— Что?!
— Так что, спустя некоторое время, — продолжал он, не обращая внимания, — я почти уговорил себя, что чудеса еще случаются и слова Реджи Бинга — правда. Когда ваш отец навестил меня и сообщил то же самое, я окончательно уверился. Это невероятно, но приходилось верить. А теперь мне представляется, что по какой-то неведомой причине и Бинг, и ваш отец разыгрывали меня. Это все. Спокойной ночи.
Ответ был таким, какого Джордж или любой другой на его месте ожидать никак не мог. Сперва Мод молчала, а потом раскатился жемчуг ее смеха. Так разряжались чрезмерно натянутые нервы, но для Джорджа он звучал, как звон непритворного веселья.
— Я рад, что мой рассказ позабавил вас, — сухо сказал он, твердо веря, что эта девушка ему отвратительна и хочет он одного — чтобы она исчезла из его жизни. — Позже, когда-нибудь, смешная сторона дойдет и до меня. Сейчас мое чувство юмора, я боюсь, спит.
Мод слабо вскрикнула.
— Простите! Простите меня, мистер Бивен! Я не потому… я совсем не поэтому… О, простите меня! Я, право, сама не знаю, почему рассмеялась. Уж, наверное, не потому, что это смешно. Это не смешно. Это трагично. Произошла ужасная ошибка.
— Я заметил, — горько сказал Джордж. Темнота начинала действовать ему на нервы. Господи, хоть бы немного света!
Свет карманного фонаря упал на него.
— Я захватила его, чтобы освещать дорогу обратно. — Мод говорила странным, слабым голосом. — В поле так темно. Я не зажигала его, боялась, чтобы кто-нибудь не заметил.
Она приблизилась, держа фонарик над головой. В отблеске показалось ее лицо, озабоченное и сочувствующее, и негодование покинуло Джорджа. Тут какие-то тайны, не чета его буйству. Очевидно одно: эту девушку винить не в чем. Она благородна и пряма, как дирижерская палочка. Она — чистое золото.
— Я пришла сюда, чтобы рассказать вам обо всем, — сказала она, поставив фонарь на колесо повозки; луч образовал на полу, между ними, озерцо света. — И расскажу. Только… только теперь это труднее. Мистер Бивен, есть один человек… есть один человек, которого отец и Реджи Бинг приняли за… они решили… Понимаете, они знали, что вы — тот, с кем я была в такси, и когда вы приехали сюда, решили, что я ездила к вам в Лондон, то есть — что вы человек, которого я… я…
— Человек, которого вы любите.
— Да, — сказала Мод слабым голосом, и снова наступила тишина.
Джордж не ощущал ничего, кроме сочувствия. Оно подавило все прочие эмоции, даже серое отчаяние, охватившее его при этих словах. Он чувствовал то, что чувствовала она.
— Расскажите все, — попросил он.
— Я познакомилась с ним в прошлом году, в Уэльсе, — голос ее перешел в шепот. — Это узнали в семье, меня срочно вызвали сюда и с тех пор не выпускали. Когда мы с вами встретились, я сумела ускользнуть из дому. Я узнала, что он в Лондоне, и поехала туда, чтобы встретиться с ним. Но потом я увидела Перси и прыгнула в ваше такси. Это страшное недоразумение. Мне очень жаль.
— Понимаю, — задумчиво сказал Джордж. — Понимаю…
Душа его ныла, словно открытая рана. Как мало она сказала, как много пришлось угадывать. Неизвестный победно и презрительно глумился над ним из темноты.
— Мне очень жаль, — повторила Мод.
— Вам не о чем жалеть. Чем я могу вам помочь — вот в чем вопрос. Что надо сделать?
— Теперь я не могу вас просить.
— Как это? Почему не можете?
— Потому что… О нет, не могу!
Джорджу удалось засмеяться. Этот смех был неубедителен паже и для него самого, но он сослужил свою службу.
— Ну, ну! — сказал он. — Будьте же благоразумны. Вы нуждаетесь в помощи, и я, возможно, сумею вам ее предоставить. Нельзя же навеки лишать меня этого права только потому, что мне случилось полюбить вас. Положим, вы бы тонули, а только мистер Пламмер был бы поблизости. Разве бы вы не позволили ему спасти вас?
— Мистер Пламмер? При чем он тут?
— Вы же не могли забыть, что я невольно подслушивал, как он делал вам предложение.
Мод сдавленно вскрикнула.
— Ах, я не спросила! Какая я плохая! Вы сильно пострадали?
— Пострадал? — Джордж не поспевал за нею.
— Ну, в тот вечер. Когда вы были на балконе и…
— А! — Джордж понял. — Да нет, практически нет. Чуть-чуть содрал ладони.
— То, что вы сделали, так чудесно! — сказала Мод, восхищаясь человеком, столь небрежно отзывающимся о своем подвиге. Она всегда считала, что лорд Леонард, совершивший такой же подвиг, потом всю жизнь им похвалялся.
— Ничего особенного, — сказал Джордж, который и сам давно уже недоумевал, с чего это он развел столько шума из простого лазания по вполне надежной простыне.
— Это было великолепно! Джордж вспыхнул.
— Мы отвлекаемся, — сказал он. — Я хочу вам помочь. Мне очень дорого стоило приехать сюда, Чтобы помочь вам. Что же надо сделать?
Мод колебалась.
— Я боюсь, такая просьба вас обидит.
— Не бойтесь.
— Понимаете, вся трудность в том, что я Не могу снестись с Джеффри. Он в Лондоне, а я здесь. С тех пор, как мы с вами встретились и я увидела Перси, у меня нет ни малейшего шанса попасть в Лондон.
— Как ваши родные узнали, что это были вы?
— Спросили меня, прямо и просто.
— И вы все рассказали?
— Пришлось. Я не сумела солгать им в глаза. Джордж обомлел. И в этой девушке он еще сомневался!
— Тогда все стало еще хуже, — продолжала Мод. — Я не имею права рисковать, не могу написать ему, письмо перехватят. И я подумала… у меня почти сразу, как вы приехали сюда, появилась мысль…
— Вы хотите, чтобы я взял письмо и сделал так, чтобы оно наверняка дошло до него? А потом он может послать ответ на мой адрес, и я тайком доставлю его вам?
— Именно, именно. Но мне уже почти не хочется просить вас об этом.
— Да отчего же? Я с удовольствием сделаю.
— Я вам так благодарна.
— Пустяки. Я уж боялся, что вы хотите, чтобы я занялся вашим братцем и помял ему другую шляпу.
Мод рассмеялась от удовольствия. Для нее вся напряженность ситуации спала. Джордж все больше и больше нравился ей. Но в глубине души она с болью осознавала, что для него никакого облегчения нет. За него она печалилась. Всем Пламмерам на свете она без малейших угрызений совести оставляла их неутешную скорбь. Джордж — совсем другое дело.
