Вудхауз Пэлем Грэнвил. Дядя динамит

- Не смел. Подумай сама, в книге пэров есть - но мелким шрифтом!
- Я сейчас заплачу.
- Ничего не могу поделать. Ты знаешь, как живут младшие сыновья? Хуже
собак. Они садятся за стол после вице-канцлера Ланкастерского палатината.
-Дядя, миленький, все позади!
- Одно утешение: могут присутствовать в палате лордов, когда идут
дебаты. А я и того не мог - клеймил коров в Аризоне.
- Я не знала, что вы клеймили коров.
- Сотнями. У меня был прекрасный удар - точно, метко, как мул копытом.
Кроме того, я торговал газированной водой, служил в газете, где и
познакомился с твоим папой, хотел обосноваться в Калифорнии. Но был ли я
счастлив? Нет. Глубину души, словно кислота, разъедала мысль о том, что я
ниже этого вице-канцлера. В конце концов, упорным трудом я добился нынешней
славы. Хотел бы я видеть, как вице-канцлер Ланкастерского палатината полезет
впереди меня!
- Прямо Горацио Олджер Горацио Олджер (1832-1899) - популярный
американский писатель, автор романов, в которых нищий и добродетельный
мальчик (т. н. "олджеровский герой") становится богачом....
- Да, очень похоже. Но я тебя утомил. Мы, графы, любим вспоминать годы
лишений. Расскажи-ка о себе.
- Ну, за стол я все еще сажусь после издательниц модного журнала, а так
- ничего.
- Работа есть?
- Бывает.
Машина подкатила к отелю "Баррибо", и они вошли в ресторан. Когда они
сели за столик, Салли вздохнула.
- Какая красота! - сказала она.
- Хочешь есть?
- Я всегда хочу.
Лорд Икенхем тревожно посмотрел на нее.
- Ты уверена, - спросил он, - что дела идут неплохо?
- Конечно. Так и пеку эти бюсты. Просто удивительно, сколько народу
хочет запечатлеть свои непривлекательные лица.
- Не врешь?
- Нет, правда. Денег хватает.
- Почему же ты послала SOS? Почему подчеркнула "очень"? Какие такие
дела?
Салли помолчала, но лишь потому, что сосредоточилась на икре.
- Это, - наконец сказала она, - насчет Отиса.
- Ой!
- Да. Вы уж простите.
- Опять твой Отис! Почему это у самых милых девушек самые противные
братья? Видимо, закон природы. Ну, что с ним?
- Позже объясню. Попросите Мартышку сделать для меня кое-что.
- Мартышку?
- Я сама не могу.
Чуткий граф заметил, что голос ее изменился, и, перегнувшись через
стол, погладил ей руку:
- Какое безобразие, а?
Салли кивнула. Они помолчали. Лорду Икенхему казалось, что спутница его
заплачет. Дяди редко понимают, как их племянники сумели кого-то очаровать.
Не понимал и граф, однако видел, что утрата проделала большую дыру в сердце
прелестной девушки. Она так явно страдала, что он обрадовался, когда
официант снял напряжение, поскольку принес truite bleu <Форель, сваренная
в вине (фр.).>.
- Расскажи, что там с Отисом, - попросил граф.
Салли криво улыбнулась:
- Не надо, дядя Фред. Я могу говорить про Мартышку. Во всяком случае...
Нет, могу. Вы давно его видели?
- Он у меня был. Вчера приехал, сегодня уехал.
- Как он выглядит?
- Прилично.
- Обо мне вспоминал?
- Да. А когда я стал его ругать, рассказал все.
- Что я хотела ему подсунуть камушки Элис Ванситтер?
- Именно.
- Оказалось, что это не нужно.
- Божественная Элис решила заплатить пошлину?
- Нет. Я придумала лучший способ. Красота, а не способ! Элис в полном
восторге.
Такая дерзновенность понравилась лорду Икенхему. Салли явно не хотела
плакать. В глазах ее появился тот блеск, который пугал Мартышку, когда он
видел его у дяди.
- В восторге?
- Прыгала от радости.
- Надеюсь, ты знаешь, что нельзя обманывать таможню?
- Да, и очень страдаю.
- Ничего не поделаешь. Значит, вам с Мартышкой незачем было ссориться?
- Конечно, незачем.
- Он слишком серьезно отнесся к твоим словам. Джейн шесть раз ссорилась
со мной до свадьбы, а я не отчаивался.
