного характера был проведен ряд мер по гражданскому управлению.
11-го мая было объявлено «Временное положение о начальниках гражданской части при командирах корпусов». Это положение обеспечивало впредь во вновь освобожденных местностях правильную организацию гражданского аппарата тотчас по занятии местности нашими войсками и ставился предел самовольным полновластным распоряжениям войсковых начальников, действовавших вразброд каждый по собственному усмотрению при полном неведении дела. Отныне гражданское управление во вновь освобожденных местностях вверялось командирам корпусов через состоящих при них начальниках гражданской части, с правами губернатора. Начальник гражданской части, подчиненный в порядке управления своего района, непосредственно командиру корпуса, должен был получать общие руководящие указания от начальника гражданского управления. Он объединял деятельность начальников уездов в пределах корпусных районов с подчиненными им чинами сельской и городской стражи, начальников участков и волостных надзирателей и формировал через начальников уезда во вновь занятых городах и селениях городскую и сельскую стражу. При начальнике гражданской части состояли уполномоченные управлений финансов, юстиции, снабжения и отдела земледелия, исполнявшее его задания в пределах своего ведомства, на основании руководящих указаний, получаемых от начальников подлежащих управлений. Это мероприятие оказалось весьма удачным и в дальнейшем в полной мере оправдало себя.
Существенным образом реорганизовано было сыскное дело. Уголовный розыск был отделен от государственно-политического и получил возможность заняться прямым своим делом - борьбой с уголовной преступностью. За преступления уголовные и государственные в настоящих условиях виновные могли быть подвержены или высшей мере наказания - смертной казни, или заключению в тюрьме. Другие меры наказания не могли быть применены. Число тюрем было весьма ограничено и не могло вместить всех осужденных. Осужденные преступники продолжали оставаться в домах предварительного заключения, переполняя их до крайности, требуя значительной охраны и поглощая большие средства. Отбросы общества жили тунеядцами за счет страны, в то время как вся страна терпела неописуемые лишения, ведя борьбу за Родину.
Приказом моим от 11-го мая была установлена мера административного характера - высылка в Советскую Россию лиц, изоблеченных в явном сочувствии большевизму, в непомерной личной наживе на почве тяжелого экономического положения края и пр. Приказ этот был выработан военным и морским судным отделом. Право высылки предоставлено было губернаторам и комендантам крепостей, причем требовалось обязательное производство дознания и заключение по последнему прокурорского надзора.
Весьма досадовал я на поднятый в печати шум вокруг вопроса о возвращении в Крым русских беженцев новороссийской и одесской эвакуации. Некоторые из них попали за границей в весьма тяжелые условия. Особенно тяжело было положение на пустынном острове Лемнос, где среди детей была большая смертность. Оттуда писались отчаянные письма, вызывая справедливую тревогу близких.
Русские люди склонны были переходить от отчаяния к радужным надеждам. Те, кто недавно еще видел в Крыму могилу, ныне считал его неприступной крепостью. Ежедневно сыпалось бесконечное число ходатайств и петиций о возвращении тех или других лиц в Крым. Столбцы газет пестрели статьями, под заглавием: «Верните нам наши семьи», «Вернуть их обратно» и т. д.
Отлично понимая, что офицер или чиновник не может спокойно нести службу, постоянно болея душой за близких ему лиц, я, в то же время отдавал себе отчет в том, что положение наше не может почитаться обеспеченным и учитывая, что с приездом новых партий беженцев в Крым, тяжелое положение страны еще усилиться, всячески оттягивал разрешение этого вопроса.
Жизнь в тылу постепенно налаживалась, стали прибывать иностранные товары, открывались магазины, театры, кинематографы. Севастополь подчистился и подтянулся. Воинские чины на улицах были одеты опрятно, тщательно отдавали честь.
В начале мая, как в Севастополе, так и в других городах, появились случаи холеры. В середине месяца число заболеваний увеличилось, и в Севастополе достигло двадцати-двадцати пяти случаев в день. Я приказал во всех частях армии, в военных и гражданских управлениях и учреждениях, а затем и в городских участках произвести холерные прививки. Начальник санитарной части города доктор Лукашевич решительно взялся за дело и эпидемия не получила широкого распространения.
