Вудхауз Пэлем Грэнвил. Дядя динамит

Но даже если вы с ним согласны, вы не скажете, что такие цифры
вознаграждают за тяжкий труд. Гермиона же полагала, что причина - не в
качестве книг, а в недостатке рекламы. Однажды она завела об этом речь, и
Попгуд заметил, что расхваливать авторов в печати - накладно и бесплодно.
Плоды приносит... как бы это назвать?
- Реклама слухов? - подсказал Грули.
- Она самая, - согласился его собрат, благодарно глядя на мастера
слова.
Поэтому мы не удивимся, что Гермиона опьянялась вином прельстительных
слов, и даже глава издательства "Радость жизни" казался ей довольно
красивым. Но вдруг после долгих похвал он произнес:
- Однако...
И помолчал; а Гермиона, спускаясь с облака, посмотрела на него. Когда
тебе предлагают 20%, а дальше - 25, такие слова неуместны.
- Однако? - повторила она.
Отис снял, протер и надел роговые очки (нос его к этому времени стал
темно-малиновым). Кроме того, он потрогал прыщ и погладил бакенбарды.
- Понимаете, - начал он, - не все у меня так гладко. Может быть, денег
не будет. Я разорюсь.
- Что!
- Да. На меня подают в суд. Адвокат говорит, что убытки - огромны.
- Вы можете выиграть.
- Если дойдет до суда, не могу. Просто не знаю, что и делать. Этот
Босток...
- БОСТОК?
- Сэр Эйлмер Босток. Он был губернатором одной африканской колонии,
написал мемуары, отдал мне...
- Нет! В "Задор".
- Мы переменили название. Теперь оно как-то острее. Но вы-то откуда об
этом знаете? Удивительно, как расходятся слухи... Ну, если знаете, объяснять
не буду. Босток мстит мне, он - недобрый человек. Поверьте, судебная тяжба
меня разорит.
- Ах, так! - сказала Гермиона.
Лорд Икенхем, глядя на ее фото, решил, что она может испепелить
взглядом, - и не ошибся. Простое "Ах, так!" звучало зловеще, как "Хо!" у
констебля Поттера.
Мы упоминали в нашей летописи о волке, который не нашел в санях
русского крестьянина, и тигре, который не получил к завтраку неимущего
индуса. Что их чувства перед чувствами молодой писательницы, которая узнала,
что ее отец пытается разорить сказочно-прекрасного главу издательства
"Радость жизни"!
Гермиона встала. Лицо ее было мрачным и решительным.
- Не беспокойтесь, мистер Поттер, - сказала она. - Дело до суда не
дойдет.
- Что?..
- Я не сказала вам, что Гвиннет Гульд - мой псевдоним. Я - Гермиона
Босток, дочь сэра Эйлмера.
- Дочь? - проговорил ошеломленный Отис. - Это поразительно! Это
удивительно! Это невероятно!
- С отцом я поговорю. Сейчас же поеду к ним.
- Может быть, и мне поехать, на всякий случай?
- Что ж, я вас подвезу. Пока мы беседуем, посидите в кабачке. Если вы
готовы, идемте. Машина - у входа.
Подъезжая к Гилфорду, Гермиона ощутила, что мысль, которая тыкалась в
ее сознание, словно пьяный жилец, когда он не может попасть ключом в
скважину, туда вошла. Она глотнула воздуха.
- Простите? - сказал Отис, вздыхавший все время, ибо ее манера водить
машину была для него внове.
- Ничего, - отвечала Гермиона. - Так, вспомнила.
Вспомнила она, что кроткая леди Босток сидит уже три часа в лондонской
квартире, намереваясь поговорить про Реджинальда. Легкий укол совести
погасила мысль об удобных креслах и новых журналах. Гермиона нажала на
акселератор, и Отис, закрыв глаза, препоручил свою душу богу.

ГЛАВА 11
1
Послеполуденное солнце, освещавшее сквозь сплошное окно бывшую спальню
Мартышки, осветило тем самым и его бывшую невесту, прерывая ее недолгий сон.
Она встала, зевнула и потянулась.
Окно выходило на балкон. В летний день приятно посидеть на балконе, но,
если ты хотя бы немного известен полиции, этого делать не следует. Пришлось
стоять за гардиной, глядя оттуда на зелено-золотой мир.