- Надо было помнить, какой Мартышка серьезный.
- Святой человек. Но глуп.
- А теперь он женится на этой Гермионе! Вы с ней знакомы?
- Нет. Фотографию видел.
- Я тоже. В "Тэтлере". Очень красивая.
- Если кто любит этот тип красоты.
- Мартышка любит.
- Вероятно. Можно сказать, сейчас он под парами. Но подожди, он
очнется. Горькое пробуждение...
- Откуда вы знаете? Вы же только видели фото.
- И достаточно. Она ему покажет!
- Бедный, бедный!
Они опять помолчали.
- О чем же ты хочешь попросить? - осведомился граф. - Сделает он все,
что угодно. Он очень любит тебя, Салли.
- Ну, что вы!
- Любит. Сам сказал.
Ее лицо озарилось такой улыбкой, что официант чуть не уронил тушеных
цыплят.
- Сказал?
- И заметь, он послал тебе заказчика, сэра Эйлмера.
- Это от Мартышки? Как мило с его стороны. - Салли мягко вздохнула. -
Жаль, что из-за этого бюста начались беды у Отиса.
- А что такое?
- Начнем с того, что сэр мне позировал.
- Естественно.
- Мы болтали о том о сем.
- Блестящие беседы?
- Не очень. Он описывал, насколько лучше его прежний бюст.
- Знаю. Стоит у него в поместье. Вернее, стоял.
- Откуда вы знаете?
- Подожди. Я еще расскажу мою историю. Сейчас - твоя очередь. Итак, вы
болтали, но без особого блеска.
- Да. Однако он сказал очень интересную вещь. Он написал мемуары и
готов заплатить за издание. А я подумала: "Как раз для Отиса".
- Так, так... Отис взял и все перепутал?
- Именно. Туда вклеили картинки из другой книги, о современном
искусстве. Сэру Эйлмеру они не понравились, особенно ню с подписью "Сэр
Эйлмер Босток в двадцать лет". Я ничего не знала, и вдруг он вернул мне
бюст. Привезла сама леди Босток. А теперь он подает в суд на Отиса. Если он
выиграет, издательство просто рухнет. До чего же неприятно!..
- Отис как вылитый.
- Он такой мечтательный.
- Он жуткий. Вероятно, ты дала ему денег, когда он начинал это все?
- Вообще-то, да.
- О господи! Ну, Салли, не хочу тебя огорчать, но Босток дело выиграет.
- Если дойдет до суда. Я и хочу попросить Мартышку, чтоб он уговорил
сэра Эйлмера.
- Хорошо бы. Но как он относится к Мартышке?
- Я думаю, он его полюбил.
- А я-не думаю. Все бюсты, бюсты... Странно, что ваши дела с ними
связаны. И Отис, на которого мне наплевать, и ты, моя дорогая, зависите от
того, сумеет ли Мартышка скрыть следы. Жизнь сложна. Я бы сказал -
причудлива.
- Дядя, я ничего не понимаю. Какие следы?
- Вот это и есть моя история. Ты сыта? Тогда пойдем, выпьем кофе в
гостиной. Да, - продолжал лорд Икенхем, когда они опустились в глубокие
кресла, - именно причудлива. Мартышка был у меня, я уже говорил.
- Говорили.
- А сегодня, после завтрака, уехал в Эшенден, чтобы очаровать хозяев. Я
думал было, неделю его не увижу, но ошибся. Через два часа он приехал,
трепыхаясь, как кошка на горячей плите.
- Почему?
- Потому что он решил показать служанке, как убивают птиц бразильские
аборигены, и разбил тот самый бюст, о котором ты упоминала.
- О-ой!
- И ты уподобляешься кошке?
- Конечно! Разве вы не понимаете? Сэр Эйлмер души не чает в этом бюсте.
Он рассердится на Мартышку.
- А Мартышка не сможет просить за Отиса? Да, весьма вероятно. Но не
волнуйся, все обойдется. Он снова приехал ко мне, чтобы взять другой бюст,
твой.
- Как умно!
- Для Мартышки - даже слишком. Видимо, служанка подсказала. Помню, на
собачьих бегах никак не мог назвать себя. "Тви...", "Твист..." - спасибо, я
прошептал: "Эдвин Смит, Ист-Далидж, Настурциум-роуд, 11".
- А вы кем были?