— Бедняга Перси, — сказала она. — Я думаю, он этого не переживет. У него будут другие шляпы, но это все равно не то. — Она снова вернулась к тому, что было у нее на сердце. — Мистер Бивен, я подумала, может быть, вы сделаете для меня еще кое-что?
— Если в этом нет криминала. Или, собственно говоря, если и есть.
— Не могли бы вы поехать к Джеффри и повидать его, и рассказать обо мне… и потом вернуться и рассказать мне, как он выглядит и что говорит, и вообще?…
— Конечно. Как его имя и где его искать?
— Ах, я вам не сказала! Как глупо. Его зовут Джеффри Раймонд, живет он со своим дядюшкой Уилбуром Раймондом на Бэлгрейв-сквер, 11а.
— Завтра же поеду.
— Большое вам спасибо.
Джордж поднялся. Это движение возобновило его связь с внешним миром. Он увидел, что дождь прекратился, а в дверном проеме скопились звезды. Ему казалось, что он побыл в этом сарае очень долго, и это подтвердил взгляд на часы, хотя часы, по его разумению, сильно преуменьшали
Что время — на несколько столетий, по крайней мере. Он воздерживался от детального анализа своих эмоций, благоразумно предвидя, что довольно скоро он будет достаточно страдать и без собственной помощи.
— Я думаю, вам пора. Поздно. Вас могут хватиться. Мод счастливо засмеялась.
— Пусть их, мне теперь все равно. К ужину надо переодеваться, несмотря ни на что. — Вместе они прошли к двери. — Нет, что за чудесная ночь! Я уж думала, дождь не перестанет до конца света. Когда ты несчастлив, кажется, что так и будет всю жизнь.
— Да, — сказал Джордж. Мод протянула руку.
— Спокойной ночи, мистер Бивен.
— Спокойной ночи.
Он подумал, не будет ли каких-нибудь намеков на более ранние стадии этой встречи. Их не было. Мод принадлежала к классу, чье воспитание состоит главным образом в том, чтобы деликатно обходить деликатные предметы.
— Вы поедете к Джеффри?
— Да. Завтра.
— Большое вам спасибо.
— Не за что.
Джордж боготворил ее. Та капелька формальности, которою она так искусно закончила разговор, задела нужную струну, создала именно такую атмосферу, которая позволяла им расстаться без ненужных мучений.
— Вы — настоящий друг, мистер Бивен.
— Я это докажу, вот увидите.
— Ну, пожалуй, мне пора. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Она быстро пошла через поле. Тьма скрыла ее. Вдали снова завыла собака. У нее, видимо, были свои неприятности.
Глава XX
Глава XXI
— Так что, спустя некоторое время, — продолжал он, не обращая внимания, — я почти уговорил себя, что чудеса еще случаются и слова Реджи Бинга — правда. Когда ваш отец навестил меня и сообщил то же самое, я окончательно уверился. Это невероятно, но приходилось верить. А теперь мне представляется, что по какой-то неведомой причине и Бинг, и ваш отец разыгрывали меня. Это все. Спокойной ночи.
Ответ был таким, какого Джордж или любой другой на его месте ожидать никак не мог. Сперва Мод молчала, а потом раскатился жемчуг ее смеха. Так разряжались чрезмерно натянутые нервы, но для Джорджа он звучал, как звон непритворного веселья.
— Я рад, что мой рассказ позабавил вас, — сухо сказал он, твердо веря, что эта девушка ему отвратительна и хочет он одного — чтобы она исчезла из его жизни. — Позже, когда-нибудь, смешная сторона дойдет и до меня. Сейчас мое чувство юмора, я боюсь, спит.
Мод слабо вскрикнула.
— Простите! Простите меня, мистер Бивен! Я не потому… я совсем не поэтому… О, простите меня! Я, право, сама не знаю, почему рассмеялась. Уж, наверное, не потому, что это смешно. Это не смешно. Это трагично. Произошла ужасная ошибка.
— Я заметил, — горько сказал Джордж. Темнота начинала действовать ему на нервы. Господи, хоть бы немного света!
Свет карманного фонаря упал на него.
— Я захватила его, чтобы освещать дорогу обратно. — Мод говорила странным, слабым голосом. — В поле так темно. Я не зажигала его, боялась, чтобы кто-нибудь не заметил.
Она приблизилась, держа фонарик над головой. В отблеске показалось ее лицо, озабоченное и сочувствующее, и негодование покинуло Джорджа. Тут какие-то тайны, не чета его буйству. Очевидно одно: эту девушку винить не в чем. Она благородна и пряма, как дирижерская палочка. Она — чистое золото.
— Я пришла сюда, чтобы рассказать вам обо всем, — сказала она, поставив фонарь на колесо повозки; луч образовал на полу, между ними, озерцо света. — И расскажу. Только… только теперь это труднее. Мистер Бивен, есть один человек… есть один человек, которого отец и Реджи Бинг приняли за… они решили… Понимаете, они знали, что вы — тот, с кем я была в такси, и когда вы приехали сюда, решили, что я ездила к вам в Лондон, то есть — что вы человек, которого я… я…
— Человек, которого вы любите.
— Да, — сказала Мод слабым голосом, и снова наступила тишина.
Джордж не ощущал ничего, кроме сочувствия. Оно подавило все прочие эмоции, даже серое отчаяние, охватившее его при этих словах. Он чувствовал то, что чувствовала она.
— Расскажите все, — попросил он.
— Я познакомилась с ним в прошлом году, в Уэльсе, — голос ее перешел в шепот. — Это узнали в семье, меня срочно вызвали сюда и с тех пор не выпускали. Когда мы с вами встретились, я сумела ускользнуть из дому. Я узнала, что он в Лондоне, и поехала туда, чтобы встретиться с ним. Но потом я увидела Перси и прыгнула в ваше такси. Это страшное недоразумение. Мне очень жаль.
— Понимаю, — задумчиво сказал Джордж. — Понимаю…
Душа его ныла, словно открытая рана. Как мало она сказала, как много пришлось угадывать. Неизвестный победно и презрительно глумился над ним из темноты.
— Мне очень жаль, — повторила Мод.
— Вам не о чем жалеть. Чем я могу вам помочь — вот в чем вопрос. Что надо сделать?
— Теперь я не могу вас просить.
— Как это? Почему не можете?
— Потому что… О нет, не могу!
Джорджу удалось засмеяться. Этот смех был неубедителен паже и для него самого, но он сослужил свою службу.
— Ну, ну! — сказал он. — Будьте же благоразумны. Вы нуждаетесь в помощи, и я, возможно, сумею вам ее предоставить. Нельзя же навеки лишать меня этого права только потому, что мне случилось полюбить вас. Положим, вы бы тонули, а только мистер Пламмер был бы поблизости. Разве бы вы не позволили ему спасти вас?
— Мистер Пламмер? При чем он тут?
— Вы же не могли забыть, что я невольно подслушивал, как он делал вам предложение.
