— Добрый вечер, ваша милость. Добрый вечер, сэр.
Лорд Бэлфер только хрюкнул. Реджи был любезней:
— Как дела, Кеггс? Если вы намерены это сделать, то сейчас — самое время. — Он отступил на шаг и приглашающим жестом указал на жилетку лорда Бэлфера.
— Виноват, сэр?
— А! Хотите дождаться более интимного момента? Возможно, вы и правы.
Дворецкий снисходительно улыбнулся. Он не имел понятия, о чем говорит Реджи, но это его не заботило. Он давно уже пришел к заключению, что этот член семьи — не в себе, и гипотеза находила поддержку у личного лакея. Нельзя сказать, что Кеггс не любил Реджи, но в интеллектуальном смысле он считал его ничтожно малой величиной.
— Пришлите чего-нибудь выпить в библиотеку, Кеггс, — сказал лорд Бэлфер.
— Слушаю, ваша милость.
— Могучая идея, — сказал Реджи. — Загоню старушку в гараж и тут же вернусь.
Он вскарабкался в машину и включил зажигание. Лорд Бэлфер проследовал в библиотеку, тогда как Кеггс просочился сквозь обитую зеленым сукном дверь в дальнем конце холла, отделявшую помещения прислуги от остальной части замка.
Едва успел Реджи проехать сотню метров, как заметил свою мачеху и лорда Маршмортона, двигавшихся к нему навстречу от розового питомника. Он подъехал поближе, чтобы поздороваться.
— Привет, мамаша! Салют, дядечка! Домой, в стойло, а? Ну-ну.
Из— под аристократического фасада леди Каролины заметно проступало возбуждение.
— Реджи, где Перси?
— Кто, Буля? По-моему, пошел в библиотеку. Я его только что выплеснул из машины.
Леди Каролина повернулась к брату.
— Пойдем в библиотеку, Джон.
— Хорошо. Хорошо. Хорошо, — раздраженно сказал лорд Маршмортон. Что-то явно нарушало его душевное спокойствие.
Реджи поехал дальше. Убрав машину, он на обратном пути к дому повстречал Мод.
— Привет, старушка.
— А, это ты, Реджи! Привет. Я ждала тебя вчера вечером.
— Вчера вечером не вышло. Пришлось торчать в городе, выручать нашего Булю. Не мог бросить в час испытания. — Реджи радостно захихикал. — «Час испытания» — недурно, а? Понимаешь, так оно и было.
— Подожди, что случилось с Перси?
— Ты что же, ничего не слышала? А, ну да. Это еще не попало в утренние газеты. Ну, Перси ударил полицейского.
— Что??!
— Вмазал менту. Драма и трагедия. Врезал ему в диафрагму. Абсолютно. Место трагедии отмечено крестиком.
Мод перевела дыхание. Она чувствовала, что каким-то образом это чрезвычайное происшествие связано с ее эскападой. Но чувство юмора возобладало над тревогой. Глаза ее блеснули.
— Перси ударил полицейского?!
— Абсолютно. Человек-тигр. Угроза обществу. Никакого удержу. В силу неведомых причин великодушная кровь Бэлферов вскипает — и шмяк! Забрали его на Вайн-стрит. Как в поэме «И побрел старый Перси, бренча кандалами». А нынче, ясным ранним утром, судья облегчил его на десять монет. Теперь ты видишь, старушка, что наш долг уставился нам прямо в рыло. Мы просто обязаны выдрессировать Булю и сдать в спортивный клуб. Ну, что это?! Классный средневес увядает без толку под сенью родного шалаша.
Мод помедлила минутку.
— Ты, конечно, не знаешь, — спросила небрежно она, — почему он это сделал. Он тебе ничего не объяснил?
— Не сказал ни единого слова. По сравнению с ним устрицы трепливы, могилы болтливы. Абсолютно. Я знаю одно: он дал полицейскому в пояс. Что привело к этому, превыше моего разумения. Хочешь рвануть в библиотеку, поглазеть на вскрытие?
— Вскрытие?
— Понимаешь, я только что видел мамашу и лорда, они шли в библиотеку. Мне показалось, что по дороге домой мамаша прихватила вечернюю газету. Когда она приехала?
— Совсем недавно.
— Значит, так оно и есть. Скорее всего, купила газету, чтобы почитать в поезде. Господи, неужели она подхватила эту, со стихами? Какой-то субъект так увлекся красотой инцидента, что описал его в поэме. По-моему, стоит заглянуть туда и посмотреть, что там творится.
Мод снова помедлила. Она была смелой девушкой, да и чутье говорило ей, что лучшая защита — нападение. Блеф, вот что ей нужно. Широко раскрытые глаза, неподдельное, невинное удивление… В конце концов, Перси не может быть уверен, что видел ее на Пиккадилли.
— Ладно.
— Кстати, старушка, — осведомился Реджи, — забыл спросить, как твое дельце, выгорело?
— Не очень. Все равно, спасибо, что отвез меня в город.
— Знаешь, — нервно сказал Реджи, — лучше не слишком распространяться на этот предмет. Не вздумай сказать мамаше, что я тебя прокатил.
— Не беспокойся, — сказала Мод. — Я и не собираюсь. Между тем лорд Бэлфер, для поправки самочувствия, прибегнул к виски с содовой. Что-то такое было в библиотеке с ее темными полутонами, тихой, словно покинутый город. Мир с его жестокими приключениями и высокими полицейскими сюда не проникал. Успокаивали ряды книг, которые никто никогда не читал, и бесчисленные таблички для записей, на которых никто ничего не записывал. С широкой каминной доски смотрел, почти сочувственно, бюст какого-то древнего старца. Словом, нечто, отдаленно напоминающее покой, начало было проникать в израненную душу, когда его изгнал оттуда внезапный стук двери, впустившей брата и сестру. Один взгляд наледи Каролину сказал Перси, что ей все известно.
Он поднялся, приготовляясь к обороне.