- Джорджем Робинсоном, дом 14. Да, скорее всего - служанка. В общем, я
дал ему бюст, и он уехал. Не знаю, что было дальше, но склонен к оптимизму.
Он говорит, в том углу темно, и вряд ли Балбес туда заходит. Бросит взгляд,
белеет что-то - и ладно.
- Почему вы зовете его Балбесом?
- Его вся школа так звала.
- Вы вместе учились?
- Да.
- Тогда, может, вы похлопочете?
- Нет. Недавно я говорил его племяннику, что дал ему шесть раз по заду
крикетной битой. Пусть Мартышка хлопочет.
- Если замел следы.
- Замел, замел. Он говорит, у Балбеса плохо с глазами, а очки не носит.
Что же до служанки, она человек верный.
- Как вы умеете утешить, дядя Фред!
- Стараюсь, дорогая, стараюсь. Сладость и свет - мой девиз.
- Хорошо, что у вас был этот бюст.
- Исключительная удача. Вообще у нас бюстов мало. Статуи - есть, Венеру
- пожалуйста, дедушка их очень любил. "Дом - это не дом без доброй старой
Венеры", - говорил он, поглаживая баки. Вот и получилось, что иногда
кажется, будто ты зашел в турецкую баню в женский день. А бюстов - нет. Мы.
Икенхемы, их не держим. Если бы ты, по велению Промысла, не оставила...
Из кресла в этой гостиной выскочить трудно, но Салли выскочила.
- Дядя Фред! - вскричала она. - Он взял этот бюст?
- Конечно. А что такого?
Салли опустилась в кресло и глухо прошептала:
- В нем - те камушки.
- О господи!
- Да. Я их туда сунула, Элис должна была забрать. Это и есть лучший
способ.
- Ну, знаешь! - сказал лорд Икенхем.
Они помолчали еще раз. Никто не назвал бы пятого графа ненаходчивым, но
тут он растерялся. Он крутил усы, он скреб подбородок, он барабанил пальцами
по ручке кресла, но вдохновения не обретал. Наконец он поднялся на ноги.
- Что ж, дорогая, - сказал он, - вины за собой я не чувствую. Стоит ли
говорить, что хотел я сделать как лучше? Сейчас нужно не блеять, а придумать
выход. Наверное, воздух поможет.
Он прошел сквозь вращающуюся дверь, склонив голову, сцепив за спиною
руки. Вернулся он минут через пять, совсем иной.
- Все в порядке, моя дорогая, - сказал он. - Балбес вернул тебе бюст?
Он в мастерской?
- Да.
- Так, так. Заберем и отвезем завтра в Эшенден. Там я его подменю.
- Но...
- Никаких "но"!
- Как же?..
- И никаких "как же". Именно это говорили Колумбу и остались в дураках.
Не ломай себе голову, доверься мне. Езжай домой, уложи вещи, выспись как
следует, а я обдумаю кое-какие частности. Еще кофе? Нет? Тогда идем. Ах,
хорошо! Чего-нибудь такого я и ждал, а то закис, старею. Сейчас я чувствую
себя как тогда, когда мы с Мартышкой ездили в Бландинг в облике психиатров.
Он тебе рассказывал?
-Нет.
- Странно. Я думал, он вспоминает об этом с нежностью. Завтра расскажу,
в дороге. До свидания, дорогая, - закончил граф, усаживая Салли в такси. -
Выспись получше, не волнуйся. Положись на меня. В таких ситуациях я проявляю
лучшие свои качества. А лучшие качества Фредерика Алтамонта Корнуоллиса
Твистлтона, пятого графа Икенхемского - это тебе не кот начхал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 5

1

Если погода к тому располагала, у леди Босток вошло в обычай сидеть
после ленча в шезлонге на террасе и вязать носки для достойных бедняков. Как
и лорд Икенхем, она любила дарить радость и свет, но думала при этом - быть
может, резонно, - что носок-другой внесет их в безрадостную жизнь.
Назавтра после вышеописанных событий погода была прекрасная. Небо сияло
синевой, озеро сверкало серебром, клумбы источали жужжание пчел и
благоухание лаванды. Словом, день был из тех, что веселят сердце, поднимают
дух и побуждают пересчитать по одному дары божьи.