Насмотревшись на кусок дорожки и часть цветущего куста, Салли собралась
сесть в шезлонг, когда увидела высокого, изысканного человека с небольшим
чемоданом. Он скрылся, а через секунду-другую на балкон что-то шмякнулось.
Сердце у нее подпрыгнуло. Со свойственным ей умом она поняла, что это -
платье. У пятого графа бывали приступы легкомыслия, но он не стал бы бросать
чемоданы просто так. Осторожно, на четвереньках, Салли подкралась к
бесценному дару и схватила его.
Белое платье и алый жакет леди Икенхем она надела с той быстротой,
какую проявит всякая девушка, располагавшая какое-то время только цветастым
халатом. Лорд Икенхем вошел, когда она смотрелась в зеркало.
- Все в порядке? - осведомился он. - Неплохой бросок, а? Заметь, я с
давних пор ничего не швырял вверх, но, если продаешь газированную воду, рука
не ослабеет. Хороший жакет. Элегантный.
Салли его поцеловала.
- Спасибо, дядя Фред, - сказала она. - Вы просто ангел. А вас никто не
видел?
- Никто. Хозяйка уехала в Лондон, Балбес - в деревне, продает кому-то
корову, если я не спутал.
- Почему же сейчас не поставить? - удивилась Салли.
- Неужели ты думаешь, что мне не пришло это в голову? Я сразу
устремился в музей и обнаружил, что Балбес его запер, а ключ увез. Как я
говорил Мартышке, есть в Балбесе какая-то грубость души. Но не волнуйся.
Вскоре я все устрою самым лучшим образом.
- О, если бы!
- Салли! Неужели и ты мне не доверяешь?
- Доверяю, доверяю! Дядя, миленький, забудьте эти глупые слова!
- Я их уже забыл. Да, ты прелестна в этом платье. Видение, иначе не
скажешь. Не удивляюсь, что Мартышка тебя любит.
- Любил.
- Любит, и сильнее, чем прежде. Вчера он так и вылупился. Видела ты
креветку в брачный сезон? Вылитый Мартышка. А напоследок он мне сказал: "Как
она хороша!" Это - любовь.
- Если я ему понравилась в таком халате...
- Любовь, ты уж мне поверь. Он тебя боготворит. Обожает. Умрет за розу
из твоих волос. А ты как?
- Я-то не меняюсь.
- Любишь его?
- Обожаю.
- Похвально, хотя и странно. Я и сам его люблю. Собственно, кроме жены,
тебя и собаки, я никого так не люблю, как Мартышку. А вот обожать - не
обожаю. С чего бы?
- Очень просто. Он - ягненок.
- Ты его так видишь?
- Конечно. Мягкий, беленький ягненок, которого хочется погладить.
- Может, ты и права. Я плохо разбираюсь в ягнятах. А вот что ты его
любишь, это хорошо. Скоро понадобится. На мой взгляд, этому браку не бывать.
- Что-что, а сладость и свет вы распространять умеете!
- Стараюсь, как могу.
- Поговорите еще! Почему вы так думаете?
- Ну, скажи, зачем Гермионе выходить за Мартышку?
- Наверное, тоже любит ягнят.
- Ерунда. Я видел только фото, но знаю, что ей нужен большой, надежный
муж охотничье-рыболовного типа. Они с Биллом Окшотом созданы друг для друга.
Но он слишком робок, так нельзя. Надо мне с ним поговорить. Пойду-ка поищу.
- Не ходите! Поговорим о Мартышке. Он измучился, смотреть больно. Сидел
и стонал.
- А не пел?
- Скорее нет. Он закрыл лицо руками.
- Да, поет он иначе. Закинет голову, испускает ноты под углом в 45
градусов. Очень неприятно, особенно если это - "О, Долорес, королева дальних
морей!". Итак, он стонал. Почему?
- Не хочет толкать полисмена в пруд.
- Не хочет? Даже ради божественной Элзи?
- Да.
- Что же ему дорого, он сам? - опечалился лорд Икенхем. - Ах, Салли,
мужчины уже не те. Где Галахады? Помню, дева в беде только знак подаст - и я
бегу, хлопая ушами. Ничего не поделаешь, долг чести! Мы обязаны Элзи Бин. Не
понимаю, чего он волнуется. Пруд - рядом, под рукой.
Салли посмотрела на графа так, как редко смотрела сама Жанна д'Арк.