Мод сдавленно вскрикнула.
— Ах, я не спросила! Какая я плохая! Вы сильно пострадали?
— Пострадал? — Джордж не поспевал за нею.
— Ну, в тот вечер. Когда вы были на балконе и…
— А! — Джордж понял. — Да нет, практически нет. Чуть-чуть содрал ладони.
— То, что вы сделали, так чудесно! — сказала Мод, восхищаясь человеком, столь небрежно отзывающимся о своем подвиге. Она всегда считала, что лорд Леонард, совершивший такой же подвиг, потом всю жизнь им похвалялся.
— Ничего особенного, — сказал Джордж, который и сам давно уже недоумевал, с чего это он развел столько шума из простого лазания по вполне надежной простыне.
— Это было великолепно! Джордж вспыхнул.
— Мы отвлекаемся, — сказал он. — Я хочу вам помочь. Мне очень дорого стоило приехать сюда, Чтобы помочь вам. Что же надо сделать?
Мод колебалась.
— Я боюсь, такая просьба вас обидит.
— Не бойтесь.
— Понимаете, вся трудность в том, что я Не могу снестись с Джеффри. Он в Лондоне, а я здесь. С тех пор, как мы с вами встретились и я увидела Перси, у меня нет ни малейшего шанса попасть в Лондон.
— Как ваши родные узнали, что это были вы?
— Спросили меня, прямо и просто.
— И вы все рассказали?
— Пришлось. Я не сумела солгать им в глаза. Джордж обомлел. И в этой девушке он еще сомневался!
— Тогда все стало еще хуже, — продолжала Мод. — Я не имею права рисковать, не могу написать ему, письмо перехватят. И я подумала… у меня почти сразу, как вы приехали сюда, появилась мысль…
— Вы хотите, чтобы я взял письмо и сделал так, чтобы оно наверняка дошло до него? А потом он может послать ответ на мой адрес, и я тайком доставлю его вам?
— Именно, именно. Но мне уже почти не хочется просить вас об этом.
— Да отчего же? Я с удовольствием сделаю.
— Я вам так благодарна.
— Пустяки. Я уж боялся, что вы хотите, чтобы я занялся вашим братцем и помял ему другую шляпу.
Мод рассмеялась от удовольствия. Для нее вся напряженность ситуации спала. Джордж все больше и больше нравился ей. Но в глубине души она с болью осознавала, что для него никакого облегчения нет. За него она печалилась. Всем Пламмерам на свете она без малейших угрызений совести оставляла их неутешную скорбь. Джордж — совсем другое дело.
— Бедняга Перси, — сказала она. — Я думаю, он этого не переживет. У него будут другие шляпы, но это все равно не то. — Она снова вернулась к тому, что было у нее на сердце. — Мистер Бивен, я подумала, может быть, вы сделаете для меня еще кое-что?
— Если в этом нет криминала. Или, собственно говоря, если и есть.
— Не могли бы вы поехать к Джеффри и повидать его, и рассказать обо мне… и потом вернуться и рассказать мне, как он выглядит и что говорит, и вообще?…
— Конечно. Как его имя и где его искать?
— Ах, я вам не сказала! Как глупо. Его зовут Джеффри Раймонд, живет он со своим дядюшкой Уилбуром Раймондом на Бэлгрейв-сквер, 11а.
— Завтра же поеду.
— Большое вам спасибо.
Джордж поднялся. Это движение возобновило его связь с внешним миром. Он увидел, что дождь прекратился, а в дверном проеме скопились звезды. Ему казалось, что он побыл в этом сарае очень долго, и это подтвердил взгляд на часы, хотя часы, по его разумению, сильно преуменьшали
Что время — на несколько столетий, по крайней мере. Он воздерживался от детального анализа своих эмоций, благоразумно предвидя, что довольно скоро он будет достаточно страдать и без собственной помощи.
— Я думаю, вам пора. Поздно. Вас могут хватиться. Мод счастливо засмеялась.
— Пусть их, мне теперь все равно. К ужину надо переодеваться, несмотря ни на что. — Вместе они прошли к двери. — Нет, что за чудесная ночь! Я уж думала, дождь не перестанет до конца света. Когда ты несчастлив, кажется, что так и будет всю жизнь.
— Да, — сказал Джордж. Мод протянула руку.
— Спокойной ночи, мистер Бивен.
— Спокойной ночи.
Он подумал, не будет ли каких-нибудь намеков на более ранние стадии этой встречи. Их не было. Мод принадлежала к классу, чье воспитание состоит главным образом в том, чтобы деликатно обходить деликатные предметы.
— Вы поедете к Джеффри?
— Да. Завтра.
— Большое вам спасибо.
— Не за что.
Джордж боготворил ее. Та капелька формальности, которою она так искусно закончила разговор, задела нужную струну, создала именно такую атмосферу, которая позволяла им расстаться без ненужных мучений.
— Вы — настоящий друг, мистер Бивен.
— Я это докажу, вот увидите.
— Ну, пожалуй, мне пора. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Она быстро пошла через поле. Тьма скрыла ее. Вдали снова завыла собака. У нее, видимо, были свои неприятности.
Глава XX
Неприятности обостряют зрение. В наши горькие часы мы ясно видим: главная неправда мира сего — в том, что страдание любит общество, но редко его обретает. Зубная боль — ощущение неприятное, но если бы она была естественным спутником жизни, если бы все человечество от рождения страдало ею, мы бы ее не замечали. Как раз отсутствие этой боли у тех, с кем мы встречаемся, подчеркивает наши муки. То же и с житейскими бедами. Пока наши личные дела идут хорошо, мы и не подозреваем, насколько почти все остальные купаются в счастье. Наше изнывающее сердце кажется пустынным островком в океане радости.
Джордж сделал это открытие, проснувшись на следующее утро. Солнце сияло, весело пели птицы, но его это не радовало. Природа нечувствительна к людским бедам: мы плачем — она смеется, и мы начинаем принимать ее равнодушие как должное. Вконец убивала Джорджа проклятая жизнерадостность ближних. Как они торжествуют, как блаженствуют оттого, что судьба посмеялась над ним: с ними-то все в порядке.
Люди, которые никогда не бывали счастливы прежде, стали счастливы теперь. Например, миссис Платт, седая, угрюмая женщина средних лет. Ее радости не распространялись далее битья посуды да судаченья о здоровье соседей, которым оставалось жить не более недели. И вот сегодня она — напевает. Джордж сам слышал, когда она готовила ему завтрак на кухне. Поначалу у него оставалась надежда, что она стонет от боли, но надежда эта рассеялась, когда он закончил свой утренний туалет и спустился к завтраку. Звуки, издаваемые ею, предполагали страдание, но слова, когда он их разобрал, говорили о другом. Каким бы невероятным это ни казалось, но именно это утро избрала миссис Платт для хорошего настроения. Песнь ее можно было принять за надгробное рыдание, но на самом деле это было «Не щекочи меня, Джек». А позже, когда она принесла ему яичницу и кофе, она тарахтела добрых десять минут, отвлекая его от газеты, точнее — указывая ему на те веселенькие убийства и славные самоубийства, которые, если бы не она, он мог бы и пропустить. Словом, она из кожи лезла, чтобы показать, что для нее, если не для других, менее удачливых людей, Бог в это утро — на небе и все хорошо на свете.