Леди Босток их пересчитала и осталась довольна. Хорошо вернуться домой,
хотя вообще-то она не очень любила сельскую жизнь; хорошо съесть все то, что
в порыве вдохновения приготовила кухарка; хорошо, наконец, видеть мужа в
приличном, даже резвом настроении, поскольку судить младенцев будет не он, а
Уильям. Сейчас сэр Эйлмер пел в своем кабинете о том, что все его добро -
копье-о-о и щит из сыромятных кож, или, скажем точнее, ко-о-аж.
Что ж, прекрасно. И все же, несмотря на мастерство кухарки, резвость
мужа и красоту дня, леди Босток страдала. Теперь, когда жизнь так сложна, а
слепая судьба одной рукой дает, другой - отнимает, нелегко найти вполне
счастливого человека. В сладости есть горечь, и она играет первую скрипку.
Сурово, да, но цивилизация наша сама напросилась на такой приговор.
Сидя в шезлонге и накидывая петли, или что там делают женщины, когда
вяжут, леди Босток вздыхала, размышляя о Салли Пейнтер.
Краткий визит произвел на чувствительную женщину большое впечатление.
Она просто подъехала к дому, позвонила в дверь, отдала бюст консьержке (а
может, служанке) и уехала; но этого хватило, чтобы узнать одно из тех мест,
о которых мы читаем в романах. Именно так живут бедные художники, питаясь
одной лишь надеждой. Как же радовалась мисс Пейнтер такому заказу, как
горюет о его утрате!
Этими мыслями леди Босток поделилась с мужем, возвращаясь от викария,
но он не без грубости их отверг. Примерная жена не судит свою половину, и
все же сейчас, в одиночестве, она страдала.
- Неужели ничего нельзя сделать? - терзалась она, сравнивая недавнюю
трапезу с сухой коркой, которую запивает водой бедная Салли. Уговаривать
мужа бесполезно. А если послать денег, тайно, от себя?..
Тут размышления ее прервал, а муки - усугубил племянник, притопавший с
трубкой на террасу. Она печально взглянула на него, чувствуя именно то, что
чувствует мягкосердечный палач, когда ему по долгу службы пришлось удавить
одалиску. Казалось, что она не забудет отчаяния и ужаса, исказивших
темно-красное лицо. Следы этих чувств были еще видны.
- Вяжете, тетя Эмили? - мрачно осведомился он.
- Да, дорогой. Носок.
- Вот как? - глухо произнес он. - Носок? Это здорово.
Она осторожно коснулась его руки и попросила:
- Ты не мучайся, дорогой.
- Интересно, как? - ответил Билл. - Сколько их там?
- В прошлом году было сорок три.
- Сорок три!..
- Мужайся, мой дорогой! Если мистер Другг это делал, и ты сможешь.
Билл сразу увидел, в чем ее ошибка.
- Он священник. Их специально тренируют. Наверное, на куклах для
чревовещателей. Сорок три? Ха-ха! Куда там, еще нарожали! Одно слово,
кролики. Зачем я уехал из Бразилии?
- Уильям, мой дорогой...
- Да, зачем? Какая страна! Мухи, змеи, тарантулы, аллигаторы, скорпионы
- и ни единого младенца! Тетя Эмили, можно я кого-нибудь найду?
- Кого же?
- Да, найти трудно, - согласился Билл. - Мало таких дураков. Ну, я
пошел, тетя Эмили. Когда ходишь - как-то полегче.
Он удалился, извергая дым, леди Босток - осталась и в такой скорби,
что, как бы желая довести ее до предела, принялась думать о Мартышке.
Потенциальные тещи часто пугаются потенциального зятя. Леди Босток не
была исключением. Увидев Мартышку, она совершенно растерялась, не в силах
понять, почему ее дочь выбрала этого человека. Только безупречное воспитание
мешало ей шлепнуть его носком для достойного бедняка.
Исследуя свои впечатления, она пришла к выводу, что нервный смешок,
лимонные волосы и (время от времени) стеклянный взгляд - ничто перед
исключительной прыгучестью.
Всего час назад, когда, выйдя из столовой, они оказались в холле,
Эйлмер направился было к бюсту, чтобы смахнуть с него пыль носовым платком,
а Реджинальд мягко, словно тигр, прыгнул ему наперерез.
Какой странный, однако! Быть может, он не совсем здоров? Быть может,
его томит тайная вина?
При жаркой погоде такие мысли располагают ко сну, и глаза несчастной
леди стали слипаться. Где-то урчала косилка. Западный ветер нежно ласкал
лицо.