— Позволь объяснить…
Подавляемые эмоции сотрясали хозяйку замка. Эта властная дама не потеряла контроля над собой, но ее аристократическое спокойствие редко подвергалось таким суровым испытаниям. Как правильно догадался Реджи, она прочла в поезде ту статью и мир ее обрушился. Цезарь, пронзенный кинжалом Брута, вряд ли испытал худшее потрясение. Другие члены семейства нередко давали ей повод для разочарования. Она уже приучила себя к тому, что брат ходит по саду в вельветовых брюках и вообще ведет себя не так, как подобает графу Маршмортонскому. Она смирилась с пороками Мод, позволившими ей влюбиться в нищего, которого ей никто не представил. Даже Реджи порой проявлял демократические черты, которые она решительно не одобряла. Но в своем племяннике Перси она была совершенно уверена. Он был нерушимой скалой. Уж он-то, по крайней мере, думала она, никогда не сделает ничего такого, что уронило бы семейный престиж. И вот, если можно так выразиться, «Перед дружиной на коне Гаральд, боец седой…». Иными словами, Перси оказался хуже их всех. Как бы неблагоразумны ни бывали другие, по их вине семейство не попадало на юмористические страницы вечерних газет. Лорд Маршмортон может носить вельветовые брюки, отворачиваться от соседей на приеме и удаляться с книгой в постель, когда долг велит ему быть хозяином на балу; Мод может отдать свое сердце субъекту, о котором никто не слышал; Реджи может появляться в фешенебельных ресторанах с профессиональными боксерами; но уж, во всяком случае, поэты вечерних газет никогда не писали глумливых стихов об их подвигах. Этот последний позор дождался безвинного прежде Перси, который был исключительно щепетилен по части положения в обществе и фамильного имени. И что же? Если верить прессе, он растрачивает драгоценное время юности, носясь по Лондону, как разъяренный готтентот и нападая на полицейских. Чувства леди Каролины мы сравним с переживаниями епископа, который вдруг обнаружил, что один из любимых его священников поклоняется Мумбо-Юмбо.
— Объяснить? — вскричала она. — Что тут можно объяснить? Ты, мой племянник, наследник титула, ведешь себя, как простой хулиган! Твое имя — в газетах!…
— Если бы вы знали все обстоятельства…
— Обстоятельства? Они в газете. Черным по белому.
— Да еще в стихах, — добавил лорд Маршмортон и невольно прыснул. Он вообще легко смеялся. — Ты прочитай. Там есть шикарные строчки…
— Джон!
— Но прискорбные, — поспешил добавить лорд Маршмортон. — Весьма прискорбные. Что ты думаешь?! Ты — мой единственный сын. С нежной заботой я следил, как из младенца ты становился мальчиком, из мальчика — мужчиной. Я всегда гордился тобой. А ты, черт побери, рыскаешь по Лондону, как лев, ищешь, кого бы пожрать, терроризируешь огромный город. Безобидные констебли опасаются за свою жизнь…
— Дадите вы мне сказать? — закричал Перси и поспешил прибавить. — Ты послушай, я шел по Пиккадилли в свой клуб обедать и около Берлингтонского пассажа увидел Мод.
Леди Каролина испустила возглас удивления.
— Мод? Она была здесь.
— Не понимаю, — лорд Маршмортон гнул свою линию, чувствуя, что с праведным негодованием получилось хорошо. Благоразумно, думал он, продолжить в том же духе, хотя вообще-то Перси не сделал в жизни ничего более удачного, чем это нападение на полицию. Граф свое время прошел через все дурачества молодости и начинал уже воспринимать своего невинного сына как недочеловека. — Ты что, дикарь какой-нибудь? В Оксфорде ты не встревал ни в какие переделки. Коллекционировал старинный фарфор и молитвенные коврики.
— Прошу тебя, помолчи, — нетерпеливо сказала леди Каролина. — Продолжай, Перси.
— Ну, вот! — обиделся лорд Маршмортон. — Сказать ничего нельзя! Я просто хотел…
— Ты говоришь, Перси, что видел Мод на Пиккадилли?
— То-то и оно. Я решил, это двойник какой-нибудь, но тут она прыгнула в такси.
Лорд Маршмортон не мог пропустить такого. Он был человек справедливый.
— Почему бы девушке не сесть в такси? Почему девушка на Пиккадилли — непременно моя дочь? — продолжил он, загораясь спором и возбуждаясь собственными доводами. — Лондон полон девушек, берущих такси.
— Она не взяла такси.
— Ты только что сказал, что взяла, — подловил его лорд Маршмортон.
— Я сказал, что она села в такси. В нем уже сидел мужчина. Тетя Каролина, это тот самый.
— Боже мой! — вскричала леди Каролина и рухнула в кресло.
— Я совершенно убежден, — торжественно сказал лорд Бэлфер. — Ну, посудите сами. Такси остановилось в пробке, я подошел и в совершенно корректной форме попросил разрешения взглянуть на девушку. Он сказал, что в такси никого нет. Но я видел собственными глазами, что она туда запрыгнула. Все время он высовывался из окна, чтобы заслонить ее от моего взгляда. Я погнался за ним по Пиккадилли в другом такси, настиг у «Карлтона». Когда я подъехал, он стоял на тротуаре. Мод не было. Я потребовал, чтобы он сообщил мне ее координаты…
— Это напоминает мне, — заметил лорд Маршмортон, — один анекдот. Старый, надо сказать. Если вы его слышали, прервите меня. Женщина говорит служанке: «Хотела бы я знать координаты хозяина!» А служанка отвечает…
— Помолчи! — оборвала его леди Каролина. — Кажется, тебя могло бы заинтересовать благополучие твоей собственной дочери!
— Как же, как же! — торопливо сказал лорд Маршмортон.
— А служанка отвечает: «Они в стирке». Продолжай, Перси. Господи, не целый же день рассказывать эту историю!
— Тут подошел этот дурак-полицейский и спросил, в чем дело. Да, я потерял голову. Он вцепился мне в плечо, а я его ударил.
— Куда? — спросил дотошный лорд Маршмортон.
— Какое это имеет значение? — вскричала леди Каролина.
— Ты поступил совершенно правильно, Перси. Нет, что за нахалы! Трогают людей руками! Скажи, каков этот человек?
— На вид — самый обычный. По правде говоря, мне запомнилось только, что он чисто выбрит. Не понимаю, как Мод могла потерять голову. По-моему, никакого обаяния, — сказал лорд Бэлфер несколько нелогично. И сам Аполлон вряд ли понравится тому, с кого он сбил любимую шляпу.
— Скорее всего, тот самый человек.
— Конечно, кто ж еще! Ну, подумай: он — американец. А человек из Уэльса вроде бы тоже американец.
Наступило тяжелое молчание. Перси уставился в пол. Леди Каролина тяжело дышала. Чувствуя, что от него чего-то ждут, лорд Маршмортон произнес: «Ой, господи!» и серьезно уставился на чучело совы. Тут появились Мод и Реджи.
— Ну-ну, ну-ну, ну-ну, — беззаботно сказал Реджи. Он всегда верил в то, что разговор надо начинать так, чтобы собеседник сразу почувствовал себя уютно. — Ну-ну, ну-ну!
Мод вся напряглась, как перед схваткой.
— Здравствуй, Перси, здравствуй, дорогой, — сказала она, встречая укоряющий взгляд брата с тем совершенным самообладанием, которое возможно только при совершенно нечистой совести. — Что это за слухи? Ты стал бичом Лондона? Реджи говорит, полицейские выныривают из люков, только завидят тебя.