- Где именно? - спросила она.
- Прямо у ворот. Элзи Бин сообщила мне, что Поттер часто стоит там,
плюет и, будем надеяться, думает о ней. Что может быть приятней, чем
толкнуть его в эти минуты? Ради прекрасной Элзи я бы толкнул двадцать
констеблей.
- У Мартышки - тонкая, ранимая душа.
- А у меня? В Нью-Йорке все удивлялись. Что там разговаривать! По
донесениям, Поттер приезжает именно в это время. Где Мартышка?
- Не знаю.
- Пойду поищу.
- Минуточку, - сказала Салли, обретая сходство еще и с Иаилью Иаль,
жена Хеверова - см. Суд 5: 24., женой Хеверовой.
- В чем дело? Беспокоишься за своего Мартышку?
- Да.
- Сказано тебе, это легко и приятно.
- Не для него. Он - ягненок.
- Почему ягненок не может толкнуть полисмена?
- Не может, и все. Тут нужна женщина.
- Господи, Салли! Ты не соби...
- Собираюсь. Все решено. Давно не творила добра. До свидания, дядя
Фред.
Салли юркнула на балкон и, судя по звуку, перелезла на трубу. Выглянув
из двери, граф увидел, как она исчезает. Он вздохнул - безрассудная юность
исторгала из него такие вздохи - и вернулся в комнату, а оттуда направился в
холл, где Билл Окшот балансировал палкой, держа ее на кончике носа.
2
Молодой хозяин Эшендена занимался эквилибристикой не из легкомыслия;
как многие в этом доме, он пытался отвлечь разум от печальных предметов. Что
все обстоит именно так, доказывала его глубокая серьезность. Мало кто
глубоко серьезен, когда балансирует палкой, но ему это удавалось.
Увидев графа, он немного оживился. Ему хотелось посоветоваться с верным
человеком, но случая не было.
- Вот здорово! - сказал он. - Это вы.
Лорд Икенхем на время отложил беспокойство о Салли.
- Слова "вот здорово", - заметил он, - выбраны очень удачно. Я тоже
хотел вас видеть.
-А я- вас. Мне надо с вами посоветоваться.
- Что ж, выйдет дуэт. Я бы вас переговорил, но вы хозяин, уступаю вам
трибуну. Просим.
Билл собрался с мыслями.
- Значит, так, - начал он. - Повез я тетю на станцию, ей нужно в
Лондон. Сам я не выспался, молчу, смотрю на дорогу...
Лорд Икенхем его перебил:
- Прочитаю в вашей биографии, глава "На станцию с тетей". Переходите к
главному.
- Молчу, а она говорит: "Алкоголик".
- За что ж она вас?
- Не меня. Мартышку.
- Вот как? Ну, знаете!
- Говорит: "Алкоголик". А я говорю: "Что?" А она говорит: "Алкоголик".
А я говорю: "Кто?" А она говорит: "Реджинальд".
Лорд Икенхем его похвалил:
- Да, это мастерство. У вас редкий слог, Билл Окшот. Вы, часом, не
Синклер Льюис? Нет? Значит, кто-то другой. Итак, ваша тетя говорила:
"Алкоголик", пока не вышли на Мартышку. Она не сообщила, на чем основаны эти
обвинения?
- Как же! Он пил виски в гостиной.
- Я бы не волновался. Лучшие люди пьют в гостиных, скажем - я.
- Вы пьете днем, а он - ночью. Я его застал в час, тетя с дядей - в
полтретьего. Полтора часа! Прикинем еще полчасика до меня, получится два.
Когда они ушли, он остался. После завтрака лыка не вязал.
- Нельзя напиться за завтраком.
- Именно! Напился он ночью и еще не прочухался, когда это случилось.
- Что вы имеете в виду?
- Тетя меня ждала. Дядя Эйлмер... нехорошо отозвался о ее шляпе, она
пошла надеть другую, а в комнате кто-то шуршит. Открыла дверь - никого,
открыла шкаф - там Мартышка.
- Не туфля и не розовый шарф?
- Нет. Он ей улыбнулся и сказал, что ему нужна помада. Ясное дело,
напился. Разве трезвый подумает, что тетя Эмили мажется? Так вот, я не знаю,
предупредить ли Гермиону. Нельзя, чтобы она вышла замуж за пьяницу.