Вскоре после завтрака явились в коттедж двое оживленных бродяг, чтобы попросить Джорджа, с которым они никогда прежде не советовались, чтобы он оказал материальную помощь их женам и детям. Ничего более беззаботного и благодушного, чем их настроение, невозможно себе представить.
А потом приехал в своем сером автомобиле Реджи Бинг, еще более радостный, чем бродяги.
Судьба не могла бы поиздеваться более утонченным манером. Тот страдает высшей мукой, кто радостные помнит времена в своем несчастии; и, увидев Реджи, Джордж вспомнил, что в прошлый раз, в этой же комнате, за этим же столом, он витал на седьмом небе, а гость нес бремя забот. Нынче утром Реджи сиял ярче солнца и чирикал веселее птиц.
— Привет-вет-вет, в обед сто лет! Классное утро, а? — заметил Реджи. — Солнце! Птицы! Абсолютно. Ну, сами понимаете. Я себя чувствую, как будто мне два года.
Джордж, чувствовавший себя лет на девяносто восемь старше, беззвучно заскрежетал зубами. Человек не создан выносить такое.
— Вот что, — сказал Реджи, рассеянно протянув руку к куску хлеба и намазывая его повидлом. — Знаете, женитьба… ну, сами понимаете. Я хочу сказать, а ведь что такого? В целом, по большом счету. А? Вы другого мнения?
Джордж просто корчился. Нож проворачивался в ране. Казалось бы, и без того достаточно видеть, как счастливый человек ест хлеб с повидлом; совсем необязательно слушать, как он рассуждает о браке.
— В общем, — сказал Реджи, смачно откусывая хлеб и вещая сквозь него густым, но радостным голосом, — я сегодня женюсь, и будь что будет. Нынче же утром, этим вот самым утром, прыгаю с палубы.
Джордж был поражен, даже подавленность его прошла.
— Что?
— Абсолютно!
Джордж вспомнил о приличиях.
— Поздравляю.
— Спасибо, старик. Есть с чем. Уж кому повезло, тому повезло. До сих пор я и не понимал, что вообще живу.
— Немножко внезапно, а?
Реджи воровато взглянул на него и принял вид заговорщика.
— Да еще как! Именно, внезапно и довольно-таки секретно. Если бы мамаша узнала, она закатила бы бучу. Сами понимаете, женюсь-то я на ком? На мисс Фарадей, а у мамаши, моей душеньки, другие планы. Жизнь — хитрая штука а? Очень хитрая штука, сами понимаете.
— Да, конечно, — согласился Джордж.
— Кто бы мог подумать еще неделю назад, что я буду сидеть в этом кресле и приглашать вас в шаферы! Да чего там, еще неделю назад я вас и не знал, а если бы кто-нибудь мне сказал, что Алиса за меня выйдет, я бы глухо и тоскливо рассмеялся.
— Вы хотите, чтобы я был у вас шафером?
— Абсолютно. Если вам только не обременительно. Понимаете, — сообщил он, — дело такое. У меня, конечно, много друзей в Лондоне и пригородах, и все бы рады мне услужить, но вы ж понимаете. Их мамаши дружат с моей, и я не хочу навлекать на них неприятности. Ну вот, а вы — дело другое, вы с мамашей незнакомы, вам все равно, если она покатит на вас бочку и проклянет Великим Проклятием Бингов. Кроме того, я еще не знаю, — Реджи призадумался. — Конечно, это самый счастливый день в моей жизни, сами понимаете, — продолжил он, — да, да, да, абсолютно, но ведь человек не в самом лучшем виде, когда он женится. То есть, я хочу сказать, он не захочет, а сваляет какую-нибудь глупость. Я-то просто сойду с рельсов, если буду чувствовать, что какой-нибудь хмырь вроде Джека Ферриса или Ронни Фитцджеральда стоит позади и вот-вот прыснет. В общем, с вами мне было бы легче. Вечно буду благодарен.
— Где же свадьба?
— В Лондоне. Алиса смылась туда еще с вечера. Так уж вышло, что старик Маршмортон вчера утром уехал в город, неизвестно зачем. Обычно он ездит в Лондон не чаще двух раз в год. Она будет ждать меня в Савое, а дальше план такой: идем в ближайшую регистратуру и требуем, чтобы они запустили в ход брачную машину. Я рвану туда на авто. Поезжайте со мной, а?
Джордж поразмыслил. Реджи ему нравился; отчего бы и не оказать ему поддержку в такой ситуации? Правда, в теперешнем состоянии духа присутствовать на свадьбе мучительно; что ж, надо потерпеть, главное — помочь другу.
— Хорошо, — сказал он.
— Ну, молодец! Спасибо большое. Надеюсь, это не нарушает всяких ваших планов?
— Ни в коей мере. Я так или иначе собирался сегодня в Лондон.
— На моей машине быстрее. Она у меня будь здоров! Кстати, забыл спросить. Как ваши-то дела продвигаются? Все в ажуре?
— А да, да, — сказал Джордж, не готовый делиться с Реджи своими бедами.
— Да уж, ваши заботы — не чета моим прежним. Мод вас любит. Остается придумать, как допечь нашу семейку. Прямо жаль — ну, почти жаль, вам не пришлось попотеть, как вот я. А то, честное слово, я мог бы вам помочь. У меня есть безотказное средство.
Джордж блекло улыбнулся.
— Вот как? Вы полезный человек. Нельзя ли узнать, какое?
— Да ведь вам-то ни к чему!
— Ах да, конечно. Все забываю.
Реджи взглянул на часы.
— Надо двигаться, так через четверть часа. Нельзя опаздывать. Там есть какая-то штука в этом брачном деле. Я так понимаю, если ты приплывешь позже срока, то этот, который всем заправляет, тебя уже не примет, придется идти на другой день. Но мы-то успеем, если машина не взбрыкнет. С семи утра вылизываю, она у меня — как огурчик. Абсолютно! Масло, бензин, вода, воздух, гайки, болты, свечи, карбюратор — все на месте, все в ажуре. Я за ней хожу, как семь нянек. Да, так о чем я? Значит, узнал я средство. Неделю назад был просто чайник, ни бельмеса не смыслил, а теперь! Да, да, да. Абсолютно. Перед вами сам, как говорится, Ромео. Эксперт. Все началось тогда, после бала. У нас был офигенный бал, понимаете, в честь старого Були, сам он и пальцем не двинул, разве что одарил улыбкой, а так — даже танцам не научился. И вот, там случилась такая странная штука. Абсолютно дикая. Я надрался до бровей, — он счастливо похохотал. — То есть, тут ничего странного нет, холостяком я сильно зашибал, если там праздник или что. Но на этом балу другие заметили. Раньше все говорили — никаких симптомов. Абсолютно. Ну, бывало, ходить не могу, но точно — не скажешь. А вот на этом вечере, надо полагать, я переполнил радиатор. Понимаете, нарочно старался, чтобы хватило пороху сделать Алисе предложение. Не знаю, как у вас, но мой опыт говорит, что предложение — это вам не кот начхал, не напьешься — несделаешь, л иногда удивляюсь, как люди воооще женятся в этих сухих штатах. Ну вот, а на балу случилась странная шту, ка. Мне показалось, что один лакей — это вы.