Ледяная атмосфера обескуражила бы менее мужественную девушку. Леди Каролина поднялась и смотрела сурово. Перси пыхтел всей своей измученной душой. Лорд Маршмортон, чьи мысли уже унеслись в розовый питомник, сосредоточился и старался выглядеть грозно. Мод не стала дожидаться ответа. Она являла чарующую картину английской девичьей юности; и у ее брата едва не выступила пена изо рта.
— Папа, миленький, — сказала она, любовно беря его за пуговицу, — я набрала утром восемьдесят три. Попала в длинную лунку за четыре приема. Одно очко не добрала до рекорда, в жизни так не играла.
— Ой, господи, — слабо произнес лорд Маршмортон, не сводя осторожного взгляда с сестры и похлопывая дочь по плечу.
— Сначала я выдала классический удар, прямо на середину дорожки. Потом взяла медяшку и запустила прямо на границу поля. Сто восемьдесят ярдов, до дюйма. Потом…
Леди Каролина, которая не была поклонницей древней аристократической игры, перебила рассказчицу.
— Нам неинтересно, что ты делала утром. Скажи лучше, что ты делала вчера во второй половине дня.
— Да, — сказал лорд Маршмортон. — Где ты была вчера во второй половине дня?
Мод поглядела на них взглядом маленькой девочки, которая даже и не пыталась сделать что-нибудь недостойное за всю свою небольшую жизнь.
— А что такое?
— Что ты делала на Пиккадилли? — спросила леди Каролина.
— Пиккадилли? Где Перси дерется с полицейскими? Не понимаю.
Леди Каролина была плохим охотником. Она задала один из тех прямых вопросов, на которые можно ответить только «да» или «нет», чего в полемике допускать нельзя, как нельзя стрелять по сидящим птицам.
— Ездила ты вчера в Лондон?
Чудовищная нечестность такого метода уязвила Мод. С самого детства она придерживалась расхожего женского взгляда на Прямую Ложь. Пока речь шла о недоговаривании, она не была чересчур щепетильна. Но намеренной лжи она не терпела. Из двух зол она выбирала то, которое, по крайней мере, не лишит уважения к себе.
— Ездила.
Леди Каролина посмотрела на лорда Маршмортона. Лорд Маршмортон посмотрел на леди Каролину.
— Чтобы встретиться со своим ничтожеством?
— Да.
Реджи Бинг попытался тихонько выскользнуть из комнаты. Он печально наблюдал тяжелую сцену, переминаясь с ноги на ногу, играя пуговицами пальто.
— Не уходи, Реджи, — сказал лорд Маршмортон.
— Э-э, то есть, это… семейная сцена, в общем… вы меня понимаете… надо кое-что сделать…
Он исчез. Лорд Бэлфер нахмурился как туча.
— Значит, это и есть тот человек, который сбил с меня шляпу?
— Что ты хочешь сказать? — спросила леди Каролина. — Сбил с тебя шляпу? Ты ничего не говорил о шляпах.
— Я хотел заглянуть в машину, ухватился за ручку, и тут он ударил по моей шляпе. Она слетела. Пока я ее поднимал, он уехал.
— Кх! — взорвался лорд Маршмортон, — кх, кх, кх! — высшим напряжением воли он состроил маску негодования.
— Надо было потребовать, чтобы его арестовали, — твердо сказал он. — Технически говоря, это нападение.
— Человек, который сбил с тебя шляпу, Перси, — сказала Мод, — это не… Это совсем другой человек. Незнакомый.
— Как будто ты могла ехать в такси с незнакомцем! — едко сказала леди Каролина. — Надеюсь, есть пределы даже твоему легкомыслию.
Лорд Маршмортон прокашлялся. Ему было жалко Мод. Он любил ее.
— Э-э, если посмотреть широко…
— Помолчи, — сказала леди Каролина. Лорд Маршмортон стушевался.
— Я старалась избежать встречи с тобой, — сказала Мод, — и прыгнула в первое попавшееся такси.
— Не верю, — сказал Перси.
— Это правда.
— Ты просто пытаешься сбить нас со следа.
Леди Каролина повернулась к Мод, выглядевшей при этом, как мученик на дыбе, который дерзает подать застенчивую жалобу, в то же время боясь, как бы не оскорбить в лучших чувствах своих палачей.
— Почему ты не хочешь проявить благоразумие? Почему ты не хочешь послушаться тех, кто старше и мудрее тебя?
— Совершенно точно, — сказал лорд Бэлфер.
— Все это — полная чепуха.
— Совершенно точно, — сказал лорд Бэлфер. Леди Каролина раздраженно повернулась к нему.
— Пожалуйста, не перебивай! Ну вот, из-за тебя я забыла, что хотела сказать.
— По-моему, — сказал лорд Маршмортон, снова показываясь на поверхности, — в таком деле надо…
— Прошу тебя, — сказала леди Каролина, — помолчи. Лорд Маршмортон возобновил молчаливое общение с набитой опилками птицей.
— Любить не запретишь, тетя Каролина, — сказала Мод.
— Почему же? Если есть разумный человек, который… Лорд Маршмортон оторвался от совы.
— А вот, когда я был в Оксфорде, — словоохотливо сказал он, — я вообразил, что влюблен в девицу из табачной лавки. Безнадежно, заметьте. Жениться хотел. Помню, бедный мой отец забрал меня из Оксфорда и держал здесь, в Бэлфере. Да, под замком. Я был чертовски расстроен, хорошо помню. — Он углубился в славное прошлое. — Как же ее звали, хотел бы я знать? Странно, что не помнишь имен. У нее были каштановые волосы и родинка на подбородке. Я еще целовал…
Леди Каролина, обычно поддерживавшая экскурсы своего брата в семейную историю, прервала воспоминания.
— Нашел время!
— Да нет, я ничего. Все прошло. Так, к слову.
— Что ж, — сказала леди Каролина, — наш отец поступил очень здраво. Не вижу другого выхода. Вот что, Мод, ты не ступишь шагу из замка, пока не преодолеешь эту нелепую страсть. За тобой будут следить.
— Я буду за тобой следить, — сказал торжественно лорд Бэлфер. — Я буду следить за каждым твоим шагом.
Мечтательное выражение проступило в карих глазах Мод.
— Но стены из камня — еще не тюрьма, решетки — не клетка еще, — тихо сказала она. — С тобой это никогда не случалось, Перси, — сказал лорд Маршмортон.
— Тюрьма, тюрьма, — заверила леди Каролина, не обращая внимания на его вмешательство.
Мод глядела на нее, как пленная принцесса глядит на своих тюремщиков.
— Ну и пусть. А я его люблю, и всегда буду любить, и никто не запретит мне любить его, потому что я его люблю, — сказала она.
— Чепуха, — откликнулась леди Каролина. — Через год ты забудешь его имя. Ты согласен, Перси?
— Совершенно, — сказал лорд Бэлфер.
— Не забуду.