- Может огорчиться? Но вы ошиблись, Билл Окшот, Мартышка пьет очень
мало. Сейчас он страдает.
- Почему?
- Он всегда страдает, когда мы вместе. Это трудно объяснить.
- Значит, не говорить Гермионе?
- Я подумаю. А вот о другом, - лорд Икенхем строго посмотрел на Билла,
- с ней поговорить надо.
- А?
- О том, что вы ее любите.
-О!
- Боритесь со своей склонностью к междометиям. Любите или нет?
Билл Окшот обрел приятный густо-малиновый оттенок.
- Люблю, чего там, - отвечал он, - но сказать не могу.
- Почему?
- Нельзя. Она выходит за Мартышку.
- Что вы, можно! Вспомните Лохинвара Лохинвар - романтический герой
поэмы Вальтера Скотта "Мармион".. Вспомнили?
- Еще бы! Декламировал в детстве.
- Представляю восторг публики! Мне лучше удавалась "Шхуна "Геспер". А
насчет Мартышки не беспокойтесь, он любит другую. Помните, я говорил, что
ему бы лучше жениться на одной моей знакомой? Когда-то к этому шло, но они
поссорились. Так вот, ожидается рецидив, симптомы верные. Насколько я понял,
мисс Босток в Лондоне. Поезжайте туда и вы.
- Ым...
- Что значит "Ым"?
Билл снова принялся копать ногой Пол, производя тот самый звук, какой
производят волны, биясь о каменистый берег.
- Трудно...
- Что, объясниться в любви? Ерунда!
- Я девять лет пытался. Не могу.
Лорд Икенхем подумал.
- Кажется, - сказал он, - я понял, в чем дело. Вы сперва размышляете, а
тут нужен порыв. Р-раз - и готово! Подошел. Поразил. Словом - быстрота и
натиск.
- Да? - без особого пыла откликнулся Билл Окшот, и граф его снова
понял.
- Вы нервничаете, - заметил он, кладя ему руку на плечо. - Когда я
увидел фотографию, меня поразила та величавая неприступность, которая
отпугивала пастухов от наиболее строгих богинь. Таких красавиц в мое время
называли царственными. Что ж, тем более нужен натиск. Этих красавиц нужно
подчинять.
- Мартышка не подчиняет!
- Конечно. Он - ягненок, у них другие методы.
- А я не ягненок?
- Ну, что вы! Вы велики для этого, сильны, багровы можете съесть за
обедом целый пирог. Мартышка берет хрупкостью и лепетом, а вы - только
натиском. Вам придется вести себя, как вели герои романов, популярных в мое
время. Ходят в бриджах, с хлыстом - на всякий пожарный случай, мало ли что.
Как же ее звали? А, вот! Этель М. Делл Этель Мэй Делл (1881-1929) -
английская писательница, создавшая что-то вроде современных рыцарских
романов.. Ведите себя, как герои Этель М. Делл. Купите, изучите.
- Я не буду бить Гермиону никаким хлыстом, - твердо сказал Билл.
- А зря, помогло бы.
- Нет и нет.
- Что же, дело ваше. Тогда схватите ее за обе руки.
- Ну, что вы!
- Как бы она ни отбивалась, прижмите к груди и покройте лицо поцелуями.
Говорить не надо. Разве что "Ты - моя!" или что-нибудь в этом духе. В общем,
обдумайте, Билл Окшот. Метод верный. Провалов не было. Однако мне пора.
Пойду найду Мартышку. Вы не знаете, где он?
- Полчаса назад ходил по корту.
- Опустив голову?
- Да, кажется.
- Так я и думал. Бедный он, бедный!.. Ничего, у меня хорошая новость.
Пока! Да, кстати, - лорд Икенхем опять появился, словно Чеширский кот, - за
руки хватайте крепко. Можно немного встряхнуть.
Он снова исчез, и Билл услышал, как, направляясь к корту, он поет
любовную песню времен своей молодости.
3
Застенчивый, робкий человек, который год за годом копает землю ногой и
таращит глаза в присутствии своей дамы, ощутит после таких бесед точно то
же, что ощутил бы, прыгнув в ледяную воду. Сперва он потрясен и ничего не
видит, потом - приходит в экстаз.