В конце апреля я дал несколько обедов представителям иностранных миссий английской, французской, американской, японской, сербской и польской и принял приглашения на обеды английской, французской и японской миссий. С представителями всех миссий без исключения установились наилучшие отношения. В разговорах с ними я неизменно подчеркивал значение нашей борьбы не только для самой России, но и для всей Европы, указывал, что угроза мирового большевизма не изжита, что доколе в Москве будут сидеть представители интернационала, ставящие себе задачей зажечь мировой пожар, спокойствия в Европе быть не может. Не может быть и экономического равновесия, пока с мирового рынка будет выброшена шестая часть света.
На изменение политики Великобритании рассчитывать не приходилось, мы могли искать поддержки лишь в правительстве Франции и, может быть, Америки. С целью получения поддержки этих стран я предпринимал шаги и в Севастополе, и в Париже.
29 апреля (12 мая) военный представитель в Константинополе генерал Лукомский писал по моему поручению нашему дипломатическому представителю А. А. Нератову:
«Главнокомандующий полагает, что нам надлежит всемерно использовать отмечаемое за последнее время благоприятное отношение к нам американцев. Главнокомандующий рассчитывает как на дипломатическую, так в будущем и на финансовую поддержку С.-А. Соединенных Штатов.
Сообщая Вам об изложенном, я полагал бы весьма желательным, чтобы Вы сообщили о вышеприведенном мнении нашему послу в Париже».
Принимая все меры для обеспечения дальнейшей борьбы, я ни один день не забывал о необходимости обеспечить возможность эвакуации армии и населения на случай неудачи.
Решив в ближайшее время перейти в наступление, я хотел заблаговременно принять меры против несомненных попыток англичан нам в этом помешать и, одновременно, в случае успеха, использовать его с целью получения дальнейшей поддержки Франции. Я просил П. Б. Струве проехать в Париж.
1 (14) мая заместитель П. Б. Струве князь Трубецкой писал по моему поручению А. А. Нератову:
«Необходимость изыскать выход из создавшегося тяжелого продовольственного положения в Крыму, способного в непродолжительном времени принять критический оборот, вероятно, вынудит главное командование предпринять вскоре частичное наступление в целях овладения территорией Мелитопольского уезда.2-го мая прибыл в Севастополь командующий английским оккупационным корпусом генерал Мильн. Он посетил меня. Его посещение, по его словам, имело специальной целью ознакомиться с той громадной работой по организации армии и устройства тыла в Крыму, о коей он был осведомлен через своих агентов. Личные впечатления его в Севастополе, как он говорил, это полностью подтвердили.
Считаю долгом строго доверительно предупредить Вас об этом на тот случай, если бы наше наступление было истолковано иностранными державами, как противоречащее решению Главнокомандующего, принять посредничество Англии для прекращения гражданской войны в России. В случае, если бы стороны иностранцев, в свое время, были возбуждены подобные нарекания и были сделаны попытки, под этим предлогом, уклониться от данного ими обещания активно содействовать защите Крыма от вторжения советских войск, то вам надлежит указать на то, что предпринятая операция имеет единственной целью обеспечить базу для продовольствия, без которой и армиям юга России и самому населению Крыма угрожали бы голод и гибель.
В телеграмме, отправленной Британскому верховному комиссару в Константинополь 11 (24) апреля, копия с коей была сообщена начальникам здешних союзных миссий. Главнокомандующий впрочем уже тогда указывал на необходимость использования местных средств Мелитопольского района».
Он просил меня указать, не испытываю ли я нужду в каких-либо предметах боевого снаряжения и выразил полную готовность сделать все от него зависящее для ее удовлетворения. Я благодарил за предложение и сказал, что в настоящую минуту особенно нуждаюсь в бензине для боевых машин и рельсах для проведения ветки к Бешуйским копям, разработка коих облегчит острую нужду в угле. Генерал Мильн отдал тут же распоряжение об отпуске бензина из Батуми и предложил воспользоваться для получения рельс старым русским имуществом, оставшимся в Трапезунде. На замечание мое, что в Трапезунде могут встретиться затруднения со стороны турок, генерал Мильн предложил послать с нашим транспортом английский броненосец для прикрытия погрузки.
В дальнейшей беседе я вскользь упомянул о тяжелом экономическом положении Крыма. Великобританское правительство, взяв на себя инициативу переговоров с большевиками, до сего времени никаких существенных результатов не достигло. Дальнейшее пребывание в Крыму грозит армии и населению голодом. При этих условиях я не вижу другой возможности как попытаться расширить занятую нами территорию. Генерал Мильн видимо весьма заинтересовался моими словами и пытался выяснить мои дальнейшие намерения, однако, я от продолжения разговора уклонился.