— Очень трудно помнить имена, — сказал лорд Маршмортон. — Сколько раз я пытался вспомнить имя этой девицы из лавочки! Да тысячу раз! Вроде бы на Л. Мюриэль, что ли, или Хильда?
— Через год ты сама удивишься своей глупости. Ты согласен, Перси?
— Совершенно, — сказал лорд Бэлфер. Лорд Маршмортон повернулся к нему.
— Господи помилуй, нельзя же так отвечать! Что такое — «совершенно»? Если бы кто-нибудь подошел ко мне и спросил: «Это ваш сын?», что, по-твоему, можно ответить. «Совершенно»? Не надо было собирать эти идиотские коврики. Последний разум потерял.
— Говорят, тюремная жизнь ослабляет интеллект, — сказала Мод, подойдя к двери и поворачивая ручку. Паж Альберт, который лечил себе уши, подслушивая у замочной скважины, выпрямил свое маленькое тело и куда-то шмыгнул. — Это все, тетя Каролина? Я могу идти?
— Конечно. Я сказала все.
— Ну что ж. Жаль, что я вынуждена ослушаться, но поделать ничего не могу.
— Посидишь тут несколько месяцев, так сможешь, — сказал Перси.
На лице у Мод заиграла мягкая улыбка.
— Любовь смеется над замками, — тихо сказала она и вышла из комнаты.
— Что она сказала? — заинтересовался лорд Маршмортон. — Кто смеется над замками? Ничего не понимаю. С чего бы это над ними смеяться? В высшей степени полезная вещь. Вот, не далее, как позавчера, заклинило замок у меня в ящике. Слесарь чинил. Очень интересно. От него так и несло дешевым табаком. Это какую же надо глотку, чтобы курить такую дрянь! Но замок починил. Не понимаю, что тут смешного.
Лорд Бэлфер задумчиво подошел к окну и вглядывался в сгущающиеся сумерки.
— И надо ж было этому приключиться, — сказал он с горечью, — накануне моего дня рождения.
Глава VII
Лорд Бэлфер только хрюкнул. Реджи был любезней:
— Как дела, Кеггс? Если вы намерены это сделать, то сейчас — самое время. — Он отступил на шаг и приглашающим жестом указал на жилетку лорда Бэлфера.
— Виноват, сэр?
— А! Хотите дождаться более интимного момента? Возможно, вы и правы.
Дворецкий снисходительно улыбнулся. Он не имел понятия, о чем говорит Реджи, но это его не заботило. Он давно уже пришел к заключению, что этот член семьи — не в себе, и гипотеза находила поддержку у личного лакея. Нельзя сказать, что Кеггс не любил Реджи, но в интеллектуальном смысле он считал его ничтожно малой величиной.
— Пришлите чего-нибудь выпить в библиотеку, Кеггс, — сказал лорд Бэлфер.
— Слушаю, ваша милость.
— Могучая идея, — сказал Реджи. — Загоню старушку в гараж и тут же вернусь.
Он вскарабкался в машину и включил зажигание. Лорд Бэлфер проследовал в библиотеку, тогда как Кеггс просочился сквозь обитую зеленым сукном дверь в дальнем конце холла, отделявшую помещения прислуги от остальной части замка.
Едва успел Реджи проехать сотню метров, как заметил свою мачеху и лорда Маршмортона, двигавшихся к нему навстречу от розового питомника. Он подъехал поближе, чтобы поздороваться.
— Привет, мамаша! Салют, дядечка! Домой, в стойло, а? Ну-ну.
Из— под аристократического фасада леди Каролины заметно проступало возбуждение.
— Реджи, где Перси?
— Кто, Буля? По-моему, пошел в библиотеку. Я его только что выплеснул из машины.
Леди Каролина повернулась к брату.
— Пойдем в библиотеку, Джон.
— Хорошо. Хорошо. Хорошо, — раздраженно сказал лорд Маршмортон. Что-то явно нарушало его душевное спокойствие.
Реджи поехал дальше. Убрав машину, он на обратном пути к дому повстречал Мод.
— Привет, старушка.
— А, это ты, Реджи! Привет. Я ждала тебя вчера вечером.
— Вчера вечером не вышло. Пришлось торчать в городе, выручать нашего Булю. Не мог бросить в час испытания. — Реджи радостно захихикал. — «Час испытания» — недурно, а? Понимаешь, так оно и было.
— Подожди, что случилось с Перси?
— Ты что же, ничего не слышала? А, ну да. Это еще не попало в утренние газеты. Ну, Перси ударил полицейского.
— Что??!
— Вмазал менту. Драма и трагедия. Врезал ему в диафрагму. Абсолютно. Место трагедии отмечено крестиком.
Мод перевела дыхание. Она чувствовала, что каким-то образом это чрезвычайное происшествие связано с ее эскападой. Но чувство юмора возобладало над тревогой. Глаза ее блеснули.
— Перси ударил полицейского?!
— Абсолютно. Человек-тигр. Угроза обществу. Никакого удержу. В силу неведомых причин великодушная кровь Бэлферов вскипает — и шмяк! Забрали его на Вайн-стрит. Как в поэме «И побрел старый Перси, бренча кандалами». А нынче, ясным ранним утром, судья облегчил его на десять монет. Теперь ты видишь, старушка, что наш долг уставился нам прямо в рыло. Мы просто обязаны выдрессировать Булю и сдать в спортивный клуб. Ну, что это?! Классный средневес увядает без толку под сенью родного шалаша.
Мод помедлила минутку.
— Ты, конечно, не знаешь, — спросила небрежно она, — почему он это сделал. Он тебе ничего не объяснил?
— Не сказал ни единого слова. По сравнению с ним устрицы трепливы, могилы болтливы. Абсолютно. Я знаю одно: он дал полицейскому в пояс. Что привело к этому, превыше моего разумения. Хочешь рвануть в библиотеку, поглазеть на вскрытие?
— Вскрытие?
— Понимаешь, я только что видел мамашу и лорда, они шли в библиотеку. Мне показалось, что по дороге домой мамаша прихватила вечернюю газету. Когда она приехала?
— Совсем недавно.
— Значит, так оно и есть. Скорее всего, купила газету, чтобы почитать в поезде. Господи, неужели она подхватила эту, со стихами? Какой-то субъект так увлекся красотой инцидента, что описал его в поэме. По-моему, стоит заглянуть туда и посмотреть, что там творится.
Мод снова помедлила. Она была смелой девушкой, да и чутье говорило ей, что лучшая защита — нападение. Блеф, вот что ей нужно. Широко раскрытые глаза, неподдельное, невинное удивление… В конце концов, Перси не может быть уверен, что видел ее на Пиккадилли.
— Ладно.
— Кстати, старушка, — осведомился Реджи, — забыл спросить, как твое дельце, выгорело?
— Не очень. Все равно, спасибо, что отвез меня в город.