Когда наставник его ушел, Билл довольно долго стоял в оцепенении. От
самой мысли о таких действиях хребет у него извивался, как змея в
серпентарии. Примерно это чувствовал он в школе, съев на пари шесть эскимо
подряд.
Вдруг, к его большому удивлению, страх сменился восторгом. Он понял и
оценил всю прелесть нового метода. Особенно понравилось ему, что объяснение
сводится к чисто физическим действиям. Их он не боялся. Действовать руками
он умел.
Пленила его и простота. Никаких изысков, никаких сложностей. Он решил
проверить, все ли помнит.
Схватить за руки?
Легко.
Встряхнуть?
Чепуха!
Прижать и осыпать?
О чем разговор!
Сказать: "Ты - моя!"...
Тут он задумался. Ему казалось, что лорд Икенхем, блистательный
режиссер, не слишком силен в диалоге. Все ж как-то глупо. Лучше попыхтеть.
Да, именно. Хватаем, трясем, прижимаем, осыпаем, пыхтим. Замечательно!
Гонимый напряженной мыслью, он ходил по холлу, склонив голову, загибая
палец за пальцем. Когда вдохновение подсказало ему, что хорошо бы попыхтеть,
он услышал глухой удар, а потом жалобный рев.
Решив, что за окном разбилась машина, он присмотрелся, разглядел
неподалеку что-то весомое и, приглядевшись еще, опознал своего дядю; но
только начал перед ним извиняться, как сердце его подпрыгнуло, словно
балерина, репетирующая новое па. За сэром Эйлмером, невыразимо прекрасная,
стояла Гермиона.
Она ему улыбнулась; она вообще сияла. Сгрузив издателя у кабачка, она
подъехала к дому, когда сэр Эйлмер из него выходил, и так сильна была ее
личность, что убедить его удалось за две минуты с четвертью. Издательство
могло спать спокойно.
Тем самым она сияла. По-своему, как сестра, она любила старого друга и
обрадовалась ему.
- Здравствуй, Билл, - сказала она, и он обрел дар речи, откликнувшись:
- Здравствуй.
Обрел этот дар и сэр Эйлмер.
- Какого черта ты тут торчишь? - спросил он. стоя на одной ноге,
массируя другую. - Ходит, как носорог! Смотри под ноги.
Однако Билл смотрел на Гермиону. Он что-то такое слышал, но
сосредоточиться не мог.
- Конечно, конечно, - сказал он.
- Что "конечно"?
- Да, правда? - откликнулся Билл.
Мастеру фырканья оставалось одно, и он фыркнул, после чего прошел в
музей, решив разобраться во всем попозже. Стоит ли тратить силы на человека,
который вообще идиот, а сейчас - в особенности?
Гермиона все сияла.
- Вот ты и вернулся, - сказала она. - Я очень рада. Как там, в
Бразилии?
- Здорово.
- Хорошо?
- О, а, э, спасибо.
- Ты загорел. Много было приключений?
- Э,да, а.
- Наверное, много змей?
- О, о!
- Непременно все расскажи, а то я спешу. Надо повидать одного
знакомого.
Билл откашлялся.
- Э... постой... - сказал он.
Сейчас или никогда, думал он. Они одни. Шагнешь - и схватишь. Пыхтит он
и так. Лучших условий ждать нечего.
Но двинуться он не мог. Его сковала та слабость, которая сковывает
стольких в наше время, а исцеляется - только бодрящей микстурой доктора
Смита. Будь у него бутылка, что там - ложка микстуры, он бы пришел в себя.
Но ее не было; и он копал ногой, таращил глаза, как все эти девять лет.
- Да? - сказала Гермиона.
("Хватаем, трясем, прижимаем, осыпаем, пыхтим" - подсказало его
суперэго, но тело не послушалось.)
- Да?
- Гермиона!
-Да?
- Гермиона...
-Да?
- Так, ничего, - сказал Билл.
И оказался один. За окнами, судя по звукам, отъехала машина. Гермиону
он не винил. Вспомнив, как он мерзко блеял, словно диктор Би-би-си, он
задрожал и удивился такой нечеловеческой трусости.
С горя он собрался было биться головой об стену, но передумал и решил
пойти к себе, зарыться лицом в подушку.
4
Стремясь поскорее сообщить Отису благую весть, Гермиона решила не
мешкать. Задержись она хоть на минуту, она увидела бы молодого человека без
шляпы, но с выпученными глазами, который мчался от корта к дому. Кажется,
Реджинальда Твистлтона уже сравнивали с кошкой на раскаленных кирпичах.