3 (16) мая Маклаков телеграфировал:
«Настроение англичан по поводу медиации улучшается. В парламенте было отвечено на запрос, что в виду того, что Добрармия успешно защищает Крым, никаких мер к ее эвакуации не предпринимается. Мысль о возможности сохранить Крым крепнет в правительственных, умеренно общественных кругах. При начале Ваших успехов откроются шансы на помощь Англии».Телеграмма Маклакова и благожелательное заявление генерала Мильна шли в разрез с общей политикой Великобританского правительства.
16 (29) мая начальник Английской военной миссии генерал Перси вручил мне нижеследующую ноту:
«Британское Главное Командование в Константинополе.23 мая, письмом на имя Верховного комиссара Великобританского правительства в Константинополе, я ответил на обе последние ноты англичан:
Британской Военной Миссии. Генералу Перси.
20 мая 1920.
Передайте письменно следующее сообщение генералу Врангелю, по поручению верховного Комиссара Британского правительства, причем Вам надлежит воздержаться от каких-либо разговоров по этому вопросу с генералом Врангелем.
«Британское правительство указало мне разъяснить генералу Врангелю, что он не должен ожидать никакой перемены в британской политике, как следствие наступления поляков. Правительство Его Величества неуклонно разрешило приложить старания к прекращению военных действий на юге России в возможно непродолжительный срок. Советское правительство приняло британское предложение о ведении переговоров на основании общей амнистии и Лорд Керзон отправляет в самом непродолжительном времени политического представителя для содействия генералу Врангелю, а до того времени советское правительство согласно на принятие участия в переговорах британского военного представителя.
Британская Военная Миссия.
Севастополь, 29 мая 1920 г.
Главнокомандующему В. С. Ю. Р. Ваше превосходительство,
Вышеуказанная телеграмма Главнокомандующего Британской армией на Черном море, передается для Вашего сведения.
Перси, генерал, Начальник Британской Военной Миссии».
Главнокомандующий поручил мне ознакомить Вас с его точкой зрения, на случай ежели бы в дальнейшем события сделали бы возможным подобное согласование действий.
Генерал Врангель считает прежде всего необходимым заявить, что он не находит возможным касаться политической стороны вопроса, а также воздерживается от заключения по вопросу о политическом согласовании между Польшей и Украиной.
Единственная цель Вооруженных сил на Юге России - вооруженная борьба с большевиками. Для этой цели Главнокомандующий готов воспользоваться всякой помощью и готов согласовать свои действия с польскими и украинскими силами.
Он полагает, что для удачи операции желательно было бы разграничить район действий борющихся армий и со своей стороны может указать ныне же области, ограниченные с запада течением Днепра до г. Екатеринослава на севере, как район в котором намечается развитие операций его сил.
Само собой разумеется, что в силу соображений военного характера, гражданское управление в занятых областях должно осуществляться военными властями соответствующих армий». 15 (28) мая князь Трубецкой писал находящемуся в Париже П. Б. Струве:
«Начальник французской военной миссии генерал Манхен неоднократно делал попытки выяснить точку зрения Главнокомандующего на отношения с Польшей и Украиной в случае совместных действий.
Как я уже имел случай поставить Вас в известность письмом от 5 (18) мая с. г. за № 480, Главнокомандующий в общем определил эти отношения следующим образом: он благожелательно расположен ко всем силам, действующим против большевиков, и готов входить с каждой из них в соглашение чисто военного характера, не затрагивая до окончания борьбы никаких щекотливых политических вопросов. Во избежание трений он предлагает в предстоящих операциях не переходить линию Днепра к северу от Екатеринослава.
По просьбе генерала Манжена соответствующее письмо, в копии сообщенное Вам при вышеупомянутом моем письме за № 480, было передано мною ему по приказанию Главнокомандующего.
Генерал Манжен не удовлетворился данными разъяснениями и продолжал настаивать на трудностях, которые могут возникнуть, когда сомкнется фронт и станет вопрос о едином командовании; для поляков будет неприемлемо русское командование, для нас - польское. На это Главнокомандующий отвечал, что, по его мнению, будущее укажет, в каком смысле может быть разрешен вопрос согласования нашего с поляками, но что, конечно, в междоусобной войне одной части России против другой никакое иностранное командование невозможно.
Вскоре после этой беседы штаб получил сведения, точно определяющие очертания большевистского фронта против Польши. Согласно этим сведениям, красные наступают с севера и с юга в общем направлении на Гродно и от Таращи на Бердичев. Южный фланг прикрывается армией Буденного, за правым берегом Днепра. Далее к югу между большевиками и нашим расположением существует промежуток.