— Знаешь, — нервно сказал Реджи, — лучше не слишком распространяться на этот предмет. Не вздумай сказать мамаше, что я тебя прокатил.
— Не беспокойся, — сказала Мод. — Я и не собираюсь. Между тем лорд Бэлфер, для поправки самочувствия, прибегнул к виски с содовой. Что-то такое было в библиотеке с ее темными полутонами, тихой, словно покинутый город. Мир с его жестокими приключениями и высокими полицейскими сюда не проникал. Успокаивали ряды книг, которые никто никогда не читал, и бесчисленные таблички для записей, на которых никто ничего не записывал. С широкой каминной доски смотрел, почти сочувственно, бюст какого-то древнего старца. Словом, нечто, отдаленно напоминающее покой, начало было проникать в израненную душу, когда его изгнал оттуда внезапный стук двери, впустившей брата и сестру. Один взгляд наледи Каролину сказал Перси, что ей все известно.
Он поднялся, приготовляясь к обороне.
— Позволь объяснить…
Подавляемые эмоции сотрясали хозяйку замка. Эта властная дама не потеряла контроля над собой, но ее аристократическое спокойствие редко подвергалось таким суровым испытаниям. Как правильно догадался Реджи, она прочла в поезде ту статью и мир ее обрушился. Цезарь, пронзенный кинжалом Брута, вряд ли испытал худшее потрясение. Другие члены семейства нередко давали ей повод для разочарования. Она уже приучила себя к тому, что брат ходит по саду в вельветовых брюках и вообще ведет себя не так, как подобает графу Маршмортонскому. Она смирилась с пороками Мод, позволившими ей влюбиться в нищего, которого ей никто не представил. Даже Реджи порой проявлял демократические черты, которые она решительно не одобряла. Но в своем племяннике Перси она была совершенно уверена. Он был нерушимой скалой. Уж он-то, по крайней мере, думала она, никогда не сделает ничего такого, что уронило бы семейный престиж. И вот, если можно так выразиться, «Перед дружиной на коне Гаральд, боец седой…». Иными словами, Перси оказался хуже их всех. Как бы неблагоразумны ни бывали другие, по их вине семейство не попадало на юмористические страницы вечерних газет. Лорд Маршмортон может носить вельветовые брюки, отворачиваться от соседей на приеме и удаляться с книгой в постель, когда долг велит ему быть хозяином на балу; Мод может отдать свое сердце субъекту, о котором никто не слышал; Реджи может появляться в фешенебельных ресторанах с профессиональными боксерами; но уж, во всяком случае, поэты вечерних газет никогда не писали глумливых стихов об их подвигах. Этот последний позор дождался безвинного прежде Перси, который был исключительно щепетилен по части положения в обществе и фамильного имени. И что же? Если верить прессе, он растрачивает драгоценное время юности, носясь по Лондону, как разъяренный готтентот и нападая на полицейских. Чувства леди Каролины мы сравним с переживаниями епископа, который вдруг обнаружил, что один из любимых его священников поклоняется Мумбо-Юмбо.
— Объяснить? — вскричала она. — Что тут можно объяснить? Ты, мой племянник, наследник титула, ведешь себя, как простой хулиган! Твое имя — в газетах!…
— Если бы вы знали все обстоятельства…
— Обстоятельства? Они в газете. Черным по белому.
— Да еще в стихах, — добавил лорд Маршмортон и невольно прыснул. Он вообще легко смеялся. — Ты прочитай. Там есть шикарные строчки…
— Джон!
— Но прискорбные, — поспешил добавить лорд Маршмортон. — Весьма прискорбные. Что ты думаешь?! Ты — мой единственный сын. С нежной заботой я следил, как из младенца ты становился мальчиком, из мальчика — мужчиной. Я всегда гордился тобой. А ты, черт побери, рыскаешь по Лондону, как лев, ищешь, кого бы пожрать, терроризируешь огромный город. Безобидные констебли опасаются за свою жизнь…
— Дадите вы мне сказать? — закричал Перси и поспешил прибавить. — Ты послушай, я шел по Пиккадилли в свой клуб обедать и около Берлингтонского пассажа увидел Мод.
Леди Каролина испустила возглас удивления.
— Мод? Она была здесь.
— Не понимаю, — лорд Маршмортон гнул свою линию, чувствуя, что с праведным негодованием получилось хорошо. Благоразумно, думал он, продолжить в том же духе, хотя вообще-то Перси не сделал в жизни ничего более удачного, чем это нападение на полицию. Граф свое время прошел через все дурачества молодости и начинал уже воспринимать своего невинного сына как недочеловека. — Ты что, дикарь какой-нибудь? В Оксфорде ты не встревал ни в какие переделки. Коллекционировал старинный фарфор и молитвенные коврики.
— Прошу тебя, помолчи, — нетерпеливо сказала леди Каролина. — Продолжай, Перси.
— Ну, вот! — обиделся лорд Маршмортон. — Сказать ничего нельзя! Я просто хотел…
— Ты говоришь, Перси, что видел Мод на Пиккадилли?
— То-то и оно. Я решил, это двойник какой-нибудь, но тут она прыгнула в такси.
Лорд Маршмортон не мог пропустить такого. Он был человек справедливый.
— Почему бы девушке не сесть в такси? Почему девушка на Пиккадилли — непременно моя дочь? — продолжил он, загораясь спором и возбуждаясь собственными доводами. — Лондон полон девушек, берущих такси.
— Она не взяла такси.
— Ты только что сказал, что взяла, — подловил его лорд Маршмортон.
— Я сказал, что она села в такси. В нем уже сидел мужчина. Тетя Каролина, это тот самый.
— Боже мой! — вскричала леди Каролина и рухнула в кресло.
— Я совершенно убежден, — торжественно сказал лорд Бэлфер. — Ну, посудите сами. Такси остановилось в пробке, я подошел и в совершенно корректной форме попросил разрешения взглянуть на девушку. Он сказал, что в такси никого нет. Но я видел собственными глазами, что она туда запрыгнула. Все время он высовывался из окна, чтобы заслонить ее от моего взгляда. Я погнался за ним по Пиккадилли в другом такси, настиг у «Карлтона». Когда я подъехал, он стоял на тротуаре. Мод не было. Я потребовал, чтобы он сообщил мне ее координаты…
— Это напоминает мне, — заметил лорд Маршмортон, — один анекдот. Старый, надо сказать. Если вы его слышали, прервите меня. Женщина говорит служанке: «Хотела бы я знать координаты хозяина!» А служанка отвечает…
— Помолчи! — оборвала его леди Каролина. — Кажется, тебя могло бы заинтересовать благополучие твоей собственной дочери!
— Как же, как же! — торопливо сказал лорд Маршмортон.
— А служанка отвечает: «Они в стирке». Продолжай, Перси. Господи, не целый же день рассказывать эту историю!