Именно это сравнение пришло бы сейчас в голову стороннему наблюдателю.
Пронесясь над террасой, он влетел в дом; пронесясь над холлом, взлетел
по лестнице; пронесясь над коридором, ворвался в свою бывшую комнату, и
Салли, отдыхавшая в шезлонге, как амазонка после битвы, поднялась ему
навстречу. Точнее, она тоже взлетела, словно снизу, сквозь подушки, быстро
вылез большой гвоздь. Она умела владеть собой, но когда столкнешь в пруд
констебля, это как-то возбуждает, и она подумала было, что ворвался Поттер.
Распознав свою ошибку, она стала спокойней, но ненамного.
- Мартышка! - сказала она.
- Салли! - сказал Мартышка.
Если мы сообщим, что его очень тронул разговор с лордом Икенхемом,
направившимся позже в кабачок потолковать о Бразилии, вы вправе обвинить нас
в сдержанности. Чувства бушевали в его груди, и среди них выделялись
благодарность, стыд, любовь, какой он еще не испытывал, хотя влюблялся
регулярно с самых юных лет.
Он совершенно забыл о Гермионе. Он помнил только о Салли. Примерно так
же, как Билл, собирался он хватать, трясти, целовать и пыхтеть, с той лишь
разницей, что Билл представлял себя в роли костоправа, а Мартышка - скорее
паломника, приближающегося к святыне. Да, мы неточны, слова "хватать" и
"трясти" тут не подходят. Оставим "пыхтеть" и "целовать".
Пыхтел он и так; что же до поцелуев, Билл Окшот, окажись он рядом,
получил бы наглядный урок.
- О, Салли! - говорил Мартышка.
- О! - говорила и Салли.
Время не двигалось. Во внешнем мире люди чем-то занимались. Констебль
переодевался. Лорд Икенхем шел по деревне. Гермиона ехала в том же
направлении, на полмили дальше. Сэр Эйлмер поправлял экспонаты. Билл Окшот
лежал лицом в подушку. А в Лондоне леди Босток, пересмотрев журналы, впала в
легкую дремоту.
Мартышка же и Салли в благоухании фиалок и роз слушали нежную музыку,
которую исполнял на редкость умелый оркестр, состоявший в основном из арф и
скрипок. Констеблем, лордом Икенхемом, сэром Эйлмером, леди Босток, Биллом и
Гермионой они не интересовались. Обняв Салли поудобней (они сидели в
шезлонге). Мартышка удивлялся, что бывают такие идиоты, такие редкие
кретины, как этот полный дурак, расставшийся с единственной девушкой на
свете.
- Нет, какой болван!
- А я?
- Я хуже, никакого сравнения.
- Это я виновата.
- Нет!
- Я.
- Нет!
- Я!
Спор разгорался, и Мартышка уже произнес было: "Нет", но лицо его
перекосилось, как за четырнадцать часов до того, когда в гостиную вошел Билл
Окшот.
- Что такое? - забеспокоилась Салли.
Мартышка нервно глотнул.
- Ничего, - отвечал он. - Просто вспомнил про Гермиону.
Салли задрожала. Многое, в сущности - все, зависело от того, считают ли
Твистлтоны. что слово - это слово.
- А я?- спросила она. - Может быть, честь не позволяет тебе расторгнуть
помолвку?
Мартышка глотнул еще раз.
- Не то чтобы честь... - ответил он. - Ты ее не видела? То-то и оно.
Если бы видела, сама поняла бы. Как к ней подступиться?
- Очень просто. Пойди и скажи, что ты ошибся.
- М-да...
- Или напиши.
Мартышка дернулся, как сильный пловец, который стал тонуть и вдруг
увидел, что кто-то бросает ему спасательный круг.
- Написать?
- Все ж легче.
- Верно! - обрадовался Мартышка, в порыве благодарности прижимая Салли
к груди и покрывая ее лицо поцелуями. Однако ему помешала Элзи Бин, которая,
тихо постучавшись, внесла поднос, а на нем чайник, чашку, тосты и кусок
пирога.
- Чай, - объяснила она.
Мартышка рассердился.
- Почему вы не трубите в рог? - спросил он.