Он выдержал торжественную паузу, чтобы Джордж хорошо впитал ошеломляющее сообщение.
— А это был я? — спросил Джордж.
— Ну что вы! Абсолютно. То-то и странно. Похож, как близнец.
— У меня нет близнецов.
— Да, я понимаю, просто я хочу сказать, он абсолютно как близнец, если бы у вас был такой брат. Ну вот, перебросились мы словечком-другим, и тут до меня дошло, что я наклюкался, как зюзя. Алиса тоже заметила. Можно подумать, это сразу ее отвратит — ан нет, она мне сочувствовала! Потом призналась, что это перевесило чашу весов. То есть, я хочу сказать, она решила спасти меня от меня самого. Знаете, бывает у девушек. Они просто ангелы. Абсолютно! Только и ждут, чтобы выхватить из огня головешку, ну, сами знаете. Честное слово, все кончилось именно в тот вечер.
— Это и есть ваш рецепт? Значит, влюбленному надо купить ящик шампанского, взять разрешение на брак — и за дело. Останется разослать приглашения?
Реджи покачал головой.
— Ну что вы! Нужно гораздо больше. Это только начало. Правильный курс, понимаете, вот в чем суть. Многие оступились бы, я бы сам оступился, если бы не одна странная штука. Нет, не та, другая. Вы когда-нибудь получали… как это? Ах ты, слово вылетело. Ну, бывает иногда…
— Мигрень? — наугад предположил Джордж.
— Да нет, что вы! Это… приходит…
— Может быть, корь?
— Нет, анонимка. Абсолютно дикая штука, до сих пор не пойму, откуда они приходили. Как раз тогда я стал получать целую кучу писем от какого-то типа, он не подписывался.
— Значит, письма были анонимные? — сказал Джордж.
— Абсолютно. Я ж сказал, анонимка. Иногда по два, по три в день. Я войду в комнату, а на туалетном столике лежит…
— Оскорбительные?
— То есть как?
— В анонимках обычно оскорбляют.
— Нет, нет, что вы! Наоборот. Такие советы — будь здоров! Что тебе делать, если хочешь победить девушку.
— С таким же успехом можно научить джиу-джитсу по почте.
— Да что вы, красота, а не письма! С пылу, с жару. Абсолютно. Такие советы — будь здоров: «Стань незаменимым, оказывай постоянно мелкие знаки внимания», «Изучай ее вкусы» и те де, и те пе. Я вам доложу, скоро я и думать перестал кто их посылает, куда там — надо было все выполнять. И сработало! Прямо колдовство какое-то. Последнее пришло вчера утром, ну — высший класс! Что делать, когда ты волнуешься. Всякие технические детали — как взять ее за руку и сказать, что ты одинок, так это искренне и прямодушно. В общем, такая штука, дальше — сердце подскажет. Вам случалось заменить одну карту, чтобы вышел флеш-рояль, и вдруг вы получаете нужного туза? У меня один раз было, еще в Оксфорде. Вот и тут я обрадовался. Думать не стал, распустил все паруса. Я был трезвый как стеклышко, но совсем не волновался. Понимал, знаете ли, что не проиграю. Как будто загоняешь шар с восьми дюймов. Верняк. М-да, вот оно какое дело… — Реджи призадумался. — Провались оно совсем! Хотел бы я знать, кто это слал мне письма. Я бы тоже послал ему один из подарков, или кусок пирога, или еще что. Хотя, я думаю, пирога не будет, раз мы женимся в регистратуре.
— Можно купить булочку, — посоветовал Джордж.
— Наверно, никогда не узнаю… Ладно, пора веселиться. Вы не обидитесь, если я буду петь по дороге? Очень уж я счастлив. Абсолютно.
— Пойте на здоровье, если это не зап?ещено. Реджи в экстазе метался по комнате.
— Странная штука, — задумчиво сказал он. — Вспомнил, понимаете… когда я был в школе, я пел свадебную песню этого, как его? Знаете, поют, когда гости… Хорошая вещь. Да вы знаете… Начинается «Динь-дон, динь-дон»… Ну, в этом духе, «колокольный звон. Эй, скорей, эй, живей! Нынче я женюсь». Помню, надо тянуть «ню-у-усь». Очень трудно, если не наберешь воздуха. А, вот — «Свадебная песнь поселянина». Точно, она. Так я и знал, какого-то типа песня. Потом там идет: «А невеста в чем-то там таком делает чего-то там такое, я не помню, что». Ну вот, а нынче моя свадьба. Абсолютно. Странная штука, а? Ну, ладно, уже пора. Как поплыли?
— Я готов. Хотите, захвачу рису.
— Нет, спасибо. Очень опасная штука, этот рис. Хуже шрапнели. Шляпа есть? Все готово?
— Я жду вас.
— Ну, свадьба начинается, — сказал Реджи. — Динь-дон динь-дон, колокольный звон. Эй, скорей, эй, живей. Я же-ню-у-усь! А невеста… провались оно совсем! Что ж это делает невеста?
— Может быть, пишет вам записку, что передумала?
— О Господи! — вскричал Реджи. — Типун вам на язык.
Джордж сделал это открытие, проснувшись на следующее утро. Солнце сияло, весело пели птицы, но его это не радовало. Природа нечувствительна к людским бедам: мы плачем — она смеется, и мы начинаем принимать ее равнодушие как должное. Вконец убивала Джорджа проклятая жизнерадостность ближних. Как они торжествуют, как блаженствуют оттого, что судьба посмеялась над ним: с ними-то все в порядке.