— Тут подошел этот дурак-полицейский и спросил, в чем дело. Да, я потерял голову. Он вцепился мне в плечо, а я его ударил.
— Куда? — спросил дотошный лорд Маршмортон.
— Какое это имеет значение? — вскричала леди Каролина.
— Ты поступил совершенно правильно, Перси. Нет, что за нахалы! Трогают людей руками! Скажи, каков этот человек?
— На вид — самый обычный. По правде говоря, мне запомнилось только, что он чисто выбрит. Не понимаю, как Мод могла потерять голову. По-моему, никакого обаяния, — сказал лорд Бэлфер несколько нелогично. И сам Аполлон вряд ли понравится тому, с кого он сбил любимую шляпу.
— Скорее всего, тот самый человек.
— Конечно, кто ж еще! Ну, подумай: он — американец. А человек из Уэльса вроде бы тоже американец.
Наступило тяжелое молчание. Перси уставился в пол. Леди Каролина тяжело дышала. Чувствуя, что от него чего-то ждут, лорд Маршмортон произнес: «Ой, господи!» и серьезно уставился на чучело совы. Тут появились Мод и Реджи.
— Ну-ну, ну-ну, ну-ну, — беззаботно сказал Реджи. Он всегда верил в то, что разговор надо начинать так, чтобы собеседник сразу почувствовал себя уютно. — Ну-ну, ну-ну!
Мод вся напряглась, как перед схваткой.
— Здравствуй, Перси, здравствуй, дорогой, — сказала она, встречая укоряющий взгляд брата с тем совершенным самообладанием, которое возможно только при совершенно нечистой совести. — Что это за слухи? Ты стал бичом Лондона? Реджи говорит, полицейские выныривают из люков, только завидят тебя.
Ледяная атмосфера обескуражила бы менее мужественную девушку. Леди Каролина поднялась и смотрела сурово. Перси пыхтел всей своей измученной душой. Лорд Маршмортон, чьи мысли уже унеслись в розовый питомник, сосредоточился и старался выглядеть грозно. Мод не стала дожидаться ответа. Она являла чарующую картину английской девичьей юности; и у ее брата едва не выступила пена изо рта.
— Папа, миленький, — сказала она, любовно беря его за пуговицу, — я набрала утром восемьдесят три. Попала в длинную лунку за четыре приема. Одно очко не добрала до рекорда, в жизни так не играла.
— Ой, господи, — слабо произнес лорд Маршмортон, не сводя осторожного взгляда с сестры и похлопывая дочь по плечу.
— Сначала я выдала классический удар, прямо на середину дорожки. Потом взяла медяшку и запустила прямо на границу поля. Сто восемьдесят ярдов, до дюйма. Потом…
Леди Каролина, которая не была поклонницей древней аристократической игры, перебила рассказчицу.
— Нам неинтересно, что ты делала утром. Скажи лучше, что ты делала вчера во второй половине дня.
— Да, — сказал лорд Маршмортон. — Где ты была вчера во второй половине дня?
Мод поглядела на них взглядом маленькой девочки, которая даже и не пыталась сделать что-нибудь недостойное за всю свою небольшую жизнь.
— А что такое?
— Что ты делала на Пиккадилли? — спросила леди Каролина.
— Пиккадилли? Где Перси дерется с полицейскими? Не понимаю.
Леди Каролина была плохим охотником. Она задала один из тех прямых вопросов, на которые можно ответить только «да» или «нет», чего в полемике допускать нельзя, как нельзя стрелять по сидящим птицам.
— Ездила ты вчера в Лондон?
Чудовищная нечестность такого метода уязвила Мод. С самого детства она придерживалась расхожего женского взгляда на Прямую Ложь. Пока речь шла о недоговаривании, она не была чересчур щепетильна. Но намеренной лжи она не терпела. Из двух зол она выбирала то, которое, по крайней мере, не лишит уважения к себе.
— Ездила.
Леди Каролина посмотрела на лорда Маршмортона. Лорд Маршмортон посмотрел на леди Каролину.
— Чтобы встретиться со своим ничтожеством?
— Да.
Реджи Бинг попытался тихонько выскользнуть из комнаты. Он печально наблюдал тяжелую сцену, переминаясь с ноги на ногу, играя пуговицами пальто.
— Не уходи, Реджи, — сказал лорд Маршмортон.
— Э-э, то есть, это… семейная сцена, в общем… вы меня понимаете… надо кое-что сделать…
Он исчез. Лорд Бэлфер нахмурился как туча.
— Значит, это и есть тот человек, который сбил с меня шляпу?
— Что ты хочешь сказать? — спросила леди Каролина. — Сбил с тебя шляпу? Ты ничего не говорил о шляпах.
— Я хотел заглянуть в машину, ухватился за ручку, и тут он ударил по моей шляпе. Она слетела. Пока я ее поднимал, он уехал.
— Кх! — взорвался лорд Маршмортон, — кх, кх, кх! — высшим напряжением воли он состроил маску негодования.
— Надо было потребовать, чтобы его арестовали, — твердо сказал он. — Технически говоря, это нападение.
— Человек, который сбил с тебя шляпу, Перси, — сказала Мод, — это не… Это совсем другой человек. Незнакомый.
— Как будто ты могла ехать в такси с незнакомцем! — едко сказала леди Каролина. — Надеюсь, есть пределы даже твоему легкомыслию.
Лорд Маршмортон прокашлялся. Ему было жалко Мод. Он любил ее.
— Э-э, если посмотреть широко…
— Помолчи, — сказала леди Каролина. Лорд Маршмортон стушевался.
— Я старалась избежать встречи с тобой, — сказала Мод, — и прыгнула в первое попавшееся такси.
— Не верю, — сказал Перси.
— Это правда.
— Ты просто пытаешься сбить нас со следа.
Леди Каролина повернулась к Мод, выглядевшей при этом, как мученик на дыбе, который дерзает подать застенчивую жалобу, в то же время боясь, как бы не оскорбить в лучших чувствах своих палачей.
— Почему ты не хочешь проявить благоразумие? Почему ты не хочешь послушаться тех, кто старше и мудрее тебя?
— Совершенно точно, — сказал лорд Бэлфер.
— Все это — полная чепуха.
— Совершенно точно, — сказал лорд Бэлфер. Леди Каролина раздраженно повернулась к нему.
— Пожалуйста, не перебивай! Ну вот, из-за тебя я забыла, что хотела сказать.
— По-моему, — сказал лорд Маршмортон, снова показываясь на поверхности, — в таком деле надо…
— Прошу тебя, — сказала леди Каролина, — помолчи. Лорд Маршмортон возобновил молчаливое общение с набитой опилками птицей.
— Любить не запретишь, тетя Каролина, — сказала Мод.
— Почему же? Если есть разумный человек, который… Лорд Маршмортон оторвался от совы.