Ознакомившись с таким расположением, Главнокомандующий пришел к заключению, что чисто стратегические соображения безусловно склоняли бы его к нанесению удара в тыл армии Буденного, каковую операцию лично он считал бы вполне выполнимой при наличии тех сил, коими располагает. В этом случае ему пришлось бы перейти нижнее течение Днепра примерно между Алешками и Никополем, прикрыв свой правый фланг в направлении Бердянск - Александровск.
Правильная, с чисто военной и стратегической точки зрения, операция, по мнению Главнокомандующего, могла бы иметь серьезное значение для польского командования, расстраивая весь план большевиков охвата польской армии с двух флангов.
Против осуществления этого плана имеются, однако, серьезные политические соображения. Перейдя Днепр, Главнокомандующий не может остаться на почве возможности чисто военного соглашения с Польшей. Он входит на территорию, которую поляки определили в качестве будущей Украины, не найдя нужным войти с нами по этому поводу в какие-либо предварительные объяснения и соглашения. Со своей стороны, будучи расположен признать за Малороссией самую широкую автономию в пределах будущего Российского государства. Главнокомандующий не мог бы сойти с этой принципиальной точки зрения. В случае, если бы нам пришлось теперь же вступить на почву переговоров политического характера с польским правительством, мы могли бы оставить пока в стороне вопросы земельного размежевания России и Польши, но, считаясь с настроениями русского населения Малороссии, мы не могли бы, перейдя Днепр, не определить нашего отношения к будущей судьбе Малороссии.
Всеми этими соображениями главнокомандующий счел полезным поделиться с генералом Манженом, дабы он мог осветить положение своему правительству, подчеркнув при этом, что сам он отнюдь не берет какой-либо инициативы в этом вопросе, и, вообще считает, что непосредственные переговоры с поляками нам неудобно вести, но что французское правительство располагает данными, чтобы судить о том, считает ли оно удобным и в какой мере и каких отношениях оказать воздействие на поляков. Сдержанность наша усугубляется известием о недоброжелательном к России отношении, которое за последнее время преобладало в Варшаве и нашло себе косвенное выражение в обращении генерала Пилсудского к населению Украины».
20 мая прибыл Александр Васильевич Кривошеий. Я не ошибся в нем. Он оставил семью, прочно материально обеспеченную службу, удобную и спокойную жизнь в Париже и, не колеблясь прибыл туда, куда его звал долг. Правда, он заявил мне, что не предполагает окончательно оставаться в Крыму, что хочет осмотреться, разобраться в положении и готов помочь мне советом, после чего намерен вернуться к семье. Однако, зная его, я не сомневался, что работа его захватит и, что он, войдя в нее, от нее не отойдет.
А. В. Кривошеий прибыл на английском крейсере «Кардиф», вместе с английским адмиралом Хопом, вручившим мне 21 мая новую ноту Великобританского правительства:
«Имею честь уведомить Вас о получении мною сообщения Британского верховного комиссара в Константинополе, указывающего мне довести до Вашего сведения то беспокойство, которое испытывает Правительство Его Величества в связи со слухами о Вашем намерении перейти в наступление против большевистских сил. Мне, кроме того, приказано предупредить Вас, что в случае, если Вы атакуете, неминуемо должен провалиться план Правительства Его Величества о ведении переговоров с Советским Правительством и Правительство Его Величества не сможет более принимать какое-либо участие в судьбе Вашей армии.
Имею честь быть Вашим покорнейшим слугой
Контр-адмирал Г. Хоп.
Генералу Врангелю, Главнокомандующему В. С. Ю. Р.»
«Имею честь уведомить Вас о получении двух сообщений Вашего Превосходительства, из коих первое передано мне генералом Перси 16(29) мая, а второе адмиралом Хопом 23 мая (3 июня).
Спешу ответить Вам: я по-прежнему совершенно исключаю возможность моих непосредственных переговоров с большевиками, переговоров, которые пожелало взять на себя английское правительство; этому последнему и, казалось бы, принадлежит выбор места для переговоров с советами.
Не получая более месяца ответа на телеграмму от 11 (24) апреля, в коей я указывал на необходимость использования для продовольствования армии и населения Крыма средства северной части Таврии, я вынужден был для предотвращения создания безвыходного положения, принять меры к расширению занятых моей армией областей.
С этой целью, еще до получения Вашего последнего сообщения, я отдал 20 мая приказ армии перейти в наступление.
Высадка войск, намеченная в связи с этой операцией, уже начата и ее невозможно остановить.