Элзи не испугалась ни этих слов, ни нежной сцены. В Боттлстон-Ист
такого не пугаются.
- Чай, тосты, пирожок, - сказала она. - Толкнули вы Гарольда, мистер
Твистлтон?
Салли взяла власть в свои руки:
- Конечно, толкнул. Он ведь обещал? Вот! Разве он обманет?
- Значит, плюхнулся?
- Еще как! Слышала вся округа.
- Красота! Спасибо вам, мистер Твистлтон. Мисс Гермиону видели?
Мартышка подскочил вершка на два:
- Разве она здесь?
- А то! На машине приехала.
Мартышка не ответил, зато сжал голову руками.
- Пойду, похожу по корту, - сказал он. - Тут надо подумать.
Глухо застонав, он вышел, обретя былое сходство со злополучной кошкой,
а Элзи критическим взглядом проводила его.
- Хороший человек, - признала она. - Только не в своем уме.
- Есть немного, - согласилась Салли. - Это очень приятно.
5
Когда Гермиона подъехала к кабачку, кабачок на месте был, Отиса в нем
не было. Ей сообщили, что он куда-то ушел; и, огорчившись, как огорчится
всякий, если он принес добрую весть из Аахена в Гент, а Гент исчез, она
поехала обратно. В конце концов, подумала она, если уж ты здесь, можно
повидаться и с женихом. Вспомнила она о нем только теперь.
Однако и огорчение, и мысль о Мартышке исчезли подобно Генту. У первого
же камня, отмечающего милю, что-то ударило ее меж глаз. То был замысел
первого из трех романов (20%, а после 3000 экз. - 25), которые Отис сможет
теперь выпустить. С писателями всегда так. Едут, или идут, или просто спят в
кресле, ни о чем особом не думают, и вдруг - бамц!
Твердо зная, что загонять идею в анналы памяти нельзя ни в коем случае,
писатели эти немедленно делают заметки. Остановив машину, Гермиона отыскала
старый конверт и принялась строчить, напряженно дыша носом. Примерно в это
же время лорд Икенхем достиг кабачка.
6
Шел он легко, как ходят те, кто уверен в хорошем приеме, ибо прошлый
раз имел здесь оглушительный успех. Блондинка, ее дядя (хозяин) и несколько
посетителей слушали его, затаив дыхание. Жителям Хемпшира нечасто доводится
слушать человека, который знает Бразилию вдоль и поперек, укрощал взором
аллигаторов и может рассказать об этом просто и доходчиво.
На сей раз аудитория была поменьше. Собственно, осталась только
блондинка. В конце концов, при всем желании английские сельчане не могут
пить непрерывно. Видимо, именно сейчас они разрешили себе отдохнуть.
Но истинный артист играет во всю силу перед любой аудиторией. Опершись
на стойку и заказав пива, лорд Икенхем продолжил свой рассказ о низовьях
Амазонки так, словно зал набит битком, и блондинка стала слушать.
- Ах ты, как жаль! - сказала она, когда он отвлекся, подняв кружку.
- Жаль? - немного обиделся граф, поскольку говорил о чудесном спасении
от пумы. - А, понимаю! Вы огорчились, что пума осталась голодной. Да,
огорчилась и она: я заметил, что глаза ее полны невыплаканных слез.
- Нет, - возразила блондинка, - мне жаль, что вы разошлись с тем
джентльменом. Зашел он выпить и говорит: "А я прямо из Бразилии". Наверное,
он бы хотел вас повидать.
Лорд Икенхем заметил, что желание это чрезвычайно распространено, хотя
на самом деле не обрадовался.
- И впрямь, какая жалость, - сказал он. - Я был бы очень...
- Да вот и он, - сказала блондинка.
Дверь открылась, и взорам явился немолодой человек с довольно хмурым и
очень загорелым лицом. Местное пиво было так прекрасно, что многие, отведав
его, вскоре возвращались.
- Простите, сэр, - сказала блондинка, когда новоприбывший подошел к
стойке, нетерпеливо облизываясь. - Этот джентльмен тоже из Бразилии. Да вы
про него слыхали, он очень знаменитый. Майор Брабазон-Планк.
В это мгновение раздался крик: "Ми-и-иртл!", и блондинка, которую
родители нарекли именно этим именем, убежала, бросив "Простите". Видимо,
суровый опыт научил ее, что дядя ждать не любит.