— А вот, когда я был в Оксфорде, — словоохотливо сказал он, — я вообразил, что влюблен в девицу из табачной лавки. Безнадежно, заметьте. Жениться хотел. Помню, бедный мой отец забрал меня из Оксфорда и держал здесь, в Бэлфере. Да, под замком. Я был чертовски расстроен, хорошо помню. — Он углубился в славное прошлое. — Как же ее звали, хотел бы я знать? Странно, что не помнишь имен. У нее были каштановые волосы и родинка на подбородке. Я еще целовал…
Леди Каролина, обычно поддерживавшая экскурсы своего брата в семейную историю, прервала воспоминания.
— Нашел время!
— Да нет, я ничего. Все прошло. Так, к слову.
— Что ж, — сказала леди Каролина, — наш отец поступил очень здраво. Не вижу другого выхода. Вот что, Мод, ты не ступишь шагу из замка, пока не преодолеешь эту нелепую страсть. За тобой будут следить.
— Я буду за тобой следить, — сказал торжественно лорд Бэлфер. — Я буду следить за каждым твоим шагом.
Мечтательное выражение проступило в карих глазах Мод.
— Но стены из камня — еще не тюрьма, решетки — не клетка еще, — тихо сказала она. — С тобой это никогда не случалось, Перси, — сказал лорд Маршмортон.
— Тюрьма, тюрьма, — заверила леди Каролина, не обращая внимания на его вмешательство.
Мод глядела на нее, как пленная принцесса глядит на своих тюремщиков.
— Ну и пусть. А я его люблю, и всегда буду любить, и никто не запретит мне любить его, потому что я его люблю, — сказала она.
— Чепуха, — откликнулась леди Каролина. — Через год ты забудешь его имя. Ты согласен, Перси?
— Совершенно, — сказал лорд Бэлфер.
— Не забуду.
— Очень трудно помнить имена, — сказал лорд Маршмортон. — Сколько раз я пытался вспомнить имя этой девицы из лавочки! Да тысячу раз! Вроде бы на Л. Мюриэль, что ли, или Хильда?
— Через год ты сама удивишься своей глупости. Ты согласен, Перси?
— Совершенно, — сказал лорд Бэлфер. Лорд Маршмортон повернулся к нему.
— Господи помилуй, нельзя же так отвечать! Что такое — «совершенно»? Если бы кто-нибудь подошел ко мне и спросил: «Это ваш сын?», что, по-твоему, можно ответить. «Совершенно»? Не надо было собирать эти идиотские коврики. Последний разум потерял.
— Говорят, тюремная жизнь ослабляет интеллект, — сказала Мод, подойдя к двери и поворачивая ручку. Паж Альберт, который лечил себе уши, подслушивая у замочной скважины, выпрямил свое маленькое тело и куда-то шмыгнул. — Это все, тетя Каролина? Я могу идти?
— Конечно. Я сказала все.
— Ну что ж. Жаль, что я вынуждена ослушаться, но поделать ничего не могу.
— Посидишь тут несколько месяцев, так сможешь, — сказал Перси.
На лице у Мод заиграла мягкая улыбка.
— Любовь смеется над замками, — тихо сказала она и вышла из комнаты.
— Что она сказала? — заинтересовался лорд Маршмортон. — Кто смеется над замками? Ничего не понимаю. С чего бы это над ними смеяться? В высшей степени полезная вещь. Вот, не далее, как позавчера, заклинило замок у меня в ящике. Слесарь чинил. Очень интересно. От него так и несло дешевым табаком. Это какую же надо глотку, чтобы курить такую дрянь! Но замок починил. Не понимаю, что тут смешного.
Лорд Бэлфер задумчиво подошел к окну и вглядывался в сгущающиеся сумерки.
— И надо ж было этому приключиться, — сказал он с горечью, — накануне моего дня рождения.
Глава VII
Первое необходимое условие для наступающей армии — наличие плацдарма. Вступив в деревню Бэлфер и тем самым завершив первый этап наступления на замок, Джордж избрал своим плацдармом «Маршмортонский Арсенал». Впрочем, избрал — слишком сильно сказано, ибо слово это предполагает возможность выбора, а в данном случае выбора не было. В Бэлфере два кабачка, но только «Маршмортонский Арсенал» может предложить приют всаднику и коню — при условии, конечно, что всадник и конь желают переночевать. Другое заведение, «Синий Кабан», — не более чем пивнушка, где собираются по вечерам нижние слои бэлферского общества, чтобы утолять жажду и рассказывать друг другу нескончаемые, пустопорожние истории. «Маршмортонский» же «Арсенал» — уютная, респектабельная гостиница, обслуживающая деревенскую плутократию. Там в иной вечерок вы можете застать местного ветеринара, дымящего трубкой в обществе бакалейщика, мясника и пекаря, а может быть — и соседских землевладельцев. По субботам там подают, как всегда, на шиллинг, что на деревенском диалекте означает порцию вчерашнего жаркого с вареной картошкой и ломоть сыра тех сортов, которые напоминают, что реклама — двигатель торговли. Во все прочие дни недели, до самого позднего вечера, посетитель «Маршмортонского Арсенала» имеет его почти полностью в своем распоряжении.
Интересно, существует ли во всем обширном мире место более любезное сердцу влюбленного, чем типичная английская деревня? Скалистые Горы, традиционное пристанище разбитых сердец, имеют свои преимущества, но влюбленный должен быть человеком крепкого склада, чтобы сохранять сосредоточенность, когда он в любой момент может наткнуться на рассерженного гризли. В английской деревне таких препятствий нет. Удобства цивилизации она соединяет с умиротворенностью отшельничества, как никакое другое место, кроме, разве, Нью-Йоркской Публичной библиотеки. Здесь наш влюбленный беспрепятственно бродит туда и сюда, ни с кем не заговаривая и ни от кого не слыша приветствий, а в конце дня может съесть весьма недурной ужин, сдобренный золотистым элем.
Впридачу ко всем преимуществам деревни, Бэлфер обладает еще и особым шармом благодаря тому, что он знавал лучшие времена. Собственно говоря, он — в упадке, а упадок — своего рода утешение для израненных душ. Десять лет назад Бэлфер славился на всю Южную Англию своими устрицами. Он расположен на побережье, где остров Хэйлинг, лежащий наискосок от входа в залив, образует нечто вроде лагуны с морской водой, наподобие того, как Огненный остров отгораживает Большой Южный залив Лонг-Айленда от атлантических волн. Бэлферская бухта остается мелководной даже и во время прилива; отлив же оставляет за собой блестящие островки ила, которым устрицы почему-то отдают предпочтение перед всеми другими лежбищами. Бэлферские устрицы долго оставались коронным блюдом на веселых ужинах в «Савое», «Карлтоне» и «Романо». Герцоги дурели от них, хористки рыдали, если их не было в меню. Но в один недобрый час некто открыл, что своей сочностью и пышностью бэлферская устрица обязана тому, что завтраком, обедом и ужином ее снабжает почти исключительно местная канализация. Грань между всенародным признанием и всеобщим забвением очень тонка. Мы наблюдаем это на политиках, генералах и спортсменах; устрицы — не исключение. Поднялась паника, боялись тифа — страх необоснованный и преходящий, но он сделал свое гибельное дело; чуть ли не в один день из процветающего промышленного центра Бэлфер превратился в сонную, миром забытую дыру, какою его и застал Джордж Бивен. Мелководная бухта и поныне там; ил и поныне там; даже устричные островки поныне там; но ни ловцов, ни копошащегося вокруг них делового мирка нет как не было. Слава Бэлфера закатилась, на вратах его надпись «Оставь надежду». Он потерял в значимости, но приобрел в очаровании; и если кто-нибудь жалел об этом, то не Джордж. Для него в его нынешнем душевном разброде Бэлфер был идеальным местом.