Люди, которые никогда не бывали счастливы прежде, стали счастливы теперь. Например, миссис Платт, седая, угрюмая женщина средних лет. Ее радости не распространялись далее битья посуды да судаченья о здоровье соседей, которым оставалось жить не более недели. И вот сегодня она — напевает. Джордж сам слышал, когда она готовила ему завтрак на кухне. Поначалу у него оставалась надежда, что она стонет от боли, но надежда эта рассеялась, когда он закончил свой утренний туалет и спустился к завтраку. Звуки, издаваемые ею, предполагали страдание, но слова, когда он их разобрал, говорили о другом. Каким бы невероятным это ни казалось, но именно это утро избрала миссис Платт для хорошего настроения. Песнь ее можно было принять за надгробное рыдание, но на самом деле это было «Не щекочи меня, Джек». А позже, когда она принесла ему яичницу и кофе, она тарахтела добрых десять минут, отвлекая его от газеты, точнее — указывая ему на те веселенькие убийства и славные самоубийства, которые, если бы не она, он мог бы и пропустить. Словом, она из кожи лезла, чтобы показать, что для нее, если не для других, менее удачливых людей, Бог в это утро — на небе и все хорошо на свете.
Вскоре после завтрака явились в коттедж двое оживленных бродяг, чтобы попросить Джорджа, с которым они никогда прежде не советовались, чтобы он оказал материальную помощь их женам и детям. Ничего более беззаботного и благодушного, чем их настроение, невозможно себе представить.
А потом приехал в своем сером автомобиле Реджи Бинг, еще более радостный, чем бродяги.
Судьба не могла бы поиздеваться более утонченным манером. Тот страдает высшей мукой, кто радостные помнит времена в своем несчастии; и, увидев Реджи, Джордж вспомнил, что в прошлый раз, в этой же комнате, за этим же столом, он витал на седьмом небе, а гость нес бремя забот. Нынче утром Реджи сиял ярче солнца и чирикал веселее птиц.
— Привет-вет-вет, в обед сто лет! Классное утро, а? — заметил Реджи. — Солнце! Птицы! Абсолютно. Ну, сами понимаете. Я себя чувствую, как будто мне два года.
Джордж, чувствовавший себя лет на девяносто восемь старше, беззвучно заскрежетал зубами. Человек не создан выносить такое.
— Вот что, — сказал Реджи, рассеянно протянув руку к куску хлеба и намазывая его повидлом. — Знаете, женитьба… ну, сами понимаете. Я хочу сказать, а ведь что такого? В целом, по большом счету. А? Вы другого мнения?
Джордж просто корчился. Нож проворачивался в ране. Казалось бы, и без того достаточно видеть, как счастливый человек ест хлеб с повидлом; совсем необязательно слушать, как он рассуждает о браке.
— В общем, — сказал Реджи, смачно откусывая хлеб и вещая сквозь него густым, но радостным голосом, — я сегодня женюсь, и будь что будет. Нынче же утром, этим вот самым утром, прыгаю с палубы.
Джордж был поражен, даже подавленность его прошла.
— Что?
— Абсолютно!
Джордж вспомнил о приличиях.
— Поздравляю.
— Спасибо, старик. Есть с чем. Уж кому повезло, тому повезло. До сих пор я и не понимал, что вообще живу.
— Немножко внезапно, а?
Реджи воровато взглянул на него и принял вид заговорщика.
— Да еще как! Именно, внезапно и довольно-таки секретно. Если бы мамаша узнала, она закатила бы бучу. Сами понимаете, женюсь-то я на ком? На мисс Фарадей, а у мамаши, моей душеньки, другие планы. Жизнь — хитрая штука а? Очень хитрая штука, сами понимаете.
— Да, конечно, — согласился Джордж.
— Кто бы мог подумать еще неделю назад, что я буду сидеть в этом кресле и приглашать вас в шаферы! Да чего там, еще неделю назад я вас и не знал, а если бы кто-нибудь мне сказал, что Алиса за меня выйдет, я бы глухо и тоскливо рассмеялся.
— Вы хотите, чтобы я был у вас шафером?
— Абсолютно. Если вам только не обременительно. Понимаете, — сообщил он, — дело такое. У меня, конечно, много друзей в Лондоне и пригородах, и все бы рады мне услужить, но вы ж понимаете. Их мамаши дружат с моей, и я не хочу навлекать на них неприятности. Ну вот, а вы — дело другое, вы с мамашей незнакомы, вам все равно, если она покатит на вас бочку и проклянет Великим Проклятием Бингов. Кроме того, я еще не знаю, — Реджи призадумался. — Конечно, это самый счастливый день в моей жизни, сами понимаете, — продолжил он, — да, да, да, абсолютно, но ведь человек не в самом лучшем виде, когда он женится. То есть, я хочу сказать, он не захочет, а сваляет какую-нибудь глупость. Я-то просто сойду с рельсов, если буду чувствовать, что какой-нибудь хмырь вроде Джека Ферриса или Ронни Фитцджеральда стоит позади и вот-вот прыснет. В общем, с вами мне было бы легче. Вечно буду благодарен.
— Где же свадьба?
— В Лондоне. Алиса смылась туда еще с вечера. Так уж вышло, что старик Маршмортон вчера утром уехал в город, неизвестно зачем. Обычно он ездит в Лондон не чаще двух раз в год. Она будет ждать меня в Савое, а дальше план такой: идем в ближайшую регистратуру и требуем, чтобы они запустили в ход брачную машину. Я рвану туда на авто. Поезжайте со мной, а?
Джордж поразмыслил. Реджи ему нравился; отчего бы и не оказать ему поддержку в такой ситуации? Правда, в теперешнем состоянии духа присутствовать на свадьбе мучительно; что ж, надо потерпеть, главное — помочь другу.
— Хорошо, — сказал он.
— Ну, молодец! Спасибо большое. Надеюсь, это не нарушает всяких ваших планов?
— Ни в коей мере. Я так или иначе собирался сегодня в Лондон.
— На моей машине быстрее. Она у меня будь здоров! Кстати, забыл спросить. Как ваши-то дела продвигаются? Все в ажуре?
— А да, да, — сказал Джордж, не готовый делиться с Реджи своими бедами.
— Да уж, ваши заботы — не чета моим прежним. Мод вас любит. Остается придумать, как допечь нашу семейку. Прямо жаль — ну, почти жаль, вам не пришлось попотеть, как вот я. А то, честное слово, я мог бы вам помочь. У меня есть безотказное средство.
Джордж блекло улыбнулся.
— Вот как? Вы полезный человек. Нельзя ли узнать, какое?
— Да ведь вам-то ни к чему!
— Ах да, конечно. Все забываю.
Реджи взглянул на часы.