Недолгий сон прервали звуки такой силы, словно кто-то взорвал под
шезлонгом добрую дозу тринитротолуола.
- ЭМИЛИ!
Сэр Эйлмер высовывался из окна:
- Э-МИ-ЛИ!
- Да, дорогой? - сказала леди Босток. - Да, дорогой?
- Иди сюда! - проревел сэр Эйлмер, словно боцман в бурю. - Скорей!
2
Когда леди Босток поспешала в кабинет, сердце ее билось болезненно и
часто. Интонация криков предвещала безымянные беды, и, переступив порог, она
поняла, что не ошиблась.
Лицо у сэра Эйлмера было синее, усы - ходили и плясали. Такого она не
помнила с тех давних пор, когда самый юный из адъютантов, нервно играя
щипцами, отбил ножку у любимого бокала.
Сэр Эйлмер был не один. В углу, в почтительном отдалении, находился
Гарольд Поттер, похожий, как все констебли, на хорошо набитое чучело. Леди
Босток растерянно посмотрела на одного и на другого.
- Эйлмер, - вскричала она, - в чем дело?
Муж ее, человек искренний, не скрывал плохих новостей.
- Эмили, - сказал он, - тут заговор.
- Что, дорогой?
- ЗА-ГО-ВОР. Ты знаешь Поттера?
Леди Босток Поттера знала.
- Здравствуйте, Поттер, - сказала она.
- Доброго здоровья, миледи, - отвечал Поттер, обмякнув на мгновение
учтивости ради и снова обращаясь в чучело.
- Поттер, - сообщил сэр Эйлмер, - рассказал мне странную историю. Эй,
вы!
- Сэр?
- Расскажите миледи.
- Хорошо, сэр.
- Это про Реджинальда, - объяснил сэр Эйлмер, чтобы расшевелить
аудиторию. - Точнее, - поправился он, - про мнимого Реджинальда.
Глаза у леди Босток увеличились, сколько могли, но тут они еще и
вылезли.
- Мнимого?
- Да.
- В каком смысле?
- В прямом. Это самозванец. Я его сразу заподозрил. Смотрит как-то
так... уклончиво. Хихикает. Преступный тип. Поттер!
- Сэр?
- Рассказывайте.
- Хорошо, сэр.
Констебль выступил вперед. Глаза его остекленели, как стекленели они,
когда он давал показания в суде. Глядел он вверх, словно обращался к
бесплотному духу, парившему над головами с невидимым блокнотом.
- Шестнадцатого числа текуще...
- Вчера, - уточнил сэр Эйлмер.
- Вчера, - согласился констебль, - то есть шестнадцатого числа текущего
месяца, я проезжал на велосипеде мимо вашего дома и заметил, что туда лезет
подозрительный субъект.
- В мой музей, - прибавил сэр Эйлмер.
- В музей, принадлежащий сэру Эйлмеру. Я немедленно задержал и допросил
подозреваемого. Он назвался Твистлтоном и сообщил, что у вас гостит.
- Так и есть, - вставила леди Босток.
Муж ее властно махнул рукой.
- Тихо, тихо, тихо, тихо, ТИХО! - сказал он. - Слушай.
Он вздул усы. Жена его, опустившись в кресло, замахала местным
журналом. Констебль, снова обмякший на мгновение, остановил взгляд, вздернул
подбородок и обратился к невидимому духу.
- Окончив допрос и установив личность, я удалился, оставив задержанного
под присмотром служанки, которая помогла мне... - он поискал слово, -
установить личность. Однако...
- Слушай, слушай!
- Однако я не был удовлетворен. А почему? - перешел констебль на
разговорный язык. - Вроде бы лицо знакомое. Думаю, гадаю - никак! Сами
знаете, бывает. И главное, фамилия не та.
- Слушай! - вмешался сэр Эйлмер. - Ты что, СПИШЬ?!
- Нет, дорогой! - вскричала леди Босток, прикрывшая глаза, чтобы унять
головную боль. - Что ты, дорогой!
- Поттер служил в лондонской полиции, - пояснил ей муж. - Курит он
сегодня трубку...
- Сигарету, сэр, - почтительно поправил Поттер, знавший, как важны
частности. - Такую, знаете...
- ...и вдруг вспоминает, - продолжал сэр Эйлмер, метнув в него грозный
взгляд, - что видел этого субъекта на собачьих бегах. Что там он его
арестовал, вместе с сообщником!