Далеко не сразу поднялся Джордж до того уровня, чтобы спросить себя, почему он здесь и что, коли он здесь, он собирается делать. Первые два дня он расслабленно бездельничал, погруженный в свои мысли. Он выкуривал долгие, мирные трубки, наблюдая, как конюхи чистят лошадей на конном дворе; он играл с гостиничным щенком; он удостаивал почтительной ласки гостиничного кота. По уютной мостовой он шел к заливу, бродил по берегу, лежал навзничь на маленьком пляже по ту сторону лагуны, откуда ему открывался вид на красные деревенские крыши, а игрушечные волны плескали на камни, симулируя энергичную суету, которой они пытались прикрыть тот факт, что даже и в двухстах футах от берега глубина не превосходит двух футов. Бэлферская бухта питает неувядающую надежду на то, что ей удастся ввести случайного посетителя в заблуждение и он поверит, что это — открытое море.
Наконец начался отлив. Пустыня моря уступала место морю ила, по большей части покрытому веселой зеленью водорослей. Вечернее солнце играло на мягкой влаге всеми цветами радуги. Птицы запевали в зарослях, а Джордж, поднявшись, брел домой, в дружелюбный уют «Маршмортонского Арсенала». И самое замечательное, что все это казалось ему совершенно естественным, исполненным смысла; не было у него никаких таких ощущений, что, влюбившись в леди Мод и последовав за ней в Бэлфер, он поставил перед собой невыполнимую задачу. Он ходил по воздуху, словно удостоился во сне поцелуя богини; а тот, кто ходит по воздуху, может легко проглядеть валяющийся под ногами булыжник.
Интересно, существует ли во всем обширном мире место более любезное сердцу влюбленного, чем типичная английская деревня? Скалистые Горы, традиционное пристанище разбитых сердец, имеют свои преимущества, но влюбленный должен быть человеком крепкого склада, чтобы сохранять сосредоточенность, когда он в любой момент может наткнуться на рассерженного гризли. В английской деревне таких препятствий нет. Удобства цивилизации она соединяет с умиротворенностью отшельничества, как никакое другое место, кроме, разве, Нью-Йоркской Публичной библиотеки. Здесь наш влюбленный беспрепятственно бродит туда и сюда, ни с кем не заговаривая и ни от кого не слыша приветствий, а в конце дня может съесть весьма недурной ужин, сдобренный золотистым элем.
Впридачу ко всем преимуществам деревни, Бэлфер обладает еще и особым шармом благодаря тому, что он знавал лучшие времена. Собственно говоря, он — в упадке, а упадок — своего рода утешение для израненных душ. Десять лет назад Бэлфер славился на всю Южную Англию своими устрицами. Он расположен на побережье, где остров Хэйлинг, лежащий наискосок от входа в залив, образует нечто вроде лагуны с морской водой, наподобие того, как Огненный остров отгораживает Большой Южный залив Лонг-Айленда от атлантических волн. Бэлферская бухта остается мелководной даже и во время прилива; отлив же оставляет за собой блестящие островки ила, которым устрицы почему-то отдают предпочтение перед всеми другими лежбищами. Бэлферские устрицы долго оставались коронным блюдом на веселых ужинах в «Савое», «Карлтоне» и «Романо». Герцоги дурели от них, хористки рыдали, если их не было в меню. Но в один недобрый час некто открыл, что своей сочностью и пышностью бэлферская устрица обязана тому, что завтраком, обедом и ужином ее снабжает почти исключительно местная канализация. Грань между всенародным признанием и всеобщим забвением очень тонка. Мы наблюдаем это на политиках, генералах и спортсменах; устрицы — не исключение. Поднялась паника, боялись тифа — страх необоснованный и преходящий, но он сделал свое гибельное дело; чуть ли не в один день из процветающего промышленного центра Бэлфер превратился в сонную, миром забытую дыру, какою его и застал Джордж Бивен. Мелководная бухта и поныне там; ил и поныне там; даже устричные островки поныне там; но ни ловцов, ни копошащегося вокруг них делового мирка нет как не было. Слава Бэлфера закатилась, на вратах его надпись «Оставь надежду». Он потерял в значимости, но приобрел в очаровании; и если кто-нибудь жалел об этом, то не Джордж. Для него в его нынешнем душевном разброде Бэлфер был идеальным местом.
Далеко не сразу поднялся Джордж до того уровня, чтобы спросить себя, почему он здесь и что, коли он здесь, он собирается делать. Первые два дня он расслабленно бездельничал, погруженный в свои мысли. Он выкуривал долгие, мирные трубки, наблюдая, как конюхи чистят лошадей на конном дворе; он играл с гостиничным щенком; он удостаивал почтительной ласки гостиничного кота. По уютной мостовой он шел к заливу, бродил по берегу, лежал навзничь на маленьком пляже по ту сторону лагуны, откуда ему открывался вид на красные деревенские крыши, а игрушечные волны плескали на камни, симулируя энергичную суету, которой они пытались прикрыть тот факт, что даже и в двухстах футах от берега глубина не превосходит двух футов. Бэлферская бухта питает неувядающую надежду на то, что ей удастся ввести случайного посетителя в заблуждение и он поверит, что это — открытое море.
Наконец начался отлив. Пустыня моря уступала место морю ила, по большей части покрытому веселой зеленью водорослей. Вечернее солнце играло на мягкой влаге всеми цветами радуги. Птицы запевали в зарослях, а Джордж, поднявшись, брел домой, в дружелюбный уют «Маршмортонского Арсенала». И самое замечательное, что все это казалось ему совершенно естественным, исполненным смысла; не было у него никаких таких ощущений, что, влюбившись в леди Мод и последовав за ней в Бэлфер, он поставил перед собой невыполнимую задачу. Он ходил по воздуху, словно удостоился во сне поцелуя богини; а тот, кто ходит по воздуху, может легко проглядеть валяющийся под ногами булыжник.