— Надо двигаться, так через четверть часа. Нельзя опаздывать. Там есть какая-то штука в этом брачном деле. Я так понимаю, если ты приплывешь позже срока, то этот, который всем заправляет, тебя уже не примет, придется идти на другой день. Но мы-то успеем, если машина не взбрыкнет. С семи утра вылизываю, она у меня — как огурчик. Абсолютно! Масло, бензин, вода, воздух, гайки, болты, свечи, карбюратор — все на месте, все в ажуре. Я за ней хожу, как семь нянек. Да, так о чем я? Значит, узнал я средство. Неделю назад был просто чайник, ни бельмеса не смыслил, а теперь! Да, да, да. Абсолютно. Перед вами сам, как говорится, Ромео. Эксперт. Все началось тогда, после бала. У нас был офигенный бал, понимаете, в честь старого Були, сам он и пальцем не двинул, разве что одарил улыбкой, а так — даже танцам не научился. И вот, там случилась такая странная штука. Абсолютно дикая. Я надрался до бровей, — он счастливо похохотал. — То есть, тут ничего странного нет, холостяком я сильно зашибал, если там праздник или что. Но на этом балу другие заметили. Раньше все говорили — никаких симптомов. Абсолютно. Ну, бывало, ходить не могу, но точно — не скажешь. А вот на этом вечере, надо полагать, я переполнил радиатор. Понимаете, нарочно старался, чтобы хватило пороху сделать Алисе предложение. Не знаю, как у вас, но мой опыт говорит, что предложение — это вам не кот начхал, не напьешься — несделаешь, л иногда удивляюсь, как люди воооще женятся в этих сухих штатах. Ну вот, а на балу случилась странная шту, ка. Мне показалось, что один лакей — это вы.
Он выдержал торжественную паузу, чтобы Джордж хорошо впитал ошеломляющее сообщение.
— А это был я? — спросил Джордж.
— Ну что вы! Абсолютно. То-то и странно. Похож, как близнец.
— У меня нет близнецов.
— Да, я понимаю, просто я хочу сказать, он абсолютно как близнец, если бы у вас был такой брат. Ну вот, перебросились мы словечком-другим, и тут до меня дошло, что я наклюкался, как зюзя. Алиса тоже заметила. Можно подумать, это сразу ее отвратит — ан нет, она мне сочувствовала! Потом призналась, что это перевесило чашу весов. То есть, я хочу сказать, она решила спасти меня от меня самого. Знаете, бывает у девушек. Они просто ангелы. Абсолютно! Только и ждут, чтобы выхватить из огня головешку, ну, сами знаете. Честное слово, все кончилось именно в тот вечер.
— Это и есть ваш рецепт? Значит, влюбленному надо купить ящик шампанского, взять разрешение на брак — и за дело. Останется разослать приглашения?
Реджи покачал головой.
— Ну что вы! Нужно гораздо больше. Это только начало. Правильный курс, понимаете, вот в чем суть. Многие оступились бы, я бы сам оступился, если бы не одна странная штука. Нет, не та, другая. Вы когда-нибудь получали… как это? Ах ты, слово вылетело. Ну, бывает иногда…
— Мигрень? — наугад предположил Джордж.
— Да нет, что вы! Это… приходит…
— Может быть, корь?
— Нет, анонимка. Абсолютно дикая штука, до сих пор не пойму, откуда они приходили. Как раз тогда я стал получать целую кучу писем от какого-то типа, он не подписывался.
— Значит, письма были анонимные? — сказал Джордж.
— Абсолютно. Я ж сказал, анонимка. Иногда по два, по три в день. Я войду в комнату, а на туалетном столике лежит…
— Оскорбительные?
— То есть как?
— В анонимках обычно оскорбляют.
— Нет, нет, что вы! Наоборот. Такие советы — будь здоров! Что тебе делать, если хочешь победить девушку.
— С таким же успехом можно научить джиу-джитсу по почте.
— Да что вы, красота, а не письма! С пылу, с жару. Абсолютно. Такие советы — будь здоров: «Стань незаменимым, оказывай постоянно мелкие знаки внимания», «Изучай ее вкусы» и те де, и те пе. Я вам доложу, скоро я и думать перестал кто их посылает, куда там — надо было все выполнять. И сработало! Прямо колдовство какое-то. Последнее пришло вчера утром, ну — высший класс! Что делать, когда ты волнуешься. Всякие технические детали — как взять ее за руку и сказать, что ты одинок, так это искренне и прямодушно. В общем, такая штука, дальше — сердце подскажет. Вам случалось заменить одну карту, чтобы вышел флеш-рояль, и вдруг вы получаете нужного туза? У меня один раз было, еще в Оксфорде. Вот и тут я обрадовался. Думать не стал, распустил все паруса. Я был трезвый как стеклышко, но совсем не волновался. Понимал, знаете ли, что не проиграю. Как будто загоняешь шар с восьми дюймов. Верняк. М-да, вот оно какое дело… — Реджи призадумался. — Провались оно совсем! Хотел бы я знать, кто это слал мне письма. Я бы тоже послал ему один из подарков, или кусок пирога, или еще что. Хотя, я думаю, пирога не будет, раз мы женимся в регистратуре.
— Можно купить булочку, — посоветовал Джордж.
— Наверно, никогда не узнаю… Ладно, пора веселиться. Вы не обидитесь, если я буду петь по дороге? Очень уж я счастлив. Абсолютно.
— Пойте на здоровье, если это не зап?ещено. Реджи в экстазе метался по комнате.
— Странная штука, — задумчиво сказал он. — Вспомнил, понимаете… когда я был в школе, я пел свадебную песню этого, как его? Знаете, поют, когда гости… Хорошая вещь. Да вы знаете… Начинается «Динь-дон, динь-дон»… Ну, в этом духе, «колокольный звон. Эй, скорей, эй, живей! Нынче я женюсь». Помню, надо тянуть «ню-у-усь». Очень трудно, если не наберешь воздуха. А, вот — «Свадебная песнь поселянина». Точно, она. Так я и знал, какого-то типа песня. Потом там идет: «А невеста в чем-то там таком делает чего-то там такое, я не помню, что». Ну вот, а нынче моя свадьба. Абсолютно. Странная штука, а? Ну, ладно, уже пора. Как поплыли?
— Я готов. Хотите, захвачу рису.
— Нет, спасибо. Очень опасная штука, этот рис. Хуже шрапнели. Шляпа есть? Все готово?
— Я жду вас.
— Ну, свадьба начинается, — сказал Реджи. — Динь-дон динь-дон, колокольный звон. Эй, скорей, эй, живей. Я же-ню-у-усь! А невеста… провались оно совсем! Что ж это делает невеста?
— Может быть, пишет вам записку, что передумала?
— О Господи! — вскричал Реджи. — Типун вам на язык.
Глава XXI
Мистер и миссис Реджинальд Бинг сидели за столиком в углу ресторана и нежно смотрели в глаза друг другу. Джордж, за тем же столиком, но мысленно — за сотни миль оттуда, меланхолически наблюдал за ними, силясь отогнать уныние, которое, развеявшись было за время поездки с Реджи (он почти на двадцать минут перекрыл свой предыдущий рекорд скоростной езды в Лондон), теперь грозило вернуться с новой силой. Вся эта сцена, возбужденный жених, более сдержанная, но столь же счастливая невеста — все это вызывало у Джорджа прилив меланхолии. Он не хотел идти на свадебный завтрак, но счастливую пару покоробила самая мысль о том, что он просто так уйдет и закусит в другом месте.