- Эйлмер!
- Кричи, кричи. У Поттера есть альбом с газетными вырезками, он
собирает все свои дела. Так вот, он посмотрел и увидел, что фамилия этого
типа - совсем не Твистлтон. а Смит. Эдвин Смит, Ист-Далидж, Настурциум-роуд,
11. Ну как, самозванец он или кто?
Поскольку у женщин нет усов, им нелегко в такие минуты. Леди Босток
тяжело задышала, но это уже не то, выразительности меньше.
- Что же он у нас делает?
- Поттер считает, что его заслали на разведку. Видимо, так оно и есть.
Шайки любят упростить себе дело. Зашлют кого-нибудь, он все разузнает, а
потом - откроет окно. Ты спросишь, что им тут понадобилось? Это ясно. Моя
коллекция. Где Поттер застал субъекта? В музее. Где застал его я? Опять же в
музее. Так и тянет к экспонатам. Вы согласны, Поттер?
Недовольный тем, что его отодвинули на задний план, Поттер все же
признал, что согласен. Леди Босток по-прежнему дышала.
- Это очень странно!
- Почему? Моим экспонатам нет цены.
- Я хочу сказать, страшно.
- Такие люди идут на риск. Идут они, Поттер?
- Идут, сэр.
- Истинные черти, а?
- Черти, сэр, - окончательно смирился констебль.
- Он знал, что мы ждем Реджинадьда, - рассудила леди Босток. -Но он же
мог с ним встретиться!
- Эмили, ты не ребенок. Шайка его устранила.
- Как это - устранила?
- Ну, как они устраняют? Ты что, не читаешь детективов?
Поттер увидел, что пришел его час.
- Звонят, миледи, и приглашают на старую мельницу, а там - запирают.
Или...
- ...подсыпают снотворного в виски и уносят на яхту, - перехватил
инициативу сэр Эйлмер. - Методов - сотни. Скорее всего, Реджинальд лежит на
раскладушке, с кляпом во рту. Где-нибудь в портовом районе. А, Поттер?
- Лежит, сэр. В районе, сэр.
- Или в трюме, плывет к Америке.
- Плывет, сэр.
- Очень возможно, - отрешенно прибавил сэр Эйлмер. - что его пытают
огнем. Поттер, я вас не держу. Пива хотите?
- Хочу, сэр, - отвечал констебль, на сей раз - с истинным пылом.
- Выпьете на кухне. А мы, - сказал баронет, когда дверь закрылась, -
займемся делом.
- Каким, дорогой?
- Выведем на чистую воду этого субъекта.
- Эйлмер!..
- Что тебе?
- Может быть, ты ошибся?
- Не может.
- Ты подумай! Если он - Реджинальд, Гермиона нас загрызет.

3

Баронет заморгал, как заморгал бы рыцарь, который скачет в бой и
налетает на дерево. Африканские вожди, трепетавшие, как серны, при мановении
его усов, удивились бы такой слабости в том, кто неподвластен человеческому
чувству, - и ошиблись бы. Гермиону он боялся.
- М-да, - задумчиво сказал он. - М-да, я тебя понимаю.
- Она рассердится.
- М-да...
- Просто не знаю, что и думать, - развернула мысль леди Босток. -
Поттер очень хорошо рассказывал, но мог и ошибиться. Вдруг это - Реджинальд?
- Навряд ли.
- Да, дорогой, ты прав. Я и сама заметила, он какой-то странный.
Пугается, что ли. Но...
Сэру Эйлмеру пришла в голову блистательная мысль.
- Разве Гермиона его не описывала?
- Конечно, мой дорогой. Я совсем забыла! Письмо - в моем столе, сейчас
принесу.
- Ну что? - спросил баронет через минуту-другую.
- Вот, пожалуйста, - отвечала жена. - Высокий, стройный, с большими
сияющими глазами.
- А, что я говорил! Сияют у него глаза?
- Не сияют?
- Нет. Одно слово, яйца всмятку. Еще что?
- Он очень остроумный.
- Видишь!
- О!
- Что такое?
- Уильям знает его с детства.
- Вот как? Тогда зовем Уильяма. Где он? Уильям! УИЛЬЯМ! У-ИЛЬ-ЯМИ!