— Поторчите тут с нами, — умоляюще говорил Реджи. — Надо многое обсудить, нужен совет человека бывалого. Вот мы поженились, ладно…
— Хотя в регистратуре это, кажется, не очень солидно, — вставила Алиса.
— Но это, как говорят в книгах, только начало, а не конец. Надо теперь придумать, как бы потактичней сообщить мамаше.
— И лорду Маршмортону. Не забудь, он лишился секретарши.
— И лорду Маршмортону, — поправился Реджи. — И миллиону других людей, которые жутко рассердятся, что я выкинул этот фортель, не посоветовавшись с ними. Поторчите старина. Разделите нашу скромную трапезу. А потом покурим, все обсудим.
Появление официанта прервало молчаливое общение супругов и спустило Джорджа с небес. Он наполнил бокалы из Тзатой бутылки, угнездившейся в ведерке со льдом («Только один, милый», — предостерегающим полушепотом промурлыкала невеста. «Хорошо, дорогая», — отвечал послушный жених), и поднес свой к губам.
— Выпьем за нас! Ах, нынешний день, сегодняшний день — он лучше рая и так далее. А теперь, — сказал он, возвращаясь к суровой прозе жизни, — поговорим, что делать дальше. Вы — человек мозговитый, посоветуйте что-нибудь. Как бы вы приступили к делу? Ну, если говорить с мамашей.
— Напишите ей письмо, — сказал Джордж. Это произвело на Реджи глубокое впечатление.
— Я ж говорил, у него обязательно будет какой-нибудь хитрый план, — пылко обратился он к Алисе. — Написать письмо! Класс! Прямо стихи какие-то. — Его лицо потемнело. — А что бы вы написали? Вот где заковыка.
— Ну, что вы! Пишите прямо и честно. Скажем, вам жаль, что вы идете против ее пожеланий…
— По-же-ланий, — пробормотал Реджи, усердно скребя пером на обороте свидетельства о браке.
— … но вы уверены, что она заботится только о вашем счастье…
Реджи поглядел на него с сомнением.
— Уверен? Не вполне. Вы не знаете мамашу.
— Это неважно, — вставила Алиса. — Все равно, пиши. Мистер Бивен совершенно прав.
— Хорошо, дорогая. Хорошо, «счастье», а дальше?
— Выразите в тщательно подобранных выражениях, как очаровательна миссис Бинг.
— Миссис Бинг! — Реджи блаженно заулыбался. — Вот это класс! Абсолютно. Ну, тут — легко. К тому же, мамаша знает Алису.
— Леди Каролина видела меня в замке, — с сомнением сказала невеста, — но я бы не сказала, что она меня знает. Мы едва ли перекинулись десятком слов.
— Тебе повезло, душа моя, — весомо произнес Реджи. — Мамаша — мастер поговорить, особенно если разволнуется. Подумать страшно, как она будет упражняться на мне. Между нами, старик, не подумайте дурного, но когда мамаша взволнована, она начинает говорить и не остановится, пока не исчерпает всего словаря.
— Блестящий оратор?
— Да уж, всем ораторам оратор, — согласился Реджи. Тут Джордж затребовал сведений деликатного свойства.
— А как насчет финансов? Есть ли у нее права какие-нибудь?
— То есть на фамильные дублоны? — сказал Реджи. — Абсолютно никаких. Понимаете, когда я говорю ей «мамаша» то это в широком, так сказать, смысле. На самом деле она мне мачеха. У нее свои деньги, у меня — свои. По этой части все просто.
— Поторчите тут с нами, — умоляюще говорил Реджи. — Надо многое обсудить, нужен совет человека бывалого. Вот мы поженились, ладно…
— Хотя в регистратуре это, кажется, не очень солидно, — вставила Алиса.
— Но это, как говорят в книгах, только начало, а не конец. Надо теперь придумать, как бы потактичней сообщить мамаше.
— И лорду Маршмортону. Не забудь, он лишился секретарши.
— И лорду Маршмортону, — поправился Реджи. — И миллиону других людей, которые жутко рассердятся, что я выкинул этот фортель, не посоветовавшись с ними. Поторчите старина. Разделите нашу скромную трапезу. А потом покурим, все обсудим.
Появление официанта прервало молчаливое общение супругов и спустило Джорджа с небес. Он наполнил бокалы из Тзатой бутылки, угнездившейся в ведерке со льдом («Только один, милый», — предостерегающим полушепотом промурлыкала невеста. «Хорошо, дорогая», — отвечал послушный жених), и поднес свой к губам.
— Выпьем за нас! Ах, нынешний день, сегодняшний день — он лучше рая и так далее. А теперь, — сказал он, возвращаясь к суровой прозе жизни, — поговорим, что делать дальше. Вы — человек мозговитый, посоветуйте что-нибудь. Как бы вы приступили к делу? Ну, если говорить с мамашей.
— Напишите ей письмо, — сказал Джордж. Это произвело на Реджи глубокое впечатление.
— Я ж говорил, у него обязательно будет какой-нибудь хитрый план, — пылко обратился он к Алисе. — Написать письмо! Класс! Прямо стихи какие-то. — Его лицо потемнело. — А что бы вы написали? Вот где заковыка.
— Ну, что вы! Пишите прямо и честно. Скажем, вам жаль, что вы идете против ее пожеланий…
— По-же-ланий, — пробормотал Реджи, усердно скребя пером на обороте свидетельства о браке.
— … но вы уверены, что она заботится только о вашем счастье…
Реджи поглядел на него с сомнением.
— Уверен? Не вполне. Вы не знаете мамашу.
— Это неважно, — вставила Алиса. — Все равно, пиши. Мистер Бивен совершенно прав.
— Хорошо, дорогая. Хорошо, «счастье», а дальше?
— Выразите в тщательно подобранных выражениях, как очаровательна миссис Бинг.
— Миссис Бинг! — Реджи блаженно заулыбался. — Вот это класс! Абсолютно. Ну, тут — легко. К тому же, мамаша знает Алису.
— Леди Каролина видела меня в замке, — с сомнением сказала невеста, — но я бы не сказала, что она меня знает. Мы едва ли перекинулись десятком слов.
— Тебе повезло, душа моя, — весомо произнес Реджи. — Мамаша — мастер поговорить, особенно если разволнуется. Подумать страшно, как она будет упражняться на мне. Между нами, старик, не подумайте дурного, но когда мамаша взволнована, она начинает говорить и не остановится, пока не исчерпает всего словаря.
— Блестящий оратор?
— Да уж, всем ораторам оратор, — согласился Реджи. Тут Джордж затребовал сведений деликатного свойства.
— А как насчет финансов? Есть ли у нее права какие-нибудь?
— То есть на фамильные дублоны? — сказал Реджи. — Абсолютно никаких. Понимаете, когда я говорю ей «мамаша» то это в широком, так сказать, смысле. На самом деле она мне мачеха. У нее свои деньги, у меня — свои. По этой части все просто.