Такие вопли редко пропадают втуне. Билл Окшот, куривший на террасе,
размышляя при этом о своих горестях, влетел в комнату, словно его потянули
за веревку.
Он понадеялся было (или испугался), что дядя - при смерти, но быстро
понял, что это не так.
- А, что? - спросил он.
- Пришел наконец! - сказал сэр Эйлмер. - Как насчет этого субъекта?
- Какого?
- Который выдает себя за Твистлтона.
- В каком смысле "как насчет"?
- Господи! Ясно тебе сказано: "Как насчет субъекта?"
- Мы очень расстроены, Уильям, - объяснила леди Босток. - Дядя думает,
что этот человек - обманщик, самозванец.
- С чего это вы взяли?
- Не важно! - рявкнул сэр Эйлмер. - Ты его знал?
- Да.
- Так, хорошо. А вчера - узнал? - Ну, естественно.
- Не отмахивайся. "Естественно", видите ли! Когда вы виделись в
последний раз?
- Лет двенадцать назад.
- Как же ты его узнал?
- Он такой самый. Подрос, а так - такой же.
- Вы вспоминали прошлое?
- Нет, не вспоминали.
- Вот! Пожалуйста!
- Да он отзывается на Мартышку!
Сэр Эйлмер звучно хмыкнул.
- Еще бы! Что ж, ты думаешь, у самозванца не хватит на это ума? В
общем, толку от тебя нет.
- Извини!
- При чем тут "извини"? Ничего, я сам разберусь. Поеду к Икенхему, у
старого психа должны быть его портреты, как-никак - племянник. Погляжу.
Сверю.
- Как ты хорошо придумал, мой дорогой!
- Да, неплохо, - согласился сэр Эйлмер. - Просто осенило.
Он вылетел из комнаты, словно его метнула рука бразильского туземца.
Пробегая через холл, он взглянул на Мартышку, который, словно убийца,
вернулся на место преступления, в сотый раз вопрошая себя, сойдет или не
сойдет.
- Ха! - заметил сэр Эйлмер.
- А, здравствуйте, - отвечал Мартышка, слабо улыбаясь.
Баронет посмотрел на него тем самым взглядом, каким смотрят на
самозванцев, особенно если те пойманы на месте. Да, убедился он, вид у
субъекта виноватый, мало того, подозрительный.
- Ха! - повторил он на бегу, устремляясь к своей машине.
Через несколько минут, нетерпеливо вырулив на дорогу, он повстречал
другую машину. За рулем сидел лорд Икенхем, рядом - Салли.

ГЛАВА 6

1
Лорд Икенхем зорко взглянул на изгиб дороги и беспечно покрутил ус. Вид
у него был такой, словно он едет на пикник. Он хорошо выспался, хорошо
позавтракал и просто светился радостью. Одно выражение неплохо опишет
предприимчивого пэра: как огурчик. Мы можем осуждать его методы, можем и
качать головой, но не вправе отрицать сходства с этим овощем.
- Здесь? - спросил он спутницу.
- Здесь.
- Как ты уверенно отвечаешь!
- Я тут была, лепила этот бюст.
- Балбес не ездил к тебе в мастерскую?
- Конечно, нет. Вельможные особы не ездят к скромным скульпторшам.
Лорд Икенхем ее понял.
- И то правда, - сказал он. - Никак не привыкну, что Балбес - большая
шишка. Для меня он - мордатый подросток, который перегнулся через стул,
чтобы удобней было его бить. И я бил, страдая не меньше, чем он. Кстати, не
верь, я искренне радовался. Да, все становятся старше, и это странно. Себя я
чувствую двадцатилетним, а что до Мартышки, понять не могу, что он женится.
Так и вижу его в матросском костюме.
- Какая прелесть!
- Нет. Мерзость. Матлот из оперетты. Но хватит о нем. Пришло время
обсудить и стратегию, и тактику.
Голос его обрел ту звонкую легкость, которой боялся племянник.
- Стратегию и тактику, - повторил он. - Вот - дом. Вот - бюст. Надо
соединить их, что я сейчас и сделаю. А?
- Я квакнула. Хотела спросить: "Как", но вспомнила про Колумба.
Граф удивился.
- Дорогая моя, неужели ты беспокоишься из-за такой чепухи? Поверь, есть
тысячи способов. Если я опушу усы, вот так, похож я на слесаря?
- Нет.
- А если подниму, похож на репортера сельскохозяйственной газеты?